Отправлено: 05.02.14 17:38. Заголовок: Личности на ТВ

О людях, которые одним только фактом своего появления на телеэкране оправдывают существование телевидения. Я бы так сформулировала.

 Отправлено: 02.06.14 17:28. Заголовок: Кинокритик и один из..

Кинокритик и один из основателей "Школы злословия" Юрий Богомолов:

На смерть ток-шоу

Юрий Богомолов, автор идеи передачи «Школа злословия», — о том, как она родилась и почему умерла

Весть о закрытии на НТВ ночной низкорейтинговой программы «Школа злословия» почему-то не осталась незамеченной в СМИ и интернете. Последовало много сожалений, сочувственных восклицаний... Это стало приятной неожиданностью для всех нас, кто был причастен к сочинению и исполнению программы. Для меня как автора ее идеи — не в последнюю очередь.

Рождение «Школы» стало, как это обыкновенно бывает, результатом стечения некоторых обстоятельств.

Двенадцать лет назад братья Смирновы — Андрей Сергеевич (известный кинорежиссер) и Константин Сергеевич (опытный журналист) — рискнули основать производящую телекомпанию. У отцов-основателей в активе была одна программа — «Большие родители». Программа живая и до сих пор памятная. Константин Смирнов заинтересованно общался с детьми знатных в прошлом родителей. В собеседниках у него побывали и Константин Райкин, и Сергей Хрущев, и Максим Дунаевский, и Алексей Симонов, и многие другие. По интервью с потомками наиболее одиозных исторических персонажей (типа Жданова или Берии) можно было судить, насколько далеко укатилось яблоко от яблони. Очень информативная была программа. Но ею единой новорожденная компания (впоследствии получившая имя «Тон») не могла быть «сыта» — требовалось еще что-то.

Андрей Смирнов — с ним мы дружили со студенческой поры — познакомил меня со своим братом. Они и предложили мне попробовать придумать для двух приятельниц, по которым «плачет» телевидение, — Дуни Смирновой и Татьяны Толстой — какую-нибудь программу.

У Дуни и Тани было одно пожелание: чтобы их роль не сводилась к интервьюированию. Чтобы это был полноправный диалог. А я, к слову сказать, будучи «дежурным по эфиру» с начала века, уже думал в этом направлении.

Думал не без раздражения. Формат «интервью» на нашем ТВ сильно набил оскомину. Поднадоели как развязные, так и подобострастные юноши и девушки со своими стандартными вопросами, провоцирующими на банальные ответы. И вообще раздражала поверхностность разговоров и на политические, и на социокультурные темы.

А еще до того, как мне поступило это предложение, довелось увидеть, как Татьяна Толстая легко и непринужденно срезала, что называется, опытного полемиста Никиту Михалкова непосредственно в эфире не помню какого канала. И тогда же мелькнула мысль: вот кто мог бы вести какую-нибудь дискуссионную передачу... Я не знал, что Татьяне Никитичне уже поступало настойчивое предложение с Первого канала лично от Константина Эрнста о сотрудничестве. Но она, слава богу, отвергла его.

Весть о закрытии на НТВ ночной низкорейтинговой программы «Школа злословия» почему-то не осталась незамеченной в СМИ и интернете. Последовало много сожалений, сочувственных восклицаний... Это стало приятной неожиданностью для всех нас, кто был причастен к сочинению и исполнению программы. Для меня как автора ее идеи — не в последнюю очередь.

Рождение «Школы» стало, как это обыкновенно бывает, результатом стечения некоторых обстоятельств.

Двенадцать лет назад братья Смирновы — Андрей Сергеевич (известный кинорежиссер) и Константин Сергеевич (опытный журналист) — рискнули основать производящую телекомпанию. У отцов-основателей в активе была одна программа — «Большие родители». Программа живая и до сих пор памятная. Константин Смирнов заинтересованно общался с детьми знатных в прошлом родителей. В собеседниках у него побывали и Константин Райкин, и Сергей Хрущев, и Максим Дунаевский, и Алексей Симонов, и многие другие. По интервью с потомками наиболее одиозных исторических персонажей (типа Жданова или Берии) можно было судить, насколько далеко укатилось яблоко от яблони. Очень информативная была программа. Но ею единой новорожденная компания (впоследствии получившая имя «Тон») не могла быть «сыта» — требовалось еще что-то.

Андрей Смирнов — с ним мы дружили со студенческой поры — познакомил меня со своим братом. Они и предложили мне попробовать придумать для двух приятельниц, по которым «плачет» телевидение, — Дуни Смирновой и Татьяны Толстой — какую-нибудь программу.

У Дуни и Тани было одно пожелание: чтобы их роль не сводилась к интервьюированию. Чтобы это был полноправный диалог. А я, к слову сказать, будучи «дежурным по эфиру» с начала века, уже думал в этом направлении.

Думал не без раздражения. Формат «интервью» на нашем ТВ сильно набил оскомину. Поднадоели как развязные, так и подобострастные юноши и девушки со своими стандартными вопросами, провоцирующими на банальные ответы. И вообще раздражала поверхностность разговоров и на политические, и на социокультурные темы.

А еще до того, как мне поступило это предложение, довелось увидеть, как Татьяна Толстая легко и непринужденно срезала, что называется, опытного полемиста Никиту Михалкова непосредственно в эфире не помню какого канала. И тогда же мелькнула мысль: вот кто мог бы вести какую-нибудь дискуссионную передачу... Я не знал, что Татьяне Никитичне уже поступало настойчивое предложение с Первого канала лично от Константина Эрнста о сотрудничестве. Но она, слава богу, отвергла его.

У Дуни и Тани было одно пожелание: чтобы их роль не сводилась к интервьюированию.

Было и еще одно обстоятельство. То ли в Выборге на кинофестивале, то ли в редакции недолго просуществовавшей газеты «Русский телеграф» я стал свидетелем того, как будущие телеведущие обменивались мнениями о какой-то книге. Искры летели.

С заголовком помог Шеридан — «Школа злословия». Оставалось сочинить предмет «злословия». У меня уже давно крутилась в голове тема несовпадения медиаперсонажа с его реальным прототипом. Человек редко бывает на экране равен самому себе. Особенно тот, кто должен регулярно появляться на публике. Произвольно или непроизвольно, он надевает на себя маску. Я и подумал, что вот она, сверхзадача возможного сеанса разоблачения как черной, так и светлой магии: отодрать от лица маску, под которой, правда, может оказаться еще одна маска — или совершенно мертвое лицо. Так тем интереснее и для зрителей, и для профессиональных литераторов Толстой и Смирновой.

Буквально с первого выпуска стало понятно, что наша большая удача в том, что ведущими программы оказались именно писатели. Пазл, как говорят в таких случаях, сложился. Но замысел, как поется, еще не точка. Дайте, просят авторы, дописать роман до последнего листочка.

«Роман», многоплановый, разветвленный и многофигурный, под названием «Школа злословия» писался авторами с трудностями.

С трудностями главным образом внешнего порядка. Первые года полтора все шло более или менее гладко. Программа уже на следующий год после своего рождения удостоилась статуэтки от «ТЭФИ». Потом начались проблемы из-за выбора «клиентов». Руководство «Культуры» не хотело связываться с политикой и потому было против того, чтобы в программу приглашался кто-либо еще, кроме мастеров культуры. Тогда «ШЗ» переместилась на НТВ, где довольно скоро возникла другая проблема. Руководство НТВ желало, чтобы в эфир приглашались исключительно популярные персонажи, что не совпадало с интересом ведущих.

С течением времени первоначальная идея программы трансформировалась. И все чаще гостями «ШЗ» становились люди, почти неизвестные широкой публике: философы, филологи, лингвисты... Вот только несколько последних героев — Леонид Клейн, Алексей Венгеров, Николай Вахтин, Ирина Сурат, Татьяна Смолярова, Татьяна Мэй, Ольга Вайнштейн.

Все эти имена сами по себе ничего не говорят массовой аудитории. В отличие от говорящих — Киркоров, Басков, Волочкова, Ваенга, Глазунов, Шилов и т.д. Не надо спорить, какие имена матери-культуре более ценны. Хорошо бы знать, какие смыслы производят в Культуре мастера того и другого ряда.

Именно на глубинных смыслах и делался акцент в последнее время.

Года два назад не кто иной, как гендиректор Первого канала Константин Эрнст, в одном из программных интервью сообщил миру, что в зрительских предпочтениях обозначился заметный поворот. Что если прежде был очевиден повышенный спрос на развлечение, то теперь пробудился у значительной части аудитории интерес к содержательным программам. И, видимо, он был прав, но ответить на сей вызов попытался не Первый канал и не прочие федеральные телевещатели. Ответить попытался скромный частнособственнический канал «Дождь». Ну и в какой-то степени ту же линию гнула «Школа злословия». Вернее, пыталась гнуть «до последнего листочка».

Дело явно шло к остановке проекта. И вот наконец НТВ объявило о своем решении не пролонгировать договор. Мотивировка стандартная: шоу нерентабельно (будто оно когда-либо было рентабельным).

На телевидении принимаются во внимание два рейтинга: один — вещественный (он для рекламодателей); другой — невещественный и несущественный, а так — репутационный. В мирное время он имеет значение, за него идет борьба. Притом нешуточная. В наше время, в пору необъявленной гражданской войны в холодной фазе, на него плевать хотели с самого высокого дерева.

Это такое время, когда, по выражению Достоевского, начинает господствовать «право на бесчестье». Мы это осязаем по антиукраинскому агитпропу на федеральных каналах, с одной стороны. С другой — по таблоидным программам типа «Пусть говорят» и «Прямой эфир». Нынче именно за бесчестье ордена дают. Но почему-то по секрету.

Конечно, на таком фоне всякое сколько-нибудь альтернативное ТВ будет восприниматься с «высокого дерева» как оппозиционное и, стало быть, подлежащее выкорчевыванию.

***

Для меня, как и для всех моих товарищей по «Школе злословия», стал неожиданностью тот резонанс, который вызвало известие о ее закрытии. Сужу по интернету и прежде всего по многочисленным сожалениям в социальных сетях.

Их не так много, как это бывает у высокорейтинговых программ, но они особенно важны; они выдают в поклонниках «Школы злословия» их отдельность, предполагают наличие в них развитого чувства собственного достоинства. Стало быть, потенциал этой — или другой аналогичной — программы не исчерпан.

Последний листочек пока не написан.

 Отправлено: 03.06.14 13:36. Заголовок: Памяти Святослава Бэ..

Памяти Святослава Бэлзы:

Аристократ ТВ

На 73-м году жизни умер литературовед и телеведущий Святослав Бэлза

Литературовед, телеведущий, критик и музыковед Святослав Бэлза скончался в Мюнхене на 73-м году жизни после продолжительной болезни. Время прощания и место похорон пока неизвестны.

У Святослава Бэлзы было много друзей, от Грэма Грина до Лучано Паваротти, встречу с которыми считал своей главной жизненной удачей, от «русского американца» Вана Клиберна до пианиста Дениса Мацуева. Мацуев и сообщил о смерти самого известного музыковеда страны на своей странице в Facebook, написав: «Не стало моего близкого друга».

Знакомый, вероятно, каждому, кто когда-либо включал телевизор, Святослав Бэлза не сразу стал популяризатором музыки. По образованию он филолог, много лет проработал в Институте мировой литературы имени Горького РАН, написал множество статей, критических работ, предисловий – к книгам Шекспира, Оскара Уайлда, Жюля Верна и многих других. Кстати, именно работу в области словесности считал основной; Бэлза был бессменным председателем жюри Бунинской премии – награды, вручаемой за вклад в русскую литературу.

«Ему посчастливилось родиться в уникальной семье, которая обладала просто фантастической библиотекой, - рассказал Газете.Ru глава Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям Михаил Сеславинский, — с раннего детства его окружало огромное количество книг. Библиофильство – эту высокую болезнь Бэлза унаследовал от отца и всю жизнь собирал книги. При этом он воспринимал книгу не просто как текст, но и как произведение полиграфического искусства. Бэлза оставил после себя свыше 300 публикаций, литературоведческих и литературно-критических работ, статей в периодических изданиях. Настольной книгой многих любителей словесности стала составленная им более тридцати лет назад хрестоматия «Homo Legens» («Человек читающий», 1983)».

Исследуя жизнь и творчество знаменитых писателей, Бэлза сам мог бы написать мемуары, работая на телевидении и много лет ведя многочисленные ток-шоу. Образ Святослава Бэлзы, интеллектуала и эрудита, прекрасного интервьюера, сформировался в музыкальной журналистике. На телевидение он пришел еще в 1980-х, вел на первой кнопке ток-шоу «Музыка в эфире», в котором участвовали Галина Уланова, Зиновий Гердт, Пласидо Доминго, Монсеррат Кабалье.

А в 1997 году был создан телеканал «Культура», и Бэлза перешел работать на него.

На «Культуре» он отвечал за три программы, которые вел в своих непременных смокинге и бабочке. В «Романтике романса» он вместе с Марией Максаковой рассказывал об истории и сути этого песенного жанра. «Шедевры мирового музыкального театра» – одна из старейших передач канала, в которой можно посмотреть на лучшие постановки лучших театров мира; соведущим Бэлзы в ней был Николай Цискаридзе.

Еще одна программа – «В вашем доме» – ток-шоу в форме беседы с известными музыкантами и актерами об актуальном и вечном, Бэлза трижды попадал в номинационные списки премии ТЭФИ.

В 2012 году он был одним из ведущих первого телевизионного балетного конкурса »«Большой балет», в котором соревновались молодые танцоры, дуэты из шести российских театров; за эту программу Бэлза получил Премию правительства России.

Удивительным образом Бэлза умел с экранов телевизоров рассказать всем о классической музыке, истории, литературе доступно, легко, понятно и близко. Для многих российских телезрителей именно он, с его аристократической сдержанностью, стал не только лицом «Культуры», но и вообще олицетворением отечественной культуры. С своими аристократическими повадками и по-нездешнему интеллигентной речью он был символом того самого Центрального телевидения, которое умело делать интересно, не тратя эфирного времени на гонку за рекламными деньгами. Рассказать о сложном просто и понятно, не заставляя зрителя чувствовать себя дураком, а даже наоборот, при случае помогая ему выбраться из музыковедческих дебрей.

 Отправлено: 17.08.14 16:48. Заголовок: Глава из будущей кни..

Глава из будущей книги Юрия Богомолова о телевидении:

Великий и ужасный Сергей Лапин

Сергей Лапин руководил советским телевидением 15 лет — с 1970-го по 1985 год. При нем ТВ стало тем мощным пропагандистским рупором, каким мы видим его и сейчас. COLTA.RU публикует главу из будущей книги телекритика Юрия Богомолова, посвященную Сергею Лапину.

Теленачальники — зеркала, в которых отражаются и административное устройство ТВ, и его творческая атмосфера, и прочие специфические приметы этой сложно организованной машины. Сергей Лапин ярче других символизировал эпоху советского ТВ.

История нашего ТВ самобытна уже тем, что на протяжении нескольких десятков лет оно развивалось в условиях тоталитарного режима со всеми вытекающими отсюда особенностями: жесткая цензура, строгая идеологизированность, гипертрофия пропагандистской функции политического вещания в ущерб коммуникационной, отсутствие конкуренции в эфирном пространстве. Художественное вещание носило факультативный характер. Здесь политический поводок несколько удлинялся, а идеологический ошейник чуток ослаблялся — настолько, что становились иногда возможными эксперименты.

Только, пожалуй, в начале 60-х годов прошлого столетия партия и правительство осознали до конца значение телевизора как инструмента власти. Именно в 1962 году Комитет по радиовещанию и телевидению возглавил историк Харламов Михаил Аверкиевич, долгое время поднимавшийся по карьерной лестнице, связанной с партийно-пропагандистской деятельностью в аппарате ЦК ВКП(б): лектор, заведующий отделом Управления пропаганды и агитации, заведующий подотделом внешних сношений. Пару лет, с 1949-го по 1951-й, поработал на должности заместителя председателя Комитета радиовещания при Совете Министров СССР, в котором телевещание заняло первое место. И оно представлялось настолько важным с точки зрения его роли как государственного института, что снятие с должности одного главы ведомства и назначение на его место другого производилось как глубоко секретная операция. Такая же, как смещение со всех постов Никиты Хрущева.

В полночь 13 октября 1964 года секретарь ЦК КПСС Л.Ф. Ильичев и Н.Н. Месяцев прибыли в здание Гостелерадио на Пятницкой, 25. В два часа ночи экстренно собравшимся членам коллегии Ильичев представил нового председателя Госкомитета.

В ту первую ночь он домой не поехал, остался на рабочем месте. Просматривал программы всех трех видов вещания, обращал внимание на то, чтобы в них до окончания Пленума ЦК КПСС не упоминалось о Хрущеве — об этом предупреждали его в ЦК партии. День 14 октября и следующую ночь он также провел в комитете. Тут все наглядно и прозрачно: мотивы, по которым лишается должности один начальник и назначается другой, приоритеты в работе начальника, смысл которых — отслеживание внутриполитической информации...

Сидит важный функционер ТВ и всю ночь вымарывает из эфира фигуру экс-генсека и отбрасываемые им тени — его высказывания, наказы, приказы...

Понятно, что для Месяцева ситуация была чрезвычайной. На вершине властного олимпа происходила перемена декораций и смена караула. В таких случаях происходят и кадровые подвижки на более низких ступенях властной пирамиды. То, что новое руководство страны сочло необходимым в первую очередь не только блокировать возможные попытки сопротивления со стороны лояльных смещенному генсеку силовых структур, но и поменять начальство ТВ, свидетельствовало о понимании на самом верху роли ТВ — хотя бы как транслятора верховных решений. Вдруг стало ясно, что отныне, если бы встал ребром вопрос о перехвате власти, захватом мостов, почты и телеграфа нельзя было бы ограничиться. Отныне требовался в первую очередь контроль над ТВ.

К концу 60-х положение наверху снова обострилось, вследствие чего группа партийных функционеров во главе с Александром Шелепиным оказалась оттесненной от главных рычагов управления страной. Это, в свою очередь, предопределило падение Николая Месяцева. Вот как он сам описывает свое удаление.

«В апреле 1970 года от обязанностей председателя Комитета по радиовещанию и телевидению был освобожден и я. И вот как это освобождение было обставлено. В беседе со мной Брежнев хвалил меня за работу в комитете, говорил, что назначение послом в Австралию — дело временное: надо укреплять “дипломатический фронт” и т.д. Но все это было очевидной фальшью, тем более он знал, что жена у меня больна и ехать со мной не в состоянии. Отказал Брежнев и в моей просьбе остаться в Москве на преподавательской работе (мне не нужны были руководящие должности).

Я смотрел на Леонида Ильича, который, поглядывая в окно, курил сигарету. Все было ясно. Я тоже стал смотреть на воркующих на подоконнике голубей. Беседа теряла всякий смысл. Судьба моя была предрешена».

Судьба товарища Месяцева была предрешена не потому, что он не справлялся со своими обязанностями, и не оттого, что линия руководства телевидением оказалась недостаточно выверенной в идеологическом отношении. Просто в силу вступил давний, но неофициальный принцип кадровой политики в Стране Советов — принцип личной преданности нижестоящего начальника вышестоящему. Странно, что столь опытный партфункционер, как Месяцев, этого не понимал. Или понимал, но не мог поверить, что лично он, Месяцев, мог стать его жертвой.

Что бы там ни думал обреченный начальник ТВ Месяцев, а новый генсек предпочел ему Лапина Сергея Георгиевича, с которым его связывали давние приятельские узы.

Они сошлись и подружились в Вене, где Лапин, будучи послом в Австрии, нередко общался с тогдашним Председателем Президиума Верховного Совета Брежневым. Став генсеком КПСС, Брежнев отправляет Лапина для начала поработать на важный в то время участок внешнеполитической деятельности — послом в Китае, где тогда бушевала «культурная революция». Потом возвращает его в Москву и сажает на такое важное медиахозяйство, как ТАСС, а через пару лет назначает его главой ведомства, политический вес которого растет не по дням, а по часам.

Его политическая биография — это типичная биография «солдата партии» с некоторыми неожиданными перепадами. Социальное происхождение Лапина — из рабочих. Так было записано в анкете. Сам же он в личных беседах не однажды упоминал, что родом он из детдома. Трудовую деятельность начал подростком, работая почтальоном. Официальная анкета умалчивает относительно его специализированного высшего образования. Правда, есть короткое упоминание о том, что в 1932 году Лапин Сергей Георгиевич окончил два курса Ленинградского историко-лингвистического института (почему только два курса?). Далее известно, что занялся он журналистикой, печатаясь в изданиях Ленинграда и Ленинградской области. Тогда же вступил в партию, а в 1942 году окончил Высшую партийную школу (ВПШ), которая, по обыкновению, открывала перед ее выпускниками путь наверх по партийно-государственной стезе.

Период войны — не вполне ясный в биографии будущего главы ТВ. Известно, что, будучи правоверным коммунистом, он не рвался на передовую; осел в Государственном комитете по радиофикации и радиовещанию, где к концу войны дослужился до должности заместителя председателя комитета.

После окончания войны его карьера пошла резко вверх. В 1953-м он переходит на работу в МИД. И уже через три года становится чрезвычайным и полномочным послом в Австрии, где и произошла его судьбоносная встреча с будущим генсеком Брежневым.

1960-й — министр иностранных дел РСФСР.

1962-й — заместитель министра иностранных дел СССР.

1965-й — посол в Китае.

1967-й — генеральный директор ТАСС.

К 1970 году Сергей Лапин нагулял, если можно так выразиться, серьезный политический вес. С ним он и взошел на телевизионный престол Страны Советов. И вот следы достижения ТВ-индустрии при его правлении.
Официальная справка

Период 1970—1980 годов известен как время глобальной реорганизации, политической и технологической перестройки системы ЦТ СССР. Среднесуточный объем вещания вырос с 1673 часов в 1971 году до 3700 часов в 1985 году. К Московской Олимпиаде был введен в эксплуатацию новый телецентр ОТРК (Олимпийский телерадиокомплекс), после чего телецентр в Останкино стал одним из крупнейших в мире на тот момент. Во второй половине 1970-х годов к спутнику «Молния» прибавились спутники «Радуга», «Экран» и «Горизонт», существенно увеличившие возможность космической телевизионной трансляции.

***

То был абсолютно непубличный руководитель ТВ. Непубличный в том смысле, что его лично не было слышно и тем паче видно в телевизоре. Сапожник предпочитал не пользоваться сапогами.

Есть только одна видеозапись его явления народу в программе «Время». Это там, где Брежнев вручает председателю Гостелерадио звезду Героя Социалистического Труда. И тут случился конфуз. Врученная Брежневым награда выскользнула из рук награжденного. Лапин опустился на колено, поднял орден и успокоил Леонида Ильича: «Ничего, наши ребята это вырежут».

В интернете запись чудом сохранилась в первозданном виде. Любопытные ее могут найти вот по этой ссылке.

Уже в постсоветское время о нем был создан документальный фильм с красноречивым заголовком «За железной маской. Сергей Лапин». Его там сравнивают с Великим и Ужасным Гудвином.

Авторы фильма о повелителе советского ТВ Сергее Лапине, к слову, вспомнили, что председатель лично опекал создание полнометражного мультипликационного фильма «Волшебник Изумрудного города». Ему очень нравилась сказка о человеке, который сотворил город из искусно раскрашенных бумаги, картона и папье-маше. То была сказка об отдельном искусственно сотворенном мире, в котором и поселился его создатель. Возможно, именно так понимал свою задачу и новый руководитель ТВ, восседая на престоле телевизионного королевства, став новым Великим и Ужасным Обманщиком Гудвином.

Одну поправку позволил себе сделать телевизионный Гудвин в мультипликационной версии — граждане Изумрудного города не носят зеленых очков. Чтобы не такой прозрачной была аллюзия. Чтобы не так бросалось в глаза сходство между сказкой и телевидением особого назначения.

Великий и авторитарный правитель ТВ уже на первой коллегии уволил своего первого заместителя Георгия Иванова. О том, как это произошло, рассказал в эфире «Эха Москвы» Евгений Киселев: «Иванов опоздал на первое заседание коллегии, застрял, по-моему, в лифте, ворвался туда запыхавшийся, когда Лапин уже начал заседание, и Лапин посмотрел: “А вы кто такой? Такой расхристанный?” Тот ответил: “Я вообще-то ваш первый заместитель”. Он говорит: “Вы больше не мой первый заместитель”. Иванов: “Извините, это назначение не ваше, а номенклатурное”. — “Я своим решением вас отстраняю от ваших обязанностей”».

Есть и другой рассказ об административной решительности товарища Лапина. Молодой журналист заскакивает в здание телерадиокомитета на Пятницкой, 25. У всех лифтов в просторном вестибюле толпятся сотрудники учреждения. И только около одного стоит один человек. К нему и пристраивается журналист со словами: «Какое безобразие! В комитете столько народу и так мало лифтов. Надо больше лифтов!». На что услышал в ответ: «Надо не лифтов больше, а меньше народу». На следующий день, говорят, вышел приказ за подписью Лапина о сокращении штата на полторы тысячи человек.

Придя на ТВ, новый начальник сменил всех главных редакторов. За опозданием сотрудника на пять минут следовало его увольнение. Он остриг и обрил всех длинноволосых и усатых. Запретил женщинам появляться на работе в коротких юбках и в брюках. По его инициативе были изгнаны из эфира певцы и певицы Вадим Мулерман, Валерий Ободзинский, Майя Кристалинская, Аида Ведищева, Лариса Мондрус, Эмиль Горовец, Нина Бродская…Скорее всего — по причине пятого пункта.

Его волевым, без объяснений, решением была удалена из эфира популярная в ту пору программа «Клуб веселых и находчивых». Им же было отказано в телевизионном доме ведущему «Кинопанорамы», любимцу советского народа Алексею Каплеру, после чего сама программа долго искала нового ведущего, пока, не перепробовав с десяток кандидатов, не остановилась на Эльдаре Рязанове.

Чтобы получить некоторое представление о стилистике управления телевизионным хозяйством, обратимся к воспоминаниям одного из ответственных телефункционеров того времени Вилена Егорова:

«На следующий день после выборов в Верховный Совет СССР состоялась коллегия Гостелерадио. Я отвечал тогда за прямую трансляцию из пунктов голосования в Москве и других городах страны. Эта первая встреча могла оказаться последней. К тому времени почти все мои коллеги — главные редакторы Центрального телевидения — уже были сняты со своих постов новым председателем, а на меня в тот день обрушился поток его жестких обвинений, суть которых сводилась к следующему: почему вы показали полупустой избирательный участок, где голосовали за Леонида Ильича, и переполненные залы в Харькове и Кишиневе, где народ празднично поддерживал будущих депутатов? Ведь это же была единственная прямая передача о выборах в стране, которую принимала вся Европа. Своей передачей вы поссорили телевидение с партийным активом… И потом, что это за текст: “Я иду к избирательному участку, а на улице стоят новые дома, магазины”. Кому нужна эта показуха? Я в ответ бодро ляпнул: “Я шел по улице, где были новостройки. Надо выбирать дороги, которые ведут к выборам”. Воцарилась тишина, а я продолжал: “Нельзя было такую передачу ставить в эфир в два часа дня летом, в жару, когда известно, что избиратели уже разъехались по дачам. А время эфира выбирало руководство”. Снова тишина. Затем последовал лапинский вывод: “Или вы, товарищ Егоров, отвечаете лично передо мной за каждое слово в эфире, или нам с вами не работать”. Я только и успел сказать “хорошо”, поднялся — и к двери. Вдруг слышу: “Стой!” Повернулся и еле-еле удержался, чтобы не спросить: “Ну что еще?” А он вышел из-за стола, протянул мне руку и просто сказал: “До свидания”. Присутствовавший на заседании Э.Н. Мамедов, первый заместитель Лапина и один из умнейших руководителей Гостелерадио, бросил мне вдогонку: “Подождите в коридоре”. Потом у себя в кабинете Энвер Назимович сказал: “По-моему, Лапин считает, что ты честный парень”». (Воспоминания Вилена Егорова. Интернет-музей ТВ.)

«Честный парень» вскоре предложил идею новой программы с участием лучших людей труда — интервью с незаурядными личностями под названием «Откровенный разговор». Вроде бы идеологически не подкопаешься. Лапин подкопался: «Значит, ваша передача — это откровенный разговор, а остальное наше телевидение — разговор неоткровенный?! Нет, товарищ Егоров, мы за вами не пойдем» (там же).

На совести Лапина закрытие программы «Найти человека». Сейчас этот административный жест кажется особенно символичным. Эта программа помогала родным и близким найти друг друга спустя многие годы. Ведущая Агния Барто пошла объясняться. Мол, как же так. Ведь это так важно, когда люди через десятки лет находят друг друга. Вы же сами потеряли своих родных, неужели вам не хотелось бы встретиться с ними? «Не хотелось бы, — был ей ответ. — Да и не нужно. Я другой человек, они другие люди. Не надо этого».

…Владимир Ворошилов сначала придумал шоу под названием «Аукцион», с помощью которого предполагалось продвигать потребительские товары к покупателю. Лапину не понравилась физиономия ведущего, программу закрыли. Несколько позже Ворошилов смастерил телеигру из детской игрушки под названием «волчок» и взрослых интеллектуальных загадок. Первые десять лет игра шла в записи. И только когда теленачальство убедилось, что «ЧКГ» не ставит под сомнение основания советского строя и не колеблет краеугольных его камней, оно допустило эту забаву в прямой эфир.

Хотя один человек все-таки углядел в ней «контру» и угадал ее небезобидность. То был, конечно, Лапин, с которым у Ворошилова состоялся однажды откровенный диалог. О нем поведал в эфире «Эха Москвы» сам Владимир Яковлевич. Цитирую по сайту: «“Что вы делаете в вашей передаче?” Я, тогда молодой человек, ответил: “Учим людей думать, решать проблемы”. Он говорит: “Вот. Вы же государственный преступник!” “Как?” — я опешил. “Вот смотрите. Вы учите людей думать, они думают над этим вопросом. Посмотрите на улицу. Жизнь им тоже ставит вопросы. И не дай бог они начнут думать там, на улице, над теми вопросами, что им ставит жизнь! Ведь получится ерунда”».

И сейчас можно подивиться тому, как глубоко усвоил суть советского режима один из его верных сыновей — Сергей Лапин. Он правильно понимал свою сверхзадачу — по возможности лишать людей навыков размышления над былым, настоящим и тем более будущим.

…Самым идиотическим распоряжением могущественного Гудвина, сделавшим бы честь госпоже Мизулиной, оказался запрет снимать Аллу Пугачеву крупным планом. Певица слишком приближала к губам микрофон, что вызывало ассоциацию с оральным сексом.

…Кинорежиссер Алексей Симонов, работавший в 70-х годах в объединении «Экран», рассказал в радиоэфире «Эха Москвы» о своем непосредственном столкновении с человеком, которого он и его коллеги называли не Великим и Ужасным Гудвином, а байбаком. Это такой крупный сурок, но мелкий грызун.

Симонов сделал картину об Утесове и об Одессе. Картину сильно покусали начальники разных уровней и рангов. Автор не стерпел и кинулся к герою своего фильма. Дальше цитирую сайт радиостанции:

«И вот Утесов после долгих уговоров и отказов и тому подобное наконец подошел к телефону, набрал данный мною номер и сказал: “Это народный артист Утесов говорит. Мне бы Сергея Георгиевича”. Немедленно соединили. “Сергей Георгиевич, здравствуйте, это Утесов говорит. Вы не знаете, зачем у вас меня второй раз обрезают?” И я вижу по его абсолютно каменной физиономии, что там происходит ровно та же самая реакция. “Я видел. Мне нравится. Да, хорошо, спасибо большое”. Он сказал, чтоб без него меня обрезали. Вот так я столкнулся первый раз с редактурой Лапина».

Тут требуются некоторые пояснения. Лапин при всем своем радикальном авторитаризме в рамках своего ведомства питал большую слабость к высокой культуре. И это было не мифом. Слишком много живых свидетельств сохранилось.

Журналист Андрей Мальгин припомнил:

«Как-то Засурский (декан факультета журналистики МГУ. — Ю.Б.) пригласил Лапина на встречу со студентами журфака. Я ее хорошо помню. Это был примерно 1976 год. Аудитория была забита до отказа: всем хотелось увидеть живого сатану. Лапин оказался ироничным, образованным человеком, говорил какие-то очень смелые вещи. Он наизусть цитировал запрещенную поэзию, например. Мы все не верили своим ушам».

У Эдуарда Сагалаева есть история, как ему довелось ехать в какую-то командировку с Лапиным, как они всю ночь напролет читали друг другу стихи Цветаевой, Пастернака, поэтов Серебряного века...

Да и каждый, кто удостаивался личного знакомства с «телевизионным Сталиным» — так его еще называли, — не уставал восторгаться литературной эрудицией высокопоставленного начальника.

Тут, видимо, и ключ к загадке, почему Лапин дал добро на съемку «Иронии судьбы», тогда как глава кинематографического ведомства Филипп Ермаш этому категорически воспрепятствовал.

Воспрепятствовал он именно потому, что в сценарии было слишком много лирики, да еще и не эстрадной и потому подозрительной. И ровно по этой же причине сценарий «Иронии» глянулся Лапину. А Лапин произвел достаточно сильное впечатление на Рязанова при личной встрече:

«Я поразился тогда Лапину — такого образованного начальника я встречал впервые. Но еще больше я поразился тому, как в одном человеке наряду с любовью к поэзии, с тонким вкусом, эрудицией уживаются запретительские наклонности» (цитирую по фильму «За железной маской. Сергей Лапин»).

Точно так же можно поразиться тому, что такой образованный человек слыл еще и отчаянным антисемитом. Об этом тоже ходили легенды. Были и убедительные примеры, одним из которых поделился Евгений Киселев.

Снимался документальный фильм-обозрение о 67-м годе. Ну и нельзя было обойти Шестидневную войну между Израилем и арабами. Там были кадры, когда израильские танки идут в наступление, победно сметая все на своем пути. А за кадром звучала бравурная музыка. Во время просмотра Лапин обернулся к авторам, глаза были злые: «Что? Ваши наступают?» (сайт «Эха Москвы»). Авторы, перепугавшись, сами выкинули. То есть обрезали. Непонятно, в какой раз: в первый? Или все-таки во второй?

***

Относительно совместимости вкуса, эрудиции с запретительскими наклонностями в советское время можно было не удивляться. Это было, да и сегодня остается делом житейским. Просто многие люди тогда ставили внутри себя звуко- и светонепроницаемые перегородки: вот я — сладострастный библиофил, а вот — непреклонный идеологический вертухай.

***

Когда ТВ было невинным, как дитя, казалось, что оно изобретено для Ираклия Андроникова и его рассказов о мастерах культуры и еще для трансляций футбольных и хоккейных матчей. Что ТВ — это такое техническое изобретение, которое само по себе гарантирует правдивость того, что оно показывает. Гарантирует в силу своей сиюминутности. И что перед телекамерой нельзя солгать. То есть солгать можно, но ТВ скорее любого детектора лжи выдаст тебя.

Первый исследователь отечественного ТВ Владимир Саппак даже взял на себя смелость сформулировать: «Телевидение — рентген характера».

Про характер — может, это и преувеличение. Но про искренность и естественность человека в рамке экрана ТВ в пору своего зарождения не врало. Оно было еще очень невинным — опять же в силу своей сиюминутности. Потому советская власть с большой настороженностью отнеслась к этому достижению человеческого разума. Она — как та придворная дама из шварцевского «Голого короля», что останавливала наивную Принцессу, едва та раскрывала рот: «Умоляю вас, молчите. Вы так невинны, что можете сказать совершенно страшные вещи».

Как раз самой «страшной правдой» для Советов и была их патологическая лживость. Власти поэтому приходилось сильно осторожничать и быть все время начеку, пока не появилась технология видеозаписи.

Впрочем, и без нее советское ТВ со временем научилось достоверно привирать. Это было ему тем легче делать, что у массовой публики за десятилетия жизни во лжи заметно атрофировался вкус к подлинности факта, события и самого человеческого характера. А уж когда появилась технология видеозаписи, позволявшая сначала зафиксировать реальность, а потом ее отредактировать, то и проблем не стало. Более того, расширились возможности манипулирования «картинкой» и сотворения идеологических миражей из идеологических клише.

Штука, однако, в том, что советское ТВ, обманывая зрителей, не могло до конца обмануть Жизнь. В жизни всегда находятся наивные свинопасы и невинные младенцы, которые ненароком глаголют «страшные вещи», то бишь истины.

На прощальной летучке всесильный начальник ЦТ сказал: «Я верно послужил своему времени, желаю вам послужить — вашему».

Лапин ошибся. Он послужил не времени, а временщикам. Он был в силе, пока они были сильны, и мгновенно ослабел, едва советский режим перестал быть для него «железной маской». Тут-то и выяснилось, что грозный теленачальник был не Великим и Ужасным Гудвином, а Великим и Ужасным Обманщиком.

Пришедший к власти Горбачев отправил Волшебника Изумрудного города на пенсию. Да и сам Изумрудный город, отстроенный Лапиным, приказал долго жить. Не дольше, чем прожил Советский Союз. И он развалился на куски. Да вот проблема: его население никуда не девалось. С ним надо было как-то работать. И телевизионную реальность заново отстраивать.

И тут выяснилось, что прежняя служба была всего лишь службишкой. Настоящая служба впереди, и чтобы ей соответствовать, надо телевизионным гудвинам рискнуть поработать без железных масок.

 Отправлено: 16.09.14 18:06. Заголовок: На "Снобе" -..

На "Снобе" - замечательное интервью с Леонидом Парфеновым, увы, отлученным от телевидения...

Скрытый текст

Прошу прощения, отформатирую потом, убегаю на работу.

Леонид Парфенов: Надо в профессии жить, а не в общественной позиции

Ксения Соколова поговорила с журналистом и режиссером о том, почему он не работает на телевидении, чем нынешние времена похожи на поздний Советский Союз, а тележурналистика — на тетрис


Леонид Геннадиевич, я хотела бы с вами поговорить о том, как складывается судьба талантливого человека в России. Мне кажется, что здешняя действительность — это серьезный, даже трагический вызов для любого человека, обладающего талантом. Об этом писал еще Пушкин: «Черт догадал меня родиться в России с умом и талантом» — и с тех пор, кажется, мало что изменилось. Мне хотелось бы спросить вас, человека, безусловно, очень одаренного, каково сейчас ваше отношение к окружающей действительности и представление о вашем будущем? Какой вы видите вашу дальнейшую жизнь, в том числе и профессиональную? Связываете ли ее с Россией?

Мне кажется, что все неисповедимо, слишком уж много непрогнозируемых факторов. Мы так и не вступили в эпоху хотя бы каких-то правил. В любой момент один игрок сметет с доски все фигуры и нам скажут: «Все, мы в Чапая играем, кончился королевский гамбит!» И так уже наша квазиобщественная жизнь последнего сезона — сплошные щелбаны. А еще мне кажется, что все повторяется. Я помню зиму 1983–1984 года. Мы вечерами сидели в Череповце с Сашей Башлачевым. Он тогда только что написал «Время колокольчиков». И вот мы сидели, и нам казалось, что не мы их похороним, а они похоронят нас…

Вы имеете в виду советскую власть?

Да. Шла эта «гонка на лафетах» — умирал Андропов, заступал Черненко. Казалось, что это будет длиться вечно и ничего мрачнее не может быть.

Но все же формально хоронили их, а не вас?

Но казалось, что за каждым умершим придет следующий — бесконечная вереница людей в пальто. Умрут Андропов с Черненко, за ними придут Гришин с Романовым. Это волной покатилось с января 1982-го, когда умер Суслов. Но все равно никто не предполагал, что рухнет СССР и т. д. Как свидетель той эпохи, я просто руководствуюсь обычным правилом «делай что должен, и будь что будет». Это звучит довольно беспечно и вроде бы не оставляет возможности для размышлений. «Есть у тебя дело, вот и занимайся». Обстановка, во всяком случае пока, не слишком кровожадная, и это личный выбор каждого. Я не знаю, какое мои бывшие коллеги, ныне работающие на государство, для себя находят оправдание, мне это даже не интересно.

Вы полагаете, им нужно искать оправдание?

Некоторые просто играют роль — это видно на экране. Они давно в профессии, и раньше они пели те песни, потом другие, а сейчас третьи. И всегда со зверской серьезностью, с наглым самоуважением и восторгом, что на их стороне — сила. Я знаю, какие они в жизни гедонисты, как на самом деле им нравится быть в Европе и при этом рассказывать, что она погрязла в пороке. Лучшие традиции советских международников: «текут мутные воды Рейна» и «кое-кто на берегах Потомака снова бряцает заржавелым оружием холодной войны». И никакие «мальчики распятые в глазах» их в кошмарных снах не преследуют. Мы как-то с Лошаком про это говорили. Что снова есть госкарьера видного пропагандиста ленинской школы, когда ты вельможа, и участь прежней «творческой интеллигенции» — не борца, но в пропаганде не участвующего. И вся разница в том, что тебя не возят «бортами» и бизнес-классом, а ты сам зарабатываешь на экономический. И не селят тебя в сьюты 5*, а ты сам снимаешь ординарные номера в 4*. Вот и все «лишения». Никого под корень не изводят, кислород не перекрывают, чтобы прямо на хлеб с маслом не заработать — такого нет.

Многие считают, что перекрывают.

Перекрывали при советской власти. Тогда хоть власти изображали идейный фанатизм и
вроде держали госмонополию на все-все. Когда тебя тотально не печатают, никуда не пускают, работать не дают, разве только в ЖЭКе дворником — да, перекрывают. Нет этого сейчас! И никакого особого героизма, чтобы заниматься своим делом, а не стыдобище служить, нет, во всяком случае, сегодня.

Вы сейчас занимаетесь тем, чем хотите?

У нас в этом году вышел на Первом фильм «Цвет нации», только что были новые показы в залах в Москве, а до этого фестиваль в Омске, потом показ в Финляндии. В Лондоне открылась выставка фотографий нашего героя, профессора Прокудина-Горского. Я ездил туда, возле галереи Calvert был снят кинотеатр, где показывали фильм с английскими субтитрами. Была госпожа Кейт Буш, знаменитый мировой куратор фотовыставок. Мы дискутировали между собой и с залом. В октябре у меня выходит огромный том «Намедни» с 1946-го по 1960-й.

Этот проект по-прежнему продолжается?

Недавно сдали в печать этот очень поучительный том. Зрелая послевоенная сталинская империя, которая страшно гордится собой и насадила свой строй в странах-сателлитах. А внутри — борьба с безродными космополитами, «Россия — родина слонов», сладко Лемешев поет, колхозникам паспорта не дают, статья Сталина про языкознание, роскошные лимузины ЗиС, завивка «перманент», осуждены формалистические изыски Шостаковича и Прокофьева, «генетика — продажная девка империализма», широченные габардиновые пальто. А потом — нет правителя, и в одночасье все схлопнулось. Страх стал уходить, и оказалось, что это не строй, который вечен, а опять переходный период. Точно как наш нынешний «вождизм».

Скажите, насколько высок уровень дискомфорта в нынешней действительности лично для вас? И есть ли некая верхняя граница этого дискомфорта, достижение которой заставило бы вас что-то кардинально поменять в своей жизни?

Для человека, который в здравом уме и трезвом рассудке застал советскую власть, ничего нового, ничего удивительного в том, что происходит, нет.

Именно что ничего нового. Вам не кажется, что все очень уныло, скучно? В такой обстановке просто неинтересно существовать, драйва нет.

Да, это уныло. Мы стоим на месте, не развиваемся, это же видно.

Поэтому я вас и спрашиваю. Мне кажется, что общая ситуация стагнации, торможения, отсутствия перспектив влияет на личное развитие человека, особенно одаренного. По-моему, это влияение определяющее.

Ну, с этим не поспоришь. Не по своей же воле я 10 лет не работаю в текущем телеэфире.

А хотели бы работать?

В отличие от других СМИ, на ТВ ты привыкаешь, что должны быть эфирные возможности, бюджеты, команда, потребности вещателя, тайм-слот, очень много факторов. Какие-то вещи даже в наилучшие времена, когда я работал в штате богатой телекомпании и находился на блистательном счету, делать не получалось. Поэтому в какой-то момент надо в себе переключить тумблер — вот была еженедельная программа на ТВ, а теперь другие проекты. Сейчас я делаю один большой фильм в год-полтора. Вот была ретроспектива фильмов последних пяти лет в Центре документального кино, так я сам подивился, когда сверстали афишу. Получается, что за пять лет снято три двухсерийных фильма и один односерийный. Притом что сейчас еще выходит седьмой том «Намедни»! Как за пять лет получилось семь серий и семь томов? Мне некогда задумываться, не мешает ли мне невозможность штатной работы. Уже давно помогает. Может, это не очень здорово, но какая-то гибкость в профессии есть. Это как тетрис — укладываешь по ситуации. Самое главное, чтобы не как в предыдущем застое, когда люди пили горькую, сидели на кухнях и друг другу жаловались: «Это не наше с тобой время, старик».

А сейчас «наше время»?

Сейчас не наше время, конечно.

А бывает вообще «наше время»?

Мне кажется, да. В 90-е — в начале 2000-х, когда мы делали проекты, фильмы, было ясно, что на смену советским приходят новые российские медийные традиции. Это были времена «Коммерсанта», потом «Ведомостей», «Афиши». Было ощущение, что вот здесь и сейчас создается другая русская медийная цивилизация. Она, безусловно, стоит на плечах у предыдущей: все ассоциации, каламбуры заголовков — «Собчак привез от варяг гречку» или «Кошмар, на улице Язов».

Был такой заголовок?

Это знаменитый заголовок «Коммерсанта» на начало путча. Дескать, старый маршал нам не страшен, мы его троллим названием фильма, которого он и не видал никогда! И этим мы даем сигнал всем своим: чуваки, не боимся, прорвемся, время работает на нас.

Увы, похоже, старый маршал взял реванш…

Какой реванш, фарс это. Я недавно описывал события 1948 года, когда ликвидировали ГМНЗИ, повыкидывали Сезанна, Ван Гога, Матисса и прочих Пикассо, и в морозовский особняк въехала Академия художеств СССР, которую только что учредили. Ее президент, художник Герасимов получил тогда сталинскую премию за полотно «И. В. Сталин у гроба А. А. Жданова», которое выглядит как «Христос у гроба Лазаря». Другую сталинскую премию дали за картину Яр-Кравченко «А. М. Горький читает И. В. Сталину, В. М. Молотову и К. Е. Ворошилову свою сказку “Девушка и смерть”».

Прекрасно! Но какое отношение эта живопись имеет к нашей беседе?

Тех, кто знает эти картины, можно сейчас напугать креативом Управления внутренней политики Администрации Президента Российской Федерации?! Мы видали это все в гораздо более законченном, логичном и монопольном выражении. Когда если была программа «Время», то только программа «Время», а все остальное в спецхране. Я своим оппонентам говорю: вас оскорбляло, что Миша Ефремов читал убийственные памфлеты Быкова про Путина и Медведева? «Мы с тобою на комбайнах не играли в бадминтон»? А где ваши комсомольские поэты?! Где ваши Жаров, Безыменский? Кто напишет заново «Мы — молодая гвардия рабочих и крестьян»? Благо название у вашего комсомола то же самое. Кто воспоет в стихах Селигер? Вы же сами понимаете, что это будет смешно. «Мастера культуры» могут подписать письмо в поддержку власти, но это не творчество.

Вы сказали мне, что могли бы работать в телевизионном эфире и что обладаете достаточной гибкостью, чтобы действовать сообразно изменяющимся обстоятельствам. Возможно, при таком подходе вы могли остаться работать в эфире, как, например, это делала до последнего момента ваша бывшая коллега Марианна Максимовская?

У меня не было такого шанса. То, что Марианна так долго выпускала свою программу, — это скорее случайность. Многие задавались вопросом, почему ее так долго терпят.

А, по-вашему, почему?

Не знаю. Это алогичные вещи: тут случилось, а тут не случилось. «Коммерсант» тоже долгое время был чересчур проблемным, но не менялся, до сих пор остаются жестко проблемными «Ведомости». Вряд ли это оттого, что кто-то трепещет перед их партнерами Financial Times и The Wall Street Journal. Могут ведь и вовсе зачистить поляну, все к тому идет.

Просто пока не обратили внимания?

Скорее решают так: «Ведомости» — 60 тысяч экземпляров, аудитория, которая все равно не верит новостям федеральных каналов, а что инфляция не такая, как мы пишем, им и без того известно. Если они прочитают это еще раз в тексте Гуриева или Алексашенко, ничего не изменится. Вот и РЕН был не той кнопкой, которая безусловно есть в любом ящике без настройки. Но потом дошло дело и до них, и Марианне оставили должность заместителя главного редактора. Это все индивидуально, тут нет железных правил.

Ваше увольнение с ТВ — такая же «закономерная случайность»?

Меня выкинули просто, и все.

Но, прежде чем вас выкинули, вы все же совершили некий демарш. Чего, кстати, Марианна не делала.

Да не демарш! Просто понимаете, с какого-то момента становится невозможно…

Вот! Меня и интересует, с какого момента и что именно становится невозможным для вас? Зачем вы написали и показали то, что привело к вашему увольнению из эфира? Зачем потом, спустя несколько лет, прочли скандальную речь на премии Листьева? То есть буквально «с какой приблизительно целью»?

Ну как зачем? Характер такой.

Вот и я хочу понять, что именно ваш характер допускает, а чего — нет. Хочу узнать ваш предел.

Мне не обязательно лезть первым и непременно тянуть руку: «я хочу высказаться, заявить протест, доколе». Но если меня прямо спросить: «Вы за или против?», то я не буду говорить, что я за. И ничего удивительного в моих словах нет, просто в какой-то обстановке они получали больший резонанс, в какой-то меньший. Фразы про институциональную нежурналистику я много раз повторяю. Когда люди находятся на госслужбе, то какая тут журналистика? Они о главном ньюсмейкере страны пишут как о начальнике своего начальника.

Но для них это так и есть.

Но тогда не надо называть это журналистикой. Работники идеологического фронта, пропагандисты и агитаторы, автоматчики партии, как это говорилось при советской власти.

Правильно ли я понимаю, что вы стать «автоматчиком партии» не могли бы ни при каких обстоятельствах?

Послушайте, я застал ленинградскую молодежную газету “Смена”, где редактором был Геннадий Селезнев. А в Ленинградском университете имени Жданова, когда я там учился, секретарем комитета комсомола был Александр Бастрыкин, а в Ленинградском обкоме комсомола секретарем была Валентина Матвиенко! Я это все уже проходил. И еще раз — не хочу и не буду. Я и там не сочинял про обсуждение в первичках речи Брежнева на съезде. Можно было, например, написать рецензию на фильм Сергея Соловьева «Сто дней после детства».

То есть у вас длительный опыт существования рядом с орбитой, но вне ее?

У каждого времени — своя школа. А дальше — по Шварцу: но почему ты оказался первым учеником? И в 70-х не обязательно было говорить, что «Малая земля» — твоя настольная книга. И сейчас никого не заставляют громче всех кричать про бандеровцев. Люди просто так понимают карьеру и делают ее.

И с вашей точки зрения многие из этих людей просто не в состоянии понять, что они делают не так?

Мне не нужно их понимание. Меня просто удивляет: они думают, что они в тысячелетнем рейхе, что ли?

Они просто существуют здесь и сейчас. И они ограничены во времени, как любой человек. 20–30 лет активной жизни.

Но опять-таки, а почему надо быть первым учеником?

Но, по-моему, эти люди думают просто: Путин будет у власти еще минимум лет десять, а может, и больше, у нас — самый продуктивный возраст. Почему бы не взять от жизни все?

Тогда в их профессиональном цинизме они недостаточно циничны, если даже не заглядывают в то, что будет через 10 лет! Ну, ведь идет явный заплыв против течения времени, такая архаика, такая кичуха! Двуглавый орел на звезде героя соцтруда вместо серпа и молота.

Я хотела бы вернуться к теме, которую мы уже немного затронули. Прошу прощения, если мой вопрос покажется вам неделикатным, но все-таки зачем вы произнесли ту речь на церемонии вручения вам премии Листьева? И не было ли вам неловко за этот поступок перед ее организатором Константином Эрнстом, который всегда вас поддерживал? Мне показалось, что, читая вашу речь, вы очень сильно волновались…

Я волновался, потому что не говорил, а читал, чего обычно не делаю. А читал я потому, что боялся, что меня занесет и я чего-нибудь лишнего добавлю. Мне важно было остаться в рамках определенных и корректных формулировок. Чтобы это все-таки оставалось в границах более-менее объективной констатации.

Но зачем? Чего конкретно вы хотели достигнуть?

В журналистику не идут сдержанные люди, да? Нормальные люди сидят и сидят, чего вякать-то? Есть разный темперамент. Один считает: «Не могу молчать», а другие на него смотрят: «Да чего тебе нужно? Cидел бы, помалкивал».

Это ваша речь что-то изменила? Помимо того, что премию отменили?

Вот мне говорят: «Лауреат один — это ты. Ты должен выступить с достаточно большим текстом, не просто поблагодарить коллег и сесть, а произнести что-то на актуальную тему современной журналистики». И мне надо было сделать вид, что актуальная тема современной журналистики — это влияние на эфир скоростного интернета?!

То есть вы произнесли эту речь для самоуважения?

Можно посмотреть другие мои интервью 2010 года, и когда меня спрашивали про свободу журналистики, я нигде не говорил, что она цветет пышным цветом. Просто поскольку это были издания типа «Сноба», то, естественно, резонанс был меньший.

Разумеется, значение имело то, что вы произнесли свою речь именно на Первом канале.

В какое мы аномальное время живем, если событию минуло четыре года, а вы говорите, будто это было вчера!

Что вам сказал господин Эрнст по этому поводу?

Он мне сказал то, что потом говорил публично. Он мастер закрученного пассажа, который потом можно цитировать и им закрываться. «Я нобелевских лекций не редактирую», — ответил он, когда его спросили, знал ли он о содержании. «Если б знали, попытались бы отговорить?» Других оценок от него я не слышал. Некоторые его сотрудники даже заступились, но защищать Костю от меня — это смешно.

Я помню. Писали, что он вам помогает как безработному, а вы его подставили…

В тот год первый раз показали наш фильм про Зворыкина, на волне которого изобретателю ТВ потом аж два памятника открыли: в Москве и родном Муроме. Я что, плохо дело сделал? Халтуру, которую из жалости показали и повторили? Работа в обмен на политическую лояльность — не было такого уговора.

То есть все-таки существующая реальность достаточно комфортна, чтобы вы могли в ней с интересом работать?

Не то чтобы комфортна… Я в иллюзиях не живу, я понимаю, что нужно действовать вопреки обстоятельствам. Может, обстоятельства и хотели, чтобы мы не действовали, чтоб мы раскисли. Нельзя сдаваться, надо настаивать на своем.

А у вас никогда не было идеи уехать из России? И сделать что-то в свободном пространстве, вдали от всех советских и постсоветских реалий, которые вы так превосходно изучили?

Не понимаю, а почему, собственно?!

Возможно, потому что здесь долгие годы сохраняется и, видимо, будет сохраняться «мутная» обстановка, пагубная для талантливых людей, препятствующая творческой реализации.

Вот пока «мутная обстановка» прямо топором не бьет по темечку…

…мы будем здесь сидеть?

Я в фильме «Цвет нации» впервые так много снимал свою вологодскую родину — ну, Прокудин-Горский подробно объехал наши края, а мы двигались по его следам. Почему кто-то может меня с этим разлучить? Я чувствую свое право на родину гораздо больше, чем те, кто за деньги налогоплательщиков учит ее любить.

Я хочу задать вам еще один неделикатный вопрос. Вы очень доходчиво описали мне свои «этические границы»: нежелание врать, быть пропагандистом и т. д. И ваша биография доказывает, что вы не кривите душой. За исключением одного эпизода. Я имею в виду ту давнюю историю с разгоном НТВ. Глядя извне, может показаться, что вы тогда поступили не совсем красиво и даже в чем-то предали своих товарищей. Как получилось, что вы сначала поддерживали тех ваших коллег, кто не сдался, а потом все же договорились с Кохом и Йорданом и пошли к ним работать?

Во-первых, не только со мной Кох и Йордан договорились, с остальными тоже. Давайте посмотрим, где теперь те остальные! Во-вторых, и это самое главное, я больше не хотел и не мог участвовать в митинге нас самих в защиту себя самих же, демонстрируемом с экранов нами самими же.

То есть вас это просто стилистически раздражало?

Я понимал, что мы перешли грань профессии, работаем самопропагандистами, вот и все. Я не хотел этого. Потом мы три года выпускали еженедельную программу «Намедни», которая, смею заметить, была помоднее, повеселее, пожестче, чем программа «Итоги», которая к тому времени совершенно забронзовела в своем величии.

То есть никакого этического противоречия вашим убеждениям в том вашем поступке вы не ощущали?

Во мне было одно убеждение: что нужно начать работать по-другому.

Все равно с кем?

Давайте судить по тому, какие мы делали программы, а не кто и какие возвышенные слова произнес в какую-то там роковую ночь. Надо в профессии жить, а не в общественной позиции. Потом и сам Киселев признавал, что перебарщивал в требовании лояльности к себе. С Киселевым мы потом общались нормально. Он даже печатно объяснил как-то, что все изжито, и едва ли не признал мою правоту или, по крайней мере, мое право на свою правоту. С Осокиным, Норкиным, Максимовской виделись после этого не раз.

А вы тогда понимали, кто такие Кох и Йордан?

Да, конечно. Более того, когда мы потом очень весело зажигали…

Вы дружили с ними?

С Кохом и продолжаю дружить. И, кстати сказать, чего стоили тогдашние энтэвэшные рассказы про бездарность и медийную чуждость Коха. Говорили, что его открытое письмо энтэвэшникам якобы я составлял: мол, уж больно лихо написано. Вот, пожалуйста, посмотрите теперь на блогера Коха с подпиской больше «Коммерсанта»! Мне было очень интересно работать с Йорданом. Тогда придумывали русский «инфотэйнмент», орали друг на друга, ночами на работе сидели!

Как долго продолжалась ваша совместная работа?

Недолго продолжалась. Закручивание гаек началось с «Норд-Оста». Как я знаю, меня еще тогда хотели выкинуть, но выкинули Йордана, который не выкинул меня.

А Кох?

Коха еще раньше…

То есть, когда вас увольняли, Коха и Йордана уже не было на канале?

Йордана уволили после «Норд-Оста», когда Путин сказал знаменитую фразу: «Рейтинг на крови своих сограждан, если они, конечно, считают нас своими согражданами». Это про наши чересчур резонансные эфиры и американское гражданство Йордана.

Логично. Что было дальше?

Проталинка вокруг Серой Шейки все сжималась и сжималась. Очень трудно было убедить себя, что все шагают не в ногу, а ты — в ногу. Я временами приезжал в «Маяк» посидеть-поговорить с Андреем Васильевым, главредом «Коммерсанта». Пить я так не могу, но хоть часок побуду с медийщиком, тоже считающим, что информация ценна сама по себе, безотносительно того, на чью мельницу она льет воду.

СА поначалу вы всерьез надеялись, что вам дадут делать журналистику?

Я помню как Миллер приезжал на канал и говорил, что «Газпром» будет продавать НТВ и Йордан привлечет стратегического инвестора.

Вспомните начало 2000-х — плоская налоговая шкала, «программа Грефа». Делая для «Намедни» интервью с ним, мы придумывали, как экранно показать слезание с нефтяной иглы и т. д. Казалось, сама логика жизни заставит модернизироваться, потому что нельзя быть углеводородным придатком остального человечества. Но потом оказалось, что на одних нефти-газе очень даже проживешь, и можно забить на все остальное. Никакой модернизации не требуется — ни постиндустриальной, ни тем более общественной. Просто будем жить по завету Леонида Ильича.

Не кажется ли вам, что существует некая — конечно, непрямая, опосредованная — связь между поступками влиятельных, талантливых журналистов, сродни вашему давнему договору с Кохом и Йорданом, и тем, что потом стало происходить в стране? Проще говоря, не кажется ли вам, что власть не уважает ни журналистскую профессию, ни ее представителей именно потому, что с ними можно договориться, потому что они в принципе готовы идти на компромисс? Кто-то ради денег, кто-то ради возможности реализации. Не кажется ли вам, что единственный способ противостоять власти — это априори никогда не принимать никаких ее предложений, как бы красиво они ни были упакованы?

Дело вообще не в журналистах, а в аудитории. На качественную и критическую информацию сейчас нет запроса. Власть может манипулировать аудиторией, потому что аудитория на манипуляцию ведется. Если б аудитория считала, что дела в стране идут не очень и у нее был бы запрос на проблемную журналистику. Как во времена перестройки: Егора Яковлева и Виталия Коротича мог вызывать Лигачев, песочил… Но снизу перло желание читать «Московские новости» хотя бы в темноте со стенда на Пушкинской, со спичкой зажженной!

А сейчас это людям, по-вашему, неинтересно?

А вы посмотрите на тиражи: у нас общенациональные издания — это таблоиды про жизнь звезд, мудрость власти и ничтожество Запада. Перестройка и крах социализма имели больше экономические причины, чем политические. Вот то, что приходит осень, а у мамы нет сапожек, — это беспокоило гораздо больше, чем то, что вдруг по весне на подъезде повесили портрет токаря и сообщили, что это единственный кандидат в Верховный Совет СССР. Социализм не смог прокормить, одеть, обуть людей, все дошло до ручки, потому что упала цена на баррель нефти в 1986 году. А в 1973-м цена за две недели в разы подскочила после войны Судного дня, да потом еще исламская революция в Иране. Вот это и продлило агонию брежневизма. Но в 1986-м стало невозможно поддерживать даже тот минимум обеспечения, который был, все полезло по швам. Плюс из системы совсем ушел страх. А она без страха не может и поэтому пошла вразнос.

Вы к тому, что и нынешнее благополучие тоже пройдет, а люди об этом предпочитают просто не думать?

Придется подумать, когда пузырь лопнет, неотвратимость чего многие уже подспудно ощущают. Но до последнего момента будем имперски хорохориться: да нам никто не указ! Да загранице кирдык! Да нас все боятся, значит уважают! Захотим — через две недели Киев возьмем! «Танцуй, Россия, и плачь, Европа, а у меня самая красивая опа!» Такой вот праздник.

Вы видите себя на этом празднике?

Если живешь в России, не отворачивайся. Смотри: это твое. Это наша родина, сынок.С

 Отправлено: 17.09.14 06:41. Заголовок: Спасибо. Я это интер..

Спасибо. Я это интервью у них на сайте пыталсь прочитать, но мне открылось только начало. Парфенова уважаю, фильмы и передачи его смотрю с удовольствием. И говорит он все правильно.

 Отправлено: 23.11.14 05:02. Заголовок: Дуня Смирнова в гост..

Дуня Смирнова в гостях у Владимира Познера.

[more]Я, правда, на работе сегодня почитала текст, но у кого получится, лучше, наверное, посмотреть. Правда, у когоПервый канал, уже, наверное, посмотрели.

 Отправлено: 26.11.14 05:50. Заголовок: Замечательная переда..

Замечательная передача с Авдотьей Смирновой, спасибо! Их разговор напомнил до-перестроечное время, когда читали между строк, а говорили с подтекстом. Канал обязывает.
На Первый канал даже в программу не заглядываю, хотя мама говорит, что все равно до самой передачи никогда неизвестно, кто у Познера будет в гостях, а идет она за полночь. Но я туда ни в прямом времени, ни в архиве не хожу.

 Отправлено: 27.11.14 05:16. Заголовок: Спасибо, передача с ..

Спасибо, передача с Авдотьей Смирновой очень понравилась.

 Отправлено: 08.02.15 21:15. Заголовок: Замечательно написал..

Замечательно написал о Сергее Муратове Валерий Кичин в "РГ":

Скончался один из создателей КВН Сергей Муратов

Все сообщения об уходе профессора, журналиста, кино- и телекритика, кинодраматурга и выдающегося мыслителя Сергея Александровича Муратова начинаются словами: умер человек, который изобрел КВН. И это правда: вместе со своими друзьями и коллегами Альбертом Аксельродом и Михаилом Яковлевым Сергей Муратов создал на нашем телевидении передачу, долгие годы бившую все рекорды популярности. Передачу, которая апеллировала к творческой жилке как своих зрителей, так и талантов, которые она неутомимо открывала по всей стране. Передачу, которую несколько раз закрывали из-за ее потенциальной "крамольности".

В КВН молодые ребята соревновались в придумывании юмористических импровизаций на предложенные темы. Иной раз на грани фола - хотя в советские годы эта "грань фола" могла возникнуть в самых неожиданных пунктах, и передачу грозили закрыть из-за ерунды, мелочи, легкой фронды.

Началось все с передачи под названием "Вечер веселых вопросов", вышедшей в конце постсталинских 50-х. Шла она в прямом эфире, причем зрители должны были изобретательно и с юмором отвечать на вопросы ведущих. Вышло всего три выпуска: в роковом третьем зрителям было предложено в летнюю жару приехать в студию в валенках, причем ожидалось, что таких сумасшедших не найдется, и первому безумцу был обещан приз. Когда студию, сметя милицейский кордон, заполнили толпы людей в шубах и валенках, ведущие растерялись, программа была прервана, ответственные поплатились должностями и были сосланы служить в региональные телестудии. Было принято даже закрытое постановление ЦК по этому поводу, на годы заморозившее развития телевидения. И только в оттепельные 60-е программа возобновилась - уже как Клуб Веселых и Находчивых, КВН. Самая дерзкая и "неблагонадежная" из программ советского ТВ.

Опыт работы раннего советского ТВ был обобщен в книге замечательного исследователя, очень рано ушедшего из жизни Владимира Саппака - "Телевидение и мы". В ней впервые изучался принципиально новый феномен - влияние ТВ на общество, то самое влияние, которое со временем достигнет вселенских, катастрофических масштабов. Дело Саппака и продолжал всю жизнь Сергей Муратов, став самым авторитетным, энциклопедически образованным исследователем телевидения и его взаимоотношений с человеком, страной и миром.

Он стал преподавать на кафедре телевидения факультета журналистики МГУ и на Высших курсах сценаристов и режиссеров, его учениками считают себя многие выпускники Российского гуманитарного университета РГГУ, слушатели Института повышения квалификации работников ТВ. Он был непременным участником симпозиумов и семинаров по кинодокументалистике и телевидению в России и за рубежом. Он написал около двух десятков книг, которые могут считаться образцами популярного обществоведения: его литературный талант и изумительное чувство юмора позволяли ему писать о самых сложных материях легко и увлекательно, даже весело. Он постоянный автор практически всех изданий, научных и теоретических сборников по проблемам взаимоотношений СМИ и общества.

Он одним из первых почувствовал и зафиксировал в обществоведческой литературе опасное влияние ТВ на устрашающий рост нетерпимости в общественном сознании, его зомбирующую роль. Его книга 2001 года так и называется: "ТВ - эволюция нетерпимости". Его последние работы по-своему сенсационны и содержат столь откровенные и часто разоблачительные интервью с деятелями современного телевидения, что иным собеседникам, представшим в его книге "ТВ - время перемен", наверное, стало хуже спаться - их место в истории ТВ обозначено точнее некуда. Эта книга бесед написана Сергеем Муратовым в соавторстве с его супругой и верным соратником Марией Топаз, которой коллектив "Российской газеты" приносит искренние соболезнования.

Если перечитать труды Сергея Муратова, опубликованные в его книгах и в коллективных сборниках, становится ясно: будущие историки телевидения по ним смогут изучать путь деградации самого массового из СМИ от орудия просвещения и распространения культуры в самые отдаленные уголки огромной страны, средства объединения индивидуумов в общество, а регионов - в единое общенациональное пространство, - к самой мощной пропагандистской инъекции в человеческой истории. От культурного инструмента, который функционировал под девизами "Алло, мы ищем таланты!" и "Что? Где? Когда?" - задавая вопросы, на которые зрителям предлагалось искать ответы, то есть самостоятельно думать - до способа отвадить массового зрителя от этого чреватого проблемами занятия. Его последняя книга так и называлась: "Я думаю, ты думаешь". В ней, как пишет Муратов, "ворох разных суждений и рассуждений, в разные годы приходивших в голову автору. Какие-то из них, возможно, помогут и вашим размышлениям об этом чудо-фе¬номене, как считают одни, или о чудовище (зомби-ящике), как полагают другие". Книга носит итоговый характер: она стала как бы дайджестом, популярным изложением бесценного опыта наблюдений, которые автор вел над нашим кино и телевидением в течение десятилетий, читать ее необходимо каждому, кто способен откликнуться на ее провокационный, по нынешним временам, заголовок горячо и заинтересованно.

В этой книге Сергей Муратов собрал многие известные, но большинством забытые мудрости, вброшенные в мир его гениями и пророками разных веков. И от этих бесценных уроков истории протянул нити в наши дни, когда приведенные истины и откровения стали по-новому актуальными.

Вот - о заблуждениях относительно универсальной правоты большинства:

"Большинство - не довод, а насилие", - был уверен Герцен. Его вывод представляется особенно справедливым в сегод¬няшнюю эпоху рейтинга. "Тирания большинства способна ущемить свободу лич¬ности не меньше, чем государство" - писал Джон Милль

О патриотизме истинном и ложном:

"Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с запертыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том слу¬чае, если ясно видит ее; я думаю, что время слепых влюблен¬ностей прошло", - писал 38-летний автор "Философического письма" Петр Чаадаев. Реакция была мгновенной. "Статью эту я считаю настоящим преступлением против народной чести; так же как и преступлением против религиозной, политиче¬ской и нравственной чести", - немедленно заключил в своем донесении императору Николаю I министр народного образо¬вания С. Уваров.

О склонности массового сознания все сводить к готовым, однажды вброшенным формулам:

"Лебединое озеро", которое так поспешно и "уместно" вклю¬чили в программу организаторы ГКЧП, когда совершили в ав¬густе 1991 свой пресловутый переворот, - тоже упрощение подлинной ситуации. "Лебединое озеро" в тот день уже стояло в программе, которая составлялась задолго до переворота... Обыденное массовое сознание - великий упроститель. Своего рода мясорубка, которая превращает любые продукты в общеупотребительный и легко усваиваемый этим сознани¬ем фарш".

Сергей Муратов, при всем своем ироническом складе ума, был, по-моему, одним из последних романтиков, интуитивно верящих в трудную, но безусловную победу разума. Вот и в своих книгах он всегда оставался учителем, ставящим перед слушателями больше вопросов, чем ответов. Многие главы заканчиваются вопросом. Или настойчивым предложением - размышлять.

"Нужно ли телевидение обществу? Не политикам (достаточно вспомнить о Жириновском и Митрофанове, без которых они не состоялись бы вообще). Не коммерсантам (вспомните Бере¬зовского и Гусинского - прародителей информационных войн). Тут, как говорится, вопроса нет. Но нужно ли оно обществу? Если "да" - понимают ли журналисты смысл своей профессии? Считают ли, что в ней вообще есть какой-то духовный смысл?..

Упрощение или опрощение - это наша страсть к готовым формулам, рожденным еще до того, как мы успели подумать или вместо того, чтобы думать. Это наша уверенность в том, что переубедить собеседника - просто значит перекричать его (а есть ли еще более эффективный способ самовыражения?).

Обыденное сознание - а им наделен каждый из нас - беспроблемно. Оно "все знает". И поскольку поставить проблему означает обнаружить свое незнание, то оно изначально против. Привыкшее оперировать аксиомами повседневного опыта, оно не выносит теорем. В их присут¬ствии оно чувствует себя как на сквозняке.

Где же выход?

Давайте думать..."

...Сергей Александрович Муратов долго и тяжело болел. Но по-прежнему задавал вопросы. Его по-прежнему интересовало все: новый фильм и отзывы о нем, ситуация в академии "Ника", активным членом которой он был все годы ее существования, новые тексты, появившиеся в СМИ - он всегда был рад их обсудить и мог позвонить по совершенно неожиданному поводу, который неизменно оказывался животрепещущим и требующим обсуждения.

Он был катализатором интеллектуального развития целой страны. Другой вопрос, насколько страна готова слушать своих ученых и своих пророков.

В телефонном разговоре он прощался так: "Пока-пока!". И это всегда вселяло уверенность, что разговор будет продолжен...