Ирена Лесневская о борьбе власти с независимым телевидением, движении в Советский союз и превращении журналистов в идеологов. Часть 1 Основатель телекомпании REN–TV в гостях в программе Hard Day’s Night – о ситуации на российском телевидении, о том как государство борется с независимыми СМИ и об идеальных бизнес-моделях в России.
Дзядко: У нас так получилось в последние дни, что все вопросы о себе. О себе и не только.
Лесневская: Это правильно. Сегодня это самая главная тема.
Дзядко: Все, что происходит сегодня в последние полторы недели вокруг телеканала ДОЖДЬ, учитывая долгую, как минимум 15-летнюю историю каких-то войн на нашем медиарынке, на что, на ваш взгляд, это похоже из того, что мы видели в 2001, 2003, 2006 году? С чем бы вы сравнили?
Лесневская: Вы знаете, они стали изощрённее. Они чему-то научились. Ren-TV была первой частной телекомпанией, которая была зарегистрирована в 1991 году. Никто еще ничего не понимал, но нас зарегистрировали как частную независимую российскую телекомпанию. Потом, спустя годы (это был 2005 год), в течение двух лет мы держали оборону. Нам потихоньку хотели отрубать по пальцу. Нам вынесли одно предупреждение – Троицкий в кадре.
Лобков: А за что?
Лесневская: Была передача, где Децл и музыковед наш, Артемий Троицкий, в кадре говорили о том, как это все ужасно, что это неправильно и так далее, и говорили о наркоте (случаи всякие), что не надо это делать, и какое число людей погибает от этого, мучения артистов, которые не могут выйти на сцену. Децл вдруг говорит: «На самом деле я считаю, что наркота, может быть, лучше, чем алкоголизм. У нас пьют все, и от алкоголизма умирает огромное число людей в год, значительно больше, чем от наркоты».
Лобков: Не пропагандируйте, ради Бога.
Лесневская: Боже мой, что я делаю, надо все запикать. В результате весь этот разговор приравняли к пропаганде. Только одну фразу (за эту фразу вне контекста), мне вынесли предупреждение. И через две недели вынесли предупреждение по «Симпсонам».
Лобков: Там мат какой-то был?
Лесневская: Нет. Это по запросу депутатов: как это так, показывать «Симпсонов», они уродуют детские души и так далее. Что вы думаете? Я отбила оба. Я билась. Я к Черкесову пошла. Надо отдать ему должное.
Желнов: Это бывший глава Госнаркоконтроля.
Лесневская: Я ему поставила кассету, сказала: «Не уйду, пока вы все не посмотрите, не прослушайте, потому что ваши эксперты написали лабуду, я это докажу». Я была очень решительно настроена, и он снял с работы этого эксперта.
Лобков: Или он вам так сказал.
Лесневская: Нет, мне ответ официальный пришел. Я не знаю, на здоровье, пусть он там хоть генерала получает после этого, но с меня одно предупреждение сняли. И второе – не вынесли. Так оно провисло. Это было долго, медленно и больно. Но я боролась два года, потому что было ясно, что канал отбирают, ищут всякие возможности.
Лобков: А вы знали, кто отбирает?
Лесневская: Да. Ровно тот же, кто отбирает сегодня ДОЖДЬ.
Дзядко: Что за люди?
Лесневская: Кто? Назвать имена, фамилии, явки?
Лобков: Кто этот заинтересованный человек?
Лесневская: Я предполагаю, что Путин.
Лобков: А орудием-то кто был?
Лесневская: Так как пакет акций был у РАО «ЕЭС». РАО «ЕЭС» должен был продать тем, кому сказали продать пакет.
Давлетгильдеев: А кто с вами разговаривал? Кто тогда курировал медиа?
Лесневская: Теперь этот канал Ковальчуков. Вот и все.
Дзядко: На тот момент кто был основным переговорщиком?
Желнов: Тут роль переговорщика тоже важна.
Лесневская: Их было очень много. Дело в том, что переговорщики были с Чубайсом, потому что у РАО «ЕЭС» было 70%.
Лобков: Когда вы продавали акции Чубайсу, вы надеялись, что высокопоставленный человек либеральных взглядов вас защитит?
Лесневская: Я очень благодарна Чубайсу (о чем вы говорите!), потому что он неоднократно спасал канал. До этого был «Лукойл», Лужков и так далее. Все 15 лет канала это было сплошное выживание.
Лобков: А ему нужен был канал, чтобы купить его и употреблять по собственному назначению?
Лесневская: Нет, никогда ни одного звонка не было, притом, что у нас были жесткие новости, у нас были сильные программы, и уже Марианна была. Все абсолютно делали без заказов, без «джинсы». Очень многие вещи не совпадали, потому что многие вещи мы озвучивали из того, что тогда было непринято. В 2003 году все потихоньку заткнулись, а мы все вещали.
Желнов: Децл, «Симпсоны» – это какие годы?
Лесневская: 2004-2005 годы.
Желнов: А что последним поводом послужило?
Лесневская: Последнее было то, что я сказала, что мы тогда будем продавать свой канал, свои акции.
Дзядко: Это оставшиеся 30%?
Лесневская: Да, 30%. Гендиректором телекомпании была я, гендиректором канала был мой сын Дмитрий. Мы всем занимались – и программами, и кино, и новостями. Это долгая история, но, во всяком случае, нам опять помогли немцы, как Ходорковскому помогла Меркель. Здесь Шрёдер разговаривал с Владимиром Владимировичем с просьбой продать пакет из пакета Чубайса. Он сказал: «Нет, из пакета Чубайса останется государству, а вы можете купить у Лесневских».
Лобков: Как глубоко глава государства разбирается в акционерном устройстве телекомпании!
Лесневская: Мы безумно благодарны, что не отняли, не затопали ногами, не выгнали за порог и сказали: «Все, это уже не ваше». На наших глазах росло и умирало огромное количество компаний.
Дзядко: Вам кажется, что сейчас, спустя почти десять лет, Владимир Владимирович Путин также осведомлен об устройстве акционерных обществ в том, что касается средств массовой информации?
Лесневская: Конечно. Значительно лучше, чем вы и я, потому что для нас это все непрозрачно – все, что происходит.
Давлетгильдеев: Вы сказали, что вы ходили к Черкесову. А к Путину тогда ходить не пытались, чтобы с ним лично поговорить?
Лесневская: Пыталась.
Давлетгильдеев: Не получилось?
Лесневская: Нет, не получилось. Потом поняла, что не нужно.
Давлетгильдеев: А через кого вы это делали?
Лесневская: Сама звонила. Я с ним знакома.
Давлетгильдеев: То есть вы с ним когда-то пересекались, виделись?
Лесневская: Я пересекалась, несколько раз была у него. Была в Сочи у него. И в Москве, когда он еще премьером работал. Он, кстати, очень помог. Я тогда занималась музеем Окуджавы, и он подписал все бумаги безоговорочно. Что длилось достаточно долго, а он решил этот вопрос в один день.
Дзядко: А почему решили, что уже не нужно пытаться с ним встретиться?
Лесневская: Потому что уже вышли мы на немцев, вернее, немцы на нас, предложили такой вариант. Мы согласились.
Чудинова: А какой интерес у немцев был?
Лесневская: Они хотели на русский рынок войти. Им это удалось. Я была рада, что это немцы, а не целиком государство. Мне казалось, что таким образом дух сохранится, потому что иностранцы, демократическая страна и так далее.
Желнов: Наследие хотели еще сохранить в некотором роде.
Лесневская: Мне казалось, что все не порушат.
Желнов: Каждый из нас, наверное, имеет какое-то свое представление о главных игроках медиарынка. Понятно, что мы все читаем, все следим, это касается всех журналистов в нынешних условиях. Но ваш список? Кто сейчас главный игрок, и кто, может быть, был тогда? Как-то перетасовывается эта карта или нет?
Лесневская: Конечно, перетасовывается. Сегодня сплошное государственное телевидение. Государство с олигархами.
Желнов: Тем не менее, есть акционеры. Кто сегодня главный акционер в медиа, главный лоббист?
Дзядко: Идеолог.
Лесневская: Я не думаю, что акционеры – они же лоббисты. Лоббисты обычно получают зарплату. А эти получают только дивиденды и все.
Желнов: Чтобы для зрителей было понятно – о ком мы говорим?
Лесневская: Я думаю, Ковальчуки, конечно. «Национальная медиа группа». Потому что «Первый канал», и «Рен-ТВ», «Пятый канал», «СТС», «100 ТВ» – там куча каналов.
Лобков: «НТВ».
Лесневская: Опосредованно.
Дзядко: Получается, что это те же люди, которые определяют идеологическую работу со СМИ?
Лесневская: Нет, я думаю, они выполняют просто просьбу Владимира Владимировича и все прибирают к рукам. Вряд ли они сидят и дирижируют, и смотрят.
Лобков: Я с трудом представляю Юрия Валентиновича Ковальчука, который отсматривает все 148 своих медиа.
Лесневская: Вообще, я думаю, не знает, что там происходит. Зачем ему это нужно? Для этого есть специально обученные люди за специальную зарплату. Там сидят менеджеры, которые отвечают за идеологию и так далее.
Лобков: Я на «Пятом канале» работал, когда он стал ему принадлежать, я его один раз видел. Мне, говорят, страшно повезло, многие его вообще ни разу не видели.
Чудинова: А что касается идеологии, о которой мы сейчас говорим завуалированно, не называя имен. Как вам кажется, какой главный тренд у государства сейчас? Собственно говоря, «мы не отсматриваем 148 каналов или 1048, тем не менее, ДОЖДЬ услышали».
Лесневская: Кто определяет политику? Они и ДОЖДЬ – середины нет, есть огромное количество нишевых каналов по интересам («Рыбалка», «Муз-ТВ» и так далее), а все остальное – это государство с идеологией державности, православия, государственности и так далее, это государственная установка на любовь к родине через ящик. И ДОЖДЬ. Потому что вдруг из брызг непонятно чего (даже тучи не было) пошел ДОЖДЬ. Освежающий. Меня года полтора – два совершенно раздражало, когда я читала какие-то рейтинги, я слышала про ДОЖДЬ, но я его не видела. У меня его не было. У кого ни посмотрю, любимый канал – ДОЖДЬ. Причем у людей, которые мне симпатичны, мне нравятся они, я их уважаю. Я думаю: «Что же такое? Неужели все купленные? Кто пробивается вообще таким образом?»
Дзядко: Очень долго всех подкупали.
Лесневская: Начала интересоваться. Включила и на эту иглу я села, и вот три года я на ней сижу.
Дзядко: Есть история с телеканалом ДОЖДЬ, история с «Вконтакте» с Павлом Дуровым. Есть история с тем, что несколько месяцев назад меняется руководство «Газпром-Медиа». Есть история о том, что, как мы узнали из агентства ИТАР-ТАСС, сменится генеральный директор радиостанции «Эхо Москвы», а в скором времени будут выборы главного редактора (3 марта). Если исходить из нескольких точек этой тенденции, мы куда движемся? И кто определяет это движение? Те же Ковальчуки? Или кто-то другой, который ближе, чем Ковальчуки, и который над всеми этими олигархическими группами стоит?
Лесневская: Вчера какой-то человек из КПРФ у Соловьева в программе кричал в студии, но сказал: «Вы не понимаете, мы движемся в сторону СССР, слава Богу. Еще несколько лет, и мы, наконец, возродим то, что мы все потеряли, мы вернемся в него. Это самое лучшее, что могло произойти за эти последние десять лет».
Лобков: Мне кажется, Украина будет против.
Лесневская: Я надеюсь, что Украина сейчас 50/50.
Чудинова: Правильно я понимаю, что мы ждем «железного занавеса», информационного голода?
Лесневская: Я боюсь одного, как бы наши не ввели туда танки. Потому что то, что, например, говорят все эти политологи, это слышать просто страшно. То, что говорит Киселев. Просто восстановление такое друг против друга, и такая ненависть к украинцам.
Дзядко: Зато там иногда бывают афоризмы. Например, «что делать, если на одной руке одна слезинка, а на другой – две слезинки». Вы эту логику как себе объясняете? Именно в 2014 году, накануне Олимпиады, не сразу после возвращения Владимира Путина в Кремль, не после Олимпиады, например. Именно сейчас. Почему?
Лесневская: Вы единственные, кто показывал весь Майдан в прямом эфире. Абсолютно явно, завидуя Майдану, Украине и тому, что они могут, а мы нет.
Лобков: Такое ощущение. Мы этих слов не произносили.
Желнов: Внутри коллектива этой зависти не было.
Лесневская: То, что у вас абсолютно своя, нормальная точка зрения, которую вы озвучиваете, которую вы не навязываете, но, пытаясь быть объективными, видно, что вы сочувствуете Майдану. Я, например, этого не скрываю. Я сочувствую Майдану.
Дзядко: Спикеров от Партии регионов у нас было огромное множество.
Лесневская: Да, я знаю.
Лобков: И они любят сюда ходить, что самое интересное.
Лесневская: К вам очень многие любят ходить. Я смотрю, как подтягиваются то коммунисты, то «Справедливая Россия». Люди, которые к вам приходят, стараются немножко отходить от своей точки зрения и приближаться к вашей, но не получается.
Чудинова: Я бы хотела немного поговорить с вами как с человеком, который строил свой телеканал и относился к этому не только, как к машине пропаганды, но и как к бизнесу.
Лесневская: Ни о какой пропаганде речи быть не может.
Чудинова: Ровно об этом. Очевидно, что инвестор телеканала ДОЖДЬ Александр Винокуров довольно часто говорит, что это бизнес-модель. Как вам кажется, телеканал ДОЖДЬ как бизнес-модель возможен в сегодняшней России? Если да, как вы это оцениваете. Какие должны быть условия?
Лесневская: Вы знаете, я снимаю шляпу перед ними. Мы с 1991 года существовали как производящая телекомпания, которая по заказу делала для всех каналов продукцию. У нас шло 16 проектов на «Первом канале», какое-то количество на «НТВ», что-то было на «России», и мы расширялись, прекрасно жили, все было в порядке, пока мы не купили канал. Канал, который 17 домов в Москве видели. Это такой маленький дециметровый канал, который вообще никто не видел и не знал. 51-й канал, кто его знал? И за два года мы его вывели, его стала видеть практически вся Россия. За два года мы дошли до 5%. Это очень много в общем объеме, это очень прилично. И это было потрясающее время, время созидания. Тогда все цвело пышным цветом, никто не думал о цензуре. Тогда такое количество телекомпаний, театров открывалось, студий, газет, журналов. Цензуры не было в 90-е годы, хотя их все хают и ругают. Я ни секунды не разделяю. Если бы этого не было, я не представляю, как можно было бы вообще жить сегодня. Если бы, по крайней мере, какие-то отголоски не остались от этих 90-х сегодня. И то, что мы делали, казалось, никто не думал о бизнесе. Я проработала 19 лет на телевидении до этого, и я собрала такую команду. Пришли люди, которые реализовывали все свои идеи. Доренко, Молчанов, тот же Дима Киселев.
Лобков: Вы работали с ним?
Лесневская: Конечно. «Национальный интерес» запускала я в Ren-TV для России. Мы очень много продукции делали. Рязанов. Кого только не было. И это был такой драйв, это было так интересно! Но так как мы очень мало зарабатывали, мы были все в кредитах, мы снимали, снимали. Мой сын снимал кино, сериалы, только чтобы зарабатывать, зарабатывать и отдавать кредиты. И к 2005 году у нас была прибыль. Семь лет мы к этому шли, но это был колоссальный труд по сравнению с сегодняшними затратами. Сегодня прелесть вот с такой маленькой камерой, а тогда нужны были огромные студии, эти аппаратные, спутники и так далее.
Лобков: Тогда, в 2005-2006 году, был изобретен замечательный способ, как быстро поднять рейтинги. А сейчас что активно используется, это называется «эксплуатацией таких низменных страстей». И на том канале, который сейчас называется «Рен-ТВ», он активно используется: гадалки, например. Ведь это же эффективный способ подъема просмотров, подъема интересов. Я работал в «НТВ» как раз в это время.
Лесневская: Мы тоже начинали, мы делали астрологический прогноз на завтра, ежедневная программа на две с половиной минуты: две минуты – эфир и тридцать секунд – твоя реклама. Мы зарабатывали потрясающие деньги, пополам с «Россией». Причем с этими в черных шапках.
Чудинова: Да-да, это было очень антуражно.
Лесневская: И это тогда было модно, и мы это стали делать. Потом мы стали делать погоду. Помните, такие шлепки шли, Метео-ТВ. Это тоже Ren-TV начинало делать. Это была наша компания. Мы много чего начинали. Я уже не говорю об акционировании «Первого канала», мы же тоже учредителями там были.
Дзядко: Да, но, тем не менее, как эту грань не перейти – от каких-то тем и приемов, которые, несомненно, поднимают рейтинг и привлекают рекламодателей и все прочее, с одной стороны, а с другой стороны, не скатиться в…
Лесневская: Пошлятину.
Дзядко: Назовем это таким словом.
Лесневская: С первого дня я сказала, что на нашем канале не будет попсы. У нас была только классическая музыка. Вообще попсы не было. С первого дня я говорила, что никогда не будет никакой «джинсы». Мы нарушили это правило только в дни выборов, когда были «белые договора» на поддержку, покупали время во время выборов, рекламные ролики, интервью и так далее. Это все было официально. И мы никогда не будем делать то, что нам отвратительно, и на нашем канале никогда не будет коммунистов, пусть идут куда хотят. Не так много правил, и в общем, мы держались достаточно долго. Потом сын сказал: «Мама, можно ты всем этим будешь рулить до 12-ти, в 12-ть пусть эротика пойдет. Нам бабки нужны». Я смирилась. Он говорит: «Это будет хорошее кино, не порно, а эротика, Тинто Брасс». Я чуть с ума не сошла, когда я увидела это в эфире (да еще я близко стояла к телевизору) 7 ноября. Я никогда не забуду этого. 7 ноября, смотрю, в эфире стоят «Женщины». Старый фильм. Думаю, что это они. 7 ноября фильм «Женщины» поставили на 12.00 ночи. Думаю: ну, так праздник отмечают. И нажимаю кнопку. Нагнулась (что-то мне нужно было), просто нажала, большой телевизор на всю стенку, что-то взяла в ящике, поднимаю голову, и меня шарахнуло. Потому что на меня просто стоял огромный, большой фаллос по телевизору. Я чуть не упала. Стала звонить: «Что это такое в эфире!? Какие «Женщины»? Что это!!?». Он мне говорит: «Мама, успокойся, это Тинто Брасс вообще». Нигде не написано, что «Женщины» – это не тот замечательный советский фильм, который мы все так любили. Но я, зажав нос, переключала. Правда, реклама сместилась туда. Стали покупать рекламу именно в это время. Но ничего, пошлятины на канале не было, дешевок не было, вранья не было, цинизма не было. И все, как сумасшедшие, работали, любя то, что делали. Мы сутками придумывали фильмы, придумывали программы. Это был дом, как Володя Молчанов сказал, с Юрием Ростом: « Конюшня Роста». Причем, какие люди сидели! Гриша Горин, Леня Филатов. Мы придумывали, придумывали и придумывали.
Лобков: У нас есть Марианна Максимовская, вот удивительно.
Лесневская: Держится.
Лобков: Держится, и главное, что удивительно, что все это позволяют. И мы почему-то вот думаем, часто, что конспирология. Конспирология – это религия для рабов, мне кто-то сказал, что Путину или тому окружению ближайшему, нужно делать такую выездную Россию для показа. А вот у нас есть Максимовская, у нас есть «Эхо Москвы», у нас есть ДОЖДЬ (до последнего момента думали мы), и они могут всегда выложить нас на стол, когда им кто-то говорит: «А почему у вас нет свободы слова?». И тогда им выкладывают список из трех названий, и свобода слова есть.
Лесневская: Поэтому я ушла из The New Times, поняв, что я просто такая карточка. Ребята, посмотрите, что они пишут в The New Times. Как это у нас нет свободы слова?
Желнов: А когда карточка перестает быть карточкой? Что нужно сделать, что бы карточка стала уже не карточкой, а инструментом, за который зацепятся?
Лесневская: Я так думаю, у них задача одна. С деньгами все хорошо, с нефтью тоже, пока профицит. Понятно, что мы сырьевая держава, ничего другого мы не можем, мы должны очень красиво показать Олимпиаду, потом чемпионат по футболу, потом это. Мы всем покажем, что мы умеем и строить, и делать. Посмотрите, город-сад вырос. Был из домиков, где комнаты снимали по рублю у теток, ютились на верандочках, помните?
Желнов: Это понятно, это отдельные, большие события. Я имею ввиду, в такой обычной жизни, когда СМИ перестает быть карточкой, представляя уже реальную опасность, и с ним начинают считаться по-другому?
Лесневская: Увидев Болотную, увидев, что нарастает и нарастает вот эта крышка от чайника, когда уже пыхтеть невозможно, и чайник сейчас развалится на все части, нужно немедленно снять крышку. Поэтому вот эти островки существуют. Где-то Марианна, где-то «Эхо». Вы говорите, директора сменят. Главного редактора оставят. Оставят главного редактора.
Давлетгильдеев: Хочется в это верить.
Лесневская: Я не сомневаюсь, что и ДОЖДЬ оставят.
Дзядко: В это тоже хочется верить.
Лесневская: Я просто не сомневаюсь, потому что понятно, что все напуганы, все в шоке. Потому что действительно свежий, умный, талантливый, креативный, недорогой, по сравнению со всеми этими «тяжеловесами», которые стоят миллионы, и которые смотреть противно, и невозможно, за исключением некоторых проектов и какого-то кино. Новости смотреть невозможно, что уж там Киселева смотреть.
Лобков: У людей бывают разные интересы.
Давлетгильдеев: Я вспоминаю события 2005, 2006, 2007 годов. Вы знаете, есть сейчас такое понятие как уникальный журналистский коллектив, и тогда, наверное, о службе информации Ren-TV тоже можно было сказать эту фразу – «уникальный журналистский коллектив». И многие, когда пришел Орджоникидзе на канал, не смогли с ним работать. Мы помним, как ушла Ольга Романова, как ушла Лена Федорова, Татьяна Клокова – все те люди, которые делали эти новости тогда, и те новости Ren-TV, которые мы все смотрели и любили. За которые Ren-TV получал «ТЭФИ». Некоторые из них потом запустили свои новые медиапроекты. В частности, насколько я понимаю, Елена Федорова с вашим сыном сейчас занимается новым каналом, телевизионным проектом канала Minimovie. А про него вы можете, что-нибудь рассказать?
Лесневская: Вы знаете, они стольким занимались.
Давлетгильдеев: Это получилось успешно?
Лесневская: Мой сын уже уехал, после того как не стало Ren-TV. В 35 лет остаться на взлете – умея делать кино, все попробовав, имея успех не только на «ТЭФИ», венецианский фестиваль и так далее, фильм со Звягинцевым (один, второй), столько сняв сериалов – оказаться вдруг без работы. Он это раньше всех понял и сказал: «Мама, очень плохо пахнет. Я не смогу здесь ни жить, ни работать. Мир открыт, и я поеду пробовать». И он уехал. Тем более что дети были уже в таком возрасте, когда надо было решать, где они будут учиться. Здесь они практически не учились, им ставили «четверки», «пятерки», они могли месяцами болеть. Мой сын заволновался, что им за фамилию ставят «четверки», «пятерки», а должны быть знания и умения работать. Он отправил их в эту казарму, они просто в казарме живут в Англии.
Чудинова: Сердце бабушки волнуется.
Лесневская: Когда я приехала в это общежитие, я заплакала. Они в восторге от учебы. Они отличники. Какие-то грамоты у них там и так далее. Они в полном восторге от обучения. При этом мечтают вернуться в Россию, потому что здесь им все нравится, а там им ничего не нравится, кроме учебы.
Давлетгильдеев: А сыну там нравится?
Лесневская: Некорректно сказать, что ему там не нравится, но он тоскует очень.
Давлетгильдеев: Но получается?
Лесневская: В общем, у моего сына все хорошо.
Давлетгильдеев: А канал идет? Работает? Приносит доход?
Лесневская: Да, идет. Он уже и в Москве, и везде идет.
Желнов: Что это за канал, поясните.
Лесневская: Minimovie – это короткометражное кино. Он делал фестиваль в Каннах четыре года подряд.
Желнов: Мы помним, продюсер первых фильмов Звягинцева.
Лесневская: Да.
Дзядко: Отъезд сегодня, на ваш взгляд, – это единственный вариант поступка, действия для бизнесмена, который хочет быть независимым в России? Или быть независимым бизнесменом в России сегодня можно?
Лесневская: Понимаете, здесь невозможно снимать кино. Он снимал кино, потратили 6 миллионов долларов, вернули 250 тысяч. Это бизнес?
Давлетгильдеев: Но у Звягинцева был очень хороший прокат.
Чудинова: Это особенность все-таки российского кинематографа, давайте от нее немножко отойдем.
Лесневская: Конечно, потому что это не блокбастер и не арт.
Дзядко: У меня был вопрос о предпринимателях, бизнесменах. Понятно, что это кино, но, тем не менее, ваш сын – бизнесмен. И для независимого бизнесмена это единственный сегодня вариант – отъезд из страны – чтобы нормально продолжать заниматься бизнесом?
Лесневская: Заниматься тем, что нравится, здесь сейчас практически невозможно – это первое. Второе: у него четверо детей, четыре сына. Он занимается ими. Он занимается сценариями, у него какой-то бизнес там, он без конца летает туда-сюда, и он ничего не успевает. Любое свободное время – он тут же несется к детям. Старший учится, младший уже тоже учится, поэтому жизнь берет свое.
Желнов: Почему вы говорите, что здесь ничего невозможно? Если мы отбросим политику.
Лесневская: Кино заниматься бессмысленно. Идти на поклон в Фонд… Понимаете, у нас нет трубы. Деньги имеют способность таять, мой сын меня назвал «райсобесом». Так оно и есть, потому что все, что мы заработали, мы почти все потратили: бесконечные благотворительные проекты, плюс журнал, плюс кино, какие-то детские дома и так далее. И масса всякого. Издательство моего брата, которое выпускало только уникальные книги: только художественная литература, только Блок, Белый, Ходасевич, Клюев и так далее, без цензуры, с новыми документами, переписки. Он жил этим. В течение 22 лет это издательство издавало фантастические книги. Это тоже надо было как-то финансировать, потому что он все раздаривал, в библиотеки дарил, в музеи.
Лобков: Из этого всего получается такая концепция: народ ленив и не любопытен. Он не покупает хорошие книги, он не смотрит и не покупает хорошее кино, он любит «Ментовские войны». Может быть, в таком случае уже и успокоиться, и сказать: то, что у нас есть, это то, что мы заслужили?
Лесневская: И что? Грядки поливать?
Лобков: Я поливал грядки по телевизору тоже.
Лесневская: Кстати, вот так получалось! Я так завидовала, когда вы приезжали куда-то, думала: «Господи, хоть бы кто-нибудь приехал, научил».
Чудинова: Можно переформулирую вопрос Паши? Почему вы остаетесь в России?
Лесневская: Потому что здесь мой дом. Потому что здесь мои друзья, могилы моих самых любимых людей. Здесь люди, которых я люблю. Я не представляю жизни в Лондоне. При всей моей любви к внукам и сыну, я там больше недели находиться не могу. Мне в Лондоне все не нравится.
Дзядко: Это у вас такое небольшое продолжение марафона «Любите Родину».
Лесневская: Да-да. Я человек не пафосный, но я считаю себя абсолютным патриотом. Это немодно, это слово раздражает многих, но чем больше я сделаю гадостей тем людям, которые пытаются сегодня у меня отнять свободу, отнять свободу у моих детей, возможность любить и делать то, что они хотят, когда медицина развалена, школы развалены, сплошная коррупция – извините, на такой коде приходится заканчивать. У нас еще есть время? Я на чем-нибудь таком остановлюсь. Это мой дом, здесь живут мои любимые люди, мне больно за то, что здесь происходит. Мне больно за стариков, за детей, мне страшно за то, что вчера произошло в школе. В Америке это часто случается, несмотря на то, что у нас дети пьют больше, чем в Америке, колются больше, потому что все первые места по всему негативу – и по смертности детской, и по суицидам – занимают. Мне больно за мою страну, и я, насколько я могу еще, у меня есть силы, я буду сбивать эту сметану.
Сообщение: 1050
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 05.02.14 17:41. Заголовок: И окончание: Желнов..
И окончание:
Желнов: Я хотел спросить про еще одного игрока (вернусь к медиа), пусть и не акционера, но достаточно влиятельного игрока Константина Эрнста, который осенью нам в интервью говорил, что происходит очевидный запрос аудитории на политическое телевидение. Как вы считаете, эти слова – лукавство, чтобы понравиться прогрессивной общественности, либо действительно вы наблюдаете этот запрос, и какие-то отдельные программы на больших каналах этот запрос удовлетворяют? Что вы думаете?
Лесневская: Многие каналы запустили политические программы, и «Первый канал» несколько программ запустил, и «Второй канал», и «НТВ». Периодически все время запускаются какие-то новые продукты, нужные им.
Желнов: Вам кажется, они совсем ангажированы?
Лесневская: Абсолютно все ангажированы. Я человек толерантный, но я максималистка. Люди, которых я знала по 20-30 лет – такое перерождение произошло, так больно и обидно смотреть на этих людей. Талантливых людей, которые вдруг, до гланд вылизывая все… У нас запрет на…?
Чудинова: Гланды еще можно.
Лесневская: Спасибо большое, а то я уже хотела просвистеть что-то. Ведущие журналисты, конечно, прежде всего, политики. Они уже давно не журналисты. Даже не пропагандисты. Они идеологи, их сделали идеологами. Пушков, Караулов, Леонтьев, Соловьев. Кто ведет эти программы, как, в каком русле? Достаточно в субботу-воскресенье посмотреть эту продукцию один раз, включить Марианну, как глоток свежего воздуха, потом пересмотреть в компьютере. Как я радуюсь за Марианну, Господи, хоть кто-то не скурвился. Ой, это литературное слово?
Дзядко: Это можно.
Лобков: Кстати, количество законов, которые сейчас принимаются…
Лесневская: Я каждый раз выучиваю слова, которые нельзя произносить.
Лобков: С 1 февраля, например, досудебная блокировка сайтов – то есть если на сайте, по мнению прокурора, есть признаки экстремизма, его можно закрыть, а потом вы дальше будете как-нибудь дальше отбивать.То есть презумпция виновности. А когда очень много законов, ощущение, что значит, с той стороны есть страх.
Лесневская: А что, есть сомнения? Конечно, страх. Они видят, что происходит в Киеве, они видят, что происходит в Тайланде, они видят, что происходит в разных странах, где власть не справляется. Поэтому она будет зажимать и дальше. Что вы думаете, они не знают и не понимают, что эти люди, которые сидят сегодня арестованные за 6 мая, ни в чем неповинны? Прекрасно знают. Не хуже нас всех. Это показательная порка: не смейте выходить, не смейте присоединяться, не смейте и так далее. «Давайте договариваться, мы вас водим, вот вам партия, вот вам выборы, вот вам это, вот вам то». Вот этого журналиста накормили, вот этого накормили, вот этого взяли на работу, вот этому зарегистрировали партию и так далее.
Дзядко: На всем том фоне, который вы сейчас описываете, как вы смотрите в будущее?
Лесневская: Еще в четвертом классе, когда спрашивали, «Какой у вас девиз?», у меня был девиз: «Все равно завтра будет солнце».
Сообщение: 1265
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 11.03.14 17:15. Заголовок: Очень понравилось ин..
Очень понравилось интервью с Леонидом Парфеновым на сайте журнала"GQ": Несбитый летчик Леонид Парфенов
Ничего лучше программ Леонида Парфенова с нашим телевидением так и не случилось. Разобраться в причинах парфеновской незаменимости мы попросили Андрея Лошака.
Попетляв по улочкам стародачного поселка, я наконец въезжаю на территорию парфеновских владений. Аккуратно расчищенная от снега дорога ведет на парковку. За соснами светится гирляндами фахверковый дом. Не хватает только надписи «Frohe Weihnachten!» и Санта-Клауса с мешком подарков. Главный опальный журналист России живет в рождественской открытке. Под ногами хозяина суетится пара уморительных бульдожек. Парфеновы завели их несколько лет назад. Дети выросли, а потребность о ком-то заботиться осталась. Пока хозяин после прогулки моет собакам лапы, жена Лена интересуется, сразу ли мы будем ужинать или сначала поговорим? Учитывая ее знаменитые на всю страну кулинарные таланты, хочется сразу и ужинать, и говорить, что мы в результате и делаем.
Я всегда поражался, как у Парфенова все правильно устроено. Какие бы ураганы ни бушевали на работе, дома его всегда ждал идеальный стопроцентный уют. Продуманный и прочный, как немецкий фахверк. Лена — великая жена, превратившая это некоторым образом в профессию. Да, завести бульдожек была, конечно, ее идея.
Мы вспоминаем, что последний раз я здесь был еще во времена «Зворыкина». Когда были «Намедни» и «Российская империя», поводов встречаться было намного больше. Парфенов измеряет жизнь своими проектами; не каждый может похвастаться наличием собственных единиц времени. О чем с ним ни заговори, через пять минут будет понятно, над чем он работает. Вот и сейчас, судя по рассказам о габардиновых пальто и Маленкове, я понимаю, что Леня пишет очередную книгу из серии «Намедни. Наша эра». Теперь это 1950-е.
При всех своих талантах он никогда не был блестящим интервьюером. Николай Картозия, когда-то шеф-редактор программы «Намедни», а ныне — президент медиахолдинга, говорит: «Лене не так интересно, что могут сказать люди, ему намного интереснее, что может сказать им он сам». Эта монологичность не из снобизма, а от природной переполненности. Ему только начинаешь что-то объяснять, а он уже все не только понял, но и сформулировал — и все это с какой-то моцартовской легкостью. На НТВ его называли «человек-стендап» — в том смысле, что говорит он как по писаному. Экранный Парфенов почти равен себе настоящему — редкий случай в таком лицемерном деле, как телевидение.
Из кабинета извлекается ворох исписанной бумаги вперемешку с фотографиями — да, Парфенов до сих пор пишет от руки.
«Смотри, глава “Мирный уют”». После войны совершенно перестали с этим бороться. Зажиточность возведена в главную частную советскую добродетель. Вот фикус, этажерка, кружевные салфеточки. Картинки на стенах. Вот иллюстрация, которой Аллилуева поразилась, приехав к отцу, когда он умирал уже. В последние годы он тоже понавесил у себя картинок. Она запомнила: фотография из «Огонька», где девочка кормит козленка. Чем жестче режим, тем сентиментальнее проявления. Какие лирические тенора при Сталине были...»
Тут Парфенов безо всякого перехода начинает петь — тихим, но очень лирическим тенором, продолжая раскладывать передо мной исписанные листочки:
«Светит солнышко на небе ясное, Цветут сады, шумят поля. Россия вольная, страна прекрасная, Советский край, моя-а-а земля!
Лемешев. Представляешь, вот из такой радиоточки раздается...»
Я Леню знаю почти двадцать лет, но к его удивительной манере общения так и не привык. Ему не нужен Google — он и так помнит все. Воспоминания, формулировки, цитаты, песни — и все это быстро, разными голосами, с бурной жестикуляцией. Парфенов не говорит, а фонтанирует, превращая речь в сложносочиненное, но неизменно блистательное стендап-шоу, от которого, правда, довольно быстро устаешь, как от слишком яркой лампы. Спрашиваю Лену: «Он вообще когда-нибудь был другой?» — «Нет, — отвечает она. — Каким он был, таким он и остался». — «Сомнительная похвала, — тут же отзывается Парфенов. — Ничего не забыл, ничего не узнал. Медведь, бурбон, монстр. Там быстро произносили. Это Андровская играла с Жаровым: «Ах медведь, бурбон, монстр?!» — «Да! Медведь, бурбон, монстр!»
Для любителей конкретики сообщаю: скидки начинаются со сто первой бутылки. Парфенов пьет красное как воду — без него, говорит, за едой ощущение сухомятки. Думаю, привязанность к вину еще и следствие его ядерного темперамента, с которым непросто жить в наших угрюмых широтах. Когда Егор Гайдар привез в подарок свою книгу об экономических реформах «Долгое время», Парфенов воскликнул: «Опять долгое время? Сколько же еще ждать, Егор Тимурович?» Гайдар ответил: «Кто ж виноват, что вы в своей вологодской деревне таким итальянцем родились?» Я бы даже сказал, сицилийцем. Выбор журналистики — это тоже, конечно, темперамент. В команде «Намедни» Парфенов был самым старшим — и самым юным. Ни у кого так не горели глаза, никто так не возбуждался от очередного инфоповода. И уже потом от него поджигались все мы. Увидев корреспондента с потухшими глазами, он говорил уже без всякого изящества: «Раздрачивать себя надо, касатик, раздрачивать. Или менять профессию».
Мужской журнал GQКультураТВ GQ март 2014, Леонид Парфенов комментарии 9 Несбитый летчик Леонид Парфенов
Ничего лучше программ Леонида Парфенова с нашим телевидением так и не случилось. Разобраться в причинах парфеновской незаменимости мы попросили Андрея Лошака.
Попетляв по улочкам стародачного поселка, я наконец въезжаю на территорию парфеновских владений. Аккуратно расчищенная от снега дорога ведет на парковку. За соснами светится гирляндами фахверковый дом. Не хватает только надписи «Frohe Weihnachten!» и Санта-Клауса с мешком подарков. Главный опальный журналист России живет в рождественской открытке. Под ногами хозяина суетится пара уморительных бульдожек. Парфеновы завели их несколько лет назад. Дети выросли, а потребность о ком-то заботиться осталась. Пока хозяин после прогулки моет собакам лапы, жена Лена интересуется, сразу ли мы будем ужинать или сначала поговорим? Учитывая ее знаменитые на всю страну кулинарные таланты, хочется сразу и ужинать, и говорить, что мы в результате и делаем.
Я всегда поражался, как у Парфенова все правильно устроено. Какие бы ураганы ни бушевали на работе, дома его всегда ждал идеальный стопроцентный уют. Продуманный и прочный, как немецкий фахверк. Лена — великая жена, превратившая это некоторым образом в профессию. Да, завести бульдожек была, конечно, ее идея.
Мы вспоминаем, что последний раз я здесь был еще во времена «Зворыкина». Когда были «Намедни» и «Российская империя», поводов встречаться было намного больше. Парфенов измеряет жизнь своими проектами; не каждый может похвастаться наличием собственных единиц времени. О чем с ним ни заговори, через пять минут будет понятно, над чем он работает. Вот и сейчас, судя по рассказам о габардиновых пальто и Маленкове, я понимаю, что Леня пишет очередную книгу из серии «Намедни. Наша эра». Теперь это 1950-е.
При всех своих талантах он никогда не был блестящим интервьюером. Николай Картозия, когда-то шеф-редактор программы «Намедни», а ныне — президент медиахолдинга, говорит: «Лене не так интересно, что могут сказать люди, ему намного интереснее, что может сказать им он сам». Эта монологичность не из снобизма, а от природной переполненности. Ему только начинаешь что-то объяснять, а он уже все не только понял, но и сформулировал — и все это с какой-то моцартовской легкостью. На НТВ его называли «человек-стендап» — в том смысле, что говорит он как по писаному. Экранный Парфенов почти равен себе настоящему — редкий случай в таком лицемерном деле, как телевидение.
Из кабинета извлекается ворох исписанной бумаги вперемешку с фотографиями — да, Парфенов до сих пор пишет от руки.
«Смотри, глава “Мирный уют”». После войны совершенно перестали с этим бороться. Зажиточность возведена в главную частную советскую добродетель. Вот фикус, этажерка, кружевные салфеточки. Картинки на стенах. Вот иллюстрация, которой Аллилуева поразилась, приехав к отцу, когда он умирал уже. В последние годы он тоже понавесил у себя картинок. Она запомнила: фотография из «Огонька», где девочка кормит козленка. Чем жестче режим, тем сентиментальнее проявления. Какие лирические тенора при Сталине были...»
Тут Парфенов безо всякого перехода начинает петь — тихим, но очень лирическим тенором, продолжая раскладывать передо мной исписанные листочки:
«Светит солнышко на небе ясное, Цветут сады, шумят поля. Россия вольная, страна прекрасная, Советский край, моя-а-а земля!
Лемешев. Представляешь, вот из такой радиоточки раздается...»
Я Леню знаю почти двадцать лет, но к его удивительной манере общения так и не привык. Ему не нужен Google — он и так помнит все. Воспоминания, формулировки, цитаты, песни — и все это быстро, разными голосами, с бурной жестикуляцией. Парфенов не говорит, а фонтанирует, превращая речь в сложносочиненное, но неизменно блистательное стендап-шоу, от которого, правда, довольно быстро устаешь, как от слишком яркой лампы. Спрашиваю Лену: «Он вообще когда-нибудь был другой?» — «Нет, — отвечает она. — Каким он был, таким он и остался». — «Сомнительная похвала, — тут же отзывается Парфенов. — Ничего не забыл, ничего не узнал. Медведь, бурбон, монстр. Там быстро произносили. Это Андровская играла с Жаровым: «Ах медведь, бурбон, монстр?!» — «Да! Медведь, бурбон, монстр!»
Для любителей конкретики сообщаю: скидки начинаются со сто первой бутылки. Парфенов пьет красное как воду — без него, говорит, за едой ощущение сухомятки. Думаю, привязанность к вину еще и следствие его ядерного темперамента, с которым непросто жить в наших угрюмых широтах. Когда Егор Гайдар привез в подарок свою книгу об экономических реформах «Долгое время», Парфенов воскликнул: «Опять долгое время? Сколько же еще ждать, Егор Тимурович?» Гайдар ответил: «Кто ж виноват, что вы в своей вологодской деревне таким итальянцем родились?» Я бы даже сказал, сицилийцем. Выбор журналистики — это тоже, конечно, темперамент. В команде «Намедни» Парфенов был самым старшим — и самым юным. Ни у кого так не горели глаза, никто так не возбуждался от очередного инфоповода. И уже потом от него поджигались все мы. Увидев корреспондента с потухшими глазами, он говорил уже без всякого изящества: «Раздрачивать себя надо, касатик, раздрачивать. Или менять профессию».
Лена объявляет, что в связи с тем, что они вдвоем только что совершили ударное гастрономическое путешествие по югу Франции, ужин будет диетическим. Баклажаны с тахиной и гранатом, кенийская фасоль, бургеры из кролика. Я уже не первый год слышу о кулинарном туризме четы Парфеновых. На два голоса они рассказывают о мировом чуде — датском поваре Рене Редзепи, придумавшем делать высокую кухню из северных продуктов: мхов, ягод, перловки, гороха.
«У меня единственное хобби — это еда и вино, — говорит Парфенов. — Это еще один способ познания мира. Я не люблю машины, не разбираюсь в них. И уже давно не модник. Купил вот сейчас во Франции костюм Paul Smith. Предыдущий был куплен года три назад для съемок «Глаза Божьего».
Я спрашиваю Парфенова про его далекую от мишленовских звезд родную деревню, куда он ездит по несколько раз в год.
«А там хорошо. Хутор, пять домов, и никому до тебя нет дела. Первое — идешь за водой. На окнах занавесок нет, все пять домов тебя видят. Выйдет на крыльцо Вася Королев, которого я с детства знаю, и скажет: «Здоров. Когда приехал-то?» — «Сегодня». — «К матке приехал-то?» — «А к кому еще». — «Когда назад-то?» — «Завтра». — «А... было приезжать?..» Все. Мы долго, содержательно поговорили. А что, нормально. Я его не замаю, он меня не замает. Сейчас жене Нине перескажет».
Когда Парфенов изображает Васю Королева, он комично пародирует вологодский акцент. Это один из его фирменных приемчиков, ошеломивший меня, когда я только пришел к нему работать. Это были времена программы «Намедни. Неполитические новости за неделю». Парфенов носил легкую небритость, очки без оправы и костюмы Trussardi, олицетворяя собой все самое снобское, богемное и столичное, что только можно было вообразить в середине 90-х. Я и подумать не мог, что этот денди, рассказывавший по телевизору о московском концептуализме и бельгийских дизайнерах, родом откуда-то из-под Вологды. Чуть позже останкинские старожилы поведают, что помнят времена, когда Парфенов приходил на работу в дешевом и очень китайском пуховике. Я пуховик не застал, тем удивительнее для меня было это карикатурное преображение в вологодского мужика. Однако настоящим шоком было впоследствии обнаружить, что на Русском Севере действительно так говорят. И оканье, и каша во рту, и вечно удивленная интонация — все оказалось правдой.
«Я всегда чувствую свое происхождение. Северный русский — для меня это очень важно. Это мое представление о России, о нашем характере, об этике и эстетике. Южнее Воронежа для меня — другие русские. Ну вот... Сморчки? Ты ел сморчки? Второй после трюфеля гриб, французы его “морель” называют».
Я никогда не успевал за стремительной мыслью Парфенова, а тут еще бургундское — его сицилийско-вологодский темперамент вино только разгоняет, я же начинаю еще сильнее притормаживать. Сморчки. При чем тут сморчки???
«Это самые первые грибы, которые вырастают в мае – обычно на старых просеках. Самые пахучие, особенно по свежести. Вообще грибным запахом невозможно надышаться. Бунину было восемнадцать, когда он написал:
Не видно птиц. Покорно чахнет Лес, опустевший и больной, Грибы сошли, но крепко пахнет В оврагах сыростью грибной.
И там дальше: И, убаюкан шагом конным, С отрадной грустью внемлю я, Как ветер звоном однотонным Гудит-поет в стволы ружья.
Бунин же из совсем обедневшего дворянства, гимназии даже не окончил. Антоновские яблоки сушились у них прямо в доме, у нас и то не в доме мармелад сушится». — «Мармелад???» — «Мы много делаем сами. Кролики тоже наши, – говорит Лена. — Воспроизводим этот быт — задним числом».
Ко вкусу бургера из кролика добавились нотки уважения. Переход на быт старосветских помещиков произошел сравнительно недавно, во времена политической «Намедни» ничего этого не было. В гостиной стало еще больше всяких вологодских деревянных древностей: всевозможных сундуков, шифоньеров и прялок. Почти все они украшены львами — одновременно нелепыми и величественными. Очень земляки Парфенова любили изображать царя зверей — при том, что живьем его никогда не видели.
Разговор заходит о последнем фильме Парфенова «Цвет нации» — его самом прямом и горьком высказывании на тему двух Россий, той и этой. Вроде бы частная история о фотографе Прокудине-Горском, сделавшем более тысячи цветных снимков разных уголков империи, оказалась идеальным поводом для обобщения давней мысли Парфенова. Имперская Россия — это Атлантида, исчезнувшая в XX веке безвозвратно. Весь фильм построен на простом приеме — «до» и «после». Вот фотография Прокудина-Горского, а вот та же точка съемки в наше время. Совмещаем. Совпадений не найдено — что и требовалось доказать. Одна вещь при совмещении поражает особенно: старые русские города зарастают деревьями, природа забирает обратно то, что когда-то у нее было отвоевано человеком.
«А ты сам ощущаешь внутреннюю связь с той Россией?» — «По советским меркам я — правнук кулака. Все, что ты видишь из обстановки, — это родное, но не свое. В этой зыбке меня не качали, и всего, что я теперь поразвесил, у меня не было. А свое — это две зеленые папочки, в которых ксероксы документов о раскулачивании и последующем расстреле. Нас в 1931-м раскулачили, а в 1937-м еще все-таки и пришибли прадеда моего, в доме которого родился мой отец в деревне. В реквизированном доме моем был суд советский, который следующих карал. Хотя, конечно, это я пытаюсь задним числом достраивать. С той Россией мы, кроме книг, не связаны почти ничем, все-таки семьдесят лет — это огромный разрыв, в первые десятилетия еще и нарочно углублявшийся. Все, что мы можем рассказывать: мой дед видал, как царь едал».
Эту мысль я неоднократно слышал от Парфенова во время съемок «Истории Российской империи», когда мы исколесили полстраны. Обнаружить связь времен в безликих и очень советских городах было действительно трудно. Как-то мы купили в баре гостиницы что-то выпить, и сквозь грохочущую музыку Парфенов прочитал старые стихи Кибирова про запах родины — до сих пор универсальные в любой ее точке:
Пахнет дело мое керосином, Керосинкой, сторонкой родной, Пахнет «Шипром», как бритый мужчина, И как женщина — «Красной Москвой», <...> Заскорузлой подмышкой мундира И гостиницей в Йошкар-Оле, И соляркою, и комбижиром В феврале на холодной заре...
Непонятно, чего в этих стихах больше: отвращения или любви, но отношение Парфенова к советской родине они определенно передавали. И чем глубже он погружался в русскую историю: «Живой Пушкин», «Империя», «Птица--Гоголь», «Глаз Божий», — тем, кажется, меньше видел связи этой России с той, дореволюционной. Но нигде еще Парфенов не проговаривал это так буквально, как в «Цвете нации», на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, где был похоронен Прокудин-Горский, как и тысячи других белоэмигрантов: «Ходишь, читаешь, как письмена майя, — Святой Анны первой степени ордена кавалер, статский советник, князь, ротмистр... Нет той цивилизации, которая так оценивала вклад в себя, — и непонятен итог жизни, если он подведен такой надписью. Были древние греки, а нынешние не от них, и египтяне, и вот мы, нынешние русские, — не от этих. Случился разрыв цивилизаций — и они для нас древняя Россия, мы не от нее, а от советской...»
Мы плавно сворачиваем на одну из важнейших тем в творчестве Парфенова. Давно еще прочитал в каком-то модном глянце, что своими «Старыми песнями о главном» он пробудил к жизни злых духов советской ностальгии. Я долго не мог разобраться, почему рафинированный Парфенов, у которого с властью всегда были прежде всего стилистические разногласия, питает эту извращенную страсть к советскому масскульту. В длительных командировках это было отдельным испытанием. Едем на машине в Зандам снимать домик Петра Великого, вокруг тюльпаны и ветряные мельницы, а с заднего сиденья раздается: «Мы — дети Галактики, / Но самое главное...» Потом понял: дело не во вкусе, а в трепетном отношении к собственному прошлому. «А другого у нас не было», — любит повторять Парфенов. Рассказывая о «Старых песнях», он превращается то в Лайму Вайкуле, то в Майю Кристалинскую, пока наконец не произносит главное: «Есть одно великое определение Жванецкого: ничего я не помню, я забыть не могу. Я искренне не понимаю, как можно забыть «Отломи кусочек крайний самой грустной из планет...»
«Ты сам внутренне как к этому относишься? Ты это любишь?» — «Тут все вместе. Я ценю лучшее время моих родителей. Когда мама молодая и отец живой. Я помню «Огонек» на 9 мая 1965 года. Двадцатилетие Победы. Я у деда с бабушкой сижу на полу. Мне пять лет четыре месяца. Поднимается маршал Чуйков и говорит, что сейчас прозвучит любимая песня фронтовиков. Выходит Бернес и поет «Враги сожгли родную хату». А любимую песню все эти двадцать лет запрещали — ну как это «Куда теперь пойти солдату»? Пусть к парторгу колхоза идет. «И на груди его светилась медаль за город Будапешт...» Исаковский и сам не знал, чего он написал. Боженька водил его рукой, выводя самые антиимпериалистические строки в истории советской военной поэзии. На месте смоленского дома — пепелище, зато Будапешт наш. Бернес поет это живьем. Я под самым телевизором сижу, сзади, за праздничным столом, — полная тишина, ничего не звякает, а там выпившие. И потом — жаркие аплодисменты. Понятно, что мы тоже хлопаем. Никакой другой мысли, только чтобы это было еще раз. И он начинает петь второй раз. Представляешь? В живом эфире. Среди этой приглашенной публики. Он спел два раза! Я тогда сидел и сжимал кулачки, чтоб не разреветься».
Лена приносит к чаю мармелад. Тот самый. Мы снова говорим о еде. Парфеновы рассказывают о том, как французы защищают бургундское вино и как мы ничего своего не ценим, а ведь у нас есть и вологодское масло, и тамбовский окорок, и холмогорская треска. «Чем севернее треска, тем жирнее, — говорит Лена. — Главный недостаток обычной трески в том, что она суховата». Парфенов подхватывает: «Не кажется ли вам, Пульхерия Ивановна, что эта каша несколько суховата?» — «А вы положите побольше масла или вот этого соусу с грибками, она и помягчает... А вот еще пирожки, которые Афанасий Иванович очень любит, с капустою и гречневою кашею». — «Да, — несколько зардевшись, говорил Афанасий Иванович. — Я их очень люблю. Они мягкие и немножко кисленькие». Леня и Лена смеются, и хотя на старосветских помещиков они не похожи, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не сказать им что-то сентиментальное.
Чай допит, а мы еще не поговорили про самую главную, звездную «Намедни». Впрочем, про нее я и сам могу рассказать, поскольку работал там от начала и до конца. По общему мнению, Парфенов создал лучшую информационную передачу за всю историю российского телевидения. Все, что мы делали, было важно огромному количеству людей. И это было очень крутое ощущение — держаться на гребне волны. Потом мы как-то не так показали «Норд-Ост», гендиректора сменили, а новый стал постоянно требовать что-то снять, вырезать, перемонтировать. После того как в эфир не пустили интервью с вдовой взорванного Яндарбиева, Парфенов предал конфликт огласке, и его уволили «за нарушение корпоративной этики». «Нас ничего бы не спасло. Ну не уволили бы после Яндарбиевой, Беслан-то мы бы точно не пережили».
Думаю, что именно с этого момента начался закат НТВ, да и вообще информационной тележурналистики. Думающая аудитория ушла в интернет, останкинский кабинет Парфенова занял Глеб Пьяных. Враги таки сожгли родную хату. Помню саркастическую эсэмэску от Лени: «Понял, что значит у Гоголя в «Записках сумасшедшего» великая фраза: «А знаете ли, что у алжирского бея под самым носом шишка?» Это его предвидение анонсов программы «Максимум».
Будучи на пике карьеры, славы и физической формы, Парфенов получил практически официальный запрет на профессию, который длится вот уже десять лет. Но уныние и рефлексия — не про него. Как-то он отчитал меня за то, что я слишком превозношу работу в «Намедни»: «Так только сбитые летчики делают». Кажется, страшнее оскорбления для Парфенова нет.
После увольнения он несколько лет делал русский Newsweek. Потом он вроде бы совсем смирился с возвращением в «культурное гетто», выпуская к юбилейным датам фильмы о великих людях и явлениях прошлого, благо дружба с Эрнстом позволяла делать хотя бы это. В конце концов наверху, видимо, решили, что Парфенов окончательно ступил на путь исправления. Власть даже включилась в финансирование его фильма о русско-американском изобретателе телевидения Владимире Зворыкине. В ноябре 2010-го он становится первым лауреатом новой премии им. Листьева, учрежденной Академией телевидения совместно с Первым каналом. Но вместо традиционных благодарностей Парфенов в присутствии телебоссов произносит речь, в которой обличает практику цензуры на телевидении. Стоило выжидать несколько лет, чтобы выбрать максимально эффектное место для контрудара: «Для корреспондента федерального телеканала высшие должностные лица не ньюсмейкеры, а начальники его начальника. Институционально корреспондент тогда и не журналист вовсе, а чиновник, следующий логике служения и подчинения. <...> Высшая власть предстает дорогим покойником — о ней только хорошо или ничего. <...> Это не новости, а «старости», повторение того, как принято в таких случаях вещать». Лично мне было немного жаль, что Парфенов не произнес в конце: «На этом все. Доброй ночи и удачи!» — слишком уж много общего было с другим обличительным выступлением — знаменитой речью американского телеведущего Эда Мюрроу на собрании Ассоциации телерадиовещателей в 1958 году. Но и без исторических аллюзий речь произвела эффект взорвавшейся под «Останкино» бомбы.
«Они мне не оставили выбора. Что я должен был там говорить? О том, как повлияет на развитие телевидения широкополосный интернет?» — «Но там сидел Эрнст, твой друг и единственный тогда работодатель. Тебе не кажется, что это был самоубийственный поступок?» — «Платон мне друг, но истина дороже. По-моему, таких случаев много. Сам Костя дал единственный тогда комментарий. Его спросили: «Знали вы о содержании?» — «Не знал». — «А если бы знали, то попросили бы что-то изменить?» Он сказал: «Я нобелевских лекций не правлю».
Инцидент, кажется, до сих пор не исчерпан. Фильм «Цвет нации» все еще не вышел в эфир, и посвящение столетию 1913 года уже устарело. Премию им. Листьева с тех пор больше никому не присуждали.
«Я оплачиваю роскошь быть собой. Пока у меня получается, я оплачиваю. Может быть, я окажусь банкротом в результате, буду жалеть. Хотя нет, жалеть не буду. Я же все это застал в гораздо более законченном и по-своему логичном виде. Я помню газету «Смена» при главном редакторе Геннадии Селезневе, секретаре обкома комсомола Валентине Матвиенко и секретаре комитета ВЛКСМ Ленинградского университета Александре Бастрыкине. Я это прожил и знаю, чем все заканчивается: Селезневым, Матвиенко и Бастрыкиным».
«Как ты думаешь, кто кого переживет?» — «Не знаю. Солженицын вон еще в 1970-х верил, что вернется в Россию, и вернулся. Хотя тогда никто не думал, что советская власть может кончиться. Два соображения. Недопустимо, как шестидесятники, сидеть в углу и говорить, что это не наше время. Они блистательно двадцать лет пили горькую. И второе. Сейчас не участвовать, жить не по лжи пролетарию умственного труда гораздо проще. Летаешь экономклассом, а не бизнесом — ничего страшного. Ловишь шахид-такси. Живешь в четырех звездах, а не в пяти. Все».
Парфенов вновь берет в руки стопку дешевой писчей бумаги, исписанной от руки, — он почему-то всегда экономил на своих черновиках. Его верный Санчо Панса, редактор и помощник Алексей Бершидский, говорит, что технический прогресс не обошел стороной и живого классика: если раньше он присылал для расшифровки рукописи в конверте, то теперь научился листочки фотографировать и отправлять через айфон. Надеюсь, он так никогда и не пересядет за компьютер, недаром «хэндмэйдность» — его любимое слово.
«Намедни. Наша эра» называется так, потому что мы все это так или иначе застали. Мы сформированы этим миром. Как у Высоцкого: «Висят года на мне — ни сбросить, ни продать». Это не пускающее нас прошлое. Мы с Акуниным как-то говорили, что осталась советская матрица. Только советское прошлое воспринимается как свое. Никто же не опирается на Александра II или Ш, а вот на Сталина, или на Хрущева, или на Брежнева, или на Горбачева. Этот просрал великую страну, а этот сделал великую державу, а этот, наоборот, ничего не делал, но она и так бы развалилась. Я тогда придумал эту формулу, что мы живем в эпоху ренессанса советской античности. У нас по-прежнему советская армия, советское образование, советское здравоохранение, по-советски выбираем власть, у нас советские теленовости, советский гимн. Мы все еще из этого не извлекли урок. Мы весь XX век пустили черт знает куда. Самый проклятый русский вопрос: почему Россия не Финляндия? Сто девять лет были одной страной. Почему у нас дороги хуже и дороже? Почему Финляндия — страна, с которой всегда начинается мировой рейтинг невосприимчивости коррупции? Мы должны устыдиться, в какой жопе находимся, а мы опять рассказываем, что, когда нас все ссут, тогда нас уважают. Да нас уже все ссали, и солнце над нами никогда не заходило. Уже было это все и закончилось. Перезрелая груша самым позорным образом шлепнулась. Мы должны провести работу над ошибками. Иначе от этого гноя, который остался в нас, не избавиться».
Парфенов, безусловно, просветитель — в каком-то старомодном, вольтерьянском смысле слова. Да и в буквальном тоже — «Живого Пушкина» или «Империю» методисты рекомендуют в качестве учебных пособий. Но главная его миссия сложнее и ответственнее. В стране, где отсутствует связь времен, где каждая эпоха начинается с белого листа, должен быть хотя бы один человек, который все помнит. В хаосе русской жизни Парфенов собирает осколок за осколком разбитое время. Бережно склеивает, протирает — и что-то начинает проступать. Какая-то связь, какой-то смысл. Леня терпеть не может пафос, и со всякими громкими словами в его присутствии надо поосторожнее. Но когда я робко предположил, что то, что он делает, и есть патриотизм, он неожиданно согласился: «Конечно, я патриот! Это моя страна, я очень чувствую с ней связь, я в очень русской культуре воспитан, ничего другого у меня нет за душой. Мне просто нечем ей изменить».
Сообщение: 1312
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 21.03.14 17:34. Заголовок: В "Огоньке" ..
В"Огоньке" - очень интересное интервью с Сергеем Муратовым, человеком, который стоял у истоков КВН:
"Я родился при восходе всемирного телевидения"
Как Сергей Муратов придумал КВН и почему он его сегодня не смотрит
Профессор МГУ Сергей Муратов, один из трех создателей КВН, называет себя ровесником телевидения: 1 мая и ему, и отечественному телевидению исполняется 80 лет. А КВН осенью будет 50.
Как-то я пообещала своим знакомым с немецкого телевидения, что покажу им человека, который придумал КВН, и мы пришли в дом к Сергею Муратову. Потом немецкий редактор сказал мне: "Если бы на немецком телевидении был человек, который придумал гениальную передачу, просуществовавшую на не то что 50, а хотя бы 10 лет, он получал бы деньги за идею с каждой программы и жил бы во дворце..."
Сергей Муратов живет не во дворце. Хотя он не только один из авторов КВН, но и автор полутора десятков книг по исследованию телевидения и документального кино, профессор кафедры телевидения факультета журналистики МГУ.
О телевидении вообще и КВН в частности я поговорила с моим любимым учителем Сергеем Муратовым.
— Сергей Александрович, давайте побеседуем о прошлом...
— Мы, конечно, можем побеседовать, но, боюсь, что из этого ничего не выйдет. Человек в 80 лет должен обладать определенной мудростью, которая позволяет ему смотреть на мир с каких-то высот и понимать, что наши конфликты, наши коллизии не больше, чем мелкая суета. Так вот, я не чувствую никакого бремени мудрости.
— Ну давайте все-таки попробуем. Обычно человек не может назвать того, кто придумал утюг или даже самолет. Так и с КВН. Вы придумали КВН...
— Мы его придумали втроем. Альберт Аксельрод, Михаил Яковлев и я.
— Вы ощущаете, как ваша идея живет независимо от вас?
— Не очень ощущаю, потому что не смотрю КВН по телевизору. Каждый раз, когда пытался смотреть, мне становилось довольно скучно.
— Современный юмор вам кажется пошлым?
— Наглядная предсказуемость — тоже своего рода пошлость. Я предчувствую, что будет дальше, и вижу, что так оно и происходит. Чем больше предсказуемости в КВН, тем меньше в нем КВН. Уж не говорю об отсутствии остротЫ (не острот). Недавно прочел, что в игре исчезла разминка — последний элемент импровизации. Импровизация — вещь неуправляемая, она может быть и неудачной, но момент творчества на глазах зрителя составлял суть прежнего КВН. Мы не создавали зрелище ради зрелища. Главное было — атмосфера духовного братства. Это все ушло не только из КВН. Нынешняя игра-шоу не допускает случайностей, ляпов. Вот если бы в "Что? Где? Когда?" не допускались неправильные ответы, игра умерла бы, верно? Сегодня КВН более профессиональный, артистичный, музыкальный, чем был когда-то. Но это просто шоу.
— КВН превратился, по сути дела, в большой бизнес-проект с большими деньгами...
— Так оно и есть. Об этом я узнаю из публикаций в газетах. Ну, когда все телевидение считается шоу-бизнесом, это неудивительно. КВН сделался серийной передачей, которая должна извлекать выгоду из своего пребывания на экране. Впрочем, еще до закрытия в 1972 году КВН постепенно терял некоторые свои родовые черты. Его губила появившаяся в нем постановочность. И то, что за командами, как за футболистами, стояли порой амбиции целых городов.
— Осенью КВН отметит 50-летие. Мало осталось тех, кто может вспомнить, как передача начиналась...
— В 1957 году в Москве должен был проходить Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Это было грандиозным событием — впервые железный занавес зашатался. В 1956 году на комсомольском собрании телестудии я встал и с недоумением сказал: как же так, через год будет Всемирный фестиваль, а у нас даже нет молодежной редакции! Ну, меня и назначили эту редакцию создавать, она называлась "Фестивальная". Там была беспрецедентная для тех лет атмосфера: в программах участвовали не только профессионалы, но и студенческая молодежь. Я для этого ходил набирать их по студенческим "капустникам". Так мы познакомились и подружились с Аксельродом и Яковлевым, стали соавторами. Мы хотели сделать передачу, которая перевернула бы пресный и скучный ход телевидения, стала бы сродни фестивалю, который мы так ждали. В 1957-м мы выпустили ее, первую в стране игровую передачу с участием зрителей — ВВВ ("Вечер веселых вопросов"). Она началась как триумф нового слова на телевидении, но прожила недолго, а закончилась скандалом — по тем временам опасным. Были даже закрытые постановления ЦК КПСС о нашей вредоносности (они опубликованы при перестройке), вроде: "Вопросы и загадки, предлагаемые слушателям, были не чем иным, как глумлением над советскими людьми. Телезрителям была предложена глупая интермедия с вопросом: "Как кошка слезает с дерева — головой вниз или головой вверх?" При этом исполнители с издевкой заявили, что этот вопрос еще не решен". Фестивальную редакцию закрыли, я вынужден был уйти со студии. От ВВВ не осталось ни одного кадра, поскольку телевидение шло в прямом эфире — видеозапись еще не изобрели.
Ну а через четыре года редактор вновь созданной молодежной редакции Лена Гальперина пожаловалась мне, что на телевидении скучно. И попросила сделать что-то вроде ВВВ, отважно прибавив, что ответственность берет на себя. И мы втроем, Алик, Миша и я, снова собрались и за месяц придумали передачу — конкурс студенческих команд. В самый последний момент, в ночь перед сдачей сценария, взяли как название популярную марку нашего телевизора — он назывался КВН, по первым буквам фамилий его изобретателей. Вот мы буквы и расшифровали как "Клуб веселых и находчивых". 8 ноября 1961 года прошла первая передача цикла КВН. А закрыли его в 1972 году. Но он продолжал существовать на всем пространстве страны и существовал в какой-то мере как протест, как возможность естественного выхода чувств, эмоций в шутливой форме. Придуманная нами структура работала без трансляций 14 лет, память о КВН обрастала легендами, поэтому, я думаю, он и возник снова.
— Вы еще до закрытия КВН ушли из редакции. Или вас ушли?
— Нет, тут такая ситуация. Три первых года мы полностью все сценарии писали, и к тому же вскоре КВН начал вести Алик Аксельрод со Светланой Жильцовой. Вел блистательно. Он был великолепный импровизатор. И вообще, когда передачу ведет автор, подвохи живого эфира ему не страшны. У нас было столько идей, что редакции с нами было хоть и интересно, но довольно беспокойно. А у них и так жизнь была нервная — каждый выпуск на грани риска. Начальство давило: смените ведущего Аксельрода, нужно подыскать русского мальчика. Тогда это было очень вызывающе, что самый популярный в стране ведущий — еврей. Я никогда не хотел выяснять дурно пахнущих деталей, может, впрямую Алику и не сказали, мол, ты еврей и не лезь в кадр.
— Мне Альберт Юльевич рассказывал, что понимал подоплеку, ему даже это говорили, но как бы неофициально.
— Так или иначе, было сделано вполне расистское предложение — уйти за кадр, скромно писать сценарии вместе со мной и Яковлевым. И когда его отстранили от ведения, мы все втроем отказались работать в передаче.
— А как Александр Масляков появился в КВН?
— Чтобы заменить Алика, устроили конкурс на ведущего и отобрали Сашу, который до этого был то ли болельщиком команды своего института, то ли членом команды. Он пленил отбирающих — обаятельный, очень молодой, непосредственно держался. Ничего больше и не было нужно.
— Как вы относитесь к тому, что сегодня КВН связывают только с именем Маслякова?
— Ну, если бы Маслякова не было, не было бы и продолжения КВН. Хотя, собственно, сама идея восстановить КВН в 1986 году принадлежит Андрею Меньшикову, бывшему капитану очень сильной команды МИСИ, в которой, в частности, играли будущий депутат Госдумы Владимир Семаго, будущий телеведущий Леонид Якубович и будущий народный артист России Геннадий Хазанов. Но все-таки передача до сих пор существует благодаря Маслякову, хотя там наверняка есть свои препятствия и сложности. Он же хорошо ведет, поэтому у меня к нему никаких претензий нет. Нигде он не заявляет, кстати, что придумал КВН, нету этого.
— Почему вы не зарегистрировали вашу идею?
— Мы тогда сходили в отдел по охране авторских прав, и, хотя программа была сверхпопулярная, нам сказали: "Увы, ничего не можем сделать". Наверное, что-то тогда нам в голову не приходило или в отделе авторских прав нам не подсказали. В то время вообще на телевидении не принято было что-либо регистрировать.
— Вы потом что-то делали для телевидения?
— Мы много чего потом сделали на телевидении втроем: литературные викторины, киновикторины... А я написал десятки телесценариев для литературного телетеатра. Делал передачи о Вольтере, Эразме Роттердамском, Даниэле Дефо, Рабле... Крайне интересное было время.
— Я смотрю и немецкое телевидение, и французское. На мой взгляд, именно на отечественном телевидении очень много пошлости. Почему?
— Ну как почему? Один деятель, поклонник Би-би-си, заметил, что общественному телевидению нужны деньги, чтобы делать программы, а коммерческому вещанию нужны программы, чтобы делать деньги. Они создают не те программы, которые делают людей лучше, а те, которые делают создателей еще богаче. Собственно, в этом и есть ответ на вопрос. Всю жизнь я полагал, что родился при восходе всемирного телевидения. Когда пришел на студию, в 1955 году, те, кто делал программы, были уверены, что работают для будущего искусства, что со временем телевидение станет искусством. И надо сказать, зрители тоже в это верили. Во всяком случае, никому не приходило в голову, что оно может стать антиискусством. Идеализация будущего телевидения у меня была всегда — я его считал кратчайшим расстоянием от человека к человечеству.
Но сегодняшнее телевидение не приобщает, а отторгает людей от художественной культуры, рождая обескультуренную аудиторию. Вот это действительно очень неприятная новость. Цивилизация обязана 500-летней истории книгопечатания, но в наши дни большинство людей книг не читает, а единственное равновеликое книгопечатанию средство — телевидение объявлено только развлечением, ну и немного информацией, преподносимой как развлечение. Раньше цензура была реакцией высокого начальства на опасные мысли. А сегодня на телевидении — цензура коммерческая, которая реагирует на опасность наличия всякой мысли вообще. И пропаганда никуда не исчезла, она в других формах существует.
Последняя вспышка происходила в прошлом году на "Пятом канале". К нашему изумлению, он действительно стал пространством мысли. На соседнем канале, РЕН ТВ, под эгидой того же самого телецентра, шла передача "Справедливость" с безумно интересным ведущим Андреем Макаровым. Но к началу этого года было объявлено, что все эти программы ликвидируются. На этом вспышка завершилась, а вместо передачи "Справедливость" осталась другая, которая называется "Несправедливость". Несправедливость стала вердиктом. Это мне напоминает известную фразу, что наше обращение к цивилизации все больше похоже на великолепное освещение улиц посредством поджога зданий. История нашего телевидения — чередование времен, когда идут телевизионные поиски, с временами, когда всяческие поиски сворачиваются. Развитие телевидения определяют не художники, изобретатели, авторы, а социальные перемены.
— В одном из интервью Юлий Гусман сказал, что КВН — единственное великое изобретение отечественного телевидения.
— Подобная фраза довольно часто произносится. КВН — очень немногое, самостоятельно придуманное на нашем телевидении. Я ссылался в свое время на Леонида Лиходеева, который сказал, что КВН — это то, собственно, ради чего выдумано телевидение. Может, это и справедливо. Что же касается меня, то для меня КВН — дело ушедшей молодости, я давно занимаюсь всякими другими делами, которые мне нравятся не меньше. И возможно, на том свете буду отчитываться вовсе не игрой КВН.
Владимиру Познеру исполняется 80 лет. В журналистику, по его собственному признанию, он попал случайно. В университете изучал биологию и мечтал посвятить жизнь исследованию человеческого мозга. На отечественном телевидении Познер стал популярен в середине 80-х. Вел телемост Ленинград - Сиэтл и Ленинград - Бостон.
С годами поменялись декорации его программ, но неизменной осталась их основа - интервью: самый трудный из телевизионных жанров, секрет которого, по словам Познера, прост и сложен одновременно.
"У человека должен быть талант к этому. Во-вторых, это умение не только слушать, что крайне важно, но умение слышать. Не то, что человек говорит, а как он говорит. И что он не говорит", - считает Владимир Познер.
В творческом активе Познера циклы авторских программ, в том числе, носящая его имя и множество написанных книг. Останавливаться на достигнутом он не намерен. Сейчас работает над документальной программой об Англии. А также готовится представить зрителям новый неожиданный проект.
Отправлено: 01.04.14 17:17. Заголовок: Спасибо за "несб..
Спасибо за "несбитого летчика"! Только что прочитала. Мне Парфенов нравился всегда, с большим уваженимем к нему отношусь. Присоединяюсь к поздравлениям Познеру.
Сообщение: 1490
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 14.04.14 02:20. Заголовок: Так сказать, продолж..
Так сказать, продолжение юбилея. Гость передачи "Телехранитель" - Владимир Познер.
В 80 лет жизнь только начинается
Е.АФАНАСЬЕВА: Добрый вечер. В эфире – «Телехранитель», программа о сути телевидения, о тех, кто определяет и хранит эту суть. В студии – Елена Афанасьева. Как всегда по воскресеньям говорим мы с вами о персонах, программах, событиях и антисобытиях, которые влияют на то, каким наше телевидение будет сегодня и завтра. В гостях – Владимир Познер. Здравствуйте, Владимир Владимирович.
В.ПОЗНЕР: Здравствуйте.
Е.АФАНАСЬЕВА: И мы назвали этот эфир «В 80 лет жизнь только начинается». Я думаю, что вы – ярчайший пример этого. Фразу можно из культового фильма немножко видоизменить, вернее, просто изменить. Если на вас посмотреть, человек пришел, если у кого нет Сетевизора, джинсы, кроссовки, клетчатая рубашка, кепочка.
В.ПОЗНЕР: Ну, кепочка не здесь – в другой комнате.
Е.АФАНАСЬЕВА: Кепочки здесь нет, в другой комнате осталась. Я думаю, что пока шли по улице, если вас не сразу узнавали, то, наверное, думали, что идет человек такой, молодой абсолютно. Ну, вполовину где-то моложе минимум, а то и больше.
В.ПОЗНЕР: Не знаю, не знаю.
Е.АФАНАСЬЕВА: С днем рождения.
В.ПОЗНЕР: Спасибо большое.
Е.АФАНАСЬЕВА: Мы долго с Владимиром Владимировичем искали дату. Ближе к дню рождения дни были заняты у него воскресные.
В.ПОЗНЕР: Да. Я уезжал просто.
Е.АФАНАСЬЕВА: Но я думаю, что не страшно – можно позже чуть-чуть поздравить вас.
В.ПОЗНЕР: Конечно. Оказывается, что в России нельзя до.
Е.АФАНАСЬЕВА: А во Франции и в Америке нет?
В.ПОЗНЕР: Пожалуйста, да.
Е.АФАНАСЬЕВА: То есть это наше суеверие, дремучесть?
В.ПОЗНЕР: Это наше, да-да-да. Ну, такое вот...
Е.АФАНАСЬЕВА: Ну, мы же после, поэтому можно. Уважаемые наши слушатели, у вас если есть вопросы к Владимиру Владимировичу Познеру, +7 985 970-45-45. Уже очень много вопросов пришло заранее на сайт. Во второй части программы как обычно и по телефону вы сможете поговорить.
Так получается, что программе «Телехранитель» тихо-мирно, оказывается, 10 лет этой весной будет. И, вот, в один из первых эфиров мы с вами отмечали ваше 70-летие. Потом было 75. И каждый раз всё интересней и интересней.
Какой у меня вопрос? Вот, когда человек проживает 7 десятков лет, ему кажется, что он в жизни уже очень много видел, знал, понял. Вот, между 70-тью и 80-тью вы что-то для себя поняли такое важное, главное, чего не знали до этого десятилетия жизни?
В.ПОЗНЕР: Ну, мне кажется, что каждый человек по мере того, как он набирает возраст, он что-то узнает. Это несомненно. Если только у него активная позиция. Я видел, как люди уже пожилые постепенно теряют вообще интерес к жизни. Это очень печальное зрелище. Но они как-то уходят, уходят и уходят. К счастью, у меня совсем другое отношение – я, наоборот, всё время больше и больше, желание у меня всё время есть, всё время внутренний голос говорит «Хочу, хочу, хочу!» И, конечно, многое узнаешь. И, может быть, даже не узнаешь, а по-другому начинаешь понимать, перечитываешь книги, совсем по-другому читаешь эти книги. Много чего происходит.
Е.АФАНАСЬЕВА: А как вам кажется, вот это угасание интереса к жизни у многих ваших ровесников и даже более молодых людей, особенно в нашей стране (я думаю, на вашей исторической родине в меньшей степени или в Америке).
В.ПОЗНЕР: В меньшей, да, да.
Е.АФАНАСЬЕВА: Оно с чем связано? Со здоровьем, когда наша медицина не всегда может обеспечить человеку достойный уровень здравоохранения? С невостребованностью профессиональной? Или с чем? Почему это угасание происходит?
В.ПОЗНЕР: Ну, мне кажется, что это сочетание многих вещей, но в том числе, конечно, то, о чем вы сказали. Но неправильно человек рос, не так питался, собою не занимался, родители не занимались им, не заставляли высыпаться. Я до 17 лет в половине десятого должен был быть в постели. Ну, вот, это всё имеет значение.
Ну и, конечно, если человек себя не нашел, так и не понял, а, вот, для чего вообще он на этом свете? Он занимался нелюбимым делом, мечтал о пенсии, то есть уйти от всего и ничего не делать. Это, ведь, ужасная мечта, на самом деле.
Е.АФАНАСЬЕВА: Ушел, а взамен ничего не нашел.
В.ПОЗНЕР: Мечта ничего не делать. Я еще понимаю, мечтать, чтобы потом ездить по миру, увидеть мир. Но просто чтобы сидеть дома и тупо смотреть на телевизор? В общем, я боюсь, что тут и психологически.
Е.АФАНАСЬЕВА: Но люди вам могут возразить, что, вот, ездить по миру, на нашу пенсию не наездишься. Хорошо ему – он может себе это позволить.
В.ПОЗНЕР: Возразить всегда можно. Ведь, это же не фокус. А, на самом деле, если хочешь... Я видел наших людей пожилых, которые с рюкзаком на спине идут по стране, свою страну узнают. И для этого много денег не надо. Это внутри у тебя сидит или не сидит.
Е.АФАНАСЬЕВА: Тогда чтобы уж как-то закольцевать, закончить тему со здоровьем и жаждой жизни. А откройте секрет-то, вы для себя что делаете, чтобы физически?..
В.ПОЗНЕР: Лично я?
Е.АФАНАСЬЕВА: Да. Я знаю, что вы играете в теннис.
В.ПОЗНЕР: Я 3 раза в неделю играю в теннис, я 2 раза в неделю занимаюсь фитнесом. Итого пять. Я, поскольку это заложила во мне мама, я очень правильно питаюсь. Очень вкусно, но правильно. И я не перехватываю, я ем 3 раза в день в определенное время, как правило. Я высыпаюсь. Это всё вещи привычные. Ну, вот, это всё. И я очень долго занимаюсь.
Е.АФАНАСЬЕВА: То есть нет каких-то волшебных таблеток, которые себе может позволить Познер?
В.ПОЗНЕР: Ну, я вам скажу, но только, вы знаете, это между нами. Вы никому не говорите.
Е.АФАНАСЬЕВА: Конечно, ни в коем случае. Никакой аудитории.
В.ПОЗНЕР: Я как-то встречался с Воландом, ну и, так сказать, небольшой договорчик подписал.
Е.АФАНАСЬЕВА: Ах вот как?
В.ПОЗНЕР: Ну, конечно.
Е.АФАНАСЬЕВА: Ну, сейчас будут вопросы на эту тему уточняющие.
В.ПОЗНЕР: Кто такой Воланд, спросят?
Е.АФАНАСЬЕВА: Да, конечно. (смеется)
В.ПОЗНЕР: Читать надо.
Е.АФАНАСЬЕВА: Ну, вот, вы же говорите, перечитывать. Пока они до вашего возраста не доживут, не перечитают.
В.ПОЗНЕР: Вот, да-да-да.
Е.АФАНАСЬЕВА: Ну что ж, Владимир Владимирович. Как прошел юбилей? Вы праздновали в любимом городе, в городе вашего рождения.
В.ПОЗНЕР: Ой, у меня нет слов. Да, я хотел именно в Париже – все-таки, я там родился. Я мог позвать туда своих близких, своих друзей самых близких и не думать о нужнике, как иногда говорят.
И было замечательно. Конечно, здесь главный человек – моя жена, она это всё организовала. Ну, вы знаете, было... Ну, я даже не знаю, как вам передать.
Е.АФАНАСЬЕВА: Я видела некоторые фотографии в Инстаграме ваших гостей.
В.ПОЗНЕР: Моя дочь, ее муж, мой внук и внучка устроили концерт. Внук играл на альте, внучка на флейте, дочь моя – композитор-пианист на фортепиано и муж ее на гитаре. Это был один номер. Другой номер – другой мой, ну, в общем, сын Петя Орлов со своей семьей снял такой клип, что просто все лежали. Это было потрясающе.
Поэт Орлов, он же Орлуша написал длинное стихотворение на тему Маршака, поскольку я у Маршака работал. Маршак переводил «Дом, который построил Джек», а это был «Познер, которого знают все». И каждый читал один куплет. 10 куплетов. И всё, вот, было так. Понимаете, это было феерическое, не говоря о красоте, место, и о том, как же было вкусно.
Е.АФАНАСЬЕВА: (смеется) Вы – гурман, Владимир Владимирович.
В.ПОЗНЕР: Да.
Е.АФАНАСЬЕВА: А, вот, из Петербурга Виталий спрашивает «А что пьет Познер и сколько?» Вот главный вопрос, который возник у человека.
В.ПОЗНЕР: Вы знаете, Познер пьет самое разное. Очень любит и может очень много. Зависит от обстоятельств.
Е.АФАНАСЬЕВА: То есть это не факт, что если человек выпивает, то это гробит его жизнь и не...
В.ПОЗНЕР: Нет. Во Франции вообще не пить вино каждый день – это даже как-то странно. Знаете? Вот, мы когда отдыхаем летом там в Биаррице (есть такой французский город), всегда рядом с нами одни и те же люди, пожилая пара. Каждый день они заказывают себе ланч, обед с бутылкой красного вина, и вдвоем эту бутылку уделывают. Каждый день.
Е.АФАНАСЬЕВА: Может, опять гены срабатывают, раз у французов это в генах?
В.ПОЗНЕР: Конечно. Ну, конечно. Я первое вино свое пил, когда мне было лет, наверное, 6.
Е.АФАНАСЬЕВА: Сейчас нас с вами за пропаганду алкоголизма.
В.ПОЗНЕР: Нет. Мама разбавляла водой. Это принято во Франции. И не напиваются – это совсем из другой области.
Е.АФАНАСЬЕВА: Из тех вопросов, которые заранее пришли на сайт, человек с ником АБВ пишет «Что вы можете сказать об ощущениях своих лет в 20, 40, 60 и 80?»
В.ПОЗНЕР: Вы знаете, насчет 20-ти не помню – это, все-таки, было 60 лет тому назад. (смеется)
Е.АФАНАСЬЕВА: Все-таки, что-то вы не помните. Не верю. Не верю.
В.ПОЗНЕР: Ну, я шучу. Вы знаете, я вам должен сказать, что я себя чувствую прекрасно, вы понимаете? Вот, в чем дело. Женщины мне всё еще нравятся, иногда они на меня смотрят.
Е.АФАНАСЬЕВА: Супруга ревнует?
В.ПОЗНЕР: Да.
Е.АФАНАСЬЕВА: Вот так.
В.ПОЗНЕР: Так что просто, вы знаете, я, конечно, больше знаю, больше понимаю, некоторый опыт есть. Я более сдержан, наверное, чем я был тогда. Но так сказать, что какая-то принципиальная разница?.. Ну, скинул ли бы я 40 лет? Ну, скинул бы, но с условием, что всё, что я имел...
Е.АФАНАСЬЕВА: Что вы за эти 40 лет себе заработали морально и материально.
В.ПОЗНЕР: Сохранил бы. А это не получается, понимаете?
Е.АФАНАСЬЕВА: То есть лучше сейчас, чем в 40 лет, но без этого багажа?
В.ПОЗНЕР: Да. Вы знаете, искренне говорю, что да. Да. Потому что, конечно, я здоров, тьфу-тьфу. Это, может быть, самое главное. Самое страшное, что может быть, это когда ты теряешь дееспособность и ты являешься обузой для других. Вот это вот не дай бог.
Е.АФАНАСЬЕВА: Я напоминаю, что это Владимир Владимирович Познер, мы говорим о том, что в 80 лет жизнь только начинается. Вы жили в разные времена. Что вы можете сказать? Вот, все-таки, это... Во-первых, в разных странах, разные режимы политические, социальные, экономические. Какие сейчас времена, по вашему ощущению, в сравнении с теми, в которых вы лично жили, а не просто из книжек?
В.ПОЗНЕР: В России?
Е.АФАНАСЬЕВА: Да, здесь, сегодня, в мире, в России сегодня, сейчас.
В.ПОЗНЕР: Ну, что касается в России, то мне не нравятся нынешние времена. Мне кажется, что есть определенный откат в сторону того, что было до 90-х годов. Есть некоторая совершенно неоправданная ностальгия по советским временам, причем, ностальгия, которую люди не очень понимают, почему. Есть очень большие сложности в журналистике. Быть журналистом очень трудно сегодня и, по сути дела, журналистики, на мой взгляд, нет – есть журналисты. Но журналистики уже как профессии почти что нет.
Конечно, лучше, чем тогда, в том смысле, что, все-таки, я могу это сказать в эфире и завтра меня не будет ждать этот самый черный воронок. Но я могу это сказать. И потом пока что мы можем ездить, мы можем читать те книги, которые хотим, смотреть то кино, которое хотим, а не есть там человек, который решает «Это можно, а это нельзя». Но неприятное состояние общества, на мой взгляд. Очень много...
Е.АФАНАСЬЕВА: Именно общества? Не власти? Не только власти?
В.ПОЗНЕР: Ну, конечно, власть с этим прямо связана. Шовинизм, национализм, всё это очень сильно чувствуется и мне это не нравится. К сожалению, не только в России. Но мы говорим о России, поэтому я об этом говорю.
Е.АФАНАСЬЕВА: Ну, почему? Я спросила вообще. Вы – человек мира, вы ездите, работаете.
В.ПОЗНЕР: Ну и вообще поворот вправо имеет место быть.
Е.АФАНАСЬЕВА: Не только в России?
В.ПОЗНЕР: Не только в России. Другое дело, ну, вот, смотрите. Вчера, если я не ошибаюсь, или позавчера в Америке и в Англии была вручена премия Джорджа Полка 4-м журналистам. Это одна из самых высоких, самых престижных журналистских премий. Это 2 американских журналиста и 2 английских. За что? За то, что они опубликовали материалы Эдварда Сноудена. Вы понимаете, да? Вот это показатель, все-таки. Материалы, которые, несомненно, нанесли ущерб престижу США и американскому правительству, и лично господину Обаме, вот за публикацию этих материалов этих людей наградило не правительство, не власть, журналистское сообщество. Но премия Полка – это всё равно, как у нас... Даже у нас нет такой премии, прямо скажу вам. Вот, это, все-таки, другое состояние.
Е.АФАНАСЬЕВА: Но вы смотрите западные каналы, легко смотрите в отличие от тех людей, которые английским или французским не владеют так, как вы. Как вы оцениваете объективность освещения, ну, вот, скажем, ситуации с Украиной, которая сейчас самая важная?
В.ПОЗНЕР: Не объективно. Я работал 2 недели, начиная с конца февраля и 2 недели марта, на CNN. Я прямо нанялся к ним работать.
Е.АФАНАСЬЕВА: Комментатором?
В.ПОЗНЕР: Комментатором, да. Московским голосом, но только не правительственным, не пропутинским, а, вот, просто человек, который там внутри, он это видит. И я мог видеть, как работает CNN, который когда-то, на мой взгляд, просто отличался очень высоким уровнем журналистики, благодаря хозяину Тернеру, Теду Тернеру. Он продал CNN, он теперь не имеет к нему никакого отношения.
Уровень вранья, уровень необъективности меня просто потряс и дико расстроил.
Е.АФАНАСЬЕВА: То есть это беда не только российских СМИ?
В.ПОЗНЕР: Это такая предвзятость, которая определяется политикой.
Е.АФАНАСЬЕВА: Ну, то есть получается, если сейчас смотреть эфир, слушать, то двойные стандарты существуют что здесь, что там, что у одних, что у других?
В.ПОЗНЕР: Абсолютно. Абсолютно.
Е.АФАНАСЬЕВА: Условно говоря, как называют мятежниками или борцами за свободу людей в Киеве или людей в Донбассе.
В.ПОЗНЕР: Да, да, да.
Е.АФАНАСЬЕВА: И как меняется ситуация. А где-то вы видите объективность в СМИ?
В.ПОЗНЕР: Объективность я вижу только в отдельных людях, в отдельных журналистах, которые остаются журналистами, несмотря ни на какое давление.
Е.АФАНАСЬЕВА: Это Владимир Познер, напоминаю еще раз. +7 985 970-45-45. Таня задает вопрос «А что должна из себя представлять журналистика? Чего сейчас нет?» Тань, я думаю, что это надолго ответ.
В.ПОЗНЕР: Это надолго, да.
Е.АФАНАСЬЕВА: Но если кратко.
В.ПОЗНЕР: Я думаю, что если вы этого... Знаете, это когда-то спросили Луи Армстронга «А что такое свинг?» И он сказал «Ну, если вы этого не чувствуете, то объяснить это вам невозможно».
Е.АФАНАСЬЕВА: Из вопросов на сайт человек с ником Дуксфорт пишет «Господин Познер, были ли вы сегодня на митинге в защиту свободных СМИ? Если нет, то почему?»
В.ПОЗНЕР: Спасибо за вопрос. Да, вот я...
Е.АФАНАСЬЕВА: «Только просьба не говорить, что мало времени до эфира. За 2 часа вполне можно переместиться с Сахарова на Новый Арбат. Если здоровье не позволяет ходить, стоять, то Чудаковой и Ахеджаковой возраст и здоровье не дают повод для потери совести». Вот какой вопрос.
В.ПОЗНЕР: Вы знаете, я с вами совершенно согласен. Но только хочу сказать, что я собирался на митинг, я уже всё, я спустился, сел в машину. И только понял потом, что я забыл, что у меня сегодня эта программа. Я отлично понял, что я могу сделать? Я могу туда приехать, выйти, показаться, сказать «О, смотрите на меня. Я здесь», сесть и уехать обратно. Я вас уверяю, что это единственная причина, почему я не был на этом митинге. Я бы очень хотел быть.
Е.АФАНАСЬЕВА: А важно показываться, вот, что ты на этом митинге или на другом, или тебя вообще нет?
В.ПОЗНЕР: Мне кажется, что да. Мне кажется, что это важно для тех людей, которые там. И для тебя важно, конечно. Думаю, что, все-таки, это имеет значение. Конечно, жалко, что это был митинг, а не марш, потому что марш – это гораздо более длительное нечто. Но мне кажется, что некоторым людям важно показаться. Это некоторая, ну, что ли знаковая вещь.
Е.АФАНАСЬЕВА: Скажите, пожалуйста, вот, вы раньше начинали программу «Познер» с чтения вопросов, которые люди присылают на сайт.
В.ПОЗНЕР: Да, да.
Е.АФАНАСЬЕВА: Почему это исчезло, вот такое вокс попули?
В.ПОЗНЕР: Я вам скажу. Поначалу мне этого очень хотелось, а потом постепенно мы начали приходить к выводу, что уж очень, извините меня, глупые вопросы. Ну, не интересные вопросы. И тратить время не хотелось.
Е.АФАНАСЬЕВА: А вы не обижаете тем самым ваших зрителей сейчас?
В.ПОЗНЕР: Ну, может быть, и обижаю, но я говорю правду. Мы сидели, вот, вся команда, мы говорим «Ну, хорошо, ну, вот, какие-то вопросы, ну, совершенно поверхностные, не интересные». А на это надо тратить, знаете, репортер должен ехать, надо ловить этих людей, надо с ними разговаривать. И получается в результате пшик. Короче говоря, отказались именно поэтому. Хотя, мне казалось поначалу, что это будет очень хорошо.
Еще из тех вопросов есть человек с ником Мармеладка. Вопрос – вот посмотрите объем, я вам показываю, всё не прочту. Всё один вопрос. Но из того множества, которыми Мармеладка интересуется, она спрашивает... Она или он (думаю, скорее, все-таки, она).
В.ПОЗНЕР: Из Достоевского, может быть?
Е.АФАНАСЬЕВА: А кто его знает? Не знаю, Владимир Владимирович. Задает вопрос «Как вам нравятся новостные каналы?» Правда, не уточняет, российские или западные. «Как вы относитесь к каналу «Дождь»? Считаете ли вы их работу профессиональной? Или лишь свободной?»
В.ПОЗНЕР: К каналу «Дождь» я отношусь хорошо, особенно на фоне всего остального, что у нас есть. Я не считаю, что они уж очень высокопрофессиональны. Но я считаю, что они пытаются, все-таки, быть журналистами. И вот то, что я говорил раньше, да, они пару раз подставились – этого делать не надо, особенно если ты себя представляешь как оппозиционный канал. Тогда ты должен понимать, что ты на мушке и нужно быть очень аккуратным.
Е.АФАНАСЬЕВА: Мы сейчас прервемся на новости. Это Владимир Познер, у которого в 80 лет жизнь только начинается. Вы еще можете задавать вопросы по SMS. Через несколько минут продолжим.
НОВОСТИ
Е.АФАНАСЬЕВА: Мы продолжаем программу «Телехранитель», в студии – Елена Афанасьева, в гостях – Владимир Владимирович Познер. Еще раз напоминаю, +7 985 970-45-45 – ваши вопросы, ваши реплики и комментарии. Та же самая Мармеладка спрашивает «Что вы думаете о судьбе ТЭФИ? Почему в Америке нет Эми Регион? Не кажется ли вам, что ТЭФИ Регион – это как осетрина третьей свежести, и региональность ее нивелирует?
В.ПОЗНЕР: Вы напрасно думаете, что нету регион. Есть, конечно. Эми вручаются местные, причем гораздо шире, чем в России. Эми вручаются именно локальные. Кстати, я получил местное Эми давно, много лет тому назад.
Так что, вы знаете, когда что-то говоришь, хорошо бы знать предмет, а потом уже утверждать. А, действительно, вот, осетрина второй свежести – вещь плохая, я согласен.
Е.АФАНАСЬЕВА: Третьей там даже у Мармеладки.
В.ПОЗНЕР: Ну, это уже попахивает, это плохо.
Е.АФАНАСЬЕВА: Вы мне сказали, что вы были тем человеком, который договаривался с Эрнстом Неизвестным, автором бронзового Орфея, статуэтки ТЭФИ о том, чтобы он согласился. Если кто не в курсе, хотя мы здесь, в этой студии обсуждали с Павлом Корчагиным и с Александром Акоповым судьбу двух премий, то, как Академия телевидения передала право на использование бренда ТЭФИ. Вы обсуждали с Эрнстом Неизвестным. Вы – человек, который столько лет возглавляли, были символом буквально Академии. Как вы отнеслись к созданию новой премии, к этим переменам?
В.ПОЗНЕР: Я отнесся не лучшим образом, но, все-таки, я считаю, что какой-то конкурс общенациональный должен быть. И коль скоро так было сделано, в частности, руководителем ВГТРК Добродеевым и руководителем Газпром-Медиа, в данном случае Николаем Сенкевичем, да и Кулистиков принимал в этом участие, собственно говоря, торпедировали Академию российского телевидения и в течение нескольких лет вообще не было национального конкурса. То то, что в каком-то виде это вновь возникло, ну, я считаю, это хорошо. И главное, чтобы сохранился ТЭФИ. Вот это вот для меня было самое главное, потому что поначалу и этого не должно было быть.
Ну и я поэтому специально разговаривал с Эрнстом Неизвестным, поскольку он автор, это его право сказать «Да» или «Нет». Я очень рад, что он сказал «Да» и что это принято, и что будут вручать ТЭФИ, а не какую-то неизвестную премию.
Е.АФАНАСЬЕВА: Вы будете номинироваться, выдвигаться?
В.ПОЗНЕР: Буду ли я выдвигаться? То есть выдвинут ли меня? Вопрос такой.
Е.АФАНАСЬЕВА: Ну, там производители. Вы все говорите о том, что вашу программу Первый канал только закупает, а не производит. Значит, соответственно, компания может выдвинуть.
В.ПОЗНЕР: Да, только производитель. Я бы хотел, чтобы выдвинули мою программу, несмотря на то, что там нет такой номинации как интервью. Но мне Павел Корчагин сказал «Ну, это входит в ток-шоу». Я говорю «Почему?» - «Ну, ток-шоу – это значит говорят?» Я говорю «Но на телевидении если только не поют и не танцуют, то все говорят, в том числе и новостные программы. Вроде, это тоже тогда ток-шоу». Ну, он посмеялся, но тем не менее.
И потом я очень хотел, чтобы «Германская головоломка» была выдвинута по разряду документального многосерийного кино.
Е.АФАНАСЬЕВА: Мы как раз с вами не смогли встретиться во время эфира или после сразу – вы уезжали, не сложился у нас эфир.
В.ПОЗНЕР: Да, да.
Е.АФАНАСЬЕВА: А мне хотелось спросить вас об этом фильме отдельно. Это уже был какой, третий? Четвертый фильм из серии страноведческой?
В.ПОЗНЕР: Четвертый. Четвертый, да. Была Америка, Франция, Италия. Вот это Германия.
Е.АФАНАСЬЕВА: Было ощущение, что он не просто самый личностный, несмотря на то, что во Франции вы родились, в Америке вы росли и работали. Это знаете, говорят, что сложности такого пубертатного взросления и отношения к чему-то человек переживает всю жизнь. Это вот именно ваши отношения в подростковом, юношеском возрасте с Германией не сложились?
В.ПОЗНЕР: Конечно, конечно.
Е.АФАНАСЬЕВА: И вы пытались в фильме это преодолеть?
В.ПОЗНЕР: Ну, не только. Там же намного сложнее, потому что, ведь, все-таки, и моя дочь туда уехала и вышла замуж за немца, и практически мой внук Коля – он же немец. Маша, все-таки, в меньшей степени – она уехала 6-ти лет. Он же там родился от немецкого папы. И всё это вместе взятое, конечно, для меня это была огромная проблема, потому что я как ребенок военного времени ненавидел Германию, ненавидел немцев и всё это было непросто. Так что да.
Е.АФАНАСЬЕВА: То есть, вот, по моему зрительскому ощущению, была видна эта динамика каких-то изменений вашего отношения к стране, пока вы делаете фильм именно. Хотя, вы столько лет туда ездите. Мы с вами даже встречались в аэропорту как-то, прилетевши я из командировки, вы от дочери. Действительно, вот, профессиональная работа вдруг помогла вам сделать то, что вы не смогли в обычных частных поездках?
В.ПОЗНЕР: Конечно, конечно.
Е.АФАНАСЬЕВА: Почему?
В.ПОЗНЕР: Не могу вам сказать. Но если это профессиональная работа, это правильные вы слова употребили. Значит, ты по-другому смотришь, ты понимаешь, что у тебя есть некоторая ответственность профессиональная. Кроме того, ты встречаешься с людьми, с которыми ты обычно бы не встречался, это не твоего круга люди и ты бы никогда с ними не общался. Ты ездишь в места, куда бы ты никогда не поехал, потому что никакой не курорт, ничего исторического. Но надо туда ездить по другим причинам. И поэтому по-другому всё открывается. Всё открывается, и ты вынужден смотреть на это другими глазами. Ты не можешь иначе. Все-таки, профессия накладывает обязанности.
Е.АФАНАСЬЕВА: А можно ли сказать, что в профессии есть какой-то такой, психоаналитический, психотерапевтический эффект в таком случае?
В.ПОЗНЕР: У кого как. Наверное, я думаю, что да, но это у кого как. У меня, несомненно. Может, у другого нету. Бог его знает.
Сообщение: 1491
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 14.04.14 02:20. Заголовок: И кончание: Е.АФАНА..
И кончание:
Е.АФАНАСЬЕВА: А видели ли ваши родственники, ваша дочь, зять, внуки, которые наполовину или частично немцы, этот фильм и что они сказали?
В.ПОЗНЕР: Видели, конечно же. Ну, моя дочь к тому же сочиняла музыку к этому фильму. Ну, они были очень тронуты. Там же есть очень такие, эмоционально сильные моменты, и это на них действовало.
Но я знаю, что немало людей считали, что я слишком жестко говорю о немцах и так далее. Ну, это у каждого свое восприятие. Мне кажется, что я был абсолютно честен, старался как мог. И не скрывал своего отношения. Слушайте, а на днях, когда я подписывал новую книжку в магазине, одна женщина ко мне подошла и сказала «Я замужем за немцем, и благодаря вашему фильму, я объяснила ему, почему мы не должны жить в Германии. Мы вернулись в Москву. Я вам очень благодарна». Это был для меня неожиданный такой комплимент.
Е.АФАНАСЬЕВА: Да, действительно. Вот, неожиданная SMS пришла из Петербурга. Вот, я аббревиатуру эту не знаю, как расшифровать, ЦГИА Санкт-Петербург, Центральный государственный исторический архив, наверное, да?
В.ПОЗНЕР: Может быть, не знаю.
Е.АФАНАСЬЕВА: «Хранятся документы семьи Познер», - пишет Инна Борисовна, главный хранитель.
В.ПОЗНЕР: Ну, я был бы очень рад, если вы...
Е.АФАНАСЬЕВА: Инна Борисовна, если вы можете, пришлите какие-то ваши координаты или номер телефона, или адрес электронной почты – я вот сейчас Владимиру Владимировичу передам.
В.ПОЗНЕР: Да, мне интересно знать, потому что семья Познер – это, может быть, не та семья. Все-таки, эта фамилия не уникальная.
Е.АФАНАСЬЕВА: «А вы пенсию получаете?» - интересуется Рупрехт.
В.ПОЗНЕР: Да, я получаю ее. Ну, то есть она уходит сразу... Ну, я ее отправляю детскому дому одному давно уже.
Е.АФАНАСЬЕВА: Вы получаете только российскую пенсию или это как у вас есть...
В.ПОЗНЕР: Только российскую. А! Я понимаю, о чем вы говорите. Я получаю американскую, да. Я ее никуда не отправляю – она просто ложится на мой счет.
Е.АФАНАСЬЕВА: Она, вероятно, побольше, чем российская.
В.ПОЗНЕР: Ну, она другая.
Е.АФАНАСЬЕВА: Как складываются ваши отношения с детьми? Без подписи, но из Петербурга. Спасибо. С вашими детьми.
В.ПОЗНЕР: Просто на редкость замечательно. Это вот, знаете, я – счастливый человек. У меня замечательные дети и внуки. И мы не просто любим друг друга, но мы очень близки. Просто очень. Понимаете, счастье, по-моему, складывается из трех вещей – из твоей работы, которую ты нашел и в которой ты себя полностью выражаешь, из твоих детей, с которыми либо ты есть, либо тебя нет там, и из твоего партнера. Вот, если ты в этих трех вещах, да еще здоров, ну, считай, что всё, что ты выиграл.
Е.АФАНАСЬЕВА: Вот, заранее на сайт прислано... Не выговорю сложный (сейчас запутаюсь), поэтому не буду, прочту вопрос: «Спасибо за ваш эфир с Кшиштофом Занусси. Такое упоение и наслаждение слушать беседу просвещенных интеллигентных людей. И как больно наблюдать за пикированием страны в пропасть мракобесия», - Саламандра (есть еще здесь подпись вот такая).
В.ПОЗНЕР: Да. Ну, Занусси – замечательный, действительно, собеседник, умнейший человек. С ним, действительно, наслаждение разговаривать, это правда.
Е.АФАНАСЬЕВА: Андрей спрашивает «А где граница компромисса в журналистике? Вас называют мэтром компромисса».
В.ПОЗНЕР: Ну, кто-то называет, наверное. Журналистика как и всё прочее без компромиссов не бывает, даже брак с компромиссом, как вы понимаете. Весь вопрос в том, предаешь ли ты себя или не предаешь. Я думаю, что вот это и есть грань.
Е.АФАНАСЬЕВА: «Ваше отношение к Russia Today?» - спрашивает Виталий из Петербурга.
В.ПОЗНЕР: Сугубо отрицательное. И это давно известно, и об этом знает Маргарита Симоньян, я никогда этого не скрывал. Это пропагандистская организация, и я утверждаю, что пропагандистская организация никогда не может успешно конкурировать с местными СМИ той страны, куда она направлена (эта организация).
Е.АФАНАСЬЕВА: Таня спрашивает «Отличаются ли задачи российского и американского журналиста?»
В.ПОЗНЕР: Нет. Это как всё равно, отличаются ли задачи американского и российского врача. Не отличаются: надо лечить. А здесь надо информировать. Задача та же.
Е.АФАНАСЬЕВА: Вера вслед вашему ответу на вопрос о детях спрашивает «Как достичь такой близости с детьми?»
В.ПОЗНЕР: Любить их надо очень, вот что. И понимать, что они не глупее тебя и что они достойны уважения. Вы знаете, ум не есть функция возраста. Только опыт. А ум – это пятилетний мальчик может быть много умнее своего папы.
Е.АФАНАСЬЕВА: Опять без подписи из Москвы: «Евгений Киселёв и Савик Шустер переехали работать в Украину (здесь написано). Не хотите ли вы последовать их примеру? В России тяжеловато».
В.ПОЗНЕР: Во-первых, мне никто не предлагал. Во-вторых, если б предложили, то нет. Вы знаете, у меня здесь есть своя аудитория. Я не говорю на украинском, и я бы чувствовал себя очень неуютно, говоря по-русски с украинским зрителем. Нет, я бы не хотел.
Е.АФАНАСЬЕВА: Денис из Оренбурга «Как посмотреть этот фильм про Германию, а также про США, Францию? где купить?»
В.ПОЗНЕР: А вот я не знаю. Но вообще говоря, попробуйте через интернет – там всё это есть. А фильм об Америке «Одноэтажная Америка», о Франции –«Тур де Франс», об Италии – «Их Италия». И о Германии – «Германская головоломка». Всё это есть.
Е.АФАНАСЬЕВА: А сейчас вы делаете Англию, Великобританию?
В.ПОЗНЕР: Англию делаем, да-да, да.
Е.АФАНАСЬЕВА: Илья из Ярославской области: «Перечитывали ли вы Толстого и поменялось ли у вас отношение к нему?»
В.ПОЗНЕР: Нет, у меня отношение к Толстому самое что ни на есть восторженное, неправильное. Ну, я не знаю, как передать. Глубочайшего восхищения, что ли. Да, перечитывал «Рубку леса» совсем недавно. Ну, невероятно.
Понимаете, это уже из области, действительно, гениального, когда человек...
Е.АФАНАСЬЕВА: А правду говорят, что его, в общем, в более зрелом возрасте человек открывает совершенно иные глубины?
В.ПОЗНЕР: Конечно. Ну, вот, я перечитывал не так давно «Братьев Карамазовых», ну, вот, как будто заново читал.
Е.АФАНАСЬЕВА: Еще вопрос от Ильи из Ярославской области: «В.В., кто у вас любимый писатель и в кого вы влюблены?»
В.ПОЗНЕР: Ну, у меня не один любимый писатель. Но если говорить именно «любимый»... Понимаете, да? То есть, вот, люблю этого человека. То, наверное, Пушкин – один из них, Экзюпери – другой. И, наверное, как ни странно, Дюма, потому что д’Артаньян и три мушкетера вообще сыграли в моей жизни огромную роль.
Что касается в кого я влюблен...
Е.АФАНАСЬЕВА: Вы просто с Алексеем Алексеевичем Венедиктовым такие, читательские братья.
В.ПОЗНЕР: Потрясающе. А что касается, в кого я влюблен, то это, вот, не для вещания, ладно? Я могу иметь некоторые приватные вещи?
Е.АФАНАСЬЕВА: Вот, прислала этот номер телефона, пишет, что это ваша семья. Передаю. Вот, сейчас записала, передаю.
В.ПОЗНЕР: Спасибо. Я обязательно позвоню.
Е.АФАНАСЬЕВА: Инна Борисовна. Просто сейчас пишу, чтобы не...
В.ПОЗНЕР: Да, спасибо большое. Это мне страшно интересно.
Е.АФАНАСЬЕВА: Вы можете пробовать дозвониться – может быть, у вас получится. +7 495 363-36-59. Если не получается, SMS-номер +7 985 970-45-45. Пожалуйста, попробуйте. «Встречался случайно с Николаем Дроздовым, - из Самарской области Дмитрий. – Говорит, в вашей книге неправда про военкомат. Он очень этим расстроен».
В.ПОЗНЕР: Ну, зачем? Мы же с ним вместе были в военкомате. Ну, что ж он такое говорит, а? Ну, зря. Вообще если это его как-то обижает, то я приношу свои извинения. Но он же не будет отрицать, что его исключили и меня исключили за то, что мы провалили экзамены, и что обоих нас вызвали в военкомат. Ну, как это нет?
СЛУШАТЕЛЬ: Да, добрый вечер. Меня зовут Виталий. Просто хотел... Вот, не ожидал, что дозвонюсь. Просто хотел какого-то житейского совета от вашего гостя, просто, наверняка, вы не всегда, Владимир Владимирович, соглашались с теми условиями, в которых (НЕРАЗБОРЧИВО) с теми людьми, с которыми приходилось общаться. Вот, как вот этот баланс выдерживать так, чтобы не ломать себя через колено, но и добиваться тех целей, которых, как бы, ты хочешь добиться? Спасибо.
В.ПОЗНЕР: Ну, вы знаете, это вот вы просите у меня рецепт, который я не могу вам дать. Это, знаете, это опыт и это постепенный... Ну, вот, нос несколько раз сломаешь и потом уже не будешь так входить в дверь с разбегу.
Е.АФАНАСЬЕВА: А вы ломали?
В.ПОЗНЕР: Ломал, фигурально говоря, много раз, пока я понял, что есть вещи... Надо уметь с людьми разговаривать. Это не простое дело. Нужно быть тактичным, даже если этот человек тебе не нравится. Ну, это всё непросто. Ну, рецепта нет. Я не хочу говорить банальности.
Е.АФАНАСЬЕВА: Давайте еще звонок. 363-36-59, добрый вечер.
СЛУШАТЕЛЬ: Алло?
Е.АФАНАСЬЕВА: Да?
СЛУШАТЕЛЬ: Это Иван Иванович из Москвы.
Е.АФАНАСЬЕВА: Да, Иван Иванович.
СЛУШАТЕЛЬ: Господину Познеру вопрос можно?
Е.АФАНАСЬЕВА: Да, вы в эфире, мы вас слушаем, Иван Иванович.
СЛУШАТЕЛЬ: Вот, господин Познер когда вел программу «Времена», он в пальчиках держал какой-то мелкий предмет, то ли бусинку, то ли винтик какой-то. Что это за предмет?
Е.АФАНАСЬЕВА: Иван Иванович, я не помню. Были у вас бусинки?
В.ПОЗНЕР: Вы знаете, я вам скажу, что я ничего такого не помню.
Е.АФАНАСЬЕВА: Может быть, ручку вы держали?
В.ПОЗНЕР: Ну, ручку иногда я держу, но это не бусинка.
Е.АФАНАСЬЕВА: Видите, как внимательно смотрят? Думают, может, у вас какой-то медитативный предмет или магический.
В.ПОЗНЕР: Нет-нет-нет, ничего такого нет. Я абсолютно не помню, так что извините.
Е.АФАНАСЬЕВА: Еще звонок. Добрый вечер.
СЛУШАТЕЛЬ: Добрый вечер.
В.ПОЗНЕР: Здрасьте.
Е.АФАНАСЬЕВА: Как вас зовут, вы откуда?
СЛУШАТЕЛЬ: Александр, я из Москвы.
Е.АФАНАСЬЕВА: Да, пожалуйста.
СЛУШАТЕЛЬ: Владимир Владимирович, скажите, пожалуйста, вот, были же ваши предки в Серапионовых братьях?
В.ПОЗНЕР: Да. Это вот что. Это двоюродный брат моего отца – он тоже Владимир Познер.
Е.АФАНАСЬЕВА: Я тоже как-то ошиблась, когда прочла книгу и пришла, говорю «Про вашего папу прочитала».
В.ПОЗНЕР: Да-да-да. Он родился в Париже. Потом его отец, который был братом отца моего отца, поехал в Санкт-Петербург, когда он был совсем маленький (Володя), кажется, ему было 12 лет, и там он довольно долго жил. И, действительно, он был самым молодым членом вот этой группы Серапионовы братья. Поэтому он писал стихи, причем Блок читал его стихи. Блок его считал очень способным. Поэтом он не стал, но он стал писателем. Они уехали сразу после конца Первой мировой войны, кажется, начало революции. Они вернулись во Францию, где, собственно говоря, он и прожил свою жизнь.
Е.АФАНАСЬЕВА: Еще звонок. 363-36-59, добрый вечер. Алло?
СЛУШАТЕЛЬ: Алло, здравствуйте.
В.ПОЗНЕР: Здрасьте.
Е.АФАНАСЬЕВА: Да, вы в эфире, пожалуйста.
СЛУШАТЕЛЬ: Владимир Владимирович, вот, смотрел ваш эфир с Кличко. Это Юрий, Томск.
В.ПОЗНЕР: Да?
СЛУШАТЕЛЬ: С каким-то отрицательным чувством наблюдал, как он вертелся на сковородке, когда вы спрашивали про нацистскую форму.
В.ПОЗНЕР: Да.
Е.АФАНАСЬЕВА: Как вы думаете, чего он так боялся, подбирая ответ на этот вопрос, но так и не ответив, по-моему, откровенно?
В.ПОЗНЕР: Вы знаете, трудно ответить вам на этот вопрос. Видимо, все-таки, он тогда уже, ведь, явно собирался в политику. Он понимал, что любые его слова будут сразу использованы там, в Киеве. Он же хотел баллотироваться на пост мэра города Киева. Вероятно, рассчитывал, думал, каждое слово как противник это использует. Он не был свободен в том, как он говорил. Это чувствовалось. Наверное, вот это, я думаю.
Е.АФАНАСЬЕВА: Еще звонок. 363-36-59, добрый вечер. Добрый вечер? Алло?
СЛУШАТЕЛЬ: Алло, здравствуйте.
Е.АФАНАСЬЕВА: Да, здравствуйте. Как вас зовут, вы откуда?
СЛУШАТЕЛЬ: Александр, Москва.
Е.АФАНАСЬЕВА: Да, вы в эфире, мы вас слушаем, Александр. Вы приемник выключите и говорите с нами по телефону – сигнал запаздывает в приемнике.
СЛУШАТЕЛЬ: Да. Владимиру вопрос задать.
Е.АФАНАСЬЕВА: Да вы говорите, мы вас слушаем.
В.ПОЗНЕР: Я вас слушаю.
Е.АФАНАСЬЕВА: А. Владимир, добрый день. Александр, Москва, Как вы считаете, правильно ли то, что вот было тогда сделано «Эхо Москвы» на РЕН ТВ? Там была передача у Корзуна, кто против Максима Шевченко. Буквально на днях они исчезли вместе со всеми.
Е.АФАНАСЬЕВА: Ну, я думаю, это не Владимиру Владимировичу вопрос.
В.ПОЗНЕР: Я вообще не в курсе.
Е.АФАНАСЬЕВА: ОнлайнТВ – это явно...
В.ПОЗНЕР: Я не в курсе.
Е.АФАНАСЬЕВА: Извините, Александр. Еще звонок 363-36-59. Добрый вечер.
СЛУШАТЕЛЬ: Алло?
Е.АФАНАСЬЕВА: Да, как вас зовут?
СЛУШАТЕЛЬ: Мераб. Меня зовут Мераб.
Е.АФАНАСЬЕВА: Мераб, пожалуйста, мы вас слушаем, вы в эфире.
СЛУШАТЕЛЬ: Я хочу огромную благодарность сказать в адрес Владимира Владимировича. Он – великий гениальный журналист.
В.ПОЗНЕР: Спасибо. (смеется)
СЛУШАТЕЛЬ: Не только. Он – профессор своего дела. Он был у нас в Грузии, я просто... Спасибо, Владимир Владимирович.
В.ПОЗНЕР: Спасибо вам. Спасибо.
Е.АФАНАСЬЕВА: И желаю вам кавказского долголетия лет так 120 прожить.
В.ПОЗНЕР: Спасибо. Постараюсь. Спасибо большое.
Е.АФАНАСЬЕВА: Ну, как иначе? Еще последний, наверное, на сегодня звонок. Добрый вечер. Так, сорвался звонок. Ну, не хотите, не надо, будем говорить... Нет, тут много звонков, я просто все одновременно не включу.
В.ПОЗНЕР: Ну да.
Е.АФАНАСЬЕВА: «Как вы помогли детям определиться в профессии?» - спрашивает Владимир из Самарской области.
В.ПОЗНЕР: Моим? А мне было очень легко, потому что они сами очень рано проявляли способности. Моя дочь – ну, было понятно с трех лет, что это будущий музыкант, было совершенно ясное дело. А что касается сына, то он просто хотел быть журналистом, глядя на меня. Я ему, правда, говорил «Не надо этого делать». Но он не обратил внимания и пошел по моему пути.
Е.АФАНАСЬЕВА: Наталья из Тольятти: «Спасибо за книгу «Прощание с иллюзиями», была на встрече с вами. Владимир Владимирович, у вас есть амулет?» - спрашивает Татьяна.
В.ПОЗНЕР: У меня не амулет, у меня на шее висит черепашка, которую подарила мне когда-то моя дочь. У меня с черепахами свои, особые отношения. Я не стану долго рассказывать. Ну, вот, это не амулет и, вроде бы... Ну, может, и амулет.
Е.АФАНАСЬЕВА: 10 лет назад, когда вы были первый раз у меня в эфире «Телехранителе», мы говорили как раз, когда это было 70. Я вас спросила о любви, и вы тогда рассказали о своих замечательных тете и дяде, которые прожили вместе огромное количество лет, и о том, как вы тетю спрашивали, что такое любовь, и она говорила «Любишь ли ты свою ногу или руку?» За эти 10 лет ваш ответ на вопрос, что такое любовь, как-то изменился?
В.ПОЗНЕР: Ее ответ.
Е.АФАНАСЬЕВА: Нет, ее – понятно. Вы тогда привели ее ответ как и свое понимание любви на тот момент времени. Ваше понимание за эти 10 лет как-то изменилось?
В.ПОЗНЕР: Вы знаете, Лена, во-первых, они прожили всю жизнь с первого дня и до последнего. Их нет больше – они ушли. А я трижды менял свою. То есть, выходит, трижды менял ногу. Поэтому, наверное, у меня другое. Я был восхищен ее ответом, то есть это нечто такое, о чем ты не думаешь, пока это есть, а, потеряв, чувствуешь огромную нехватку. У меня другая жизнь, и поэтому я этого не могу сказать.
Я понимаю, что для меня это огромное чувство. Но я не могу сравниться.
Е.АФАНАСЬЕВА: 5 лет назад я задала вам вопрос, за который меня, в общем, некоторые мои коллеги даже упрекали. Думали вы о том, как вы хотите и где вы хотите быть упокоены и как вы хотите закончить, ну, вот, как перейти в такой мир?
В.ПОЗНЕР: Да. Да, конечно!
Е.АФАНАСЬЕВА: Эти ощущения за вот такие периоды как 5, 10 лет у вас меняются? Или это уже остается?
В.ПОЗНЕР: Нет, не меняются. Я время от времени думаю об этом. Я же понимаю, что я смертный. И я думаю с некоторым смехом даже.
Е.АФАНАСЬЕВА: Вы так обаятельно улыбаетесь в момент. Это не страшные мысли?
В.ПОЗНЕР: В том смысле, что... Вы же знаете, что я совершенно не верующий человек. Я понимаю так: я умер и всё, и больше уже ничего нет. Но мне почему-то приятно думать, что, скажем, мои останки будут лежать в определенном месте. Я знаю это место, да? Или что развеют мой пепел над Парижем.
Е.АФАНАСЬЕВА: В прошлый раз вы говорите про какое-то место в Америке – я сейчас не вспомню.
В.ПОЗНЕР: А там не пепел, там уже останки.
Е.АФАНАСЬЕВА: А, там лежать?
В.ПОЗНЕР: Да.
Е.АФАНАСЬЕВА: А пепел – над Парижем.
В.ПОЗНЕР: А пепел – над Парижем.
Е.АФАНАСЬЕВА: Про Париж в прошлый раз не было, я точно помню.
В.ПОЗНЕР: Ну вот. А это, знаете, ну, это, на самом деле, не всё ли равно, вообще говоря? Вот так вот. Да, я думаю об этом. И вы знаете, без страха. Я просто хотел бы, это когда произойдет, чтобы это произошло быстро. Вот, например, на теннисном корте, пых и всё.
Е.АФАНАСЬЕВА: А если бы у вас был последний эфир в жизни, кого бы вы хотели в идеале пригласить?
В.ПОЗНЕР: Из тех, кто когда-либо жил? Или из живых?
Е.АФАНАСЬЕВА: Из живых. Я знаю, что вы Леонардо да Винчи хотели бы.
В.ПОЗНЕР: Вот.
Е.АФАНАСЬЕВА: Поэтому я спрашиваю из живых.
В.ПОЗНЕР: А из живых?.. Может быть, Габриеля Гарсиа Маркеса.
Е.АФАНАСЬЕВА: Интересный был бы эфир. Я хочу пожелать, чтобы мы много раз с вами отмечали ваш юбилей здесь, потому что, как я уже сказала, совпало десятилетие программы и 3 раза мы юбилей, полуюбилей и юбилей отметили.
В.ПОЗНЕР: Да, да.
Е.АФАНАСЬЕВА: Поэтому это к взаимному удовольствию.
В.ПОЗНЕР: С удовольствием.
Е.АФАНАСЬЕВА: Вашей длинной, долгой, замечательной жизни.
В.ПОЗНЕР: Спасибо.
Е.АФАНАСЬЕВА: И чтобы программа моя жила. Поэтому я всячески желаю вам удовольствия от жизни, в чем вы, по-моему, чемпион.
В.ПОЗНЕР: (смеется)
Е.АФАНАСЬЕВА: Ну, более человека, любящего и наслаждающегося жизнью, я не видела.
В.ПОЗНЕР: Есть такое, да.
Е.АФАНАСЬЕВА: Я желаю, чтобы вам всё меньше приходилось идти на те компромиссы, о которых говорил наш слушатель, а больше приглашать тех людей, которых вы хотели бы задавать и говорить о вечности, а не только о сиюминутном.
В.ПОЗНЕР: Спасибо. Спасибо.
Е.АФАНАСЬЕВА: «Владимир Познер, действительно, в 80 лет жизнь только начинается?» Или нет?
В.ПОЗНЕР: Видимо, да. Ну, видимо. (все смеются)
Е.АФАНАСЬЕВА: А еще лет через 10 мы с вами поговорим.
В.ПОЗНЕР: Поговорим, да.
Е.АФАНАСЬЕВА: Елена Афанасьева. Прощаюсь до следующего воскресенья. Всего доброго, до свидания.
"Идея такой телепрограммы возникла достаточно неожиданно, – рассказывала Паола Дмитриевна. – Я готовила многотомную научную работу об истории европейского искусства. У книги точно такое же название – "Мост над бездной". В основу легли лекции, которые я много лет читала своим студентам на Высших курсах сценаристов и режиссеров. Но так получилось, что у одного из моих студентов, Андрея Зайцева, возникла мысль превратить этот курс лекций в телепрограмму, выпустить беседы в эфир. Название и для книги, и для программы было выбрано неслучайно, ведь образ моста – это образ мировой культуры, без которой мы бы не состоялись как цивилизация".
И вот список выпусков: 1. Мост над бездной. Джотто. 'Поцелуй Иуды' 2. Мост над бездной. Андрей Рублев. 'Троица' 3. Мост над бездной. Сандро Боттичелли. 'Весна' 4. Мост над бездной. Веласкес. 'Менины' 5. Мост над бездной. Микеланджело. Гробница Медичи 6. Мост над бездной. Леонардо да Винчи. Святая Анна с Младенцем Христом 7. Мост над бездной. Иероним Босх. Корабль дураков 8. Мост над бездной. Альбрехт Дюрер. Меланхолия 9. Мост над бездной. Казимир Малевич 10. Мост над бездной. Пабло Пикассо. Герника 11. Мост над бездной. Винсент Ван Гог 12. Мост над бездной. Рембрандт ван Рейн. Возвращение блудного сына 13. Мост над бездной. Эль Греко 14. Мост над бездной. Феофан Грек 15. Мост над бездной. Рафаэль Санти 16. Мост над бездной. Ренуар – Ярошенко 17. Мост над бездной. Сальвадор Дали. Тайная вечеря 18. Мост над бездной. Клод Моне. Впечатление. Восход солнца
Сообщение: 1512
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 18.04.14 17:53. Заголовок: Miss Betsy пишет: В ..
Miss Betsy пишет:
цитата:
В Москве в книжном увидела книгу Паолы Волковой "Мост над бездной". Уже дома попыталась найти ее в инете, а вместо этого нашла вот что:
И ведь я этот цикл скачала, причем уже довольно давно, но так всё еще не собралась посмотреть. Никто не знает, как сутки малость растянуть? Хотя бы до 36-ти часов, а?
Сообщение: 1639
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 29.05.14 18:20. Заголовок: Новости нашего город..
Новости нашего городка... Грустные. Закрыли "Школу злословия". Пишет Татьяна Толстая: Татьяна Н. Толстая
Дорогие читатели, зрители ШЗ и друзья.
Вот еще интересная новость. "Школу Злословия" закрыли.
Мы вели ее с 2002 года. Сколько у нас было гостей, мы еще подсчитаем, сейчас и не соображу. Несколько сотен. Некоторых уж и нет с нами. (В смысле - умерли, но вы же любите деликатность и обтекаемость.)
Мы благодарим всех, кто помогал нам ее делать. Наших осветителей, снимавших нас в таких ракурсах, чтобы мы выглядели красивее, чем на самом деле.
Наших операторов, мужественно работавших в любую погоду в ледяных павильонах, в валенках, или наоборот, в раскаленных, где нечем было дышать и некоторые падали в обморок.
Наших замечательных редакторов, уплотнявших полуторачасовые разговоры до часовых, а потом и получасовых программ и старавшихся сохранить все самое ценное и осмысленное, что было в программах.
Наших любимых и незаменимых Ирочек, причесывавших нас и гримировавших. Наташу, без которой нам бы никак!
Любимую Гаянэ!
Отдельно, тысячу раз, миллион раз Аню Стеблеву, нашего лучшего редактора, нашего терпеливого оловянного солдатика, нашего замученного нами жандарма! Выдержавшую все! Самую любимую!
Мы благодарим каналы "Культура" и НТВ, бесконечно долго терпевшие наши неформатные личности и вольные разговоры.
Мы благодарим наших дорогих гостей, которые терпеливо досиживали до конца записи, - от нас ушел только один человек, художник Шилов, оскорбленный тем, что мы любим Ван Гога больше чем Шишкина. Но как же иначе? Ведь у Шишкина было все: и два уха, и утро в сосновом лесу, а у Ван Гога - одно, и звездная ночь! Как же не полюбить его?
Теперь у нас нет ни одного уха. Прощайте, дорогие наши, верные зрители!
ИРИНА ПЕТРОВСКАЯ: Для меня на самом деле удивительно не то, что программу закрывают, а то, что она столько времени продержалась в эфире канала НТВ, который в последнее время очень мало располагал к интеллектуализму, к разговорам умным и к появлению там достойных, вменяемых, спокойных, интересных людей. Действительно она на этом фоне, на фоне типичных программ канала НТВ, эта программа смотрелась абсолютным анахронизмом. И когда я недавно смотрела очередной эфир, я подумала, что и ведущие Авдотья Смирнова и Татьяна Толстая, и их гости на общем фоне выглядят как натуральные инопланетяне. Думаю, что то ли канал НТВ был связан какими-то обязательствами, то ли не хотел до последнего или не знал – как избавиться вот от этого анахронизма... Но так или иначе, все-таки это решение принято.
Они продержались, насколько я помню, десять лет. Вначале на канале «Культура», что было куда более естественно, потом перешли на канал НТВ. Конечно, поначалу эта программа произвела такое... довольно яркое впечатление. Потому что были крайне нетипичные для нашего телевидения ведущие – самостоятельные, яркие, острые, с юмором, которые всячески выламывались из общего ряда. И более того, всегда, практически в каждой программе это подчеркивали и говорили, что они не настоящие ведущие, а они по сути просто соучастницы, участницы, организаторы общего диалога и общей интеллектуальной беседы.
Чем дальше, тем больше... Это, кстати, довольно типичный случай избавляться от программы, которая становится не нужна. Ее переносили со дня на день другой, ее передвигали по времени. И в результате она стала выходить ну совсем в глубокой ночи. А это часто является основанием сказать, что у программы нет рейтинга, она теряет популярность и вообще она свое уже изжила, пережила. И по этой причине ее удаляют из сетки. Но я думаю, что свой зритель все равно у «Школы злословия» до последнего сохранялся. Это люди, очень наверное малочисленные – вообще малочисленные, не только в масштабах телевизионной аудитории, но и в масштабах страны. Которым очень важно видеть в эфире умные лица, слышать неординарные точки зрения, слышать умные и часто очень значительные и важные слова и речи. И вот эта часть аудитории, пусть она малочисленная, она конечно будет горевать о том, что «Школу злословия» из эфира и из оборота изымают. Кстати, сегодня очень удивилась, что, оказывается, на профессиональном сленге «Школу злословия» называли «ШиЗа». Хотя на самом деле она была может быть одной из немногих нормальных программ на фоне той «шизы», которую мы каждодневно наблюдаем по всем каналам.
Сообщение: 1656
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 02.06.14 17:28. Заголовок: Кинокритик и один из..
Кинокритик и один из основателей "Школы злословия"Юрий Богомолов:
На смерть ток-шоу
Юрий Богомолов, автор идеи передачи «Школа злословия», — о том, как она родилась и почему умерла
Весть о закрытии на НТВ ночной низкорейтинговой программы «Школа злословия» почему-то не осталась незамеченной в СМИ и интернете. Последовало много сожалений, сочувственных восклицаний... Это стало приятной неожиданностью для всех нас, кто был причастен к сочинению и исполнению программы. Для меня как автора ее идеи — не в последнюю очередь.
Рождение «Школы» стало, как это обыкновенно бывает, результатом стечения некоторых обстоятельств.
Двенадцать лет назад братья Смирновы — Андрей Сергеевич (известный кинорежиссер) и Константин Сергеевич (опытный журналист) — рискнули основать производящую телекомпанию. У отцов-основателей в активе была одна программа — «Большие родители». Программа живая и до сих пор памятная. Константин Смирнов заинтересованно общался с детьми знатных в прошлом родителей. В собеседниках у него побывали и Константин Райкин, и Сергей Хрущев, и Максим Дунаевский, и Алексей Симонов, и многие другие. По интервью с потомками наиболее одиозных исторических персонажей (типа Жданова или Берии) можно было судить, насколько далеко укатилось яблоко от яблони. Очень информативная была программа. Но ею единой новорожденная компания (впоследствии получившая имя «Тон») не могла быть «сыта» — требовалось еще что-то.
Андрей Смирнов — с ним мы дружили со студенческой поры — познакомил меня со своим братом. Они и предложили мне попробовать придумать для двух приятельниц, по которым «плачет» телевидение, — Дуни Смирновой и Татьяны Толстой — какую-нибудь программу.
У Дуни и Тани было одно пожелание: чтобы их роль не сводилась к интервьюированию. Чтобы это был полноправный диалог. А я, к слову сказать, будучи «дежурным по эфиру» с начала века, уже думал в этом направлении.
Думал не без раздражения. Формат «интервью» на нашем ТВ сильно набил оскомину. Поднадоели как развязные, так и подобострастные юноши и девушки со своими стандартными вопросами, провоцирующими на банальные ответы. И вообще раздражала поверхностность разговоров и на политические, и на социокультурные темы.
А еще до того, как мне поступило это предложение, довелось увидеть, как Татьяна Толстая легко и непринужденно срезала, что называется, опытного полемиста Никиту Михалкова непосредственно в эфире не помню какого канала. И тогда же мелькнула мысль: вот кто мог бы вести какую-нибудь дискуссионную передачу... Я не знал, что Татьяне Никитичне уже поступало настойчивое предложение с Первого канала лично от Константина Эрнста о сотрудничестве. Но она, слава богу, отвергла его.
Весть о закрытии на НТВ ночной низкорейтинговой программы «Школа злословия» почему-то не осталась незамеченной в СМИ и интернете. Последовало много сожалений, сочувственных восклицаний... Это стало приятной неожиданностью для всех нас, кто был причастен к сочинению и исполнению программы. Для меня как автора ее идеи — не в последнюю очередь.
Рождение «Школы» стало, как это обыкновенно бывает, результатом стечения некоторых обстоятельств.
Двенадцать лет назад братья Смирновы — Андрей Сергеевич (известный кинорежиссер) и Константин Сергеевич (опытный журналист) — рискнули основать производящую телекомпанию. У отцов-основателей в активе была одна программа — «Большие родители». Программа живая и до сих пор памятная. Константин Смирнов заинтересованно общался с детьми знатных в прошлом родителей. В собеседниках у него побывали и Константин Райкин, и Сергей Хрущев, и Максим Дунаевский, и Алексей Симонов, и многие другие. По интервью с потомками наиболее одиозных исторических персонажей (типа Жданова или Берии) можно было судить, насколько далеко укатилось яблоко от яблони. Очень информативная была программа. Но ею единой новорожденная компания (впоследствии получившая имя «Тон») не могла быть «сыта» — требовалось еще что-то.
Андрей Смирнов — с ним мы дружили со студенческой поры — познакомил меня со своим братом. Они и предложили мне попробовать придумать для двух приятельниц, по которым «плачет» телевидение, — Дуни Смирновой и Татьяны Толстой — какую-нибудь программу.
У Дуни и Тани было одно пожелание: чтобы их роль не сводилась к интервьюированию. Чтобы это был полноправный диалог. А я, к слову сказать, будучи «дежурным по эфиру» с начала века, уже думал в этом направлении.
Думал не без раздражения. Формат «интервью» на нашем ТВ сильно набил оскомину. Поднадоели как развязные, так и подобострастные юноши и девушки со своими стандартными вопросами, провоцирующими на банальные ответы. И вообще раздражала поверхностность разговоров и на политические, и на социокультурные темы.
А еще до того, как мне поступило это предложение, довелось увидеть, как Татьяна Толстая легко и непринужденно срезала, что называется, опытного полемиста Никиту Михалкова непосредственно в эфире не помню какого канала. И тогда же мелькнула мысль: вот кто мог бы вести какую-нибудь дискуссионную передачу... Я не знал, что Татьяне Никитичне уже поступало настойчивое предложение с Первого канала лично от Константина Эрнста о сотрудничестве. Но она, слава богу, отвергла его.
У Дуни и Тани было одно пожелание: чтобы их роль не сводилась к интервьюированию.
Было и еще одно обстоятельство. То ли в Выборге на кинофестивале, то ли в редакции недолго просуществовавшей газеты «Русский телеграф» я стал свидетелем того, как будущие телеведущие обменивались мнениями о какой-то книге. Искры летели.
С заголовком помог Шеридан — «Школа злословия». Оставалось сочинить предмет «злословия». У меня уже давно крутилась в голове тема несовпадения медиаперсонажа с его реальным прототипом. Человек редко бывает на экране равен самому себе. Особенно тот, кто должен регулярно появляться на публике. Произвольно или непроизвольно, он надевает на себя маску. Я и подумал, что вот она, сверхзадача возможного сеанса разоблачения как черной, так и светлой магии: отодрать от лица маску, под которой, правда, может оказаться еще одна маска — или совершенно мертвое лицо. Так тем интереснее и для зрителей, и для профессиональных литераторов Толстой и Смирновой.
Буквально с первого выпуска стало понятно, что наша большая удача в том, что ведущими программы оказались именно писатели. Пазл, как говорят в таких случаях, сложился. Но замысел, как поется, еще не точка. Дайте, просят авторы, дописать роман до последнего листочка.
«Роман», многоплановый, разветвленный и многофигурный, под названием «Школа злословия» писался авторами с трудностями.
С трудностями главным образом внешнего порядка. Первые года полтора все шло более или менее гладко. Программа уже на следующий год после своего рождения удостоилась статуэтки от «ТЭФИ». Потом начались проблемы из-за выбора «клиентов». Руководство «Культуры» не хотело связываться с политикой и потому было против того, чтобы в программу приглашался кто-либо еще, кроме мастеров культуры. Тогда «ШЗ» переместилась на НТВ, где довольно скоро возникла другая проблема. Руководство НТВ желало, чтобы в эфир приглашались исключительно популярные персонажи, что не совпадало с интересом ведущих.
С течением времени первоначальная идея программы трансформировалась. И все чаще гостями «ШЗ» становились люди, почти неизвестные широкой публике: философы, филологи, лингвисты... Вот только несколько последних героев — Леонид Клейн, Алексей Венгеров, Николай Вахтин, Ирина Сурат, Татьяна Смолярова, Татьяна Мэй, Ольга Вайнштейн.
Все эти имена сами по себе ничего не говорят массовой аудитории. В отличие от говорящих — Киркоров, Басков, Волочкова, Ваенга, Глазунов, Шилов и т.д. Не надо спорить, какие имена матери-культуре более ценны. Хорошо бы знать, какие смыслы производят в Культуре мастера того и другого ряда.
Именно на глубинных смыслах и делался акцент в последнее время.
Года два назад не кто иной, как гендиректор Первого канала Константин Эрнст, в одном из программных интервью сообщил миру, что в зрительских предпочтениях обозначился заметный поворот. Что если прежде был очевиден повышенный спрос на развлечение, то теперь пробудился у значительной части аудитории интерес к содержательным программам. И, видимо, он был прав, но ответить на сей вызов попытался не Первый канал и не прочие федеральные телевещатели. Ответить попытался скромный частнособственнический канал «Дождь». Ну и в какой-то степени ту же линию гнула «Школа злословия». Вернее, пыталась гнуть «до последнего листочка».
Дело явно шло к остановке проекта. И вот наконец НТВ объявило о своем решении не пролонгировать договор. Мотивировка стандартная: шоу нерентабельно (будто оно когда-либо было рентабельным).
На телевидении принимаются во внимание два рейтинга: один — вещественный (он для рекламодателей); другой — невещественный и несущественный, а так — репутационный. В мирное время он имеет значение, за него идет борьба. Притом нешуточная. В наше время, в пору необъявленной гражданской войны в холодной фазе, на него плевать хотели с самого высокого дерева.
Это такое время, когда, по выражению Достоевского, начинает господствовать «право на бесчестье». Мы это осязаем по антиукраинскому агитпропу на федеральных каналах, с одной стороны. С другой — по таблоидным программам типа «Пусть говорят» и «Прямой эфир». Нынче именно за бесчестье ордена дают. Но почему-то по секрету.
Конечно, на таком фоне всякое сколько-нибудь альтернативное ТВ будет восприниматься с «высокого дерева» как оппозиционное и, стало быть, подлежащее выкорчевыванию.
***
Для меня, как и для всех моих товарищей по «Школе злословия», стал неожиданностью тот резонанс, который вызвало известие о ее закрытии. Сужу по интернету и прежде всего по многочисленным сожалениям в социальных сетях.
Их не так много, как это бывает у высокорейтинговых программ, но они особенно важны; они выдают в поклонниках «Школы злословия» их отдельность, предполагают наличие в них развитого чувства собственного достоинства. Стало быть, потенциал этой — или другой аналогичной — программы не исчерпан.
Сообщение: 1663
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 03.06.14 13:36. Заголовок: Памяти Святослава Бэ..
Памяти Святослава Бэлзы:
Аристократ ТВ На 73-м году жизни умер литературовед и телеведущий Святослав Бэлза
Литературовед, телеведущий, критик и музыковед Святослав Бэлза скончался в Мюнхене на 73-м году жизни после продолжительной болезни. Время прощания и место похорон пока неизвестны.
У Святослава Бэлзы было много друзей, от Грэма Грина до Лучано Паваротти, встречу с которыми считал своей главной жизненной удачей, от «русского американца» Вана Клиберна до пианиста Дениса Мацуева. Мацуев и сообщил о смерти самого известного музыковеда страны на своей странице в Facebook, написав: «Не стало моего близкого друга».
Знакомый, вероятно, каждому, кто когда-либо включал телевизор, Святослав Бэлза не сразу стал популяризатором музыки. По образованию он филолог, много лет проработал в Институте мировой литературы имени Горького РАН, написал множество статей, критических работ, предисловий – к книгам Шекспира, Оскара Уайлда, Жюля Верна и многих других. Кстати, именно работу в области словесности считал основной; Бэлза был бессменным председателем жюри Бунинской премии – награды, вручаемой за вклад в русскую литературу.
«Ему посчастливилось родиться в уникальной семье, которая обладала просто фантастической библиотекой, - рассказал Газете.Ru глава Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям Михаил Сеславинский, — с раннего детства его окружало огромное количество книг. Библиофильство – эту высокую болезнь Бэлза унаследовал от отца и всю жизнь собирал книги. При этом он воспринимал книгу не просто как текст, но и как произведение полиграфического искусства. Бэлза оставил после себя свыше 300 публикаций, литературоведческих и литературно-критических работ, статей в периодических изданиях. Настольной книгой многих любителей словесности стала составленная им более тридцати лет назад хрестоматия «Homo Legens» («Человек читающий», 1983)».
Исследуя жизнь и творчество знаменитых писателей, Бэлза сам мог бы написать мемуары, работая на телевидении и много лет ведя многочисленные ток-шоу. Образ Святослава Бэлзы, интеллектуала и эрудита, прекрасного интервьюера, сформировался в музыкальной журналистике. На телевидение он пришел еще в 1980-х, вел на первой кнопке ток-шоу «Музыка в эфире», в котором участвовали Галина Уланова, Зиновий Гердт, Пласидо Доминго, Монсеррат Кабалье.
А в 1997 году был создан телеканал «Культура», и Бэлза перешел работать на него.
На «Культуре» он отвечал за три программы, которые вел в своих непременных смокинге и бабочке. В «Романтике романса» он вместе с Марией Максаковой рассказывал об истории и сути этого песенного жанра. «Шедевры мирового музыкального театра» – одна из старейших передач канала, в которой можно посмотреть на лучшие постановки лучших театров мира; соведущим Бэлзы в ней был Николай Цискаридзе.
Еще одна программа – «В вашем доме» – ток-шоу в форме беседы с известными музыкантами и актерами об актуальном и вечном, Бэлза трижды попадал в номинационные списки премии ТЭФИ.
В 2012 году он был одним из ведущих первого телевизионного балетного конкурса »«Большой балет», в котором соревновались молодые танцоры, дуэты из шести российских театров; за эту программу Бэлза получил Премию правительства России.
Удивительным образом Бэлза умел с экранов телевизоров рассказать всем о классической музыке, истории, литературе доступно, легко, понятно и близко. Для многих российских телезрителей именно он, с его аристократической сдержанностью, стал не только лицом «Культуры», но и вообще олицетворением отечественной культуры. С своими аристократическими повадками и по-нездешнему интеллигентной речью он был символом того самого Центрального телевидения, которое умело делать интересно, не тратя эфирного времени на гонку за рекламными деньгами. Рассказать о сложном просто и понятно, не заставляя зрителя чувствовать себя дураком, а даже наоборот, при случае помогая ему выбраться из музыковедческих дебрей.
Сергей Лапин руководил советским телевидением 15 лет — с 1970-го по 1985 год. При нем ТВ стало тем мощным пропагандистским рупором, каким мы видим его и сейчас. COLTA.RU публикует главу из будущей книги телекритика Юрия Богомолова, посвященную Сергею Лапину.
Теленачальники — зеркала, в которых отражаются и административное устройство ТВ, и его творческая атмосфера, и прочие специфические приметы этой сложно организованной машины. Сергей Лапин ярче других символизировал эпоху советского ТВ.
История нашего ТВ самобытна уже тем, что на протяжении нескольких десятков лет оно развивалось в условиях тоталитарного режима со всеми вытекающими отсюда особенностями: жесткая цензура, строгая идеологизированность, гипертрофия пропагандистской функции политического вещания в ущерб коммуникационной, отсутствие конкуренции в эфирном пространстве. Художественное вещание носило факультативный характер. Здесь политический поводок несколько удлинялся, а идеологический ошейник чуток ослаблялся — настолько, что становились иногда возможными эксперименты.
Только, пожалуй, в начале 60-х годов прошлого столетия партия и правительство осознали до конца значение телевизора как инструмента власти. Именно в 1962 году Комитет по радиовещанию и телевидению возглавил историк Харламов Михаил Аверкиевич, долгое время поднимавшийся по карьерной лестнице, связанной с партийно-пропагандистской деятельностью в аппарате ЦК ВКП(б): лектор, заведующий отделом Управления пропаганды и агитации, заведующий подотделом внешних сношений. Пару лет, с 1949-го по 1951-й, поработал на должности заместителя председателя Комитета радиовещания при Совете Министров СССР, в котором телевещание заняло первое место. И оно представлялось настолько важным с точки зрения его роли как государственного института, что снятие с должности одного главы ведомства и назначение на его место другого производилось как глубоко секретная операция. Такая же, как смещение со всех постов Никиты Хрущева.
В полночь 13 октября 1964 года секретарь ЦК КПСС Л.Ф. Ильичев и Н.Н. Месяцев прибыли в здание Гостелерадио на Пятницкой, 25. В два часа ночи экстренно собравшимся членам коллегии Ильичев представил нового председателя Госкомитета.
В ту первую ночь он домой не поехал, остался на рабочем месте. Просматривал программы всех трех видов вещания, обращал внимание на то, чтобы в них до окончания Пленума ЦК КПСС не упоминалось о Хрущеве — об этом предупреждали его в ЦК партии. День 14 октября и следующую ночь он также провел в комитете. Тут все наглядно и прозрачно: мотивы, по которым лишается должности один начальник и назначается другой, приоритеты в работе начальника, смысл которых — отслеживание внутриполитической информации...
Сидит важный функционер ТВ и всю ночь вымарывает из эфира фигуру экс-генсека и отбрасываемые им тени — его высказывания, наказы, приказы...
Понятно, что для Месяцева ситуация была чрезвычайной. На вершине властного олимпа происходила перемена декораций и смена караула. В таких случаях происходят и кадровые подвижки на более низких ступенях властной пирамиды. То, что новое руководство страны сочло необходимым в первую очередь не только блокировать возможные попытки сопротивления со стороны лояльных смещенному генсеку силовых структур, но и поменять начальство ТВ, свидетельствовало о понимании на самом верху роли ТВ — хотя бы как транслятора верховных решений. Вдруг стало ясно, что отныне, если бы встал ребром вопрос о перехвате власти, захватом мостов, почты и телеграфа нельзя было бы ограничиться. Отныне требовался в первую очередь контроль над ТВ.
К концу 60-х положение наверху снова обострилось, вследствие чего группа партийных функционеров во главе с Александром Шелепиным оказалась оттесненной от главных рычагов управления страной. Это, в свою очередь, предопределило падение Николая Месяцева. Вот как он сам описывает свое удаление.
«В апреле 1970 года от обязанностей председателя Комитета по радиовещанию и телевидению был освобожден и я. И вот как это освобождение было обставлено. В беседе со мной Брежнев хвалил меня за работу в комитете, говорил, что назначение послом в Австралию — дело временное: надо укреплять “дипломатический фронт” и т.д. Но все это было очевидной фальшью, тем более он знал, что жена у меня больна и ехать со мной не в состоянии. Отказал Брежнев и в моей просьбе остаться в Москве на преподавательской работе (мне не нужны были руководящие должности).
Я смотрел на Леонида Ильича, который, поглядывая в окно, курил сигарету. Все было ясно. Я тоже стал смотреть на воркующих на подоконнике голубей. Беседа теряла всякий смысл. Судьба моя была предрешена».
Судьба товарища Месяцева была предрешена не потому, что он не справлялся со своими обязанностями, и не оттого, что линия руководства телевидением оказалась недостаточно выверенной в идеологическом отношении. Просто в силу вступил давний, но неофициальный принцип кадровой политики в Стране Советов — принцип личной преданности нижестоящего начальника вышестоящему. Странно, что столь опытный партфункционер, как Месяцев, этого не понимал. Или понимал, но не мог поверить, что лично он, Месяцев, мог стать его жертвой.
Что бы там ни думал обреченный начальник ТВ Месяцев, а новый генсек предпочел ему Лапина Сергея Георгиевича, с которым его связывали давние приятельские узы.
Они сошлись и подружились в Вене, где Лапин, будучи послом в Австрии, нередко общался с тогдашним Председателем Президиума Верховного Совета Брежневым. Став генсеком КПСС, Брежнев отправляет Лапина для начала поработать на важный в то время участок внешнеполитической деятельности — послом в Китае, где тогда бушевала «культурная революция». Потом возвращает его в Москву и сажает на такое важное медиахозяйство, как ТАСС, а через пару лет назначает его главой ведомства, политический вес которого растет не по дням, а по часам.
Его политическая биография — это типичная биография «солдата партии» с некоторыми неожиданными перепадами. Социальное происхождение Лапина — из рабочих. Так было записано в анкете. Сам же он в личных беседах не однажды упоминал, что родом он из детдома. Трудовую деятельность начал подростком, работая почтальоном. Официальная анкета умалчивает относительно его специализированного высшего образования. Правда, есть короткое упоминание о том, что в 1932 году Лапин Сергей Георгиевич окончил два курса Ленинградского историко-лингвистического института (почему только два курса?). Далее известно, что занялся он журналистикой, печатаясь в изданиях Ленинграда и Ленинградской области. Тогда же вступил в партию, а в 1942 году окончил Высшую партийную школу (ВПШ), которая, по обыкновению, открывала перед ее выпускниками путь наверх по партийно-государственной стезе.
Период войны — не вполне ясный в биографии будущего главы ТВ. Известно, что, будучи правоверным коммунистом, он не рвался на передовую; осел в Государственном комитете по радиофикации и радиовещанию, где к концу войны дослужился до должности заместителя председателя комитета.
После окончания войны его карьера пошла резко вверх. В 1953-м он переходит на работу в МИД. И уже через три года становится чрезвычайным и полномочным послом в Австрии, где и произошла его судьбоносная встреча с будущим генсеком Брежневым.
1960-й — министр иностранных дел РСФСР.
1962-й — заместитель министра иностранных дел СССР.
1965-й — посол в Китае.
1967-й — генеральный директор ТАСС.
К 1970 году Сергей Лапин нагулял, если можно так выразиться, серьезный политический вес. С ним он и взошел на телевизионный престол Страны Советов. И вот следы достижения ТВ-индустрии при его правлении. Официальная справка
Период 1970—1980 годов известен как время глобальной реорганизации, политической и технологической перестройки системы ЦТ СССР. Среднесуточный объем вещания вырос с 1673 часов в 1971 году до 3700 часов в 1985 году. К Московской Олимпиаде был введен в эксплуатацию новый телецентр ОТРК (Олимпийский телерадиокомплекс), после чего телецентр в Останкино стал одним из крупнейших в мире на тот момент. Во второй половине 1970-х годов к спутнику «Молния» прибавились спутники «Радуга», «Экран» и «Горизонт», существенно увеличившие возможность космической телевизионной трансляции.
***
То был абсолютно непубличный руководитель ТВ. Непубличный в том смысле, что его лично не было слышно и тем паче видно в телевизоре. Сапожник предпочитал не пользоваться сапогами.
Есть только одна видеозапись его явления народу в программе «Время». Это там, где Брежнев вручает председателю Гостелерадио звезду Героя Социалистического Труда. И тут случился конфуз. Врученная Брежневым награда выскользнула из рук награжденного. Лапин опустился на колено, поднял орден и успокоил Леонида Ильича: «Ничего, наши ребята это вырежут».
В интернете запись чудом сохранилась в первозданном виде. Любопытные ее могут найти вот по этой ссылке.
Уже в постсоветское время о нем был создан документальный фильм с красноречивым заголовком «За железной маской. Сергей Лапин». Его там сравнивают с Великим и Ужасным Гудвином.
Авторы фильма о повелителе советского ТВ Сергее Лапине, к слову, вспомнили, что председатель лично опекал создание полнометражного мультипликационного фильма «Волшебник Изумрудного города». Ему очень нравилась сказка о человеке, который сотворил город из искусно раскрашенных бумаги, картона и папье-маше. То была сказка об отдельном искусственно сотворенном мире, в котором и поселился его создатель. Возможно, именно так понимал свою задачу и новый руководитель ТВ, восседая на престоле телевизионного королевства, став новым Великим и Ужасным Обманщиком Гудвином.
Одну поправку позволил себе сделать телевизионный Гудвин в мультипликационной версии — граждане Изумрудного города не носят зеленых очков. Чтобы не такой прозрачной была аллюзия. Чтобы не так бросалось в глаза сходство между сказкой и телевидением особого назначения.
Великий и авторитарный правитель ТВ уже на первой коллегии уволил своего первого заместителя Георгия Иванова. О том, как это произошло, рассказал в эфире «Эха Москвы» Евгений Киселев: «Иванов опоздал на первое заседание коллегии, застрял, по-моему, в лифте, ворвался туда запыхавшийся, когда Лапин уже начал заседание, и Лапин посмотрел: “А вы кто такой? Такой расхристанный?” Тот ответил: “Я вообще-то ваш первый заместитель”. Он говорит: “Вы больше не мой первый заместитель”. Иванов: “Извините, это назначение не ваше, а номенклатурное”. — “Я своим решением вас отстраняю от ваших обязанностей”».
Есть и другой рассказ об административной решительности товарища Лапина. Молодой журналист заскакивает в здание телерадиокомитета на Пятницкой, 25. У всех лифтов в просторном вестибюле толпятся сотрудники учреждения. И только около одного стоит один человек. К нему и пристраивается журналист со словами: «Какое безобразие! В комитете столько народу и так мало лифтов. Надо больше лифтов!». На что услышал в ответ: «Надо не лифтов больше, а меньше народу». На следующий день, говорят, вышел приказ за подписью Лапина о сокращении штата на полторы тысячи человек.
Придя на ТВ, новый начальник сменил всех главных редакторов. За опозданием сотрудника на пять минут следовало его увольнение. Он остриг и обрил всех длинноволосых и усатых. Запретил женщинам появляться на работе в коротких юбках и в брюках. По его инициативе были изгнаны из эфира певцы и певицы Вадим Мулерман, Валерий Ободзинский, Майя Кристалинская, Аида Ведищева, Лариса Мондрус, Эмиль Горовец, Нина Бродская…Скорее всего — по причине пятого пункта.
Его волевым, без объяснений, решением была удалена из эфира популярная в ту пору программа «Клуб веселых и находчивых». Им же было отказано в телевизионном доме ведущему «Кинопанорамы», любимцу советского народа Алексею Каплеру, после чего сама программа долго искала нового ведущего, пока, не перепробовав с десяток кандидатов, не остановилась на Эльдаре Рязанове.
Чтобы получить некоторое представление о стилистике управления телевизионным хозяйством, обратимся к воспоминаниям одного из ответственных телефункционеров того времени Вилена Егорова:
«На следующий день после выборов в Верховный Совет СССР состоялась коллегия Гостелерадио. Я отвечал тогда за прямую трансляцию из пунктов голосования в Москве и других городах страны. Эта первая встреча могла оказаться последней. К тому времени почти все мои коллеги — главные редакторы Центрального телевидения — уже были сняты со своих постов новым председателем, а на меня в тот день обрушился поток его жестких обвинений, суть которых сводилась к следующему: почему вы показали полупустой избирательный участок, где голосовали за Леонида Ильича, и переполненные залы в Харькове и Кишиневе, где народ празднично поддерживал будущих депутатов? Ведь это же была единственная прямая передача о выборах в стране, которую принимала вся Европа. Своей передачей вы поссорили телевидение с партийным активом… И потом, что это за текст: “Я иду к избирательному участку, а на улице стоят новые дома, магазины”. Кому нужна эта показуха? Я в ответ бодро ляпнул: “Я шел по улице, где были новостройки. Надо выбирать дороги, которые ведут к выборам”. Воцарилась тишина, а я продолжал: “Нельзя было такую передачу ставить в эфир в два часа дня летом, в жару, когда известно, что избиратели уже разъехались по дачам. А время эфира выбирало руководство”. Снова тишина. Затем последовал лапинский вывод: “Или вы, товарищ Егоров, отвечаете лично передо мной за каждое слово в эфире, или нам с вами не работать”. Я только и успел сказать “хорошо”, поднялся — и к двери. Вдруг слышу: “Стой!” Повернулся и еле-еле удержался, чтобы не спросить: “Ну что еще?” А он вышел из-за стола, протянул мне руку и просто сказал: “До свидания”. Присутствовавший на заседании Э.Н. Мамедов, первый заместитель Лапина и один из умнейших руководителей Гостелерадио, бросил мне вдогонку: “Подождите в коридоре”. Потом у себя в кабинете Энвер Назимович сказал: “По-моему, Лапин считает, что ты честный парень”». (Воспоминания Вилена Егорова. Интернет-музей ТВ.)
«Честный парень» вскоре предложил идею новой программы с участием лучших людей труда — интервью с незаурядными личностями под названием «Откровенный разговор». Вроде бы идеологически не подкопаешься. Лапин подкопался: «Значит, ваша передача — это откровенный разговор, а остальное наше телевидение — разговор неоткровенный?! Нет, товарищ Егоров, мы за вами не пойдем» (там же).
На совести Лапина закрытие программы «Найти человека». Сейчас этот административный жест кажется особенно символичным. Эта программа помогала родным и близким найти друг друга спустя многие годы. Ведущая Агния Барто пошла объясняться. Мол, как же так. Ведь это так важно, когда люди через десятки лет находят друг друга. Вы же сами потеряли своих родных, неужели вам не хотелось бы встретиться с ними? «Не хотелось бы, — был ей ответ. — Да и не нужно. Я другой человек, они другие люди. Не надо этого».
…Владимир Ворошилов сначала придумал шоу под названием «Аукцион», с помощью которого предполагалось продвигать потребительские товары к покупателю. Лапину не понравилась физиономия ведущего, программу закрыли. Несколько позже Ворошилов смастерил телеигру из детской игрушки под названием «волчок» и взрослых интеллектуальных загадок. Первые десять лет игра шла в записи. И только когда теленачальство убедилось, что «ЧКГ» не ставит под сомнение основания советского строя и не колеблет краеугольных его камней, оно допустило эту забаву в прямой эфир.
Хотя один человек все-таки углядел в ней «контру» и угадал ее небезобидность. То был, конечно, Лапин, с которым у Ворошилова состоялся однажды откровенный диалог. О нем поведал в эфире «Эха Москвы» сам Владимир Яковлевич. Цитирую по сайту: «“Что вы делаете в вашей передаче?” Я, тогда молодой человек, ответил: “Учим людей думать, решать проблемы”. Он говорит: “Вот. Вы же государственный преступник!” “Как?” — я опешил. “Вот смотрите. Вы учите людей думать, они думают над этим вопросом. Посмотрите на улицу. Жизнь им тоже ставит вопросы. И не дай бог они начнут думать там, на улице, над теми вопросами, что им ставит жизнь! Ведь получится ерунда”».
И сейчас можно подивиться тому, как глубоко усвоил суть советского режима один из его верных сыновей — Сергей Лапин. Он правильно понимал свою сверхзадачу — по возможности лишать людей навыков размышления над былым, настоящим и тем более будущим.
…Самым идиотическим распоряжением могущественного Гудвина, сделавшим бы честь госпоже Мизулиной, оказался запрет снимать Аллу Пугачеву крупным планом. Певица слишком приближала к губам микрофон, что вызывало ассоциацию с оральным сексом.
…Кинорежиссер Алексей Симонов, работавший в 70-х годах в объединении «Экран», рассказал в радиоэфире «Эха Москвы» о своем непосредственном столкновении с человеком, которого он и его коллеги называли не Великим и Ужасным Гудвином, а байбаком. Это такой крупный сурок, но мелкий грызун.
Симонов сделал картину об Утесове и об Одессе. Картину сильно покусали начальники разных уровней и рангов. Автор не стерпел и кинулся к герою своего фильма. Дальше цитирую сайт радиостанции:
«И вот Утесов после долгих уговоров и отказов и тому подобное наконец подошел к телефону, набрал данный мною номер и сказал: “Это народный артист Утесов говорит. Мне бы Сергея Георгиевича”. Немедленно соединили. “Сергей Георгиевич, здравствуйте, это Утесов говорит. Вы не знаете, зачем у вас меня второй раз обрезают?” И я вижу по его абсолютно каменной физиономии, что там происходит ровно та же самая реакция. “Я видел. Мне нравится. Да, хорошо, спасибо большое”. Он сказал, чтоб без него меня обрезали. Вот так я столкнулся первый раз с редактурой Лапина».
Тут требуются некоторые пояснения. Лапин при всем своем радикальном авторитаризме в рамках своего ведомства питал большую слабость к высокой культуре. И это было не мифом. Слишком много живых свидетельств сохранилось.
Журналист Андрей Мальгин припомнил:
«Как-то Засурский (декан факультета журналистики МГУ. — Ю.Б.) пригласил Лапина на встречу со студентами журфака. Я ее хорошо помню. Это был примерно 1976 год. Аудитория была забита до отказа: всем хотелось увидеть живого сатану. Лапин оказался ироничным, образованным человеком, говорил какие-то очень смелые вещи. Он наизусть цитировал запрещенную поэзию, например. Мы все не верили своим ушам».
У Эдуарда Сагалаева есть история, как ему довелось ехать в какую-то командировку с Лапиным, как они всю ночь напролет читали друг другу стихи Цветаевой, Пастернака, поэтов Серебряного века...
Да и каждый, кто удостаивался личного знакомства с «телевизионным Сталиным» — так его еще называли, — не уставал восторгаться литературной эрудицией высокопоставленного начальника.
Тут, видимо, и ключ к загадке, почему Лапин дал добро на съемку «Иронии судьбы», тогда как глава кинематографического ведомства Филипп Ермаш этому категорически воспрепятствовал.
Воспрепятствовал он именно потому, что в сценарии было слишком много лирики, да еще и не эстрадной и потому подозрительной. И ровно по этой же причине сценарий «Иронии» глянулся Лапину. А Лапин произвел достаточно сильное впечатление на Рязанова при личной встрече:
«Я поразился тогда Лапину — такого образованного начальника я встречал впервые. Но еще больше я поразился тому, как в одном человеке наряду с любовью к поэзии, с тонким вкусом, эрудицией уживаются запретительские наклонности» (цитирую по фильму «За железной маской. Сергей Лапин»).
Точно так же можно поразиться тому, что такой образованный человек слыл еще и отчаянным антисемитом. Об этом тоже ходили легенды. Были и убедительные примеры, одним из которых поделился Евгений Киселев.
Снимался документальный фильм-обозрение о 67-м годе. Ну и нельзя было обойти Шестидневную войну между Израилем и арабами. Там были кадры, когда израильские танки идут в наступление, победно сметая все на своем пути. А за кадром звучала бравурная музыка. Во время просмотра Лапин обернулся к авторам, глаза были злые: «Что? Ваши наступают?» (сайт «Эха Москвы»). Авторы, перепугавшись, сами выкинули. То есть обрезали. Непонятно, в какой раз: в первый? Или все-таки во второй?
***
Относительно совместимости вкуса, эрудиции с запретительскими наклонностями в советское время можно было не удивляться. Это было, да и сегодня остается делом житейским. Просто многие люди тогда ставили внутри себя звуко- и светонепроницаемые перегородки: вот я — сладострастный библиофил, а вот — непреклонный идеологический вертухай.
***
Когда ТВ было невинным, как дитя, казалось, что оно изобретено для Ираклия Андроникова и его рассказов о мастерах культуры и еще для трансляций футбольных и хоккейных матчей. Что ТВ — это такое техническое изобретение, которое само по себе гарантирует правдивость того, что оно показывает. Гарантирует в силу своей сиюминутности. И что перед телекамерой нельзя солгать. То есть солгать можно, но ТВ скорее любого детектора лжи выдаст тебя.
Первый исследователь отечественного ТВ Владимир Саппак даже взял на себя смелость сформулировать: «Телевидение — рентген характера».
Про характер — может, это и преувеличение. Но про искренность и естественность человека в рамке экрана ТВ в пору своего зарождения не врало. Оно было еще очень невинным — опять же в силу своей сиюминутности. Потому советская власть с большой настороженностью отнеслась к этому достижению человеческого разума. Она — как та придворная дама из шварцевского «Голого короля», что останавливала наивную Принцессу, едва та раскрывала рот: «Умоляю вас, молчите. Вы так невинны, что можете сказать совершенно страшные вещи».
Как раз самой «страшной правдой» для Советов и была их патологическая лживость. Власти поэтому приходилось сильно осторожничать и быть все время начеку, пока не появилась технология видеозаписи.
Впрочем, и без нее советское ТВ со временем научилось достоверно привирать. Это было ему тем легче делать, что у массовой публики за десятилетия жизни во лжи заметно атрофировался вкус к подлинности факта, события и самого человеческого характера. А уж когда появилась технология видеозаписи, позволявшая сначала зафиксировать реальность, а потом ее отредактировать, то и проблем не стало. Более того, расширились возможности манипулирования «картинкой» и сотворения идеологических миражей из идеологических клише.
Штука, однако, в том, что советское ТВ, обманывая зрителей, не могло до конца обмануть Жизнь. В жизни всегда находятся наивные свинопасы и невинные младенцы, которые ненароком глаголют «страшные вещи», то бишь истины.
На прощальной летучке всесильный начальник ЦТ сказал: «Я верно послужил своему времени, желаю вам послужить — вашему».
Лапин ошибся. Он послужил не времени, а временщикам. Он был в силе, пока они были сильны, и мгновенно ослабел, едва советский режим перестал быть для него «железной маской». Тут-то и выяснилось, что грозный теленачальник был не Великим и Ужасным Гудвином, а Великим и Ужасным Обманщиком.
Пришедший к власти Горбачев отправил Волшебника Изумрудного города на пенсию. Да и сам Изумрудный город, отстроенный Лапиным, приказал долго жить. Не дольше, чем прожил Советский Союз. И он развалился на куски. Да вот проблема: его население никуда не девалось. С ним надо было как-то работать. И телевизионную реальность заново отстраивать.
И тут выяснилось, что прежняя служба была всего лишь службишкой. Настоящая служба впереди, и чтобы ей соответствовать, надо телевизионным гудвинам рискнуть поработать без железных масок.
Прошу прощения, отформатирую потом, убегаю на работу.
Леонид Парфенов: Надо в профессии жить, а не в общественной позиции
Ксения Соколова поговорила с журналистом и режиссером о том, почему он не работает на телевидении, чем нынешние времена похожи на поздний Советский Союз, а тележурналистика — на тетрис
Леонид Геннадиевич, я хотела бы с вами поговорить о том, как складывается судьба талантливого человека в России. Мне кажется, что здешняя действительность — это серьезный, даже трагический вызов для любого человека, обладающего талантом. Об этом писал еще Пушкин: «Черт догадал меня родиться в России с умом и талантом» — и с тех пор, кажется, мало что изменилось. Мне хотелось бы спросить вас, человека, безусловно, очень одаренного, каково сейчас ваше отношение к окружающей действительности и представление о вашем будущем? Какой вы видите вашу дальнейшую жизнь, в том числе и профессиональную? Связываете ли ее с Россией?
Мне кажется, что все неисповедимо, слишком уж много непрогнозируемых факторов. Мы так и не вступили в эпоху хотя бы каких-то правил. В любой момент один игрок сметет с доски все фигуры и нам скажут: «Все, мы в Чапая играем, кончился королевский гамбит!» И так уже наша квазиобщественная жизнь последнего сезона — сплошные щелбаны. А еще мне кажется, что все повторяется. Я помню зиму 1983–1984 года. Мы вечерами сидели в Череповце с Сашей Башлачевым. Он тогда только что написал «Время колокольчиков». И вот мы сидели, и нам казалось, что не мы их похороним, а они похоронят нас…
Вы имеете в виду советскую власть?
Да. Шла эта «гонка на лафетах» — умирал Андропов, заступал Черненко. Казалось, что это будет длиться вечно и ничего мрачнее не может быть.
Но все же формально хоронили их, а не вас?
Но казалось, что за каждым умершим придет следующий — бесконечная вереница людей в пальто. Умрут Андропов с Черненко, за ними придут Гришин с Романовым. Это волной покатилось с января 1982-го, когда умер Суслов. Но все равно никто не предполагал, что рухнет СССР и т. д. Как свидетель той эпохи, я просто руководствуюсь обычным правилом «делай что должен, и будь что будет». Это звучит довольно беспечно и вроде бы не оставляет возможности для размышлений. «Есть у тебя дело, вот и занимайся». Обстановка, во всяком случае пока, не слишком кровожадная, и это личный выбор каждого. Я не знаю, какое мои бывшие коллеги, ныне работающие на государство, для себя находят оправдание, мне это даже не интересно.
Вы полагаете, им нужно искать оправдание?
Некоторые просто играют роль — это видно на экране. Они давно в профессии, и раньше они пели те песни, потом другие, а сейчас третьи. И всегда со зверской серьезностью, с наглым самоуважением и восторгом, что на их стороне — сила. Я знаю, какие они в жизни гедонисты, как на самом деле им нравится быть в Европе и при этом рассказывать, что она погрязла в пороке. Лучшие традиции советских международников: «текут мутные воды Рейна» и «кое-кто на берегах Потомака снова бряцает заржавелым оружием холодной войны». И никакие «мальчики распятые в глазах» их в кошмарных снах не преследуют. Мы как-то с Лошаком про это говорили. Что снова есть госкарьера видного пропагандиста ленинской школы, когда ты вельможа, и участь прежней «творческой интеллигенции» — не борца, но в пропаганде не участвующего. И вся разница в том, что тебя не возят «бортами» и бизнес-классом, а ты сам зарабатываешь на экономический. И не селят тебя в сьюты 5*, а ты сам снимаешь ординарные номера в 4*. Вот и все «лишения». Никого под корень не изводят, кислород не перекрывают, чтобы прямо на хлеб с маслом не заработать — такого нет.
Многие считают, что перекрывают.
Перекрывали при советской власти. Тогда хоть власти изображали идейный фанатизм и вроде держали госмонополию на все-все. Когда тебя тотально не печатают, никуда не пускают, работать не дают, разве только в ЖЭКе дворником — да, перекрывают. Нет этого сейчас! И никакого особого героизма, чтобы заниматься своим делом, а не стыдобище служить, нет, во всяком случае, сегодня.
Вы сейчас занимаетесь тем, чем хотите?
У нас в этом году вышел на Первом фильм «Цвет нации», только что были новые показы в залах в Москве, а до этого фестиваль в Омске, потом показ в Финляндии. В Лондоне открылась выставка фотографий нашего героя, профессора Прокудина-Горского. Я ездил туда, возле галереи Calvert был снят кинотеатр, где показывали фильм с английскими субтитрами. Была госпожа Кейт Буш, знаменитый мировой куратор фотовыставок. Мы дискутировали между собой и с залом. В октябре у меня выходит огромный том «Намедни» с 1946-го по 1960-й.
Этот проект по-прежнему продолжается?
Недавно сдали в печать этот очень поучительный том. Зрелая послевоенная сталинская империя, которая страшно гордится собой и насадила свой строй в странах-сателлитах. А внутри — борьба с безродными космополитами, «Россия — родина слонов», сладко Лемешев поет, колхозникам паспорта не дают, статья Сталина про языкознание, роскошные лимузины ЗиС, завивка «перманент», осуждены формалистические изыски Шостаковича и Прокофьева, «генетика — продажная девка империализма», широченные габардиновые пальто. А потом — нет правителя, и в одночасье все схлопнулось. Страх стал уходить, и оказалось, что это не строй, который вечен, а опять переходный период. Точно как наш нынешний «вождизм».
Скажите, насколько высок уровень дискомфорта в нынешней действительности лично для вас? И есть ли некая верхняя граница этого дискомфорта, достижение которой заставило бы вас что-то кардинально поменять в своей жизни?
Для человека, который в здравом уме и трезвом рассудке застал советскую власть, ничего нового, ничего удивительного в том, что происходит, нет.
Именно что ничего нового. Вам не кажется, что все очень уныло, скучно? В такой обстановке просто неинтересно существовать, драйва нет.
Да, это уныло. Мы стоим на месте, не развиваемся, это же видно.
Поэтому я вас и спрашиваю. Мне кажется, что общая ситуация стагнации, торможения, отсутствия перспектив влияет на личное развитие человека, особенно одаренного. По-моему, это влияение определяющее.
Ну, с этим не поспоришь. Не по своей же воле я 10 лет не работаю в текущем телеэфире.
А хотели бы работать?
В отличие от других СМИ, на ТВ ты привыкаешь, что должны быть эфирные возможности, бюджеты, команда, потребности вещателя, тайм-слот, очень много факторов. Какие-то вещи даже в наилучшие времена, когда я работал в штате богатой телекомпании и находился на блистательном счету, делать не получалось. Поэтому в какой-то момент надо в себе переключить тумблер — вот была еженедельная программа на ТВ, а теперь другие проекты. Сейчас я делаю один большой фильм в год-полтора. Вот была ретроспектива фильмов последних пяти лет в Центре документального кино, так я сам подивился, когда сверстали афишу. Получается, что за пять лет снято три двухсерийных фильма и один односерийный. Притом что сейчас еще выходит седьмой том «Намедни»! Как за пять лет получилось семь серий и семь томов? Мне некогда задумываться, не мешает ли мне невозможность штатной работы. Уже давно помогает. Может, это не очень здорово, но какая-то гибкость в профессии есть. Это как тетрис — укладываешь по ситуации. Самое главное, чтобы не как в предыдущем застое, когда люди пили горькую, сидели на кухнях и друг другу жаловались: «Это не наше с тобой время, старик».
А сейчас «наше время»?
Сейчас не наше время, конечно.
А бывает вообще «наше время»?
Мне кажется, да. В 90-е — в начале 2000-х, когда мы делали проекты, фильмы, было ясно, что на смену советским приходят новые российские медийные традиции. Это были времена «Коммерсанта», потом «Ведомостей», «Афиши». Было ощущение, что вот здесь и сейчас создается другая русская медийная цивилизация. Она, безусловно, стоит на плечах у предыдущей: все ассоциации, каламбуры заголовков — «Собчак привез от варяг гречку» или «Кошмар, на улице Язов».
Был такой заголовок?
Это знаменитый заголовок «Коммерсанта» на начало путча. Дескать, старый маршал нам не страшен, мы его троллим названием фильма, которого он и не видал никогда! И этим мы даем сигнал всем своим: чуваки, не боимся, прорвемся, время работает на нас.
Увы, похоже, старый маршал взял реванш…
Какой реванш, фарс это. Я недавно описывал события 1948 года, когда ликвидировали ГМНЗИ, повыкидывали Сезанна, Ван Гога, Матисса и прочих Пикассо, и в морозовский особняк въехала Академия художеств СССР, которую только что учредили. Ее президент, художник Герасимов получил тогда сталинскую премию за полотно «И. В. Сталин у гроба А. А. Жданова», которое выглядит как «Христос у гроба Лазаря». Другую сталинскую премию дали за картину Яр-Кравченко «А. М. Горький читает И. В. Сталину, В. М. Молотову и К. Е. Ворошилову свою сказку “Девушка и смерть”».
Прекрасно! Но какое отношение эта живопись имеет к нашей беседе?
Тех, кто знает эти картины, можно сейчас напугать креативом Управления внутренней политики Администрации Президента Российской Федерации?! Мы видали это все в гораздо более законченном, логичном и монопольном выражении. Когда если была программа «Время», то только программа «Время», а все остальное в спецхране. Я своим оппонентам говорю: вас оскорбляло, что Миша Ефремов читал убийственные памфлеты Быкова про Путина и Медведева? «Мы с тобою на комбайнах не играли в бадминтон»? А где ваши комсомольские поэты?! Где ваши Жаров, Безыменский? Кто напишет заново «Мы — молодая гвардия рабочих и крестьян»? Благо название у вашего комсомола то же самое. Кто воспоет в стихах Селигер? Вы же сами понимаете, что это будет смешно. «Мастера культуры» могут подписать письмо в поддержку власти, но это не творчество.
Вы сказали мне, что могли бы работать в телевизионном эфире и что обладаете достаточной гибкостью, чтобы действовать сообразно изменяющимся обстоятельствам. Возможно, при таком подходе вы могли остаться работать в эфире, как, например, это делала до последнего момента ваша бывшая коллега Марианна Максимовская?
У меня не было такого шанса. То, что Марианна так долго выпускала свою программу, — это скорее случайность. Многие задавались вопросом, почему ее так долго терпят.
А, по-вашему, почему?
Не знаю. Это алогичные вещи: тут случилось, а тут не случилось. «Коммерсант» тоже долгое время был чересчур проблемным, но не менялся, до сих пор остаются жестко проблемными «Ведомости». Вряд ли это оттого, что кто-то трепещет перед их партнерами Financial Times и The Wall Street Journal. Могут ведь и вовсе зачистить поляну, все к тому идет.
Просто пока не обратили внимания?
Скорее решают так: «Ведомости» — 60 тысяч экземпляров, аудитория, которая все равно не верит новостям федеральных каналов, а что инфляция не такая, как мы пишем, им и без того известно. Если они прочитают это еще раз в тексте Гуриева или Алексашенко, ничего не изменится. Вот и РЕН был не той кнопкой, которая безусловно есть в любом ящике без настройки. Но потом дошло дело и до них, и Марианне оставили должность заместителя главного редактора. Это все индивидуально, тут нет железных правил.
Ваше увольнение с ТВ — такая же «закономерная случайность»?
Меня выкинули просто, и все.
Но, прежде чем вас выкинули, вы все же совершили некий демарш. Чего, кстати, Марианна не делала.
Да не демарш! Просто понимаете, с какого-то момента становится невозможно…
Вот! Меня и интересует, с какого момента и что именно становится невозможным для вас? Зачем вы написали и показали то, что привело к вашему увольнению из эфира? Зачем потом, спустя несколько лет, прочли скандальную речь на премии Листьева? То есть буквально «с какой приблизительно целью»?
Ну как зачем? Характер такой.
Вот и я хочу понять, что именно ваш характер допускает, а чего — нет. Хочу узнать ваш предел.
Мне не обязательно лезть первым и непременно тянуть руку: «я хочу высказаться, заявить протест, доколе». Но если меня прямо спросить: «Вы за или против?», то я не буду говорить, что я за. И ничего удивительного в моих словах нет, просто в какой-то обстановке они получали больший резонанс, в какой-то меньший. Фразы про институциональную нежурналистику я много раз повторяю. Когда люди находятся на госслужбе, то какая тут журналистика? Они о главном ньюсмейкере страны пишут как о начальнике своего начальника.
Но для них это так и есть.
Но тогда не надо называть это журналистикой. Работники идеологического фронта, пропагандисты и агитаторы, автоматчики партии, как это говорилось при советской власти.
Правильно ли я понимаю, что вы стать «автоматчиком партии» не могли бы ни при каких обстоятельствах?
Послушайте, я застал ленинградскую молодежную газету “Смена”, где редактором был Геннадий Селезнев. А в Ленинградском университете имени Жданова, когда я там учился, секретарем комитета комсомола был Александр Бастрыкин, а в Ленинградском обкоме комсомола секретарем была Валентина Матвиенко! Я это все уже проходил. И еще раз — не хочу и не буду. Я и там не сочинял про обсуждение в первичках речи Брежнева на съезде. Можно было, например, написать рецензию на фильм Сергея Соловьева «Сто дней после детства».
То есть у вас длительный опыт существования рядом с орбитой, но вне ее?
У каждого времени — своя школа. А дальше — по Шварцу: но почему ты оказался первым учеником? И в 70-х не обязательно было говорить, что «Малая земля» — твоя настольная книга. И сейчас никого не заставляют громче всех кричать про бандеровцев. Люди просто так понимают карьеру и делают ее.
И с вашей точки зрения многие из этих людей просто не в состоянии понять, что они делают не так?
Мне не нужно их понимание. Меня просто удивляет: они думают, что они в тысячелетнем рейхе, что ли?
Они просто существуют здесь и сейчас. И они ограничены во времени, как любой человек. 20–30 лет активной жизни.
Но опять-таки, а почему надо быть первым учеником?
Но, по-моему, эти люди думают просто: Путин будет у власти еще минимум лет десять, а может, и больше, у нас — самый продуктивный возраст. Почему бы не взять от жизни все?
Тогда в их профессиональном цинизме они недостаточно циничны, если даже не заглядывают в то, что будет через 10 лет! Ну, ведь идет явный заплыв против течения времени, такая архаика, такая кичуха! Двуглавый орел на звезде героя соцтруда вместо серпа и молота.
Я хотела бы вернуться к теме, которую мы уже немного затронули. Прошу прощения, если мой вопрос покажется вам неделикатным, но все-таки зачем вы произнесли ту речь на церемонии вручения вам премии Листьева? И не было ли вам неловко за этот поступок перед ее организатором Константином Эрнстом, который всегда вас поддерживал? Мне показалось, что, читая вашу речь, вы очень сильно волновались…
Я волновался, потому что не говорил, а читал, чего обычно не делаю. А читал я потому, что боялся, что меня занесет и я чего-нибудь лишнего добавлю. Мне важно было остаться в рамках определенных и корректных формулировок. Чтобы это все-таки оставалось в границах более-менее объективной констатации.
Но зачем? Чего конкретно вы хотели достигнуть?
В журналистику не идут сдержанные люди, да? Нормальные люди сидят и сидят, чего вякать-то? Есть разный темперамент. Один считает: «Не могу молчать», а другие на него смотрят: «Да чего тебе нужно? Cидел бы, помалкивал».
Это ваша речь что-то изменила? Помимо того, что премию отменили?
Вот мне говорят: «Лауреат один — это ты. Ты должен выступить с достаточно большим текстом, не просто поблагодарить коллег и сесть, а произнести что-то на актуальную тему современной журналистики». И мне надо было сделать вид, что актуальная тема современной журналистики — это влияние на эфир скоростного интернета?!
То есть вы произнесли эту речь для самоуважения?
Можно посмотреть другие мои интервью 2010 года, и когда меня спрашивали про свободу журналистики, я нигде не говорил, что она цветет пышным цветом. Просто поскольку это были издания типа «Сноба», то, естественно, резонанс был меньший.
Разумеется, значение имело то, что вы произнесли свою речь именно на Первом канале.
В какое мы аномальное время живем, если событию минуло четыре года, а вы говорите, будто это было вчера!
Что вам сказал господин Эрнст по этому поводу?
Он мне сказал то, что потом говорил публично. Он мастер закрученного пассажа, который потом можно цитировать и им закрываться. «Я нобелевских лекций не редактирую», — ответил он, когда его спросили, знал ли он о содержании. «Если б знали, попытались бы отговорить?» Других оценок от него я не слышал. Некоторые его сотрудники даже заступились, но защищать Костю от меня — это смешно.
Я помню. Писали, что он вам помогает как безработному, а вы его подставили…
В тот год первый раз показали наш фильм про Зворыкина, на волне которого изобретателю ТВ потом аж два памятника открыли: в Москве и родном Муроме. Я что, плохо дело сделал? Халтуру, которую из жалости показали и повторили? Работа в обмен на политическую лояльность — не было такого уговора.
То есть все-таки существующая реальность достаточно комфортна, чтобы вы могли в ней с интересом работать?
Не то чтобы комфортна… Я в иллюзиях не живу, я понимаю, что нужно действовать вопреки обстоятельствам. Может, обстоятельства и хотели, чтобы мы не действовали, чтоб мы раскисли. Нельзя сдаваться, надо настаивать на своем.
А у вас никогда не было идеи уехать из России? И сделать что-то в свободном пространстве, вдали от всех советских и постсоветских реалий, которые вы так превосходно изучили?
Не понимаю, а почему, собственно?!
Возможно, потому что здесь долгие годы сохраняется и, видимо, будет сохраняться «мутная» обстановка, пагубная для талантливых людей, препятствующая творческой реализации.
Вот пока «мутная обстановка» прямо топором не бьет по темечку…
…мы будем здесь сидеть?
Я в фильме «Цвет нации» впервые так много снимал свою вологодскую родину — ну, Прокудин-Горский подробно объехал наши края, а мы двигались по его следам. Почему кто-то может меня с этим разлучить? Я чувствую свое право на родину гораздо больше, чем те, кто за деньги налогоплательщиков учит ее любить.
Я хочу задать вам еще один неделикатный вопрос. Вы очень доходчиво описали мне свои «этические границы»: нежелание врать, быть пропагандистом и т. д. И ваша биография доказывает, что вы не кривите душой. За исключением одного эпизода. Я имею в виду ту давнюю историю с разгоном НТВ. Глядя извне, может показаться, что вы тогда поступили не совсем красиво и даже в чем-то предали своих товарищей. Как получилось, что вы сначала поддерживали тех ваших коллег, кто не сдался, а потом все же договорились с Кохом и Йорданом и пошли к ним работать?
Во-первых, не только со мной Кох и Йордан договорились, с остальными тоже. Давайте посмотрим, где теперь те остальные! Во-вторых, и это самое главное, я больше не хотел и не мог участвовать в митинге нас самих в защиту себя самих же, демонстрируемом с экранов нами самими же.
То есть вас это просто стилистически раздражало?
Я понимал, что мы перешли грань профессии, работаем самопропагандистами, вот и все. Я не хотел этого. Потом мы три года выпускали еженедельную программу «Намедни», которая, смею заметить, была помоднее, повеселее, пожестче, чем программа «Итоги», которая к тому времени совершенно забронзовела в своем величии.
То есть никакого этического противоречия вашим убеждениям в том вашем поступке вы не ощущали?
Во мне было одно убеждение: что нужно начать работать по-другому.
Все равно с кем?
Давайте судить по тому, какие мы делали программы, а не кто и какие возвышенные слова произнес в какую-то там роковую ночь. Надо в профессии жить, а не в общественной позиции. Потом и сам Киселев признавал, что перебарщивал в требовании лояльности к себе. С Киселевым мы потом общались нормально. Он даже печатно объяснил как-то, что все изжито, и едва ли не признал мою правоту или, по крайней мере, мое право на свою правоту. С Осокиным, Норкиным, Максимовской виделись после этого не раз.
А вы тогда понимали, кто такие Кох и Йордан?
Да, конечно. Более того, когда мы потом очень весело зажигали…
Вы дружили с ними?
С Кохом и продолжаю дружить. И, кстати сказать, чего стоили тогдашние энтэвэшные рассказы про бездарность и медийную чуждость Коха. Говорили, что его открытое письмо энтэвэшникам якобы я составлял: мол, уж больно лихо написано. Вот, пожалуйста, посмотрите теперь на блогера Коха с подпиской больше «Коммерсанта»! Мне было очень интересно работать с Йорданом. Тогда придумывали русский «инфотэйнмент», орали друг на друга, ночами на работе сидели!
Как долго продолжалась ваша совместная работа?
Недолго продолжалась. Закручивание гаек началось с «Норд-Оста». Как я знаю, меня еще тогда хотели выкинуть, но выкинули Йордана, который не выкинул меня.
А Кох?
Коха еще раньше…
То есть, когда вас увольняли, Коха и Йордана уже не было на канале?
Йордана уволили после «Норд-Оста», когда Путин сказал знаменитую фразу: «Рейтинг на крови своих сограждан, если они, конечно, считают нас своими согражданами». Это про наши чересчур резонансные эфиры и американское гражданство Йордана.
Логично. Что было дальше?
Проталинка вокруг Серой Шейки все сжималась и сжималась. Очень трудно было убедить себя, что все шагают не в ногу, а ты — в ногу. Я временами приезжал в «Маяк» посидеть-поговорить с Андреем Васильевым, главредом «Коммерсанта». Пить я так не могу, но хоть часок побуду с медийщиком, тоже считающим, что информация ценна сама по себе, безотносительно того, на чью мельницу она льет воду.
СА поначалу вы всерьез надеялись, что вам дадут делать журналистику?
Я помню как Миллер приезжал на канал и говорил, что «Газпром» будет продавать НТВ и Йордан привлечет стратегического инвестора.
Вспомните начало 2000-х — плоская налоговая шкала, «программа Грефа». Делая для «Намедни» интервью с ним, мы придумывали, как экранно показать слезание с нефтяной иглы и т. д. Казалось, сама логика жизни заставит модернизироваться, потому что нельзя быть углеводородным придатком остального человечества. Но потом оказалось, что на одних нефти-газе очень даже проживешь, и можно забить на все остальное. Никакой модернизации не требуется — ни постиндустриальной, ни тем более общественной. Просто будем жить по завету Леонида Ильича.
Не кажется ли вам, что существует некая — конечно, непрямая, опосредованная — связь между поступками влиятельных, талантливых журналистов, сродни вашему давнему договору с Кохом и Йорданом, и тем, что потом стало происходить в стране? Проще говоря, не кажется ли вам, что власть не уважает ни журналистскую профессию, ни ее представителей именно потому, что с ними можно договориться, потому что они в принципе готовы идти на компромисс? Кто-то ради денег, кто-то ради возможности реализации. Не кажется ли вам, что единственный способ противостоять власти — это априори никогда не принимать никаких ее предложений, как бы красиво они ни были упакованы?
Дело вообще не в журналистах, а в аудитории. На качественную и критическую информацию сейчас нет запроса. Власть может манипулировать аудиторией, потому что аудитория на манипуляцию ведется. Если б аудитория считала, что дела в стране идут не очень и у нее был бы запрос на проблемную журналистику. Как во времена перестройки: Егора Яковлева и Виталия Коротича мог вызывать Лигачев, песочил… Но снизу перло желание читать «Московские новости» хотя бы в темноте со стенда на Пушкинской, со спичкой зажженной!
А сейчас это людям, по-вашему, неинтересно?
А вы посмотрите на тиражи: у нас общенациональные издания — это таблоиды про жизнь звезд, мудрость власти и ничтожество Запада. Перестройка и крах социализма имели больше экономические причины, чем политические. Вот то, что приходит осень, а у мамы нет сапожек, — это беспокоило гораздо больше, чем то, что вдруг по весне на подъезде повесили портрет токаря и сообщили, что это единственный кандидат в Верховный Совет СССР. Социализм не смог прокормить, одеть, обуть людей, все дошло до ручки, потому что упала цена на баррель нефти в 1986 году. А в 1973-м цена за две недели в разы подскочила после войны Судного дня, да потом еще исламская революция в Иране. Вот это и продлило агонию брежневизма. Но в 1986-м стало невозможно поддерживать даже тот минимум обеспечения, который был, все полезло по швам. Плюс из системы совсем ушел страх. А она без страха не может и поэтому пошла вразнос.
Вы к тому, что и нынешнее благополучие тоже пройдет, а люди об этом предпочитают просто не думать?
Придется подумать, когда пузырь лопнет, неотвратимость чего многие уже подспудно ощущают. Но до последнего момента будем имперски хорохориться: да нам никто не указ! Да загранице кирдык! Да нас все боятся, значит уважают! Захотим — через две недели Киев возьмем! «Танцуй, Россия, и плачь, Европа, а у меня самая красивая опа!» Такой вот праздник.
Вы видите себя на этом празднике?
Если живешь в России, не отворачивайся. Смотри: это твое. Это наша родина, сынок.С
Отправлено: 17.09.14 06:41. Заголовок: Спасибо. Я это интер..
Спасибо. Я это интервью у них на сайте пыталсь прочитать, но мне открылось только начало. Парфенова уважаю, фильмы и передачи его смотрю с удовольствием. И говорит он все правильно.
Сообщение: 2186
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 23.11.14 05:02. Заголовок: Дуня Смирнова в гост..
Дуня Смирнова в гостях у Владимира Познера.
[more]Я, правда, на работе сегодня почитала текст, но у кого получится, лучше, наверное, посмотреть. Правда, у когоПервый канал, уже, наверное, посмотрели.
Замечательная передача с Авдотьей Смирновой, спасибо! Их разговор напомнил до-перестроечное время, когда читали между строк, а говорили с подтекстом. Канал обязывает. На Первый канал даже в программу не заглядываю, хотя мама говорит, что все равно до самой передачи никогда неизвестно, кто у Познера будет в гостях, а идет она за полночь. Но я туда ни в прямом времени, ни в архиве не хожу.
Замечательно написал о Сергее Муратове Валерий Кичин в "РГ":
Скончался один из создателей КВН Сергей Муратов
Все сообщения об уходе профессора, журналиста, кино- и телекритика, кинодраматурга и выдающегося мыслителя Сергея Александровича Муратова начинаются словами: умер человек, который изобрел КВН. И это правда: вместе со своими друзьями и коллегами Альбертом Аксельродом и Михаилом Яковлевым Сергей Муратов создал на нашем телевидении передачу, долгие годы бившую все рекорды популярности. Передачу, которая апеллировала к творческой жилке как своих зрителей, так и талантов, которые она неутомимо открывала по всей стране. Передачу, которую несколько раз закрывали из-за ее потенциальной "крамольности".
В КВН молодые ребята соревновались в придумывании юмористических импровизаций на предложенные темы. Иной раз на грани фола - хотя в советские годы эта "грань фола" могла возникнуть в самых неожиданных пунктах, и передачу грозили закрыть из-за ерунды, мелочи, легкой фронды.
Началось все с передачи под названием "Вечер веселых вопросов", вышедшей в конце постсталинских 50-х. Шла она в прямом эфире, причем зрители должны были изобретательно и с юмором отвечать на вопросы ведущих. Вышло всего три выпуска: в роковом третьем зрителям было предложено в летнюю жару приехать в студию в валенках, причем ожидалось, что таких сумасшедших не найдется, и первому безумцу был обещан приз. Когда студию, сметя милицейский кордон, заполнили толпы людей в шубах и валенках, ведущие растерялись, программа была прервана, ответственные поплатились должностями и были сосланы служить в региональные телестудии. Было принято даже закрытое постановление ЦК по этому поводу, на годы заморозившее развития телевидения. И только в оттепельные 60-е программа возобновилась - уже как Клуб Веселых и Находчивых, КВН. Самая дерзкая и "неблагонадежная" из программ советского ТВ.
Опыт работы раннего советского ТВ был обобщен в книге замечательного исследователя, очень рано ушедшего из жизни Владимира Саппака - "Телевидение и мы". В ней впервые изучался принципиально новый феномен - влияние ТВ на общество, то самое влияние, которое со временем достигнет вселенских, катастрофических масштабов. Дело Саппака и продолжал всю жизнь Сергей Муратов, став самым авторитетным, энциклопедически образованным исследователем телевидения и его взаимоотношений с человеком, страной и миром.
Он стал преподавать на кафедре телевидения факультета журналистики МГУ и на Высших курсах сценаристов и режиссеров, его учениками считают себя многие выпускники Российского гуманитарного университета РГГУ, слушатели Института повышения квалификации работников ТВ. Он был непременным участником симпозиумов и семинаров по кинодокументалистике и телевидению в России и за рубежом. Он написал около двух десятков книг, которые могут считаться образцами популярного обществоведения: его литературный талант и изумительное чувство юмора позволяли ему писать о самых сложных материях легко и увлекательно, даже весело. Он постоянный автор практически всех изданий, научных и теоретических сборников по проблемам взаимоотношений СМИ и общества.
Он одним из первых почувствовал и зафиксировал в обществоведческой литературе опасное влияние ТВ на устрашающий рост нетерпимости в общественном сознании, его зомбирующую роль. Его книга 2001 года так и называется: "ТВ - эволюция нетерпимости". Его последние работы по-своему сенсационны и содержат столь откровенные и часто разоблачительные интервью с деятелями современного телевидения, что иным собеседникам, представшим в его книге "ТВ - время перемен", наверное, стало хуже спаться - их место в истории ТВ обозначено точнее некуда. Эта книга бесед написана Сергеем Муратовым в соавторстве с его супругой и верным соратником Марией Топаз, которой коллектив "Российской газеты" приносит искренние соболезнования.
Если перечитать труды Сергея Муратова, опубликованные в его книгах и в коллективных сборниках, становится ясно: будущие историки телевидения по ним смогут изучать путь деградации самого массового из СМИ от орудия просвещения и распространения культуры в самые отдаленные уголки огромной страны, средства объединения индивидуумов в общество, а регионов - в единое общенациональное пространство, - к самой мощной пропагандистской инъекции в человеческой истории. От культурного инструмента, который функционировал под девизами "Алло, мы ищем таланты!" и "Что? Где? Когда?" - задавая вопросы, на которые зрителям предлагалось искать ответы, то есть самостоятельно думать - до способа отвадить массового зрителя от этого чреватого проблемами занятия. Его последняя книга так и называлась: "Я думаю, ты думаешь". В ней, как пишет Муратов, "ворох разных суждений и рассуждений, в разные годы приходивших в голову автору. Какие-то из них, возможно, помогут и вашим размышлениям об этом чудо-фе¬номене, как считают одни, или о чудовище (зомби-ящике), как полагают другие". Книга носит итоговый характер: она стала как бы дайджестом, популярным изложением бесценного опыта наблюдений, которые автор вел над нашим кино и телевидением в течение десятилетий, читать ее необходимо каждому, кто способен откликнуться на ее провокационный, по нынешним временам, заголовок горячо и заинтересованно.
В этой книге Сергей Муратов собрал многие известные, но большинством забытые мудрости, вброшенные в мир его гениями и пророками разных веков. И от этих бесценных уроков истории протянул нити в наши дни, когда приведенные истины и откровения стали по-новому актуальными.
Вот - о заблуждениях относительно универсальной правоты большинства:
"Большинство - не довод, а насилие", - был уверен Герцен. Его вывод представляется особенно справедливым в сегод¬няшнюю эпоху рейтинга. "Тирания большинства способна ущемить свободу лич¬ности не меньше, чем государство" - писал Джон Милль
О патриотизме истинном и ложном:
"Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том слу¬чае, если ясно видит ее; я думаю, что время слепых влюблен¬ностей прошло", - писал 38-летний автор "Философического письма" Петр Чаадаев. Реакция была мгновенной. "Статью эту я считаю настоящим преступлением против народной чести; так же как и преступлением против религиозной, политиче¬ской и нравственной чести", - немедленно заключил в своем донесении императору Николаю I министр народного образо¬вания С. Уваров.
О склонности массового сознания все сводить к готовым, однажды вброшенным формулам:
"Лебединое озеро", которое так поспешно и "уместно" вклю¬чили в программу организаторы ГКЧП, когда совершили в ав¬густе 1991 свой пресловутый переворот, - тоже упрощение подлинной ситуации. "Лебединое озеро" в тот день уже стояло в программе, которая составлялась задолго до переворота... Обыденное массовое сознание - великий упроститель. Своего рода мясорубка, которая превращает любые продукты в общеупотребительный и легко усваиваемый этим сознани¬ем фарш".
Сергей Муратов, при всем своем ироническом складе ума, был, по-моему, одним из последних романтиков, интуитивно верящих в трудную, но безусловную победу разума. Вот и в своих книгах он всегда оставался учителем, ставящим перед слушателями больше вопросов, чем ответов. Многие главы заканчиваются вопросом. Или настойчивым предложением - размышлять.
"Нужно ли телевидение обществу? Не политикам (достаточно вспомнить о Жириновском и Митрофанове, без которых они не состоялись бы вообще). Не коммерсантам (вспомните Бере¬зовского и Гусинского - прародителей информационных войн). Тут, как говорится, вопроса нет. Но нужно ли оно обществу? Если "да" - понимают ли журналисты смысл своей профессии? Считают ли, что в ней вообще есть какой-то духовный смысл?..
Упрощение или опрощение - это наша страсть к готовым формулам, рожденным еще до того, как мы успели подумать или вместо того, чтобы думать. Это наша уверенность в том, что переубедить собеседника - просто значит перекричать его (а есть ли еще более эффективный способ самовыражения?).
Обыденное сознание - а им наделен каждый из нас - беспроблемно. Оно "все знает". И поскольку поставить проблему означает обнаружить свое незнание, то оно изначально против. Привыкшее оперировать аксиомами повседневного опыта, оно не выносит теорем. В их присут¬ствии оно чувствует себя как на сквозняке.
Где же выход?
Давайте думать..."
...Сергей Александрович Муратов долго и тяжело болел. Но по-прежнему задавал вопросы. Его по-прежнему интересовало все: новый фильм и отзывы о нем, ситуация в академии "Ника", активным членом которой он был все годы ее существования, новые тексты, появившиеся в СМИ - он всегда был рад их обсудить и мог позвонить по совершенно неожиданному поводу, который неизменно оказывался животрепещущим и требующим обсуждения.
Он был катализатором интеллектуального развития целой страны. Другой вопрос, насколько страна готова слушать своих ученых и своих пророков.
В телефонном разговоре он прощался так: "Пока-пока!". И это всегда вселяло уверенность, что разговор будет продолжен...
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 3
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
.
Закрыли "Школу злословия". Пишет Татьяна Толстая: 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума