Отправлено: 20.10.13 01:19. Заголовок: С вашего позволения, можно, я начну?
«Искусство существует ради самого себя»
Актер Даниил Страхов
В этом сезоне на сцену Театра на Малой Бронной вернулся спектакль «Варшавская мелодия», в котором играет актер Даниил СТРАХОВ. Сегодня в интервью «НИ» он рассказал о том, как изменился этот спектакль за время декретного отпуска Юлии Пересильд и почему работа над фильмом «Генералы против генералов» стала проявлением его гражданской позиции.
– Даниил, кто ваш учитель, ваш театральный гуру?
– У меня нет такого. Режиссер Сергей Голомазов, к счастью, сам все время учится, и в этом смысле с ним интересно работать. Когда после Щукинского училища я попал в Театр имени Гоголя к Сергею Яшину, то не мог назвать обстановку в театре идеальной, да и в любом театре она просто не может быть таковой, это все не имеет отношения к реальности.
– Поэтому вы решили стать свободным артистом, не принадлежать никакой труппе?
– В данный момент я нахожусь на договоре с Театром на Малой Бронной и не вижу особой разницы, кроме своего абсолютного человеческого и юридического права не вникать во все то, что может происходить в театре помимо творчества. Я прихожу в театр получать удовольствие от работы и ухожу, как только эта работа заканчивается. Отношусь к этому потребительски и не скрываю этого.
– Бывает такое, что на чужом спектакле вдруг возникает желание поработать именно с этим конкретным режиссером?
– Да, такое недавно было. Я посмотрел «Доброго человека из Сезуана», спектакль, достойный внимания и интереса, и мне захотелось поработать с Юрием Бутусовым. Буду надеяться.
– В антрепризе работать удобнее?
– Она действует в рамках определенных законов, это – ни плохо, ни хорошо, это есть, поэтому при всей удобности антрепризы я к ней отношусь спокойно.
– На каком по счету спектакле после премьеры вы начинаете получать удовольствие от новой роли?
– По-разному бывает. Евгений Евстигнеев, например, просил не приходить знакомых до одиннадцатого спектакля…
– Константин Сергеевич Станиславский считал, что лишь после десятого–пятнадцатого представления все то, что было заложено в период репетиционной работы, начинает давать результат.
– Бывает всякое. Вот в случае с «Варшавской мелодией» полное мое включение в роль пришло после тридцати спектаклей, то есть через год-полтора после премьеры. А на спектакле «Драма на охоте» я, как ни странно, уже с премьеры почувствовал внутреннюю силу и понимание того, что делаю. Таким готовым к премьере я не приходил никогда. Другой вопрос, что прошло полтора года, и я сегодня понимаю, что некий внутренний процесс не закончен, мне необходимо что-то опять менять внутри роли. Процесс достаточно сложный и интересный, главное, не испытывать муку от того, что ты делаешь на сцене. «Муки творчества» – странное словосочетание, мне кажется, в нем много неправды, когда артист говорит об этом. Это, напротив, очень интимная вещь, поскольку ничто не дает такой адреналин и смысл нашего существования, как эти муки. Без мук невозможно понять зерно роли, вычленить главное и получить, в конечном счете, удовольствие, не сравнимое ни с чем.
– Давайте поподробнее поговорим о «Варшавской мелодии». Вернулся на сцену один из самых любимых публикой спектаклей. Появилось ли что-то новое в общем рисунке спектакля, в ваших с Юлей ролях?
– Новое, безусловно, появилось, но наша рефлексия еще не закончилась, пока прошло всего два спектакля. И знаете, странное ощущение: несмотря на то, что рожала Юля, какие-то изменения появились именно во мне. Я смотрю во время спектакля на Юлю и замечаю, что как актриса она стала еще острее, еще интереснее, но рисунок ее роли остался тот же, а я, наблюдая за собой, понимаю, что есть огромная мотивация обновить все, не идти по старой схеме. За последние девять месяцев, что спектакль не игрался, во мне тоже многое поменялось. Первый спектакль был «осторожно-пристрелочный», второй – посмелее, но все это пока можно сравнить со спортивной ходьбой, а впереди еще – бег, и, возможно, когда-нибудь мы еще и полетим…
– В роли Виктора вы выходили на сцену около семидесяти раз. Вы сразу приняли и поняли своего героя? Большинство зрителей обычно склонны осуждать его.
– Что касается осуждения, кажется, в некотором смысле Леонид Зорин и сам осуждал своего героя. Выписывал он, по крайней мере, точнее и любовнее женскую историю. По моим внутренним ощущениям, я понимаю, что несколько лет назад Сергей Анатольевич Голомазов в этой пьесе в первую очередь увидел Юлю, а мужская роль, как мне кажется (без всяких обид с моей стороны), была для него вспомогательной. Мы это, кстати, никогда не обсуждали. На премьере спектакля рисунок моей роли, сырой, весь в горбинках, сложился, но мне в нем было не очень комфортно. Во втором акте я уже на премьере пытался не идти за зоринским слабым человеком, но на первых спектаклях, полагаю, зрителю это было не очень понятно. И только спустя года полтора я постепенно снял с молодого Виктора все то, что мне мешало, и благодаря этому утвердился тот концепт, который я изначально привнес на репетиции и который несколько отличался и от голомазовского представления об этой роли, и уж тем более от зоринского. Виктор совершает поступки весь второй акт пьесы. Я имею в виду его приезд в Варшаву, его желание увидеться. Десять лет у него не было этой возможности, а у нее была, между прочим. И его отказ от продолжения отношений с Гелей – не трусость, как считывают многие. Это мужество человека, понявшего, что ничего не вернуть. Все, что я говорю, не значит, что я вступал с пьесой в воинствующие отношения, просто история, наконец, стала не про «бедную Гелю» и «слабого Виктора», в спектакле нет правых и нет виноватых, они оба сильны в своей любви и одновременно оба ломаются из-за нее же…
– Интересно, что на этом спектакле в зале много мужчин, хотя театральную публику образует чаще женская аудитория.
– Этот спектакль смотреть интересно вдвоем, наверно, поэтому женщины приводят своих мужчин: потом есть что обсудить, поскольку женское и мужское восприятие, конечно, отличается. И я надеюсь, что то, что я вам здесь транслирую, не мозговое умозаключение, я надеюсь, что это считывается в спектакле – именно мужской аудиторией.
– Вы поработали в нескольких театрах, но Сергея Голомазова, вероятно, можно назвать вашим счастливым режиссером?
– Удивительным образом (и за это Голомазову я очень благодарен) мой внутренний человеческий камертон как артиста попадал в те работы, которые у нас с ним складывались. Это – большая удача. Работа над ролью – всегда незаконченный процесс, можно уверенно говорить только о спектаклях, которые уже не будут идти, – «Петербург» и «Безотцовщина». О спектакле «Театр – Убийца» по Стоппарду в театре Джигарханяна мало кто знает, так сложилось, что команда, с которой Сергей Голомазов эту работу выпускал, ушла за ним, оставив спектакль в репертуаре. Может, он и сейчас идет в театре Армена Борисовича. Это была удивительная история, мы веселились от души, репетируя этот материал. А вот спектакль «Ревизор» в Театре на Малой Бронной уже был моей идеей.
– Там такой неожиданный Хлестаков…
– Да, мне захотелось хулиганства, подобного тому, что мы когда-то разрешили себе на спектакле по Стоппарду, я там постоянно «кололся», мне было очень смешно. И вот следующий заход в мальчишество – «Ревизор». Там нет рефлексии, сплошная антирефлексия, и я получаю от спектакля большой кайф, эта роль – настоящий подарок. Приходите, кстати, в театр Et Cetera на «Драму на охоте». Антон Яковлев сделал очень сильный спектакль, непростой в восприятии. Я каждый раз вижу, как зритель сопротивляется тому, что видит, многие приходят в театр случайно, за развлечением, и только. И тут уж кто кого.
– Находясь на сцене, вы видите публику?
– Конечно, я вижу, что в зале люди сидят, но не вглядываюсь в лица. Я занимаюсь своим делом.
– Но многие писатели признаются, что представляют себе образ читателя, которому адресуют свои сочинения…
– А мне кажется, они пишут для себя, потому что если им самим будет неинтересно, то и читателя они никакого не найдут. Искусство существует ради самого себя. Творческий человек не может не писать, не играть, не сочинять стихи. Не может заснуть, пока не выпишется, пока в нем это сидит. Эта вещь не поддается анализу. Искусство может воспитывать, а может и толкать к преступлению, об этом не принято говорить, но это так. Думаю, что все разговоры про образ зрителя, условного читателя – кокетство и заигрывание с потенциальным потребителем. Я, конечно, благодарен публике, что не играю в пустом зале, но творческий поток, энергия не зависят от желания понравиться зрителю…
– Что вы можете сказать о современной драме? Насколько широки границы дозволенности, приемлете ли вы на сцене, например, мат?
– Не могу определенно ответить на этот вопрос: плохо знаю современную драму, к сожалению. Что касается границ, их не существует, это вопрос вечный: где проходит черта, за которой должно срабатывать табу? Мат – часть русской культуры, в нем самом ничего плохого нет. Сцена все гипертрофирует, мат со сцены – как синильная кислота, это очень яркое средство выразительности.
– Вы участвовали в телевизионном проекте Юрия Кузавкова «Генералы против генералов», посвященном малоизвестным событиям революции и Гражданской войны, к сожалению, не получившим широкой огласки. Вы сами из благополучной семьи, в которой не было репрессированных в сталинские годы или диссидентов в эпоху застоя, как вы отнеслись к этим страшным документальным историям?
– Для меня эта работа стала, если хотите, проявлением моей гражданской позиции. Несмотря на то, что фильм рассказывает о давно минувших событиях, в нем есть четкое режиссерское ощущение того, что все это соотносится с темой «государство и человек», с ролью личности в истории сегодня. У Юрия Кузавкова есть второй проект «Москва – Берлин», в который он тоже позвал меня в качестве ведущего, там еще страшнее: речь идет о становлении фашизма в Германии в тридцатые годы и проводится много параллелей с советской историей. А вообще, подобное кино – долгое по судьбе, оно свою аудиторию обязательно находит. У документального фильма не может быть зашкаливающих рейтингов, и нужно спокойно к этому относиться…
– Какие чувства вы испытываете после выхода фильмов с вашим участием на экран?
– Мне интересно смотреть всю работу в целом. Фильмы, конечно, случаются разные: иногда от картины ожидаешь многого, а потом разочаровываешься, а иногда, наоборот, в процессе съемок картину недооцениваешь, а на экран смотришь – оказывается, все каким-то чудодейственным способом сложилось. Каждый раз это отдельно взятая история…
– Как вы относитесь к возрастным ролям?
– Я нахожусь в том счастливом времени, когда могу быть еще не смешон в юном периоде. В картине «Апофегей» по повести Юрия Полякова мне посчастливилось сыграть три периода: студенчество, зрелость и, скажем, совсем уже зрелость, так что не только в театре мне пока удается держать длинную дистанцию на время, как в «Варшавской мелодии».
Eugenia, Дактиль,пожалуйста! Мне тоже очень понравилась телевизионная версия "Варшавской мелодии".
Я сегодня посмотрела новый выпуск программы Киры Прошутинской "Жена. История любви". В гостях была Елена Яковлева - простая, интересная и откровенная! Я получила массу положительных эмоций!
Отправлено: 21.10.13 01:41. Заголовок: Сегодняшний "Диф..
Сегодняшний "Дифирамб" - конечно же, конечно, с Марком Захаровым, которому исполнилось 80 лет.
К. ЛАРИНА – Начинаем программу «Дифирамб», и я с большой радостью здороваюсь с нашим сегодняшним гостем, это художественный руководитель театра «Ленком» Марк Анатольевич Захаров. Здравствуйте, Марк Анатольевич.
М. ЗАХАРОВ – Здравствуйте.
К. ЛАРИНА – Поздравляем вас!
М. ЗАХАРОВ – Благодарю.
К. ЛАРИНА – Еще будет эхом долго отдаваться, да, этот юбилей. Я когда наблюдала за тем, что происходит вокруг вас, думала – наверное, в какой-то момент юбиляр отключается внутренне и думает: «Да, делайте, что хотите».
М. ЗАХАРОВ – Когда во всех газетах 11-го числа вдруг, потом еще 13-го, 14-го…
К. ЛАРИНА – Ну, скажите, устали?
М. ЗАХАРОВ – Ну, немножко обалдел, конечно, есть такое – удар по психике, который как-то немножко подействовал.
К. ЛАРИНА – Но вам понравилось, как вас любят?
М. ЗАХАРОВ – Я не могу сказать, что понравилось, это вещь тяжелая вообще. Это такой терпкий запах, как в крематории, цветов и все остальное. Это…
К. ЛАРИНА – А были какие-нибудь неожиданности? Что вас больше всего шокировало или обрадовало?
М. ЗАХАРОВ – Да нет, пожалуй, все было так…
К. ЛАРИНА – Все было по плану, да? Торжества были совмещены.
М. ЗАХАРОВ – Допустимого, да. У меня была неожиданность сравнительно недавно, когда мне уже показалось – ну, вот, я уже остаюсь чуть ли не последним режиссером, человек 5 осталось. И встречает меня какое-то лучезарное лицо, бросается ко мне. Я понимаю, что я его не знаю, но он настолько восторжен, что я тоже его обнимаю, мы обцеловываемся. И потом он говорит: «Марк, ну ты сейчас где?» И я понял, что все относительно. Все разговоры…
К. ЛАРИНА – А он счастливый человек, наверное, вся жизнь мимо него прошла.
М. ЗАХАРОВ – Да, да, да.
К. ЛАРИНА – Скажите, пожалуйста, а почему, вопрос – не знаю, был ли у вас такой план или нет, почему вы не сделали специальную премьеру к своему дню рождения? Или не было такой мысли?
М. ЗАХАРОВ – Да нет, наверное, не было. Я так к этому относился, как к какой-то неизбежности, которая надвигается откуда-то из глубины времени. То так, чтобы как сделали спектакли к 7 ноября, к столетию Ленина – это у меня на всю жизнь отбило, эту охоту, "датские" спектакли. Поэтому не было. Но я считаю, что последний… нет, «последний» у нас нельзя говорить теперь.
К. ЛАРИНА – Последний по времени – вот так можно.
М. ЗАХАРОВ – Последний по времени, крайний и вообще – недавний спектакль, «Небесные странники» - это в какой-то степени я, так сказать, там постарался рассказать все, что меня на данный момент интересует. Во втором акте особенно. Первый у меня немножко скомканный получился по драматургии, а второй акт – я им доволен.
К. ЛАРИНА – Я хочу нашим слушателям сказать, что, конечно же, мы принимаем ваши вопросы. Напомню номер СМС - +79859704545, и большое количество вопросов пришло нам на наш сайт до начала программы. И почти через один все вспоминают фильм «Убить дракона», безусловно, который оказался на сегодняшний день самым актуальным из всего, что было снято Марком Захаровым. Я хочу процитировать одну реплику. «Нет пророка в своем отечестве, - пишет наш слушатель. – 25 лет назад, посмотрев фильм, считал, что в гротескной форме показано наше прошлое. А нас ждет светлое будущее. Вчера, посмотрев фильм, понял с опозданием на 25 лет, что это фильм-предупреждение. Абсурд стал нашей недавней историей, нашим настоящим, и станет нашим будущим без хэппи энда, как и в фильме. Это пророческий фильм, надо было сразу, еще в школе, писать сочинения. Тогда, может быть, сегодняшние 20-летние убили бы дракона».
М. ЗАХАРОВ – Да, очень выразительно.
К. ЛАРИНА – Ну, а вы об этом тоже вспоминаете, когда этот фильм смотрите? Это фильм-предупреждение, этот фильм о прошлом или о будущем?
М. ЗАХАРОВ – Ну, получился, конечно, фильм о будущем. Я просто не понимаю, как это можно было написать в 42-43 году, какой ни был бы талантливый Евгений Шварц, но все равно, такое предвидение философское и такое понимание некоторых закономерностей общественного нашего бытия – оно меня совершенно сражает, удивляет и потрясает.
К. ЛАРИНА – Скажите, пожалуйста, опять по этой же теме. У вас есть ответ на этот вопрос, почему все-таки общество, народ все равно выбирает такое будущее?
М. ЗАХАРОВ – Я думаю, что, наверное, корни тянутся в какое-то глубокое прошлое, и такое, что мы называем теперь «большевизмом», чтобы не обижать Зюганова и компартию, это наследие, все-таки, прошлого. Я тоже все думал, что, ну, я-то все понимаю. Да нет, не все. Я когда пришел в театр, я повесил такой план, сетевой - по времени, какой выпуск, вот эта декорация сюда, приходят костюмы в это время, а идут репетиции, потом это все сходится на графике. И вызвал очень большое уважение со стороны коллектива. Но работа над спектаклем началась за 10 дней, причем такая – героическая. Люди падали, ночевали в театре. И потом я как-то вспомнил Ключевского и перечитал его, хотя я его читал еще в юности, что мало солнечных дней в России, и у нас сформировалось в нашем менталитете такое вот: вот, дождь идет, и я лежу на печи, я ничего не делаю. И не надо, я делаю большой перерыв. Потом три солнечных дня, и вот здесь великоросс, наш предок, развивал такую производительность труда, которая была не по силам европейским народам за эти три дня, а потом опять ложился на печку ждать следующих солнечных дней. Так что мы связаны с пространством планеты, с географией больше.
К. ЛАРИНА – Ну, это как Илья Муромец, который 33 года…
М. ЗАХАРОВ – Да, да, да. Ну, я не думал, что это так проросло и так осталось незыблемо.
К. ЛАРИНА – А это достоинство скорее характера национального или недостаток?
М. ЗАХАРОВ – Я думаю, это надо просто принять. Это такая данность, которую нельзя не учитывать. Она существует, она есть. У нас в театре, когда мы сдавали в аренду помещение, привезли из Ирландии человека с чемоданом гвоздей, что нас изумило. Он просто забивал там, саму материю прибивал. Его спросили: «А как же, почему… у нас же есть, полно гвоздей в отечестве и людей?» Он говорит: «Да пробовали. И первые три дня хорошо очень стучат, прибивают, а потом какой-то перекур, кто-то запивает, надо искать замену. Начинается головная боль. Поэтому мы уж своего привезли с чемоданом гвоздей».
К. ЛАРИНА – Ну, подождите. Вы же работали с иностранным контингентом, работали же в других театрах, ставили. Действительно, они даже и в этом смысле, в творческой работе, отличаются от российских артистов?
М. ЗАХАРОВ – Ну, да. Там накладки быть не может. Если режиссер сказал, что вот этот предмет должен лежать вот здесь, наш может положить здесь, немножко правей, левей. А этот точно на это место. И это какая-то такая уважительное, очень четкое, профессиональное отношение к своим обязанностям. Можно позавидовать. И, вероятно, никогда не догнать. Никогда. Потому что я посмотрел, я часто бываю в Германии, как паркуются автомобили. Я понял, что это на подсознательном уровне, это менталитет. Это не то что они лучше знают правила дорожного движения.
К. ЛАРИНА – Они по-другому просто не могут.
М. ЗАХАРОВ – Они по-другому не могут, да.
К. ЛАРИНА – В этом есть какая-то обреченность тогда, Марк Анатольевич.
М. ЗАХАРОВ – Ну, есть обреченность. Самая главная обреченность – что все-таки самый главный герой у нас с вами, мы живем в стране, которую любим, почитаем, желаем ей счастья, работаем для нее, но главный герой этой страны – Сталин. Вот так, мы должны это признать.
К. ЛАРИНА – Причем «Сталин» уже как нарицательное.
М. ЗАХАРОВ – Нарицательное. И потом наша художественная продукция на телевидении, вот, мне очень нравится, что показывают: а вот, смотрите, чай пьет, никого не стреляет… задумался…
К. ЛАРИНА – Хороший такой.
М. ЗАХАРОВ – Вот, да, вот здесь у него ошибки были, а здесь он какой-то такой человечный. Я вспоминаю «Дракона» Евгения Шварца, где говорили про дракона, вы знаете, не так все плохо, потому что когда была эпидемия холеры, он дыхнул на озеро, вскипятил его и ликвидировал угрозу эпидемии. Так что его одной краской мазать нельзя. Это только немцы могут, но у них…
К. ЛАРИНА – Но, подождите, давайте тогда разберемся, Марк Анатольевич. Мы же все живем на свете давно, и помним начало 90-х годов, и помним перестроечное время, когда была попытка самоочищения. Где здесь была ошибка? Что – у людей короткая память? Ну, в каждой семье есть трагическая история, у нас нет семей без трагической истории. Нет. В чем же тогда дело?
М. ЗАХАРОВ – Не хватило новых демократических ресурсов. Мне сразу, очень на раннем этапе перестроечных процессов Гавриил Попов сказал, что, наверное, ничего не получится, будут все равно коммунисты руководить, управлять, потому что у них есть просто опыт делопроизводства. А у таких людей, даже самых выдающихся как, допустим, Собчак… я не хочу называть какие-то другие имена прекрасные… у них опыта этого нет. У них есть воодушевление, дерзание. А будут все равно возвращаться к коммунистическим кадрам.
К. ЛАРИНА – Проверенным.
М. ЗАХАРОВ – Да.
К. ЛАРИНА – А у вас когда разочарование наступило в демократических реформах? Когда вы почувствовали, что, как сейчас принято говорить, что-то пошло не так?
М. ЗАХАРОВ – Когда уже стали… нет, мне очень понравились сначала жесткие гайдаровские меры. Может быть, они не так ударили по мне и по моей семье, как по большинству людей. Когда уже в сберкассе нельзя было свои деньги взять, только 400 рублей, это уже что-то начало как-то не нравиться. Ну, а потом был такой обнадеживающий период, по-моему, в 2005 году, когда по инициативе нашего президента было изменено отношение к Деникину, к Шепелю, когда перезахоронения произошли важные, когда так осторожно сказали про патриарха Тихона. Правда, это шло, к сожалению, не от нашей церкви, от русской православной, которая говорит сейчас – возрождение нашей веры. Возрождение, но почему возрождение? От чего? Кто сбрасывал колокола, кто взрывал церкви, грабил? И кто физически страшным и зверским образом уничтожал священнослужителей? Вот Ленина боятся назвать. Вот это меня очень удивляет. Это, наверное, что-то животное есть. Я помню, как выходил из партии Ельцин. Вот пока он шел по центральному коридору между кресел – люди на него смотрели и вжимали головы в плечи. Как только он поворачивался спиной, они начинали кричать: «Позор!» Но в глаза никто не мог. Он, как такой маститый хищник, зверь, шел с огромным таким своим биополем, которое подавляло этих мелких чиновников.
К. ЛАРИНА – Вы же видите, как страницы истории переворачиваются, и оценки начинают другие выставляться, меняются иногда центры, меняются минусы на плюсы, плюсы на минусы. Вот, про Сталина сказали. Сейчас давайте про Ельцина вспомним. 1993 год, недавно отмечали мы 20-летие этих событий. Вы обратили внимание, как интересно, какая новая мифология возникает на этом периоде, который вчера еще только был? Это еще даже не история.
М. ЗАХАРОВ – Ну, да. Я, конечно, не понимаю и не хочу как-то персонифицировать. Но тем не менее, когда Руцкой провозглашает себя президентом и обращается к военно-воздушным силам: «Ребята, поднимайтесь в воздух и атакуйте Кремль», - тут возникают всякие вопросы неприятные, от которых хочется уйти. Потому что, ну, я не политик.
К. ЛАРИНА – Но, тем не менее, смотрите, сегодня, когда обсуждали события 1993 года, огромное количество претензий, как всегда, было высказано в адрес интеллигенции, которая подписала то самое «Письмо сорока двух». Я не помню, вы ставили свою подпись под ним?
М. ЗАХАРОВ – Не помню уже.
К. ЛАРИНА – Нет?
М. ЗАХАРОВ – Нет.
К. ЛАРИНА – Ну, понятно, что речь идет о поддержке со стороны интеллигенции, поддержки жестких мер, которые объявил Борис Николаевич Ельцин. Давайте, я продолжу свой вопрос после новостей, мы останемся какой-то момент еще в этой теме.
К. ЛАРИНА – Мы тут … с Марком Анатольевичем, потому что у нас тут в телевизоре министр выступает. Мы пока не слышим, о чем он говорит. Может быть, все ужасно? Может быть, все не так опять, и мы не те слова говорим?
М. ЗАХАРОВ – Такой политический крен у нас был. Да, я хочу добавить, конечно, что я поддерживал Ельцина, я был в Президентском совете. И я понимаю сейчас, прошла дистанция какая-то временная, что, наверное, там были какие-то ошибки предварительно совершены. Но в тот момент, когда было принято решение о каком-то силовом воздействии на самозванца, тут, наверное, единственный был выход такой. Поэтому я лично остаюсь человеком, который поддержал и поддерживает это решение историческое. Но мы совершенно не говорим о театре.
К. ЛАРИНА – Вот, сейчас как раз министр… По поводу театра – пожалуйста. Хотите, я вам сейчас процитирую министра культуры? Я даже без шпаргалок, Марк Анатольевич.
М. ЗАХАРОВ – Ну, давайте.
К. ЛАРИНА – «Если в театре будут ставиться спектакли, которые будут противоречить государственным интересам, мы снимем директора».
М. ЗАХАРОВ – Да. Еще бы понять, что такое государственный интерес.
К. ЛАРИНА – Почему директора тогда, а не главного режиссера.
М. ЗАХАРОВ – Да, директора. Ну, это как раз правильно, чтобы был какой-то конфликт директора с режиссером. Это «разделяй и властвуй».
К. ЛАРИНА – Вот, по поводу искусства. Вы в принципе разделяете искусство на патриотическое и не патриотическое?
М. ЗАХАРОВ – Нет, я не разделяю это. И, более того, я думаю, что самая главная у нас сейчас дискуссия идет в отношении театральной реформы и контрактной системы. Я на последнем заседании когда был, по вопросам культуры в городской Думе, я сказал, что есть вещи в русском языке, ну, так устроено, что слово «чиновник» - оно негативный имеет отблеск. Англичанин может с гордостью говорить, что «я работник establishment». А наш так сказать не может. Ну, «управленец», «чиновник».
К. ЛАРИНА – Менеджер.
М. ЗАХАРОВ – Я думаю, что очень постаралась, конечно, наша литература классическая, с чиновниками расправилась. Отсталая страна, поэтому – ну, там Салтыков-Щедрин все рассказал, вот. И потому я вас выдвигаю на конкурс, будем искать тоже ведущую, но более соответствующую патриотическому воспитанию в сегодняшнем… А вам еще предстоит переаттестация. Вот эта переаттестация и конкурс – мне кажется, это не годится просто для нашей ментальности. Есть хорошее слово «контракт». Вот, я заключил контракт, со мной хотят заключить контракт, я буду заключать контракт – в этом нет ничего унизительного, это есть абсолютно европейская, цивилизованная норма. И я думаю, что, конечно, этот вопрос с контрактной системой – он назрел. Потому что это сталинское желание сделать все театры по образцу МХАТа – просто до мельчайших подробностей, чтобы было все очень похоже, это привело к какому-то обеднению организационному, стало быть, и творческому. Ну, вот сейчас какие-то появились здравые суждения, правда, с перехлестами. Перехлесты касаются того, что театр – сложное заведение, находящееся в постоянной динамике. Оно немножко вверх, немножко вниз, где-то на месте, потом опять какой-то прорыв. Но те маленькие театры, типа "Практики", и вообще так называемое концептуальное искусство – это очень полезная вещь, она должна быть, но, как говорил Чехов, зачем толкаться, всем места хватит. Особенно в таком мегаполисе, как Москва. Поэтому, конечно, не надо столько театров, которые бы целиком жили за счет бюджета. Бюджета становится все меньше и меньше.
К. ЛАРИНА – Вы предлагаете сократить количество? Я помню, что вы с такой идеей когда-то уже выходили.
М. ЗАХАРОВ – Я предлагаю, что эти театры, несколько лучших репертуарных театров, как сказал Табаков однажды, на одном заседании, что «когда так спрашивают, ну, куда хочешь пойти? – называют максимум пять названий театров, больше не называют».
К. ЛАРИНА – В Москве?
М. ЗАХАРОВ – Да, в Москве. Так оно где-то и есть. 5-6-7. Вот, эти театры надо какое-то время поддерживать полностью.
К. ЛАРИНА – Ну, есть какой-то же мониторинг наверняка? Есть какой-то топ самых успешных театров Московских?
М. ЗАХАРОВ – Да.
К. ЛАРИНА – Вы помните, в советское время в нагрузку продавали нам билеты? Если я хотела попасть, допустим, на спектакль Марка Захарова в «Ленком», мне в нагрузку давали какой-нибудь условный театр Гоголя или театр Ермоловой, который в то время был достаточно печальным. Да?
М. ЗАХАРОВ – Я думаю, что такое желание большевистское сгоряча так сразу рубануть по всем, во-первых, кто уже в возрасте находится… Я все думаю, что, ну, конечно, вроде бы, это разумно, с одной стороны. Но, с другой стороны, надо вспомнить лучший репертуарный театр всех времен и народов в России – Товстоноговский БДТ, и там Луспекаев, Стржельчик, Юрский, Смоктуновский, Копелян, Шарко, Доронина – да очень много фамилий, которые, если их изъять вот так, через три года, сказать Товстоногов: «Ну, три года проработал, дальше иди, нечего дальше формировать труппу, другой будет человек», - то это огромный был бы минус для нашей культуры, для кинематографа, который очень питается…
К. ЛАРИНА – Но тогда все-таки другое было время, другая была система абсолютно. О чем мы говорим…
М. ЗАХАРОВ – Но если сейчас время поменялось, это надо понимать, что другая информационная эпоха.
К. ЛАРИНА – Но вы же сами ратуете за контрактную систему. Это тоже достаточно жестокая вещь, для артистов в том числе и в первую очередь. Вспомните, вы сами говорили Путину про то, что невозможно с Джульеттой, которой за 70, расстаться полюбовно.
М. ЗАХАРОВ – Ну, да. Я говорил или, во всяком случае, поддерживал того, кто это говорил. Это да.
К. ЛАРИНА – Ну, да. А сейчас есть возможность… вот, она у вас не пройдет аттестацию, и до свидания, Марь Иванна.
М. ЗАХАРОВ – Нет, аттестацию не надо. Контракт. Я прерву контрактные отношения. Хотя я очень горжусь как человек, очевидно, достаточно консервативный, тем, что я никого из театра не уволил, вот так глядя: «Вот, вы меня, Ларина, творчески не устраиваете. Вы свободны».
К. ЛАРИНА – Ужасно, ужасно.
М. ЗАХАРОВ – Это высокомерие – оно не свойственно вообще русскому театру, русским людям, может быть, какого-то интеллигентного разлива. Поэтому надо использовать западный опыт. Много театров в Германии, кому-то платят все 100% бюджета, кому-то говорят: «Вам 75», «Вам 50», «А вам…».
К. ЛАРИНА – А это от чего зависит? От посещаемости?
М. ЗАХАРОВ – Это зависит от успешности. От успешности. Здесь, конечно, важно «а судьи кто?». Здесь не должны сами режиссеры… то есть режиссеры могут участвовать в этой работе, но должны быть люди сведущие в искусстве. Таких я не знаю, я знаю очень мало. Не знаю, Швыдкой, Урин – они могут. Они понимают, какая ситуация.
К. ЛАРИНА – Они могут быть экспертами в этом, да.
М. ЗАХАРОВ – Экспертами, да. Но такого экспертного совета, который давал бы какие-то свои предложения для решения мэрии и министерству культуры Москвы, у нас этого нет. Жалко. Там должны быть какие-то театроведы объективного характера. И, конечно, такое ощущение, что театр, допустим, даже великий - Фоменко, Джигарханян – это, так сказать, навсегда принадлежит им? Нет. Это принадлежит Москве, через какое-то время должен кто-то быть другой.
К. ЛАРИНА – Ну, вот, видите, все-таки с Петром Наумовичем Фоменко получилось, что после его ухода театр, естественно, возглавил человек, который долгие годы разделял его эстетические взгляды прежде всего, художественные. Это был Евгений Каменькович. И ни у кого не возникало даже никаких сомнений или вопросов, почему именно он. А кто еще? Поэтому здесь так совпало, что рядом был такой человек, который уже успешно работал при Петре Наумовиче еще, при его жизни, в театре. А вы для себя ставили какие-нибудь возрастные ограничения? Или никогда об этом не думали?
М. ЗАХАРОВ – Нет, я думал как раз, что я доживу до 72 лет и уйду в мир иной. Но, очевидно, мой ангел-хранитель договорился с Всевышним, чтобы дать еще ему несколько лет. Значит, с какой-то целью. И эта цель на меня давит.
К. ЛАРИНА – Я немножко не про это, конечно, спросила. Не о пребывании на земле бренной, а пребывание на должности, что называется.
М. ЗАХАРОВ – Ну, я так и думал, что я уйду… во всяком случае, я так и думал, что я уйду и в 72 года буду достаточно оснащенным режиссером, и это будет естественный уход. Но судьба распорядилась по-другому, и я… ну, что я сейчас делаю – я стараюсь привлечь людей, которые мне нравятся, из другого поколения – Богомолов будет у нас ставить спектакль. Очень бы мне хотелось Бутусова, но он, по-моему, нарасхват. Сейчас вообще оказалось, что режиссер, который может гарантировать хороший продукт, который будет приниматься зрителем и будет его интересовать – сегодня при этой информационной перенасыщенности пространства – это редкая профессия. Почти как балетмейстер. Вот, балетмейстеров очень мало, а режиссеров чуть побольше, но тоже не много, на которых пока есть 100%-ная надежда, что он не подведет.
К. ЛАРИНА – А чем вам интересен Костя Богомолов? Вы наверняка смотрели его работы, чем он?
М. ЗАХАРОВ – Мне он интересен тем, что он нашел какой-то совершенно новый, такой прекрасный, парадоксальный ход в «Идеальном муже» - такого пародийного характера. Но его принимает зритель, зритель в восторге, это очень важно – делать спектакли, которые становятся живыми в эксплуатации, они поддерживаются зрительным залом. Потом мне понравилось, что он делал в Прибалтике. Его пригласили сейчас в Прибалтику работать, и специально для того, чтобы он сделал что-нибудь эдакое, такое скандальное, совершенно непристойное. А он взял, всех обманул – он умный человек, он сделал спектакль достаточно реалистически обоснованный, к которому трудно придраться, и он не относится к числу таких, где скандал превалирует, и ради этого поставлен спектакль. Нет. Спектакль поставлен ради других целей. Тем, конечно, кого-то, наверное, расстроил, а кого-то наоборот, внушил какое-то дополнительное доверие.
К. ЛАРИНА – Смотрите, как интересно – я про Константина Богомолова, он у нас фигура противоречивая, и к нему отношение тоже очень разное, в том числе и от представителей вашего цеха, ваших коллег и даже ваших ровесников. Я знаю, что есть полная противоположность отношения к нему: называют его и модной пустышкой, и прочее-прочее. Тогда есть ли, все-таки, на ваш взгляд, объективные критерии оценки творчества, искусства, таланта? Или это вкусовая история?
М. ЗАХАРОВ – Вы знаете, у нас было такое историческое совещание, нас ни к чему особенному не привело, хотя чуть-чуть мы сумели у президента что-то такое себе потребовать за Круглым столом, в театре «Ленком», где один из присутствующих сказал: «Давайте, вообще назовем, какие хорошие театры, а какие плохие?» Я говорю министру культуры, тогда другой был министр: «Вы могли бы составить список, где слева у вас хорошие художники, вообще-то, которые выставляются, а справа – отвратительные?» Во-первых, мировой опыт показал, что это невозможно. Что это очень трудная задача. Потом очень хорошо сказал Юрий Мефодьевич Соломин. Он сказал… Понимаете, есть какой-нибудь Павлов Посад, или какой-нибудь регион далекий… Ну, Павлов Посад близко от Москвы, а какой-нибудь совсем далекий. И там театр является единственным очагом культуры. Там люди очень дорожат этим, туда ходят с туфлями на высоких калбуках, приносят, надевают платья хорошие длинные. Это такой праздник. Конечно, при сравнении эстетических достоинств ряд московских театров будет выше, но это не значит, что надо уничтожать этот театр. Это тоже проблема, которую я бы не хотел решать лично.
К. ЛАРИНА – А современное искусство насколько вам интересно во всех его проявлениях? Это тоже спорная вещь. Мы же помним, как и Хрущев про него говорил.
М. ЗАХАРОВ – Я все напарывался… Я понимаю, что там есть какие-то открытия замечательные, с этими экранами, немножко уже поднадоевшими, и с операторами, которые ходят, тоже немножко меня раздражает…
Отправлено: 21.10.13 01:42. Заголовок: И самый "хвостик..
И самый "хвостик" не поместился:
К. ЛАРИНА – А у вас тоже есть такие спектакли?
М. ЗАХАРОВ – Ну, совсем чуть-чуть, совсем сопротивляться нельзя. Я просто боюсь захлебнуться в каком-то модном одном течении. Я все попадал иногда, может, мне так везло, на какие-то длинные скучные ребусы. Вот, я понимаю, что это что-то приснилось, что-то привиделось режиссеру. Наверное, ему было очень интересно и важно, но это не имеет никакого отклика в зрительном зале, который, как правило, молчит угрюмо, потом, правда, хорошо аплодирует, благодарит. Это я не очень люблю дело, хотя уважаю. Уважаю и понимаю, что такие театры должны быть, их должно быть больше. Как в Нью-Йорке, их там 400 с чем-то – студенческих, всяких, собирающихся на один спектакль, на месяц работы, и так далее. Но просто очень сложно в нашем деле найти какую-то объективную позицию, не выдавать ее за импульс для организаторских, реформаторских дел. Очень. Страна большая, инерция гигантская, тут действовать надо очень осторожно.
К. ЛАРИНА – Но подождите. А кто, все-таки, должен заведовать общественным вкусом? Кто должен определять, что пошло, а что не пошло, что талантливо, а что бездарно?
М. ЗАХАРОВ – Какая-то группа – человек снмь-шесть.
К. ЛАРИНА – Да ладно?
М. ЗАХАРОВ – Да-да.
К. ЛАРИНА – Вооруженная, желательно.
М. ЗАХАРОВ – Которая… если очень много людей собирается, идет оглупление массовое. Я видел, как собирается много писателей – все дураки становятся. Каждый в отдельности замечательный. Если режиссеров всех собрать, тоже ничего хорошего не получается. Это закон. И человек семь, которые из разных ведомств, с каким-то культурным багажом, могут выносить рекомендации для руководства, для московского правительства, скажем так.
К. ЛАРИНА – Рекомендации в чем должны заключаться? В том, что это разрешить, а это запретить?
М. ЗАХАРОВ – Нет, запретить – ни в коем случае. Что этот театр сейчас теряет очки по разным сферам – и посещаемость, и успех художественный, и какие-то достижения эстетические. А вот этот театр начинает прибавлять, он развивается, он улучшает, он становится интересным и значительным. Вот, на моих глазах режиссер Бутусов, о котором я раньше ничего не слышал, он меня поразил в спектакле «Добрый человек из Сезуана» в Театре Пушкина. Я его сделал жалкую попытку как-то приблизить к «Ленкому», он мне просто в ответ сказал комплимент, что после моего «Тиля» он стал себя чувствовать режиссером, не захотел быть режиссером, но дал понять, что это сейчас невозможно. И я его понимаю.
К. ЛАРИНА – Очень востребованный потому что.
М. ЗАХАРОВ – Очень востребованный. И, знаете, уже расписанный. Понимаете, я очень завидую, чего со мной не может быть никогда – когда мне скажете: «Марк Анатольевич, 25 февраля 16-го года у вас свободно?» «Да, 17-го я освобождаюсь». Вот чего не дано, того не дано мне.
К. ЛАРИНА – На ваш взгляд, сегодня талантов много или мало среди тех…
М. ЗАХАРОВ – Много.
К. ЛАРИНА – Много? Молодых я имею в виду.
М. ЗАХАРОВ – Много. Может быть, развитие искусства идет такими волнообразными, причем несимметричными движениями и, может быть, какой-то выплеск, когда много интересных имен, потом может быть некоторое затишье. Потом что-то другое вдруг начинает развиваться по линии чисто персональных фамилий. И поэтому единственный мой оптимизм связан с молодыми людьми.
К. ЛАРИНА – Смотрите, интересно, вы называете замечательные имена талантливые – и Константин Богомолов, и Юрий Бутусов, там еще кого-то можно назвать. Но у вас же есть ученики ваши.
М. ЗАХАРОВ – Знаете, что? У меня, как у Пушкина… Вот так сказать: «Пушкин, ты план-то имеешь вообще, что ты будешь на будущий год?» Ну, ладно, сегодня ты написал поэму, а что в следующем будет… И кто у тебя ученики, в конце концов? Лермонтов – ты не знаком с ним». Поэтому…
К. ЛАРИНА – Но Пушкин не преподавал в ГИТИСе и не вел курсы актерско-режиссерские.
М. ЗАХАРОВ – Ну, я от этого дела отошел сейчас. Я понял, что слишком ответственно сказать: «Ты будешь режиссер, а ты будешь артист, ты вообще полигением новых каких-то театральных идей». Я, конечно, огрубляю это, упрощаю, это грубо звучит. Но примерно так. Это, наверное, плохо, потому что, в общем, серьезный художник должен уже спланировать свою жизнь, должен иметь несколько названий. У меня название может быть только одно: когда я все свои мозговые извилины направляю в эту сторону, и даже когда ложусь спать, по примеру некоторых великих людей, кладу рядом с собой бумагу, карандаш, иногда мне что-то такое, как мне кажется, осеняет.
К. ЛАРИНА – Во сне?
М. ЗАХАРОВ – Нет, не во сне, а когда засыпаю или просыпаюсь ночью. Правда, потом утром наступает некоторое разочарование, как правило. Но иногда нет. Иногда оказывается, что ночью приходят хорошие мысли.
К. ЛАРИНА – Ну, про 16-й год я вас не буду спрашивать, Марк Анатольевич, но хотя бы сейчас, ближайшее… Сейчас закончатся торжества и юбилеи, выпустили вы в этом сезоне замечательный спектакль «Небесные странники», и теперь?
М. ЗАХАРОВ – Теперь – ну, маленькую паузочку, где я не называл бы никаких сейчас названий, а говорил бы, немножко привирая, конечно, что я полон разных идей, которые крутятся вокруг меня, но я еще не остановился ни на одной, потому что сегодня театральный проект придумать – это не то что 30 лет назад.
К. ЛАРИНА – Почему? Большая конкуренция?
М. ЗАХАРОВ – Другое время. Рухнул железный занавес. Поэты стонут, что они не могут стихи читать на стадионах. Ну, не могут, потому что нет железного занавеса. Мы вступили в конкурентные взаимоотношения со всем миром. Мы можем, во всяком случае, сравнивать свои достижения с тем, что пишет Райкина по поводу Канады и Австралии…
К. ЛАРИНА – Почему вы так вспомнили Райкину?
М. ЗАХАРОВ – Ну, в основном она как-то нас знакомит с заграничными сенсациями. И верим ей на слово, вот, что-то происходит хорошее.
К. ЛАРИНА – Ну, мы весело заканчиваем этот эфир. Спасибо большое, Марк Анатольевич. Еще раз примите поздравления и пожелание дальнейших сил, вдохновения и желания, открытий. И чтобы вас никто не обижал, и чтобы рядом с вами были только близкие и влюбленные в вас люди, талантливые актеры и талантливые режиссеры, молодые. Очень хочется, чтобы Константин Богомолов у вас что-то поставил. Это будет очень интересно.
М. ЗАХАРОВ – Не что-то, а даже «Бориса Годунова» он собирается ставить.
К. ЛАРИНА – Боже мой! Все-таки остановились на «Борисе Годунове». Прекрасно, хорошо.
М. ЗАХАРОВ – Ну, пока да. Тот же Бутусов на ходу меняет названия. Начинает ставить «Отелло», получаются «Три сестры».
Алка, спасибо, хорошее такое интервью, с интересом прочла. Женя, спасибо. Этот разговор очень обширный, так много всего охвачено... Улыбнуло про чемодан с гвоздями и вот это:
цитата:
Начинает ставить «Отелло», получаются «Три сестры»
Отправлено: 21.10.13 05:29. Заголовок: Алка, спасибо за инт..
Алка, спасибо за интервью со Страховым. Он мне тоже очень нравится в "Варшавской мелодии". Очень бы хотелось посмотреть, как изменился спектакль, как они его играют сейчас. До этих программ Киры Прошутинской я пока так и не добралась. Спасибо за ссылку, передачу с Яковлевой посмотрю. Женя, спасибо. "Дифирамб" с Захаровым послушала.
Отправлено: 21.10.13 13:45. Заголовок: Женечка, большое спа..
Женечка, большое спасибо за интервью Я Захарова уважаю необыкновенно, и как человека и как режиссера. Одно время даже имела счастье довольно близко с ним общаться. Удивительный человек! Со своим вечно унылым выражением лица способен выдавать такие перлы, что присутствующие просто задыхаются от хохота, а он даже не улыбнется. Помню, присутствовала на каком-то его ДР, это было еще в конце 90-х, и помню, как он говорил о том, что: вот сейчас стало модным обязательно показать в кадре голую, извините, ж..пу и все называют это "эротикой". Знали бы они, какую порнуху мы снимали еще в 70-х!!! Рассказывал, как раздевал своих артисток в кадре, где только мог. Больше все, почему-то, это "удовольствие" выпадало на долю Чуриковой. Зато потом, комиссия при просмотре фильма хваталась за головы и кричала: Что это??!!! Немедленно убрать!!! Тогда Захаров на полном серьезе начинал им доказывать совершенную необходимость присутствия в фильме именно этой сцены, которая несет в себе, якобы, какую-то особую смысловую нагрузку и без нее фильм "Ну просто - никак". Еще пару часов его все дружно уговаривали убрать сцену обнаженки, совершенно забыв уже про все остальное, наконец он горько вздыхал и соглашался, причитая, что его вынуждают " резать фильм буквально" по живому", потом, с удовольствием, все это безобразие вырезал, зато все самое главное оставалось нетронутым! Так было и с "Бароном Мюнхгаузеном" и с "Драконом" и с "Обыкновенным чудом", да и со всеми его картинами. Помню, его тогда еще Эльдар Рязанов очень радостно поддержал - он тоже такие трюки постоянно проделывал. Так что, прямо, как в пословице: "То, что вы знаете, мы уже давно забыли!"
Отправлено: 21.10.13 14:01. Заголовок: Дактиль пишет: Так ч..
Дактиль пишет:
цитата:
Так что, прямо, как в пословице: "То, что вы знаете, мы уже давно забыли!"
Да, это у многих режиссеров, писателей, журналистов был такой трюк - вставить в фильм или в роман что-то такое, на что-то цензура моментально набросится, забыв обо всем остальным. И ведь очень часто срабатывало.
Дактиль пишет:
цитата:
Опять аватарка куда-то сбежала....
Ир, это у тебя в Профиле стояло против аватары "Убрать из сообщений". Я поправила. Правда, не знаю, что будет при твоем следующем заходе.
Отправлено: 21.10.13 22:07. Заголовок: Про Захарова очень и..
Про Захарова очень интересно! И здорово, молодец, находчиыый человек! Интервью утащила, спасибо. И за Страхова, конечно, тоже! Он большой умница, и очень такой утонченный и интеллигентный, воспитанный, благородный артист и, видимо, и человек тоже. Ир, ты ведь с ним общалась, по-моему, тоже, да? Что-то ты такое рассказывала мне про него лет этак тому. . пять, может.. Если я не путаю, конечно (а то я могу )
Отправлено: 22.10.13 01:06. Заголовок: А мне очень интересн..
А мне очень интересным показалось интервью Юрия Грымова. http://ramt.ru/press/press-interview/article-573/ Оно по поводу премьеры его "Цветов для Элджернона" в РАМТе, но разговор шел не только об этом спектакле.
Юрий ГРЫМОВ: "Неинтересно работать в фастфуде!"
21.10.2013 Когда вы впервые прочитали романа Дэниела Киза "Цветы для Элджернона"?
Я его прочитал незадолго до того, как начал думать, что буду ставить. Но к Алексею Бородину, который позвонил и пригласил к себе в театр, шел без конкретной идеи. Тем не менее, сразу озвучил свой принципиальный взгляд: я не могу смотреть в 356-ой раз "Вишневый сад". Такой театр похож на спорт. Лично мне кажется, что разговор со зрителем сегодня важнее, чем бесконечные сравнения, у кого было лучше, хуже, длиннее или короче. Потом я вспомнил о "Цветах" и начал писать пьесу по этой книге. Это будет первая официальная постановка книги Киза в России. Мы связывались с ним, получили права.
Вы видели фильмы по этой книге?
Их два - французский и американский. Но я их не видел. Пока не считаю это нужным, не хочу чужого влияния. У меня должны складываться взаимоотношения с автором напрямую. Что вас поражает в этом романе?
Его чувственность. Это произведение написано не про умственно отсталого человека, хотя формально именно про него. Это история про всех нас. Про удачи, ошибки, судьбу. Мне понравилось, как здесь подана история о мужчине и женщине. Понравились все эти мучительные вопросы, как пользоваться тем, что ты умен? Готово ли общество принимать умного человека и пр.
Вы сами ответили на эти вопросы, прочитав книгу и работая над спектаклем?
Я давно на них ответил. Человек должен быть наполнен духовно, он должен быть цельным. Кто-то называет эту цельность харизмой, кто-то душой. Знания не определяют человека, они только переносят его в другую касту. Но, будучи даже самым умным, человек может быть и отвратительным и пустым. Юрий, вы поставили свой спектакль в РАМТе. Как и у любого другого театра, у него, наверняка, есть особенности.
Не могу ответить на этот вопрос, я все-таки приглашенный режиссер, работающий с местной труппой. Но, конечно, в РАМТе для меня открылось много интересного. Я вижу, что это цельный коллектив, доброжелательные и профессиональные люди. Еще одно. Для меня идеальное произведение (будь то книга, спектакль или фильм) подразумевает дебют плюс опыт. Мне важно, чтобы в одном пространстве существовал и новичок, и мэтр. В данном случае у меня это сочетание есть.
Кто у вас дебютирует?
Максим Керин. Мне кажется, его выход на сцену будет событием в театральной жизни. У него будущее большого артиста. Правда, есть одно "но" - неизвестно, как сложится его судьба после премьеры. Потому что таких ролей, как в "Цветах", не так много в принципе.
Вы учитывали специфику аудитории РАМТа, когда ставили спектакль? Все-таки это молодежный театр.
Конечно, я приходил на спектакли, видел, какой на них ходит зритель. Выбирая язык своей постановки, я это учитывал. Тем не менее, надеюсь, что спектакль будет интересен всем. И знатокам, и даже тем, кто зайдет в театр случайно.
Современный театр существует на стыке жанров. Ни для кого уже не новость - эксперименты со звуком, светом, пространством... От вас также ждут чего-нибудь удивительного.
Я не начинаю работать с желанием кого-то удивить. Это неправильно. Но кино, которому я принадлежал раньше, утратило желание экспериментировать. Национальное кино в принципе исчезло. Оно превратилось в американское. А мне совершенно неинтересно работать в фастфуде, жарить сосисочку по законам, не мною изобретенным. Сегодня над всем довлеют фокус-группы, маркетологи, частично зрители. Никакого творчества. А театр не может без него существовать. Поэтому я в театре. Здесь сам процесс мне ближе, чем в кино. И как зрителю, и как профессионалу. Визуальное решение моего спектакля, надеюсь, впечатлит зрителей. Музыкальное оформление тоже будет очень ярким. И все же- я подчеркиваю - вопрос не столько в форме, сколько в смысле. Этот спектакль - повод задуматься о себе.
Что бы вы хотели, что бы зритель вынес с этого спектакля?
В зале сидят очень разные люди - разного вероисповедания, комплекции, национальности и возраста. Я не думаю, что стоит это усреднять и сразу определять, что поймет зритель. Один поймет одно, другой - другое. Главное, чтобы он не остался равнодушным.
Есть мнение, что режиссер должен быть диктатором. Какой вы режиссер? Как ведете себя с артистами?
Мне смешно, когда говорят, что у того или иного артиста-режиссера - сложный характер. Так не бывает. Или есть характер, или его нет. Бесхарактерным людям в театре делать нечего. Если говорить о себе...Если люди не делают того, что я прошу вовремя или делают, но спустя рукава, я для них враг. А если они ответственным и профессиональны, то друг. Я не видел ни одного режиссера в мире, который хотел бы быть диктатором. Но когда ничего не движется, неужели можно спокойно реагировать? Я в это не верю. Вы говорили, что разочаровались в кино. Но, будучи генеральным продюсером телеканала "Дождь", верите в будущее телевидения?
Что тут говорить, российское телевидение сильно отстало. Мне хочется, чтобы рано или поздно на "Дожде", или на каком-нибудь моем собственном проекте, ситуация изменилась. Телевидение должно вернуться к человеку, стать его собеседником, другом. Оно не должен нести только информацию (в этом его всегда обгонит Интернет). Телевидение должно быть информационным шоу, неким представлением с авторскими взглядами. Мне кажется, что сегодня настал момент, когда можно попытаться сделать такое телевидение для людей. Звучит оптимистично. Как и ваши мысли о театре. Вы следите за театральным процессом? Какое последнее яркое впечатление?
Я хожу в театр не так часто, но регулярно. Пожалуй, за последние два года самым сильным впечатлением стал "Дядя Ваня" Римаса Туминаса. Я считаю, это очень большой спектакль. "Онегина" я тоже видел, но... скажу так - до этого я уже видел "Маскарад" и "Дядю Ваню"... Вы, например, даже не догадываетесь, что я сделаю на сцене РАМТа. Аесли вы начнете заранее догадываться, я буду считать это своей неудачей.
Что выдумаете о состоянии российского театра сегодня?
Российский театр, в отличие от кино, устоял перед американской экспансией. Если в 90-х годах сюда зашел театр с Бродвея (как в кино зашли американцы, подсадив всех на свою на иглу и тем самым изменив мировоззрение), бог знает, что было бы. К счастью, обошлось, и это замечательно. Жаль только, что те зрители, которые раньше получали удовольствие от российского кино, сегодня ушли в театр. По пальцам могу пересчитать картины, на которые мне (и этим зрителям) не жалко тратить время и деньги.
Можете назвать такие картины?
Из последнего это, безусловно, "Мастер" Пола Томаса Андерсона. Обидно, что это кино вышло из американских рук. Оно могло быть русским фильмом. По ментальности. По тому, как сделано. Но сегодня русские снимают фильмы про войну в жанре компьютерной игры. А Министерство культуры заказывает фильмы про Лермонтова и т.д. Замечу, не про Пушкина.
Почему?
Вопросов к Пушкину много. "Сукин сын" наш Пушкин. Непонятно, что там с его национальностью, религией, женщинами. Лермонтов - красивый и в мундире. Он прекрасно подходит сложившейся системе координат. Но есть другой зритель, которому нужно про Пушкина. Моя дочь, например, не смотрит русское кино и телевидение. Она читает серьезные книги. То, что сегодня ей и таким же, как она думающим людям, навязывают якобы-национальную идеологию - это катастрофа.
Давайте закончим наше интервью на вдохновляющей ноте. Театр, как я поняла, для вас отдушина. Вы планируете продолжить работу как режиссер или "Цветы для Элджернона" - это разовая акция?
Я бы хотел продолжить. Театр для меня, действительно, как кислород. Он про то, как подобраться к себе, а телевидение все же - про то, как подобраться к зрителям.
Вы готовы сами предлагать проекты театрам?
Никогда этого не делал. Но учитывая то, что время сильно ускорилась, и все заняты собой, думаю, мне стоит попробовать. В этом есть смысл. И, конечно, я открыт для любых предложений.
Александр Домогаров уверен, что внешность не имеет никакого отношения к душе
Андрей Васянин
Считается, что в свое время, лет двадцать назад, он получил легкое признание у публики во многом благодаря своей выразительной внешности и выигрышным сериальным ролям. Но, поговорив с народным артистом России, которому в этом году исполнилось 50, убеждаешься, что секрет всенародного успеха артиста Домогарова лежит в совсем иной плоскости.
Александр Юрьевич, как вы отнеслись к тому, что с юбилеем вас поздравлял Александр Лукашенко?
Александр Домогаров: Вы знаете, для меня это было полной и очень приятной неожиданностью. Но, действительно, много в Минске было прожито, много хорошего снято - взять хотя бы недавний сериал "Зоннентау", где я сыграл Харальда, человека сложного, живущего в своем особом времени. А к вам это не относится? В вашей жизни многое произошло по воле случая...
Александр Домогаров: Не могу сказать, что я фаталист до мозга костей, но, да, вы правы. Я случайно попал именно в Щепкинское театральное училище, а не в Щуку и во МХАТ, мне тогда было 16 лет, я не понимал, в чем разница "школ", но оказалось, что выбрал свое. Я случайно попал к Светлане Дружининой на озвучание вторых "Гардемаринов" - и потом продолжил работать уже в кадре. И польский режиссер Ежи Хоффман, подбирая актера в свою эпопею "Огнем и мечом", просил совершенно других артистов, но в стопке кассет сверху лежала кассета со мной - и я сыграл Богуна...
А с каким чувством вы вспоминаете "Даму с камелиями" конца 80-х, свою первую большую роль в театре?
Александр Домогаров: В Театр армии я пришел, чтобы отслужить в армии, и полтора года должен был там играть в массовке, но режиссер Александр Бурдонский предложил роли, и я остался - вместе с Меньшиковым, Ташковым, Балуевым. В театре тогда подобралась очень сильная молодая мужская команда.
Но на роль красавчика Армана Дюваля выбрали именно вас...
Александр Домогаров: Знаете, внешность - это временная степень. Да, я действительно многими ролями ей обязан, поначалу даже не задумывался на эту тему, ну есть это лицо и есть. Но когда ты становишься заложником ситуации, когда и кино и театр пытаются эксплуатировать только лицо - спасибо маме с папой! - мне все время хочется сказать, что у меня кроме носа, ушей, губ и глаз есть еще что-то внутри. Отсюда появились роли Нижинского, Сирано, доктора Джекила...
А не был ли огромный нос Сирано де Бержерака, его уродство, дополнительным стимулом взяться за эту роль - мол, наконец-то не красавчик...
Александр Домогаров: Да, в театре это вызвало шепоток - мол, с какого боку Домогаров-то? Но за те 11 лет, что шел спектакль, мы сумели доказать, что Сирано не урод, и вообще внешность не имеет никакого отношения к душе и сердцу. Дело, конечно, не в носе, я хотел это играть, потому что для меня не "Ромео и Джульетта", а именно "Сирано де Бержерак" самая великая пьеса о любви, об отношениях мужчины и женщины. Но я считаю Сирано персонажем трагическим и очень жестоким человеком, обрекшим на смерть четырех человек - включая себя.
Сирано, Вацлав Нижинский, дядя Ваня из недавнего спектакля Андрона Кончаловского - все люди тонкого, нервного склада. Именно поэтому вам близки эти герои?
Александр Домогаров: Меня интересует "химия" человека страдающего. Что такое происходило внутри Нижинского, танцора, которого называли богом, и как надо было "упасть", разбиться, чтобы вообще ничего от личности не осталось... В этом спектакле был настоящий нерв, люди, видевшие меня на сцене, потом спрашивали с участием - сколько же времени мне надо, чтобы "вернуться", восстановиться - полчаса мне, кстати, хватало, и это была физическая усталость. Но за последние 10 лет у меня не было, хочу вам сказать, ни одной роли, с которой было легко, "мол, три часа я здесь побуду, и всё", ни одной! Все - эмоционально и энергетически до предела затратные.
Вы всегда "включаете" чувства, выходя на сцену?
Александр Домогаров: А с "холодным носом", как говорят актеры, вообще нельзя появляться перед зрителем! У меня нет и не было ни одной роли, где я мог себе это позволить. Если ты приехал "из телевизора", со съемок - ты проверяешься здесь. Театр - лакмусовая бумажка.
А в кино были моменты, когда вы соглашались на какие-то роли, зная, что они не потребуют от вас серьезных усилий?
Александр Домогаров: Было две работы, когда я просто ошибался в выборе материала. Всего две. Этого врагу не пожелаешь - ходить на работу с ощущением "ну, убейте меня уже"! Больше я такого не хочу. И никаких денег не надо, когда ты понимаешь, что позоришься, нормально играешь эпизод и знаешь, что его порежут и ничего от твоей работы не останется.
Однажды вы сказали, что вживаться в шкуру и проживать чужую жизнь - для вас удовольствие.
Александр Домогаров: Когда я готовился к роли Нижинского, то такое количество литературы перекопал, что, думаю, диссертацию могу защитить по балетному искусству. Сейчас мы снимаем сериал под названием "Герои". 1919 год, военный коммунизм, человека из царского сыска приглашают помочь организовать МУР. И я знаю теперь столько про криминал того времени - и про "банду культяп", и про Яшу Кошелькова, который поймал Ленина, снял с него шубу, снял с него пальто, отобрал у него браунинг, машину и отпустил, хотя мог повернуть всю историю вспять... Ты увлекаешься материалом, погружаешься в него и уже знаешь, почему и зачем говоришь, а не просто "блаблакаешь" текст. Вот это уже интересно!
Есть мнение, что в кино сложнее создать образ, чем в театре: работа идет не по сюжету, эпизоды снимаются вразбивку...
Александр Домогаров: Если ты знаешь, что хочешь слепить в результате, если, читая сценарий, ты представляешь человека, который там прописан, и при этом серьезно относишься к профессии, то это все равно - конец мы снимаем, середину или начало, ты уже знаешь, кого "рисуешь". В театре, конечно, отдача гораздо мощнее. В кино ты тратишься на минуту, хорошо, на дубль - и потом полчаса ждешь, пока переставляют свет. А здесь в 19.00 вышел на сцену, и все, нет минут - а есть три часа перед зрителем.
Профессия требует от актера, кроме игры, еще массу всего - вы в кино скакали верхом, фехтовали, дрались, в театре сегодня поете...
Александр Домогаров: Ну, верхом - это как на велосипеде, раз научившись, уже не забываешь, как это делается. Другое дело, что конь - живое существо, не машина, и с ним нужно находить контакт, приучать к себе. "Железкой", правда, я давно не махал, но думаю, что смогу - пусть и не так красиво, как в "Огнем и мечом". А что касается музыки - до сих пор не могу себе простить, что из-под палки занимался на фортепьяно в музыкальной школе! У нас в театре идет "Странная история доктора Джекила и мистера Хайда" - сложнейший спектакль, где мне надо играть двух людей в одном - с разными речевыми и голосовыми характеристиками, сложнейшими ариями, надо ориентироваться, что и как за каждого из них петь. Мои герои там висят, бегают и прыгают, кочевряжатся... Музыкальный спектакль я вообще приравниваю к разгрузке товарного вагона.
А нет ощущения, что с годами кино- и театральное искусство требуют от актера меньше психологизма, меньше проникновения в образ, а больше физических умений?
Александр Домогаров: Нет. Существуют разные театры, разные способы самовыражения на сцене. Да, стало больше постановок, построенных на "физике", там много танцев, пластики. Но я хочу приходить в театр и сопереживать, а не думать, как решить ребусы, которые мне задают.
Не огорчены, что ваш сын не стал актером?
Александр Домогаров: Совершенно не огорчен. Да, он делает клипы, снимает, монтирует, киношный совершенно мальчик, которому нравятся какие-то новые линии кадра, какие-то технические прибамбасы. Он, к счастью, максималист, не умеет делать плохо и если вдруг когда-нибудь займется психологическим кино, я думаю, что это тоже будет достойно.
О вас идет слава, как о человеке закрытом, одиночке. Вы эту славу поддерживаете - живете один, в доме в 30 км от Москвы...
Александр Домогаров: А я по большей части поддерживаю лишь созданные журналистами мифы о своей закрытости, высокомерии. Мне просто надоело доказывать, что я не осел. Уехал потому, что больше не могу дышать городским воздухом и хочу жить за высоким забором, чтобы ко мне не пришли те, кого я не хочу видеть. Но я всегда открыт для своих друзей, у меня замечательная компания. Вместе нам здорово, весело
Антон Шагин стал широко известен после картины Валерия Тодоровского «Стиляги». Затем последовали главные роли в Ленкоме у Марка Захарова, в фильме Александра Миндадзе «В субботу». Год назад он получил предложение от Валерия Фокина и теперь регулярно садится на поезд Москва-Петербург, чтобы выйти на сцену Александринского театра в «Литургии ZERO». За главную роль в этом спектакле по роману Достоевского «Игрок» зрители выдвинули Антона Шагина на премию «Звезда Театрала-2013».
- Серьезная работа требует погружения с головой, без побочных съемок, гастролей. Времени хватило для полноценной работы?
- Спешки не было. Мы с Валерием Владимировичем Фокиным работали вдумчиво и обстоятельно, анализировали текст, обсуждали спектакль. Мне не хотелось повторять рисунок роли, заданный предыдущим исполнителем, поэтому я предложил свою версию. Работа шла в творческом диалоге. Я получил огромный опыт. Благодаря этому спектаклю я соприкоснулся со своим любимым автором Федором Михайловичем Достоевским.
- Как вы вообще ощущаете себя в Петербурге? В этом городе другие ритмы, традиции, даже интонации речи. Как вас приняли?
- Хорошо. Сосредоточен на работе, поэтому стараюсь хорошее подмечать, а зло не впускать.
- Театр со своей легендарной историей, такое намоленное место, диктует ли он свои правила?
- Конечно. Ты понимаешь, что в 172-м кресле сидел Лермонтов, в 196-м – Гоголь, в 303-м и 304-м креслах сидели Достоевский рядом с Анной Григорьевной. Здесь же стоял Чехов и наблюдал провал своей «Чайки». Это настраивает на особый лад. С этими духами надо пробовать договариваться, чтобы они были «за тебя». (Смеется.) С Достоевским же у меня давнишний внутренний диалог. С его произведениями, письмами. Восхищает его беспощадность к себе, обнажение собственных бездн. В спектакле «Литургия ZERO» хотелось исследовать природу сильной зависимости: у кого-то это азарт к рулетке, у кого-то к рюмке водки и так далее. Хотелось понять неугомонность и боевой настрой русского менталитета.
Этот спектакль о большой любви. Она ни на что не похожая, местами даже животная, по тому накалу страсти, который прописан у автора.
- Есть понятие «сильные тексты», говоря на сленге драматургов. Существует ли магия великих текстов?
- У таких авторов как Ибсен, Чехов, Достоевский тексты энергетически заряжены. Особенно я это чувствую по произведениям Достоевского. Его текст обладает собственной волей. Он отторгает тебя или стремится подчинить. Надо остаться на грани: чтобы не стать безликим исполнителем, но в то же время сохранить самобытность и волю такого сильного текста. Поэтому с ним нужно договариваться. Думаю, такая энергия идет от того, что автор пишет не про кого-то, а про себя. Роман «Игрок» он написал меньше чем за месяц, подгоняемый угрозами кредиторов. Это невероятно. Достоевский – хитрый автор! Мысли его извилисты, их между строк надо читать, подключаясь нутром.
- Очевидно, такие роли что-то меняют в самом актере?
- Такие роли меняют жизнь. Замечаю, что каждый спектакль приходит ко мне вовремя. Репетируя «Пер Гюнт» Ибсена, я вдруг задумался, ради чего мы приходим в этот мир? Как найти единственный путь? На что гожусь? Не стоит ли за спиной Пуговичник, готовый переплавить меня как старую металлическую пуговицу?
- Как вы свой опыт работы с Достоевским перенесли в кино?
- Мне посчастливилось исполнить роль Петруши Верховенского в фильме Владимира Хотиненко «Бесы». Как играть злодея и убийцу? Бесовщина в нем не показная, а глубинная. Решили с режиссером играть его не злюкой-злюкой, а гибким, изменчивым как ртуть. Байстрюк, рвущийся к власти. Меня потрясает ощущение безнаказанности и самоуверенности в этом персонаже.
Только вчера закончились съемки, и от самого процесса я получил невероятное удовольствие. Тут очень помогает театральный опыт работы с сильными режиссерами над серьезными текстами. Эти пространные тексты надо осмыслять, а не пробалтывать, боязливо сокращая. Помогает привычный подход: поиск информации вокруг произведения, изучение материалов, литературы.
- «Тиски», «Стиляги», теперь вот «Бесы». Вы со своим однокурсником Максимом Матвеевым снимаетесь вместе уже третий раз. Повезло?
- Я счастлив иметь такого партнера, с которым мы слышим, доверяем, подсказываем что-то друг другу. Сразу идем к сути. Без прологов.
- Кстати о плодотворных тандемах. Поработать со своим педагогом и режиссером Виктором Анатольевичем Рыжаковым еще хотите?
- Очень. Надо найти время, и наконец сделать спектакль по моим стихам, что давно планируем. Может получиться продолжение нашего поиска, который начался еще в Школе-студии МХАТ. Он из тех режиссеров, с которыми я по-настоящему исследую природу театра. Вместе уже многое пройдено. Смею надеяться, что эти отношения взаимные.
- Если актер пишет стихи, то, очевидно, его мир шире рамок сцены, и ему тесновато внутри одной профессии?
- Когда перед тобой чистый лист бумаги, то деваться некуда и маску не напялишь. Пишу, чтобы сохранить себя – не потеряться за лицедейством.
- Говорят, Петр Наумович Фоменко называл вас ядерным реактором, когда увидел в студенческих спектаклях, признавался: «К сожалению, на такого актера уже не хватит сил…»
- Не знаю, это только слухи…Хотя с Петром Наумовичем у нас была одна встреча и несколько телефонных разговоров – они остались в моей памяти как очень дорогое воспоминание. Я действительно хотел прийти к нему в театр, но затевались фильмы «Тиски» и «Стиляги» у Тодоровского, и мы тогда этот вопрос отложили на время. Получилось, навсегда.
- В вашем послужном списке режиссеров одни кумиры: Захаров, Фокин, Рыжаков, Тодоровский, Миндадзе, Грымов, Хотиненко… Только Спилберга не хватает! А если позвонит?
- Отвечу. Рассмотрю предложение. Что же еще? (Смеется.)
- Встречи с разными режиссерами обогащают. А как складывается ваша работа в «Ленкоме»?
- Я счастлив работать с Марком Анатольевичем Захаровым над спектаклями «Вишневый сад» и «Пер Гюнт». Мне нравится его режиссерский подход, его тонкий юмор и непоколебимое внутреннее достоинство Мастера.
- Говорят, он умеет привести актера к результату порой очень сложным извилистым путем…
- Сначала он твою актерскую природу раскачивает, смотрит, на что ты способен, на что нет. Потом точно вычленяет те зоны, где стоит работать. Он мастер аналитики, стратегии и тактики.
- У него свой секрет современного театра: надо иметь особое ухо, чтобы слышать пульс сегодняшнего дня… Очевидно, и Лопахина и Пер Гюнта надо играть каждый раз по-разному?
- Такой подход дает правильный настрой актерскому организму. Стараюсь сосредоточиться: про что именно надо сегодня играть.
- Раз уж мы заговорили об аналитике и рефлексии, скажите, ваша актерская сверхзадача какая?
- Сделать невозможное, преодолеть, доказать себе что-то, найти скрытые ресурсы и силы. Ведь страхи и робость ученичества перед новым материалом (смогу – не смогу?) всегда остаются. Интересно сыграть персонажа особенного, в котором много намешано, со своей правдой, болью, добротой и любовью.
- Говорят, что актерская зрелость связана с умением выстраивать роль самостоятельно, а не сваливать вину на кого-то, мол, это искусство коллективное…
- Я давно научился отвечать сам за себя. Ведь вырос в провинции, и привык жить самостоятельно, с 12-ти лет работал на заправках. Такой опыт выживания, преодоления осел где-то глубоко в подкорках. Всегда помню, откуда я.
- Работаете много, ведь ваше имя на афишах театров привлекает театралов.
- Возможно, но у меня нет обольщения на свой счет. Могу предположить, что 2-3 человека в зале пришли посмотреть на мою игру. Хотелось бы кому-нибудь помочь через хорошую историю.
- Пишут, что ваша жена Вероника Исаева на какое-то время сделала паузу в актерской работе, изучает сценречь.
- Моя жена Ника сейчас преподает сценречь в Международном Славянском Институте. Недавно как режиссер поставила со студентами спектакль «Письмовник» по роману Михаила Шишкина. Живешь с человеком 10 лет, и не знаешь, что у него есть талант к режиссуре. Это замечательное открытие для меня.
- Вы успешный актер. Есть моменты, когда вы не любите свою профессию?
- Когда актера пытаются превратить в раба. Тут я непримирим. Когда нет творчества, а есть тупое использование твоих ресурсов – это для меня непереносимо! Получается халтура.
- Вероятно, продюсеры часто думают, что не просто платят гонорар, а покупают актера с потрохами?
- И продюсеры и некоторые режиссеры в нашей стране очень потребительски относятся к актерам. Иногда приходится отстаивать свое достоинство. Спасает то, что у меня нет панического страха покинуть эту профессию, выпасть из нее на время. Это дает свободу в непростых переговорах о взаимной нужности.
Отправлено: 27.10.13 22:50. Заголовок: С большим удовольств..
С большим удовольствием послушала монолог Светланы Николаевны Крючковой (Ларина там была лишняя) в передаче "Дифирамб"
Молодец Светлана Крючкова. Мудрый и очень позитивный человек. Обязательно прочитаю ее книгу.
К. ЛАРИНА - Начинаем нашу программу. Добрый день еще раз. У микрофона Ксения Ларина. Я с большой радостью представляю вам нашу сегодняшнюю гостью - народная артистка Росси Светлана Крючкова. Здравствуйте, Светлана Николаевна.
С. КРЮЧКОВА - Здравствуйте, Ксения. Здравствуйте, все, кто нас сейчас слушает.
К. ЛАРИНА - Светлана Николаевна сегодня нам книжку принесла совсем новую, вот буквально из типографии.
С. КРЮЧКОВА - Да.
К. ЛАРИНА - И сама ее с удовольствием листает. Я поняла, что невероятно дорога для вас эта работа, поскольку она вот такая важная. Это первая монография, первая книга.
С. КРЮЧКОВА - В принципе, да, вот настоящая такая. Я отвечаю здесь за каждое слово, она достаточно полная. Называется она "Разное счастье нам выпадает". Я не писатель. Я выступаю со своими сольными программами, составителем и режиссером которых я являюсь сама. Сольная ли это программа, где я рассказываю о кино, пою песни, читаю стихи, или поэтические ли это вечера? Ну, я разговариваю доверительно со зрителем. И интонация этой книги, и форма ее - это разговор с теми, кому нравится то, что я делаю. Врагам не надо эту книгу покупать. Зачем она им? Я не писатель, я рассказываю то, как сложилась моя жизнь.
А родилась я в середине прошлого века, ровно в середине - год 1950-й. Так что рассказать есть о чем. И судьба меня одарила, наверное, могу сказать, счастьем - может быть, не личным счастьем безоблачным, а счастьем встречи с выдающимися мастерами русской сцены. У меня были выдающиеся учителя. Я поступила в школу-студию МХАТ, председатель приемной комиссии был Василий Осипович Топорков. Рядом сидели Грибов, Массальский, Комиссаров, Карев, Тарханов, Тарасова, Пилявская - страшно было смотреть в сторону приемной комиссии. Это были наши учителя. Виктор Яковлевич Станицын, мой первый режиссер во МХАТе; Анатолий Петрович Кторов, который играл Дубельта в первом моем спектакле "Последние дни" в МХАТе.
Кинорежиссеры тоже серьезные, качественные, которые составляют славу советского кинематографа. Я не боюсь слова "советский", потому что оно относится к эпохе для меня, не к социальному строю. Это была советская эпоха. Режиссеры, с которыми я успела поработать за два с половиной года в Москве во МХАТе - это были Роман Григорьевич Виктюк, который только приехал в Москву, это был первый его спектакль. Анатолий Васильев, который первый раз ставил на большой сцене свой первый большой спектакль - это "Медная бабушка" Зорина, спектакль о Пушкине. И внутри этого спектакля был целиком пир во время чумы, пушкинский, в котором он мне дал роль Мэри, нежной шотландской девушки, а не Луизы, казалось бы. И там же, во МХАТе, я успела поработать с Анатолием Васильевичем Эфросом на спектакле "Эшелон". И я пишу об этом, я рассказываю об этих людях, с которыми меня сводила судьба, о моих учителях, о моих партнерах.
К. ЛАРИНА - Да, мы сейчас эту книгу попробуем пролистать, поскольку действительно, я понимаю, что это событие невероятной важности в жизни нашей гостьи. Но я не могу не представить еще одного участника сегодняшней передачи. Поскольку Светлана Николаевна не первый раз на "Эхе", и вот каждый раз я ее встречаю с этим замечательным персонажем, который сейчас у нас находится прямо на столе. И зрители Сетевизора, наверное, его видят. Кто это?
С. КРЮЧКОВА - Его зовут Эхо, правда. Он со мной с 1993 года, он объездил весь мир. Он был на Фарерах, в Исландии, на Гибралтаре, много раз в Исландии, много раз в Китае, много раз в Америке, объездил всю Европу. Это мой друг. Когда его кладу под голову в самолете, я говорю: "На которого всегда можно положиться". А сколько в него выплакано. Вот это новый наряд у него, джинсовый, он готовится к поездке Париж, наряд называется "гаврош". У него еще была серьга в ухе, но он потерял, потому что неправильный замок, надо другой.
У нас, например, есть килт, шотландские юбочки, да? И Лариса Рубанская замечательная, которую я обожаю и смею называть своей подругой, в Шотландии где-то нашла маленькую волынку точно такого же цвета, и подарила ее к этому килту, и он у нас щеголял в килте и с этой шотландской волыночкой. А первый его наряд связали мы вдвоем с Ниной Усатовой. Мы репетировали тогда спектакль "Голубки" и жили в санатории: она с ребенком со своим, с Колей, а я со своим тоже Сашиком, в детском корпусе. Она связала ему тапочки, такие черевички, а я ему связала жилетик. Потом ему весь корабль вязал норвежский наряд. У него большой гардероб, надо сказать.
Потом вот мой художник-гример замечательный - кроме того, что она выдающийся художник-гример питерский, Ирина Николаевна Царевская, так она еще и шьет. И вот она ему разные наряды… На Эйфелеву башню, когда мы собрались, ему штанишки шили клетчатые, потому что мы на самый верх поехали и там снимали. Там с нами ехали солдаты-бундесовцы, они очень смеялись, потому что у меня полная сумка: было три плюшки, значит, Эхо - самый главный, и кинокамера. Я снимала их на фоне Парижа сверху, целое кино есть.
К. ЛАРИНА - А как он попал к вам?
С. КРЮЧКОВА - Его подарила подружка моему старшему сыну. Я почему-то сразу назвала его Эхо, не знаю, почему. Вот Эхо - и Эхо. Я пришла после одного из спектаклей… Я сейчас, конечно, крепче стала, чем раньше была, внутренне, отношение к психике, но как артистка всегда была такая слабовата, нервы раскачаны. И я пришла после какого-то спектакля, была собой недовольна, но Анатолий Петрович Кторов всегда говорил мне: "Как бы ни сыграла, говори: "Я играла сегодня вот так", - потому что забудут, кто это сказал, и начнут повторять". И всегда: "Как был сегодня спектакль?" - я говорю: "Крючкова - гениальна. Остальным - спасибо". Но сама-то я знаю, что не гениальной иногда бываю.
И я пришла расстроенной, пришла и плачу. Пошла, приняла душ, надела кимоно и плачу. А мой сын говорит: "Мама, что ты плачешь? На тебе Эхо. На, положи его сюда", - я его положила вот сюда, под кимоно себе на грудь, и так с ним и заснула. И все, и больше мы с ним не расставались. Мой сын говорит: "Ну, забирай его себе". И когда он у меня сердится, он говорит: "Я своего Эха тебе отдал!"
К. ЛАРИНА - А внутри там ничего не зашили? Бриллианты?
С. КРЮЧКОВА - Слезы. Мои слезы.
К. ЛАРИНА - А вы помните "Странная миссис Сэвидж"?
С. КРЮЧКОВА - Да-да-да.
К. ЛАРИНА - Она там зашила бриллианты.
С. КРЮЧКОВА - Нет, это мои слезы. Сколько выплакано в него.
К. ЛАРИНА - Чудесный.
С. КРЮЧКОВА - Эхо на "Эхе".
К. ЛАРИНА - Аура у него такая замечательная.
С. КРЮЧКОВА - И очень любит стюардесс, особенно на международных рейсах. Мы с ним всегда пристегиваемся вместе: я его сажаю вот сюда себе на живот, и мы пристегиваемся одним ремешком. И когда он открывает глазки - они всегда улыбаются, им очень нравится пассажир такой.
К. ЛАРИНА - Ну, что же? Мы представили уже всех участников сегодняшнего разговора. Хочу вернуться к книге, но перед этим обязательно нашим слушателям напомню, что вы тоже можете вопросы задавать на SMS +7-985-970-45-45. А! Вот еще важная вещь.
С. КРЮЧКОВА - Вот можно я скажу, Ксения?
К. ЛАРИНА - Постой, постой!
С. КРЮЧКОВА - Да. Вот именно об этом я хотела сказать. Я начала что-то говорить, да, но очень много я рассказываю о вот таких каких-то интересных вещах, связанных со съемками и с моей жизнью. И 29 октября в культурном центре "Москвич" (метро "Текстильщики") будет музыкально-поэтический вечер, то есть я буду много петь, конечно. "Кто ошибется, кто угадает, // разное счастье нам выпадает. // Часто простое кажется вздорным, // черное белым, белое черным". В этом году 90 лет композитору Колмановскому, я обязательно эту песню спою. В этом году 90 лет Исааку Иосифовичу Шварцу исполнилось 13 мая, и я обязательно спою песню Шварца. Обязательно расскажу смешные истории, которые были у нас.
К. ЛАРИНА - А под что вы поете?
С. КРЮЧКОВА - Я пою под фонограмму, но на фонограмме чаще всего звучит живой оркестр. Например, "Терем-Квартет", наш замечательный коллектив - это контрабас, балалайка, малая домра, домра-альт и баян. Это известный коллектив, который играл Папе Римскому, королевским особам, этот коллектив знает весь мир. Или под наш Губернаторский оркестр что-то пою.
К. ЛАРИНА - А с сыном не выступаете?
С. КРЮЧКОВА - Я в этом году с сыном не выступаю по той простой причине, что он поступил в Санкт-Петербуржскую консерваторию и сейчас является студентом первого курса отделения народных инструментов, класс "классическая гитара". И я не имею права на первом курсе отрывать его от учебы, поэтому я работаю сейчас без него.
Вот во втором отделении этого концерта я буду читать стихи петербуржских поэтов. Например, мало кто знает стихи Александра Моисеевича Володина, замечательного сценариста, драматурга ("Осенний марафон", "Дульсинея Тобосская", "Старшая сестра", "Пять вечеров"). А у него чудесные есть стихи, прекрасные! И я могу прочесть восемь строчек его. Хотите, прочту восемь строчек? Я всегда предваряю это тем, что французский философ Николя Себастьян Шамфор говорил: "Природа не говорит мне: "Будь богатый", - и тем более: "Будь беден". Но она взывает: "Будь независим!"
И у Александра Моисеевича, этого тихого и интеллигентного человека, есть такие стихи: "Независимость воспеваю. // Я не буду зависеть // от разгильдяев, от негодяев, // от несчетных дневных забот, // от нелюбящих, нелюбимых, уважающих нас и не // уважающих - мимо, мимо! // Я от этого в стороне". Ну, у него чудесные стихи (правда, малоизвестные).
Потом, я читаю стихи Олега Григорьева впервые за много-много лет. Но каждый школьник их знает: "Я спросил электрика Петрова: // "Чего у вас на шее провод?" // А Петров молчит, не отвечает, // он висит и ботами качает". Это он написал в 16 лет. Это смешно, да? Но у него есть и более серьезные, но есть и смешные: "Ездил в Вышний Волочек, заводной купил волчок. // Дома, лежа на полу, я кручу свою юлу. // Раньше жил один я, воя - а теперь мы воем двое". А больше всего мне нравятся четыре строчки: "Жену свою я не хаю, // и никогда не брошу ее. // Это со мной она стала плохая, // взял-то я ее хорошую".
Читаю еще Женю Глюкк, у нас есть такая ведущая, замечательная женщина-ведущая радио "Рокс". Она работала на радио "Рокс", сейчас на "Фонтанке" она работает. Она детский писатель, и у нее тоже очень смешные: "Если быстро обернуться - // Можно на себя наткнуться, // Поздороваться с собой, // Удивиться, крикнуть "Ой!" // И свалиться, как попало, // потому что страшно стало".
И читаю стихи еще Геннадия Рябова, которого мало кто знает. Он замечательный поэт, стихи разные есть: и философские есть, и серьезные, есть и смешные.
К. ЛАРИНА - А свои?
С. КРЮЧКОВА - Свои? Нет. Ну, я же не поэт.
К. ЛАРИНА - Ну а здесь есть.
С. КРЮЧКОВА - А в книге есть, правда.
К. ЛАРИНА - Да.
С. КРЮЧКОВА - Это я для чего написала в книге? Знаете, литераторы говорят: "Есть такие стихи, которые пишутся, как проза, а деньги платятся, как за стихи", - называется "верлибр", "белый стих", то есть не требующий прозы. Просто мысли записанные вот тогда, в то тяжелое время Перестройки (очень тяжелое, надо сказать).
К. ЛАРИНА - Ну, давайте, прочтите.
С. КРЮЧКОВА - Ну, что вы? Это длинно будет. Нет, это будет длинно.
А потом, посвящаю Ларисочке Рубальской, она у нас переводчик с японского, 30 лет работала. У меня есть две странички, называется "Подражание японскому. Лепестки сакуры". Но это надо читать наедине, конечно. Я для того это написала, что каждый человек, мне кажется, наедине с собой тоже пишет какие-то строчки рифмованные.
К. ЛАРИНА - А вы часто пишете?
С. КРЮЧКОВА - Я все больше прозу да программы. И мне кажется, чтобы подбодрить и сказать что-то хорошо, раз душа выражает то, что думает, то, что чувствует…
К. ЛАРИНА - Я просто смотрю, что у вас датировано в основном одним периодом - с 1991-го по 1994 год.
С. КРЮЧКОВА - Вот это самое-самое тяжелое время. Ну, стихи пишутся, когда либо очень горестно, либо очень радостно, правда? В отличие от "Лепестков сакуры", которые писались в состоянии нирваны почти что.
Потом, вот у меня последняя глава называется "Сегодня мой самый любимый день". Помните Винни-Пуха, когда он говорит: "А какой у нас день?" - спрашивает Винни-Пух. Пятачок говорит: "Сегодня". И Винни-Пух говорит: "Сегодня? Это же мой самый любимый день!" Потому что неизвестно, сколько нам отпущено на этой земле.
Мне кажется, что эта книга может помочь людям, которым кажется, что так, как им плохо, никому не плохо, что все легче живут. Людей настигает какое-то горе, им трудно найти силы справиться. Мне кажется, что вот эта книга может помочь, потому что я абсолютно откровенно пишу обо всех своих периодах. Почему я решила написать книгу? Почему? Потому что очень много кривотолков. Не надо меня комментировать. Вообще никого нельзя комментировать и никого объяснять. От первого лица говорю, как было на самом деле.
Ну и, кроме того, у меня там есть и мои дети, и моя невестка, французская художница, и мой внучок чудесный.
К. ЛАРИНА - Это Светлана Крючкова. Мы сейчас слушаем новости, потом возвращаемся в программу и продолжим наш разговор, нашу творческую встречу, я бы так сказала.
К. ЛАРИНА - Возвращаемся в программу. Напомню, что в гостях у нас сегодня Светлана Крючкова. Пока шли новости и реклама, мы со Светланой Николаевной листали книжки, каждый свою. Она свою, я свою, но обе они написаны Светланой Крючковой. Называется "Разное счастье нам выпадает".
С. КРЮЧКОВА - Что является правдой.
К. ЛАРИНА - Да. Я здесь смотрю просто: по стилю речи, по тому, с какой страстью написана эта книга (даже с какой страстностью, я бы так сказала) - это абсолютно автопортрет героини, вот что тут говорить.
С. КРЮЧКОВА - Я пишу правду, это правда.
К. ЛАРИНА - Молодец. Слышна интонация, я просто какие-то маленькие кусочки прочла. И замечательные подписи к фотографиям. Тоже сами вы писали?
С. КРЮЧКОВА - Да.
К. ЛАРИНА - Вообще, если говорить о фотографиях - это отдельная история. Мне кажется, можно параллельную какую-то книгу издать и просто рассказывать про каждую фотографию.
С. КРЮЧКОВА - У меня к 60-летию был такой "Фотоальбом с комментариями" сделан сначала, прежде чем вышла эта книга.
К. ЛАРИНА - Светлана Николаевна, я бы хотела все-таки про учителей, раз уж вы так говорили про них подробно, про ваших. А что, кроме профессии, вот такого масштаба люди дают?
С. КРЮЧКОВА - Они дают все. Они тебя формируют как личность, формируют своим поведением. Вот Василий Петрович Марков, мастер нашего курса, профессор, заслуженный артист, который, в общем-то, широко не был известен, как артист, но педагог был замечательный. Я-то приехала из провинции, из семьи военного: все было там по-другому, в более грубой, что ли, такой форме. А здесь все было такое как бы скрыто, вроде он нас ничему и не учил - так себя надо вести.
Ну, например, я запомнила очень хорошо, как я прибежала утром... У нас каждый день в 9 утра было мастерство актера, с 9:00 до 12:10. А потом перерыв, потом остальные предметы - танец, вокал, фехтование, сцендвижения и всякие истории театра, и так далее. А вечером опять с 19 до 22 мастерство актера. И так было шесть дней в неделю. И я однажды утром прибежала, смотрю - Василий Петрович идет по коридору. Думаю: "Ой, я успела!"- и бегу за ним. А он был высокий, ноги длинные, и он широким шагом доходит первый до дверей аудитории - и я прямо в спину ему носом. Он открывает дверь и закрывает ее перед моим носом. Он мне ничего не сказал, он просто не пустил меня. И раз и навсегда научил меня не опаздывать. Я просто не была допущена.
Потом он заметил такую мою черту как обидчивость, меня очень легко было обидеть. Вот что-то говорили, и я, во-первых, краснела (долго не могла от этой привычки избавиться, лет до 45, но по молодости это было особенно видно - я заливалась краской, лицо белое, я же рыжая) и начинала плакать. Могла даже вскочить и выйти, если мне говорили какую-то грубость. И он вдруг периодически начал говорить мне при всем курсе гадости. То есть не то что гадости, но так, подкалывать меня. И вот я расстраивалась и так, и сяк. В конце третьего курса после экзамена по сценической речи он что-то мне сказал не очень приятное для меня - и я засмеялась. Он нас выпустил всех, подошел ко мне в коридоре и говорит: "Ну, все, я теперь за тебя спокоен. Ты в театре выживешь". И я поняла, что он прививал мне иммунитет.
Потому что уже на выпуске в спектакле "Шесть персонажей в поисках автора", где я играла мадам Паче, это пьеса Пиранделло… А меня приглашали пять театров московских: театр "Станиславского", театр "Ленинского комсомола", "Современник", "Маяковского" ("Гончарова" тогда был) и МХАТ. И мои сокурсницы не очень этому радовались. И там по пьесе они должны были меня избивать - так они по-настоящему по ноге так ударили, что у меня до сих пор косточка…
К. ЛАРИНА - Хорошие такие, добрые подружки.
С. КРЮЧКОВА - Ну а что делать? Это театр, понимаете. Но вот эта закалка трехлетняя, она меня приучила к тому, что - да, мне неприятно внутри, но сбить меня ни один враг не может, если я стою на сцене. Что угодно можешь говорить, как угодно можешь реагировать в зале - ты меня никогда не собьешь. За это спасибо Василию Петровичу, конечно.
Потом, когда я у него спросила: "А почему вы мне всегда давали роли…" Он мне давал героинь-любовниц, я на втором курсе Анфису играла в "Угрюм-реке", леди Мильфорд. Грибов сказал: "Вот, наконец, в русском театре появилась настоящая русская героиня, и дайте мне ее в отрывок". Но у нас с ним не случилось, потому что он никак не мог мне объяснить (он гениальный был артист), что играть. Я говорю: "Что я тут делаю?" Он говорит: "Ну, вы его любите и доказываете". Монолог идет почти 10 минут, я говорю: "Ну, что делать? Я не понимаю". - "Я же вам сказал: вы любите и доказываете. Хотите, я вам сейчас покажу?" - и начал показывать. Мы от хохота упали, потому что он сам смешной, и монолог леди Мильфорд, этот шиллеровский текст… Ну, мы с ним, в общем, не доделали, не довели это до конца, конечно, с Алексеем Николаевичем.
И Василий Петрович Марков мне сказал на мой вопрос, почему все время вот мне такие роли дают: "Да все остальное ты и так сможешь". Понимаете? То есть он очень разумно вел. И я говорю: "А почему вы меня никогда к себе, - я так хотела к нему попасть, - не берете?" Он говорит: "Ты разбиралась сама. Ты могла разобраться сама. Я тебе не нужен был. Не так нужен был, как другим, которых надо было вести за руку, и каждый шаг".
И на первом курсе он поставил мне тройку по мастерству. А у меня хватило хамства сказать: "А почему это, - назвала фамилию, - ей пять, - ну, я, мол, типа талантливее, - а мне три?" Он говорит: "Потому что она сделала то, что она может на сто процентов, а ты можешь гораздо больше. Получай свою тройку". И до последнего курса у меня по мастерству были только четверки. И только на последнем курсе мне поставили пятерку.
К. ЛАРИНА - А МХАТ как вас встретил?
С. КРЮЧКОВА - Ну, Олег Николаевич же был. Он в 1972 году пришел, и мы как раз были на его представлении. Я помню, как он взял розы, розовые розы на длинных стеблях он взял в руки и сказал простую фразу, но она была наполнена таким глубоким смыслом: "Они колются", - сказал, взяв эти розы. И, конечно, я побежала к Ефремову. Хотя на самом деле, когда было распределение в кабинете у Вениамина Захаровича Радомысленского… Вот в этом году 11 ноября в школе-студии МХАТ 70 лет исполняется, и на основной сцене МХАТа будет праздник. Я там тоже буду, и Басилашвили будет, вот мы из Петербурга.
Вениамин Захарович меня позвал в кабинет, там был представитель Министерства культуры, и сказал: "Вот это - наша лучшая выпускница", - и подвел меня к тетрадке. Там пять заявлений было, пять театров. Он говорит: "Ну, девочка моя, подписывай". А я говорю: "Где?" Он так пальцем показал и говорит: "Вот здесь". Я подписала, вышла из его кабинета, побежала в учебную часть и говорю: "А какой театр я подписала?" Представляете? Я ему так безгранично верила.
Пошла Надежда Александровна из учебной части (у нас такая была горбатая старушка, чудесная совершенно), она выходит и говорит: "Ты подписала МХАТ". Я говорю: "Ну, ура!" "Ура!" - это хорошо, это был правильный выбор. Я считаю, что это был правильный выбор.
Тут, кстати, у меня есть глава, она называется "Слава, я вас убью" - это об Анатолии Васильевиче Эфросе, о репетициях. И о Романе Григорьевича Виктюке есть тоже.
К. ЛАРИНА - Но все равно большая часть жизни, главная часть жизни - это Петербург, Ленинград, это БДТ.
С. КРЮЧКОВА - Главная - да. Но начало все равно... Вот видите, я пришла во МХАТ, и меня взял под опеку, так под крыло Анатолий Петрович Кторов. Ему 74 года было, а мне - 24. Он меня называл Светлана Николаевна всегда: "Светлана Николаевна, душенька". И когда я выходила со сцены, он меня всегда встречал: "Как вы сегодня играли?" И я ему однажды сказала: "Очень плохо". И вот тогда последовало его: "Никогда так не говорите". Он мне показал большой палец и говорит: "Надо говорить: "Я сегодня играла вот так!" И надо сказать, что когда я уехала в Петербург, он написал даже мне открытку, хотя у него была катаракта, он не писал сам, а диктовал всегда родным. Но у меня есть открытка, нацарапанная, и она и начинается со слова "душенька".
Они ходили определенным образом, одевались определенным образом, у них была такая внутренняя культура. И, находясь рядом, мы тоже учились этому. Когда приехал Виталий Яковлевич Виленкин поздравлять БДТ с 60-летием, по-моему (нет, не 60-летие, какой-то был юбилей), вся трупа Большого драматического театра сидела на сцене, а Виталий Яковлевич был в зале. И когда он поднялся со своего кресла, чтобы идти на сцену - мы (я и Басилашвили как ученики школы-студии МХАТ) автоматически встали с кресла, потому что входит педагог. Если педагог стоит - ты не можешь сидеть. Мы даже вставали, когда старшекурсники входили, понимаете.
Ну, нам не разрешали особо краситься, как бы ты должен был ходить в своем собственном виде. Учили разговаривать. Я приехала, я очень плохо разговаривала.
К. ЛАРИНА - Не верю.
С. КРЮЧКОВА - Ну, как? Я же с юга приехала. Но я за год исправила. И когда я вот уже оканчивала школу-студию МХАТ, Анна Николаевна Петрова, замечательный педагог по сценической речи, предложила мне поступать в аспирантуру по сценической речи - я очень обиделась. Я решила: "Как это? Я не артистка?" А теперь я жалею, что я этого не сделала.
К. ЛАРИНА - Но, тем не менее, смотрите, любой акцент, любой диалект вы как-то с ходу берете.
С. КРЮЧКОВА - Это все - школа-студия МХАТ. Вот за год она мне исправила речь, и дальше я занималась уже с теми моими сокурсниками, кто плохо разговаривал. Галина Ивановна Трофименко, которая преподавала французский, сказала мне: "Света, за три месяца я выучу тебя". Ну, какое же? Я же без конца влюблена в кого-то, в голове ветер, я ужасная была. Вслед за Вероникой Долиной я могу повторить: "Господи, прости меня, молодую". Ну, я очень грешный человек.
Надо было, чтобы родился мой ребенок - и я перевернулась с ног на голову, и я стала совершенно другим человеком во всем, понимаете? И в отношении к людям, к миру, к себе совершенно другая стала. Ну а тогда было: "Боже мой!" Вот у меня француженка и невестка, и мои родственники самые близкие, и мой внук…
К. ЛАРИНА - И вы говорите на их языке.
С. КРЮЧКОВА - Вот я и говорю. Представляете, какое счастье, что когда-то хоть что-то было вложено. Ну, "говорю на языке" - это сильно сказано, понимаете? Я могу сказать: "Дайте мне тарелку", "Закройте за мной дверь", "Оставьте меня в покое", "Я вас люблю", "Перезвоните мне, пожалуйста", "Передайте то-то", - но поговорить по душам я уже не могу. И тут я вспоминаю, какая я была глупая и почему я не доучилась все-таки у Галины Ивановны, которая ушла довольно рано из этой жизни. Если бы я не уехала из Москвы, может быть, я еще как-то…
Но сейчас я вот эти пробелы вынуждена восполнять, потому что когда… Мой внук говорит по-русски и по-французски, но живет во Франции, ему три года скоро будет 23 ноября. Когда и мама, и папа за столом, он может что-то сказать по-французски, не заботясь о том, поняла я, что он сказал (и дядя, которого он любит, то есть мой младший сын), или нет. А мы понимаем, слава богу. Поэтому мы вынуждены… Я вот слушаю уроки Петрова, и я считаю, что он гений. Дмитрий Петров.
К. ЛАРИНА - Это который на канале "Культура"?
С. КРЮЧКОВА - Да. Вот как раз я ехала…
К. ЛАРИНА - "Говорим по-французски".
С. КРЮЧКОВА - Да. Я собиралась в Париж. И он как раз - французский в январе.
К. ЛАРИНА - У вас еще память такая тренированная, блестящая. Вы можете это быстро сделать.
С. КРЮЧКОВА - Память памятью, но время. Ксения, надо время иметь, а времени у меня нет. Я не читатель и писатель - я все время выхожу и отдаю, все время работаю, все время с людьми. И люди какие чудесные. Я вот была на Камчатке, это же очень далеко. Какие там зрители! Как они слушают, они дышат с тобой одновременно, все нюансы воспринимают! Вот чуточку иронии - зал уже вздыхает, уже чувствует, понимаете.
К. ЛАРИНА - А стихи как слушают?
С. КРЮЧКОВА - Необыкновенно. А вот сейчас прилетела из Норильска. Ну, там вообще, я не знаю, я такой публики не видела. Как они слушали стихи! Два поэтических вечера у меня было: "Два поэта, две судьбы. Гражданская лирика Марины Цветаевой и Анны Ахматовой"; и второй вечер "Окуджава. Не стараясь угодить" (который здесь будет, в Москве, 30-го, в Доме ученых на Пречистенке).
К. ЛАРИНА - 30 октября?
С. КРЮЧКОВА - 30 октября, да, здесь будет. А 29-го в культурном центре "Москвич" в 19:00 будет музыкально-поэтический вечер "Музыка души". Приходите, не пожалеете. Узнаете обязательно что-то, что вы до сих пор не знали. Услышите какие-то волшебные строчки, услышите смешные, услышите новые какие-то песни, которых вы не знаете.
К. ЛАРИНА - А вы когда разговариваете с залом, это импровизация, или что-то вы готовите?
С. КРЮЧКОВА - Нет, у меня обязательно есть стержень некий, да? Я вот пишу, что и зачем я делаю. Ну, в зависимости от зала. Иногда меня как понесет в сторону: я начинаю что-то говорить, и меня в сторону несет, несет, несет. У меня бывает и такое, что полтора часа первое отделение вместо часа. Ну, если я далеко, конечно. Потому что уже я приехала, и они хотят, конечно, послушать, они не торопятся. Москва и Петербург - полтора часа? Зачем им полтора часа? Они считают, что свое рядом, особенно Петербург. Ну, я тут. Куда я денусь? А денусь, жизнь-то не вечная, правда?
Вот в Норильске сейчас замечательно слушали монолог театральный. Как они слушают спектакли и монологи, как они воспринимают! Плачут, смеются! Иногда мне кажется, что в зале никого нет. Я люблю, чтобы меня ослепили, чтобы темный был зал. И так тихо, что я не понимаю, есть люди в зале, или нет. Мне иногда страшно делается.
К. ЛАРИНА - А что из спектаклей показываете?
С. КРЮЧКОВА - Я показываю спектакли Сергея Юрьевича Юрского и обязательно монолог из "Фантазии Фарятьева".
К. ЛАРИНА - Слушайте, как вас не отпускает эта работа. Сколько уже? Первая роль практически.
С. КРЮЧКОВА - Самая любимая моя работа. Посмотрите в конце книжки, перед тем, как "Театральные работы" написано, и вот единственная фотография здесь, в конце - это Любасик.
К. ЛАРИНА - Любимая Любасик.
С. КРЮЧКОВА - Да, любимая Любасик из "Фантазии Фарятьева". Это был замечательный спектакль, потому что Сергей Юрьевич никогда не ставит про быт, он всегда говорит: "О бытии", - про бытие он делает. И, наверное, у него я тоже этому научилась. И вообще все режиссеры, с которыми я работала, они никогда не были такими бытовыми. Смотрите, ни Виктюк, ни Толя Васильев, ни Анатолий Васильевич Эфрос, ни Георгий Александрович Товстоногов, ни Сергей Юрьевич Юрский. И я быт играть не умею.
И читать бытовые стихи я тоже не умею. Мне нужно читать такие стихи, которые требуют моего перевода с поэтического на слушательский. Здесь тоже есть такая глава в книге, которая называется "Я переводчик с поэтического на слушательский". Если не надо, если человек сам глазами понимает, я эти стихи не читаю. Но когда я читаю Марину Цветаеву… У нее очень часто, у Марины, обрывается строчка на середине предложения или еще на середине слова, или заканчивается каким-то междометием.
Ну, вот самый простой пример: "Что имя нежное мое, мой нежный, не // Упоминаете ни днем, ни ночью - всуе... // Что никогда в церковной тишине //Не пропоют над нами: аллилуйя!" Или: " Есть счастливцы и счастливицы, // Петь не могущие. Им - // Слезы лить! Как сладко вылиться // Горю - ливнем проливным! // Чтоб под камнем что-то дрогнуло. // Мне ж - призвание как плеть - // Меж стенания надгробного // Долг повелевает - петь".
Это нужно донести, понимаете? Я получила письмо от мужчины, замечательное, он написал: "Читал поэму Цветаевой - ничего не понял. В вашем исполнении все просто и ясно". Мне понятно - значит, людям понятно. А зрители… Вот в Норильске было очень много молодых. Два вечера подряд полный зал, ползала молодых людей: 16, 17, 20 и даже парочка была и помладше.
К. ЛАРИНА - Не устаете от такой жизни бесконечных перелетов, перемен?
С. КРЮЧКОВА - Я устаю. А зачем тогда жить, Ксения? А зачем? Понимаете, когда ко мне подошел человек (это был первый раз в моей жизни, я это запомнила), женщина подошла и сказала: "Вы знаете, я хотела вчера покончить с собой. И моя подруга провела со мной всю ночь и привела на ваш вечер. И я послушала вас и поняла, что это делать нельзя". Ради одного этого стоит выходить.
И даже когда я читала программу к 70-летию гибели Марины "Отказываюсь быть" (к 70-летию гибели Марины Цветаевой), ко мне люди подходили после концерта и говорили: "Вы знаете, жить хочется после ваших вечеров!" - а называлось "Отказываюсь быть". И я говорила об ее раннем уходе, начиная с ее: "Христос и Бог! Я жажду чуда // Теперь, сейчас, в начале дня! // О, дай мне умереть, покуда // Вся жизнь как книга для меня", - написано ею в 17 лет, в день рождения Марины.
Ну, я же рассказываю что-то, я же езжу, смотрю. В этом году мы со сыновьями были во Фрейбурге. У нее есть: "Ты миру отдана на травлю, // И счета нет твоим врагам. // Когда мне свят Святой Георгий // Во Фрейбурге, на Schwabenthor". Мы были там, где Марина с Асей в пансионе были, фотографировались у этой доски, ходили по Фрейбургу, видели эти Schwabenthor, вот эти ворота швабские, на другой - Святой Георгий. Тоже чем-то напитываюсь, наполняюсь.
Мы делаем новую программу с легкой руки Натальи Родионовны Малиновской (замечательной испанистки, доцента, преподавателя Московского государственного университета) о Федерико Гарсиа Лорке. Сейчас вышли новые книги, она мне столько материала сбросила. Анна Мария Дали, сестра Сальвадора Дали, у нее есть книга "Сальвадор Дали глазами сестры". А Дали учился вместе с Лоркой, и они дружили, и Лорка приезжал в Фигерас. И у него были какие-то отношения, такие душевные, очень хорошие, с Анной Марией, и он писал ей стихи. И она никогда не вышла замуж после того, как он погиб.
Мы ездили туда, где считается, что он погиб, на самом деле это около Фуэнте. Мы всем этим занимались, ездили в Гранаду, были в Музее Мануэля де Фалья, который тоже являлся его другом, замечательный композитор. Я много чего узнаю, понимаете.
К. ЛАРИНА - Слушайте, как вообще здорово вы выстроили жизнь, что вы ни от кого не зависите.
С. КРЮЧКОВА - Да.
К. ЛАРИНА - Абсолютно какой-то свой собственный театр вы создали.
С. КРЮЧКОВА - Это счастье.
К. ЛАРИНА - И никаких интриг, никто не бьется.
С. КРЮЧКОВА - Нет, интриги есть. Гадости какие-нибудь начнут плести. Но у Гете есть стихотворение, которое, по-моему, я уже у вас приводила, оно называется "Шавки": "Несемся вскачь из края в край, // На зависть домоседам, // И всю дорогу злобный лай // Летит за нами следом. // Но как бы ни честили нас // На языке собачьем - // Они докажут лишний раз: // Мы - не стоим. Мы - скачем!"
К. ЛАРИНА - А за что вас можно?
С. КРЮЧКОВА - "А ненавижу!"
К. ЛАРИНА - Просто так или какая-то причина?
С. КРЮЧКОВА - А как? Счастливая. Ну, они же не видят ничего, в чужих руках-то все потолще, да? Кажется, что и счастливая, и здоровая, и богатая!
К. ЛАРИНА - Успешная.
С. КРЮЧКОВА - И дети! Никто же знает ничего настоящего. А я и не говорю. Зачем? Завидуют? Это зависть. Человек рождается с этим чувством. Я благодарю Бога каждый день, что я родилась без этого чувства. Это так же, как рыжим или черным: они сами от этого страдают и себя сжирают. У каждого своя среда. Птица летает в воздухе, ей нужен свежий воздух. А унитазному микробу, ему нужна грязь, иначе он жить не сможет. Правильно? И люди точно делятся на таких же. Есть, которые вот в унитазе - это их среда. Ничего плохого там нет, просто так и говорите: "Моя среда - вот". А моя среда - другая.
У меня самое любимое место в мире - это Ниагара, где я была три раза. Я стою, и эта мощь, этот воздух (то, что не любит Жванецкий), эти брызги, которые на километры летят - я обожаю их! И была мечта свозить детей - и я свозила. Эхо там был три раза. И целый день мы там были, и в разное время: и осенью, и весной были, видели и изумрудную Ниагару, и серую Ниагару.
К. ЛАРИНА - Ну, Ниагара - это как бы объективно прекрасно и волшебно. А как научиться прекрасное видеть в другой среде? Это возможно?
С. КРЮЧКОВА - Опять-таки привожу всегда слова Довженко, Александра Довженко, выдающегося, гениального режиссера. Он говорил: "Двое смотрят вниз. Один видит лужу, а другой - звезды, которые в ней отражаются".
Вот мы съездили на Камчатку с одним человеком. Я сфотографировала Камчатку на "iPhone", и он сфотографировал. Показали сыну моему, он говорит: "Такое впечатление, что вы были в разных местах". Я увидела это, а он увидел это. И жизнь не перестроить, мир не переделать. В одиночестве ты его не переделаешь, да? Как Гоголь, по-моему, говорил: "Зло, которое окружает человека, один человек исправить не может, но он может передать страдание, он может будить совесть".
Вот почему у Окуджавы? "Совесть, благородство и достоинство - // Вот оно, святое наше воинство. // Протяни к нему свою ладонь. // За него не страшно и в огонь. // Лик его высок и удивителен. // Посвяти ему свой краткий век. // Может быть, не станешь победителем, // Но зато умрешь как человек".
Ну, вот совесть, благородство… Можно так жить, понимаете. Как бы делай свое маленькое дело - это высший патриотизм, и делай его стопроцентно, служи людям. Талант дается человеку (я пишу об этом в книге), как кредит в банке, тебе Бог дал талант. Это не значит, что ты счастлив, это значит - ты должен всю жизнь эти проценты отрабатывать. А если ты не отрабатываешь, у тебя этот капитал отбирают. Если это не подкреплено каждодневной работой… А я каждый день что-то узнаю.
Вот мне Геннадий Викторович Хазанов предложил, говорит: "Давай, Света, сделаем поэтический вечер в нашем Театре эстрады". Я говорю: "Ну, вроде у меня 12-го Марина Цветаева и Анна Ахматова "Два поэта, две судьбы". Уже читала и Цветаеву, и Ахматову, Самойлова читала. Я говорю: "Хочется что-то новенькое". Он говорит: "Давай новенькое". Я говорю: "Ну, давай "Поэтический Петербург" сделаем - Пушкин, Ахматова и Мандельштам". Мандельштама я еще не делала, понимаете.
А следующее - то, что будет 29 октября в 19 часов, культурный центр "Москвич" (метро "Текстильщики"), второе отделение будет. Это будет уже новая программа. Вот Гена меня подтолкнул - и я тут же влезла в компьютер, я уже открыла книжки, я уже все начала искать. Я нашла безумно интересные вещи.
К. ЛАРИНА - А из Самойлова что вы читаете?
С. КРЮЧКОВА - Все. Я читаю целиком.
К. ЛАРИНА - А "Давай поедем в город" вы читаете?
С. КРЮЧКОВА - Конечно.
К. ЛАРИНА - А прочтите. Это мое любимое стихотворение.
С. КРЮЧКОВА - Не надо. "Давай поедем в город" - оно длинное.
К. ЛАРИНА - Нет, не любите?
С. КРЮЧКОВА - Ну, оно очень длинное. Нет, я его люблю, но оно длинное просто. Там очень много есть такого, что зрителям надо смотреть, а не слушать по радио. Потому что все знают: " О, как я поздно понял, // Зачем я существую, // Зачем гоняет сердце // По жилам кровь живую, // И что, порой, напрасно // Давал страстям улечься, // И что нельзя беречься, // И что нельзя беречься..." - заканчивается стихотворение.
Вот я хочу сказать, что 30 ноября в зале Чайковского будет вечер Окуджавы. И Ольга Владимировна Окуджава, с которой я лично не знакома, но в 1974 году сидела за соседним столиком, она сидели с Булатом Шалвовичем на Курском вокзале. Я была девочка, мне 24 года, я только смотрела на нее. Она попросила меня читать стихи Окуджавы. Все будут петь - а я буду читать стихи. Например, пять стихотворений Окуджавы - это большая для меня честь и признание.
К. ЛАРИНА - Ну, давайте тогда еще раз повторим. Ближайшие встречи с народом: 29-го числа в концертном зале "Москвич" в 7 часов вечера, метро "Текстильщики".
С. КРЮЧКОВА - В 19:00.
К. ЛАРИНА - 30-го где?
С. КРЮЧКОВА - 30-го - это Дом ученых на Пречистенке, это будет Окуджава. А здесь будет музыкально-поэтический "Музыка души". Там много будет разнообразного.
К. ЛАРИНА - А в "Эльдаре" когда?
С. КРЮЧКОВА - А в "Эльдаре" 12 ноября. Я боюсь, что там уже билетов нет.
К. ЛАРИНА - Прекрасно.
С. КРЮЧКОВА - А 22 декабря в Театре эстрады будет поэтический вечер "Поэтический Петербург", это будет премьера.
К. ЛАРИНА - Ну, видите, у нас еще масса поводов для встреч. Может быть, еще выкроите время. Книжка, о которой мы сегодня начали говорить, "Разное счастье нам выпадает. Светлана Крючкова" - она уже есть, ее можно купить?
С. КРЮЧКОВА - Позавчера только ее привезли мне домой.
К. ЛАРИНА - Совсем новая. Дорогие ребята, обязательно ее покупайте, это чудесная книга.
С. КРЮЧКОВА - Она бывает только там, где бываю я.
К. ЛАРИНА - Правда?
С. КРЮЧКОВА - Только. Только на моих вечерах.
К. ЛАРИНА - Еще один персонаж. Светлана Николаевна, огромное спасибо! Наслаждение просто - с вами общаться.
Отправлено: 29.10.13 02:28. Заголовок: Julia пишет: С боль..
Julia пишет:
цитата:
С большим удовольствием послушала монолог Светланы Николаевны Крючковой (Ларина там была лишняя)
Спасибо, Юля! Светлана Николаевна - совершенно чудный, чрезвычайно интересный и душевный рассказчик (посчастливилось побывать на её творческом вечере). Ваша публикация - очень ценное дополнение для моего впечатления от встречи. Спасибо!
“Продюсеры говорят: “Джига, ты очень дорого стоишь”...
25 октября в театре, которым руководит Армен ДЖИГАРХАНЯН, состоялась премьера спектакля “Башня смерти”. О новых спектаклях, новых ролях в кино и о любви Армен Борисович рассказывает в интервью “Вечерней Москве”.
— Открываем новый сезон великой пьесой, она называется “Башня смерти”. Она о женщинах Елизавете и Марии, ставших волею судьбы королевами. На сцене все кипит — страсти, предательство, любовь, мои актеры хорошо “поколдовали” над ней. История о страдании, о величии.
— А где вас можно увидеть в кино в ближайшее время, какой фильм, какая роль?
— Недавно снялся в Ереване в новом полнометражном фильме, он называется “Домик в сердце”, я сыграл там смешного дедушку. Премьеру обещали после Нового года на канале Россия. Это пока все из новых ролей. В кино сейчас снимаюсь мало, во-первых, постарел, во-вторых, продюсеры говорят: “Джига, ты очень дорого стоишь”...
— Может, это говорят непрофессиональные и незнающие цену настоящим звездам продюсеры?
— Я думаю, дело в том, что сегодня Россия в вопросе кино и культуры нищая страна, поэтому мы катимся к дешевым сериалам. Проще состряпать какую-нибудь развлекательную передачу, выйти спеть, поплясать. Вот смотрю иногда телевидение и думаю, на что рассчитаны эти передачи, на кого? Согласен, что мы сегодня небогатая нация, но мы же не совсем тупые, чтобы смотреть эти убогие зрелища. К сожалению, это грустно. Боюсь выносить такой страшный приговор, но то, что я вижу вокруг себя — смотрю телевизор, слушаю радио, читаю новости в интернете — все не радует. Молодежь мало читает. У нас даже есть спектакль, в котором мы читаем со сцены высокую поэзию великих авторов, надеемся хоть как-то заинтересовать молодого зрителя настоящим искусством.
— Вы написали книгу воспоминаний “Я одинокий клоун”. Прожили интереснейшую жизнь, работали и дружили с самыми разными людьми, которые стали идолами эпохи — Высоцкий, Гурченко. Есть желание написать вторую?
— Нет, это не мое. Книга была написана благодаря моему другу Дубровскому, его сегодня с нами нет, к сожалению. Мне писательская роль не пришлась по душе, больше нравится выйти на сцену и рассказать о жизни, о своих друзьях, о коллегах. Кто хочет послушать о той эпохе, тот придет на актера Джигарханяна. Моя участь — актерство, а не писательство.
— Сегодня очень многие хотят стать актерами. Театральные училища переполнены, в театр очень мало кого берут, работой на телевидении и на студиях тоже невозможно всех обеспечить. Напрашивается вопрос: зачем нам такое количество актеров?
— На этот вопрос вам никто не ответит. Одни хотят заблуждаться по поводу себя в искусстве и хотят потратить на это заблуждение всю свою жизнь. Ну и пусть потратят. Другие думают, что там легко заработать денег. Мечтают о том, что ждет слава, успех, пусть так думают. Это не наше с вами собачье дело. Когда я собирался поступать в театральное училище, все отговаривали, а мама мне сказала: “Слушай себя”. Сразу я не поступил, пробовал еще, и все получилось. Если человек хочет быть актером, его нельзя отговаривать, только пройдя этот тяжкий путь познания, человек узнает что-то про жизнь. Тут шишку набьет, там руку обожжет, зато что-то поймет в жизни. Если молодые хотят идти в актеры, пусть идут, но скажу честно, — среди актеров много случайных людей.
— Те, кто занимается своим призванием, рано или поздно добиваются успеха. А есть совет от Джигарханяна, чтобы наверняка?
— Вот сегодня придумали такое модное слово — инновация. Я не стесняюсь признаться, что не знаю значения этого слова и чего мы добиваемся с помощью этого слова, тоже не знаю. Скажу очень просто: надо любить жизнь, любить друзей, любить людей, любить свою работу и помнить, что мы все смертные. Уже много лет мне говорят, что нужен покой, но я прихожу на репетицию, потому что люблю свой театр, и мне сразу становится лучше, я без него не могу никак. Сцена заряжает. Так и дело, которым ты занимаешься, оно должно заряжать. Если этот обмен есть, рано или поздно придет успех.
— Армен Борисович, простите меня за прямоту, но какие-то слишком простые советы — любить людей. Это как относится к успеху?
— А это трудно. Вы думаете, что это легко, а вы попробуйте, у вас не получится. Мы ведь все друг друга не любим. Любить людей — это значит, что вы будете больше давать, чем брать, а на это не каждый способен. Я немного жизнь знаю, совсем чуть-чуть. Скажу, что давать трудно, потому что это еще и ответственность. А сейчас мало кто хочет брать на себя ответственность. Страшно, потому что люди любят, когда за них решают их мудрые правители. А если нет этих мудрых правителей, что тогда?
— И последний очень важный вопрос. Вы много лет живете со своей любимой супругой Татьяной. Все вокруг говорят, что тема долгих браков себя исчерпала, а Армен Джигарханян на своем примере доказывает обратное. В чем секрет супружеского долголетия?
— Опять трудный вопрос, и опять у меня на него нет ответа. Вот я, например, очень люблю врачей. У меня есть свои постоянные врачи, они за мной смотрят, подсказывают мне, как себя вести, чтобы хорошо чувствовать, знают, какой выписать мне рецепт. Я по многу лет знаком с этими людьми, привязываюсь к ним, привыкаю к ним, как можно с ними расстаться? То же самое супруги. Как можно разорвать привязанность, которая длится долгие годы? Вот так вот просто взять и расстаться с человеком, когда его любишь. Но если нет любви, ничего не поможет. Видите, вернулись к разговору о любви. Без нее никак...
- ...про вдохновение очень любят все говорить, и никто не говорит про мастерство. Уже давно интересно увидеть... ну, Мастера. Мне не надо "вдохновение", надо вкалывать, чтобы оно пришло. Оно же само не ходит на ногах, оно же как-то так... Прилетает.
- ...я к деньгам отношусь... Как Миронов в "Берегись автомобиля": "Деньги, товарищи, пока еще никто не отменял". Но относиться к ним нужно соответственно. Это мерзость. - Оп-па! - И относиться к этому нужно, как к гадости. Которая приходит в наш мир и ломает людей, ломает человеческие отношения. А что, нет?
- Публичная профессия не означает публичной жизни. Да не пытаюсь я скрываться! "Меньшиков тайно женился!" Тайно от кого? От газеты "Комсомольская правда"? Ну, от нее, может быть, и тайно, конечно, да. Но все мои родственники, все друзья были в курсе.
- Скажи, кто выносит мусор по вечерам из квартиры по вечерам, ты или супруга? Скажи - так мы узнаем, кто в доме хозяин. Меньшиков: - Мусор выносит домработница. - Так я и знал!
Отправлено: 10.11.13 01:05. Заголовок: Екатерина (Chita) пи..
Екатерина (Chita) пишет:
цитата:
ТВЦ. Временно доступен. Олег Меньшиков
Екатерина, спасибо за передачу, послушала сегодня с удовольствием! Загадочный человек этот Олег Евгеньевич , вроде и рассказывает все откровенно, а все равно многое оставляет в тайне.
Екатерина, спасибо за передачу, послушала сегодня с удовольствием! Загадочный человек этот Олег Евгеньевич , вроде и рассказывает все откровенно, а все равно многое оставляет в тайне.
И правильно делает. А то некоторые говорят мнооого, но лучше молчали...
Спасибо за Крючкову! Распечатала, но все никак не доберусь.
А. ВЕНЕДИКТОВ: С детства мы помним эту музыку, этот фильм Бернара Бордери «Три мушкетера» 1961 года, который, когда даже еще кассу не считали, собрал в Советском Союзе огромную кассу. Сергей Жигунов, продюсер и режиссер фильма «Три мушкетера», который выходит буквально на этой неделе на наши экраны. Ты помнишь этот фильм?
С. ЖИГУНОВ: Конечно, я помню этот фильм. И музыку помню. Чудесная музыка. У нас есть тема, похожая на нее.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Мы ее еще услышим. Твоя экранизация, если это можно назвать экранизацией, из того, что у меня есть, 18-я. У меня есть 17 экранизаций больших, включая французские сериалы, бразильские. Она 18-я. С чем ты хотел бороться, прежде чем ты приступил к этому замыслу?
С. ЖИГУНОВ: Со сном. С отсутствием денег, для того чтобы делать эту картину. И с ощущением окружающих, что нам никогда не переплюнуть фильм Хилькевича.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Именно Хилькевича.
С. ЖИГУНОВ: Основная масса тех, кого я уговаривал это делать, с удивлением на меня смотрели и говорили: «А зачем? У нас же уже есть».
А. ВЕНЕДИКТОВ: Почему ты решился? Это детское воспоминание. У каждого свои «Три мушкетера».
С. ЖИГУНОВ: Это очень хорошая история. Чудная платформа, дающая возможность поговорить.
А. ВЕНЕДИКТОВ: О?
С. ЖИГУНОВ: О непростых вещах через очень простую форму. Поговорить о том, что такое молодость.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Это только седые люди могут делать.
С. ЖИГУНОВ: Я уже седой человек.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Я поэтому и говорю.
С. ЖИГУНОВ: Что такое молодость, что такое дружба, как делать карьеру, что за это придется отдать.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Цена.
С. ЖИГУНОВ: Поговорить о том, что за всё надо платить в этой жизни.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Когда ты был маленьким мальчиком, ты кем из них себя воображал?
С. ЖИГУНОВ: Что за вопрос ты сейчас задаешь?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Мне интересно. Я могу ответить за себя. Сначала был Атосом в классе 5-м.
С. ЖИГУНОВ: Ты не так развивался, как все нормальные люди.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Классе в 10-м я стал Арамисом. А сейчас я склоняюсь к Рошфору.
С. ЖИГУНОВ: Поэтому ты сидишь в этой темной комнате всю свою жизнь.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Да.
С. ЖИГУНОВ: Когда все нормальные люди в поле выращивают огурцы…
А. ВЕНЕДИКТОВ: Т.е. д'Артаньяны. Подождем, пока я стану Ришелье, когда я доживу до того, чтобы стать Ришелье. Это я про себя. А что про тебя?
С. ЖИГУНОВ: Я был тонкий, звонкий, я хотел быть д'Артаньяном. Я мог убить любого, кто бы сказал, что я им не могу быть. Особенно мне не нравились те, кто хотят быть д'Артаньянами. Это были все. Если бы я знал, что есть кто-то, кто хочет быть Атосом, ты был бы моим лучшим другом.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Так случилось. А как ты сейчас, сделав эту картину, смотришь на д'Артаньяна? Что такое д'Артаньян для тебя сейчас и в твоей картине тоже?
С. ЖИГУНОВ: Д'Артаньян – провинциальный парень, который хочет всё сразу и многое для этого имеет. В нем существует жизненная сила, как в людях из провинции. Всегда есть этот приехавший из провинции в столицу, где все уже заснули, подгнили, завяли, достигли, уже ничего не хотят, расслабились. Это уже дети тех, которые тоже приехали. А дети никогда ничего не хотят, потому что родители отхотели за них всё. Конечно, с ними легко и как нож в масло. И будучи при этом недостаточно образованным, недостаточно понимающим даже, что такое жизнь в ее более сложных проявлениях. В скоплениях большого количества людей жизнь выглядит иначе, чем в чистом поле. И человек приехавший, быстро-быстро набирающий, очень спортивный, ловкий, несомненно одаренный, с живым умом. Или просто везучий.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Везунчик. Меня в свое время реально интересовал этот роман Дюма, я прочитал массу исследований, касающихся этого романа. Там очень многие исследователи французы считают, что Дюма просто взял полноценного человека, настоящего, себя – и разложил на 4 плоских характера. Атос – это благородство, Портос – это сила, Арамис – это хитрость, д'Артаньян – это везение. А если их сложить, это один человек. Это не так?
С. ЖИГУНОВ: Я думаю, это слишком много для одного человека. Арамис – это изящество все-таки. Арамис не хитрый, Арамис изящный должен быть. Нет, это не так, это другое. Это все-таки столкновение города и деревни.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Ничего. Т.е. это фильм в том числе о столкновении города и деревни.
С. ЖИГУНОВ: Конечно.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Так что, д'Артаньян негодяй, без чувства справедливости, бессовестный, карьерист?..
С. ЖИГУНОВ: Нет. Он нищий.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Но они все тоже не богачи.
С. ЖИГУНОВ: Они не богачи. Но обрати внимание, мы знаем по фамилиям всех: Жюссака, Бернажу, все гвардейцы кардинала, которые мелькают в эпизодах, у них есть имена. У этих троих имен нет.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Это прозвища.
С. ЖИГУНОВ: Почему?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Они скрывают свое происхождение.
С. ЖИГУНОВ: Они что-то скрывают. Я думаю, что в первую очередь происхождение. Эти люди не должны служить солдатами в армии.
А. ВЕНЕДИКТОВ: А мушкетеры – это всё равно солдаты. Хоть и гвардейцы, но солдаты.
С. ЖИГУНОВ: Их было сто человек всего мушкетеров. Гвардейцев кардинала было 50. Ощущение, что это была целая армия, Второй Белорусский фронт. Нет, это было сто человек. И нельзя было стать 101-м, потому что кто-то должен был или уйти, или погибнуть. Я сделал это в картине, когда д'Артаньяна приняли, по просьбе королевы он стал 101-м, и там скандал по этому поводу, и все это обсуждают: не может быть 101-го мушкетера. Сто! Это очень мало. Это как футболисты. Это как гладиаторы, если хочешь. Потому что они всё время дерутся, и это очень нравится и одному, и другому владельцу команды. Футбол такой немножко. Вышли, набили морды – есть о чем поговорить с утра.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Вот он бедный провинциал. Они столичные штучки, которые уже служат давно, с каким-то прошлым.
С. ЖИГУНОВ: А у него прошлого нет. У него только будущее. Это встречное движение. Это три человека с прошлым и один человек с будущим.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Интересно. Почему он сразу становится командиром? Не лейтенантом, а командиром.
С. ЖИГУНОВ: Это очень литературный подход к ситуации. На площадке этого сделать невозможно. Играя ногами, говоря ртом, этого сделать нельзя. Они к нему отнеслись так, что они его стали поддерживать. Я не верю, что такой молодой человек мог стать командиром людей, у которых есть прошлое. Они его старше.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Не намного, но старше.
С. ЖИГУНОВ: Этого достаточно. 10 лет разницы – это большая разница. Это другое поколение. Они его приняли как сына или почти как сына, как младшего брата. Это очень важно. Поэтому я всегда очень переживал, когда возрастные артисты играли. Они все одного возраста. Эта структура рушится. И я не понимаю, что происходит дальше – почему они ему помогают?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Сейчас мы сразу сделаем такую загогулину к фильму. Вопрос связан с предыдущим. Почему ты выбрал именно этих актеров на эти роли? Только связывай это с тем, что ты сказал. Не самые знаменитые, не самые известные, не самые-самые.
С. ЖИГУНОВ: Они достаточно известно и достаточно знаменитые. Есть первая десятка. Это, во-первых, люди сильно старше для картины «Три мушкетера», они могут играть только совсем другие роли, это за 40 все наши самые известные артисты.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Поколение ушло – там разрыв образовался.
С. ЖИГУНОВ: Назови мне 30-летнюю звезду.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Не знаю.
С. ЖИГУНОВ: У нас Безруков и то подбирается к 40. Хабенский, Пореченков, Машков, Миронов, прости меня, это полтинник уже. Это вот та дыра, которая была в прокате, в производстве в 90-е годы, в страшное безвременье, которая дает о себе знать сейчас. Вот эта волна, они и есть. Павлик Баршак - Арамис.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Почему он Арамис? Шо он не Атос?
С. ЖИГУНОВ: Он мне сказал, что хотел играть Атоса на премьере уже. Я очень удивился. Он очень изящный, во-первых. Во-вторых, всегда с Арамисом есть определенные проблемы: слишком изящный мужчина вызывает абсолютно другую реакцию. Павлик очень хорошо играет отрицательные роли. Есть такой сериал «Игра», который долго не выпускали на экраны, потому что Павлик играет человека, который объявил войну ФСБ и перестрелял человек 40 ФСБшников.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Из-за этого не выпускали.
С. ЖИГУНОВ: Там есть сцена, когда он из пулемета расстреливает в санатории свадьбу ФСБ, просто кладет. И с ним ничего не могут сделать, потому что никто не ожидал. Играл он этого маньяка удивительно достоверно.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Уж кто-кто, но Арамис не маньяк.
С. ЖИГУНОВ: Дело не в этом. С отрицательным обаянием и с агрессией. Павлик красавец. Я слышу, что говорят женщины по поводу увиденного на экране, что он агрессивен и очень быстро выхватывает. Вообще, я сделал так, что Павлик в картине убил больше всех. Тихий Арамис, который в каждой драке незаметно зарезал одного-двух. Все остальные кому-то зубы выбили, еще что-то. А Павлик всё время кого-то заколол. При всем его изяществе у него всё время труп лежит у ног. Конечно, он такой опасный в этом смысле Арамис.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Изящный и опасный. Гадюка короче. Кусает насмерть.
С. ЖИГУНОВ: Он сразу убивает всех. Поэтому он очень хорош для этой роли. Юра Чурсин, который играет Атоса, играл у меня Лермонтова несколько лет назад.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Совсем трагическая фигура.
С. ЖИГУНОВ: Да. И играл так здорово… Потом за Юрой есть работы. Вообще, Юра вырастает в артиста, который при наличии материала в ближайшие годы займет первое место или попадет в первую тройку.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Запомним это имя – Юрий Чурсин.
С. ЖИГУНОВ: В нем есть всё. Он фантастически работоспособен и невероятно талантлив. Он превращается в другого человека. Это редкость.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Атос – это всегда ходульная добродетель, если исключить его прошлое. Но пьет.
С. ЖИГУНОВ: Простите, но как же можно исключить прошлое, если человек пьет, называется другим именем, а при этом вдруг он стал добродетелен? Ни фига он не добродетелен, он очень опасен. Он еще один опасный человек. Но он опасен по-другому. Есть некоторые сцены, не попавшие в кинофильм.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Вот об этом можно сказать, чтобы мы понимали, как ты видел Атоса.
С. ЖИГУНОВ: Атос перед дуэлью несколько раз достает шпагу и говорит «Да здравствует смерть». Когда Арамис говорит «Мы имеем честь атаковать вас», Портос говорит «Теперь не скучно, те то что с утра», д'Артаньян говорит «Да здравствует любовь», а Атос говорит «Да здравствует смерть».
А. ВЕНЕДИКТОВ: Т.е. он опасен.
С. ЖИГУНОВ: Он человек, который не бережет себя совсем.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Нечего терять.
С. ЖИГУНОВ: Он берсерк. Он даже дерется так. В картине он всё время кричит, в отличие от всех остальных. Павлик дерется очень изящно, а Атос очевидно в хорошем смысле теряет голову. Он не теряет чувство боя, дистанции, контроля, но его остановить невозможно. Он если начинает – Юрка очень здорово это делал, - он звереет, у него падает шторка, его остановить уже невозможно
А. ВЕНЕДИКТОВ: Т.е. ты придумал такого Атоса и под него нашел Чурсина.
С. ЖИГУНОВ: Наверное, да.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Я упрощаю.
С. ЖИГУНОВ: Он наливается, он кричит. Раненый, не раненый – его нельзя остановить. Он мертвый будет ползти и кого-то догрызать. При этом, когда он останавливается, он молчит, он становится спокойным, благородным.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Ходульным.
С. ЖИГУНОВ: Благодаря тому, что есть такие качества, ходульным быть перестает. Уже видно, что он может. Поэтому драки в картине появляются очень быстро. Он может кинуться на троих, на четверых – ему всё равно.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Я обратил на это внимание. Я посмотрел картину. Там, действительно, они вспыхивают в драке. Не долгое раскланивание, а сразу шпаги из ножен и понеслась.
С. ЖИГУНОВ: А лучше бутылкой по голове. Они ведут себя как положено вести человеку почти с улицы. Портос.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Макаров.
С. ЖИГУНОВ: Портос, наверное, человек не опасный. Слишком много опасных – это слишком. Но такой сильный и довольно простой, что тоже может ударить раньше остальных, не правильно поняв что-нибудь.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Но сила там не очень показана, сила, которая превышает остальных.
С. ЖИГУНОВ: Но мост-то он ломает.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Да, там сцена моста.
С. ЖИГУНОВ: Он просто выше на голову, он физически сильнее. Он не всё понимает, над ним всё время подтрунивает Арамис. Это пара. Это две пары. Всё равно не бывает дружбы, когда дружат четверо. Они дружат Атос - д'Артаньян и Арамис – Портос, хотя они все вместе друзья. И изящный, хорошо образованный Арамис, естественно, дружит с неизящным, простоватым, тянущимся активно к гламуру, как мы понимаем – шитье, одежда, - Портосу, который рассказывает, что герцогиня у него. Пара, когда один спит с герцогиней и говорит, что она белошвейка, второй спит с прокуроршей и говорит, что она герцогиня, это та самая пара. Там есть напряжение, они плюс и минус.
А. ВЕНЕДИКТОВ: И очень коротко, почему ты нашел такого д'Артаньяна.
С. ЖИГУНОВ: Потому что мне повезло.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Что такое повезло?
С. ЖИГУНОВ: Потому что зашел абсолютно наивный человек. Во-первых, мой кастинг-директор прислал фотографию. Чернявый мальчишка ослепительно улыбался, у него изо рта торчала соломинка, зажатая между зубов. Я говорю – давайте его сюда. Он пришел. Тонкий такой, в странный штанах, в какой-то майке. Долго меня слушал. Страшно заикался. Страшно просто. Я долго выяснял, как могло произойти, что он заканчивает Школу-студию МХАТ, как его взял Кирилл Серебренников. Он очень искренне отвечал на мои вопросы. К концу беседу вдруг в нем что-то вспыхнуло и он сказал: «Слушайте, а вы ведь артист, да?» А я позвал редактора студийного, чтобы она посидела и женским глазом оценила степень его привлекательности. Она просто ушла под стул. Нырнула - и оттуда стало доноситься какое-то кудахтанье. Он убил меня наповал. Он сказал, что он не любит фехтовать, не любит ездить на лошади, не очень понимает это всё. «А вы, да?» И я понял, что вот он, этот человек. Теперь у него нельзя отобрать шпагу, его нельзя отогнать от лошади, и он знает, что я артист.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Сергей Жигунов.
НОВОСТИ
А. ВЕНЕДИКТОВ: Мы продолжаем эфир. Несколько удивительных людей, я пока по мужским ролям иду. Это, конечно, кардинал, который был ненамного старше этих мушкетеров, ему, по-моему, 40 в этот момент должно быть или 35 вообще. Лановой 80-летний. Почему?
С. ЖИГУНОВ: Потому что я не хотел никаких подозрений на любовной линии, связанных с Ришелье.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Почему?
С. ЖИГУНОВ: Потому что я хотел государственника.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Чистого такого, прозрачного.
С. ЖИГУНОВ: Нет, не прозрачного. Находящегося в таком возрасте, когда если человек живет в страстях, то это страсти другие. Потому что политика – это такая же отрава, как вино и любовь.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Да, это он говорит Бекингему в карете, я помню.
С. ЖИГУНОВ: Да. Этой сцены нет у Дюма. Это такая же отрава. И я знаю людей, и ты знаешь людей, отравленных политикой. Мы знаем, какая это страсть. Но об этом никто никогда не говорит и никто никогда не думает. Я не хотел, чтобы были подозрения, что его мотивом является что-то еще. Нет. Его мотив – власть. И цель, которую он поставил. Он что-то строит, мы не понимаем что.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Король ему говорит – ваша Франция. Кстати, король – Филипп Янковский. Там, наверное, пришлось бороться с образом Олега Павловича Табакова.
С. ЖИГУНОВ: Нисколько не пришлось бороться с образом Олега Павловича Табакова.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Я понимаю, что Филипп не повторяет его.
Отправлено: 10.11.13 02:42. Заголовок: С. ЖИГУНОВ: Во-первы..
С. ЖИГУНОВ: Во-первых, сцены, которые мы с Андреем Житковым написали для короля, были совершенно другие. Ты, как человек, который комментирует политические события, увидел, что то, что происходит в политической части, это очень похоже на правду.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Да.
С. ЖИГУНОВ: Цинизм, жестокость, бесчеловечность, потеря человеческого начала как такового, присущая большой политике, есть в картине. И они играют про другое. Поэтому пересечений с Олегом Павловичем при всем желании не может быть никаких. Есть только один человеческий мотив – ревность. Причем эта ревность, не вызванная любовью, а ревность, вызванная либо оскорбленным самолюбием, либо скукой, от этого еще более отвратительная, чем всё остальное.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Ревность, вызванная скукой, - давайте это запомним.
С. ЖИГУНОВ: Конечно, ему было что играть. И он сыграл абсолютно разложившегося династийно человека. Абсолютная власть из рода в род, от отца к сыну, во что она превращает человека? Это не люди уже. Вот они не люди.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Давай про девчонок.
С. ЖИГУНОВ: Давай.
А. ВЕНЕДИКТОВ: В фильме 10 серий. Три любовные пары: королева - Бекингем, д'Артаньян - Бонасье и Атос - Миледи. Жигунов, рассказываю вам всем жалуясь, в фильме разрушает эти пары, убивая по одному человеку в каждой паре: двух женщин и одного мужчину. В результате все несчастны.
С. ЖИГУНОВ: А что я-то? Дюма написал.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Причем зверски убивают.
С. ЖИГУНОВ: Убийство в любом случае зверство. Я в самом начале обещал, что будет Дюма. Дюма это написал.
А. ВЕНЕДИКТОВ: И оставил всех несчастными.
С. ЖИГУНОВ: Конечно, надо было бы оставить в живых Констанцию.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Была у меня идея, что ты оставишь в живых Констанцию. Все намекали: будет неожиданная концовка фильма.
С. ЖИГУНОВ: Мне бы вырвали ноги просто.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Уши тебе бы оторвали.
С. ЖИГУНОВ: Уши ладно. Мне бы вырвали ноги. Счастливый д'Артаньян – никому это не нужно.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Но она могла уйти к кому-нибудь.
С. ЖИГУНОВ: Еще хуже. От такого, как д'Артаньян, уйти нельзя.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Ну ладно.
С. ЖИГУНОВ: Бывает. Но нельзя. Не в нашем фильме.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Ты просто всех сделал несчастными. И даже Атос несчастен. В романе Атос не несчастен, когда казнят Миледи, он со всеми. А здесь он не со всеми. Не буду раскрывать, но он несчастен.
С. ЖИГУНОВ: Я хотел ярче. Экранизация должна отличаться от книги. Я хотел ярче. Ты же не можешь обвинить меня в том, что персонажи стали не такими, как у Дюма?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Нет, я не обвиняю в этом.
С. ЖИГУНОВ: Но они стали ярче, согласись. Эмоции стали ярче.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Да.
С. ЖИГУНОВ: Ты сопереживаешь им больше, чем когда ты читаешь. Они все были немножко спокойнее.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Я сидел в окружении барышень. Когда королева узнает о смерти Бекингема и начинает выть, как баба деревенская, вокруг меня раздалось сопереживание…
С. ЖИГУНОВ: Всхлипывание.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Почти всхлипывание.
С. ЖИГУНОВ: Плачут. На самом деле плачут. Фокус-группы плакали.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Серьезно?
С. ЖИГУНОВ: Конечно. Некоторые плачут так, что не совсем прилично. Камера же стоит в зале, снимает. Потом мы смотрели всё это. Женщины плачут.
А. ВЕНЕДИКТОВ: А когда Миледи казнят?
С. ЖИГУНОВ: Тоже плачут. Плачут разные возрастные аудитории. Это интересно.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Расскажи. Это же действительно интересно.
С. ЖИГУНОВ: Я сделал любовные пары разного возраста. И зрители, выбирая себе одну из пар, начинают за ней следить. Никто не плачет трижды. Плачут либо с д'Артаньян, либо плачут с Атосом, либо плачут с королевой и Бекингемом. Они выбирают себе сцену. И дальше у нас стоит возраст – и напротив возраста стоит сцена. И совершенно четкое соответствие. Кем ты был сейчас на экране? Когда ты садишься в зал, ты с кем-то.
А. ВЕНЕДИКТОВ: А кем ты был на экране?
С. ЖИГУНОВ: Я был режиссером.
А. ВЕНЕДИКТОВ: На экране.
С. ЖИГУНОВ: Я был всем, потому что я делал историю. Это была прелестная работа, потому что я делал историю. Знаешь, как реагируют женщины, которым за 35?.. Королева выпускает из будуара Бекингема, который хватал ее за руки и клялся в любви, и следом заходит король, который говорит ей: «Вы слишком мало говорите мне о вашей любви». «Только этим и занята», - отвечает она ему, не моргнув глазом. Как реагируют женщины в зале?.. Эта реакция мне, как мужчине, очень не нравится.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Мне тоже не нравится.
С. ЖИГУНОВ: Потому что они воспринимают это не как шутку. Не надо было мужикам это показывать. Это то, чего им о нас знать не надо.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Вот эти истории, мы не будем пересказывать, но в сериале возникают еще пары, которые есть в романе: Портос – госпожа Кокнар, Арамис – госпожа де Шеврез. Так что у тебя получилось в результате с романом? Ты просто перенес акценты в результате всего?
С. ЖИГУНОВ: Я довел линии до логического завершения. Я ничего не бросил.
А. ВЕНЕДИКТОВ: То есть?
С. ЖИГУНОВ: Дюма оставил королеву где-то в первой четверти книги. Мы не видим короля больше никогда. Мы где-то за кадром знаем, что погиб Бекингем. А вообще, вся эта история произошла из-за того, что королева, влюбившись в Бекингема, подарила ему подвески, и всё это закрутилось. Потому что дальше всё разделилось на тех, кто пытался помочь королеве и Бекингему, кто был за любовь, и на тех, кто был против любви.
А. ВЕНЕДИКТОВ: За порядок.
С. ЖИГУНОВ: Нет, это было против любви, дело не в порядке. Любовь королевы к Бекингему – это личное дело каждого. Она не разрушала государственного строя таким образом. Это просто пытались использовать для каких-то внешнеполитических целей. Там действительно были проблемы. Королева, очевидно, интриговала против Франции… Но дело не этом.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Королева – это Маша Миронова. Ты доволен?
С. ЖИГУНОВ: Очень.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Опять все будут сравнивать с Фрейндлих.
С. ЖИГУНОВ: Ради бога. Маша потрясающая артистка, удивительно тонкая. Что-то в ней такое происходит, какие-то такие нюансы. Она, Филипп и Костя Лавроненко, который играет Бекингема такую сыграли тройку блестяще, на замечательном уровне.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Причем ты не сводишь короля и Бекингема, ты не сделал им встречу.
С. ЖИГУНОВ: Это слишком.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Он посол, министр двора, могли и встретиться.
С. ЖИГУНОВ: Нет. Он не посол, он был фактически первый министр. Он не мог послом приехать.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Кардинал-то встретился с ним в карете.
С. ЖИГУНОВ: Это были сепаратные переговоры. Лановой второй раз в своей жизни играл сепаратные переговоры.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Очень интересная сцена. Сколько она длится? Минуту 30, минуту 20.
С. ЖИГУНОВ: Про политику.
А. ВЕНЕДИКТОВ: И про политику, и про любовь. Кардинал ему говорит: «Так политики не поступают».
С. ЖИГУНОВ: «Так политики не делают». Это, конечно, столкновение двух крупнейших фигур. Нет этого в книге, но страшно интересно было посмотреть, как бы они поговорили. И Костя Лавроненко, как и Лановой, колоссальная личность. Он сам по себе такая глыба, стоящая отдельно. Это очень видно на экране. Он может быть премьер-министром, играть по крайней мере его. И Лановой может Ришелье играть, потому что за плечами карьера, возраст, роли, слава. А у Кости что-то совсем другое, какая-то заграничность, которой нет в наших артистах, и тоже определенные страдания, потому что Костя очень страдает от отсутствия материала. То, что он должен играть, ему наш кинематограф предложить не может. А в иностранном он не очень хочет, он не любит это всё, хотя его сильно зовут. И у него тоже не всё спокойно. Поэтому они, конечно, хороши парой.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Возвращаясь к линиям любовным, семейным. Я так понимаю, что в сериале эта тема будет развита больше, сильнее. Почему?
С. ЖИГУНОВ: Сериал – это вообще другой жанр. Я очень люблю сериалы. Кино, то кино, которое сейчас в нашей стране существует, это кино для молодежи. Тот фильм, который мы сделали, это абсолютно молодежная картина.
А. ВЕНЕДИКТОВ: 18-24 ты говорил?
С. ЖИГУНОВ: 14-24. Это молодежная картина, быстрая, ловкая, летящая, иногда не вдающаяся в детали, потому что они им не нужны, они живут другой жизнь.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Клип такой.
С. ЖИГУНОВ: Нет, это не клип. Клип – это бессмысленное мелькание картинок. Здесь нет бессмысленного мелькания, здесь всё осмысленно, просто очень быстро. Люди, которые в смс не ставят запятых и не делают заглавную букву, они хватают суть. Им нюансы иногда не нужны. Они по-другому видят. Они снимают эмоциональный слепок с общего. Мы лезем в детали, а их устраивает быстрое движение. Поэтому мы сделали фильм для них. Сериал совсем другой. Если картину монтировали иностранные монтажеры, которые как раз очень хорошо владеют этой гранью между клипом и медленным отечественным кино, то сериал делала Рита Смирнова, которая делала «Ликвидацию», «Бригаду», «Жизнь и судьба». И они не видели, что каждый делал. Я ходил между монтажными и иногда говорил: давайте отсюда возьмем, туда переставим. И им просто переносили, если я понимал, что надо, чтобы они взглянули. Это два разных произведения. Они разные по смыслу. Они даже о разном.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Я хочу перейти к дракам. Я читал и твои интервью, и смотрел. Человек, который ставил драки… Там 17 драк, это в фильме, не в сериале, 17 быстротекущих, но очень изящных драк.
С. ЖИГУНОВ: Мишель Карльез.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Кто это?
С. ЖИГУНОВ: Мишель Карльез, сын… Я не знаю, как зовут папу.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Карльез, наверное.
С. ЖИГУНОВ: Несомненно, Карльез, просто как его имя. Папа еще жив, и Мишель сейчас приехал, передавал нам всем привет от папы. Папа сделал все фильмы с Жаном Маре. На папе мы росли. Всё, что мы рассказываем, это папа Мишеля. Честно говоря, когда я начинал переговоры, у меня было ощущение, что я веду переговоры с папой. Я был очень удивлен, когда приехал не такой возрастной человек, как я ожидал. Потом оказалось, что Мишель давно принял эстафетную палочку, и всё, что смотрят наши дети, это всё сделал уже Мишель. Папа сделал всё с Жаном Маре, всё с Делоном, «Черный тюльпан» и прочее – это всё папа. Мишель делал «Фанфан-тюльпан» Бессона, Мишель делал «К бою», «Ватель», «Сирано», т.е. французское кино последние лет 15-20 – это всё Мишель. Мишель династийный грандиозный постановщик фехтовальных трюков, который не очень любит, когда это так называется. Он говорит, что это хореография, он всё время это подчеркивает. И когда ты смотришь, что получилось, сказать, что Мишель неправ, нельзя. Надо только правильно музыку подобрать.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Это точно. А как ребята учились этому?
С. ЖИГУНОВ: Он приехал с двумя ассистентами.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Потому что ты говорил, что д'Артаньян лыка не вяжет… В фехтовании я имею в виду.
С. ЖИГУНОВ: Он, бедный, посмотрел на это, ему стало плохо. Он взялся за голову. Дальше он привез двух ассистентов и с утра до вечера на «Мосфильме» в тренировочном зале. Плюс на территории России работала каскадерская группа, которой нет, фехтовальщиков уже нет. Я возил Мишеля в институт физкультуры, ему показывали чуть ли не чемпионов Европы, собрали всех. Он в ужасе посмотрел на это всё. Я говорю: «Ну чем тебя эти не устраивают? Это лучшие шпаги, они ваших бьют через две дорожки». Он говорит: «Они не эмоциональные, это невозможно. Собери мне артистов». И Игорь Новоселов, который делал конные трюки, с которого я просто содрал шкуру уже, откуда-то из Ярославля привез мне каких-то ребят, которые были актеры, не спортсмены. И вот он их тренировал тоже. Он готовил одновременно каскадерскую группу, дублеров готовил сразу каждому из них и тренировал мальчишек. Дальше эти тренировки не прекратились ни на одну секунду. Каждый день Мишель стоял в такой желтой куртке и здоровых ботинках, а он хромой чуть-чуть, красивый хромой парень – по-моему, сильно пострадали женщины в съемочной группе…
А. ВЕНЕДИКТОВ: Это твои трудности.
С. ЖИГУНОВ: Это их трудности. Я только рад. Он стоял надо мной всё время. И как только говорили «стоп, снято», он тут же поворачивался и говорил: «Этот артист сейчас свободен?» Я говорил: «Да». Тут же его хватали Вильям с Бастином за шкирку, оттаскивали за дуб куда-то и начинали его, как тузика, гонять. Потому что, действительно, огромное количество боев, и они не короткие, они все двухминутные. Это колоссальная физическая нагрузка. Они все абсолютно разные. У нас в картине нет этого боя, но в сериале есть, там, по-моему, человек 60 дерется, в конце есть такая грандиозная сцена, с конницей даже. Месяцев пять в результате он не уходил со съемочной площадки.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Он пахал.
С. ЖИГУНОВ: Он пахал так, что вы себе представить не можете. И они пахали вместе с ним. Макаров пытался какое-то время… Он такой, Макаров.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Он такой Портос.
С. ЖИГУНОВ: Вообще, характер у Макарова. Он парень хороший, но у него репутация человека с характером. Лешка какое-то время пытался не то что отлынивать… Мишель, как сталь, как струна, напряженный, с острым глазом, сказал мне в какой-то момент: «Есть два артиста, которых я так люблю». – «Кто они?» - «Макаров и Депардье». Депардье еще не был русским тогда. Теперь их собрали в одной стране. Мишель по этому поводу очень радовался. Оба, говорит, любят фехтование примерно одинаково. Лучшее наказание было, если что-то они делали не так, не знали текст или еще что-то…
А. ВЕНЕДИКТОВ: Обычно приседания.
С. ЖИГУНОВ: Давайте дублера пустим? Леш, посиди, не надо. И дальше не то что отобрали любимое… Это трагедия такая.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Т.е. выпустить дублера – это трагедия. Т.е. лишиться крупного плана.
С. ЖИГУНОВ: Нет, крупный план снимут всё равно. Когда я понял, что у меня это есть, я пользовался этим совершенно бессовестно. «На лошадях сейчас? Дублеров». – «Как дублеров?» И дальше они ходили и думали, что же они сделали не так.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Где провинились.
С. ЖИГУНОВ: Да.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Скажи мне про девушку, у которой очень сложная, длинная фамилия. Мы всегда ошибаемся в ударении – ВилкОва или ВИлкова.
С. ЖИГУНОВ: Еще Агата Муцениеце есть у нас.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Не надо таких слов говорить в эфире
С. ЖИГУНОВ: По-моему, ВИлкова. И пусть она не выпендривается.
А. ВЕНЕДИКТОВ: По-моему, она переиграла Миронову, если можно так сказать, что они переиграли кого-то. Она ярче.
С. ЖИГУНОВ: Послушайте, у нее материал богаче. Миронова играет королеву, а Вилкова играет уголовницу, которая выдает себя за даму света. Материал настолько благодатнее, что я отказываюсь их сравнивать. Она грандиозна. Катя Вилкова, она вообще инопланетянка. Что это за лицо и что это за глаза, я понять не могу. Мы с оператором несколько месяцев… Понятно, что Катю все знали до этого, и она снималась у меня «Однажды в Ростове», финку играла, причем очень легко, потому что светлые волосы.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Узкие скулы.
С. ЖИГУНОВ: Наоборот, у нее довольно широкое лицо.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Серьезно?
С. ЖИГУНОВ: Она превращается во что угодно. В это нельзя поверить.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Давайте запомним Екатерину Вилкову.
С. ЖИГУНОВ: А что ее запоминать? Она очень популярная актриса среди молодежи, она много играет в прокатных картинах, «Черная молния» и всё остальное. Кати много и очень убедительно. В ней что-то такое есть… У меня ощущение, что она женщина, которая реально может сводить мужчин с ума.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Миледи – ходульный черный персонаж. В романе в ней ничего хорошего. В начале фильма, где она всё время говорит «Сдохнешь. Ты сдохнешь». Ничего хорошего нет. Чего тут играть? Играет ведьму, стерву – и пусть играет.
С. ЖИГУНОВ: Поэтому я добавил ей.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Красок.
С. ЖИГУНОВ: Не то что красок. Я добавил ей возможности быть еще другой. Дело в том, что мы видим в картине, как ее знакомят с Атосом, видим, что был человек, который толкнул ее под копыта этой лошади, что она не сама. Она из банды, она уголовница. Я сделал так, что он ее не просто встретил…
А. ВЕНЕДИКТОВ: В сериале будет подробнее.
С. ЖИГУНОВ: Будет чуть шире, да. Их познакомили. И мы понимаем, что она в силу каких-то обстоятельств, в которые я не вдаюсь, мне не интересно, но мы отчетливо видим этого человека несколько раз, и это он там с ней на сеновале. Я очень хотел сделать так, что Атос, когда идет, он просто слышит, что она кричит, возможно, от удовольствия, а мы как зрители видим, что ее насилуют. Но он этого не понимает. И вот эта степень ее виновности и невиновности по отношению к Атосу дает им возможность находиться в очень странных взаимоотношениях дальше. Потому что когда они оба оказываются живыми и встречаются, вот это нечто произошедшее, что-то вроде уголовной непонятки, поскольку она в этом ряду существует… Да, она выдавала себя за другую. Атос, положительный герой, самый благородный в картине, благороднее короля по нашим ощущениям, убил женщину за то, что у нее было клеймо воровки, не проститутки, а воровки, а она его обманула… И какая же это была любовь? Что же это была за любовь, когда мужчина убил женщину?..
А. ВЕНЕДИКТОВ: Женщину и жену, кстати.
С. ЖИГУНОВ: Потому что она не сказала ему, что она была воровкой. С точки зрения современного человека, какая ему разница, кем она была, если он ее любит? Но другое дело, если он застал ее с другим, причем бурно. И состояние аффекта, в которое, мы знаем, Атос впадает у нас в драках, оправдывает его. И потом это его давит. Я сделал эту штуку, чтобы, во-первых, спасти репутацию Атоса, во-вторых, клеймо просто добавило к этому всему - благородство Атоса было оскорблено еще этим. Он знал, что из народа берет девушку, он думал, она герцогиня, что ли? Он же ее взял с улицы.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Да, туповат, это правда.
С. ЖИГУНОВ: Дело не в этом. Мы всё это выровняли. Конечно, Миледи, которая рвется, мы понимаем, она пытается через брак с лордом Винтером, которого она отравила, через брак с Атосом, видимо, пытается найти билет в социальный лифт.
А. ВЕНЕДИКТОВ: Помнишь, когда она подслушивает кардинала, говорит: «Со мной так нельзя». Построила социальный лифт. Попала к ним в ту же банду. Из банды в банду.
С. ЖИГУНОВ: Она рвется туда, куда ее не возьмут. Но она девушка из народа, она этого не знает. Ей кажется, что возьмут. Единственный момент, когда ее могли взять, это был тихий Атос, живший в провинции и любивший ее. А она думала, что можно дальше. Но она не виновата, так получилось. При этом почему же надо отрицать возможность, что, выйдя замуж за любящего ее искреннего, молодого, красивого, благородного человека, который женился на простой девушке, нарушив определенные правила, почему надо отрицать возможность, что она может ответить ему взаимностью? Она должна любить того конюха, который был с ней до этого? Почему?
А. ВЕНЕДИКТОВ: Вот на вопросы «почему» будете отвечать уже вы, зрители, когда посмотрите фильм Сергея Жигунова «Три мушкетера». Спасибо большое, Сергей.
Женя, спасибо. Послушала с интересом. Если Жигунов так серьезно подошел к созданию фильма, есть надежда, что может получиться хорошо. Захотелось посмотреть фильм.
Отправлено: 11.11.13 19:01. Заголовок: Интересное интервью ..
Интересное интервью с Валерием Тодоровским в"Новой газете": Валерий ТОДОРОВСКИЙ: «Снимаю кино, которое сам люблю смотреть» Скоро на Первом канале — 12-серийный фильм «Оттепель» Валерия Тодоровского Лариса Малюкова
Миф шестидесятников упакован в бушующую страстями ретростилистику, но карнавальный винтаж расшит узнаваемыми подробностями. Тодоровский не ловец канувшего в Лету прошлого, в своем «кино про кино» он создает сколь реальное, столь и сновидческое пространство, обжитое яркими личностями — всплесками цвета в черно-белой картинке жизни. «Оттепель» — импульс памяти, фильм не столько про «полвека назад», сколько про отношение ко времени, которое «само обманываться радо», про «шрамы поперек сердца», про судьбы, продиктованные этическим выбором, про «мелочь, обжигающую пальцы», и, конечно же, про горечь личной потери…
— Знаю, что идеей долгоиграющего фильма вы заразились от американских сериалов, к которым имеют отношение такие мастера, как Скорсезе, Финчер, Гас Ван Сент. Как вы для себя открыли этот материк, что он для вас?
— Возможно, это моя любимая тема. Я не просто поклонник американских сериалов класса «А», которых, кстати, не так много. Вроде «Безумцев», «Во все тяжкие», «Карточного домика». Из последних — хит сезона: «Оранжевый — новый черный» про женскую тюрьму. Мне удалось общаться с людьми, их делающими, увидеть и понять технологию. Я познакомился с Мэттью Вайнером, криейтером «Безумцев». И он признался, отчего увлекся историей рекламщиков: «Все просто: папа был рекламным агентом на Манхэттене в 60-е. Это кино про моих родителей. Настоящие сериалы не высасывают из пальца, это нечто сокровенное, что знаешь лично ты». Иду после этого разговора и думаю: «А что знаю я?» Я вырос среди кинематографистов. Тогда же и принял решение сделать фильм о моем мире.
— Кино про поколение родителей. Про время, взорвавшее непреклонность течения. Про искусство, вырвавшееся из-под властного контроля, преодолевшее рамки жанров, границы дозволенного. Когда по экрану прошел свежий «Июльский дождь», разряды шпаликовской поэзии.
— Да, это было время открытий, ярких человеческих личностей, мощных чувств, страстей, вышедших из-под контроля.
— И вот вы начали искать соавторов…
— Дальше был пройден огромный путь от идеи до написания 12 серий. Это были адовы круги. Работали вместе с Аленой Званцовой и Дмитрием Константиновым, сценаристами, выдержавшими марафон длиною в полтора года. Да и после запуска сценарий продолжали бесконечно дописывать.
— Зато сняли на диво быстро.
— С первого: «Мотор!» — 95 съемочных дней. Ровно через год фильм был сдан на канал.
— С подобной скоростью снимают примитивные телемувики или то мракобесие, что у нас сериалом зовется.
— Так снимаются профессиональные многосерийные эпопеи в мире. Да, это безумный темп. Ведь каждый лишний день — лишние деньги.
— По аналогу американского дорогого сериала — со звездами, качественными декорациями, — ваше кино тоже недешевое. Интересный дизайн, хороший звук, среди исполнителей Цыганов, Ефремов, Яценко… А мы наслышаны о неумеренных актерских ставках.
— Не забудьте, что мы рассказываем о жизни съемочной группы. В кадре одновременно 25 известных артистов. Как их всех собрать-удержать? Они же в кадре толпой ходят. Кто-то на переднем плане, а сзади в качестве массовки маячит Ефремов… Миша объявлял: «Самая дорогая в России массовка прибыла!»
— Мы с вами — дети этого незаурядного поколения. При этом все узловые проблемы, о которых вы размышляете, остались. И перед художником все тот же выбор, что и у ваших героев. Один режиссер непрерывно снимает, идет на компромиссы с властью и с собой. Другой — хранит верность себе, чем нередко себя и губит. Думая над сюжетом, вы и лично для себя как-то решали эту дилемму?
— Что-то пишешь или снимаешь — всегда про себя. Не умею делать фильм «про того парня», про то, что не понимаю, не чувствую. Вы обнаружили в фильме этот выбор: «как жить», «кем быть». Но он же не в 60-е возник. Он вечный. Будешь самим собой — попадешь в водоворот тяжелой жизни. Научишься договариваться с окружающим миром на комфортных условиях — просуществуешь как-то не слишком осмысленно. Этот выбор волновал и древних греков, и Мольера.
— Собственно, этой теме посвящена булгаковская трагедия «Жизнь господина де Мольера», которая в первом варианте называлась «Всадник де Мольер».
— Безусловно. Я не изобретаю велосипед. Но тем эта история и хороша, что она вечная и, значит, всегда актуальная.
— Литератор может страдать, как Булгаков, мученически погибнуть под Владивостоком, как Мандельштам, покончить с собой, как Цветаева. И оставить что-то после себя. Талантливый, бескомпромиссный кинематографист может ничего не снять. Известны сломанные судьбы больших кинохудожников.
— Вот почему и призываю людей, осуждающих киношников жестко, умерить свой гнев. Вспомнить, что это самая дорогостоящая форма самовыражения. Писателю нужны бумага и ручка, художнику — краски и холст. А здесь столько всего…
— И прежде всего деньги.
— Разумеется. Легче легкого объявить запрет на профессию в кино — просто не дать денег и перечеркнуть «судьбу человека». К чему гнобить, сажать… Отказать раз-два — и автор потерялся, выпал. Киношники — крайне зависимые люди. От начальства, государства, экономического положения. Кризис приближается — первым останавливается кинопроизводство. Киношники особым образом интегрированы во внешнюю жизнь. Надо уметь договариваться: подлизаться или взбрыкнуть. Сегодня пишут про отношения с Минкультом: мол, надо занять жесткую позицию, противостоять, бойкотировать. Папа рассказывал: как-то заехал он в «Госкино» ранним утром договор подписать. Заметил в приемной замминистра Ларису Шепитько. «Пришла, — говорит, — пробивать сценарий». К вечеру он возвращается: Шепитько в той же приемной. «Ты что, весь день просидела?!» — «Буду, Петя, сидеть неделю, месяц, год, потому что хочу снять свой фильм».
— Эта история вошла в ваш фильм: у кабинета директора «Мосфильма» смиренно сидит главный герой — оператор Хрусталев, а ведь не назовешь его конформистом.
— Потому что это общая история. Все сидели у дверей «кабинетов». Ведь и Хрусталеву надо снять фильм.
— Тогда встает вопрос черты. Мы же видим, что происходит с кинематографистами, готовыми целовать песок с начальственными следами, любить взасос президента. И отчего-то, Валера, имея средства и возможность снимать что душе угодно, — они впадают в творческий кризис.
— Мой фильм и про это — не будем открывать сюжетных коллизий, — там все это есть в разных ракурсах.
— В этой «игре в кино» насколько вы опирались на характеры реальных людей? У вас же есть директор «Мосфильма», но это не совсем Сизов, есть талантливый, но неудобный дебютант — режиссер Мячин. И фамилия главного героя — Хрусталев…
— А почему нет? Я категорически не хотел делать фильм, в котором люди будут сидеть и разгадывать известные фамилии, — хотелось сочинить архетипических персонажей. И директор «Мосфильма» — сборный портрет разных киночиновников, составленный из воспоминаний очевидцев. К примеру, замминистра Павленок перед назначением в кино был белорусским партизаном. Сизов был генералом милиции. И фамилия Хрусталев — распространённая, к тому же подходит для оператора. Ну да, она прозвучала в названии фильма Германа, и что?
— Эту хрупкую фамилию носит внешне грубоватый, но, как все творческие люди, внутренне беззащитный герой. Рядом фигура режиссера Мячина, из тех, кто вроде бы отвергает компромиссы… Причем по сюжету Мячин — ученик Ромма, значит, скорее всего, учился в знаменитой мастерской вместе с Миттой, Тарковским, Шукшиным… С поколением Шпаликова. О нем вы тоже наверняка думали…
— Перечитывал Шпаликова, читал про Шпаликова, когда готовился к съемкам.
— Вы показываете короткометражку Мячина, в которой бумажный кораблик радостным днем несется по ручью точно к канализационной решетке. Символично. У меня было ощущение, что нечто подобное я видела.
— Так это здорово! Мы так и хотели, снимая наш «Кораблик». Мы сочинили то, что в то время снимали продвинутые студенты. Не буквально, конечно, но стиль, настроение, дух.
— Можете заново защититься «Корабликом» во ВГИКе. И в качестве «ученика Ромма» получить положительную оценку. Тут и метафора «оттепели», и наивность, и безнадежность. Все ваши картины в той или иной степени можно отнести к мейнстриму. У меня ощущение, что вы — один из немногих режиссеров, который, не отказываясь от авторского «клейма», всегда нацелен на зрительское кино.
— Снимаю кино, которое сам люблю смотреть. Забочусь, чтобы было интересно. Вырезаю из фильма лишние сцены. Даже неплохо снятые, если есть риск, что зрителю может быть скучно.
— А чем вы объясняете отсутствие мейнстрима — у нас кино либо авторское, либо псевдокоммерческое.
— К сожалению, так во всем мире. Снимают «Трансформеров» или скромный артхаус. Все, что посередине — так называемый мейнстрим, — и есть большой кинематограф. Если вспоминать лучшие фильмы 50-х, 60-х — вот же он, мейнстрим. Где есть история, сильные чувства, мощные актерские работы.
— Но американское зрительское кино существует и сегодня: с актерскими работами, сильными историями.
— Думаю, сегодня весь кинематограф настигла стагнация. Основная энергия уходит на телевидение. Сериалы, о которых мы говорили, и есть то самое кино, которое покидает кинотеатры. Лучшие сценаристы, режиссеры ушли туда. Не так уж все рвутся снимать «Трансформеров», далеко не все хотят творить артхаус. К тому же, сними я «Оттепель» для кинотеатра, шанс, что фильм увидят, — минимален. И история, которую хотелось рассказать, не укладывается в час сорок.
— Ваша история изобилует «особенностями национального характера». Как вам кажется, насколько она универсальна?
— Разумеется, когда я снимал, не думал про иностранцев. Но в фильме нет ничего для «внутреннего пользования», кроме того, это кино романного типа, по сути, лав-стори длиною в 12 часов.
— Распространено мнение, что наше кино не конвертируемо, провинциально.
— Безусловно. Но оно не конвертируемо не потому, что плохое или хорошее. Сегодня весь мир смотрит свое кино плюс американское. А мы что — смотрим чешское или немецкое кино?
— Известна ваша страсть монтировать. Хотя многие режиссеры, отработав на площадке, отдают материал в «чужие руки».
— Люблю монтировать свое и чужое кино. Монтаж — возможность окончательно сделать фильм. Из одного материла создать 100 разных картин. Момент истины, когда фильм и становится (или не становится) фильмом. Не понимаю, как можно этим пренебрегать. На съемках зависишь буквально от всего: от погоды, массовки, оператора, пришел или не пришел артист. Монтаж — чистое творчество, не на кого пожаловаться. Один на один с материалом, видишь, что снял. Начинаешь из материала, как из глины, создавать кино.
— В названии фильма не только надежда, но и печаль несбывшихся упований, проснувшихся побегами в марте и скрюченных от скорых заморозков. Такова особенность нашей истории, повторяющаяся из века в век. Да и мы с вами на рубеже 90-х пережили схожую ситуацию. Почему же не умеем своими надеждами рачительно распорядиться?
— Если бы я знал ответ, наверное, был бы очень умный. Думаю, внутри нашей неохватной страны есть несколько разных стран. Одни люди хотят одного, другие — другого. Принимаю это как данность. Почему не можем долгое время быть в состоянии свободы? Ну послушайте, не все же хотят свободы. Свободы боятся: это страшная ответственность, это опасно. В некоторых случаях это хаос. В благополучной и одной из самых демократических стран — Швейцарии — все решается голосованием, при этом число запретов и ограничений — самое большое. Чем больше свободы, тем больше рамок. У нас же говорят: «Заберите вашу свободу — увеличьте зарплаты!» По опросу, чуть ли не 60% — за то, чтобы закрыли границы, но повысили бы зарплаты и пенсии. Не всё, что нравится нам, нравится всем. Люди нередко хотят, чтобы им объяснили, как жить, что можно делать, чего нельзя.
— Ваша профессия предполагает способность к объяснению сущностных вещей. Значит, сами инженеры человеческих душ должны что-то понимать, чтобы объяснять.
— Профессия режиссера связана не с объяснением, но с выстраиванием некой реальности. Не всегда эта реальность подвергается анализу, в том числе вербальному.
— «Весна на Заречной улице», хуциевские картины излучали оптимизм, желание жить. Еще один упрек нынешнему кино, что «желание жить» — его покинуло.
— Безусловно, надежды витали в кинематографе «оттепели». Но время нашей картины — 1961 год, уже излет «оттепели».
— Мы говорим про взаимоотношения со временем. Художник точнее любой газеты может прочувствовать свое время. Снимая фильм про «вчера»», вы думали про «сегодня»?
— «Думал» — неточное слово. Мне неинтересно снимать «про вчера». 1961 год — время, концентрированное как фотовспышка. Все это и про меня. Я снял фильм про то, чем живу, что чувствую, про людей вокруг, про то, что их волнует. Просто мне кажется, сейчас невозможен такой кипящий градус, накал страстей. Сейчас все то же самое, только комнатной температуры. Прочитал у кого-то в мемуарах: увести в те времена у близкого друга беременную жену было в порядке вещей. Не от разнузданности… Так неотвратимо вспыхивали чувства. Отношения все время выяснялись. Время, в котором люди не включали тормоза, хотели жить и чувствовать без оглядки. Тогда были поступки, ссоры смертельные и примирения. Творили, читали стихи. Пили страшно. Много трагедий — много счастья. Но все это отчасти и про нас, которые вдруг взяли и решились бы жить на полную катушку. Когда ставки больше, чем жизнь, когда живут «не впрок» — здесь и сейчас. Не копя деньги на машину и недвижимость. Когда каждый нормальный человек был должен всем, и все были должны ему.
— А у меня ощущение, что Валерий Тодоровский сегодня запер себя в уединенную жизнь: в монтажной, в дальних путешествиях. Эта дистанцированность от социальных бурь, сотрясающих родину, — сознательный выбор?
— Действительно, я беспрерывно занят. Утром уезжаю в офис, возвращаюсь ближе к ночи. Или я на съемочной площадке. Среди активно действующих продюсеров у нас свое кино снимают Бекмамбетов, Михалков, Бондарчук и я. Это особый образ жизни. С «Оттепелью» вообще вывалился на год из реальности. Да и не сказать, что я «общественное животное». Не готов ходить на совещания, тусовки, собрания…
— Но вы в курсе происходящего в стране, формулируете для себя отношение?
— Разумеется. У меня есть внятная гражданская позиция. Когда человек говорит: «Не интересуюсь политикой, ничего в ней не понимаю», — это либо вранье, либо идиотизм, либо онтологический конформизм. Когда всё до лампы — «где», «с кем», «зачем»… Я придерживаюсь либеральных взглядов, хочу, чтобы мои дети жили в демократичной стране. Проблема в том, что начинаю про это говорить, и возникает стыдное чувство: ведь про это уже все сказано. Причем лучше, точнее меня. И когда мои коллеги начинают писать манифесты — страстные, возбужденные, но ни о чем, — становится неловко. Недавно я голосовал за Навального. Хотя прекрасно понимал, что не будет он никаким мэром. Но пошел, потому что у меня наконец-то была реальная альтернатива.
— По этой же причине еще раньше поддержали Прохорова?
— Да. Подумал: «Должен прийти какой-то новый человек, с другими мозгами, менталитетом, из другой тусовки». При этом не хочу быть ни в какой партии. Как слышу слово «партия», подкатывает приступ идиосинкразии — вспоминаются съезды КПСС.
— Как жаль, что «Оттепель», посвященную Петру Тодоровскому, отец не увидит. Наверное, когда начинали работу, мечтали показать картину прежде всего ему.
— И сочинялось все это как кино про моего папу. Не буквально, конечно… Хотя есть у меня там один персонаж. Эпизодический, но запоминающийся. Зовут его «Петя из Одессы».
Отправлено: 18.11.13 16:45. Заголовок: Интервью с Юрием Яко..
Интервью с Юрием Яковлевым в "Новых Известиях" (и, как часто у них бывает, только начало, целиком потом в "Театрале"): Народный артист СССР Юрий Яковлев: «Я оптимист, и интуиция меня не подводит»
ЕЛЕНА ТРИШИНА
В начале декабря уже в шестой раз пройдет торжественная церемония вручения наград «Звезда Театрала», учрежденных журналом «Театрал» и газетой «Новые Известия». В этом году общественный совет премии наградил Юрия ЯКОВЛЕВА званием «Легенда сцены» (чествование состоится 2 декабря в Театре Вахтангова). В интервью артист рассказал нам о том, как ему удалось прослужить так много лет в одном театре, как Пырьев утвердил его на роль князя Мышкина и почему кино для него все-таки на втором месте после театра.
– Юрий Васильевич, как вам это удалось – прослужить в одном театре более 60 лет?
– Так сложилось. Но у меня в этом театре бывали всякие периоды. Сначала – сплошная занятость, но был и спад – целых четыре года, когда я ничего не играл и ничего не репетировал. А потом – новый взлет.
– Я помню блистательные ваши спектакли 60-х годов: «Насмешливое мое счастье», «Конармия», «На всякого мудреца довольно простоты»…
– Да, тогда я был занят, что называется, на полную катушку. Но в начале 1980-х для меня наступили и не совсем удачные времена, связанные с разными театральными обстоятельствами. Но я тогда никуда не исчез, как думали многие, доигрывал свои старые спектакли, потому что ничего нового не было. Тогда же встал вопрос – надо ли держать меня в театре? И тут с разных сторон посыпались предложения. Олег Ефремов позвонил: «Слушай, старик, переходи к нам! Весь репертуар чеховский – твой». Михаил Иванович Царев пригласил на беседу: «На выбор три спектакля – вводитесь. Что нового потом будете репетировать – посмотрим». Я им сказал: нет, не могу, ничего не могу с собой поделать. Остаюсь здесь. Так что продержался.
– Переждали, выдержали паузу?
– И ничего! Во-первых, я оптимист, а во-вторых, интуиция меня никогда не подводит.
– Так вам интуиция подсказала в молодости, что в актеры надо идти?
– А вот это не сразу пришло. Сначала я хотел быть архитектором. Я же москвич коренной. С давних пор полюбил смертельной любовью раз и навсегда Москву и до сих пор считаю, что лучше города нет. Но его, к превеликому сожалению, в последние годы максимально, насколько было возможно, испортили, буквально изувечили. А ведь даже во время войны ухитрились сохранить его, с ним тогда ничего не случилось. Осталась старая Москва, моя любимая. Юношей я бродил пешком, изучил весь город. И только когда появился у меня первый автомобиль, узнал, насколько Москва эклектична и насколько она в этом прекрасна. Когда я приехал к своим питерским тетушкам и впервые пешком исходил весь Питер, сразу же пришел к выводу, что это не мой город. Москва – теплая, душевная, а Питер – холодный и очень негостеприимный. Люди, которые туда приезжают, впитывают какую-то нелюбовь к Москве, нелюбовь к приезжим. А Москва – совершенно открытый город, прямо сумасшедший дом.
– Но такой родной сумасшедший дом?
– Роднее нет. Я здесь в молодости по примеру старшего двоюродного брата собирался поступить на факультет международных отношений университета. Уже накупил учебников по дипломатии, языком стал заниматься. Но вдруг (до сих пор не знаю, откуда) появилась тяга к лицедейству. Мне все время хотелось кого-то изображать. Причем сам с собой изображал. А потом эта подспудность сдуру толкнула меня во ВГИК. И меня туда не взяли, я сдал все экзамены, но мне сказали, что я некиногеничен. А уже не было приема ни в один театральный вуз, осталась только «Щука». Я рванул туда.
– Что было на экзаменах?
– Комиссия экзаменационная – весь синклит, сидят все первачи – во главе с Захавой, Синельникова, Толчанов – потрясающие артисты вахтанговской сцены. И Мансурова среди них – Цилюша, как ее называли. Она спокойно сидеть не могла ни секунды – бесконечно ходила, жестикулировала, поправляла судорожно волосы, ну, сумасшедшая совершенно. Поиздевалась надо мной. Читал я, надо сказать, отвратительно, как потом сказала Цилюша, «как безграмотный». Душа ушла в пятки – позорище было. И я еще гордо заявил комиссии: «А зато моего отца сам Станиславский принял во вспомогательный состав». У отца был певческий голос – очень красивый баритон, он же в консерватории проучился два года. И все это я выложил перед комиссией, как свои козыри. «О, как интересно! – говорит Цилюша. – Значит, если вашего папу принял Станиславский, мы теперь вас должны принять?» Вселенский позор был страшный. Потом я вышел и подслушивал под дверьми, как вся комиссия была против моего приема. И тут выступила Мансурова: «Господа! Неужели вы не понимаете, что его нельзя не принять? Посмотрите, какие у него глаза!»
– Вот, оказывается, как вас приняли – за красивые глаза?
– Так и Пырьев меня взял на Мышкина тоже за красивые глаза!
– А в театре вы поначалу не очень блистали?
– Нет, я котировался как комический характерный актер, меня и взяли в Вахтанговский на это амплуа. Никакой я был не герой.
– А как же Пырьев вас увидел?
– Очень просто. Шли пробы на «Сорок первый», я показался, утвердили, как известно, Стриженова. Но Пырьев меня запомнил. И когда занялся сценарием «Идиота», который 10 лет пролежал у него в ящике стола, попросил пригласить «того артиста, с такими глазами». Я приехал. Беседа была недлинная. Иван Александрович решил: «Я нашел Мышкина, больше пробовать никого не буду, мне все ясно». Пробы должны были утверждать на худсовете. И он тогда представил не фото, не кинопробы – всю эту дешевку, а показал целые сцены, отрепетированные по-театральному, по-настоящему – с партнерами, в костюмах и гриме. И крупные, и средние планы. Это было впервые на «Мосфильме» – никто этого прежде не делал.
– Сколько же длились съемки?
– Полтора года. Из театра я не уходил, играл свой репертуар. И это была прекрасная школа. Я в результате понял, что это две разные профессии – кино и театр, не имеющие ничего общего.
– А где ярче проявляется личность?
– В театре должна быть личность, а в кино можно и не быть личностью: все за тебя сделают режиссер и его команда. Так для меня кино и осталось второстепенным, а главным, конечно, театр.
– Кстати, кажется, были разговоры, будто бы Яковлев не выдержал накала страстей в «Идиоте» – так вошел в образ, что двинулся умом?
– Смешно, но слухи были как данность: он свихнулся. Мне рассказывали, а у меня, кроме смеха, ничего это не вызывало. Но, знаете, Пырьев на съемках так ко мне бережно относился, словно я был действительно нездоров – он на меня боялся дышать. Он же крикун был абсолютно сумасшедший в общении. Если ненавидит – сгноит человека, что и было неоднократно, а если уж он полюбил артиста, то всё. Но Мышкин – это «особстатья». Мы с ним обсуждали все, что он знает, и все, что я читал. Мышкин же для Достоевского был в некоторой степени идеалом. И Иван Александрович тоже взял это себе на вооружение – и для него Мышкин должен быть идеалом. И в человеческом смысле – актер, играющий Мышкина, должен быть таким же. В данном случае это относилось ко мне. Он орал на всех, даже позволил себе несколько раз наорать на Юлю Борисову – делал ей замечания в довольно резкой форме. Но, как только касалось меня, моментально: «Юрочка-Юрочка, пожалуйста, сделай то-то». Я, к моему счастью, никогда не пользовался этим. Но оценил как факт.
– Все-таки вышли вы из Мышкина с душевными ранами, муками?
– Нет, не было этого. Но надо мной все издевались, не жалея времени и сил. Буквально шагу нельзя было ступить, чтобы не спросили, почему нет второй серии? Я тогда очень много ездил по стране с концертами. Бомбил, что называется. И помню эти бесконечные записки из зала: «Почему нет второй серии «Идиота?»
– Первая встреча с Чеховым у вас произошла в Вахтанговском?
– Александра Ремизова поставила чеховского «Платонова», который стоял в афише как «Пьеса без названия».
– Это то, что сделал потом Михалков, – «Неоконченная пьеса для механического пианино»?
– Да-да. Я играл Трилецкого. Это была моя первая серьезная драматическая роль.
– Но самого Платонова играл Гриценко?
– По-моему, Гриценко нельзя было играть героев, даже чеховских. А моя роль была и драматической и с чудным чеховским юмором. Я ее до сих пор не могу забыть.
– А «Насмешливое мое счастье» – спектакль, где вы играли самого Чехова?
– Ремизова с таким энтузиазмом рассказывала мне об этой своей находке – пьесе Малюгина по письмам Чехова. Прочитал я эти письма и погиб! Работа была необыкновенной. Я тогда был чист.
– Что вы имеете в виду?
– Я тогда был не женат – развелся с первой женой, а на второй еще не женился. И потому был чист. Снимал комнату напротив театра, в Староконюшенном переулке, в угловом доме. Пожилая дама – близкая родственница Владимира Даля, автора толкового словаря, предоставила мне комнату в своей двухкомнатной квартире. Там я и готовился к спектаклю. Столько всего прочитал! У меня до сих пор хорошая библиотека, в которой собрано все о Чехове. К сожалению, лень-матушка не позволила мне сделать книгу – я ведь собрал редкие материалы об Антоне Павловиче, хотел рассказать в книге под названием «Мой Чехов», что такое личность Чехова. Получилось бы пособие для актера, который когда-нибудь будет играть в чеховских пьесах или его самого.
Полную версию интервью читайте в ноябрьском номере журнала «Театрал».
Немного странно сразу после Юрия Яковлева - интервью с Александром Велединским... Но если делать отдельную тему для интервью в разделе о театре, будет тоже проблемно, все-таки мало есть среди актеров и режиссеров таких людей, которые связаны только и с кино или только с театром
В общем, интервью с кинорежиссером Александром Велединским в журнале "The New Times"^
Герой нашего безвременья Режиссер Александр Велединский - о географе, который глобус пропил
Ольга Галицкая
Фильм «Географ глобус пропил», снятый по роману Алексея Иванова, стал экранным хитом. Призы на фестивалях, успех в прокате — что подкупает зрителей и кинокритиков? The New Times расспросил режиссера-постановщика Александра Велединского.
«Географ» объехал уже большое количество фестивалей, получил Гран-при главного национального фестиваля «Кинотавр» и еще множество наград. Есть разница между тем, каким видят фильм в России и других странах?
Фактически везде наш фильм смотрят одинаково — не знаю, хорошо это или плохо. Наверное, хорошо. Но интересно, что в Америке и Швейцарии его воспринимают как комедию. Никакого трагизма не ощущают. Наши зрители более чуткие, улавливают оттенки, понимают, что могут быть одновременно смех и слезы. Видимо, к большей отзывчивости располагает сама наша жизнь в вечном раздрае. Мы сами по себе неоднозначные люди.
Может, и правильно, что кому-то фильм кажется чистой комедией? Значит, в нем нет чернухи. Зато можно найти основания жить дальше и радоваться тому, что живешь.
Этого я и хочу. Кино люблю жесткое, честное, но ни в коем случае не чернушное. Зрители не должны чувствовать себя раздавленными после увиденного на экране, «свет в конце тоннеля» надо видеть всегда.
Родословная героя
Учителя географии, сыгранного Константином Хабенским, уже успели сравнить не только с Зиловым из «Утиной охоты» Вампилова и героем фильма Романа Балаяна «Полеты во сне и наяву», но и с основными персонажами русской классики — Обломовым, князем Мышкиным. Тебе в процессе работы приходили в голову такие аналогии?
Да, мы говорили об этом с Костей, еще только готовясь к съемкам. Однажды он позвонил мне ночью: «Тебе не кажется, что Лев Николаевич тоже на нашей стороне?» «Ты про кого?» — спрашиваю. «Ну как про кого. Про Льва Николаевича Мышкина». Обсуждали и чеховских персонажей, и героев, сыгранных Олегом Далем и Олегом Янковским. Виктор Служкин из романа Алексея Иванова, конечно же, им родня. А фамилия Служкин с уменьшительным суффиксом не отсылает к гоголевскому Башмачкину? Униженный человек, который находится в самом низу социальной лестницы, лишен возможности подняться и пробиться. С ним есть сходство?
Нет. Служкин ни от какой униженности не страдает, он выбирает позицию невмешательства, потому что не хочет вписываться в систему лживых отношений. А лжи кругом хватает, мы же знаем. Порой даже стыдно какие-то высокие премии получать, противно, что приходится решать, как быть. Отказаться бывает трудно, взять — недостойно. Служкина наградами никто не искушает, да и не за что, но и других ситуаций в его жизни хватает. Вот такой он герой нашего безвременья. Кого-то это возмущает, говорят: когда же в России появится настоящий герой? Вот когда жизнь изменится, тогда и появится. Когда в 90-е все вокруг резко менялось, возник Данила Багров. Плохих мочил, хороших защищал. Думаю, если что-то случится со страной, Служкин не будет в стороне.
День учителя Правда, что госфинансирование на фильм было получено по категории «к Дню учителя»?
Ну да, Фонд кино выделил деньги продюсеру Валерию Тодоровскому в этом разделе, такой там регламент. Хорошо, что помогли, но меня эта классификация просто умиляет. Наследие совка никуда не делось, оно живо, еще немного — и лозунги появятся: «Экономика должна быть экономной» и прочее в том же духе.
Как оценили фильм настоящие учителя?
Учителя его признали, они за фильм. На одном из первых просмотров ко мне подошла заслуженная учительница РСФСР и сказала: «Вы показали, каким не должен быть учитель, но каким обязан быть человек». Они правильно поняли: у нас не производственная картина, мы рассказываем о человеке. У которого, при всех недостатках, есть порядочность и любовь к людям.
Константин Хабенский тоже ведь учитель?
Да, у Кости актерские студии для детей в восьми городах-миллионниках: Уфе, Питере, Казани, Перми, Воронеже, Екатеринбурге и других. Это его собственная инициатива, он нашел спонсоров и открыл творческие школы для детей. Набрал преподавателей из местных актеров, платит им неплохую зарплату. Дети обучаются бесплатно, туда может прийти любой желающий и заниматься творчеством — пластикой, движением, театром.
Говорят, фильм снимали в той самой школе, где учился писатель Алексей Иванов?
Точно. Ее приглядели заранее, а когда я приехал утверждать объект, попросил показать мне и ту школу, где Леша впоследствии работал. Посмотрев обе, выбрал все-таки первую. Там напротив детский сад, и мне сразу привиделась сцена, которая потом и вошла в фильм — где Хабенский-Служкин, выйдя после работы, перемахивает через забор и оказывается в детском саду, куда ходит его дочка. Потом я узнал, что в этот садик водили когда-то и маленького Лешу. Вообще в Перми все обожают роман «Географ глобус пропил» и самого Иванова, а в школе до сих пор работают преподаватели с фамилиями Служкин, Чебыкин, теми самыми, что вошли в книгу.
Роман на экране
Почему сценарий писали без автора книги?
А он сразу сказал, что нам доверяет. К тому, что экранизация отличается от его романа, Алексей относится не просто спокойно — прекрасно относится, ему все очень нравится, к тому же тиражи его популярной книги снова выросли.
Поклонники романа сомневаются, надо ли было переносить действие из 90-х годов в наши дни.
Зачем снимать про 90-е годы, когда персонаж среди нас живет, сейчас и сегодня? Архетип русского человека никуда не делся. Константин Хабенский про наш фильм очень хорошо сказал на премьере в Нижнем Новгороде: он кровоточит от любви. Но вообще литературу я всегда ставлю выше, чем кино.
Не странно ли для автора фильмов?
Кино — вещь прикладная по отношению к литературе. Понимаешь, кинематограф в отличие от других видов искусства имеет дату рождения. Ее нет у живописи, музыки, театра, а у кино есть. А раз известна дата появления на свет, то может быть и день смерти.
Ты представляешь себе такую ситуацию?
Кино, может, и не умрет, но, видимо, превратится во что-то совсем иное, интерактивное зрелище, куда каждый сможет вмешаться по своему желанию.
Пока что вмешиваться в ткань произведения очень часто хотят продюсеры. С «Географом» тоже такое было. Что не устроило?
Самое удивительное, что человек, который хотел изменить и сократить, всегда говорил, что фильм ему нравится в моей режиссерской версии. Но он думал о бизнесе. О том, как втиснуть фильм в большее количество сеансов в кинотеатре. Другой продюсер — Валерий Тодоровский — поддерживал меня, он сам режиссер и уважает волю автора. В результате на «Кинотавре» мы показали авторский монтаж, зрители приняли на ура, жюри вручило Гран-при и приз Хабенскому за лучшую мужскую роль, а прокатчики захотели прокатывать картину именно в таком виде, как сами посмотрели, на экраны по всей стране сейчас вышло 650 копий. Лихие девяностые В те самые 90-е, когда Алексей Иванов писал роман про географа, что происходило в твоей жизни?
Поступил на Высшие режиссерские курсы к Валерию Приемыхову и Александру Прошкину. У нас был очень талантливый курс, со мной учились Игорь Порублев и Алексей Сидоров, с которым мы потом написали сценарий «Бригады», Леша Поярков, Андрей Прошкин, но нам сразу сказали: кино уже нет, вы никому не нужны. В 36 лет я закончил обучение, а первый фильм снял только через несколько лет, когда мне был уже 41 год. Помню, был момент, когда в ноябре в общежитии ВГИКа на 16-м этаже отключили воду, сняли унитаз и раковину в блоке, где я жил, к тому же сгорела подстанция, не было света и ни копейки денег. У меня была пачка бракованных, подмоченных сигарет, подаренных, пакет с овсяной крупой и свечка. Я лежал в одежде под двумя одеялами, курил высушенные сигареты, читал при свече попеременно то «Откровения Иоанна», то «Мастера и Маргариту». И где-то на третий день понял, что нельзя роптать, отчаиваться, это настоящий кайф, я буду вспоминать это время как лучшее в своей жизни, я свободен от всего материального и счастлив. А когда свет включили, пришел мой сокурсник и принес деньги, которые занимал полгода назад, потом мне предложили работу — маляром, а еще через месяц я уехал на съемки «Русского бунта» Александра Прошкина, вскоре мы с Игорем Порублевым и Лешей Сидоровым стали писать сценарий «Бригады», жизнь в кино стала понемногу налаживаться.
Русское
У тебя уже накопился опыт экранизаций, авторы книг похоже себя ведут?
Никто из них ни во что не вмешивался, понимая, что литература и кино — разные вещи. Свой первый короткометражный фильм «Ты да я, да мы с тобой» я снимал по рассказу Вячеслава Пьецуха. Я был дебютант, а он признанный писатель, но доверился мне. Потом был большой фильм «Русское» по автобиографической прозе Эдуарда Лимонова «Подросток Савенко». Сценарий не воспроизводил буквально книгу, диалоги я брал из других текстов Лимонова.
Он тоже не вмешивался?
Нет. Да и не мог, он тогда в тюрьме сидел. Но не в этом дело, большой писатель, как правило, не препятствует режиссеру. Вот сейчас очень хочу роман «Санькя» Захара Прилепина перенести на экран, он тоже говорит: делай как считаешь нужным.
Проза Лимонова чем тебя зацепила?
Моя юность была похожей. Я тоже вырос на окраине индустриального города. Савенко — в Харькове, я — в Горьком. Юность прошла в жестком, мрачном районе Бекетовка среди суровых парней. Там дрались улица на улицу, одни потом в тюрьме сгинули, другие — на афганской войне. Из моего двора только два человека выкарабкались, уцелели до сегодняшних дней. Один стал известным врачом-офтальмологом, а я вот — кинорежиссером.
Откуда у тебя появилось желание работать в кино?
Не знаю, наверное, потому, что благодаря родителям много читал, был страстно влюблен в книги. И смотрел все фильмы, какие было возможно. Как Кира Муратова однажды сказала: если бы кино не изобрели, я, может, и не родилась бы. Герой Лимонова — поэт, а я мечтал быть режиссером. Вот это ощущение себя иным, желание вырваться за пределы привычной жизни, наверное, помогло мне, как когда-то подростку Савенко. В остальном я был, как и все, вписан в тогдашнюю реальность, дружил, дрался, выпивал бутылку из горла на спор.
Остров Соловки
Служкин, как свойственно русскому человеку, всегда не прочь выпить. Расскажи про отношения с алкоголем.
Он пьет не оттого, что его кто-то не понимает. Наоборот, оттого, что сам все понимает, абсолютно все. Он не алкоголик, зависимый от спиртного, он нормальный бытовой пьяница, для кого алкоголь — привычное утешение. Если говорить обо мне, то да, я выпивал и порой очень серьезно, как и многие. Не всегда. Когда поступил на режиссерские курсы в 93-м году, не пил десять лет вообще. Много позже, когда у нас кончились деньги на фильме «Русское» и мы полгода были в простое, я, как Служкин, на дне рождения у друзей нарезался как следует. А не так давно со мной загадочная история случилась. Мы с Прилепиным полетели на Соловки. Один из продюсеров «Географа» Леонид Лебедев спросил, не хочу ли я сделать фильм о Соловках. А у меня там отец был в школе юнг в 1942 году на военно-морской базе. Конечно, я согласился. И предложил Захару Прилепину писать вместе сценарий. Лебедев нас туда снарядил, мы полетели на Соловки. Как только я ступил на эту землю, у меня, единственного из всех, слетели в мобильнике все фамилии, только цифры остались, меня как отрезало от материка. Мы объездили остров вдоль и поперек, вечерами выпивали, все нормально. А когда вернулись, Захар предложил вечером коньячку, а я ему вдруг говорю: знаешь, не хочу и больше никогда не буду. И все — с тех пор не пью и ни малейшего желания выпить не испытываю. Меня припечатало то место очень сильно, недаром Соловки называли русским Ватиканом.
А фильм-то сделаете про Соловки?
Надеюсь. Пока Захар дописывает роман, кружит как ворон над финалом, как он говорит. Что там будет?
20-е годы, уникальные для России, очень, кстати, похожие на 90-е, которые мы хорошо помним. Перелом времени. Герои — это заключенные соловецких тюрем?
25 ноября на Первом канале стартует сериал компании Star Media «Убить Сталина», главные роли в котором исполнили Александр Домогаров и Михаил Пореченков. Действие разворачивается осенью 1941 года, когда немецкие войска подошли вплотную к Москве и уже видели в бинокль окраины города. Именно тогда у руководства рейха возникает план с помощью диверсанта уничтожить Иосифа Сталина и взорвать Москву, чтобы деморализовать армию и всю страну. На пути фашистского агента встают советские разведчики. Предотвратить диверсию поручено капитану особого отдела НКВД Ивану Бережному (Александр Домогаров), а его противником оказывается майор немецкой разведки Мартин Хесс (Михаил Пореченков).
Герой Александра Домогарова, Иван Бережной, по словам продюсера Влада Ряшина, — это умный, расчетливый и абсолютно лишенный эмоций человек, блестящий аналитик, который пытается просчитать тактику противника, но иной раз оказывается на шаг позади Хесса. Бережной подчиняется лично Берии и ежедневно рискует своей головой. Есть в сериале и любовная линия — знакомство Бережного с хрупкой Полиной (Екатерина Вилкова), жизнь которой теперь находится под угрозой.
КиноПоиск представляет интервью с актером, в котором он рассказывает, чем его заинтересовал сценарий о покушении на Сталина, а также почему его герой похож одновременно на бультерьера и Бэтмена.
— Александр, вы актер такого уровня, что можете себе позволить выбирать проекты. Чем вас привлек «Убить Сталина»?
— Это хорошая история. Во-первых, мне дико нравится ретро — вот это время, когда люди верили безоговорочно в то, что они делают. Безоговорочно. Другое дело, что они понимали, насколько страшно то, что они делают, и чем это может закончиться, и мы с Сергеем Владимировичем говорили о том, что вот этот персонаж, которого я играю, растворится в войне. У него нет будущего. Он слишком много знает. Он слишком много чего умеет и слишком много чего видел. Поэтому он сделает все, чтобы в войне раствориться. Исчезнуть. Просто исчезнуть.
— Вы бы хотели, чтобы ваш герой зрителю понравился?
— Я не знаю. Как получится. Экран часто показывает совсем не то, что задумывается. Нам с Сергеем Гинзбургом хотелось, чтобы он не был приятным человеком. Первые несколько серий он должен вызывать у зрителя не очень хорошее отношение к себе. Чтобы сначала они о нем думали: кагэбэшная гнида, не считается с людьми, человек для него — тьфу. И только потом они должны начать его понимать и менять свое мнение о нем. Так хотелось бы, гипотетически.
— Вы в детстве любили читать книжки про войну?
— Как и любой мальчишка.
— А себя представляли на месте героев?
— У меня отец воевал, поэтому я много слышал про город Ржев — еще до того, как стали публиковать документы военных лет. Мне папа много чего рассказывал. И живу я недалеко от города Дедовск, от Снегирей, где немцев остановили. Там сейчас огромный мемориал. Станция Манихино была крупной перевалочной станцией, которая сначала обслуживала советские войска, а потом была под немцами. Они из Снегирей смотрели на Москву. Сколько там полегло людей — одному богу известно. Но был приказ — остановить немцев любой ценой. И их остановили.
— Как вам кажется, этот сериал будет интересен молодому поколению зрителей, для которых Великая Отечественная — это далекая история?
— Многое зависит от режиссера, от его трактовки сюжета. Хотя сюжет увлекательный. Немецкую диверсионную группу осенью 1941-го года забрасывают в Москву с заданием 7 ноября, во время парада на Красной площади, уничтожить Сталина. Был еще один вариант уничтожения Генералиссимуса — в случае, если он поедет в эвакуацию в Куйбышев, куда было перевезено фактически все правительство и Генштаб. Но Сталин, который сначала с этим согласился, нашел в себе силу воли сказать: «Я не уеду в Куйбышев» и вернуться в Москву буквально с полдороги. Я считаю, что это поступок. И тогда немцы приняли решение произвести диверсионно-террористические акции в Москве, во время парада 7 ноября — взорвать метрополитен в самом центре столицы. Если бы им это удалось сделать, они бы Москву взяли. Потому что страна была бы полностью деморализована. Целый месяц эта диверсионная группа находилась под землей, немцы приучили себя жить в этих условиях полной темноты, обходиться без фонариков, передвигаться наощупь. Есть эта засланная диверсионная группа, и есть группа НКВД, которая ей противостоит.
— А вам не хотелось бы сыграть роль немецкого офицера абвера Мартина Хесса, которого в сериале воплотил Михаил Пореченков?
— Я такого уже сыграл в «МУРе». Конечно, всегда интереснее играть отрицательного персонажа, поэтому и в своем герое я ищу отрицательные стороны. Он — Бэтмен, но Бэтмен плохой.
— Когда вы появляетесь на экране, можно ожидать, что ваш герой очень положительный.
— И все-таки хочется, чтобы зрители понимали, что он жестокий человек. Эти люди такими и были, в принципе. У него руки по локоть в крови.
— Но в то же время Иван Бережной человек бесстрашный.
— Всем страшно. И ему страшно. Он понимает, что он ходит по краю. Почему я говорю, что этот человек должен раствориться в войне? Он знает все варианты исчезновения людей, и он просто растворится. И он не закончит войну Героем Советского Союза, он просто исчезнет — например, подкинет свои документы убитому, чтобы думали, что убит он.
— Чтобы остаться в живых?
— Да, потому что он слишком много знает, и понимает, что ему не выжить. С таким багажом знаний людей не оставляли в живых.
— Любовь в картине будет?
— Жанр есть жанр, будет и любовная линия. Но тоже не сразу понятная. Зритель будет думать: кто она, эта девушка? Хорошая, плохая? Не буду рассказывать сюжет, а то будет неинтересно.
— Как вам кажется, на фоне большого количества современных сериалов чем этот фильм сможет привлечь внимание зрителей?
— Хотя это и шпионский детектив, стрелялки-пулялки в нем не главное, это, насколько я понимаю, прежде всего картина о противостоянии двух «мозгов»: «там» придумывают, а «здесь» пытаются разгадать. Пиф-паф тоже будет, жанр есть жанр, но хотелось бы показать, что прежде всего это мозговая атака. Обе стороны пытаются предугадать дальнейшие шаги противника, и этот процесс очень увлекательный.
У нашей картины очень хороший формат — восемь серий, это, я считаю, самый лучший формат. Четыре мало, шестнадцать — много, а восемь — то, что надо. Это в принципе большой полный метр. Если все подсобрать, то это четыре часа хорошего кино. Плюс хорошие камеры, которыми снимается все великое западное искусство, поэтому разницы между киноизображением и сериальным нет. Оператор Вася Сикачинский снимает очень хорошо, и Сергей Гинзбург умеет добиваться нужного результата — иногда часами мурыжили сцену, которую можно было бы бахнуть за 15 минут.
— Вам это важно?
— Это очень хорошо. Гинзбург — бывший актер, и поэтому он требует от актеров профессиональной работы. Это the best. На это можно злиться — что ты мне объясняешь, я сам все знаю! — но это хорошо, это очень хорошо.
— Скорее всего, история с этим покушением на Сталина сценаристами выдумана, хотя немцы, конечно, мечтали от него избавиться и такие диверсионные попытки предпринимали, хоть и безуспешно. Но сам сценарий интересный, как вам кажется?
— Это история очень достойная. Поверьте, я очень много читаю сценариев, и 95 процентов невозможно читать. Такое впечатление, что люди сами не знают, о чем пишут — нет ни сюжета, ни истории, ни характеров. Здесь читаешь и все это видишь и начинаешь думать, как воплотить этот характер.
— Это сегодня большая проблема — хороший сценарий.
— Нет материала, нет. Я просто в шоке. Мне такое присылают! И при этом говорят: да это мы еще переписали. Не понимаю, почему на такие сценарии есть деньги, а на хорошее кино — нет? Да некоторым режиссерам проще запустить мыльную оперу на 300 серий — три камеры, 20 минут в день, время показа с трех до пяти, бабушки смотрят — мы в порядке полном. А вот это — танки, самолеты — зачем мне это нужно? Вот это жутко.
— Значит, это общая проблема, а не только сценаристов?
— Это проблема страны и ее народонаселения. Когда я увидел рейтинг сериала «Жизнь и судьба», я пришел в оторопь. Люди не хотят читать книги писателя, признанного Толстым советской эпохи, они не хотят ничего знать о том периоде, и кино смотреть не хотят — зачем мне это нужно? «Интерны» — вот что им нужно. Или какой-нибудь «Дом-2» — вот что шкалит по рейтингам.
— Для актеров нового поколения это же тоже беда — когда их зовут на съемки сериалов по 20 минут в день.
— Вы понимаете, что их нет, актеров, нет поколения, они не научены, они начинают сниматься на первом курсе института. В мою бытность студентом это было запрещено. Студентам театральных вузов мастера запрещали сниматься в кино до четвертого курса. Сейчас это не работает. Они все начинают сниматься либо до поступления в институт, либо сразу после поступления. И уже к 4-му курсу он — гений. У него 300 серий какой-то фигни, а он — гений! Он приходит в театр, и он ни-че-го не умеет. И вот это тоже вызывает некий шок, потому что нового поколения актеров — нет. Их очень много, молодых актеров, оказывается, но они не знают, что такое театр, они не знают, что такое работать, они не знают, что такое застольный период... Они ничего не знают. Но они — гении. Им некогда учиться, потому что они снимаются. Я могу по пальцам перечислить молодых талантливых актеров.
А потом, когда у тебя доллар в глазах... Мне — 50, я могу как-то на это обращать внимание, но я не помню, чтобы мы в 20 лет думали прежде всего о том, сколько мы заработаем. Мы другим занимались. Мы пытались чего-то добиться в театре, мы репетировали ночами... Приходишь к Кончаловскому, который собирает свою группу в театре и репетирует два спектакля... Андрей Сергеевич подбирает себе артистов, и ему не надо им долго объяснять, потому что он собрал группу, которая с лету понимает, чего он хочет. Другое дело, что эта работа над постановкой — очень сложный процесс, который занимает 5-6 месяцев, но мы начинаем работать, как студенты, с белого листа. И вроде тебе 50 лет, и читал ты Чехова, но тебе вдруг открываются такие глобальные пласты!
— А вы видите какой-то выход из этой ситуации? Как возродить российскую актерскую школу? Опять запретить им сниматься? Но сегодня это уже невозможно, наверное.
— Те, кто захочет сниматься, все равно будут сниматься. Но есть ребята талантливые, которые хотят заниматься профессией. Это очень тяжелый хлеб, очень тяжелый труд.
— А вы не преподаете?
— Я играющий тренер (улыбается).
— И не планируете пока заняться преподавательской работой? Набрать свой курс, например?
— Мне предлагали, я отказался.
— Жалко времени?
— (Вздыхает.) Я деспот.
— Ну и хорошо. Может быть, вы и должны быть деспотом со студентами?
— Может быть, чуть-чуть попозже. Нет, я пока не готов. Надо еще поработать. Это огромная ответственность, надо за них биться и забыть о себе — если заниматься этим серьезно.
— На съемочной площадке часто работаете с молодыми актерами. Есть среди них такие вменяемые, которые пытаются у вас чему-то научиться, перенять актерский опыт?
— Есть, есть такие ребята. Сергей Гинзбург с ними занимается актерством. Я же говорю — на другом сериале это была бы уже шестая отснятая сцена за сегодня. А Гинзбургу все не так: нет, это все петелька-крючочек, а если вот так? А вот так? Изменения микроскопические, но они очень точные.
— В картине есть сцена, где вы стоите перед Берией, который вас отчитывает. Перед Берией не страшно было стоять? Актер уж очень похож.
— Мы можем только гипотетически представлять, что это за страх был. Хотя мне папа рассказывал, что он пережил, когда в 1947-м его вызвали в органы. А мой папа, между прочим, трижды кавалер ордена Боевого Красного Знамени, что приравнивалось к званию Героя Советского Союза, дважды раненный подо Ржевом. Его спросили: «Ваша фамилия, майор?» — Домогаров. — «Это фамилия вашей матери. А по отцу?». Он назвал фамилию отца. — У вас брат был? — Да, я его потерял, когда ехал к отцу во Владивосток, где отца расстреляли. — Понятно. Партбилет на стол, майор. Сегодня можете ночевать дома. Вот это был ужас.
— Это было как-то связано с его братом?
— Нет, с его отцом, моим дедом, которого, как я уже сказал, расстреляли во Владивостоке. Во время гражданской войны дед ушел с Керенским в Манчжурию, но потом вернулся. Владивосток тогда был не «красным» и не «белым». Потом эта история почему-то всплыла.
— И чем все закончилось для вашего отца?
— Он был уволен из армии как политически неблагонадежный, но, правда, награды ему все оставили.
— Ваш отец прошел всю войну, наверное, он вам много о ней рассказывал?
— У него как-то так... смешно все было. Это уже потом, когда он стал болеть перед смертью, в его рассказах появились другие краски. Кровь появилась в его рассказах... Про Ржев начал рассказывать. Про детей, которых они там клали...
У нас есть спектакль «Мой бедный Марат», в котором найдено очень точное визуальное решение. Весь первый акт — бомбежка, страх —все белое: костюмы белые, свитера белые... Воспоминания светлые. Человек прошел войну белый, потом появляется первый цвет — это уже новая жизнь, и к третьему акту уже все цветное и очень реальное. Но там — это белое.
— Как вам работалось в Рыбинске, где съемки проходили в страшный холод?
— Это была какая-то паранойя — ты уезжаешь из Москвы, где температура не превышает два градуса мороза, приезжаешь в Рыбинск — а здесь минус 20. Почему это так было — я не знаю. Аномальная какая-то история, но символичная. В ноябре в 41-м году тоже было очень холодно — непонятно почему, была какая-то зазеркальная температура, что, наверное, «нашим» и помогло. Потому что мы-то к зиме были готовы, а европейцы, которые были переброшены на фронт из теплых краев, — нет.
Я живу за городом, и если я еду по Волоколамке, я проезжаю город Дедовск. И каждый раз думаю — вот как, они же здесь были, вот они стояли, вот здесь был приказ остановить их любыми силами, любыми возможностями, любыми человеческими жертвами. Но мы их там и остановили. И конечно, слава Сталину, что он развернулся тогда и не поехал в тыл.. там сейчас военно-мемориальный комплекс «Снегири», там горит Вечный огонь. Я не знаю, на каких костях это все стоит, сколько там солдат лежит в земле. Так же, как в Нарофоминске. Были зоны вокруг Москвы, дальше которых враг не должен был пройти. Был приказ: не пускать. Все. Вот дальше — нет.
И, конечно, эта история меня дергает. Действительно дергает. Она по-хорошему меня дергает, потому что, может быть, я этого никогда и не играл — такого человека, который практически ни на что не реагирует. Ну не реагирует — и все. Все эмоции у него стерты. Только один раз он заплакал — когда у него погиб друг. Главное для него — приказ. Он, офицер НКВД, прекрасно понимает, что ему вперед дороги нет. Поэтому он растворится в войне. Его не будет.
Это очень сложно актерски — понять, что ты неэмоционален. А я человек очень эмоциональный. И я, эмоциональный Домогаров, вынужден в этой роли загонять себя в железные рамки абсолютно неэмоционального персонажа. Он как счетная машинка: смотрит в глаза собеседника и все время просчитывает дальнейшие действия. Два раза улыбнулся — уже хорошо. Надеюсь, на экране Бережной будет именно таким.
— А отношения с Полиной, девушкой, в которую он влюбляется? Как это укладывается в образ достаточно циничного, непрошибаемого, неэмоционального персонажа?
— Он не циничен. Если бы он был циничен, он был бы неинтересен. Отец мне рассказывал, что они свято верили в то, что Тухачевский — предатель. Свято. Так было объявлено. И они верили. Поэтому эти люди свято верили в свою работу. Они понимали, почему эта лычка — меч — у них на плече. Они точно понимали, что они должны уничтожать врагов. И у них не было правых, левых, зеленых, желтых... И Иван Бережной — такой же. Он хороший, замечательный, исполняющий приказ человек. Он бультерьер, для которого самое главное — приказ. Вот об этом наша история.
У меня живут две замечательные собачки породы кане-корсо, всех безумно любят, пока я с ними. Но стоит мне уйти, они сядут и скажут «рыыы», потому что я ушел. Они будут вас облизывать, ласкаться, но встать не дадут. Если хозяин вышел, значит, вы остались. Все. Бережной — бультерьер, он такой же. Хозяин сказал — ату, и ему все равно, давали вы ему только что сыр или нет.
— Что было самое тяжелое на съемках?
— Тяжело ждать. Мы можем сниматься часами, а в кадре мы будем полторы минуты.
— Это недостаток?
— Это достоинство. Потому что если бы снимали так, как снимается «мыло», мы бы каждый день заканчивали съемки днем. Гинзбург снимает 1085 планов, половина из которых наверняка не войдут в фильм. Ждать тяжело. Ждать на морозе, ждать в вагончике, ждать взрыва...
— Вы не считаете, что режиссер чрезмерно уделяет внимание мелочам?
— А зачем тогда заниматься этим делом? Я не понимаю тогда — зачем. Надо сделать качественный продукт. Я спокоен за то, что мы сделали. Мне не стыдно.
— А что было легко?
— Группа хорошая, профессиональная. Как бы мы ни ругались на администрацию, на мальчиков-реквизиторов — в результате все делалось. Иногда приходилось и голову поломать над тем, как воплотить на экране то, что придумали сценаристы.
Мы снимали эпизод с магнитофоном. В сценарии было написано, что взрыв в метро должен произойти после того, как на магнитофоне прокрутится магнитная лента. Задача группы Бережного — предотвратить этот взрыв, а чтобы его предотвратить, Бережной вместе со своим помощником, которого играет Паша Трубинер, должны эту ленту закольцевать. А как? Я Пашке говорю: давай посмотрим, что это за аппарат. Бобины кривые, прыгают... И вот сидим мы в 4 утра, здоровые мужики, и азартно соображаем, что же нам нужно сделать, чтобы остановить этот магнитофон и предотвратить взрыв. Через полтора часа мучений мы поняли, что нам нужно делать. Было большое желание позвонить сценаристам, которые все это выдумали. Но в этом есть кайф — они написали, а мы должны придумать, как все это сделать. А на экране мы смотрим — и такое впечатление, что мы и правда предотвращаем взрыв.
Отправлено: 22.11.13 18:50. Заголовок: Eugenia пишет: А по..
Eugenia пишет:
цитата:
А почему нет? Очень интересное интервью...
Хорошее интервью, действительно интересное, и оно как будто из прошлого - давно с этим актером такого не читала. Тут он такой, каким мы его любили когда-то. Ну а дальше, Жень, ты знаешь, что я скажу, так что я просто даже писать не буду, чтобы не тратить времени, а тебе потом не удалять это...
Отправлено: 22.11.13 19:16. Заголовок: Куда деваться. . :s..
Куда деваться. . Мы ж говорим о нем, как об ушедшем человеке - или хорошо, или никак... Но актер он гениальный, конечно, может запросто и порядочного интеллигентного человека сыграть. ..
Отправлено: 22.11.13 21:00. Заголовок: Женя, спасибо за все..
Женя, спасибо за все интервью. (Чего-то цветочек вставить не получается, please help);
С удовольствием прочитала с Велединским и с АД.
Хочу отметить из Велединского: "Как оценили фильм настоящие учителя?
Учителя его признали, они за фильм. На одном из первых просмотров ко мне подошла заслуженная учительница РСФСР и сказала: «Вы показали, каким не должен быть учитель, но каким обязан быть человек». Они правильно поняли: у нас не производственная картина, мы рассказываем о человеке. У которого, при всех недостатках, есть порядочность и любовь к людям."
Это к ранее высказанному Женей мнению о Служкине-учителе.
И еще пару моментов из интервью с АД: "— В картине есть сцена, где вы стоите перед Берией, который вас отчитывает. Перед Берией не страшно было стоять? Актер уж очень похож. — Мы можем только гипотетически представлять, что это за страх был."
В такой ситуации мне показалось, что сильнее всего Домогаров сыграл в "Фурцевой", когда его вызвали на ковер к Сталину за персональное фото в передовице центральной газеты. Там животное ощущение передано очень сильно. Еще один из таких сильных моментов был в "Звезда эпохи", когда за ним приходят в купе поезда и он понимает, что все кончено.
А в УС мне показались только ревность к делу, самолюбие, а если и страх, то какой-то "должностной". - полное ИМХО
Еще по-поводу:
"Это очень сложно актерски — понять, что ты неэмоционален.... Он как счетная машинка: смотрит в глаза собеседника и все время просчитывает дальнейшие действия. Два раза улыбнулся — уже хорошо. Надеюсь, на экране Бережной будет именно таким."
Вот это мне в его игре здесь очень понравилось и показалось новым: глазами показывает просчет нескольких ходов вперед - тоже полностью ИМХО, но этого ощущения от прежних его работ не было.
Отправлено: 23.11.13 03:36. Заголовок: Женя, спасибо за инт..
Женя, спасибо за интервью с Александром Велединским. Вот только, я какой-то другой фильм смотрела.... Я всё не так увидела. Даже думаю, может быть, еще раз посмотреть.
Eugenia пишет:
цитата:
А почему нет? Очень интересное интервью...
Возможно, интересное.... Только не могу согласиться с актером....
«Это хорошая история»
Что же хорошего в том, как перевирают историю, ну, не было покушения на Сталина.
«И только потом они должны начать его понимать и менять свое мнение о нем.»
Того, у кого «руки по локоть в крови», понимать?
«Сколько там полегло людей — одному богу известно. Но был приказ — остановить немцев любой ценой. И их остановили.»
А как остановили, знаете?
«Это проблема страны и ее народонаселения. Когда я увидел рейтинг сериала «Жизнь и судьба», я пришел в оторопь. Люди не хотят читать книги писателя, признанного Толстым советской эпохи, они не хотят ничего знать о том периоде, и кино смотреть не хотят — зачем мне это нужно?»
Люди разные, это пора понять. Те, кто прочитал книгу «Жизнь и судьба», на мой взгляд, не будут восторгаться фильмом «Убить Сталина».
«И конечно, слава Сталину, что он развернулся тогда и не поехал в тыл..»
От славы Сталину меня оторопь берет. Как же можно....
Элен пишет:
цитата:
Но актер он гениальный, конечно, может запросто и порядочного интеллигентного человека сыграть.
Он замечательный театральный актер, а вот в фильмах уже давно гениальностью, по-моему, и не пахнет. А что касается человека, что тут обсуждать – все ясно.
Отправлено: 23.11.13 20:01. Заголовок: Olga пишет: Хочу отм..
Olga пишет:
цитата:
Хочу отметить из Велединского: "Как оценили фильм настоящие учителя?
Учителя его признали, они за фильм. На одном из первых просмотров ко мне подошла заслуженная учительница РСФСР и сказала: «Вы показали, каким не должен быть учитель, но каким обязан быть человек». Они правильно поняли: у нас не производственная картина, мы рассказываем о человеке. У которого, при всех недостатках, есть порядочность и любовь к людям."
Это к ранее высказанному Женей мнению о Служкине-учителе.
По крайней мере, заслуженная учительница согласилась со мной, что Служкин - не учитель. Уже приятно. Но, конечно, если знающий и умеющий передавать свои знания ученикам учитель еще и порядочный человек, а не флюгер и "чего изволите", то это действительно - настоящий учитель. А таких всегда было мало. Штучный товар!
цитата:
И еще пару моментов из интервью с АД: "— В картине есть сцена, где вы стоите перед Берией, который вас отчитывает. Перед Берией не страшно было стоять? Актер уж очень похож. — Мы можем только гипотетически представлять, что это за страх был."
В такой ситуации мне показалось, что сильнее всего Домогаров сыграл в "Фурцевой", когда его вызвали на ковер к Сталину за персональное фото в передовице центральной газеты. Там животное ощущение передано очень сильно. Еще один из таких сильных моментов был в "Звезда эпохи", когда за ним приходят в купе поезда и он понимает, что все кончено.
А в УС мне показались только ревность к делу, самолюбие, а если и страх, то какой-то "должностной". - полное ИМХО
Да, мне вообще этот момент не очень и запомнился. Если страх и есть, то какой-то такой... дежурный. А вот в "Звезде эпохи" - там да, там сразу видно, что Семенов понимает, что за ним пришли и это конец...
цитата:
Еще по-поводу:
"Это очень сложно актерски — понять, что ты неэмоционален.... Он как счетная машинка: смотрит в глаза собеседника и все время просчитывает дальнейшие действия. Два раза улыбнулся — уже хорошо. Надеюсь, на экране Бережной будет именно таким."
Вот это мне в его игре здесь очень понравилось и показалось новым: глазами показывает просчет нескольких ходов вперед - тоже полностью ИМХО, но этого ощущения от прежних его работ не было.
Согласна. Даже в его Турецком, который, по идее, должен быть аналитиком, это не очень чувствовалось. Пожалуй, из прошлых ролей АЮ умение анализировать ситуацию, видеть мотивы поступков людей было, как мне припоминается, только у князя Радомского в "Идиоте". Но, конечно, не до такой степени, как у Бережного.
Отправлено: 23.11.13 20:24. Заголовок: Julia пишет: Только ..
Julia пишет:
цитата:
Только не могу согласиться с актером.... «Это хорошая история» Что же хорошего в том, как перевирают историю, ну, не было покушения на Сталина.
А сейчас мода такая пошла... типа, не было, но могло бы быть. А раз могло, то у нас вот такая версия.
цитата:
«И только потом они должны начать его понимать и менять свое мнение о нем.» Того, у кого «руки по локоть в крови», понимать?
И это тоже современный "тренд" - делать героями энквдэшников и кагебешников. очевидно, чтобы кое-кому на самом верху в очередной раз стало приятно.
цитата:
«Сколько там полегло людей — одному богу известно. Но был приказ — остановить немцев любой ценой. И их остановили.» А как остановили, знаете?
Думаю, что да. Знает! Но... захватывает общий тренд. И этому сопротивляться очень трудно.
цитата:
«Это проблема страны и ее народонаселения. Когда я увидел рейтинг сериала «Жизнь и судьба», я пришел в оторопь. Люди не хотят читать книги писателя, признанного Толстым советской эпохи, они не хотят ничего знать о том периоде, и кино смотреть не хотят — зачем мне это нужно?»
Люди разные, это пора понять. Те, кто прочитал книгу «Жизнь и судьба», на мой взгляд, не будут восторгаться фильмом «Убить Сталина».
Это - само собой! Но фильм "Убить Сталина" ведь можно воспринимать не как воссоздание реального эпизода отечественной истории, а просто как лихо закрученный детектив. Хотя, конечно, даже в детективе хотелось бы большего правдоподобия и близости к историческим реалиям.
цитата:
«И конечно, слава Сталину, что он развернулся тогда и не поехал в тыл..»
От славы Сталину меня оторопь берет. Как же можно....
Тоже не понимаю! При том, у самого АЮ такая семейная история - расстрелянный дед, бабушка, которая провела много лет по лагерям, брат отца, который оказался аж где-то в Австралии (гораздо позже всё это узналось)... да даже сама необходимость вынужденной смены фамилии, чтобы как-то укрыться от "всевидящего ока"...
Но это, опять-таки, тренд такой. Вот мне буквально в один и тот же жень попалось высказывание актера Дзиваева (который специализируется практически исключительно на роли Сталина) о том, что России нужен "новый Сталин", и высказывание глубоко мною уважаемого Владимира Михайловича Зельдина, что правильно певца Козина выслали в свое время в Магадан, раз он был гомосексуалистом...
От таких заявлений действительно оторопь берет. Люди не то, что ничего не помнят, как это было на самом деле, они просто не хотят помнить. И когда призывают нового Сталина, почему-то думают, что "высочайший гнев" обрушится на кого угодно, только не на них самих. А ведь в сталинское время никто не был застрахован... Все под богом ходили... и жили с ощущением постоянного всепроникающего страха.
В общем, как у Бориса Слуцкого сказано:
Мы все ходили под богом. У бога под самым боком. Он жил не в небесной дали, Его иногда видали Живого. На Мавзолее. Он был умнее и злее Того - иного, другого, По имени Иегова...
Мы все ходили под богом. У бога под самым боком. Однажды я шел Арбатом, Бог ехал в пяти машинах. От страха почти горбата В своих пальтишках мышиных Рядом дрожала охрана. Было поздно и рано.
Серело. Брезжило утро. Он глянул жестоко,- мудро Своим всевидящим оком, Всепроницающим взглядом.
Но... захватывает общий тренд. И этому сопротивляться очень трудно.
Да, наверное. И это все можно понять... В конце концов всем "хочется кушать".
Но Светлана Крычкова часто в своих интервью повторяет, по-моему, очень верную мысль: "Талант дан богом в кредит, его нужно отработать, иначе заберут обратно."
Отправлено: 24.11.13 00:20. Заголовок: Не сочтите предвзято..
Не сочтите предвзятой, я понимаю, что актеру интересны любые роли. Внуку репрессированного, безусловно, интересно сыграть, "влезть в шкуру" энкавэдэшника, но (!!!) рассуждения актера Домогарова, его оценки того времени - поверхностные и неумные, восхваления Сталина - это мое нутро не принимает никак. Он, как «Макар, родства не помнящий»...
Позволю себе перефразировать:
"Они все опять ходят под богом. С богом почти что рядом. "
цитата:
А Гинзбургу все не так: нет, это все петелька-крючочек, а если вот так? А вот так? Изменения микроскопические, но они очень точные.
Мама дорогая! Где там петельки-крючочки, какая такая точность? - вся интрига на живую нитку схвачена от начала и до конца!
Актер Сергей Жигунов: «Из нашего кино куда-то ушло качество»
Ольга ЛАПТЕВА
Известный артист и продюсер Сергей Жигунов попробовал себя в новом амплуа. В качестве режиссера недавно он завершил работу над фильмом «Три мушкетера». На даче Сергея ЖИГУНОВА в Гурзуфе корреспондент «НИ» побеседовала с ним о режиссерском дебюте, а также о любви и выросших детях, о рыбалке и даже о «зомбиках».
– Сергей, почему вы, опытный продюсер, решили вдруг рискнуть и сняли «Трех мушкетеров» в качестве постановщика?
– Я искал режиссера и не мог найти. Многие говорили: снимай сам. Вадим Абдрашитов был десятым и самым авторитетным в ряду тех, кто мне это сказал. Он много лет преподает во ВГИКе и знает всех, поэтому я обратился к нему. И он сказал то же, что и другие: «Снимай сам». – «Но у меня нет образования, я никогда ничего не снимал». – «Но ты же про артистов все понимаешь…» И теперь я могу заявить, что всю ответственность за то, что я снял, несет Вадим Юсупович Абдрашитов.
– Ну, и каким оказался опыт?
– Оказалось, что я понимаю не только про артистов. Оказалось, что многим я занимался и раньше – в качестве продюсера. Но я никогда не задумывался над тем, что делаю. Я всегда довольно серьезно вмешивался в процесс создания фильмов, которые производятся на моей студии. Придумывал истории, эпизоды, персонажей. Я утверждал кастинг, грим, принимал музыкальные эскизы, сидел на записи звука, участвовал в монтаже. Ну, разве что я не говорил артисту перед съемками эпизода, откуда и куда ему нужно идти. Это ведь только у нас в стране думают, что продюсер – это такой человек, который достает на кино деньги, а потом сам же их тырит. На самом деле продюсер – такой же создатель фильма, как и режиссер. Когда я стал режиссером «Мушкетеров», на меня смотрели странно.
– Почему?
– Я позже понял, почему. Я делал какие-то вещи, которых сегодняшние режиссеры давно не делают. Режиссеры не всегда ходят на озвучание, не утверждают эпизодников, не отсматривают костюмы массовки, не всегда выбирают объекты на натуре – просто посылают туда оператора и художника. Они уже давно много чего не делают, что делали в советское время! И вот, с того момента, как они перестали все это делать, качество из отечественного кино куда-то ушло. И все вздыхают: «Какие были прекрасные советские фильмы». Почему так произошло? Не сразу, но я понял – режиссерам просто мало платят. За два года каторжной работы над «Мушкетерами» я получил как режиссер столько, сколько могу получить за месяц как артист, особенно не напрягаясь.
– Как долго вы снимали?
– Чистого съемочного времени, без учета подготовки – 64 смены. Но сколько же за это время пришлось истратить энергии! Я в жизни никогда так не уставал. К концу съемок я просто умер. От меня не осталось ничего, вообще. Спасло, что я получал от процесса огромное удовольствие. Вообще, все получали удовольствие. Это было видно. Со мной работали чудесные люди.
– Вам, наверное, постоянно задают этот вопрос, но все-таки я спрошу. В чем главное отличие вашей картины от легендарного фильма Юнгвальд-Хилькевича? Ну, кроме того, что тот был, можно сказать, мюзиклом…
– Гениальная музыка Дунаевского – главный герой советского фильма! Ну, а в остальном основное отличие – в возрастном соответствии. Ведь это история про молодого человека, который покоряет Париж – популярнее этой истории может быть только история про Золушку. Но согласитесь, это совсем другая история, чем та, в которой к трем взрослым дядькам присоединился четвертый взрослый дядька, который давно уже все покорил. Все остальные герои, включая Констанцию, в моей картине старше Д’Артаньяна, и без этого «Трех мушкетеров» быть не может. Без отечески-сыновьих отношений между тремя мушкетерами и главным героем. Иначе все разваливается, иначе непонятно, почему они его опекают и не могут бросить.
– Говорят, что режиссер из вас получился очень эмоциональный, на площадке страшно ругаетесь…
– Ну, смотря на кого. Кого-то я уволил почти сразу. Ассистенты, которые набирали для меня сотрудников, были в ужасе: «Никого больше нет. Это лучшие были». Но эти «лучшие» не соответствовали моим представлениям о том, как это должно быть. В итоге у меня собрался потрясающий состав – оператор, художник по костюмам, гример, постановщики трюков, художник-постановщик. Главное, там не было равнодушных людей. Разве что артистов, которых я пригласил сниматься, я практически не обижал. Потому что я их всех очень люблю. Даже тех, которые себя плохо ведут – не знают текста или у них какие-то вредные привычки – все равно люблю. В том числе за то, что наши артисты были влюблены в своих героев.
– А ваша жена – актриса Вера Новикова – разделяла ваше погружение в Дюма?
– Я был поражен, не понимая, что происходит. Вера, которая никогда никакого особенного интереса не проявляла к моей работе... У нее вдруг глаза загорелись, ее хлебом не корми – дай на съемочной площадке побыть. Дома нездоровая атмосфера! Был случай, когда на этапе монтажа я пришел домой злой, уставший, мне надо было посмотреть какую-то склейку. Мы с дочкой Машкой, которая у меня работает монтажером, сели смотреть материал на компьютере. И тут к нам присоединяется Вера – с чашкой чая и с бубликом. Я говорю: «Это что такое? Тут закрытый просмотр... Мы работаем. Ну-ка, марш отсюда!» Как же она обиделась!
– У вас такой напряженный график работы. Удается отвлечься и отдохнуть?
– Иногда, когда, наконец, засыпаю, во сне вижу свою работу. Сегодня с Эрнстом разговаривал – обсуждал срок выхода сериала «Три мушкетера» в эфир Первого канала. Проснулся в пять утра и думаю: «Это сон или я действительно с ним разговаривал?»
– А как же семья? При таком режиме остается время на семью?
– Все мое время занимает работа. Но и семья всегда была в моей жизни. С небольшим перерывом на развод. И в тот момент я как будто лишился половины сил. Оказалось, я не могу без семьи жить – это было для меня неожиданностью. Многое лишилось смысла. Когда же все вернулось на свои места, я опять начал работать в полную силу. Так что сейчас семья видится мне таким поездом с огоньками, который пролетает мимо, а я с тоской смотрю на него с заснеженного полустанка, один на холоде.
– Уже не один. Дочку Машу вы к себе из «поезда» забрали. Она ведь работает с вами, монтирует фильм. – Я хитрый. Все устроил правильно. Маша мой единомышленник, и это здорово. Она очень быстро соображает, почти как я.
– Сергей, а каким вы были отцом, когда Маша была маленькая?
– Я? Отцом? О ком вы говорите?! Меня в доме не видели. Маше досталось даже меньше внимания, чем Насте (дочери Веры Новиковой от первого брака. – «НИ»). Когда Настя была маленькая, я какое-то время был студентом и чаще бывал дома. У меня случались выходные, и по воскресеньям я катал Настю на саночках. А когда Маша была маленькой, по будням я снимался в кино, а по выходным ездил с Харатьяном на концерты. Помню, как однажды мы с Димой сели в самолет и заснули. Самолет тряхнуло – это мы приземлились. Но спросонья мы этого не поняли. Харатьян сказал: «Взлетели». А я: «Вот сейчас и поспим». Я даже момент, когда Маша родилась, помню довольно смутно. В роддом мы почему-то поехали вместе с Колей Расторгуевым. Мы веселись и были не сильно трезвые. Врачи и медсестры нас, по-моему, боялись, потому что знали: изначально я хотел мальчика Ваньку, а вовсе не девочку Машу.
– Зачем же вы столько работали?!
– Я трудоголик. Работа мне в удовольствие. Видимо, перестану работать, когда упаду. У меня иногда телефон, заряжавшийся всю ночь, садится еще до того, как я успею утром сесть в машину. Иногда говорю жене: «А чего ты не кормишь меня завтраком?» Она отвечает: «А когда? Ты бегаешь, бегаешь, бегаешь по квартире, потом подрываешься и уезжаешь». – «Нет, ты пытайся хотя бы!». – «Хорошо. Ты будешь сейчас есть?» – «Нет! Некогда!».
– А если у вас появляется один свободный день, который принадлежит только вам, как вы его проводите?
– Сплю, пока не отвалятся ноги. Когда просыпаюсь – могу поиграть на айпэде в зомбиков. Или посмотреть какой-нибудь американский сериал.
– Наверное, любите бывать и здесь, на даче в Гурзуфе…
– Здесь ставриды полно. Может быть, завтра с утра на рыбалку пойду. Позвоню знакомому – у него лодка. У нас на голый крючок можно сразу штук шесть поймать. Их даже чистить не надо, просто пожарить в масле – и готово.
– Сергей, скажите, а почему вы все-таки воссоединились с Верой?
– Потому что это правильно. У меня было ощущение, что нужно восстановить некую справедливость по отношению к детям, к жене, ко всем нам. Как только я вернулся домой, мне стало хорошо.
– Повторные браки бывших супругов – необычное явление…
– Разве? Мне очень нравится, что у меня повторный брак. Я теперь очень осторожно отношусь к Вере, к семье. Я боюсь их потерять, потому что теперь знаю разницу. Без них мне было плохо. Даже не представлял, что мне так плохо будет без моей семьи.
СПРАВКА «НИ»
Сергей ЖИГУНОВ родился 2 января 1963 годa в Ростове-на-Дону. В 1980 году поступил в Щукинское училище, но проучился там недолго – был отчислен за «профнепригодность», так как стал сниматься в кино и почти забросил учебу. Вернувшись в Ростов-на-Дону, год играл в Театре юного зрителя. Спустя год восстановился в Щукинском училище и в 1986 году окончил его. Во время проб к фильму «Гардемарины, вперед!» был призван в армию. Чтобы остаться на съемках, был зачислен на службу в 11-й отдельный кавалерийский полк в Алабине. C 1990 года – генеральный директор TO «Шанс» киноконцерна «Мосфильм». В 2000–2004 годах был президентом Гильдии актеров кино России. В 2003–2006 годах входил в Совет по культуре и искусству при президенте РФ. Жигунов обрел популярность, сыграв в фильмах Светланы Дружининой «Гардемарины, вперёд!» и «Виват, гардемарины!», после чего был фильм «Сердца трёх» и роль олигарха Пупкова в «Принцессе на бобах». 14 ноября на экраны вышел приключенческий фильм «Три мушкетера», проект «Продюсерского центра Сергея Жигунова». Женат на актрисе Театра Вахтангова Вере Новиковой (с 1984 по 2007 год, с 2009 – по настоящее время).
Отправлено: 25.11.13 18:49. Заголовок: В Риге прошел фестив..
В Риге прошел фестиваль "Московская премьера", где был показан, в частности, фильм "Охота на принцессу", вот тут - симпатичный кусочек пресс-конференции Светланы Дружининой и Анатолия Мукасея:
Отправлено: 26.11.13 04:07. Заголовок: Жень, спасибо за 2 п..
Жень, спасибо за 2 последние публикации. Интервью с Жигуновым интересное! Человек неглупый. Очень хочется "Мушкетеров" посмотреть. Никогда не думала, что профессия режиссера так низко оплачивается. Это зря.
цитата:
И теперь я могу заявить, что всю ответственность за то, что я снял, несет Вадим Юсупович Абдрашитов
Будем знать, кому предхявлять претензии.
На Дружинину смотреть всегда приятно. Бесподобно элегантная женщина! А Мукасея нравится слушать, такое чувство юмора у человека! Кадры из нового фильма понравились. Домогаров тут еще красавец! (чего уже не скажешь по "УС")
Отправлено: 30.11.13 03:07. Заголовок: С огромным удовольст..
С огромным удовольствием посмотрела передачу "На ночь глядя" с Валерием Тодоровским
.
Просто молодцы. Приятно слушать умных людей.
Eugenia
администратор
Сообщение: 559
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 30.11.13 23:00. Заголовок: Очень интересный ..
Очень интересный "Дифирамб"с Леонидом Ярмольником:
К. ЛАРИНА – Ну что, начинаем нашу программу. Напомню, что здесь в студии ведущая Ксения Ларина, а в гостях у нас сегодня Леонид Ярмольник – артист, продюсер… что еще добавить? Общественный деятель, наверное, да?
Л. ЯРМОЛЬНИК – Муж, политик.
К. ЛАРИНА – Политик. Здравствуйте, Леня. Приветствую вас.
Л. ЯРМОЛЬНИК – Здравствуйте. Добрый вечер.
К. ЛАРИНА – Напомню нашим слушателям средства связи. СМС, прежде всего, +79859704545 для ваших вопросов. Обязательно буду задавать, если будут вопросы интересные. Ну а начать я хочу с события, которого долго ждали не только в России, но и в мире – это с премьеры фильма «Трудно быть богом», которая прошла в рамках кинофестиваля в Риме. И на этой премьере Леонид, естественно, был как исполнитель главной роли. Я много уже читала всяких отзывов критиков. Но критики, в основном, пишут о фильме, что и правильно, наверное. Мне интересно, как это кино было воспринято публикой. Вообще – какая была атмосфера во время этого показа?
Л. ЯРМОЛЬНИК – Мне, наверное, трудно судить. Публика, все-таки, была, надо отдать должное, специальная. Действительно, это те люди, съехавшиеся со всего мира, которые ждали эту картину много лет, которые знакомы с творчеством Германа. Поэтому по этому залу, по этому просмотру трудно оценивать публику объективно. Она была специальная. И я невероятно благодарен и нашим специалистам – и Андрюша Плахов был, и многие другие. И очень внимательно и очень точно оценили все это. Я думаю, что самый большой приятный показатель – это то, что были очень интересные пресс-конференции. То есть не формальные, что принято пресс-конференции. На всех присутствовал Марк Мюллер, и были интереснейшие вопросы и интереснейшие ответы. И я даже там… я не самый большой специалист, потому что я вообще считаю, что про кино не надо говорить, кино надо смотреть. Но были вопросы. И, когда я отвечал, я сам для себя что-то наконец формулировал, скажем так.
К. ЛАРИНА – Но шок был?
Л. ЯРМОЛЬНИК – Шок, наверное, был. Эмоциональное потрясение было. Но все было достаточно сдержанно и спокойно. Зал аплодировал минут, наверное, 7 после окончания. Но, опять-таки, мы же не в России, там это принято. И в Каннах аплодируют, и в Венеции аплодируют. Это как бы ритуал фестиваля. Так надо себя вести. Поэтому это тоже нельзя принимать за чистую монету, это форма. Это я не к тому, чтобы сказать о том, что я так ничего и не понял. Я вам должен честно сказать, что, несмотря на то, что эта картина делалась 14 лет, и я все время был или там, или рядом, но со звуком, с шумами, с музыкой я в первый раз посмотрел в Риме. Здесь мне так и не удалось.
К. ЛАРИНА – Я напомню нашим слушателям, что пока в Москве было несколько показов – были совсем закрытые и был более-менее открытый показ этого фильма на юбилее «Новой газеты» в апреле этого года. Но там был звук не сведенный, было очень тяжело.
Л. ЯРМОЛЬНИК – Нет, это был «черный звук» и закадрово объяснялось, что происходит и кто о чем говорит на экране. Объясняла Светлана Игоревна Кармалита в микрофон. Я был противником этого показа и долго уговаривал Муратова, чтобы этого не делать. Потому что это очень опасно и очень трудно. Даже специалисты-киношники с трудом могут выдержать. Собрались все.
К. ЛАРИНА – Он с вами разговаривает после этого, Муратов?
Л. ЯРМОЛЬНИК – Да.
К. ЛАРИНА – А со мной – нет. Но он сказал об этом тоже…
Л. ЯРМОЛЬНИК – Я его очень уважаю, он невероятно талантливый и умный. Но здесь была какая-то… все-таки, день рождения победил фильм. Скажем так.
К. ЛАРИНА – Атмосфера, да?
Л. ЯРМОЛЬНИК – Да, атмосфера. И вот только что при вас, когда мы шли в студию, наш уважаемый гость спросил, надо ли второй раз смотреть со звуком? На что я ему ответил: «Без звука не надо было смотреть».
К. ЛАРИНА – Действительно, тогда вопрос, естественно, возникает – вы, все-таки, действующее лицо главное, и впервые видели в таком сведенном виде уже картину. Сильно меняется впечатление после того, как..?
Л. ЯРМОЛЬНИК – Ну, конечно, конечно. Во-первых, становится все яснее, понятнее, хотя рассчитывать на то, что в фильмах Германа можно понять все – это безумие, и неправильно. В этом и есть, что ли, стиль или манера, или вообще традиция Германа. Он делает кино так, чтобы там не все было понятно. Так же, как и в жизни мы не всегда все понимаем, хотя все видим и слышим. Это есть только у него, он действительно такой один в мире. Поэтому у меня лично – я не хотел бы отождествлять себя буквально с создателями картины. Я все равно артист.
К. ЛАРИНА – Но вы все равно из тех артистов, как я вас понимаю и чувствую, для которых важно, про что вы играете и про что это кино. И ваша роль – она не ограничивается просто исполнением роли.
Л. ЯРМОЛЬНИК – Безусловно. Спасибо. Но я могу вам сказать, что все наши ссоры, про которые много говорено за 14 лет, и ссоры, и драки, и разногласия, были связаны в основном с тем, что Алексей Юрьевич предлагал делать вот так, так и так, а я просил и предлагал делать по-другому. Я всегда преследовал цель, чтобы было понятно, что делает Румата, почему он так поступает, и так далее, так далее. Для меня очень важна была эта психофизическая мотивировка. Меня так воспитали как артиста. И очень часто коса на камень находила. И могу честно сказать, что и сегодня, когда я смотрю готовое кино, есть вещи, которых мне не хватает. Не хватает и с точки зрения того, чтобы зритель точно понимал, какой месседж ему в эту минуту отправляют, и с точки зрения того, что Румата – это Румата. Это такой герой на все времена, это прототип человека, который хочет переделать мир. В разные периоды жизни все мы что-то пытаемся на своем уровне переделать. И на пресс-конференции в Риме из меня как-то выскочило. Я говорю: «Разве не удивительно, что каждое следующее поколение хочет переделать жизнь?» Никогда или почти никогда ничего ни у кого не получается. Но люди почему-то не прекращают снова и снова это делать. Эта цикличность и эта бесконечность – надо? Ну, конечно надо. Это бессмысленно? Да, бессмысленно. Но все равно будем. Вот это и есть Румата.
К. ЛАРИНА – Леня, когда вы в первый раз смотрели картину в таком уже виде, более-менее сведенном, у вас не было эмоционального потрясения, которое испытали все, кто это видел? Или вы понимали, что это будет именно так, как и задумывал Герман. Так страшно.
Л. ЯРМОЛЬНИК – Я не считаю, что это страшно, во-первых.
К. ЛАРИНА – Это очень трудно.
Л. ЯРМОЛЬНИК – Новости, которые мы смотрим по телевидению на всех каналах каждый день – они много страшнее. Это так, для начала. Картина Германа – это своеобразный рентген, то, что мы видим на экране – это форма. Он нарочно выбрал такую жесткую, откровенную форму для того, чтобы объяснить… только через эту призму можно объяснить то, про что это кино. Наша жизнь, несмотря на машины, компьютеры и все блага – она все равно… надеюсь, меня правильно поймут… она уродлива. Она уродлива с точки зрения того, что в любых обстоятельствах люди остаются людьми – неопрятными, грубыми, злыми, агрессивными подонками, негодяями, героями. Людьми, которые отдают свою жизнь за идею, и так далее и так далее. Но все это происходит вот в такой кутерьме и неразберихе. Мы ведь очень многое, что происходит, понимаем потом. И очень часто с сожалением понимаем, что тогда, когда нужно было поступить вот так, ты поступил по-другому. Ну, если быть честным. И конечно, человек счастлив, когда что-то происходит, и он поступил так, как надо, соответственно, себе. Не ошибся, не испугался, не сдрейфил и не спасовал.
К. ЛАРИНА – Вот еще интересный феномен – вы сказали про новости, про все ужасы, которые без конца льются на нас с экрана и с новостных каналов. К сожалению, это сегодня не пробивает вообще аудиторию.
Л. ЯРМОЛЬНИК – Уже иммунитет выработался.
К. ЛАРИНА – Но при этом художественное произведение, исполненное в таком же жанре – ужаса и кошмара, быта – оно потрясает, и люди готовы сопереживать вымышленным персонажам, плакать над убитым котенком, которого в фильме показали, но совершенно отключают все эти рецепторы во время просмотра новостей.
Л. ЯРМОЛЬНИК – Я понимаю, о чем вы говорите. Так, чтобы подтвердить правоту ваших слов, я могу вам сказать, что в этом и есть разница между газетой и книгой. Вот и все, абсолютно. Потому что то, что показывают новости – это газета. А художественное кино, переосмысленное человеком – это художественное произведение, это книга.
К. ЛАРИНА – Но я все равно не пойму. Здесь же живые, настоящие люди, реальные – в новостях, в новостной хронике, которую мы смотрим. И вчера еще они были живые, сегодня они мертвые, в кустах лежат…
Л. ЯРМОЛЬНИК – Если бы вам эту хронику показали 20 лет назад – вы бы сошли с ума. Нас постепенно приучили это есть и никак не реагировать. У нас в это время желудок не работает. Ну, желудок, который называем мозгом. Это уже то, от чего мы защитились. Но я все равно это смотреть не могу. Может быть, потому что я всегда все смотрю, как в первый раз. И, может быть, потому что я повышенно эмоционален или в силу профессии. Но это смотреть невозможно не потому, что это страшно, а невозможно, потому что жить не хочется, когда это смотришь. Не хочется идти на работу, не хочется утром просыпаться. И тем более в такое трудное время, когда такое количество проблем и когда такое количество конфликтов. Я бы создавал атмосферу того, чтобы люди все-таки больше думали о детях, о солнце, о жизни, о том, что… У меня нет конкретных предложений и способов, как это сделать. Мы же часто говорим – нужна цензура или нет? И мы слова «цензура» боимся, мы из него выросли. И всю жизнь были в цензуре. Это слово для нас – страшный раздражитель. Опять железный занавес, опять ничего нельзя. Но честно могу сказать, что с годами я понял, что, когда я смотрю наше телевидение, то я искренне и честно говорю: «Цензура нужна». Но цензура не в смысле запрета, а в смысле того, что людям нужно для того, чтобы жизнь продолжалась.
К. ЛАРИНА – У нас просто законы существующие не работают. Мы тоже про это часто говорим. Потому что, в принципе, все сделано для того… но это не цензура называется, а есть вещи, которые нельзя. Понимаете? Как во всем мире это принято. Есть уголовные статьи, есть запреты, которые зафиксированы в законе о средствах массовой информации, есть понятие «детское время» условно. Но у нас же ничего это не работает.
Л. ЯРМОЛЬНИК – Ничего не работает. Но я хочу, чтобы вы не расстраивались, Ксения, потому что у нас не только в этой области законы не работают.
К. ЛАРИНА – Смотрите, по поводу того, как все-таки изменилось общество. Или, черт его знает, может, так всегда было? Ситуация, которую недавно обсуждали, когда произошла эта трагедия в Казани – разбился самолет, и все обсуждали потом эту Твиттер-ленту, когда на Первом канале отменили выпуск развлекательной программы КВН, потому что такие события происходят в стране. То преданные зрители КВН-а начали писать в Твиттере: «Что за безобразие?» «Что за фигня?» «Почему отменили?» «Подумаешь, самолет упал, а меня моей любимой программы лишили». Как вы это расцениваете – как проявление некого цинизма, в котором сегодня погрязло общество и такая его активная часть – молодая, которая является потребителем развлекательного жанра? Или это тоже некая защита, как вы думаете?
Л. ЯРМОЛЬНИК – Если просто ответить – я считаю, что можно было КВН не отменять. Отменить его нужно было тогда, когда объявляется траур. Наверняка все те люди, которые смотрят и любят КВН – они сопереживали и слышали эту информацию. Но в этом есть какая-то искусственная показуха, когда что-то мы начинаем… как бы галочку поставить, что мы проявили внимание к этому. Я не уверен, что это правильно, не уверен. Вернее, это почти безрезультативно. Я не знаю, зачем это. Наверное, так.
К. ЛАРИНА – Да. Потому что все равно та аудитория, которая КВН смотрит, она таких…
Л. ЯРМОЛЬНИК – Да они такие же, как все. Я думаю, что «упал и упал самолет…» я думаю, что вряд ли они так говорили. Я думаю, что это как-то передернуто. Вряд ли. Очень не хотелось бы думать, что кто-то… Я думаю, что всегда, когда что-то происходит, и если человек не реагирует на это – это получеловек. Потому что всегда можно смоделировать и представить себе, что в этом самолете мог сидеть кто-то из твоих близких, и тогда тебе все становится ясно, как к этому относиться.
К. ЛАРИНА – Ну, это опять та же самая тема, как совместить трагизм реальной жизни с естественным желанием человека увидеть свет в конце тоннеля. Как вот этот баланс найти? Это очень трудно. Тут, конечно, спорный вопрос по поводу КВН. Меня, наоборот, как-то тронуло это решение руководства Первого канала, в этом было какое-то проявление человеческое. Черт его знает…
Л. ЯРМОЛЬНИК – Я еще раз говорю, что… Я как-то не думал до нашего разговора. Я просто считаю, что как-то для меня это неважно – отменили или не отменили. Если честно.
К. ЛАРИНА – Важно, чтобы самолеты не падали.
Л. ЯРМОЛЬНИК – Важно, чтобы самолеты не падали. Важно, чтобы этот трагический, ужасный случай на что-то в дальнейшем повлиял. У меня есть ощущение, что все равно сейчас это как-то замылится. Как набросились на Собчак, которая… совершенно ее неправильно истолковали. Она написала… я-то понимаю, что Ксения хотела сказать. Она хотела сказать, что, может быть, из-за того, что погиб сын, наконец-то этим займутся серьезно, чтобы этого не происходило. Ее тут же истрактовали по-другому. Тоже это…
К. ЛАРИНА – Леонид Ярмольник в нашей студии. Сейчас мы новости слушаем.
НОВОСТИ
К. ЛАРИНА – Возвращаемся в программа. Напомню, что сегодня в нашей студии Леонид Ярмольник. Еще раз напомню нашим слушателям номер СМС для ваших вопросов - +79859704545. И самый часто повторяющийся вопрос, конечно же, когда фильм «Трудно быть богом» можно будет увидеть уже в России. Есть ли у вас информация по этому поводу?
Л. ЯРМОЛЬНИК – Какая-то приблизительная есть, поскольку я не продюсер этой картины, и у нас очень бойкие новогодние праздники, потом – Олимпиада. И, естественно, нужно найти такое время, когда это будет уместно. Пока в планах – февраль – выход в прокат. Даже, по-моему, пока ориентировочно назначено 13 февраля. А что касается премьерных показов – они могут быть, наверное, и в декабре, и в январе. Такие, предпремьерные показы. А прокат планируется с 13 февраля. Надеюсь, что так оно и будет. И очень надеюсь, мы начали об этом, Ксения, с вами говорить… конечно, я буду счастлив, если зритель посмотрит это кино. Оно ведь не похоже на другие фильмы. Это другое кино. И я далек от мысли… я могу только спровоцировать на то, чтобы это кино посмотреть. Уговаривать я не стану. Потому что я всегда говорю, что смотреть хорошее кино или читать хорошую книгу – это труд. И, конечно, это резко отличается от того, чем почти ежедневно в течение многих лет пичкают нашего зрителя. Мы же все равно выглядим своеобразной такой колонией, где царствует на экране американское кино. Я люблю американское кино, но, наверное, то, которое принесло мировую славу. А мы покупаем фильмы пакетами, и прокатчики нас кормят очень средним трешем. И молодежь уже к этому привыкла. И привыкла-то – ладно, но они отвыкли понимать другой язык, другую глубину. И я тут тоже в каком-то интервью сказал о том, чем отличается Герман. Ну, обычно все ныряют с маской и трубкой, а кино Германа – это такое погружение в батискафе на очень большую глубину.
К. ЛАРИНА – Но действительно, по-моему, Умберто Эко об этом написал в своем эссе, что трудно быть зрителем, как бы играя с названием. Действительно это кино, которое дается… не всякий его способен досмотреть, это уж точно я вам говорю. Это большой труд, огромный труд.
Л. ЯРМОЛЬНИК – Марк Мюллер в РИА Новостей процитировал Умберто Эко. Он сказал, что фильмы Тарантино по сравнению с фильмами Германа – это продукция Уолта Диснея. Я тут же, там же, на конференции его… я сказал… продукция Тарантино, а я Тарантино очень люблю. Просто это другое кино. Оно другое.
К. ЛАРИНА – Скажите, у вас же юбилей в январе, получается?
Л. ЯРМОЛЬНИК – Да вы что?! И сколько мне? Кошмар, напомнили. Было хорошее настроение с утра.
К. ЛАРИНА – Мы вчера с Леонидом Исааковичем столкнулись на юбилее Юлия Соломоновича Гусмана. Я подумала как раз – «А Ярмольник тоже закатит себе?»
Л. ЯРМОЛЬНИК – Да никогда.
К. ЛАРИНА – Лошадь белую выведут под уздцы.
Л. ЯРМОЛЬНИК – Я могу вам сказать, я от некруглых дат всегда сачковал. Я не то, что не люблю – я не умею и не очень понимаю. Я думаю, что день рождения – это, все-таки, очень семейный праздник, почти как Новый год. Что-то в этом есть такое, что хочется оставить себе, хочется скрыть. И я ужасно стесняюсь повторяющихся комплиментов, на которые обречены гости. Я вообще считаю, что день рождения – это ужин, на котором ты хочешь видеть тех, кто не будет говорить глупостей.
К. ЛАРИНА – Разные есть вариации отмечания юбилеев. Вот, буквально на прошедшей неделе у Миши Ефремова, тоже вашего товарища, был юбилей, ему исполнилось 50 лет. Так прекрасную сделали историю в «Крокус-Сити холле» - «Запой с Михаилом Ефремовым». Но туда продавали билеты. Это потрясающе. Люди, которые, может быть, вообще не входят в ближний круг – они практически присутствовали на семейном празднике.
Л. ЯРМОЛЬНИК – Я думаю, что в этом больше шоу, потому что, во-первых, это было не день в день. И его 50-летие стало поводом для того, чтобы придумать такое шоу, на которое можно пригласить всех, кому не все равно, как друзья отмечают день рождения с Ефремовым. Это идея неплохая. Я там, к сожалению, быть не мог. Я был занят, поэтому ничего не знаю.
К. ЛАРИНА – Давайте теперь поговорим о продюсерской деятельности Леонида Ярмольника. Поскольку здесь есть тоже солидный багаж из хороших, сильных картин. Естественно, там Валерий Тодоровский лидирует по количеству фильмов. Напомню, это «Мой сводный брат Франкенштейн», это «Стиляги», это «Тиски». Вот три работы, которые сделаны вместе с продюсером Ярмольником. А «Барак», по-моему, тоже вы продюсировали? И сыграли там блестяще совершенно.
Л. ЯРМОЛЬНИК – «Барак» я продюсировал. Это было до того, как наши судьбы с Валерием Петровичем Тодоровским пересеклись. Я надеюсь, что это надолго. Во всяком случае, мы, насколько я понимаю, друг друга не раздражаем. Взаимопонимание есть. И как-то нам одного и того же хочется от кино.
К. ЛАРИНА – «Оттепель», про которую мы чуть-чуть уже поговорили также до начала программы, обменивались впечатлениями. Я задала Леониду вопрос, который, как я поняла, ему постоянно задают. Работал ли он на «Оттепели» в качестве продюсера?
Л. ЯРМОЛЬНИК – Я хочу внести ясность, очень просто и коротко. Дело в том, что, когда писался сценарий, это вообще давнишняя Валерина мечта – снять вот эту «Оттепель», про 60-е годы. И писался сценарий, и Валера и хотел, и не хотел, потому что он понимал, что это сериал. Не оскорбительно – «сериал», это очень длинная работа. И он боялся, что он ее физически не потянет как режиссер. И это писалось трудно, переписывались все серии. И я все читал. И я заставлял Валеру это делать, потому что это было уже на уровне сценария невероятно, замечательно, интереснейшая история. И я сказал, что «как бы ни сложилась окружающая жизнь, я тебе говорю, что я буду продюсером. Это кино будешь снимать. И не думай про это. Думай про свою работу».
К. ЛАРИНА – А изначально была идея именно кино? Или изначально телевидение?
Л. ЯРМОЛЬНИК – Нет, сразу сериал. Там невозможно эту историю рассказать в полном метре. Это другой формат. Другая история. И я, в общем, один из тех людей, кто его заставил. Он очень сомневался, боясь… нельзя было использовать такой принцип, как бывает в Америке – там Эдди Уайнер снимает 2 серии, а потом 2 серии снимает его единомышленник. Нет такого единомышленника здесь у Валеры, нет такого человека, которому бы он доверил это, чтобы потом все… ну, не получилось. И получилось замечательно. Он еле выжил, Валера. Он дико устал на этой картине, но он снял ее. Я не продюсер, я близкий родственник, что называется, этого процесса. Потому что в свое время, когда уже сценарий был готов, и надо было запускаться, мы решили показать пару серий написанных Константину Львовичу. Нашему старому другу.
К. ЛАРИНА – Эрнсту, имеется в виду.
Л. ЯРМОЛЬНИК – Эрнсту имеется в виду, да. Он прочел две серии, чуть ли не в тот же день сказал: «Все-все-все-все, беру». Но он не стал продюсером, он заказчик. И я потом еще задавал вопрос: «Константин Львович, ты дашь такое количество денег, которое нужно, на эту картину? Или мне помочь?» Он сказал: «Все будет нормально». Поэтому Константин Львович Эрнст – заказчик, и это первая картина, и я очень рад, Валерия Петровича Тодоровского, где написано «Валерий Тодоровский представляет». Он и продюсер, он и режиссер, и соавтор идеи.
К. ЛАРИНА – А как актер вы тоже там не задействованы?
Л. ЯРМОЛЬНИК – Нет, он не дал мне там роли. Там единственная роль, которую я хотел бы играть, но играет эту роль и идеально к ней подходит Миша Ефремов.
К. ЛАРИНА – Режиссера.
Л. ЯРМОЛЬНИК – Да-да-да. Когда Валера озвучил, что это будет Миша Ефремов, я сразу поднял руки, потому что он там настолько в десятку, поскольку еще возникает ассоциация с Олегом Николаевичем Ефремовым, с этим временем. Это там идеально.
К. ЛАРИНА – А для вас – про что это кино, «Оттепель»?
Л. ЯРМОЛЬНИК – Это кино про желание жить, любить. В этом кино столько света и столько любви… Таких фильмов у нас… я не могу сказать «не было», но очень давно мы ничего подобного не смотрели. У меня абсолютный восторг. Это просто как глоток не то что свежего воздуха, а который наполнен тем, что меняет мозги. Меняет отношение к жизни, ко всему… это настолько элегантно, красиво, точно… как играют артисты, как сделана Москва, про что это кино… И я не знаю, можно ли говорить. Обычно Валера очень не любит, когда до выхода картины что-то рассказывают, но это фильм про киношную среду. Но это только у людей, которые не имеют никакого отношения к искусству или кино, это только первые полсерии. Это про всех. Это может быть в любой среде. Просто есть вещи, которые в нашей среде больше обострены. И профессия публичная, людная, поэтому все переживается сложнее, острее и больнее. Ну, вот так, наверное.
К. ЛАРИНА – Я добавлю, что здесь, все-таки, важны очень предлагаемые обстоятельства – я имею в виду эпоху и время, в которое все это происходит, и, естественно, среда, в смысле что это творческая среда, профессия. Люди с невероятными творческими амбициями, талантливыми. И здесь очень тонко вдруг возникает, казалось бы, совершенно случайно, эта тема компромисса, которая сопровождает всегда человека творческого, когда он живет в стране, в которой есть свои предлагаемые обстоятельства. Это очень тонкий момент. Мне очень интересно, как развернется эта тема дальше. Она там присутствует, я ее увидела в первых двух сериях.
Л. ЯРМОЛЬНИК – Знаете, Ксения, я думаю, что… почему-то сейчас я подумал: мы, естественно, я сегодня пришел, потому что у вас были вопросы по поводу мировой премьеры «Трудно быть богом», и я с волнением жду выхода этой картины. Я очень хочу надеяться, что эта картина будет принята, понята. И то, что она для вечности и то, что это история мирового кинематографа – в этом я не сомневаюсь. Мне интересно, какой контакт произойдет с сегодняшним зрителем. И в этом смысле картина «Оттепель» сродни этому языку, потому что это настоящий талантливый язык художника. Я имею в виду, в данном случае, Тодоровского и Германа. Он немножко не привычен, он немножко забыт сегодняшним зрителем. И, может быть, эти две картины, как не странно, я соединяю, проделают ту работу, чтобы наш зритель стал умнее, добрее, ассоциативнее. Очень хотелось бы… я не люблю это слово – чуть-чуть перевоспитать. Но подарить новые горизонты, новые глубины. Нельзя только есть попкорн, хохотать. И уходишь в туалет или отрываешься от телевизора – и ничего не пропустил в том кино, которое смотришь. И все равно все понятно. Понятно, когда еще идут начальные титры. Я не люблю такое кино.
К. ЛАРИНА – Мы с вами ругались на американское ширпотребное кино.
Л. ЯРМОЛЬНИК – Я ругался.
К. ЛАРИНА – Нет, я с вами тут согласна. У меня тогда вопрос – почему тогда наши снимают сегодня кино для проката – оно точно такое же, оно абсолютно бессмысленное?
Л. ЯРМОЛЬНИК – Объясняю очень просто. Раз такое американское кино смотрят, и зритель любит – тут же мы, как всегда, вторым эшелоном выстраиваемся: «А, вам надо вот это?» Это больше не искусство, это больше бизнес. Мы вообще сошли с ума на зарабатывании денег. Мы предаем сами себя – свои традиции, свою самобытность. Сейчас это, слава Богу, вызвало большое беспокойство Министерства культуры. Я буквально сегодня или завтра должен писать такой ролик, будет Бондарчук писать, Хабенский, Машков, я. Такие медийные лица, кого узнают. Будем спрашивать и предлагать зрителям все-таки смотреть наше кино.
К. ЛАРИНА – А какое наше?
Л. ЯРМОЛЬНИК – Есть у нас…
К. ЛАРИНА – Смотрите, они проваливаются все в прокате. Все лучшие фильмы, которые получают у нас призы на международных фестивалях, их не смотрят здесь.
Л. ЯРМОЛЬНИК – Их не смотрят, потому что мы сегодня с вами уже час говорим, что зритель почему-то это кино не понимает.
К. ЛАРИНА – Потому что там подростки, в основном, сидят в кинозалах.
Л. ЯРМОЛЬНИК – Значит, подростков нужно потихоньку тоже подтягивать к себе. Мы же их не насилуем и не уговариваем. Просто мы хотим, чтобы они больше удовольствия получали от кино. Удовольствие получаешь, когда сострадание тебе знакомо, сопереживание, когда ты чуть-чуть умнее и глубже, ты будешь получать больше удовольствия от жизни и от художественных произведений. Поэтому снимают наши такое же кино, как американцы. И нужно, безусловно, в этом смысле дистанцироваться. И от того, что фильмов снимается сегодня много, ничего не изменилось. И 20 лет назад так же было. Было в год 5-6 невероятных, замечательных американских фильмов, и всегда было 5-6 российских. Всегда. Просто общее количество увеличилось. Но КПД снизилось, а количество осталось. Поэтому просто надо уметь находить. Мы великая кинодержава, но для того, чтобы гордиться нашим кино, его надо хотя бы посмотреть.
К. ЛАРИНА – Ну и снимать нужно так, как мы умеем, а не копировать ужасные какие-то вещи, которые давным-давно уже… и невозможно здесь, на этом поле, конкурировать… про что я хочу сказать… с Голливудом.
Л. ЯРМОЛЬНИК - Ксения, вы говорите о банальности и пошлости.
К. ЛАРИНА - Пусть они делают своего «Аватара». Ради бога. Мы будем им восхищаться, это прекрасно. Но нельзя это повторить в наших условиях.
Л. ЯРМОЛЬНИК – Нет, нельзя. У нас и технологии…
К. ЛАРИНА – Почему я говорю банальность и пошлость? Взял обидел…
Л. ЯРМОЛЬНИК – Нет, я говорю, вы не хотите кино, которое банально. Банально и пошло с точки зрения что мы видели на среднем уровне. Это, я все время говорю про это кино знаете как? «Еще одно кино». Вот, «еще одна история», которую ты видел уже 1000 раз в зарубежном кино и в нашем кино. И видел в лучшем варианте. Вот против этого кино, я в этом смысле сказал «банальность и пошлость».
К. ЛАРИНА – А вот еще кино, про которое я хотела спросить. Я не знала, что вы там тоже продюсер, «Ку! Кин-дза-дза» мультфильм. Да?
Л. ЯРМОЛЬНИК – Данелиевский? Да.
К. ЛАРИНА – А его будут показывать на большом экране?
Л. ЯРМОЛЬНИК – Оно прошло.
К. ЛАРИНА – И как?
Л. ЯРМОЛЬНИК – Оно прошло… я не могу как продюсер похвастаться тем, что мы удивили кассу. Я думаю, что это тоже вопрос прокатчиков, проката, рекламы. У нас же все сегодня… мы ненавидим рекламу, но мы стали от нее зависимыми. Нужно было просто к такому замечательному данелиевскому произведению, любимому… много лет этой истории, нужно было придать большее внимание средств массовой информации. В этом смысле, конечно, должно помогать государство. Конечно. В процессе воспитания, на это, к сожалению, нужны деньги. Нужны деньги, чтобы бороться с другой рекламой, которая заполняет все эфиры. Но мы-то с вами лучше всех это знаем, в этом живем. И я был продюсером. И я очень легко в один день создал команду, и этим горжусь.
К. ЛАРИНА – К вам обратился Данелия с предложением?
Л. ЯРМОЛЬНИК – Данелия обратился ко мне, потому что там были проблемы, да. Тормознулось, кончились деньги, и все. А я… что объяснять про Данелию? Если бы мог, я бы звезды с неба для него снял. Мы все состоим из Данелии, и, может быть, это лучшее в нас.
К. ЛАРИНА – «Я так думаю».
Л. ЯРМОЛЬНИК – Я так думаю, да. И я предложил объединиться с супер-профессионалом, один из лучших продюсеров – Сергей Сельянов и Константин Эрнст. И я третий. И мы втроем сделали, чтобы этот мультфильм увидел мир. Он, по-моему, будет в январе по телевидению.
К. ЛАРИНА – По Первому каналу?
Л. ЯРМОЛЬНИК – Да.
К. ЛАРИНА – Это тоже надо обязательно смотреть, потому что это какая-то очень совершенно необычная вещь.
Л. ЯРМОЛЬНИК – Да, замечательная. В этом столько Данелии, столько юмора, столько нежности, тоски, света и радости…
Сообщение: 560
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 30.11.13 23:00. Заголовок: К. ЛАРИНА – Так, у н..
К. ЛАРИНА – Так, у нас остался еще театр – и все.
Л. ЯРМОЛЬНИК – Быстро прочесть пьесу на память?
К. ЛАРИНА – В театре Ярмольник играет в театре «Современник» в спектакле, который называется «С наступающим». Да. Спектакль, в котором работают они в партнерстве с Сергеем Гармашом. Это история про себя во многом…
Л. ЯРМОЛЬНИК – Пьеса была написана с учетом того, что это Сережа и я. Да, она была конкретно Родионом Овчинниковым написана. Спектакль идет уже три сезона, идет… сейчас я уже, не стесняясь, могу сказать, с невероятным успехом, с невероятными аншлагами, с записями на билеты. И я очень горжусь, мне очень лестно, что Кваша Игорь Владимирович и Гафт Валентин Иосифович, когда увидели этот спектакль, они сказали: «Вот это и есть «Современник». Этого лет 20 не было». Ну, пьеса современниковская во всех отношениях. Многие приходят смотреть по два, по три раза. По два, по три раза, притом люди, у которых не так много времени. Искушенные.
К. ЛАРИНА – Но вам хорошо на сцене? Вы себя чувствуете…
Л. ЯРМОЛЬНИК – Я очень люблю этот спектакль. Он очень тяжелый с точки зрения психофизики, я очень устаю. Но это та усталость, которая тебя заряжает невероятной силой. Я очень люблю этот спектакль, с удовольствием его играю. И Сережа его очень любит, и зрители его любят. Поскольку я много лет, так сложилась моя судьба, в театре не работал, хотя я по диплому артист театра и кино, но так сложилась моя судьба после Таганки, после отъезда Любимова. И тут, как бы, Боженька меня отметил, пожалел и подарил мне это счастье, когда я на сцене понимаю, что я не зря там нахожусь.
К. ЛАРИНА – Насколько я знаю, это не первый ваш театральный проект за последние несколько лет. Просто я помню, что во МХАТе вы хотели что-то делать.
Л. ЯРМОЛЬНИК – Это пример того, что мы делали-делали…
К. ЛАРИНА – А потом пришел лесник, да?
Л. ЯРМОЛЬНИК – Нет, не лесник. Пришел Ярмольник, с другой стороны зашел Ярмольник. Мы делали «Свадьбу Кречинского».
К. ЛАРИНА – Почему не получилось?
Л. ЯРМОЛЬНИК – Не получился спектакль. Уже когда спектакль надо было показывать, что называется, папам, мамам и премьеру, я встал на колени перед Олегом Павловичем Табаковым и сказал, что спектакля нет, спектакль не получился.
К. ЛАРИНА – Вы сами это решили?
Л. ЯРМОЛЬНИК – Да, я собрал всю труппу, артистов и руководство, и Смелянский был. И я действительно встал на колени, извинился перед всеми. И, по-моему, Олег Павлович, конечно, дико расстроился как руководитель театра, он говорит - Лёнь, ну оно потом наиграется, сыграет. Я говорю - нет, там нет того, что наиграться может. Это не от количества повторов или готовности и знания текста, или ещё чего-то. Там нет чего-то того, что называется придумкой. Почему во МХАТе в таком составе делается гениальное произведение. Там не было изюминки - почему это сегодня, почему это... Я говорю - получится, что это плохой спектакль, Вова пригласил этого Ярмольника во МХАТ, и нафига? Моя бы жизнь на этом не закончилась, но мне ужасно не хотелось, чтобы это было... Слишком я Олега Павловича люблю и слишком уважаю.
К. ЛАРИНА - Очень редкое вообще качество для...
Л. ЯРМОЛЬНИК - Авангард Леонтьев сказал - я всю жизнь работаю в театре, я не помню, чтобы исполнитель главной роли во МХАТе сам закрыл спектакль. Все всю жизнь делают, чтобы быть в главной роли и в любом варианте выходить. Это был неудачный, но хороший опыт.
К. ЛАРИНА - Несколько вопрсов, ну, 2-3 я успею задать до конца за последние минуты. Здесь был очень хороший вопрос по поводу репутации. "Как сохранить свою репутацию, если есть столько соблазнов? Важно ли для вас это понятие?".
Л. ЯРМОЛЬНИК - Каких соблазнов? Я не очень понимаю.
К. ЛАРИНА - Испортить репутацию можно в секунду. Мы же это понимаем.
Л. ЯРМОЛЬНИК - Я вам так скажу. Поскольку Ксения уже сказала, что через пару месяцев мне 60. Вы знаете, я за столь долгую жизнь научился не поддаваться соблазнам. Я это умею.
К. ЛАРИНА - А научите. Есть рецепт?
Л. ЯРМОЛЬНИК - Есть рецепт. Оставаться самим собой.
К. ЛАРИНА - Типа "мне ничего не надо"?
Л. ЯРМОЛЬНИК - Нет.
К. ЛАРИНА - Ни от кого ничего...
Л. ЯРМОЛЬНИК - Наоборот, мне всё надо, но смотря каким путём ты хочешь добиться того, что надо.
К. ЛАРИНА - Вы человек независимый? Как творческая единица вы независимый человек?
Л. ЯРМОЛЬНИК - Я даже такой одинокий волк. Неуловимый ковбой. Помните анекдот?
К. ЛАРИНА - Да.
Л. ЯРМОЛЬНИК - Который никому нафиг не нужен.
К. ЛАРИНА - Это не так, конечно. Но всё равно. Это же качество, о котором все мечтают. Что такое независимость? Насколько независимость связана с материальным благополучием? Связана?
Л. ЯРМОЛЬНИК - Безусловно. Когда у человека есть своя профессия, своё дело, и он это делает лучше других, естественно, он и зарабатывает больше. Естественно, в деньгах только одна прелесть: они дают тебе независимость и право выбора того, что ты будешь делать завтра.
К. ЛАРИНА - А что вы будете делать завтра? Традиционный вопрос для финала.
Л. ЯРМОЛЬНИК - Есть какие-то предложения в кино, в каком-то кино сейчас снялся.
К. ЛАРИНА - Таких масштабных, важных для вас.
Л. ЯРМОЛЬНИК - Ну, есть ещё одна у меня... я не люблю наперёд говорить. Есть идея сделать ещё один спектакль. Если я подберу ту команду, которую хочу, то тогда есть произведение, которое мне очень хочется сделать.
К. ЛАРИНА - В Современнике?
Л. ЯРМОЛЬНИК - Не думаю, что это будет Современник. Не уверен. Для меня это, поймите меня правильно, не очень важно. Я же не артист театра Современник. И в Современнике это мне достаточно часто дают понять. Я приглашённая звезда. Я звезда! Вот, Гармаш - он ситизен, а я иммигрант. У меня там не ПМЖ. Поэтому для меня важно будет создать команду. Если команда у меня получится, то с этой командой я могу высадиться хоть на Луне и сделать спектакль.
К. ЛАРИНА - Дай Бог, чтобы всё произошло. Спасибо Леониду Ярмольнику за то, что нашёл время для сегодняшнего эфира.
Л. ЯРМОЛЬНИК - Спасибо, что у вас нашёлся эфир для меня.
К. ЛАРИНА - И хорошо, что мы не поговорили сегодня про политическую деятельность Леонида Ярмольника. Но я думаю, что она...
Л. ЯРМОЛЬНИК - Вы ещё услышите об этом. Ещё мир содрогнётся.
К. ЛАРИНА - Спасибо, Лёнь.
Л. ЯРМОЛЬНИК - Спасибо.
Eugenia
администратор
Сообщение: 571
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 02.12.13 03:10. Заголовок: Сегодняшний "Диф..
Сегодняшний "Дифирамб" - памяти Юрия Васильевича Яковлева, его, конечно, лучше слушать, потому что в передачу включены фрагменты из фильмов и спектаклей с его участием. Но я сейчас еще на работе...
К. ЛАРИНА – Ну что, дорогие друзья. Хочу вас расстроить. Видите, мы специально подстраивались под наших гостей сегодня, для того чтобы провести передачу памяти Юрия Яковлева вместе с Римасом Туминасом, главным режиссером театра Вахтангова и ведущим артистом театра Евгением Князевым, который является и ректором Щукинского училища и работает всю свою жизнь в театре. Пришел сюда сразу после Щукинского училища. Тогда, конечно, Юрий Яковлев уже был мэтром. Но, видите, я думаю, что осуждать мы никого не будем с вами. Обстоятельства, наверное, таковы, что не смогли прийти дорогие наши гости к нам в студию. Я думаю, что это не последняя попытка с ними встретиться и вспомнить Юрия Яковлева. Мы это обязательно сделаем. Но я здесь в студии остаюсь с вами, и, конечно же, рассчитываю на вашу помощь. Поэтому напомню телефон прямого эфира - +74953633659. Я думаю, что всем нашим слушателям имя Юрия Яковлева многое говорит. У каждого свои ассоциации, свои воспоминания, свои любимые роли и свое видение этого человека. Я обожаю эту историю, когда ты придумываешь… может быть, ты с человеком не знаком, но ты видишь его в работе, ты видишь его в ролях, в театре, в кино, читаешь его книги, интервью. И у тебя есть свой собственный взгляд на этого человека, ты, может быть, сама себе его придумываешь. И всегда радостно, когда какие-то твои предположения совпадают.
Для меня Юрий Яковлев – конечно, артист действительно Богом поцелованный. Удивительнейший. Который мог сыграть все. Очень был необычен в комедийных ролях, в ролях так называемых «простаков». А уж в театре Вахтангова ему приходилось играть такие разнообразные роли – от аристократов и известных исторических персонажей до абсолютных клоунов, как знаменитый Панталоне в легендарном спектакле «Принцесса Турандот».
Последнюю свою роль он сыграл с спектакле «Пристань» в инсценировке рассказа Бунина «Темная аллея». Партнершей его была Лидия Вележева. И здесь, наверное, надо сказать особое спасибо Римасу Туминасу, который каким-то чутьем просто проинтуичил, что называется, когда собрал всех своих ведущих актеров и дал им возможность сыграть несыгранное. То есть это такие роли-мечты. То, что не осуществилось в их жизни актерской, здесь, в этом спектакле, в этой пристани, у каждого была возможность рассказать о своей любимой роли. И, конечно, Юрий Васильевич Яковлев здесь был одним из центров этого спектакля, притягательным невозможно. Хотя ему было, конечно, тяжело – и возраст, и болезни всякие. Но его интонации – интонации его голоса, его ирония, его мелодика – это никуда не девается. Это удивительное качество актерское. То, что природа дала, то, что потом отточено, отшлифовано годами работы, мастерства, работы с разными режиссерами, с разным материалом – это остается на века.
Слава Богу, что сегодня у нас есть возможность и голос Яковлева слышать, и видеть его в фильмах самых разных периодов его жизни. И слава Богу, что и в фондах телевидения сохранились многие спектакли театра Вахтангова, в том числе не просто снятые в зале во время спектакля, а специальные телеформаты. Я помню замечательную его работу комедийную «Дамы и гусары» - спектакль, который сохранился в фондах телевидения, и он существует. Я думаю, что многие его еще и увидят не раз. Может быть, канал «Культура» его покажет. Есть и «Конармия» по Бабелю, есть и, по-моему, «Без вины виноватые» театра Вахтангова. Спектакль, который ставил Петр Наумович Фомин.
Я еще раз напомню, что 2-го числа, то есть в понедельник, завтра, состоится церемония вручения премии «Звезда театрала», которая на сей раз будет впервые проходить на сцене театра имени Вахтангова, и как раз завтра должны были вручить Юрию Васильевичу почетное звание «Легенда сцены». Но вот, видите, теперь она будет посмертно вручена и, насколько я знаю, устроители церемонии там меняют сценарий, и вся церемония будет посвящена памяти Юрия Яковлева.
Я с удовольствием послушаю вас, про вашего Юрия Яковлева, что для вас эта потеря, какие любимые работы его вспоминаете? Чем этот человек вам дорог и близок, в чем была эта близость лично вам. Еще раз напомню телефон - +74953633659. И, конечно, у нас есть звуки. Мы подготовились к этой программе и вместе с нашим программистом Ирой Чесноковой подобрали несколько фрагментов, которые обязательно послушаем. Ну, давайте начнем с самого известного – это небольшой фрагмент из «Гусарской баллады».
ФРАГМЕНТ ИЗ ФИЛЬМА «ГУСАРСКАЯ БАЛЛАДА»
К. ЛАРИНА – Напомню, что это «Гусарская баллада», фильм Эльдара Рязанова. И партнершей поручика Ржевского Юрия Яковлева была Лариса Голубкина. Хочу напомнить, что это не первый фильм с Рязановым. Первым был «Человек ниоткуда», где Юрий Яковлев играл ученого, который привозит откуда-то, из каких-то северов, из вечной мерзлоты чудом сохранившегося древнего человека, которого блистательно играл Сергей Юрьевич Юрский. Фильм, кстати, тяжелую жизнь, по-моему, прожил, прежде чем попасть на экраны. Не очень к нему благоволили чиновники тогдашние. Но, тем не менее, он есть в истории. И хочу напомнить, что эту роль в комедии абсолютной, причем в комедии фарсовой, Эльдар Рязанов предложил Юрию Яковлеву после его феерического, большого кинодебюта в «Идиоте», где он сыграл князя Мышкина. Это не был дебют его фактический, но по сути это была первая его работа, которая принесла ему невероятную славу. Славу большого драматического артиста. И вдруг после такой роли Эльдар Александрович дает ему комедийную роль, и дальше, конечно, он его сыграл блестяще и в «Гусарской балладе», и, естественно, в «Иронии судьбы». И закадровый знаменитый в фильме «Берегись автомобиля», где он читает. У нас тоже есть фрагментик, мы обязательно его послушаем.
Ну, давайте я еще раз напомню телефон - +74953633659, чтобы вы рассказали нам о своем Юрии Яковлеве. Пожалуйста, мы слушаем вас. Алло, здравствуйте.
СЛУШАТЕЛЬ – Алло.
К. ЛАРИНА – Да, здравствуйте.
СЛУШАТЕЛЬ – Здравствуйте, меня зовут Александр. Я из Ростова звоню. Конечно, все помнят его прекрасные фильмы. Он был одним из великих профессионалов. Относительно последняя – «Кин-дза-дза», игра … Пушкина в «Выстреле». Но я хочу сказать о его чтении… Я не знаю, много ли он записал на радио рассказов, но меня почти потрясло его исполнение рассказа Леонида Андреева «Цветок под ногою». Это все, что я хотел сказать. Конечно, я могу рассказать много, но пусть еще кто-нибудь скажет.
К. ЛАРИНА – Спасибо, Александр, за этот звонок и за напоминание о работах Юрия Васильевича в качестве чтеца. Конечно, он профессионал, как вы правильно заметили, абсолютно точно. Но его голос был, конечно, совершенно уникален. Мы тут про Алексея Баталова говорили, когда отмечали его юбилей. Вот, Юрий Яковлев, конечно, из тех голосов, которые неповторимы и незабываемы. Тут, наверное, уместно упомянуть именно эти достаточно банальные прилагательные. Тем не менее, я могу еще одну работу напомнить, которая на меня произвела совершенно неизгладимое впечатление – это «Театральный роман». Это недавняя по времени работа, такой радиоспектакль, где Юрий Васильевич несколько ролей сыграл. Блестяще, просто блестяще. И стихи читал. Я тут Сереже Бунтману напоминала – замечательно он прочитал «Старуха, дверь закрой» - такая есть баллада у Маршака. Очень остроумная.
Вообще эта ирония, с которой он относился и к себе, и к своим ролям, в хорошем смысле этого слова… Он никогда не звездил, что называется. Никакого нарциссизма в нем никогда не было. Хотя, конечно, он имел все основания считать себя абсолютной звездой.
Еще, кстати, если говорить о его характере, многие про это говорят – его партнеры, его коллеги – что он был, конечно, совершенно отдельным человеком. Он не любил все камлания коллективные, старался держаться особняком. Хотя при этом… тут есть вопрос от наших слушателей: «Как к нему молодежь относилась?» По-моему, они его обожали. Я тут слушала Сережу Безрукова, сразу когда пришло сообщение о смерти Юрия Васильевича. И вот он написал у себя в фейсбуке в совершенно превосходных степенях об этом человеке. Он с ним сталкивался в работе немного, всего лишь в этом продукте продюсерском под названием «Ирония судьбы. Продолжение». Но был совершенно поражен Юрием Васильевичем – тем, как он себя ведет, как он работает на площадке, как он относится к партнерам и насколько он открыт для общения, насколько он доброжелателен, остроумен. Это, конечно, человек, о котором помнить будут все, кто с ним хотя бы раз в жизни сталкивался.
Давайте еще один фрагмент послушаем. Вот как раз я говорила про закадровый голос, и абсолютно точно Эльдар Рязанов угадывал все закадровые голоса. У него в одном из фильмов, по-моему, Зиновий Гердт читает закадровый текст, а здесь, в «Берегись автомобиля», это Юрий Яковлев. Не забыть этого голоса. Небольшой фрагмент из этого фильма.
ФРАГМЕНТ ИЗ ФИЛЬМА «БЕРЕГИСЬ АВТОМОБИЛЯ»
К. ЛАРИНА – Кстати, про «Старуха, дверь закрой» я вспомнила, что это мультфильм был. Осталась фонограмма Юрия Яковлева. Надеюсь, что, может быть, сегодня мы еще найдем ее в течение сегодняшнего дня, поскольку у нас еще будет программа, посвященная Юрию Васильевичу. Вы слышали в анонсах, это будет сегодня ночью в программе «Вот так» Сергея Бунтмана. Они тоже с нашими программистами подбирают фрагменты, для того чтобы вы услышали голос Юрия Яковлева.
Я еще раз напомню телефон - +74953633659. Напомню также, что ближайший спектакль «Пристань» будет посвящен памяти Юрия Яковлева в театре Вахтангова. А про прощание я пока не знаю. Есть какая-нибудь информация, спрашиваю у Ромы Плюсова, про прощание с Яковлевым?
Р. ПЛЮСОВ – Во вторник, насколько я знаю.
К. ЛАРИНА – То есть прощание будет, да? В театре? Во вторник.
Р. ПЛЮСОВ – Я уточню там в новостях уже. Давайте, в 15 часов.
К. ЛАРИНА – Хорошо. Сейчас новости, потом продолжим нашу программу.
НОВОСТИ
К. ЛАРИНА – Ну, вот видите, и мы сегодня в рамках программы «Дифирамб» то же самое с вами тут делаем – вспоминаем Юрия Васильевича Яковлева. Слушаем его голос. Я остановилась перед новостями по поводу похорон. Так вот – я открыла сайт театра Вахтангова, здесь совершенно точно уже указана дата и время для того, чтобы вы, дорогие друзья, поклонники творчества Юрия Васильевича Яковлева, могли попрощаться с артистом. Итак, церемония прощания с Юрием Яковлевым состоится в театре имени Вахтангова 3 декабря, во вторник, с 10 утра и до часу дня. Похороны пройдут в этот же день на Новодевичьем кладбище Москвы.
Здесь совершенно поразительный некролог, текст, который написан от театра. Замечательные слова, я с удовольствием их процитирую. «Ушел из жизни великий артист, человек исключительного благородства и достоинства, чье служение искусству – пример подвижничества. Юрий Васильевич Яковлев был человеком удивительной эрудиции, образованности, интеллигентности. Его жизнь была наполнена каждодневным творчеством. Его роли в театре и кино стали классикой. Многожанровость его творчества – талантлива и убедительна. Юрий Яковлев – целая эпоха в искусстве. Он был Вахтанговцем по рождению своего таланта, кумиром многих поколений. Он – гордость русской культуры. Он очаровывал своей неповторимостью, его талант был вдохновенным и безграничным. Юрий Васильевич Яковлев прожил счастливую творческую жизнь. О нем трудно говорить «был», невозможно смириться с утратой. Он ЕСТЬ в наших сердцах и нашей памяти. Он ЕСТЬ навсегда». Театр Вахтангова.
Вообще этот театр обладает какой-то магической силой притяжения. Я сейчас вспоминала, у меня такое ощущение… может быть, я ошибаюсь… что из него никто никогда не уходил. Вот, они как приходят туда, если они попадают туда в начале своего творческого пути, они остаются на всю жизнь. Хотя периоды, как у любого творческого коллектива, там самые разные в истории. Более удачные, более успешные, более звездные и достаточно спокойные. И всегда, конечно, если мы говорим об актерах, артист – всегда голодный человек. Не только в смысле что он есть хочет, а в том, что он хочет играть. Артист должен играть, он должен играть любимые роли, он должен хотеть приходить в театр для того чтобы выйти на сцену.
И в этом смысле Юрий Яковлев, действительно, прожил счастливую творческую жизнь. Он был невероятно востребованным, он очень много играл на протяжении всей своей жизни. И, кстати, ко многим авторам, ко многим спектаклям, ко многим пьесам возвращался в разные периоды своей жизни. Поскольку время идет, и человек был молодым, а потом стал уже и не очень молодым. Но он в той же пьесе играет совсем другую роль, и с удовольствием и с нежностью смотрит на молодого актера, который исполняет роль, которую он сам когда-то играл.
Один из его спектаклей, неожиданных совершенно, это «Конармия» Бабеля. По-моему, никто ее больше не ставил, Симонов только ухитрился устроить такую вакханалию на своей сцене. И автор, тем более, как вы понимаете, при советской власти не очень был почитаем властями. Но, тем не менее, они это сделали, и сделали это блестяще. Там играли все звезды Вахтанговского театра, и играли они точно по Бабелю. То есть со всеми его шутками полууголовными, жаргонными. Замечательные образы там создали и Николай Гриценко, и Григорий Абрикосов, и Вячеслав Шалевич и, конечно, Юрий Яковлев и многие другие. У нас есть фрагмент из спектакля «Конармия», давайте его послушаем, а потом я надеюсь вновь обратиться к вашим звонкам и еще два-три звонка послушать.
ФРАГМЕНТ ИЗ СПЕКТАКЛЯ «КОНАРМИЯ»
К. ЛАРИНА – Это был фрагмент из спектакля «Конармия» по Бабелю. И напомню, что телевизионный вариант этого спектакля есть и в Интернете, и в фондах, так что его можно посмотреть целиком.
Вообще удивительны судьбы, конечно, многих актеров советских, которые, естественно, поскольку жили в таких предлагаемых обстоятельствах, помимо ролей из мировой классики, из русской классики, настоящих, больших работ, играли массу всякой дряни. Это я не про Бабеля говорю, это отдельная история. Массу всякой советской дряни – каких-то красных командиров, красных комиссаров, каких-то хороших следователей, чекистов, каких-то милиционеров. И у каждого, почти у каждого человека, была своя история, своя драма в семье, поскольку мы с вами живем в такой стране, где в истории любой семьи есть обязательно трагедия, так или иначе связанная с системой, с власть. С войной, или не с войной, а совсем даже с мирной жизнью, со временами репрессий.
У Юрия Яковлева… могу просто процитировать его слова: «Почти все мои родственники погибли в аресты 37-го года. Кто-то умер, сосланным в Казахстан, в тюрьме, другие были расстреляны. Мой родной дядька подвергся репрессиям в 34-ом и был расстрелян». Вот, представьте себе с таким багажом, с таким бэкграундом, как бы сейчас сказали, человек входит в систему большого советского искусства, искусства большого советского стиля.
Таких судеб очень много, похожих. Я могу вам в этом театре найти таких людей целую вереницу, в театре Вахтангова. И в этой связи вспоминаю все время признания Ады Роговцевой, замечательной актрисы, муж которой – Константин Степанков, был просто певцом советской власти, играл и ковпаков, и матросов, играл в знаменитой экранизации «Как закалялась сталь», играл … не помню, как его фамилия, его первый наставник, матрос… И потом играл без конца каких-то деятелей партии и правительства. И как она потом призналась, Ада, это всю жизнь сплошная боль. Блистательный артист, ненавидевший всеми фибрами души эту власть, с которой он прожил всю жизнь. Власть, которая уничтожила всех его родных. Здесь аналогичный случай. Я думаю, что вряд ли можно говорить о ненависти, поскольку Юрий Васильевич Яковлев действительно человек высокого аристократизма. И, я думаю, чувство ненависти, бешенства, ксенофобии в любой ее форме вряд ли было бы ему свойственно. Но, тем не менее, это биография, с которой человек живет. С которой он живет и проживает целую жизнь.
Давайте я еще напомню телефон - +74953633659. Мы говорим о Юрии Яковлеве, и если вам есть что сказать про него, если вы хотите поделиться своим видением этого замечательного артиста, если вы хотите рассказать про своего Яковлева – то, пожалуйста, позвоните в прямой эфир. Я с удовольствием вас послушаю вместе со всеми остальными. Алло, здравствуйте.
СЛУШАТЕЛЬ – Алло, Ксения, добрый день. Это Екатерина говорит.
К. ЛАРИНА – Здравствуйте.
СЛУШАТЕЛЬ – Добрый день. Конечно, Юрий Яковлев – большая потеря, ужасная. Эпоха уходит. В первую очередь, я хотела бы вспомнить Стива Облонский в «Анне Карениной» - потрясающая его работа. И еще в «Разговоре с Чеховым» у него был… документальный сериал такой, если помните, они ездили по местам чеховским, и на Сахалине были, в Мелехово, очень хороший был…
К. ЛАРИНА –Да, Екатерина, спасибо вам большое за то, что об этом вспомнили. Что касается Чехова, тоже абсолютно не случайный автор в жизни Юрия Васильевича Яковлева. Мне кажется, он просто им болел всю жизнь. Потому что он играл во всех постановках чеховских, которые шли в театре Вахтангова, сыграл самого Антона Павловича Чехова в легендарном спектакле «Насмешливое мое счастье». Замечательный спектакль. И, слава Богу, он тоже есть в фондах телевидения, его можно посмотреть, в Интернете тоже можно найти целиком. Чеховские интонации невероятно были близки Юрию Яковлеву. Абсолютно точно вы вспомнили про Стива Облонского. Например, одна из моих самых любимых ролей в фильмографии Яковлева – это Стива Облонский. Я этот роман очень люблю, и каждый раз, когда его перечитываю, всегда слышу интонации именно Юрия Яковлева. Мне кажется, это идеальное совпадение героя и личности артиста.
Но при этом была еще одна «Анна Каренина». Достаточно спорный был спектакль, но, тем не менее, это история. Это история театра Вахтангова. Спектакль, который ставил Роман Григорьевич Виктюк. В роли Анны Карениной была Людмила Максакова, и в этом спектакле Юрий Яковлев играл Каренина. Это было невероятно тяжело ему, потому что, конечно же, после экранизации знаменитой, где Каренина сыграл его коллега по театру – Николай Гриценко, сыграл блистательно, ему нужно было найти какую-то свою интонацию, свой образ, своего Каренина. И он это сделал. Это была лучшая роль в этом спектакле. На моей памяти, я его сейчас вспоминаю, этот спектакль, лучшая роль. Выходил под аплодисменты. И он тоже, кстати, как и Гриценко, придумал себе и грим, и походку, и манеру речи. Но это был абсолютно другой Каренин, Каренин Юрия Яковлева.
Давайте еще звонок. Пожалуйста, +74953633659. Алло, здравствуйте.
СЛУШАТЕЛЬ – Алло, здравствуйте. Ольга Васильевна, Московская область. Вы знаете, все забыли… ни разу не слышала, моя, можно сказать, любимая роль Яковлева – «Опасный поворот».
К. ЛАРИНА – Это Басов.
СЛУШАТЕЛЬ – Экранизация Пристли «Не будите спящую собаку». Там настолько фильм идеальный, он настолько хорош, все так играют. А Яковлев – ну, нечто. Я так люблю этот фильм, смотрю его.
К. ЛАРИНА – Ольга Васильевна, спасибо тоже вам говорю. Одна из моих самых любимых тоже телевизионных работ. Почти наизусть ее помню, пересматриваю каждый раз, когда ее показывали. Он играл главную роль, все его обманывают… Сэр Роберт, по-моему. И для него открываются просто все люди, окружавшие его, которых он любил всю жизнь.
СЛУШАТЕЛЬ – А потом – раз – и все оказывается, поворот сюжета, и все хорошо на самом деле. И сюжет, и какие актерские работы! Шуранова там, Басов – великолепно.
К. ЛАРИНА – Руфина Нифонтова там играла.
СЛУШАТЕЛЬ – Да, да.
К. ЛАРИНА – Спасибо большое за эти воспоминания. Действительно, конечно, одна из центральных его работ именно в телевизионном эфире, на телевидении. Замечательная. Тоже, кстати, абсолютно они тогда играли… Это была английская драма, английский детектив, но они настолько были настоящими аристократами английскими, что ни у кого даже сомнения не возникало, что это советские артисты играют. Замечательно, этот талант, безусловно, талант и мастерство. И стиль, чем отличается, кстати, еще Юрий Яковлев и представители его поколения. У каждого свой стиль, как у художника, у каждого свой почерк. Это большая редкость. Это, помимо таланта, еще невероятный рост личности происходит в течение всей жизни. Этому сейчас не учат. Этому сейчас учить некогда.
Я об этом тоже часто думаю, откуда тот же Василий Семенович Лановой – человек из простой совсем семьи. А всегда на него смотришь, «в ролях», особенно «в ролях», особенно когда он Вронский, или красный командир в фильме «Офицеры», Иван Варавва. Все равно ощущение какого-то дворянского, аристократического происхождения. Я думаю, что это не просто умение сыграть. Это сыграть невозможно, это либо есть, либо этого нет. Это умение учить, у них были потрясающие учителя. Потрясающие. Это все были учителя, люди, которые их учили в Щукинском училище, во МХАТе, в том же ГИТИСе и в Щепкинском училище – это все представители совсем другой России, другой страны, другой истории. Когда мы говорим «через одно рукопожатие». А здесь было не через одно рукопожатие, а прямое рукопожатие из другой эпохи. И все, что эти люди сумели передать своим ученикам, они это всю жизнь несут. Сегодня мы лишены этого, к сожалению. Сегодня очень мало кто способен говорить именно о воспитании личности в институте или школе. Ну, да, азы мастерства какие-то, да и то не у всех получается. Таких учителей уж нет.
Кстати, все эти люди – Юрий Васильевич Яковлев в этом смысле не исключение – они с такой благодарностью вспоминают своих учителей, помнят их каждого по именам, начиная от мастеров курса, которые преподавали актерское мастерство. Цецилию Львовну Мансурову в каждом интервью все время вспоминала Юрий Васильевич Яковлев. Но и помнят всех, кто преподавал и этику, и сценическую речь, и сценическое движение, и все образовательные предметы, и литературу, и историю театра. Это, конечно, дорогого стоит. Поэтому они такие и были – воспитанные совсем другой страной.
Давайте еще звонок. Алло, здравствуйте.
СЛУШАТЕЛЬ – Да, добрый день. Разрешите выразить глубокое соболезнование в связи с уходом любимого, многопланового актера, с уникальным голосом. Юрий Яковлев был легок, естественен, ярок, остроумен в комедийных ролях в кино и на театральной сцене, глубок, тонок, изящен в образе Чехова в «Насмешливом моем счастье». Непревзойденный князь Мышкин в фильме Пырьева «Идиот». Великолепный образ создан в прекрасном спектакле «Пристань». Надо сказать, что этот актер, светлая ему память – он навечно в сердцах зрителей, которые когда-либо видели, слышали его. И хочу отметить –такой великолепный документальный фильм создан был в апреле нынешнего года, где мы увидели Яковлева как человека достойного, скромного, остроумного.
К. ЛАРИНА – Да, это был фильм, который был сделан к его 85-летию. Как вас зовут, простите?
СЛУШАТЕЛЬ – Этери из Москвы.
К. ЛАРИНА – Спасибо, дорогая Этери. Вы замечательную речь произнесли, мне остается только вам сказать огромное спасибо и просто поаплодировать замечательному языку и замечательному умению выразить свои чувства и мысли.
Конечно же, хочется вспомнить и сказать тоже слова поддержки всем друзьям и близким Юрия Васильевича Яковлева. У него была не одна семья, но в итоге она вся – одна семья. У него поразительного таланта ребята, дети, которые уже взрослые дети. Это актриса Театра Сатиры Алена Яковлева, это режиссер Антон Яковлев, который работает с такой самоотдачей, с такими материалами потрясающими. Он работает на разных сценах, но, по-моему, основная его площадка – это Московский художественный театр, он там сделал несколько спектаклей. То, что я видела – «Крейцерова соната», то, что я видела – «Дуэль». Антон Яковлев работает с классическими текстами и блестяще это делает. Это, конечно, талант, который по наследству передается. Конечно, Алексей Яковлев, замечательный артист, который, к сожалению, ушел из театра, не захотел работать больше артистом, а мог бы вполне себе яркую карьеру сделать театральную. Он очень яркий парень. И сейчас подрастает уже следующее поколение – уже внуки. Маша Козакова, которая соединила в себе черты рода Яковлевых и Козаковых. Это тоже удивительное совершенно сочетание, и дай Бог ей удачи. Ну, и много можно назвать еще других, и маленьких совсем, и юных, у которых все еще впереди. И дай им Бог талантливой и яркой жизни. Я думаю, что, конечно, эту фамилию они будут нести с гордостью и с ответственностью.
У нас время заканчивается. Давайте, я хотела дать фрагментик небольшой из «Без вины виноватые». Это спектакль Петра Наумовича Фоменко, которого тоже, увы, тоже уже нет на свете. Но спектакль, который вахтанговцы очень любили, очень любили. Действительно настоящий звездный состав занят в этом спектакле. Они его играли достаточно редко, но спектакль удивительный. Тут небольшой фрагмент, где вы услышите голос Юрия Васильевича Яковлева.
ФРАГМЕНТ СПЕКТАКЛЯ «БЕЗ ВИНЫ ВИНОВАТЫЕ»
К. ЛАРИНА – Ну что же, мы должны уже заканчивать нашу программу. Напомню, что сегодня вы еще услышите голос Юрия Васильевича Яковлева после полуночи в программе «Вот так». И там мы тоже собираем фрагменты, которые есть в звуке, для того чтобы вы успели вспомнить и те роли, которые мы сегодня не вспоминали, и еще раз послушать этот божественный голос.
Я со своей стороны тоже могу еще раз сказать, что памяти кланяюсь этого великого артиста. Это действительно великий артист, великий человек. И благодарю судьбу, за то, что мы успели… я успела его увидеть и в театре, за то, что он мимо проходил, коснулся, и за то, что он был у нас в гостях, и я с ним общалась. Это великое-великое счастье, что такие люди рядом с нами были. Спасибо ему.
ПЕСНЯ «ДУЭТ КОРОЛЯ И АНДЖЕЛЫ» (Ю. ЯКОВЛЕВ, А. ПУГАЧЕВА)
На премьере спектакля "Пристань" в ноябре 2011 года шквал оваций провожал всех выдающихся вахтанговских мастеров, но, кажется, лишь однажды зал не выдержал и разразился аплодисментами прямо на выходе актера. Это Юрий Яковлев элегантно и тихо ступил на сцену в рассказе Ивана Бунина "Темные аллеи". Красота внезапной встречи с женщиной, чувство безвозвратности, холодная ясность старости, хрупкость счастья - все было сыграно с такой тихой, пронзительной простотой, что никакие котурны, никакие знаки театральной славы здесь бы не прошли. А его уход со сцены - едва заметный гусарский щелчок каблука об каблук - и вовсе превратил эту последнюю роль Юрия Яковлева в шедевр.
"Пристань" была придумана Римасом Туминасом к юбилею Вахтанговского театра. В жанре поминальной мессы. Знаменитый хорал Miserere ("Помилуй меня, Господи!") Фаустаса Латенаса заполнял сцену, которая благодаря строгим "аккордам" храмовых стен и вовсе превращалась в пространство храма, в котором голоса живущих актеров сливались с голосами и душами их ушедших товарищей. Один из них ушел совсем...
Он сразу стал любимцем просвещенной публики Московского театра им. Евгения Вахтангова и миллионов кинозрителей. В 60-70-е годы его поручик Ржевский из "Гусарской баллады", Иван Васильевич, Ипполит естественно продолжили народный фольклор - целая страна разговаривала с его интонациями, его словами.
Провалившись во ВГИК, Юрий Яковлев со скрипом был принят в Щукинское училище. Пройдет всего несколько лет, как он станет любимцем театральной Москвы - сначала представ заморским королевичем в сказке Маршака "Горя бояться - счастья не видать", а потом - старым отставным майором в "Дамах и гусарах". Легкое, праздничное, радостное перевоплощение, основанное на глубоко детской вере в чудо, - вот основа и тайна его актерского бытия. Режиссеры приглашали его в свои картины, когда нуждались в неожиданных и мягких метаморфозах характеров и обстоятельств. Гайдай знал, что никто, как Яковлев, не сумеет пройти по грани сказки и реальности, острой буффонады и тончайшей психологической растушевки: ведь его царь и грозен, и жалок по-царски, а управдом несет в себе черты специфически советской ограниченности и глупости; и оба - при всем жанровом ограничении - в чем-то главном реалистически точны.
А разве не тот же тип "сказочного" поведения обнаруживался в его Ипполите? Когда занудный карьерист оказывался под душем, он уже был затоплен народной любовью и состраданием.
И разве не об этом свойстве Яковлева догадался Иван Пырьев, пригласив его на роль князя Мышкина? В его князе совершенно отчетливо видны мифологические корни - Иванушка-дурачок, прекрасный королевич, Илья Муромец, еще не слезший с печи, - огромная, волшебная сила, которая еще боится самой себя, но уже изливает на окружающих потоки сияющей любви. Магнетически прекрасным был взгляд его синих-синих глаз.
Не случайно голливудский продюсер, увидев этот фильм, предложил Яковлеву сыграть Христа.
Он весь - не от мира сего, он весь - со всей нежной и по-детски наивной безоглядностью принадлежит театру как храму преображения. Все его существо "верит" в возможность лучшего в человеке. Оттого почти все его герои - такие сияющие, такие сказочно праздничные, преображенные, точно наполненные иным бытием.
В одном из своих любимых персонажей - в Стиве Облонском, сыгранном в фильме Зархи "Анна Каренина", в его легкомысленном, бездумном приятии жизни, в его гурманстве и эпикурействе Яковлев различил признаки той блаженной нищеты духа, которой в Евангелии наделены праведники.
Там, в тридевятом царстве, и обитают главные герои Юрия Яковлева. И потому, блаженные в своей простоте и жажде правды, они так легко стали частью вековой традиции русских сказок, мифов и фольклорных чаяний.
Вечная память ему, сказочному витязю русской сцены!
10 самых ярких киноролей Юрия Яковлева
Князь Мышкин ("Идиот", 1958) Поручик Ржевский ("Гусарская баллада", 1962) Граф ("Выстрел", 1966) Стива Облонский ("Анна Каренина", 1967) Лорд Генри Уоттон("Портрет Дориана Грея", 1968) Дерамо ("Король-олень", 1969) Управдом Иван Васильевич Бунша и царь Иван Грозный("Иван Васильевич меняет профессию", 1973) Ипполит, жених Нади ("Ирония судьбы, или С легким паром!", 1975) Сэр Роберт Чилтерн ("Идеальный муж", 1980) Пацак Би ("Кин-дза-дза!", 1986) 10 легендарных фраз из киноролей Юрия Яковлева
"Оставь меня, старушка, я в печали" ("Иван Васильевич меняет профессию", 1973) "Казань брал, Астрахань брал, Ревель брал, Шпака - не брал..." ("Иван Васильевич меняет профессию", 1973) "Ты пошто боярыню обидел, смерд?" ("Иван Васильевич меняет профессию", 1973) "Я требую продолжения банкета!" ("Иван Васильевич меняет профессию", 1973) "Какая гадость эта ваша заливная рыба..." ("Ирония судьбы, или С легким паром!", 1975) "О-о! Тепленькая пошла... Потрите мне спинку, пожалуйста..." ("Ирония судьбы, или С легким паром!", 1975) "Подогрели... обобрали... нет-нет, подобрали, обогрели..." ("Ирония судьбы, или С легким паром!", 1975) "Небо не видело такого позорного пацака, как ты, Скрипач!" ("Кин-дза-дза!", 1986) "Когда у общества нет цветовой дифференциации штанов, - нет цели!" ("Кин-дза-дза!", 1986) "Скрипач не нужен, дядя Вова" ("Кин-дза-дза!", 1986)
Eugenia
администратор
Сообщение: 576
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 02.12.13 18:22. Заголовок: И еще - тоже из "..
Избранные места из разных интервью и воспоминаний Юрия Яковлева
Игорь Вирабов Сегодня в Москве на 86-м году жизни скончался великий актер Юрий Яковлев. Он сыграл более ста ролей в фильмах и телеспектаклях и стал народным любимцем, ни разу не изменив безупречному художественному вкусу.
Он был один из тех актеров, которые навсегда оставляют в нашей памяти след чистый, светлый и, как все незащищенно-наивное, хрупкий.
В память о любимом актере "РГ" собрала отрывки из воспоминаний и различных интервью Юрия Яковлева. О военном детстве
"Когда объявили войну, мы обедали. Воскресный день, по радио прервали концерт, и через паузу, показавшуюся очень долгой, прозвучало: "Фашистская Германия вероломно напала на нашу страну". Взрослые испугались. Мы, мальчишки, конечно, не сразу поняли всю катастрофу. Самое удивительное, что мы как-то вдруг повзрослели лет на десять".
О семье
"Почти все мои родственники погибли в аресты 37-го года, кто-то умер сосланным в Казахстан, в тюрьме, другие были расстреляны. Мой родной дядька подвергся репрессиям в 34-ом и был расстрелян. В общем, мало хорошего. А так, детство было безмятежное, особенно довоенное детство. Но в 13 лет, когда началась война, детство сразу кончилось…"
Как впервые напился
"О, это была страшная история! Правда, это было не вино, а брага, которую сварил мой дядя и которой мы с двоюродными братьями надрались в зюзю, в День Победы 9 мая 45-го года. Мне было так плохо - я двое суток не мог отойти от этого праздника!"
О выборе профессии
"Был 43-ий год, я увлекся историей дипломатии, языками и собирался поступать в МГИМО. Но неожиданно получил знак свыше, который продиктовал: иди на актерский. Кроме того, у меня было еще увлечение, которое осталось до сих пор - архитектура".
О славе
"Узнавать начали после фильма "Идиот". Идешь по улице - люди оборачиваются, хихикают и говорят друг другу: "Вон, смотри, идиот пошел".
Как открывал Америку
"Когда впервые попал в Америку в 1960-м, с фильмом "Идиот", то общался свободно, не зная ни грамматики, ни правил. (В конце войны юного Яковлева соседка устроила в гараж американского посольства, где он и стал говорить по-английски, - Ред.). Поездка в Америку тогда считалась событием чрезвычайным - за океан попадали только артисты Большого балета и моисеевцы. Нас с Иваном Пырьевым и Юлией Борисовой пригласила кинокомпания "XX век Фокс". Побывали в Лос-Анджелесе, Вашингтоне и Нью-Йорке. Не только в той поездке, но и на любых гастролях за границей я легко переходил на английский. Все заложенное в детстве остается. Сейчас мне жаль, что не стал заниматься языком серьезно". О стеснительности
"По природе своей я жутко стеснительный, робкий человек, не люблю публичность, ненавижу тусовки и никогда в них не участвую. Робел всегда и везде - в отношениях с женщинами тоже, хотя тут преуспел - у меня было три брака. Как при такой врожденной стеснительности я стал актером, - не знаю".
О любвеобильности
"Что можно с собой поделать, если жизнь поворачивает нас, как ей хочется, а сопротивляться нет сил? Тем более что по гороскопу я Телец, а это значит - влюбчивый".
Об анонимках
"Я узнал, что моё выдвижение на звание народного артиста СССР так долго лежит в райкоме партии, через который проходили все награды и звания, потому что из театра пришло анонимное письмо, подписанное "вахтанговцы", где говорилось, что я недостоин такого звания, - далее перечислялись мои грехи. Кто эти "вахтанговцы", я потом узнал и с удивлением констатировал факт, что эти люди долгие годы служат рядом со мной, здороваются, улыбаются, выпивают, шутят. Это было горьким откровением. Я, конечно, человек грешный, но строго придерживаюсь правила: "Не суди - и не судим будешь". Оказалось, что это правило не для всех".
Чехов и страсть к одиночеству
"Я очень люблю Антона Павловича Чехова. И даже успел его сыграть в спектакле "Насмешливое счастье", я помню его фразу, которую он произнес в приступе хандры: "Одиночество - прекрасная штука". Я навсегда это запомнил. Одиночество помогает, потому что очень трудно быть все время на виду. Это очень усложняет жизнь. Очень утомительно все время нравиться! "Я же не червонец, чтобы всем нравиться", как сказал один мудрец".
Об интуиции
"Думаю, мною руководит не разум, не сердце, а именно интуиция. Я доверяю только ей - и в жизни, и в работе над ролями, и она меня ни разу пока не подвела. Мне почти все приходило во сне - решение спектаклей, ролей... Я интуитивно понимал: надо иначе идти. Другой дорогой. Сейчас направо, а потом сразу за угол".
О самонастройке
"Я как приемник. Повернул ручку на миллиметр - и вдруг вместо классической музыки заиграл джаз. Поворот - и я настраиваюсь на "Гусарскую балладу". Потом р-раз - Чехов. То есть весь организм настраивается на определенную волну".
Старомодное отношение к звездным болезням
"Никто не считал себя звездами, такого понятия и не существовало. Говорили - хороший актер, или - очень хороший. Миша Ульянов пользовался огромным авторитетом и всенародной любовью, но представляю, что бы он устроил, если бы его назвали звездой. А сейчас молодые и популярные - те, кто снимается в сериалах и светится на обложках, не стесняются за кулисами, между прочим, с юморком, называть себя звездами... Эпидемия какая-то: держаться так свободно, вне элементарных норм приличия, как подчас некоторые молодые артисты на репетициях, раньше даже самые гениальные старики себе не позволяли. Звезд много, артистов нет".
О лицах и масках
"Люди очень изменились, как много лиц-масок с пустыми глазами, как много равнодушных, буквально на глазах предавших родные традиции. Но что-то я не о том? Пора на дачу".
О свободе и демократии
"Казалось бы, как много возможностей дает нам наша демократия! Только мне думается, это великое заблуждение. Свобода - это отнюдь не вседозволенность. Она - ответственность перед культурой, которая формирует мировоззрение человека, и к ней это относится в самой большей степени. А мы понимаем демократию как отсутствие созидательных идей, отсутствие этики, воспитания нравственности и вкуса. Как зачеркивание и поругание отечественных традиций, отречение от своих святынь".
Про Ипполита
"Я в эту историю абсолютно случайно влип, и на всю жизнь. На Ипполита был утвержден Олег Басилашвили, но по ряду причин он не смог сниматься, и Эльдар судорожно, в пожарном порядке предложил сниматься мне. И я как-то очень неожиданно в это влез, как в ванну под душ, таким же образом. Я совершенно не предполагал, что эпизодная роль Ипполита будет иметь такой успех… Я этот фильм уже не могу смотреть. Правда, иногда натыкаюсь на него, когда телевизор смотрю, но тут же выключаю или минутки две посмотрю и все".
О своих кулинарных умениях
"Яичницу - раз. Макароны - два. Пельмени готовые из пачки - три. Сосиски - само собой. Картошку жареную по своему рецепту - никому не доверяю жарку и резку. Мясо - тоже есть свой рецепт. И обязательно жареный лучок отдельно - с бифштексом замечательно!"
О спиртном
"Раньше увлекался коньячком. А теперь запиваю водочкой. А закусываю водочку грибочками, которые делаю сам по своему рецепту".
Мешает ли художнику время
"У нас бесконечные "великие, гениальные, звёзды", просто куда ни глянь - всюду звёзды! Звёздные дорожки с отпечатками "великих" рук, бесконечные премии с разными названиями… И в этой гремящей славословием и бряцанием наград пустоте оказалось, что времена тут ни при чём - кто был художником, невзирая на времена, кто по сути художник - тот им и остался".
О своем времени жизни
"Каждый из нас понимает, живет ли он в свое время или не в свое. Я-то знаю точно, что попал не в свое. Должен был жить во второй половине XIX века. И я все время играл не тех, кого мне нужно было играть. Но попадания случались. Абсолютно точное, стопроцентное - Стива Облонский в "Анне Карениной"..
Eugenia
администратор
Сообщение: 577
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 02.12.13 18:30. Заголовок: И документальный фил..
И документальный фильм, снятый к 85-летию Юрия Васильевича: Ирония судьбы Юрия Яковлева
А вообще, вот для меня сначала Яковлев - это был голос... Этот удивительный, неповторимый тембр, который невозможно было ни с кем спутать и нельзя было не полюбить. И сначала был этот прекрасный "Театр у микрофона" - "Насмешливое мое счастье", "На всякого мудреца", "Принцесса Турандот". И только уже позже я увидела эти и другие вахтанговские спектакли по телевизору. И телеспектакли тоже, а как же! "Опасный поворот", "Портрет Дориана Грея"... Ну, и само собой - кино! Тут моя самая любимая роль Юрия Яковлева - Стива Облонский. Стопроцентное попадание. Одно на миллион. Хотя и "Гусарскую балладу", конечно, обожаю, и "Ивана Васильевича", и "Кин-дза-дзу", не говоря уже об "Иронии судьбы".
Лен, конечно, это безумно грустно... Но когда начинаешь вспоминать роли Юрия Яковлева, его голос, все-таки вспоминается и "печаль моя светла", и "не говори с тоской: их нет, но с благодарностию - были..." Я вот буквально месяц назад еще раз с огромным наслаждением посмотрела вахтанговский спектакль "На всякого мудреца довольно простоты". Там просто гениальные актеры... Плотников! Гриценко! Максакова! И, конечно, Яковлев! И какое счастье, что хоть какие-то из этих спектаклей записаны на пленку, сняты для телевидения.
"Пристань" я, кстати, недавно скачала, надеюсь в ближайшее время посмотреть.
Отправлено: 02.12.13 23:55. Заголовок: Как жаль, что не усп..
Как жаль, что не успела посмотреть "Пристань"... Всё собиралась, собиралась, а так и не поехала... Я Яковлева видела в 2007 году в "Чайке". Туминас говорил пару недель назад, что Яковлев очень хочет с этим спектаклем в Вильнюс. Не успели...
ЛюДа
постоянный участник
Сообщение: 29
Зарегистрирован: 20.10.13
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
0
Отправлено: 03.12.13 19:42. Заголовок: Я тоже хотела посмот..
Я тоже хотела посмотреть "Пристань", но не успела, ну, и хорошо. Яковлев последнее время выглядел плохо, поэтому в моей памяти он останется молодым, со своим незабываемым голосом.
Отправлено: 04.12.13 05:10. Заголовок: Спасибо, за статьи ..
Спасибо, за статьи про Юрия Яковлева. Действительно и грустно, и светло... "Пристань" обязательно посмотрю.
Так мне Тодоровский понравился в передаче "На ночь глядя", что я посмотрела с ним еще "Школу злословия". Очень понравилось, передача старая 2003 года, но я ничего о Тодоровском не знала. Это моё открытие, очень приятное. Чтобы ведущие вместо своего обычного злословия в конце передачи кричали "Браво", это надо быть не совсем заурядным человеком. Короче, море удовольствия. В этот раз природа, по-моему, на детях, к счастью, не отдыхала.
Eugenia
администратор
Сообщение: 590
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 04.12.13 05:25. Заголовок: Julia пишет: В этот ..
Julia пишет:
цитата:
В этот раз природа, по-моему, на детях, к счастью, не отдыхала.
Совершенно согласна! Валерий Тодоровский - очень талантливый и светлый человек. Очень мне импонирует.
Не, "обалденные тетки" мне не нравятся, особенно их манера общения. (Хотя, к Дуне Смирновой после ее фильмов я стала относиться намного лучше). Поэтому, мне очень нравятся "ШЗ", где гость выше ведущих, как это было, на мой взгляд, здесь.
Отправлено: 05.12.13 00:18. Заголовок: Они забавно покалыва..
Они забавно подкалывают друг друга - это мне нравится. Иногда, правда, довольно небеззлобно подтрунивают над гостем. И в этом смысле я с тобой согласна - хорошо, когда гость выше, не захочешь подкалывать.
Eugenia
администратор
Сообщение: 595
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 05.12.13 01:17. Заголовок: В "РГ" интер..
Режиссер Андрей Смирнов и сценарист Наталья Рязанцева - о том, как началась и закончилась реальная оттепель советского кино
Андрей Смирнов: У российской нации золотой век всегда позади
Премьера Первого канала - телефильм "Оттепель" Валерия Тодоровского. Действие разворачивается в 1961 году в среде кинематографистов.О том, как в действительности после долгого застоя возрождался советский кинематограф, мы спросили непосредственных участников событий - режиссера Андрея Смирнова и сценариста Наталью Рязанцеву. Андрей Смирнов, режиссер:
- У нашей нации золотой век всегда позади. Вот и теперь 60-е годы - золотая эпоха. Что же там золотого? Если брать культуру, то конец 50-х - начало 60-х годов - это травля Бориса Пастернака, 1965-й - это процесс Синявского и Даниэля. Министром культуры была Екатерина Фурцева, кинематографом ведал Владимир Баскаков, человек интеллигентный, фронтовик, талантливый писатель, но тем не менее такой же "барбос", как и все остальные. Помню, вышла книга Георгия Шторма "Потаенный Радищев". Он нашел доказательства, что якобы Радищев, вернувшись из ссылки, перед самой своей кончиной тайком продолжал работать над "Путешествием из Петербурга в Москву". Я предложил сделать об этом фильм: о старости и самоубийстве Радищева. Очень драматичный сюжет. На это Баскаков сказал: "Это что, во славу Синявского и Даниэля?" Поэтому представление о 60-х как о золотом веке весьма спорно. Та же свирепая, бессмысленная цензура, "держиморды", режим, появление диссидентского движения и аресты, фильмы ложатся на полку. Вот что такое 60-е годы! После XX съезда партии и закрытого доклада Хрущева в кино пришли талантливые люди. Перед смертью Сталина была так называемая эпоха "малокартинья", когда во всем Советском Союзе снималось 4-5 фильмов в год. Михаил Ромм рассказывал, что был момент, когда "Мосфильм", на котором уже тогда работало четыре тысячи человек, встал. Тогда в запуске были три картины - и вот один режиссер сломал ногу, у второго сердечный приступ, у третьего еще что-то случилось. И после этого - при Хрущеве - пришло новое поколение, фронтовики. Это был новый взгляд на жизнь. Григорий Чухрай, Лев Кулиджанов, Александр Алов и Владимир Наумов... Всех не перечислить. А следом за ними пришло и наше поколение. Во ВГИКе в 60-е годы были такие защиты дипломов: замечательная картина "Друг мой Колька" Алексея Салтыкова и Александра Митты или выдающаяся картина Георгия Шенгелая "Алавердоба", которая сразу же легла на полку. Начало защищаться поколение Отара Иоселиани, Ларисы Шепитько, Элема Климова. Да, было некоторое политическое послабление. Россия не скудеет талантами и сегодня. А тогда, как только приоткрыли крышку люка, стали появляться талантливые люди - это была волна XX съезда партии. Потом Хрущев пытался вернуться назад, но до такой степени давления уже не опустился. Что касается отношений внутри профессионального круга - отношения талантливых людей всегда сложные: есть и зависть, и ревность, и соревнование. Но профессиональная среда была спаяна тесно. На мой взгляд, за счет того, что Союз кинематографистов, который, в отличие от других творческих союзов, никогда не проводил показательных процессов, играл позитивную роль. Благодаря этому удавалось защитить кого-то из кинематографистов. А сплоченная среда образовывалась прежде всего за счет семинаров. Каждый год проводились семинары сценаристов, режиссеров, аниматоров, там встречались мастера разных поколений. Между ними завязывались и творческие отношения, и дружба. Тут я не могу не вспомнить, как много мне дало общение с кинематографистами более старшего поколения: ты чувствовал, что тебе надо подтягиваться. Естественно, разные поколения на семинарах и водку пили, и на бильярде играли тоже вместе. И это было полезно.
Наталья Рязанцева, сценарист:
- Воспоминания об этом времени всегда противоречивы. Кино только начиналось при нас - после большого перерыва появилась возможность снимать 120 фильмов в год. Те, кто действительно мог и хотел и кому улыбнулось счастье, работали. Но не стоит романтизировать то время. Недавно мы вспоминали, чем для многих все кончилось: кто-то спился, кто-то уехал и перестал заниматься кино. Было и такое, что люди покончили собой. В 1961 году я еще училась во ВГИКе, но знала, конечно, уже многих. Нас было меньше, чем сейчас, и весь круг кинематографистов постоянно пересекался. Мы в тот же день узнавали слухи и сплетни, у кого что случилось. Теснее как-то жили. Сейчас, думаю, тоже бывает ВГИКовская дружба и она тоже, наверное, остается на всю жизнь. Но все это так рассеяно, это такой конвейер. Да, сейчас больше учат - есть разные школы, разные мастер-классы, учебники. Но хорошего на самом деле мало. Да так и должно быть, ведь хорошего вообще всегда мало. Однако никакой паники или удрученности у меня по этому поводу нет. Помню, как все начиналось - с кинофильма "Дом, в котором я живу". Сценарий Иосифа Ольшанского и Нины Рудневой в 1956 году получил премию на Всесоюзном конкурсе. И на сценарном факультете тогда появилось то, ради чего стоило учиться: стало ясно, что так или иначе кино будет. И если кто-то напишет что-то хорошее, то, может быть, оно и будет снято. Мы смотрели замечательные фильмы, ведь как раз тогда вышли, например, "Летят журавли". Все режиссеры военного поколения, которые до этого очень мало снимали, начали работать. Для тех, кто пытался разобраться в кино, ВГИК был просто перегружен просмотрами: к тому времени уже были "итальянская неделя кино", "французская неделя", к нам приезжали замечательные люди. 1957 год - это Всемирный фестиваль молодежи и студентов, мы начали общаться с заграницей. Для меня эта оттепель кончилась в 1958 году, когда разгромили наш курс, выгнали из комсомола и из института 6 человек. Тогда мы уже понимали, в какой стране мы живем, нас превратили из хороших комсомольцев почти в диссидентов. Хотя до настоящих диссидентов было еще далеко, надо было дожить до 1968 года. Это десятилетие я считаю своими основными университетами. Мы были политизированы, были вечные митинги. Так что сначала мы вдохнули свободу, но очень быстро выдохнули.
Досье "РГ"
Смирнов Андрей Сергеевич родился 12 марта 1941 в Москве. Актер театра и кино, режиссер, сценарист и драматург. Народный артист России. В 1962 году окончил режиссерский факультет ВГИКа (мастерская Михаила Ромма).
Рязанцева Наталья Борисовна родилась 27 октября 1938 года в Москве. Сценарист. Первая жена сценариста Геннадия Шпаликова, жена режиссера Ильи Авербаха. Окончила сценарный факультет ВГИКа (1962 год, мастерская Е. Габриловича). С 1988 года преподает на Высших курсах сценаристов и режиссеров (ВКСР). С 1996 года ведет сценарную мастерскую во ВГИКе. Профессор ВГИКа. Заслуженный деятель искусств РСФСР (1987).
Избранная фильмография:
1982 - Голос 1984 - Букет мимозы и другие цветы 1992 - Дымъ (3 серии, по И. С. Тургеневу) 1994 - Никто не хотел уезжать 1994 - Я свободен, я ничей
Да-да, "интересный сам по себе мужчина-загадка, молчание ценнее текста, роль-событие". Может, мне восклицательного знака и не хватило. Не, я тоже не люблю про черно-белых. Я тоже люблю про сложных людей... Может быть, я их еще увижу.
Eugenia
администратор
Сообщение: 625
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 09.12.13 16:45. Заголовок: Недавно исполнилось ..
Недавно исполнилось 85 лет Алексею Владимировичу Баталову. Мне попадались какие-то юбилейные публикации, но чего-то в них не хватало. Но вот, пожалуй, у Юрия Богомоловаполучилось:
Алексей Баталов. Положительный актер на все времена Играет работягу, а выходит интеллигент. Юрий Богомолов размышляет о феномене Алексея Баталова.
Алексею Баталову на днях исполнилось 85. Возраст солидный. Но это повод не только поздравить актера, сказать все причитающиеся ему комплименты и пожелать здоровья… Такой возраст и такая насыщенная творческая биография, как у Алексея Владимировича Баталова, располагает к тому, чтобы попытаться определить его место в истории нашего кинематографа. И, к слову, в истории нашего общественного мнения.
Общественное мнение – такое существо… Оно привередливо. Не каждого даже очень знатного, необыкновенно популярного артиста готово оно признать своим полномочным представителем или взять его в доверенные лица.
В 30-40-е оно было более снисходительным. Да и выбор был широким: Крючков, Андреев, Олейников, Бернес, Чирков, Переверзев. Все они – социально основательные, характерные и легко опознаваемые приметы своего времени. Все они – его символы.
После войны время изменило свой ход; советский социум утратил былую однородность, а с ней и целостность. Пошел процесс его фрагментации. Тогда-то и обозначился запрос на рефлексирующего интеллигента, который, впрочем, не вдруг оказался удовлетворенным.
Молодой герой молодого артиста Баталова, его тезка Алеша из "Большой семьи" Иосифа Хейфица – из рабочих. На дворе 1954-й год. Страна все еще приходит в себя от потери крови во Второй Мировой войне. Индивид едва начинает осознавать свою отдельность и свою неподдельность. Едва начинает отличать свое "я" от сплоченного "мы". Это движение умов в 50-х годах потом будет названо "оттепелью". Фильм Хейфица – одна из первых ее ласточек.
Роман Всеволода Кочетова "Семья Журбиных", который лег в основу фильма, – вполне себе кондовое соцреалистическое сочинение: масса положительных персонажей, каждый передовик и ударник труда, хороший семьянин, верный товарищ, завидно устойчивый в моральном отношении. Устойчивы, но не без исключения. Потому как даже советская рабоче-крестьянская семья не без урода.
Уродом в "Большой семье" назначен директор клуба из потомственно порочных интеллигентов. И еще есть там какой-то умник, тоже очень ненадежный советский человек. Его играет Павел Кадочников. Впоследствии писатель Кочетов в своей патологической ненависти к так называемой прослойке дойдет до степеней известных.
Режиссеру, однако, удалось найти в "Журбиных" живую струнку. Это как раз и есть Алеша Журбин, который предстал на экране интеллигентным рабочим, то есть интеллигентом в первом поколении. Он уже умеет смущаться, сомневаться, задумываться.
Это сейчас кажется ничтожной малостью, а тогда, на фоне казенной риторики, бравурного кинематографа типа кинооратории "Сказание о Земле сибирской", каждая лирическая мелодия и просто естественная житейская интонация находили живой отклик в душе зрителя.
В следующей картине Хейфица, в "Деле Румянцева", персонаж Баталова опять работяга. Но опять же – интеллигентный. То есть патологически совестливый.
Марк Донской, снимая новую версию горьковской "Матери", приглашает на роль Павла Власова Алексея Баталова, племянника Николая Баталова, сыгравшего эту же роль в классике мирового кинематографа, пудовкинской "Матери".
Какие же это разные получились Павлы! У Пудовкина – суровый, жесткий, целеустремленный революционер. В Павле Донского почти ничего и не осталось от пролетарского происхождения. Герой Алексея Баталова – революционер не по инстинкту, хотя бы и классовому, но по сознанию. И кажется, что по воспитанию.
Сегодня, оглядываясь на те годы, понимаешь: советский режим был снедаем комплексом своей неинтеллигентности. И кино, как могло, старалось его изжить. Чтобы прочувствовать это, довольно припомнить "Весну на Заречной улице". В частности, ту сцену, где учительница слушает по радио Первый концерт Чайковского, а влюбленный в нее разбитной работяга не смеет нарушить сеанс эстетического восторга предмета своей страсти.
Ну, а дальше роль скромного, корректного, совестливого героя с сокровенной человечностью прочно закрепилась за Баталовым. Он – Борис Бороздин в "Летят журавли", Владимир Устименко в фильме "Дорогой мой человек".
С тем же комплексом очевидно был связан острый интерес в ту пору советских мастеров кино и театра к Чехову, который считался эталоном деликатности.
И видимо, не случайно в пролетарии Власове-Баталове мерцали черточки чеховского интеллигента. Но тогда столь же не случайно Иосиф Хейфец, увлекшись идеей экранизировать "Даму с собачкой", пригласил Алексея Баталова на роль Гурова, человека, терзавшегося пошлостью среды, в которой он от начала и до конца своей жизни обречен был вращаться.
Примерно в это же время взошла звезда еще одного артиста, коему назначено было судьбой воплощать образы и характеры интеллигентов – Иннокентия Михайловича Смоктуновского. Правда, то был интеллигент несколько иного склада. Интеллигент, поглощенный глубинными основаниями неправедного устройства мира. Человек не от мира сего. И как никому другому как ему по его таланту, по его способностям и возможностям пришлась роль Гамлета. Сначала Гамлета как трагедии в одноименной пьесе Шекспира, а затем – как фарса в фильме Рязанова "Берегись автомобиля".
Встретиться двум самым репрезентативным советским интеллигентам довелось на экране у Михаила Ромма в "Девяти днях одного года". Оба играли романтиков, но с существенными отличиями. Куликов Смоктуновского – интеллектуал с напущенным на себя цинизмом. Гусев Баталова – рыцарь научного прогресса, которому должна быть без остатка подчинена вся жизнь. Оба были правы. Оба оказались в неопределенном положении.
Баталов отыграл предписанную ему самой судьбой роль Голубкова в "Беге". Но предварительным итогом для него стала роль слесаря Гоши в фильме "Москва слезам не верит".
Играл опять работягу, а вышел снова потомственный интеллигент. И вышел он потому всеми любимым, что актер вкупе со сценаристом и с режиссером сыграл заветную мечту многих об асоциальном укладе общества. Такого общества, в котором человеческие отношения людей не зависят от их социальных положений и специальностей.
Отправлено: 11.12.13 01:36. Заголовок: Юль, спасибо за Тодо..
Юль, спасибо за Тодоровского, дослушала наконец. Очень интересный, умный и интеллектуальный мужчина. Понравилось его определение счастья как баланса между "хочу" и "должен".
Eugenia
администратор
Сообщение: 640
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 12.12.13 00:08. Заголовок: Очень симпатичное ин..
Очень симпатичное интервью с Александром Балуевым в "Фактах":
Александр Балуев: «Я верю в то, что существует жизнь и после смерти»
София ДЕВИР Популярный российский актер, любимец женщин, отметил 55-летний юбилей
При одном только взгляде на Александра Балуева женские сердца сначала замирают, а потом начинают биться в два раза чаще. Представительницам прекрасной половины человечества актер кажется героем, который если уж придет, то непременно всех хороших людей защитит, а плохих — победит. Балуева ассоциируют с его ролями в фильмах «Ричард Львиное сердце», «Каменская. Убийца поневоле», «Спецназ», «Благословите женщину», «Гибель империи», «Турецкий гамбит», «Кандагар», «Жуков». Но в послужном списке Александра есть и другие картины: «Жена керосинщика», «Му-му», «В августе 44-го…», «Инди», посмотрев которые, становится понятно, что талант актера многогранен, он может сыграть все. Особенно сейчас, когда, по словам самого Александра Балуева, он вошел в лучшую пору своей жизни и творчества.
— Александр Николаевич, к юбилеям и возрасту вы, надеюсь, относитесь философски?
— Конечно, печально сознавать, что все мы год от года не молодеем. Но я абсолютно уверен, что сейчас лучший период в моей жизни. С одной стороны, я еще достаточно молод и силен, а с другой — поднакопил опыта, чтобы неприятности ни в работе, ни в жизни не застали меня врасплох. Да я даже внешне выгляжу сейчас гораздо лучше, чем в молодости.
Меня вообще ничего не пугает, в том числе, и смерть. Мы сами решаем, когда нам уйти из жизни. Это, как правило, происходит тогда, когда жить становится либо неинтересно, либо незачем. Если же у тебя есть какие-то незавершенные дела на этой земле, ты не умрешь. К тому же я верю в то, что существует жизнь и после смерти. Сами подумайте: треть своей жизни, я имею в виду детство и юность, человек живет будто на ощупь, ничего не зная и не понимая. Во время последней трети — старости — у него начинается склероз и маразм, и он снова ничего не знает и не понимает. И только одну треть, в так называемом зрелом возрасте, мы живем полноценно. Но ведь этого мало. Стало быть, непременно должно быть что-то и там, за гранью.
— Спустя много лет вы наконец-то вернулись из кино в театр — в знаменитый «Ленком».
— Так получилось, что я сделал небольшой перерыв в кино ради роли в спектакле «Небесные странники», которую по произведениям Чехова («Черный монах», «Хористка» и «Попрыгунья») поставил в театре его главный режиссер Марк Захаров. Мне он предложил роль Дымова из «Попрыгуньи», в котором, как считают специалисты-литературоведы, Чехов выписал самого себя. Его герой тоже доктор и такой же добрый, доверчивый и по-хорошему наивный человек, каким, если верить воспоминаниям современников, был и сам Антон Павлович.
— В одном из интервью Марк Захаров назвал ваш приход в труппу одним из главных для себя событий нынешнего года.
— Лестно это слышать. Очень интересно работать с Марком Анатольевичем, и спектакль, как мне кажется, получился интересным.
— Вы довольно долго обходили стороной репертуарные театры и играли только в антрепризах.
— Ради хороших театральных ролей я и раньше жертвовал кинематографом. Так, несколько лет назад уехал в Новосибирск, чтобы в театре «Красный факел» сыграть Арбенина в лермонтовском «Маскараде». С тех пор раз в два-три месяца летаю в Новосибирск, где дают два спектакля подряд. Но «Ленком», согласитесь, случай особый, наверное, нет актера, который не мечтал бы в нем работать.
— Как-то вы сказали, что вдоволь наигрались на экране в войну, не наденете больше в кадре военную форму и не возьмете в руки оружие. Но в сериале «Шаповалов» вы буквально обвешаны автоматами и гранатометами.
— Видимо, эта тема все-таки меня не отпускает. Хотя в свое время она изрядно надоела — что ни фильм, то война. А я по натуре человек мирный, мне проще решать конфликты путем переговоров. В детстве дружил не с мальчиками, а с девочками, играл не с машинками, пистолетами и автоматами, а с куклами. Но режиссеры почему-то упорно видят меня в ролях «настоящих мужчин», едва ли не главным атрибутом которых (на мой взгляд, ошибочно) считается оружие. К тому же, что уж тут поделаешь, форма мне действительно идет, и режиссеры часто этим пользуются.
— Недавно в интервью вы говорили, что нет такой вещи, которую не смогли бы сделать на съемочной площадке. Почему же на съемках фильма «Кандагар» отказались зарезать в кадре барана?
— Как выяснилось, я ни при каких условиях не могу лишить жизни живое существо. Мы снимаем не документальную, а художественную картину, поэтому выразительные средства у нас должны быть соответственные. Резать животных или по-настоящему стрелять в людей вовсе не обязательно.
— Страдать из-за своих ролей не приходилось?
— Ну, смотря что понимать под словом страдание. Съемки часто сопряжены с физическими трудностями или неудобствами, которые нужно просто перетерпеть. Помню, как у вас в Киеве во время работы над фильмом «Инди» под проливным дождем снимали эпизод аварии, в которую попадают главные герои. На самом деле дождя и в помине не было — на протяжении нескольких часов на нас лили воду из поливальных машин. Когда сцену отсняли, Саша Домогаров, Алена Бабенко и я вздохнули с облегчением. И можете представить себе наш ужас, выяснилось, что из-за брака изображения все придется переделывать. Даже несмотря на теплую погоду работать несколько часов в мокрой одежде очень не хотелось, но выбора у нас не было.
Бывают, конечно, и более серьезные случаи. После премьеры фильма «Спецназ» в ресторане ко мне подошли чеченцы, намерения у которых были далеко не дружественными. «Так значит, — сказал мне один из них, — вы такие крутые спецназовцы, можете всех нас перестрелять и раскидать? А почему же тогда в реальной войне не можете победить? Может быть, ты сейчас попробуешь?» Обстановка накалялась на глазах, думаю, тогда реально рисковал своей жизнью, ведь на самом деле я вовсе не бравый герой, который одной левой может уложить всех врагов. Нужно было как-то сгладить ситуацию, я попытался объяснить этим ребятам, что являюсь актером и играть то, что написано в сценарии, моя работа. К их чести они все поняли. Конечно, не извинились, но и выяснять отношения дальше тоже не стали.
— Какую роль вы еще не сыграли?
— Принято считать, что все актеры мечтают о Гамлете, но в моем случае это не так. С удовольствием сыграл бы принца Датского, если бы предложили, но до мании у меня это желание не дошло. Жаль, что режиссеры практически не видят меня в комедийных ролях. По сути, такой образ я создал всего один, в новогодней комедии «Кушать подано!», которая снималась у вас в Киеве. Режиссеры боятся предлагать мне комедию, думают, что не справлюсь, а зря.
— Чем увлекаетесь в свободное от работы время?
— Люблю спорт. Один из самых любимых его видов — горные лыжи. Причем, зарубежным горнолыжным курортам предпочитаю отечественные, езжу в Сочи, в Красную поляну — там прекрасные трассы, ни в чем не уступающие знаменитым мировым.
— Помните, когда впервые встали на лыжи?
— Многие начали увлекаться этим видом спорта не так давно, да и то только потому, что это модно, а я катаюсь с детства. Как учился стоять на лыжах, уже и не помню — наверное, падал, как и все поначалу. Как только моя дочь немного подросла, тут же поставил на лыжи и ее — сейчас ездим кататься вместе.
— Что можете посоветовать тем, кто только начал осваивать этот вид спорта?
— Пожалуй, самое главное — не заниматься самодеятельностью. Обязательно возьмите тренера-инструктора, который покажет, как правильно стоять на лыжах и падать так, чтобы не покалечиться. Все-таки горнолыжные трассы — зона повышенной опасности, рисковать своим здоровьем не нужно. Если бы я не стал актером, то, наверное, посвятил бы себя профессиональному спорту. Играю в большой теннис, плаваю, в юности серьезно занимался хоккеем. И до сих пор, если есть время, еду на каток, чтобы погонять шайбу — просто так, в одиночестве. Это замечательный отдых. В гостинице на гастролях у меня всегда работает какой-нибудь спортивный канал.
Еще люблю путешествовать. Если есть время и возможность, с удовольствием еду туда, где еще не был. Пассивный отдых не для меня, не люблю долгое время жариться на пляже, плохо переношу жару. Летом отправляюсь на север, а зимой — на юг. Очень люблю море, хотя жить около него не хотел бы. Гораздо приятнее приезжать к нему время от времени.
— У вас много друзей?
— У меня хорошие отношения с Димой Харатьяном. Мы познакомились на съемках фильма «Атлантида», почувствовали дружеское расположение друг к другу. Радуешься, когда на съемках или гастролях (мы с ним вместе играем в антрепризном спектакле «Люди и мыши») наши пути пересекаются. Играем в теннис, беседуем или просто молчим. На мой взгляд, истинным другом является тот, с кем комфортно молчать. Еще один мой друг — талантливый художник и продюсер Павел Каплевич (он, как и я, окончил актерский факультет Школы-студии МХАТ), мы с ним сдружились еще в то далекое время, когда учились в институте.
— Согласны с тем, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок?
— Не стал бы расписываться за всех мужчин, это очень индивидуально. Но покушать, конечно же, люблю. Одно из самых любимых блюд — пельмени. Чтобы их приготовить, приходится потрудиться, но результат того стоит. Нравится также японская кухня. Хотя, например, перед съемками или спектаклем много съесть не могу, люблю играть налегке.
— Правда, что ваше любимое домашнее занятие — мытье посуды?
— Не могу сказать, что дома только этим и занимаюсь, чаще всего я там все-таки отдыхаю. Но если нужно вымыть посуду, делаю это с удовольствием. Знаю, что многие женщины терпеть не могут это занятие. Говорят, Агату Кристи оно настолько раздражало, что именно во время мытья посуды она придумывала самые кровавые сюжеты своих детективов. У меня — обратный эффект. Не знаю, почему так происходит, но для меня это потрясающая психологическая терапия — мытье посуды успокаивает, особенно в каких-то нервозных, стрессовых ситуациях.
Не совсем обычное интервью с Чулпан Хаматовой (и темка созвучная - сговорились они, что ли?), не совсем о творчестве, больше о жизни и ее работе с детьми. Мне присылают на мыло, а ссылка вот.
Как не бояться смерти
«Серия статей на тему смерти? Какой бред, это никто читать не будет! Это слишком мрачно», — сказала мне одна знакомая, когда посвятила я ее в план работы.
Мы неохотно говорим об этом. О том, что когда-нибудь обязательно коснется каждого.
О том, почему наше общество стремиться закрыться от темы смерти, о своем собственном восприятии этой темы говорит актриса Чулпан Хаматова, соучредитель фонда «Подари жизнь!»
— Чулпан, не вспомните, когда вы впервые столкнулись со смертью?
— Когда ушел мой дедушка, я тогда училась в пятом классе. Все утро слышала сквозь сон, как мама говорила кому-то телефону, что дедушки не стало. Но это было для меня еще словно в пространстве сна, тем более, слышанное казалось настолько нереальным, что мне даже не пришло в голову, что речь о случившемся на самом деле.
И только когда я уже стала собираться в школу, мама сообщила мне о смерти дедушки. Первая реакция — непонимание и неверие: такого не может быть, чтобы дедушки совсем не стало, что я больше никогда его не увижу.
Самым пугающим в уходе дедушки было понимание, что теперь изменится моя жизнь, она не будет такой, как раньше. Ведь у меня не будет дедушки, который занимался моим воспитанием, встречал меня из школы. Когда родился младший брат, дедушкина забота досталась и ему.
Дедушка очень активно присутствовал в моей жизни. Летом мы жили с ним вдвоем на даче, он ходил на рыбалку, потом жарил часов в пять утра пойманную рыбу, и мы с удовольствием ее ели. И вот я понимаю, что всего этого в моей жизни больше не будет, не будет такого, особенного детства с дедушкой!
Однажды он мне приснился, пришел ко мне в гости, мы разговаривали, и я как-то стала успокаиваться.
— Как изменилось ваше отношение к вопросу смерти с тех пор, как вы стали работать в фонде «Подари жизнь»?
— На самом деле, изменение моего отношения к смерти внутренне не связано для меня с понятиями «фонд» или «работа». Так получалось, что благодаря каким-то обстоятельствам, кто-то из лечившихся от лейкоза детей, которым мы пытались помочь, становился по-настоящему родным… И так случилось, что именно эти любимые дети уходили друг за другом. Одна потеря — смерть чудесной, дорогой для меня девочки, была особенно тяжелой.
Я даже стала задумываться, смогу ли дальше работать в фонде, поскольку было такое состояние, когда ты теряешь все ориентиры и почву под ногами, не понимаешь, как жить дальше. Был очень тяжелый, черный период. И вдруг мне звонит мама этой девочки и говорит: «Нам надо встретиться».
При встрече рассказывает, что ей приснилась дочка, стоящая на ярко освященном солнцем пляже на берегу море. И девочка сказала: «Мама, сейчас Чулпан очень тяжело, передай ей, чтобы она обо мне не беспокоилась, потому что мне хорошо, и светит солнце».
И вот это как-то меня спасло, помогло перестроиться.
Теперь у меня нет ощущения чего-то ужасного. Да, я понимаю, что это трагедия, что это очень тяжело. И это произойдет, конечно же, со всеми, уйдем мы, уйдут наши близкие и любимые люди. Но той эмоциональной потерянности, которая была у меня после смерти дедушки, у меня больше нет. Я понимаю: мне жалко в этой ситуации только саму себя, а для детей, которые ушли, наверное, смерть — все-таки некое освобождение.
После этого все последующие смерти, даже тех детей, которые были внутренне близки, я воспринимала по-другому. Да, мне больно, да, мне нечем дышать в этот момент. Но это происходит от ощущения собственного бессилия перед судьбой, перед тем, что я вместе со всеми своими друзьями и вместе с фондом пыталась сделать, может быть, даже больше, чем это требовалось, но все оказалось напрасным. Это ощущение обиды, боли, несправедливости опять связано именно с собой, а никак не с ушедшим.
Однажды, когда умер еще один мальчик, я в вдруг поймала себя на мысли, что у меня совершенно изменилось ощущение смерти: я ее перестала бояться.
То есть, сама смерть меня вообще не интересует. Да, все умрут. Что за этим будет, мы не знаем.
Но самое важное, что может быть, и на что мы можем повлиять — это процесс ухода, то есть это время, которое проходит между жизнью и смертью. Если мы говорим про смерть не внезапную, а предначертанную врачами, то, конечно отведенный человеку кусок жизни должен быть наполнен максимумом любви, света, тепла, уважения. Может быть, это как раз время для того, чтобы вспомнить, что мы люди, и мы умеем друг друга любить. Хотя об этом нужно помнить всегда и бережно относится к друг другу, помня, что каждый может уйти и неожиданно, мгновенно…
— Когда, как вам кажется, у человека возникает осознанное ощущение, что человек смертен?
— Мне кажется, тема смерти возникает в тот момент, когда люди понимают: они должны жить и любить каждое подаренное мгновение жизни, стараться не поссориться со своими близкими и любимыми людьми, успевать сделать им приятное. То есть, ценить эти секунды, которые у нас есть пока, потому что никто не знает, как он может столкнуться со смертью. Свалится ли это кирпич, как у Булгакова, на голову, либо это будет какая-то долгая болезнь. То есть, ощущение смерти — в ощущении жизни.
— Сегодня люди боятся стареть. Связано ли это со страхом смерти?
— Боязнь старости связана со страхом потерять власть над своим телом. Стать беспомощным. Например, ты можешь взять сам зубную щетку, почистить сам зубы. А в старческой немощи, если вдруг у тебя откажут руки, ноги и так далее, тебе придется кого-то просить об этом. Страх уйдет, если перед глазами человека будут примеры достойной старости, когда люди не испытывают боли, не испытывают унижения от того, что сами не могут что-то сделать. А это возможно только если каждый поймет: рано или поздно такое может случиться со мной, значит, нынешним старикам нужно оказывать посильную помощь, стремиться к тому, чтобы старость не была страшной и унизительной.
— Но наше общество чаще не хочет думать ни о старости, ни о смерти, стараясь закрыться от этого.
— Да. Но это же просто от необразованности, от какой-то тотальной деформированности сознания, от отсутствия информации и от нежелания погрузиться в эту тему. Люди не хотят думать, что все равно мы все умрем. Это вообще удел малоразвитых людей — закрыть глаза на чужую беду и думать: «только бы нас не коснулось». Коснется рано или поздно.
Сегодня российское общество — общество Средневековья — темное, необразованное, тотально зацикленное на ежеминутном пожирательстве под девизом «Бери от жизни все!». А если бы люди не забывали, что мы все когда-нибудь уйдем, им не нужны были бы миллионные капиталы, не нужно было бы обманывать друг друга. Они бы знали, что никакие деньги никогда в жизни от смерти не спасали и не спасут.
— А как на Западе обстоит дело в обществе с отношением к смерти?
— Наверное, все-таки чуть-чуть получше, хотя бы потому, что там есть адекватная реакция на понятие «хоспис», например. Там смерть и подготовка к ней — это тоже часть жизни, и она должна быть достойной. Человек не должен мучиться. Он должен прожить тот отведенный ему судьбой участок жизни в болезни или в старости достойно, как человек.
У нас тема смерти звучит лишь на уровне расчлененки в дешевых детективах. Больше ее не трогают вообще. Это какое-то запретное, темное, мутное, необъяснимое поле, в которое как будто никто никогда не будет входить.
Изменится ли ситуация, зависит от нас с вами — от журналистов, от людей, которые занимаются искусством, которые пишут книги, работают на телевидении. От людей, в какой-то степени направляющих эмоции современников, которым некогда задуматься над теми или иными вопросами.
Ты не можешь объяснить ребенку, а тем более взрослому человеку, почему пятью пять — двадцать пять, пока он не начнет понимать таблицу умножения в принципе. Поэтому разговаривать на какие-то важные темы нужно обязательно. Даже если сами люди не хотят этого слышать.
Человек так устроен, он не хочет задумываться, не хочет в принципе помогать другому. Ему проще сделать что-нибудь удобное, легкое для себя. Он не рефлексирует на эту тему, он не ходит так далеко. Если человек вовремя не прочитал книжек, не послушал музыки, у него не было перед глазами правильного примера и он не самообразовывался, он в принципе так устроен, что ему надо только есть, спать и справлять свои малые и большие нужды. Всё. Если его не наполнять чем-то другим, то это будет животное.
Если не говорить на тему смерти, то так и останется ощущение: смерти нет, она лишь то, «что бывает с другими». Я сегодня жив, я сегодня поел, выпил, и мне хорошо.
— Как говорить с людьми о смерти? Нужно ли обсуждать эту тему с детьми?
— С детьми надо разговаривать на одном языке, а с подростками — на другом языке. Со взрослыми людьми — на третьем языке. Наверное, там еще будет четвертый, пятый, шестой, седьмой, в зависимости от человека, но говорить об этом, конечно же, надо. Потому что если ребенку изначально объяснять, подготавливать к тому, что такое в жизни случается, у него не будет такой реакции, как у меня была на смерть дедушки.
С детьми можно обсуждать тему на примерах героев кино, через сказки, притчи, христианские понятия.
— На ваш взгляд, нужно ли человеку называть смертельный диагноз? Или не стоит пугать его?
— Здесь — противоборство так называемой советской медицины и сегодняшнего взгляда медиков на этот вопрос.
Мне кажется, говорить нужно. Я в этом уверена. Если бы со мной произошло такое, если бы я заболела, то точно хотела бы знать свой диагноз, потому что тогда человек иначе начинает ценить оставшееся время, по-другому распределять. Он может подготовить своих близких, себя.
Не должен человек уходить в незнании, ничего не понимая, в каком-то протесте против непонятной болезни, в скандалах со своими родственниками, которые неизбежно случаются в стрессовых ситуациях, в ощущении постоянного обмана, в обвинениях (ведь раз люди лгут, значит — виноваты).
— Вы боитесь смерти?
— Нет, я не боюсь смерти. Мне очень жалко, что, если вдруг так случится, и я могу не увидеть свадьбы своих детей или не увидеть внуков. Не боюсь потому, что мне никто не сказал, что там, за этой границей? Может быть, солнце и пляж.
— Доводилось ли вам видеть случаи достойного ухода людей?
— В ФНКЦ (Федеральный научно-клинический центр детской гематологии, онкологии и иммунологии им. Дмитрия Рогачева) в момент ясного понимания, что ребенку нельзя помочь, ему разрешено все. Если ребенок захотел, чтобы ежик в палате у него жил, у него будет жить ежик, собаку — разрешат собаку, аквариум — аквариум. То есть, к счастью, в нашей стране есть такие врачи, которые понимают, что смысл их работы не только в отчете перед главным врачом, перед Министерством здравоохранения за оборот койко-места, а еще и в самом ребенке. Я была свидетелем, когда мама ушедшего ребенка успокаивала рыдающую женщину-доктора. В каком-то покое, душевном равновесии объясняла врачу, который из всех сил стремился помочь ее ребенку и не смог, что раз так случилось, значит, так надо.
Отправлено: 14.12.13 20:05. Заголовок: Что тут скажешь... Т..
Что тут скажешь... Тема смерти очень сложная, а Чулпан - большая умница. Важность того, что она делает, переоценить невозможно. Огромная ей за это благодарность.
Eugenia
администратор
Сообщение: 670
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 15.12.13 04:47. Заголовок: Да, Чулпан - потряса..
Да, Чулпан - потрясающий человек... Я ей просто восхищаюсь. Примеряю то, что она делает, на себя, и понимаю, что я бы, скорее всего, не смогла.
Отправлено: 15.12.13 05:08. Заголовок: О! Я рада, что вам п..
О! Я рада, что вам понравилось, спасибо!
Eugenia
администратор
Сообщение: 700
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 17.12.13 05:49. Заголовок: Очень понравилась пу..
Очень понравилась публикация в "МК" к 85-летию Леонида Броневого:
А вас мы попросим остаться
Светлана Хохрякова
Леонид Броневой: «Больше трех дублей я не делаю»
Он никогда не был актером второго плана, даже если играл небольшую роль. В кино он снимался не так много, и это расточительно по отношению к такому таланту. Дело наверное, не только в инертности режиссеров, но и в самом актере. За ним прочно закрепилась слава человека требовательного и избирательного, вечно в себе сомневающегося и тем сводящего с ума режиссеров.
Слава обрушилась на Леонида Броневого после роли шефа гестапо, группенфюрера СС Генриха Мюллера в многосерийном фильме «Семнадцать мгновений весны» Татьяны Лиозновой. Актеру тогда было 45 лет. Цитаты из его роли пошли в народ. Он снимался в картинах «Прошу слова» Глеба Панфилова, «Покровские ворота» Михаила Козакова, «Тот самый Мюнхгаузен» и «Формула любви» Марка Захарова. Работал с Анатолем Эфросом не только в театре, но и на телевидении («Всего несколько слов в честь господина де Мольера», «Борис Годунов», «По страницам журнала Печорина»), великолепно озвучивал мультфильмы («Пластилиновая ворона», «Следствие ведут Колобки»).
По счастью, он согласился сниматься в картине «Простые вещи» Алексея Попогребского, на тот момент имевшего за плечами один фильм «Коктебель».(Это сейчас Попогребского знают как режиссера фильма-лауреата Берлинского кинофестиваля «Как я провел этим летом».) Броневой оценил хорошо написанную историю об одиночестве и достоинстве пожилого человека, ведь красиво уходить и стареть дано не каждому. Он сыграл некогда знаменитого, а теперь забытого актера Журавлева. И мы лишний раз убедились в том, какой большой талант у Броневого, который, наверняка, и страшит чахлую режиссуру. Автору этих строк довелось вручать Леониду Сергеевичу премию Гильдии киноведов и кинокритков «Белый слон» за эту работу, значившуюся почему-то как роль второго плана. Но Броневому не привыкать. Свою сценическую карьеру он начинал с ролей без слов. Да и кино не раз преподносило ему пресловутый второй план, который этот выдающийся актер всегда проводил по первому разряду.
Детство Леонида Броневого прошло в довоенном Киеве. Он учился в музыкальной школе при Киевской консерватории, играл на скрипке. Его отец пережил гражданскую войну, исключение из партии, обвинения в троцкизме, дослужился до начальника НКВД УССР, был уволен и назначен начальником Киевского парка культуры и отдыха. Когда узнаешь об этом, по-особу начинаешь воспринимать легендарную роль Леонида Броневого в «Покровских воротах» Михаила Козакова – артиста эстрады и куплетиста Велюрова. После того, как отца Броневого в 1937-ом арестовали, жену и сына «врага народа» отправили в ссылку в Кировскую область. В 1941-ом они были эвакуированы в Казахстан. С 13 лет Броневой начал работать. Кем только не был – учеником пекаря, секретарем, монтировщиком декораций в кукольном театре. Сыну «врага народа» не так легко было получить образование. Пришлось поехать за ним в Ташкент, в театральный институт. А потом начались странствия по театрам станы, небольшой перерыв на учебу в Школе-студии МХАТ, и опять переезды. В Грозном Броневой сыграл Сталина, когда на XX съезде КПСС разоблачили культ личности. Гробовая тишина сопровождала появление артиста на сцене. А потом фамилию его героя изъяли, стал он называться референтом Ленина.
В московские театры Броневого долго не брали. А он после смерти жены перебрался из Воронежа в столицу с четырехлетней дочкой. Чтобы заработать на хлеб насущный, играл на деньги в домино на Тверском бульваре. И только потом стал артистом Театра на Малой Бронной, где и проработал четверть века. К Марку Захарову в «Ленком» он пришел в 1988 году. Сыграл Крутицкого в «Мудреце» Островского, Яичницу в «Женитьбе», Дорна в «Чайке», Фирса в «Вишневом саде»…
Марк Захаров: «Он сыграл Мюллера так, что получился учебник актерского мастерства»
Марка Захарова мы застали в Германии. Вот что он сказал в телефонном разговоре.
- Как отметите юбилей Леонида Броневого?
- Поскольку я в Германии, могу сказать пока только то, что в программу Андрея Малахова придут все, кто работал с Леонидом Сергеевичем и знает его. Он будет награжден Орденом «За заслуги перед Отечеством». А как отпразднуем непосредственно в театре – зависит от желания Леонида Броневого. Будем ждать его возвращения и тогда окончательно решим. Он сейчас не в Москве.
- Столько лет вас связывает! Кем Леонид Сергеевич стал для вас?
- Он стал главным, великим артистом. После «Семнадцати мгновений весны» я за ним внимательно следил, ходил на его спектакли в театр на Малой Бронной. Во время съемок фильма «Тот самый Мюнхгаузен» мы договорились и дальше работать вместе. Через некоторое время Леонид Сергеевич пришел в «Ленком», сыграл немало ролей. Может быть, и не так много, но каждая его роль, например, Фирс в «Вишневом саде», становилась главной по ходу репетиций. Потому что он всегда бесконечно интересен. У Леонида Броневого была трудная жизнь. После окончания Школы-студии МХАТ он работал во многих театрах, кого только не играл, вплоть до Ленина и Сталина. Вернулся в Москву с большим багажом человеческих и профессиональных наблюдений. И произвел отрадное впечатление на всех нас. До сих пор я с нетерпением жду его возвращения. А в «Семнадцати мгновениях весны» он сыграл Мюллера так, что получился учебник актерского мастерства. И Броневой – его автор. У него был внутренний насмешливый глаз превосходства над всеми, включая Штирлица и деятелей Третьего Рейха. Умение быть главным и при этом общаться с партнером с позиций человека, насквозь любящего того, кто находится рядом, - редкий дар и свидетельство высочайшего профессионализма. То, что мне доводится общаться с таким выдающимся артистом, - просто счастье.
Алексей Попогребский: «Мне говорили: «Да он тебя съест». Но зачем Броневому меня есть?»
- Для Леонида Сергеевича не было секретом, что изначально сценарий и роль были написаны для другого актера, который отказался. Уже началась подготовка к фильму, я находился в Санкт-Петербурге, оставалась пара месяцев до съемок. Шел активный поиск исполнителя. Несколько человек, а среди них Дуня Смирнова и художник по костюмам Саша Смолина, упомянули имя Броневого. Великолепный актер! Но было ощущение, что он во всех своих ролях скрывается за маской, как будто это не он, а его роль. А в нашем фильме нужно соприкоснуться с трогательной стороной этого человека. Тем не менее, я начал про Броневого думать. И вскоре понял, что вся история пришла к тому, что в ее центре должен быть действительно он.
Переписал сценарий, все сцены со старым актером по фамилии Журавлев в соответствии с моим представлением об органике Броневого. Я увидел массу плюсов в том, что меняя роли, персонаж отчасти лицедействует, а за этим стоит невероятная трогательность его характера. Леонида Сергеевича к тому моменту живьем я никогда не видел. Но ассистент по актерам сказала, что у нее есть люди в «Ленкоме», которые могут шепнуть Леониду Сергеевичу, что со мной стоит хотя бы пообщаться.
Впервые я увидел его живьем на пресс-конференции «Ленкома» в Санкт-Петербурге и убедился, что это человек с неординарным характером. В своем монологе он крепко и остроумно приложил кого-то из журналистов и режиссеров. Слухи про актеров ходят всегда, особенно про тех, с кем сложно работать. О Леониде Сергеевиче тоже говорили всякое. Любой незаурядный человек сложен. А дальше возникает вопрос: откуда эта сложность проистекает? Из капризности, мании величия, озлобленности или требовательности?
После пресс-конференции я передал Броневому сценарий. А через день мы встретились в гостинице, где он остановился. И это был один из самых ответственных экзаменов в моей жизни. Я пришел со сценарием и вместо заранее обговоренных 45 минут, мы проговорили у него в номере больше двух часов. Состоялся скрупулезный, принципиальнейший разбор сценария. Сейчас я понимаю, что это был тест не только на мою адекватность, как сценариста и режиссера, и на то, в какое плавание я собираюсь пуститься, но главное - какой я человек.
Выяснилось, что мы с Леонидом Сергеевичем находимся на похожих позициях относительно работы. Я считаю, что цель не оправдывает средства в режиссерской работе. То, чего ты хочешь добиться от актера, к этому надо идти вместе с ним, а не ломать его через колено. Если ты работаешь с актером, значит, веришь, что есть в нем то, что он сможет вложить в роль. Представляя себе список режиссеров, с которыми Леониду Сергеевичу довелось работать, я ощущал себя, как Максудов в «Театральном романе» Булгакова, когда он смотрел на афишу и видел свое имя рядом с Эсхилом, Софоклом и Островским. Я понял, что Броневой не терпит грубости, жесткости, переходящей в жестокость. Он говорил, что все должно быть ясно, чтобы не пришлось давать в зал титры. Для меня это один из важнейших уроков.
Разговор был трудным, но оставил ощущение, что у нас все должно получиться. А в следующий раз мы встретились через три месяца, когда были сняты все сцены в Петербурге. Я был доволен тем, как у меня там все складывалось, и Сергей Пускепалис, особо не снимавшийся до этого, хорошо дебютировал. Но Леонид Сергеевич заранее сказал, что сниматься будет только в Москве. Мы нашли московскую квартиру, напоминающую питерскую. И тут все началось заново. Это ведь мой второй фильм и первый самостоятельный без Бориса Хлебникова, с которым мы снимали «Коктебель». К тому же, я ни разу не то, что в работе, а в жизни не взаимодействовал с человеком такого масштаба, как Броневой. Я трепетал. Мне говорили: «Да он тебя съест». Но зачем Броневому меня есть?
Предстояло девять съемочных дней, и перед первым было паническое ощущение со сведением живота, как в мой первый в жизни съемочный день на «Коктебеле». И вдруг, начиная с первого дубля, меня отпускает. Потому что я четко понимаю, что вся легендарная требовательность этого человека, которую мы ощутили еще на подготовительном этапе, в первую очередь направлена на самого себя.
У Леонида Сергеевича - блистательная техника. В этом я убедился на спектаклях «Ленкома». Он мог тихо появиться на сцене на сороковой минуте в халате, сделать два шага, и зал замирал. Пауза, возникшая в очень шумном спектакле, стала сильным моим впечатлением до мурашек по коже. Броневой - профессионал высочайшей пробы. Когда мы монтировали материал, наш монтажер Ваня Лебедев говорил: посмотри, как он делает дубль за дублем, все рассчитано по микросекундам. Броневой – прекрасный музыкант и как по нотам воспроизводит роль. Помимо того, что он играл на скрипке, он же ходил на бульвар деньги зарабатывать аккордеоном. Мне он говорил: «Больше трех дублей я не делаю». Леонид Сергеевич никогда себе не прощает лажи. Я употребляю это слово в профессиональном смысле, не как жаргон. Музыкант сказал бы киксы. Актер – человек уязвимый. Вокруг него - операторы, художники, костюмеры, звукорежиссеры. Даже если ты сам не киксуешь, те, кто вокруг могут сделать так, что ты облажаешься капитально. Слава богу, у нас была хорошая группа. Броневой потом признался, что его подкупило то, как хорошо у нас сложился процесс. А группа с первого дня в него влюбилась. Про него ходили легенды, что он уходил с картины, долго не снимался. Как я теперь понимаю, это было связано с тем, что ему не хотелось часть своей жизни вкладывать в полную лажу. У Броневого каждая роль в кино, как выстрел, начиная с «Семнадцати мгновений весны». Леонид Сергеевич очень ее любит, с огромным уважением относится к Татьяне Лиозновой.
- А когда вы обговаривали роль, Броневой интересовался, кто такой его партнер по фильму Сергей Пускепалис?
- Интересовался. Но в пользу Сергея говорил тот факт, что он – театральный режиссер, к тому же у них оказалась общая альма-матер. Пускепалис в тот момент был главным режиссером Магнитогорского театра, а это один из первых театров для Леонида Сергеевича. С первого дня между ними что-то образовалось. Во время съемок был сложный момент. Снималась центральная сложная сцена, где у Броневого монолог. Мы с самого начала договорились, что пишем живой звук. Для Леонида Сергеевича это только плюс. Он не любит делать дублей, озвучиваться. И для меня звук, который пишется здесь и сейчас - самый честный и правильный. Большой монолог не очень получался. Мы же не машины. Съемочный день идет много часов. Я сказал Леониду Сергеевичу: отдохните, а потом сделаем главный дубль. Мы снимали в квартире, и соседи отдали часть своего жилья под гримерку, поскольку им самим было интересно все, что происходило. Леонид Броневой обычно сидел у них на кухне за чаем, рассказывал истории к удовольствию присутствующих. И после нашего разговора он пошел туда. Говорят, на нем не было лица. Он сказал: «У нас не получается роль. Мне нужно уходить». Для меня это был один из сложнейших моментов. Но мы вернулись на площадку и все сделали.
В картине есть сцена, полностью принадлежащая Броневому, где он читает стихи Тютчева. Многие считают ее лучшей. Когда Леонид Сергеевич предложил прочитать стихотворение в кадре, я пришел в ужас. Говорят же, что кино начинается там, где заканчивается текст. Я решил, что в угоду великому актеру мы снимем, а потом вырежем. А он прочитал стихи так, что стало ясно: это выведет картину на другую орбиту. В строках «Когда дряхлеющие силы Нам начинают изменять И мы должны, как старожилы, Пришельцам новым место дать…» - сошелся весь смысл фильма, всего то, что я хотел сказать. И стихи вошли в картину. Леонид Сергеевич предлагал еще прочитать четверостишие Пушкина. Но двух стихотворений фильм бы не выдержал. Леонид Сергеевич немного обиделся, как ребенок. Сколько его жизнь не бросала, а детскость в нем осталась. Некоторые старики в 25 лет, а он до сих пор молод. Ему понравился фильм, но он сказал: «Если бы я знал, Алексей, что у вас в фильме будут писать на экране, я бы отказался сниматься». А я не сам придумал эту сцену, украл ее у Хичкока.
- После фильма вы продолжали общаться?
- Мы с женой были у Леонида Сергеевича на 80-летии в ресторане «Прага». Незабываемое для меня событие. Большое застолье. Янковский еще был живой. К сожалению, я так устроен, что мне сложно поддерживать с людьми отношения. Я не контактный человек. Да и Леонид Сергеевич - человек закрытый. Для меня огромное счастье, что он впустил меня в свою жизнь.
Крылатые фразы персонажей Леонида Броневого
• Штирлиц! А вас я попрошу остаться... («Семнадцать мгновений весны»)
• Коли доктор сыт, так и больному легче. («Формула любви»)
• Заметьте, не я это предложил! («Покровские ворота»)
• Безобразие! Война у порога, а мы не готовы. («Тот самый Мюнхгаузен»)
Тина
постоянный участник
Сообщение: 15
Зарегистрирован: 21.11.13
Откуда: Россия
Репутация:
0
Отправлено: 18.12.13 11:50. Заголовок: Элен, спасибо за и..
Элен, спасибо за интервью с Ч.Хаматовой. Так выстрадано о самом страшном, что может быть в жизни человека. Но для меня светлая статья.
Eugenia
администратор
Сообщение: 732
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 22.12.13 22:17. Заголовок: Очень интересный, хо..
Очень интересный, хоть и малость сумбурный "Дифирамб" с Еленой Кореневой:
К. ЛАРИНА - Наши встречи сегодня исключительно по любви, поскольку мы не будем скрывать, что мы любим друг друга. Я представляю вам нашу замечательную гостью - актрису и писательницу, и общественного деятеля, неравнодушного человека, активного гражданина. Лена Коренева в нашей студии! Леночка, приветствую. Здравствуйте.
Е. КОРЕНЕВА - Здравствуйте.
К. ЛАРИНА - Пришло много вопросов к Елене Кореневой на наш сайт. Начало программы - это чистый дифирамб, я смотрю и радуюсь. Действительно, Елену Кореневу любит наш народ, и это очень приятно. Мы сегодня будем говорить, конечно, обо всем и о многом. Хотя каждый раз, когда дифирамбы начинают петь Кореневой, она обязательно начнет петь дифирамбы кому-нибудь другому. Себя не очень любит хвалить, а любит хвалить других людей, восторгаться талантом других людей. И это очень ценное качество.
Я напомню нашим слушателям SMS +7 (985) 970-45-45 для ваших вопросов. Конечно же, Лена, мой вопрос все равно не о тебе, а о том событии, которое вот мы переживаем двое суток подряд. Мне кажется, что для тебя это событие тоже значимое в твоей жизни.
Е. КОРЕНЕВА - Да, безусловно. И я как раз думала о том, что мои фразы должны быть о дифирамбе тем, кто вышел на свободу, долгожданную свободу - попали в объятия своих матерей, отцов, детей, любимых. И это, безусловно, узники Болотной, несколько человек (не все, к сожалению), это ожидаемый выход Надежды Толоконниковой и Марии Алехиной, дай бог это случится. И, безусловно, освобождение, которого ждали давно, затянувшееся, но тем более счастливое - это Михаила Борисовича Ходорковского. Они бы должны были быть на этом "Дифирамбе", но я убеждена, что они у вас появятся.
К. ЛАРИНА - Да, я надеюсь, очень мне ужасно хочется увидеть Михаила Ходорковского и вообще с ним познакомиться. Потому что за все эти годы, пока мы о нем говорим постоянно, он стал невероятно близким, как мне кажется, человеком. Ты не знакома с ним лично?
Е. КОРЕНЕВА - Нет, я не знакома.
К. ЛАРИНА - Ну, вот скажи, есть ощущение, что близкий человек?
Е. КОРЕНЕВА - Да, безусловно. В любом случае я читаю в "Facebook", мнения иногда попадаются людей, которые недоумевают, чему все так радуются и как бы жуют эту жвачку, нового героя себе создали. Даже сегодня утром заглянула, и одна дама очень категорично высказалась. Я хочу сказать, что независимо от того, как люди относятся к данной фигуре, сам факт пребывания в заключении в российской тюрьме в течение такого длительного периода времени - он сам по себе героичен уже. Простите меня, я думаю, что кто бы ни вышел спустя 10 лет - это человек, который тяжелейшую ношу нес. И я не знаю, кем надо быть, чтобы это не пошло в опыт, и чтобы человек не пересмотрел все свои позиции, самого себя. Поэтому поздравляю.
К. ЛАРИНА - Ну а все-таки в чем для тебя этот человек? Почему его можно назвать героем, безусловно, да?
Е. КОРЕНЕВА - В том, что независимо от того, как копаться в том, был ли первый срок, имел ли он какие-либо, хоть какие-то зацепки и основания, а второй совсем не имел, то, как человек держит удар и испытания судьбы, как он выстаивает, как он удар судьбы принимает - это очень много говорит.
К. ЛАРИНА - Как он держит этот удар.
Е. КОРЕНЕВА - Да, как он держит удар - говорит очень много о человеке. И кто-то не использует этот шанс (то есть не намеренно, а по своей природе не способен выстоять), а кто способен. И вот Михаил Борисович - безусловно, человек, который продемонстрировал нам такое спокойствие, такую цельность и убежденность в своей правоте, из чего следует, что он понимал, что в основном, по крайней мере, его преступления не адекватны сроку, который он отсидел. И я убеждена в том, что это все-таки свойственно людям только тем, которые чисты по своей сути своих поступков.
То есть у каждого есть ошибки, они бывают трагичными, они бывают своего рода преступлениями даже, но никто от этого не застрахован. Но человек, безусловно, если он способен их признать… А Михаил Борисович и в своей переписке с Людмилой Улицкой, и в своих интервью, которые он давал, говорит о том, что он осознал целый ряд своих каких-то ошибок. То есть вот этот ретроспективный взгляд на свою жизнь и на свою деятельность, он всем нам свойственен. Конечно, места лишения свободы, они одних провоцируют на пересмотр своей жизни и своих действий, других не провоцируют. Но он - пример вот хотя бы за это.
Я намеренно говорю так, без личной оценки за что посадили - справедливо, несправедливо. Потому что я стою на стороне того, что если в его налогах и была найдена какая-то нечистоплотность, то это вполне можно было решить вопросом штрафов, как и большинство экономических преступлений. То есть с моей точки зрения, он был посажен за другое. Но то, что (я повторю) сам факт, с каким благородством… Благородство - не только выражение лица, когда человек находится в клетке. Но то, как он умел говорить, как он говорил по существу, как он реагировал на явную ложь, нападки, на намеренное якобы непонимание, на унижение - это красиво. Это дорогого стоит, потому что это очень тяжело дается
К. ЛАРИНА - Лена, конечно же, на протяжении всех этих лет все равно мы наблюдали такую психологическую схватку между Путиным и Ходорковским. И сегодня очень многие во всяких социальных сетях и средствах массовой информации тоже спорят на эту тему: "Кто одержал победу на сегодняшний день?" Вот по твоим ощущениям?
Е. КОРЕНЕВА - Нет, я, безусловно, тот человек, который скажет, что безусловная победа за тем человеком, который был лишен свободы, априори. Другое дело (слава тебе, Господи), что этот жест со стороны власти был сделан. И я записывала ролик по поводу амнистий, меня попросили. Многие записали подобный ролик, многие наши деятели: и деятели искусства, и общественные деятели, известные люди. Я сказала в своем ролике: "Прощать - это благо самому человеку приносит, который прощает". Повиниться - по сути дела, это покаяние власти, этот жест, каким бы расчетом он ни был, какова бы ни была подоплека этого. Но победил тот, кто страдал. А страдал один человек - Михаил Борисович.
К. ЛАРИНА - Можно спросить так еще, если уж мы начали с этой темы? Есть ли еще люди на протяжении твоей жизни (давай так, на протяжении твоей жизни), которые вызывали у тебя восхищение?
Е. КОРЕНЕВА - Их огромное количество. Собственно, Ксения, вы. Я сегодня на "вы". Но своего рода была телепатия, когда, Ксенечка, вы сказали, что: "Лена в своем дифирамбе пропоет дифирамб кому-то другому". Я действительно хотела сказать о некоторых людях, которых я встретила и открыла в этом году.
Но, собственно, я могу сказать коротко в ответ на этот вопрос, что всегда люди являются основной силой, которая нас ведет, несмотря на то, что Сартр очень остроумно заметил. Философ, писатель французский Сартр, он сказал: "Ад - это другие". Точно так же можно сказать, что и рай - это другие. Безусловно, видеть силу других людей, талант других людей. И я видела таких людей рядом с собой, открывала для себя всегда, живы ли они, или они уже ушли. Это могут быть писатели, поэты, художники, или это твои друзья, или это никому не известные люди, или известные всем. Когда ты читаешь их биографию или когда ты наблюдешь это…
Вообще даже я, несмотря на то, что я об этом говорю, думаю о каких-то глобальных событиях, я тоже в тренде "Facebook" и новостей, новостной ленты, я читаю о каких-то наиболее значимых фигурах, о которых говорят все, и пишут газеты. Но если снять вот это, первый слой, то я задала себе вопрос очень банальный, который я не люблю. Но я его задала себе, предвкушая, что вы можете мне его задать: "Чем был хорош этот год для меня?" Я поняла, что он был хорош тем, чем меня удивляли люди, которые не удивляли всех, а которые удивляли лично меня. И вот я сегодня принесла книгу Мухтара Гусенгаджиева. Это всем известно, потому что о нем делают разные телевизионные передачи. Человек, имя которого записано в Книгу рекордов Гиннесса. Он человек-змея, он человек-полиглот, артист.
К. ЛАРИНА - Я не знаю.
Е. КОРЕНЕВА - Но я с ним столкнулась на съемках летом сериала "Бессонница". Я и Андрюша Ташков, мы снимались там, это особый случай, кого мы играли - это очень забавно. И мы встретились с Мухтаром, и Андрей, собственно, разговорился с ним. Мухтар очень красив, во-первых, внешне. Но он оказался удивительным философом, умудрился он написать две книги: одна книга афоризмов, другая - его биография, она называется "Вверх по наклонной". Вы готовитесь к рекламе, нет?
К. ЛАРИНА - Слушаю.
Е. КОРЕНЕВА - Да. И человек рожден был в ауле, в многодетной семье. Отец его периодически садился в тюрьму, и в свободное время он делал детей и женился. Брат его, один из братьев, тоже попал очень рано за воровство в тюрьму. Сам Мухтар тоже оказался в застенках. И в результате человек из такого набора карт, скажем так, которые ему выпали по судьбе - родиться в такой семье, в таких условиях, в нищете страшной - он стал человеком мира, полиглотом, артистом. И он написал фантастическую книгу - биографию, которая просто потрясает. И просто я очень быстренько зачитаю из книги афоризмов его афоризмы.
К. ЛАРИНА - Лена, давайте перенесем тогда?
Е. КОРЕНЕВА - Давайте.
К. ЛАРИНА - Сейчас у нас новости, а потом с этого начнем следующую часть.
Е. КОРЕНЕВА - Но он - пример силы, о которой мы говорим.
НОВОСТИ
К. ЛАРИНА - Возвращаемся в программу. Напомню, что сегодня у нас в гостях Елена Коренева, которая знакомит нас с вами с замечательными людьми. Вот на этом мы остановились.
Е. КОРЕНЕВА - Да. Я быстренько прочитаю несколько…
К. ЛАРИНА - Назовите еще раз имя.
Е. КОРЕНЕВА - Мухтар Гусенгаджиев. Занесен в Книгу рекордов Гиннесса как гибкий человек, человек пластичный, человек-змея. Он полиглот, он разговаривает на разных языках, ездит по всему миру. И у него тренинги, у него книги, которые я прочитала. Одна из них - книга афоризмов. У него фантастическая судьба, это классический пример человека, который сделал себя сам, который преодолел страшные испытания судьбы и стал победителем. Он мудрец, он прекрасный писатель, писал книгу сам.
Вот несколько из его афоризмов: "Даже среди немыслящих найдутся инакомыслящие". "Не глупо ли отрицать, не имея своей версии?" "Ты еще встретишься с этой мыслью. Голова круглая". "Бедна любовь, которую можно выразить словами". "Посмотри в зеркало - и ты увидишь того, кто вершит твою судьбу". "Даже падая с Ниагарского водопада, не прекращай грести". У него намного больше и более глубоких, и сложных афоризмов, но я взяла коротенькие.
Также помимо Мухтара самое последнее впечатление от Натальи Леонидовны Крачковской.
К. ЛАРИНА - Да что вы?
Е. КОРЕНЕВА - Я недавно ездила в компании с ней, с тем же Андрюшей Ташковым и Денисом Кирисом, который все это организовывает. Актер и режиссер, который основал Профсоюз актерский, и вот он заботится об актерах, и в частности о Наталье Леонидовне. А нас с Андрюшей второй раз уже куда-то вывозят в этом году.
Мы все ее знаем по целому ряду, огромному списку ее ролей, комедийных эпизодов, она чаще работала в эпизодах. И пампушечка, смешная, курносая, с красивым обаятельным лицом. Женщина совершенно другая. Красавица обаятельная, но совершенно другой характер. Это мощная, это железная леди. Очень остроумная, умная, глубокая. Это барыня. Это женщина, которая играть должна не только мадам Грицацуеву (что она сделала великолепно у Гайдая в "Двенадцати стульях"), но она должна играть помещиц, она должна играть комедии Островского, она должна играть дворянок, аристократок. Фантастическое чувство юмора! Почему я говорю сейчас о ней? Потому что этот человек…
К. ЛАРИНА - Мы совсем ее не знаем. Вот то, что вы говорите - мы совсем ее не знаем.
Е. КОРЕНЕВА - В том-то и дело. Я, как актриса, увидела совершенно другой характер. Это очень тонкая, глубокая, породистая, если хотите, женщина. У нее фантастическая биография ее семьи. Я спросила ее: "Почему вы в тех интервью, которые мне случалось читать и находить, об этом не рассказываете?" На что она зычным голосом сказала, как отрезала: "Лена, это наше. И это останется со мной!" Она дворянского рода, ее отец погиб при невыясненных обстоятельствах, был убит в 1945 году в Германии после войны уже, где-то осенью. И так далее, и тому подобное. Он был военным врачом.
Ну, в ней столько силы воли, красоты, остроумия. Она такая непростая (в хорошем смысле). Но все это идет рядом с тем, в каком состоянии она находится. Она очень больной человек физически, она переносит постоянно боль. Я не буду вдаваться в подробности, это ее частная жизнь. Но какой силой воли и каким достоинством надо обладать, чтобы ездить на перекладных, где нет у нас пандусов для колясок! А иногда приходится обращаться к коляске, ей помогают передвигаться. Ее выводят на сцену, она садится - и своими байками она смешит, дарит радость зрителям.
Она расцветает в застолье, в беседе. Ее рассказы бесконечны, они очень колоритны, они очень смешны. Но это женщина, которая (поверьте мне) ежеминутно преодолевает боль. Я не буду описывать ее диагноз, потому что это ее действительно частная жизнь. Я была этому свидетелем, садясь в поезд, выходя из поезда, ожидая машину, ожидая прохладных помещений в гримерках, выхода на сцену, как ее выводили на сцену, как она уходила со сцены, и так далее, и тому подобное. Фантастическая женщина!
Таких людей я могу назвать за этот год очень много. Просто в этом году я провела много времени в "Facebook", для меня это, в общем-то, новость. Я долго его сторонилась, как каких-то семечек. Так оно и есть в каком-то смысле.
К. ЛАРИНА - Семечек - в смысле привязчивое?
Е. КОРЕНЕВА - Ну да, привязчивость. Или: "Татуировки не бывает одной, это все тело будет с татуировками". Но можно регулировать свои отношения с любой энергией - она может быть на благо, она может быть во вред. И даже по "Facebook", по тому кругу своих друзей, которые у меня там есть, я вижу на самом деле, насколько люди отзывчивы, неравнодушны, насколько они принципиальны. Мы окружены героями. Это правда. Это так. Это нужно захотеть увидеть и направить зрение туда. И мы сами такие на самом деле.
Мы, естественно, должны говорить о плохой стороне, возмущаться и ненавидеть (ну, продуктивно), оценивать какие-то действия нашей власти. Я хочу сказать: мы смотрим на нашу власть. Кто там - я не знаю. Но я знаю, что люди, которые не во власти - они фантастичны. Они фантастичны, и надо это замечать. Человек - это тайна. И за этой дверью, за этим замком всегда сложные истории.
И, пожалуй, я хотела вспомнить фразу Константина Симонова из стихотворения "Жди меня". По другому поводу было написано стихотворение, с фронта своей любимой: "Как я выжил, будем знать только мы с тобой". Так вот как эти люди, как мы все выживаем: как Наталья Леонидовна выживает, как выжил Мухтар Гусенгаджиев, как выживают дети в детских домах, как выживает огромное количество моих друзей и ваших, и ваших соседей, и людей на улице. Задумайтесь над этим, как они выживают. Они делают это с колоссальным достоинством.
К. ЛАРИНА - Лена, потрясающая речь, которая полна какого-то невероятного оптимизма в отношении, прежде всего, человеческого фона, который сегодня существует в стране.
Е. КОРЕНЕВА - Ну, это так.
К. ЛАРИНА - Потому что мы больше, когда мы говорим об атмосфере. Мы больше говорим об атмосфере ненависти в течение этого года (вот если говорить именно про этот год, 2013-й). Мы все время возвращаемся к этому, что сегодня у нас ненависть всех ко всем становится национальной идеей. Но, судя по тому, что вы говорите, все-таки люди этому активно сопротивляются.
Е. КОРЕНЕВА - Во-первых, они активно сопротивляются, это никогда не умирало в людях, скажем так. В наших людей, в людях вообще. Но, понимаете, одно дело жить с какой-то идеей, с какими-то эмоциями и хранить их в себе, потому что это непопулярно и ты не видишь примера извне. А потом вдруг это выходит на улицы, и потом оказывается, что это идея побеждает, она обретает силу и массовость. Это то, что, на мой взгляд, мы наблюдаем, я наблюдаю в этом году. Я ходила на марши и митинги, а я на них хожу, когда могу. 6 мая как раз злополучного меня не было. Я проснулась утром и подумала: "Ну, один раз могу пропустить". Вот так бывает…
Я помню первый раз, когда собиралась идти, то мой приятель (закадычный школьный приятель у меня один есть), с которым мы договорились встретиться и пойти, он увидел, что я испытываю страх и некоторые сомнения. И он говорит: "Лена, ты не понимаешь, мы окружены, там совершенно другая обстановка". Потому что я боюсь толпы, как ее боятся многие. Меня когда-то комсомолкой давили на Красной площади, когда нас согнали школой на какое-то мероприятие. Эти страхи толпы, они есть во многих.
Так он мне сказал: "Лена, там другие. Там не толпа, там интеллигентные люди. Они тысячу раз извинятся, если они тебя толкнут. И не дай бог". Это предупредительность фантастическая. И там такая аура, такое ощущение. Что это такое? Это узнавание того, что ты не один такой, что мы созданы быть счастливыми.
Послушайте, я, конечно, скептик, и я тоже согласна, что мы все несем свой крест. И оптимизм - это сопротивление, это способность держать удар, а не осознание того, что удара судьбы не будет. Но мы гораздо лучше, чем нам пытаются это навязать. Гораздо лучше. Мы - это не только те, кто ходит со мной, мои друзья. Это каждый из нас и вас. Про это добро и зло, если хотите, про это христианская идея, про это инь и ян - про то, что нужно культивировать в себе добро, любовь, как банально это ни звучит. Потому что противоборство этому… Потому что в нас постоянно идет борьба, и мы все ошибаемся. Но надо встать и пойти дальше.
К. ЛАРИНА - Тут интересная пришла телеграммка к нам на сайт. Лена, вот читаю, как написано: "Лена, а помнишь поездку на теплоходе всей нашей английской спецшколой № 40 с Северного речного вокзала до Большой Волги и обратно? Тогда в каюте были три девочки из твоего класса и один мальчик на два класса ниже. Это был я. Одну из тех девочек я недавно видел у метро "Речной вокзал". А помнишь эмблему нашего клуба английского языка - две маски? Как думаешь, за почти 50 лет кое-что в нашей стране изменилось ли?" Мальчика-то помните?
Е. КОРЕНЕВА - Мальчика не помню, честно. Ну, мальчик не назвал себя.
К. ЛАРИНА - Салага, да, на два года младше.
Е. КОРЕНЕВА - Но эту поездку помню. Она была единственной в своем роде, она была фантастической. Где-то в сентябре месяце мы отправились. Я ходила в спецшколу (действительно № 40) с 5-го класса, не с 1-го, как обычно. Она только открылась в новом районе возле Канала имени Москвы. И нас повезли на теплоходе вот этом "Москва - Волга", по-моему, с одной ночевкой. Вид воды осенней, этой спокойной глади, и зарождающейся осени…
Я так говорю все эти эпитеты какого-то дешевого поэта, все это звучит. Но когда это глазами в памяти - это такой покой и такая тишина! Вот эти прозрачные желтые деревца, тоненькие березки - это красота неимоверная! И какой-то запах в шлюзах, эти звуки пароходов, и ты в этом каком-то отстойнике опускаешься вместе с водой, потом поднимаешься. Это запомнилось на всю жизнь.
У меня был потрясающий класс, и у нас был английский клуб драматический. И, собственно, там мне почему-то предложили на каком-то вечере сыграть отрывок из "Пигмалиона". Так что я Элиза Дулиттл, по сути. Да, да. Золушка, Элиза Дулиттл.
Мальчика не помню, но, мальчик, привет! А что изменилось в нашей жизни? Ты знаешь, многое меняется, но многое остается тем же. И не все должно меняться, я тебе должна сказать.
К. ЛАРИНА - Еще вопрос прочту: "Вы очень красивая, вы в прекрасной форме. Дай Бог Вам здоровья. Вопрос: не считаете ли Вы что российская интеллигенция (в том числе театральная) самоустранилась от политической жизни в России, и этим воспользовалась нынешняя власть? Не боитесь ли Вы очередного 37 года? Не идет ли опять все к этому?"
Е. КОРЕНЕВА - Значит, насчет интеллигенции, театральной в частности. Это субъективно мое, потому что я знаю - оно не очень типично может быть. Мне наплевать, как реагируют театральные люди. "Мне наплевать" - может, резко, но это я для быстроты так выразилась, не подумав, надо же следить за речью. Наплевать - в хорошем смысле. Актеры - люди, режиссеры - люди. Не профессия, а потом человек. Человек - а у него может быть одна, другая, третья. Он может вообще уйти от вас всех и сказать: "Слушайте, я никому ничего не обязан. Я буду думать о смысле жизни и уйду из социума", - в этом смысле.
Мне не нужно мнение театрального сообщества, потому что там люди разные. Есть Алексей Девотченко - фантастический, яркий, очень смелый, независимый, талантливейший человек, который виден со своей позицией. Есть Андрей Макаревич, есть Юрий Шевчук, есть Лия Ахеджакова и так далее. Вы их знаете. Оксана Мысина, Яновская, Гинкас, Володя Мирзоев со всей своей семьей. У них фантастические друзья, я благодарна семье Мирзоевых за то, что они собирают вокруг себя удивительных людей, актеров и не актеров.
Я подружилась благодаря им с семьей Саши Астаховой, замечательным фотографом, которая работает в газете "Ведомости". Но она фантастически интересный человек, ее муж - журналист и корреспондент Олег Сальманов. И сын его - мальчик, который… Где-то в "Facebook" недавно ходила шутка: "Мальчик испугал Деда Мороза, встав на табуретку и прочитав ему всего Бродского". И кто-то написал: "Думаю, что я знаю этого мальчика". И я тоже написала: "Егор?" Потому что это мальчик, который читает Бродского в свои шесть каких-то лет, по-моему (точно не знаю, шесть-семь, пять-шесть где-то или восемь). Читает Бродского и Пастернака и делает это фантастично, фантастически здорово.
То есть я хочу сказать, мне не нужно оборачиваться на мнение какого-то сообщества. Оно не может быть единым.
К. ЛАРИНА - Я вот так спрошу. За это время все вы с кем-нибудь расходились (со своих друзей или с близких знакомых) именно по соображениям идеологическим?
Е. КОРЕНЕВА - Нет.
К. ЛАРИНА - Нет?
Е. КОРЕНЕВА - Отвечу. Нет, хотя были очень большие эмоциональные потрясения, когда кое-кто из людей, от которых я совершенно не ожидала, занимал не просто другую позицию, а очень активную противоположную, и был нем и глух, как мне кажется, к тому, что является очевидным с чисто человеческой, гуманистической точки зрения.
И это очень интересно, что нам жизнь преподносит сейчас такую тему: насколько позиция человека (не поступок, а именно отношение к тем или другим событиям) меняет наше отношение к тому, с кем мы дружим или с кем мы живем. И должно менять или нет? Я стою на той позиции, что я остаюсь с людьми в тех отношениях, в которых я была.
К. ЛАРИНА - Ну, понятно, есть разные мнения, есть разные взгляды. А есть невозможные взгляды. Вот эту разницу вы можете сформулировать? Противоположный, другой и?..
Е. КОРЕНЕВА - Дело в том, что я сочувствую людям, которые, с моей точки зрения, в силу каких-то личных обстоятельств пудрят себе мозги, зомбируют самих себе и оправдываются. Но есть убежденные в своей позиции люди. И требуется время (как мне кажется) им осознать свои ошибки. За это нельзя карать. Что для меня неприемлемо было бы, наверное, гипотетически рассуждая? Это поступок. Между поступком и взглядом есть все-таки пропасть. Поступки определяют…
К. ЛАРИНА - Ну а что поступки? Не убивают же действительно, не расстреливают? Подписать письмо какое-то?
Е. КОРЕНЕВА - Подписывать письмо, травить. Вы знаете (кто о чем, а вшивый о бане), желтая пресса для меня преступная. И желтая пресса - это люди. То есть люди, которые систематически пишут, искажая действительность. И это всегда выдуманный поклеп, это что-то грязное, мерзкое. Они упрощают человека. Они упрощают жизнь человека, они извращают факты, они в откровении ищут жареное, низкопробное, что не имеет отношения. Например, в моем случае: к моим исповедям, которые допустимы в биографии, которую я написала. В случае болезни близких, которых уже нет, актеров, или тех, кто живы. Влюбленность, простите, Алексея Макарова… Макаренко… Как его? Я зарапортовалась.
К. ЛАРИНА - Леша Макаров, да.
Е. КОРЕНЕВА - Леша Макаров. Ха-ха, Макаренко. То, что я читала просто потому, что мне это попадалось: преследуют за романы, поднимают все, кого любил, как любил, кого бросил. Это для меня однозначно. Вот здесь я примитивная баба. Они для меня - это люди, которые целенаправленно совершают преступление. Никакие заработки, никакая мечта это не оправдывает. Можно идти зарабатывать деньги по-другому. Это их выбор.
Все-таки политическая ситуация. Люди, которые не понимают, за что мы считаем Ходорковского героем, и верят в то, что посадили за то-то, то-то и то-то (не буду перечислять), я думаю, они стали жертвой…
К. ЛАРИНА - Пропаганды.
Е. КОРЕНЕВА - Пропаганды или собственного сознания. А, может быть, мы жертвы? Это время покажет. Другое дело, что каждый основывается на собственном опыте. Мои глаза видят, уши слышат. Бывают, правда, очень лицемерные люди, но я как-то уже научилась для себя распознавать, я практически не ошибалась.
Другое дело, что люди искусства иногда… Вот гений и злодейство - две вещи несовместные. Ну, я говорю не о гениях. Есть исключительно талантливые люди некоторые, которые оказываются полным… Я этому свидетель. Несколько лет я участвую как посредник в одном суде, и для меня это колоссальное потрясение. Я знаю, как трудно разочаровываться, как люди не хотят разочаровываться в талантливых людях. И в этом смысле я тоже порой не хочу читать, что пишет, скажем, моя подруга, когда она категорически ругает власть за то, что они бюст установили одному человеку. Ну и как наша общая подруга…
К. ЛАРИНА - А, да…
Е. КОРЕНЕВА - Я с ней поделилась, я говорю: "Вот ты это читала?" Не будем имен сейчас называть. Она говорит: "Лена, мы так ее любим, что я даже не хочу читать".
К. ЛАРИНА - Я тоже не хотела.
Е. КОРЕНЕВА - Люди охраняют свое… Ну, мы все ошибаемся, послушайте. Это так должно быть - люди должны ошибаться. Это естественно, это часть жизни. И я хочу выразить соболезнование и сочувствие всем тем, кто потерял близких в этом году, и тем, чьи близкие находятся в заключении, кто мечтает об их свободе, и тем, кто заботится о больных. Дай бог, в будущем году повезет. Надо вытерпеть, надо выстоять. У нас есть примеры того, как люди выстаивают.
И даже в моей семье есть родственник, которого не стало в этом году, ведется следствие. Это Саша Нехорошев, звукооператор "Мосфильма", он сын известного уважаемого человека Леонида Нехорошева, который возглавляет сценарный факультет во ВГИКе. При очень странных обстоятельствах…
Берегите своих близких и не будьте легкомысленные. Мы все-таки окружены… Всегда не надо самим давать повод для того, чтобы судьба с вами сыграла злую шутку, надо быть умнее и осторожнее. Берегите себя.
К. ЛАРИНА - Лена, вы нам сыграете что-нибудь в грядущем году?
Е. КОРЕНЕВА - Ксенечка, я не знаю. Я периодически где-то снимаюсь, что-то такое мне предлагают. В этом году мне предлагали много интересных работ, но по тем или иным причинам я отказалась (и вы знаете, я вам как-то рассказывала). И режиссер Андрей Жолдак где-то осенью мне звонил. А так как у нас какой-то взаимный род любви есть между ним и мной, он говорил мне о том, что он думает, что у него будет постановка, и что он, возможно, меня пригласит. Ну а там как судьба распорядится. Я спокойна. То, что надо - случится, а чего не надо - не случится.
К. ЛАРИНА - Мы на этом должны заканчивать нашу программу. Спасибо большое Лене Кореневой за то, что она нашла время для нас. Ну и самое главное - огромное спасибо за те слова, которые сегодня пришлись к эфиру. По-моему, очень важные, очень точные. Лена - фантастический человек, настоящий боец. Я могу тут уже свой пропеть куриный дифирамб в последние секунды.
Е. КОРЕНЕВА - Ксения меня выращивает, Ксения меня на "Эхо Москвы" выращивает. Ксенечка, не потеряй голос.
К. ЛАРИНА - Спасибо. Спасибо, Лена.
Е. КОРЕНЕВА - Удачи всем.
К. ЛАРИНА - До встречи.
Eugenia
администратор
Сообщение: 745
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 24.12.13 03:32. Заголовок: Я тут второй день пр..
Я тут второй день просто балдею и ловлю кайф.
Eugenia
администратор
Сообщение: 746
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 24.12.13 04:17. Заголовок: Это интервью - не с ..
Это не интервью с актером или режиссером, это передача "Книжное казино", с журналисткогй и писательницей Аллой Гербер, у которой только что вышла книга об Инне Чуриковой:
К.ЛАРИНА: 14 часов 14 минут. Добрый день еще раз, программа «Книжном казино». Здесь Ксения Ларина, Майя Пешкова. Майя, приветствую тебя.
М.ПЕШКОВА: Здравствуйте.
К.ЛАРИНА: И в гостях у нас сегодня очень близкий человек – Алла Гербер. Аллочка, здравствуйте.
А.ГЕРБЕР: Здравствуйте.
К.ЛАРИНА: Сегодня Алла присутствует не как общественный деятель, а как кинокритик, историк кино. Алла Гербер много лет посвятила нашему кинематографу, дружна со многими российскими звездами. И сегодня мы представляем книгу Аллы Гербер "Инна Чурикова. Судьба и тема". Здесь же в студии главный редактор АСТ, где книга вышла, - Ольга Муравьева. Оля, здравствуйте.
О.МУРАВЬЕВА: Здравствуйте.
К.ЛАРИНА: Напомню нашим слушателям, что вы сегодня сможете выиграть эту книгу и еще другие книги, о которых мы сейчас скажем, если будете правильно отвечать на наши вопросы. У нас будет вопрос на смс, второй вопрос по телефону. Вопрос для смс: в этой роли Глеб Панфилов мечтал снять Инну Чурикову, но мечта не была реализована по соображениям советской цензуры, что это за работа, что за роль-мечта Инны Чуриковой, которую она так и не сыграла? +7-985-970-45-45.
Мы начинаем по традиции с рейтинга продаж. Топ составлен на основе данных о лидерах продаж, предоставленных тремя крупнейшими книжными магазинами Москвы:
- «Московский Дом книги»
- «Библио-глобус»
- «Москва».
Давайте с 6 строчки начнем: Алексей Иванов «Географ глобус пропил». На 5 месте Эдвард Радзинский «Князь. Записки стукача», это исторический детектив. На 4 месте Конституция РФ (по состоянию на 2014), очень интересная популярная книга, книга-мечта, книга-утопия. На 3 месте Дэн Браун «Инферно». И 1-е 2 строчки занимает Борис Акунин «История государства российского» и «Огненный перст».
Надеемся, книга об Инне Чуриковой тоже найдет место в этом рейтинге. Вообще, Оля, как идет книжка?
О.МУРАВЬЕВА: Идет неплохо. Я не очень знакома с рейтингами продаж, но книга интересная и должна быть востребована.
К.ЛАРИНА: Алл, вы же делали к юбилею?
А.ГЕРБЕР: В общем, да. У этой книги очень долгая история, я в двух словах ее скажу. Эта книга начиналась и писалась 30 лет назад. Я фактически тогда ее и написала для издательства «Искусство». Но оно все никак издать эту книгу не могло и не хотело.
К.ЛАРИНА: Т.е. к искусству это не имеет никакого отношения?
А.ГЕРБЕР: Никакого. Главный редактор сказал мне великую фразу: «Вы так пишете об Инне Чуриковой, будто она умерла». Я говорю, что у нас НРЗБ чтобы жить, надо обязательно умереть, т.е. так высоко я о ней пишу. И книга лежала, не издавалась. И Чухонцев еще смеялся: «Читаю книгу об Инне Чуриковой как самиздат». Действительно. До смешного: вычеркивались цитаты из Цветаевой, из Ахматовой.
К.ЛАРИНА: Это было советское время.
А.ГЕРБЕР: Да-да. Тем более, что я ничего не придумала, я видела приказ товарища Романова, тогда председателя Госкино, который написал: «Не снимать Инну Чурикову и Ролана Быкова в ролях положительных героев, ибо они не соответствуют представлениям советского человека…»
К.ЛАРИНА: О прекрасном.
А.ГЕРБЕР: О прекрасном, о положительном. Это был такой шедевр, мне очень жалко, что я тогда не сняла копию.
К.ЛАРИНА: Я в скобочках хочу напомнить, мне кажется, этот эпизод тоже был связан с этим указом, когда Козаков выпускал во МХТ спектакль «Медная бабушка», где Быков играл Пушкина. И Фурцева тогда устроила скандал, что Пушкин не может быть таким уродом.
А.ГЕРБЕР: Да, Пушкин – красавец, а Быков не соответствует. И чтобы вас посмешить на пороге Нового Года, еще один приказ Романова, как сейчас помню, «О любви» Богина была замечательная картина, там она мучается, с кем она, кого она любит. От Романова пришло такое письмо: «Пока я не пойму, кого она любит, фильм на экраны не выйдет». Картину сложили тогда на полку, она долго не выходила.
Тем не менее, шли годы. Я очень любила, люблю и буду любить Инну. И преклоняюсь. Я старалась, чтобы слова не были банальны, когда писала, но когда я говорю, мне кажется, какую-то банальщину несу.
К.ЛАРИНА: Вы же с ней лично были знакомы, дружны были все эти годы?
А.ГЕРБЕР: Я очень с ней дружила и дружу. И обо всех фильмах Глеба Панфилова я писала. Я писала о фильме «Романовы: венценосная семья». Голосом она сделала гораздо больше, чем актриса, которая играла царицу. У меня, кстати, есть отдельные главки в книжке и про голос, и про лицо. И про танец, как она вообще двигается в разных фильмах, что такое для нее вообще движение. И что такое вообще Иннин голос и выразительность ее голоса, когда он бывает жутко смешенным и трагическим, насыщенным, простодушным и глубоким. У не что лицо, что голос – это какие-то отдельные компоненты ее существования как актрисы. А в жизни она – Инна. Кстати, в конце моей книжки – шесть бесед с Инной Чуриковой. И мне хотелось сделать ее автопортрет. Не знаю, как ей это понравится…
О.МУРАВЬЕВА: Редакции это понравилось. Всем, кто читает, тоже это нравится.
А.ГЕРБЕР: Я мечтала сделать такой ее автопортрет. Ее запиночки, ее ухмылочки, улыбочки, вся какая она, т.к. мы сидим с ней, попиваем коньячок и разговариваем. Это не интервью, это беседы. И если это подучилось, я счастлива.
К.ЛАРИНА: А по поводу Глеба Панфилова, который определяющую роль сыграл в ее судьбе. Я все время думала, если бы не было бы такого человека. Вот мы начали с этого идиотского указа, трудно было с такой нестандартной внешностью, системой взглядов и манерой игры вписываться в стандарты?
А.ГЕРБЕР: Трудно было, но уже тогда ее все заметили в «Старшей сестре», в «Бабе-Яге», как сказал Глеб Панфилов: она играла Бабу-Ягу, которая была безнадежно влюблена в Кощея Бессмертного.
К.ЛАРИНА: Кстати, фильм «Начало» во многом же автобиографичен.
А.ГЕРБЕР: Конечно. Я бывала на съемках разных фильмов, и меня всегда поражала эта основательность и доброкачественность. И эта фантастическая ответственность в работе, как она собирается, как накладывается грим, как она сидит за каждой точечкой. Надо ей отдать должное, для меня она красивая.
К.ЛАРИНА: Она сейчас просто роскошная.
А.ГЕРБЕР: Но не это ее волнует, ее волнует соответствие тому, что она должна играть. И как она собирается, не дай Бог, в это время с ней разговаривать. Она в этом живет. И когда она выходит уже к камере, это – другой человек. Это поразительно. Мне когда-то Калашников говорил, она садится перед камерой – лица просто нет, глаза - щелки. И мы говорим «Мотор», раскрываются глаза. Ее лицо само рисует себя. Это потрясающе, и я это видела.
К.ЛАРИНА: А вы с ней познакомились в какое время?
А.ГЕРБЕР: Они приехали их Петербурга в Москву после «Прошу слова». Много было отрицательного по поводу этой картины.
К.ЛАРИНА: Почему? Советская картина.
А.ГЕРБЕР: Картина совсем не советская, она очень смелая. Она там была изумительная.
К.ЛАРИНА: Это образ современного человека-пассионария, неравнодушного.
А.ГЕРБЕР: Абсолютно.
К.ЛАРИНА: Там сочетание комического и трагического.
А.ГЕРБЕР: Это было невозможно, невозможно было смотреть на съемки, т.к. она и плакала, и смеялась. Мы смеялись, а она-то плакала, т.к. это было все серьезно. А как она потрясающе сыграла эту сцену разговора с Шукшиным, который умер, его не было, она сыграла за двоих.
К.ЛАРИНА: Мы начали с того, как вы познакомились
А.ГЕРБЕР: Да, я была тогда в «Советском экране», мне сказали: может, пойдешь, попробуем напечатать, и мы тогда познакомились. Это было мое первое интервью. Вместе мы говорили – и Глеб, и Инна. И так мы подружились.
К.ЛАРИНА: Мы сейчас Новости слушаем, потом продолжаем нашу программу.
НОВОСТИ
К.ЛАРИНА: Возвращаемся в программу. Процитирую из книги Аллы Гербер, которую мы сегодня представляем, Глеба Панфилова: «Я давно мечтал о Жанне д’Арк, еще до первой картины, увидел Инну и сразу решил, что она и есть Жанна. Она могла бы ею стать. В действительности Инна и Жанна встретились для меня в одном образе. Именно от этого феноменального сходства я отталкивался, чтобы рассказать историю Паши Строгановой, фабричной девчонки, сыгравшей в народном театре Бабу-Ягу, ставшей актрисой и Жанной, но по-прежнему оставшейся Пашей, все вместе это есть Инна Чурикова».
Вот про это кино не случившееся, почему когда настали друге времена, тем более Инна Михайлова могла бы еще сыграть по возрасту…
А.ГЕРБЕР: Конечно. Я не знаю, это была такая травма, что он не мог к этому уже больше вернуться. Это была настоящая боль. Сколько мы ни встречались, Жанна – это была постоянная тема. И когда уже можно было, не смог он преодолеть и пойти к этому фильму.
К.ЛАРИНА: А там на стадии сценария еще зарубили?
А.ГЕРБЕР: Да.
К.ЛАРИНА: Призыв к революции?
А.ГЕРБЕР: Конечно. Но она колоссальный талант. Я не хочу никого обидеть, у нас много актрис, но Инна – отдельна сама по себе.
К.ЛАРИНА: У нас есть еще сегодня книжки, про которые мы не сказали.
О.МУРАВЬЕВА: Мы представляем книгу Дмитрия Петрова «Джон Кеннеди», некий заинтересованный взгляд на известные события, взгляд со стороны самого Кеннеди, который делает это документальное исследование таким очень захватывающим. Книга еще не успела выйти, уже получила премию «Серебряный лучник», это Всероссийская премия в области пиара.
Поскольку новый год впереди, мы представляем книгу «Пиноккио» Карло Коллоди. И книга Григория Остера «Сказка с подробностями», книга неоднократно выходила, но здесь рисунки дяди Коли Воронцова, с которым дружен Григорий Остер.
К.ЛАРИНА: Теперь давайте мы это дело разыграем кучей целой. +7-495-363-36-59. «Лай собаки вдруг, слышу, раздался, И бессонный петух прокричал. Бедный гений в мозгах застучался – Сочинять я куплеты начал»: В каком фильме Глеба Панфилова в исполнении Инны Чуриковой звучат эти строки самобытного провинциального поэта? Назовите фильм.
Алло, здравствуйте.
СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте. Елена. Может, это кинофильм «Тема»?
К.ЛАРИНА: Совершенно верно! Вы все подарки получаете от издательства АСТ, спасибо вам за правильный ответ.
Ну, вот «Тема» тоже отдельная тема для разговора. Вы уже упомянули, Алла, что кино тоже положили, не сразу вышло оно.
А.ГЕРБЕР: Потом была перестройка, тогда поехала «Тема» на берлинский фестиваль и получила там медведя.
К.ЛАРИНА: Как вообще Панфилов выбирает темы для своих фильмов?
А.ГЕРБЕР: Панфилов, как мне кажется, человек, который очень отсюда, он из этой страны и советской страны тоже. Он прошел такую биографию мальчика с пионерским галстуком, и у него в каждом фильме есть чувство любви к этой земле, к этим людям, и к пониманию того, как, в общем, жить на этой земле тяжело. «Тема» точно не могла выйти при советской власти, т.к. это тема диссидентства и т.д.
К.ЛАРИНА: Как переживали Глеб и Инна Михайловна эти бесконечные сражения за свое творчество?
А.ГЕРБЕР: Глеб – человек сильный очень. Какие-то свои переживания внутренние, но уже заканчивая одно, он думал о другом всегда. Это была его мечта – поставить «Мать», и он сделал великую картину, ничего похожего на то, как мы себе представляли этот роман, ненавистный в школе, это все не об этом. Он опять сделал картину о парне, который пошел против. И мать, которая в этом ничего не понимала, сама просила его не идти, сама сшила ему знамя, сама идет за ним, т.к. это фильм о матери, о любви. У Глеба всегда картины в итоге о любви. Это всегда над всеми проблемами, над всеми коллизиями, над всеми жутями.
К.ЛАРИНА: Кстати, если мы говорим об этом тандеме Чурикова – Панфилов, то фильм по Солженицыну «В круге первом» нельзя назвать фильмом о любви, это о чем-то другом. А.ГЕРБЕР: Нет, хотя есть эпизод в центре…
К.ЛАРИНА: Напомню, она там жена заключенного, и она говорит: тебе хорошо, ты там сидишь, а я живу здесь без конца, меня здесь закрыли, там есть нечего, голод, безработица.
А.ГЕРБЕР: Ой, как она это сыграла. Это тот самый случай, когда будет ждать, что бы там ни было.
К.ЛАРИНА: Алл, по вашим ощущениям, режиссер сделал эту актрису?
А.ГЕРБЕР: Я думаю, совпало. В Инне все было еще со времен раннего детства. И когда она поступала в Щепку, ей сказали: или она идиотка, или она гений! Я не хочу громких слов, но она великая актриса.
Она же и в театре замечательна и в спектаклях Глеба это само собой, но она замечательна во всех спектаклях Марка Захарова. Они и Сарра потрясающая была, и Гертруда…
К.ЛАРИНА: Оль, а у вас есть свои любимые роли?
О.МУРАВЬЕВА: Я очень люблю Вассу. Выделить что-то трудно, Правда, она хороша во всех ролях. Она отдается этому полностью, это преклонение перед профессией делает ее честной.
А.ГЕРБЕР: Назвать ее просто профессионалом это ничего.
К.ЛАРИНА: Нет, она актриса со своей темой. Это большая редкость.
А.ГЕРБЕР: Это особое призвание.
К.ЛАРИНА: Бывают потрясающие исключения – Бог поцеловал, дар явный совершенно. Она умна, она выстраивает драматургию роли, когда понимаешь, что она какой-то сигнал посылает, это не просто так.
А.ГЕРБЕР: Она очень умна, она актриса, которая живет не только сердцем, но и мыслью.
К.ЛАРИНА: Госпожа автор, вы понимаете, что это невероятно интересно то, что вы сделали? Почему вы так редко это делаете?
О.МУРАВЬЕВА: Кроме всего прочего, это написано с такой любовью.
К.ЛАРИНА: И со знанием дела.
А.ГЕРБЕР: Я могу объяснить. Пошла перестройка, пошло то время, которое мне показалось моим временем, и мне захотелось в этом времени быть, не просто быть, а давать что-то этому времени. Я рванула и меня засосала эта общественная деятельность. А это же надо тишины, надо покоя, а не вечно куда-то нестись.
К.ЛАРИНА: Не жалеете о том, что выбрали такой путь тогда?
А.ГЕРБЕР: Не надо никогда ни о чем жалеть, но я, впрочем, умела писать... и нехорошо я поступила перед Богом, что это умение свое предала.
К.ЛАРИНА: Я в своей жизни радийной второй раз представляю книгу Аллы Гербер. Первый раз это было «Мама и папа». На меня эта книга такое впечатление произвела, что я просто была поражена, мы знаем этого человека как сильного политика, и такое пронзительное творчество. Я ждала, что все будет-будет, ну, слава Богу, вторую родили через 30 лет.
Алла, вы поняли? Финал нашей беседы.
А.ГЕРБЕР: Я поняла, я даже чуть не плачу. Ну, я обещаю. К.ЛАРИНА: Пишите еще!
А.ГЕРБЕР: Спасибо.
К.ЛАРИНА: Спасибо!
Eugenia
администратор
Сообщение: 755
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 26.12.13 00:32. Заголовок: Татьяна Москвина - о..
Отгремели праздничные салюты в честь юбилея Галины Волчек, актрисы, режиссёра и художественного руководителя театра «Современник». Некоторая восторженность, свойственная театральным людям в дни юбилеев, вполне извинительна: их дело состоит из летучей материи. Всё у театра происходит здесь и сейчас, «потом» не будет. «Потом» – только мифы, легенды, предания… Однако «судьба и воля» Галины Волчек достойны не только восторгов, но и размышлений.
Мало кто из зрителей припомнит её молодой: уже в 60-х годах нередко красовалась Волчек на сцене и экране матёрой волчицей, крутой тёткой с выразительно сиплым голосом, притворно «плачущими» губами и тёмными глубинами циничного опыта в умных и хищных глазах. Такой представала в «Вечно живых», знаменитом спектакле «Современника», её Нюрка – хлеборезка, сильно «заземляя» возвышенные страдания главных героев. Волчек явно была не «от знакомой сцены», а от «знакомой жизни», черпала из опыта и быта, но не с зеркалом, а с увеличивающим стеклом в арсенале на удивление раннего мастерства.
Чествуя Волчек, вспоминали Фаину Раневскую: эта тень была кстати, хотя прямого разительного сходства нет. Раневская уже в тридцать пять лет играла старух в жанровом диапазоне «трагедия – комедия», минуя собственно драму.
А Волчек в кино и театре была, как правило, «женщиной в возрасте», именно женщиной, и её жанр – как раз драма, хотя она может быть и гомерически смешной.
Сходство разве в том, что и Раневская, и Волчек вечно играли какие-то клочки и отрывки, редко осуществляясь в полный рост, во всю силу дара. Хотя дар этот грозно клокотал в любых «клочках и отрывках», как магма в недрах вулкана, готового к извержению. Волчек сыграла даже, наверное, меньше, чем Раневская. Ей не хватило любви.
Любви режиссёров, любви зрителей и даже – любви актрисы к самой себе. Она не верила в себя, не доверяла себе, не понимала своего масштаба и, можно сказать, «спряталась» в режиссуру и художественное руководство, нашла в этих занятиях спасительный выход. Между тем Волчек таила в себе потенциал гениальной драматической актрисы. При острохарактерной внешности у неё внутри проживали три Сары Бернар и пять Элеонор Дузе, она играла в эпизодах каких-нибудь спекулянток и злобных мамаш, а при этом знала всё про любовь, отчаяние, надежду, триумф и крах женщины.
От разницы внешнего и внутреннего возникало колоссальное поле напряжения. Но нужно было быть таким изощрённым мастером, как Григорий Козинцев, чтобы понять, сколько драгоценной энергии можно извлечь из этого драматического контраста. Как будто одни юные красотки любят и страдают! Козинцев дал Волчек роль Реганы в «Короле Лире» (1970), он придумал, что старшая и средняя дочь короля уже немолоды и порядком намаялись под гнётом отца. И вот, привыкшая врать, льстить, скрывать все свои желания Регана дорвалась до власти. Волчек играет кошмарное превращение женщины в фурию, лярву, ведьму – оставаясь притом в идеальном поле очищенных, «шекспировских» страстей.
Я видела её на сцене в 1987 году в спектакле В. Фокина «Кто боится Вирджинии Вулф?» по известной пьесе Э. Олби и могу поклясться, что Волчек была в сто раз интереснее, острее, пронзительнее, чем Э. Тейлор, игравшая ту же роль в кино. Она не очень-то вписывалась в гражданскую линию «Современника», её тянуло в старые вечные темы, в обыкновенную трагедию женщины, которую природа использует (или не использует, что ещё ужаснее), а потом выбрасывает на помойку. Её героиня, сильно пьющая интеллигентная особа, бушевала и бунтовала на сцене, ничуть не боясь вызвать отвращение или снисходительную жалость. Недоверие к себе как к актрисе сочеталось в Волчек с отчаянной, беспримерной смелостью – раз уж отважилась выйти на сцену, всё. Ураган «Галина» не пощадит никого.
Ей не надо было ничего выдумывать, красоваться, манерничать – драма сама жила в ней, в глубинах её могучей таинственной природы, соединившей в причудливых комбинациях тьму и свет. Она знала и о тёмных слепых страстях, и о подвигах веры и преданности. Сейчас, когда всё стало так доступно, желающие могут посмотреть два актёрских свершения Волчек: в фильме «Свой» (1969) и в телеспектакле «Тевье-молочник» (1985).
«Свой» Л. Аграновича – очень приличный советский детектив с Олегом Ефремовым в главной роли. Волчек тут – в стане врага, она мамаша-лидер преступной семейки, противник убеждённый, хитрый, злобный. Волчек играет немелко, масштабно, давая понять, кто погубит всех этих честных следователей и светозарных милиционеров вместе с их нереальным социализмом. Вот такие звериные мамки, не признающие ничего, кроме плоти и крови. За образом из фильма как будто вставали бесчисленные полки нэпманш, у которых отобрали лавочку, и арестованных торговок, убеждённых в своей правде: хочу жить и буду жить вопреки всем вашим идеологическим галлюцинациям. Героиня Волчек дышала неугасимой ненавистью к врагам семьи, и для неё эта ненависть была святой.
И тот же пафос – преданность семье – делал забавную Голду, жену Тевье-молочника, мудрой и прекрасной. Волчек играет просто идеальную «идиш-маму», но без малейшей сентиментальности. Все актёры «Современника» так или иначе искали меру органичности, «правду жизни», но не все нашли. Волчек нашла.
Я говорю о Галине Волчек именно как об актрисе, потому что тревожусь о судьбе нестандартных женщин на сцене и на экране. Их всё меньше. Им всё труднее. Сама Галина Волчек к актёрам предельно внимательна и явно хочет додать им той любви, которой недополучила когда-то сама. Если и берётся сейчас за режиссуру, так исключительно ради любимых артистов – только что поставила «Игру в джин» для Ахеджаковой и Гафта.
В её режиссёрских работах, среди которых есть и превосходные («Обыкновенная история», «На дне», «Крутой маршрут», «Три товарища»), и в спектаклях других режиссёров «Современника», частенько игрывают замечательные актрисы. У них есть общая черта: они лишены холодного блистания. Это, конечно, запрос Галины Волчек – ей подавай нутро, азарт, пламя, кипяток, никаких 36 и 6 у героинь её театра быть не может. Так кипит и горит сейчас на сцене «Современника» Чулпан Хаматова – очевидный эстетический идеал Галины Волчек.
Своё собственное горение Галина Волчек вложила в театр, в котором если и есть недостатки (например, вкуса: не советую слабонервным смотреть «Голую пионерку») – то недостатка жизненной силы в нём нет. А современность? Что современность – она лишь капля в реках вечности. А что это за реки такие, можно понять, глядя на эту глыбу, Галину Волчек, – женщину, которая, что называется, «справилась с жизнью». Какой ценой – она сама знает.
Отправлено: 26.12.13 05:16. Заголовок: Женя, спасибо за Тод..
Женя, спасибо за Тодоровского. Замечательная передача. Смотрела и все время почему-то улыбалась, хотя особо веселого там ничего нет. Как-то очень по-доброму, светло и грустно... "Книжное казино" послушаю, я его пропустила. Москвина про Волчек: ну, наверное, она во многом права...
Eugenia
администратор
Сообщение: 758
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 26.12.13 19:12. Заголовок: Julia пишет: Женя, ..
Julia пишет:
цитата:
Женя, спасибо за Тодоровского. Замечательная передача. Смотрела и все время почему-то улыбалась, хотя особо веселого там ничего нет.
Да-да, со мной было ровно то же самое!
Eugenia
администратор
Сообщение: 762
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 28.12.13 03:17. Заголовок: Очень интересная пуб..
Очень интересная публикация Лилии Гущиной в "Новой газете": Алексей ГЕРМАН: Да, я хам, но все претензии — после съемок Неизвестный монолог известного режиссера о том, как он делал свои великие фильмы, понимая, что все зависит от массовки
В уходящем году не стало Алексея Германа, великого режиссера и большого друга «Новой». Первый публичный показ его фильма «Трудно быть богом» состоялся на юбилее нашей газеты — 1 апреля 2013 года.
Это интервью было взято шесть лет назад. Мы решили дать его монологом: в случае с Германом журналист со своими вопросами неуместен. Как оператор в кадре. Задача и того и другого вовремя включить камеру или диктофон и не мешать. Ни Герману, ни читателям.
Подростком я связался с блатными. Они таскали в трамваях кошельки и носили за голенищем медицинские скальпели. Они водили меня в «Метрополь», я водил их домой, и папа говорил: «Какие у твоих друзей замечательные лица. Но почему они все ходят в высоких сапогах?»
В «Проверке на дорогах» под заминированным мостом проплывает баржа с советскими военнопленными. Их изображали зэки (основная статья — изнасилование). «Какие лица! — повторял вслед за папой Константин Симонов. — Какие лица!» Особенно ему нравился комбриг в центре. В жизни комбриг был барменом-валютчиком из гостиницы «Европейская». Симонов умер и не узнал, что это уголовники. Я не признался: он был советский человек, он бы меня проклял.
Но где еще я мог взять шестьсот мужчин в возрасте от 18 до 50, которые согласятся побриться наголо? И главное, ну-ка набери в гражданской массовке столько интересных лиц! А именно они — тот раствор, который делает картину, который может погрузить зрителя в правду. Артист сам по себе — никогда. Он — персонаж, вставленный в жизнь, он кого-то изображает. Жизнь в кино — это массовка. Но если артиста с ней соединить, попадаешь в плен мира, который существует по своим законам. И дальше зритель никуда не денется.
Что такое «Андрей Рублев»? Что там есть? Потрясающий Солоницын? Да ничего подобного. Просто Тарковский посадил его в мир, который сотворил, где хохочут, где плавают, где — «летююю», он слился с этим миром, и получилось потрясающее кино.
Если картина снимается семь лет, то четыре года из них я смотрю массовку. Все, что крупным зерном, все лица, которые попадают в камеру, утверждаются, одеваются, гримируются мной. До пуговиц, до соплей, до небритости. Тут же стоит фотограф и снимает. Общий план, крупный план. Нет, не то. В дерьме обвалял, шапку переодел — хлоп! — получилось. Иногда же гримируешь, гримируешь, одеваешь, одеваешь — и все впустую. «Мой друг Иван Лапшин» я хотел закончить так: улица, дождь, играет оркестр, мужчина что-то выговаривает девочке, она вырывает руку, идет, выводит нас на подъезд, в подъезде стоят люди и среди них мои молодые мама и папа. Они слушают дождь. Маму нашли, папу нашли. Курсанта милицейского училища. Похож необычайно. Одели, загримировали. Но камера наехала — и все выдала: стоит баран, тупой баран. Не нужен мне такой папа.
А вот сцена митинга на экскаваторном заводе в «Двадцати днях без войны» удалась, хотя там массовка — 5000 человек. Их согнали по звонку Рашидова на воскресенье, цех оцепили милицией, чтобы не сбежали, и они там писались. Мне было нужно, чтобы толпа стояла, не шелохнувшись. Добиться этого не получалось — кто-нибудь да мяукнет. Тогда мы повсюду развесили динамики, по моему сигналу из них без предупреждения рявкнуло: «Вставай, страна огромная…» — и все замерли. Получился совершенно застывший цех, который слушает Никулина.
Для этого эпизода мы скупали повсюду драные ватники. Проходили каждый шов: сначала напильником, потом — паяльником. В «Двадцати днях без войны» мы вообще ничего не шили. Симонов обратился к людям с просьбой приносить на студию старую одежду. И нам понесли — ботики, шубки, варежки, женские пальто, перешитые из немецких шинелей, в которых ходило полстраны. Артистам они очень помогали: в подлинных вещах труднее соврать.
Даже под подлинное радио труднее схалтурить. Я на «Мой друг Иван Лапшин» специальную ассистентку бросил на подбор исчезнувших мелодий. Вычислил, что они должны быть, ведь композиторов сажали. Нашли, но вытащить удалось чуть-чуть. Оказалось, что и по звуковой дорожке у нас цензурованная хроника: «На собрании присутствовал министр транспорта товарищ…», а дальше — «др…др…др…». У «врагов народа» стерты фамилии. Должности оставлены, лица оставлены. А фамилии по всей хронике — а это десятки километров пленки — стерты. Этот бугорок на пленке стереть можно только вручную. Монтажеры сидели и «цк…цк…цк». Тысячи фамилий.
А еще трудно соврать в подлинных декорациях, отыскать которые иногда стоит бешеных усилий. Например, поезд образца 1942 года в «Двадцати днях без войны». Перед началом съемок мы послали в Ташкент найти старые паровозы и вагоны замдиректора Веню Рымаря. Он прежде работал в рыбном магазине на Невском. Под угрозой увольнения ему было запрещено встречаться с любой местной властью и показывать кому бы то ни было сценарий. Но я не знал, что Симонов попросил первого секретаря ЦК Узбекистана Рашидова о всесторонней помощи, и Рашидов эту помощь пообещал.
Веня снял номер в гостинице, и его тут же стали осаждать разные номенклатурные боссы, например, председатель горисполкома г. Ташкента. Веня лег на дно, перебрался в какую-то хибарку, не отвечал ни на какие звонки. Мы, приехав, обнаружили Веню, счастливого тем, что его никто не нашел. Но и никаких паровозов найдено не было. Пришлось самому идти на поклон к Рашидову. На свое несчастье, я взял с собой Никулина, которому на все поезда было наплевать, а не наплевать было на комнату для какого-то клоуна, и он с порога про этого клоуна завел. Я надавил ему на ногу как на тормоз — заткнись со своим клоуном, у меня нет поезда, на котором ты поедешь, — и жалуюсь Рашидову, что нам дали состав, полный дерьма, без единого стекла, а берут, как за спальные вагоны. Тот снял трубку: «Министра железнодорожных путей. Рашидов говорит. Ты что же… табулды-табулды-оп-твою-табулды-табулды-на-хрен… уважаемые гости из Москвы… табулды-табулды, чтоб завтра же!.. Какие еще проблемы?»
И бараки в «Мой друг Иван Лапшин» настоящие. Все, кто в Лапшине играл, жили в этих бараках. В картине есть эпизод: на крыльце воровской хазы парень мнет бабе голую грудь. Мял он ее восемь часов. После съемки женщина ко мне подошла: «Товарищ режиссер, помогите. Что ж он, лапал меня лапал, а закончить отказывается». Подзываю парня. «Да ну ее, она старая». Баба стоит в стороне, не отходит, ждет. Капитан переговорил с солдатами из оцепления. Безрезультатно. Из группы тоже никто не соглашается. Вернулся, развел руками: сам бы это сделал, но при мне жена. «Ладно, понимаю. Дайте на бутылку портвейна». Дал.
Заброшенная деревня в «Проверке на дорогах» тоже настоящая. Мы искали ее по всей России. Считалось, что у нас полно брошенных деревень. На самом деле их не было. Потому что в ту же секунду такую деревню или разбирали на дрова, или для потехи сжигали. Нашли в Калининской губернии… Единственная улица, восемь изб, скрипят оторванные двери, лежат иконки на порогах. Я увидел и просто задохнулся.
Очень милая женщина из цеха комбинированных съемок предложила удлинить улицу до 20 домов. Подписали договор. Они сделали избы с крышами, снегом, величиной в два телевизора, повесили на веревках. Смотрим отснятый материал. Идет Ролан Быков по улице, что-то кричит, а сзади на веревках болтаются десять домов. И сколько я после работал с комбинаторами, столько они мне вешали дома на веревках. Я их боюсь и ненавижу. И стараюсь как-то справляться без них.
В «Хрусталев, машину!» есть эпизод на железнодорожной станции. И в нем все настоящее — и станция, и ее жители. Настоящее снимать всегда интересно, но и непросто: на той же станции шла такая пьянь! Раз в середину съемки въехал состав. Тепловоз высокий. Оттуда высунулся машинист, попытался помахать нам рукой и с трехметровой высоты навернулся вниз. Его подняли, засунули назад, окровавленная морда снова появилась в окне, заулыбалась, и это поехало дальше. Своих пьяных со съемочной площадки я гоню нещадно. Лишь однажды допустил и даже сам напоил.
Репетировали объяснение на пристани Миронова и Руслановой, и вдруг перед ней морячок в белом кителе начал танцевать танго тридцатых годов. Пьяный механик с судна. Пришел и танцует. Чудно, дивно, но дождь, снимать нельзя. Договорились, что завтра повторит. Утром механик сидит в своей каюте, составляет ведомости, хмурый, не подступись. Сниматься отказывается. Достаю водку, предлагаю выпить за знакомство, всаживаю в него всю бутылку — «Хрен с тобой, пошли танцевать».
А еще у меня кадры по сто метров, потому что, когда кино сшивают из маленьких кусочков, теряется иллюзия реальности, и людям из массовки надо эти сто метров прожить. Они готовы. Но очень боятся не запомнить последовательность действий. Жена одного станционного персонажа из «Хрусталев, машину!» жаловалась, что он из-за съемок супружеских обязанностей не выполняет, только ходит и твердит свою реплику: «Я вообще-то техник, но заведую водокачкой». При этом каждые съемки он мне говорил: «Я вообще-то техник, но работаю водокачкой». Я, естественно, орал: «Заведую, идиот, за-ве-ду-ю!» — он плакал и каялся. Но стоило включить камеру, и снова раздавалось: «Я вообще-то техник, но работаю водокачкой».
Или бабушка из той же картины, которая отсидела 20 лет и при виде энкавэдэшной формы по-прежнему обмирала. Таким я вставляю в ухо микрофончик без провода. Артист из массовки идет, а рядом на четвереньках ползет ассистент режиссера и командует: правей, левей, понюхал палец, почесался, остановись, гад. Иногда человека из массовки надо похвалить, иногда на него прицыкнуть, иногда напугать, иногда подкупить.
На роль серых офицеров в «Трудно быть богом» мне привели двух литовцев. Лица поразительные. Но ничего по-русски не понимают. Ни-че-го. Я им говорю: «Триста долларов в день. Может, вспомните русский язык? Но увижу, что в голове переводите, — катитесь». Через пять минут вернулись два Ломоносовых.
При этом массовка должна понимать, что они соучастники художественного процесса, наши друзья и братья. И не дай бог им кто-то хамит! На «Лапшине…» мне не спалось ночью, и я пошел по гостинице искать собеседника. Никого не нашел и от горя уснул в костюмерной в куче шмоток. Проснулся от скандала: «Что значит ветром? Что значит в Волгу? Полезайте и принесите!» Костюмерша орет на статиста, которого мы выдернули с конференции научных работников и упросили сняться. У него накануне сдуло шляпу. Пришел объясняться, а ему не возвращают паспорт. Я выпрыгиваю из тряпья. Перед одним извиняюсь, другую покрываю матом, слезы, рев, ее успокаивают, его успокаивают, все братаются, а я уползаю досыпать.
Хамить, материться и драться на съемках позволено только мне. Потому что снимать кино и быть не хамом нельзя. Вся массовка придет из актерского отдела «Ленфильма» плюс две дочки портнихи. Декорация будет сделана из дешевого шпунта, и в два раза меньше, чем надо. Пленка будет украинская. Артисты будут саботировать и капризничать.
Одному артисту перед командой «Мотор!» я давал оглушительную пощечину. У артиста были пустые глаза. А после пощечины пустыми глаза хотя бы первые несколько секунд точно не будут. В «Двадцати днях без войны» мы старались, чтобы исторических персонажей играли похожие на них люди.
Собственно, такой исторический персонаж в картине был один — первый секретарь ЦК Узбекистана Юсупов на заводском митинге. В ресторане в Фергане заметили певца. Похож. Сняли. Через два года вызываем этого лабуха на озвучку. И вдруг входит толстый узбек. Уже абсолютный секретарь обкома. Депутатский значок, значок «Отличник кинематографии», еще что-то, кейс сзади несет холуй. Баа! С тех пор снялся в тринадцати фильмах. Кого ж ты, дорогой, играл? Играл начальников: начальника партизанского отряда, начальника оборонного завода. Ну, молодец. Иди к микрофону, произноси свою речь. А мне требовалось, чтобы в конце голос дрогнул. И в нужный момент я схватил его за ширинку. Голос сразу стал осипшим.
Гурченко регулярно говорил гадости, чтобы думала о том, какая я сволочь, а не о зрителях на площадке. Ей нельзя думать о зрителях. Она начинает показывать. И она сыграла блестяще, но меня ненавидела. Даже организовала против меня бунт. Формальный предлог — дал поджопника капитану милиции, которого вообще следовало убить: мы пять часов ждали погоды, а когда разволокло, у него, видите ли, созрел бешбармак, и он, не предупредив, снял оцепление, и на нас с воплем «Никулин, Никулин!» ринулась громадная толпа. Съемочный день был сорван.
Когда капитан, покушав свой бешбармак, вернулся, я его сапогом и припечатал. Бунтовщики требовали, чтобы я извинился и изменился. А я уехал. День не снимаем, два не снимаем, на третий явились с повинной. «Ну что, довольны? Будем закрывать картину? Симонов вам этого не простит. Зато вас всегда будет уважать Людмила Марковна». Договорились — да, я деспот, да, я хам, но все претензии — после съемок.
Усмирять Ролана Быкова было проще. Что такое Ролик? Божественно талантливый артист и плут. Американские сигареты он уходил курить в кадр, где у него никто не стрельнет. В буфете выгребал из кармана жуткую мелочь и считал до тех пор, пока чье-то сердце не выдерживало. И стоило ему закапризничать — я натравливал на него своего директора Феликса Михайловича Эскина. Дальше было так: по коридору шел Эскин с тремя огромными бухгалтерскими книгами и счетами, за ним плелся Ролик. Эскин складывал, умножал, щелкал и объявлял сумму, которую Ролик должен вернуть. Потом среди ночи или ранним утром раздавался страшный стук в мою дверь. Я в трусах, за дверью Ролик: «Алексей, я столько всего про тебя плохого говорю! Я говорю, что ты идиот, буржуин, куль масла. И я задумался, а почему я так много плохого про тебя говорю? И я понял — это потому, что я тебя люблю. Можно я у тебя поживу?» Прошел в квартиру, прилипая носками к паркету, и лег спать.
В конце концов, и Люська Гурченко меня полюбила. Артисты не прощают поражения. А если успех, если победа — тебе простят всё. Простят и полюбят. А на следующей картине снова будут ненавидеть, а потом снова так же искренне любить.
Вообще мгновенный переход от любви к ненависти и обратно — наше национальное свойство. Классический, несчетное количество раз повторявшийся эпизод: ужинаем с Андреем Мироновым в вагоне-ресторане. За соседним столиком — шахтерская семья. Муж поднимается с бутылкой и стаканом: «Товарищ Миронов, разрешите познакомиться. Я — Иванов, супруга Галя и дочка Леночка. Леночка, поздоровайся с дорогим нашим артистом». Миронов встает, говорит, что очень благодарен, но, с вашего позволения, выпьет лимонаду за шахтеров, за жену Галю, за дочку Леночку, за подземный труд. Проходит полчаса: «Товарищ Миронов, я не понимаю, почему, товарищ Миронов, вы отказываетесь выпить с простым рабочим? Не уважаете?» И, наконец, финальное: «Жидовская морда, брезгуешь с русским человеком!..»
Таков наш народ. Такова наша жизнь. Такая у меня массовка. Другое дело, что же с этим народом веками делали: и пороли, и в солдаты на 25 лет забривали, и землю давали-отбирали, и сажали, и убивали. Генерал, начальник астраханской милиции, с удовольствием вспоминал, как в 1935 году они избавили город от бродяг: втыкали в скамейку на пристани иголки, острием наверх. Бродяга сойдет с парохода, они его на эти иголочки посадят, еще и машинного масла на ватник капнут, подожгут, он поорет, повырывается и больше в Астрахань ни ногой.
А тот капитан с бешбармаком после поджопника только дико меня зауважал.
Когда запретили «Двадцать дней без войны», меня вызвал секретарь горкома по идеологии Лопатников, бывший директор какого-то провинциального театра. Как всегда бывает в таких ситуациях, при закрытых дверях мы курили, почти дружили, и он мне объяснял, что в фильме все очень точно, атмосферу я очень точно передал, и артистка-истеричка очень похожа. Но если это образ советской артистки в кино, то такого быть не может. Военного журналиста Никулин сыграл замечательно. Но если это у меня образ советского писателя на экране — это никуда не годится. И когда я умру, про меня, грубияна и драчуна, снимут фильм, и это будет образ советского режиссера, и играть меня будет кто-то вроде Вячеслава Тихонова.
Мне на мой посмертный образ в чужом кино наплевать. У меня другие надежды и страхи.
...После войны папе дали квартиру на Мойке, возле Пушкинского дома, и он часто писал, что боится: вдруг войдет Александр Сергеевич и спросит: «А ты что тут делаешь? Пшел вон…»
Я папу понимаю. Каждую из своих картин я б с удовольствием снял заново.
Отправлено: 28.12.13 06:36. Заголовок: Очень интересная пуб..
цитата:
Очень интересная публикация Лилии Гущиной в "Новой газете":
Да, Женя, публикация интересная, но почему-то много описанных подробностей знать не хочется, особенно про людей, ушедших очень недавно.
Eugenia
администратор
Сообщение: 763
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 28.12.13 16:05. Заголовок: Olga пишет: но мног..
Olga пишет:
цитата:
но много описанных подробностей знать не хочется, особенно про людей, ушедших очень недавно.
Оля, если вы имеете в виду - подробностей про самого Германа, то это его собственные слова, о себе в том числе. И у него всегда была такая манера говорить о людях, ничего не приукрашивая. Скрытый текст
Когда-то я была просто убита его словами об Андрее Миронове, это было вскоре после смерти Миронова, так что произвело тем более гнетущее впечатление.
Но у него и фильмы такие. То есть это, скорее, не злой язык, а такой глаз, такой угол зрения, порой - да, весьма неприятный для тех, кого он этим своим глазом видит.
Кстати, этим Алексей Герман очень сильно отличается от своего отца. Творческий метод у них совершенно разный. У Юрия Германа книги, в общем и целом, добрые, а у Алексея Германа фильмы... ну, не то, что злые, но услады для глаз и слуха там точно маловато. В некоторых и вовсе нет. Мне так каацца...
Отправлено: 28.12.13 18:04. Заголовок: Eugenia, спасибо за ..
Eugenia, спасибо за статью
цитата:
Татьяна Москвина - о Галине Волчек
Хорошие размышления и читаются как-то проникновенно.
Eugenia
администратор
Сообщение: 911
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 17.01.14 02:12. Заголовок: Тоже не совсем интер..
Тоже не совсем интервью, а публикация в "МК" к юбилею Василия Ланового:
Крестьянскому сыну, аристократу советского кино Василию Лановому 80 лет
Светлана Хохрякова
Павка Корчагин, Артур Грей, Иван Варавва, Анатоль Курагин, граф Вронский, Андропов, Ришелье, - и это все он
16 января исполняется 80 лет народному артисту СССР Василию Лановому. В этом году актер отмечает и 60-летие своей кинокарьеры. Его дебют состоялся в 1954 году в картине «Аттестат зрелости» Татьяны Лукашевич, где сыграл самонадеянного красавца Валентина Листовского, с эгоизмом которого боролись дружным советским коллективом.
По случаю круглой даты особых торжеств не будет, как это было десять лет назад, когда устроили грандиозный юбилейный вечер в концертном зале «Россия». Слишком трагично складывается в последнее время жизнь. Художественный руководитель Театра им. Евг. Вахтангова, где с 1957 года работает Василий Лановой, Римас Туминас сказал нам: «После драмы, случившейся в семье Василия Семеновича, мы договорились, что ничего специально устраивать не будем. Это его решение. Сыграем три спектакля с его участием – «Последние луны», «Пристань», а 16 января - «Посвящение Еве», который пройдет в 200 раз. Все будет скромно».
Биография у Ланового завидная, есть, что вспомнить. Как написал он в своей автобиографической книге «Летят за днями дни», в 1934 году появился Его высочество Василий Семенович Лановой. Спасаясь от голода, его родители-крестьяне переехали в 1931 году из украинской деревни в Москву. Трудились на вредном химическом производстве, заработали инвалидность. Семилетним ребенком Василий Лановой встретил войну в Одесской области, куда его отправили родители вместе с сестрами к дедушке и бабушке. О начале войны он узнал, как только сошел с поезда. Встреча с родителями произошла спустя почти четыре года.
Дитя войны, Лановой пережил страшные минуты, оставившие память на всю жизнь. Начал даже заикаться после встречи с фашистом, полоснувшим над его головой автоматной очередью. Не захотел Вася отдавать ремень, подаренный ему расквартированным в их доме немецким офицером, который постоянно горевал об оставшемся в Германии сыне. Уже в Москве врач посоветует петь протяжные украинские песни, чтобы победить заикание. Благодаря учителю украинского языка, на оккупированной немцами территории, 7-летний Лановой познакомился с книгой «Как закалялась сталь» Николая Островского, и буквально бредил ее героем Павкой Корчагиным. В 1956 году он сыграет эту роль в фильме Александра Алова и Владимира Наумова. И по иронии судьбы сделает это вместо Георгия Юматова, своего будущего партнера по картине «Офицеры» Владимира Рогового.
К актерскому делу Василий Лановой пристрастился в тринадцатилетнем возрасте, когда оказался в театральной студии при Дворце культуры завода им. Лихачева в Москве. Там встретился с будущим режиссером Игорем Таланкиным, тогда еще студентом, в фильме которого «Незримый путешественник» много позже сыграет императора Александра Первого.
Будучи золотым медалистом, Лановой поступил на факультете журналистики МГУ, но закончил в итоге Театральное училище им. Б.В. Щукина, мастерскую ученицы Вахтангова Цецилии Мансуровой. Там он познакомился со своей первой женой – Татьяной Самойловой.
Первые годы в театре приходилось довольствоваться незначительными ролями, массовкой, потом переиграл множество романтических героев, принцев, рыцарей, полководцев. А в 1963-м сыграл свою фирменную роль – принца Калафа в «Принцессе Турандот» в постановке Рубена Симонова. Интересно, что в кино одной из самых популярных его работ стала эпизодическая роль в картине «Полосатый рейс» Владимира Фетина. Именно в этом фильме герой Ланового произносит знаменитую фразу: «Красиво плывет вон та группа в полосатых купальниках». И сам актер называет ее любимой, единственной комедийной в послужном списке из более чем 60 ролей. Лановой в общем по-настоящему оценивает лишь немногие из них, выделяет редкие мгновения в самых знаменитых своих работах. Вроде сцены в «Офицерах», когда его Иван Варавва смотрит на мальчика, прежде чем наденет фуражку. В «Офицерах» он скажет знаменитую фразу, ставшую важной для поколений: «Есть такая профессия – Родину защищать». Лановой – это и Артур Грей в «Алых парусах» Александра Птушко 1961 года - идеал любой девушки, не только Ассоль в исполнении Анастасии Вертинской. Интересно, что Василий Лановой в течение нескольких лет является президентом киносмотра «Алые паруса» в «Артеке».
А вот от роли Вронского в «Анне Карениной» Александра Зархи Лановой поначалу отказался. Персонаж показался урезанным и бескровным, сведенным к одной сюжетной линии, связанной с Анной (ее сыграла тогда уже бывшая жена Татьяна Самойлова). Зархи пробовал других актеров, а в итоге сделал повторное предложение Лановому и убедил его. От роли Богдана Хмельницкого в свое время актер тоже отказался. Прочитал сценарий и… не захотел быть проводником украинского национализма, по его словам. По каким-то причинам отказался работать с Петром Фоменко в прославленном позднее спектакле Театра им. Евг. Вахтангова «Без вины виноватые».
В «Войне и мире» Сергея Бондарчука он сыграл Анатоля Курагина, а мечтал об Андрее Болконском. Череда мундиров, майоры, генералы, полковники сменяли друг друга. Лановому форма к лицу, у него и теперь отличная выправка. В нем чувствуется порода, аристократизм, неважно, что он – крестьянский сын. Трижды Лановой становился Дзержинским – в картинах «Шестое июля», «Бой на перекрестке» и «Золотая голова на плахе». Он сыграл Троцкого в спектакле «Брестский мир» Михаила Шатрова в постановке Роберта Стуруа.
Когда не было работы в театре, спасался литературой, самостоятельно делал чтецкие программы. Читал Пушкина. У Ланового - неповторимый, мгновенно узнаваемый голос. Он мастерски умеет читать закадровый текст, достаточно вспомнить документальную эпопею Романа Кармена «Великая Отечественная».
Снимался иногда ради денег, поскольку подрастали сыновья, и их надо было учить, одевать и кормить. Пошел преподавать в Щукинское училище, возглавил кафедру художественного слова. И сделал все, чтобы дети не пошли по стопам родителей. Василий Лановой написал в книге, что судьбой ему было предопределено встретить на своем пути Ирину Купченко, ставшую женой и матерью двоих его сыновей – Сашки и Сережки. Детей назвали в честь поэтов Пушкина и Есенина. В октябре 2013 года младшего Сергея не стало.
Лановой - крепкий человек, огромной внутренней силы. В сегодняшнем дне его многое не устраивает, о чем он и написал в своей книге «Летят за днями дни…». Если раньше мальчишки мечтали быть летчиками и моряками, то теперь миллионерами и бизнесменами. Ему претят бесконечные мыльные сериалы, развязная молодежь, заполонившая телеканалы и насаждающая низкопробный вкус, кромешный ширпотреб. Актерская профессия для него сродни учительской. Постарайтесь жить по-крупному – к этому он постоянно призывает.
Сергей Снежкин: «Эта «Принцесса Турандот» не дает ему покоя. Вот и роль Андропова он все время пытался раскрасить»
Мы поговорили с режиссерами, у которых Василий Лановой снимался в последнее время. Cергей Снежкин вспоминает о совместной работе на многосерийной картине «Брежнев», где Лановой исполнил роль Юрия Андропова.
- Как складывались ваши взаимоотношения на съемочной площадке?
- Наши отношения складывались так, как и должны складываться у замечательного актера, красавца-мужчины, коим является Лановой, и высокопрофессионального режиссера, каковым являюсь я. То есть это была атмосфера любви, уважения и сотворчества. Я иногда встречаюсь с Василием Семеновичем, и всякий раз с огромным удовольствием. Надеюсь, что как-нибудь мы еще встречусь с ним на съемочной площадке.
- А не было у Василия Семеновича предубеждения относительно роли Андропова? Все-таки он немало переиграл государственных деятелей и офицеров.
- Не забывайте, что Василий Семенович начинал театральную карьеру «Принцессой Турандот». Он – яркий, жанровый, абсурдный актер. Да еще красавец невероятный. Лицедей и удивительный трагик. Все в нем совмещается. Почему я сам о себе сказал так уважительно? Потому что моя карьера была невероятно счастливой. Я имел возможность работать с подобного рода людьми - Роланом Быковым, Евгением Лебедевым, недавно с Ириной Скобцевой. Я наших театральных и кино-столпов вожделею, люблю и почитаю. Никогда не было никаких противоречий с ними и с Лановым в частности. Одно счастье с такими людьми работать. А что касается роли Андропова, то это было предложение Первого канала. Мы долго не могли найти актера на эту роль. И продюсер Сергей Мелькумов рекомендовал Ланового. Когда Василий Семенович приехал на пробы, и мы с ним поработали, все было замечательно. Хотя он все время шел в сторону карикатуры. Эта «Принцесса Турандот» не дает ему покоя. Вот и роль Андропова он все время пытался раскрасить. Это было прелестно, и мы постарались все это утяжелить. Когда объединяются такого масштаба и калибра люди, как Василий Лановой и Сергей Шакуров, то они начинают заводиться друг от друга.
Работая над «Брежневым», мы снимали в Министерстве иностранных дел на Смоленской площади. Там есть мемориальный кабинет заместителя Громыко по внешней торговле, где сохранена в целостности вся мебель, сделанная по спецзаказу из карельской березы, телефонные аппараты того времени. Пока мы переставляли свет, Леонид Ильич-Шакуров, Андропов-Лановой и еще ряд товарищей с многочисленными звездами Героев Советского Союза и Соцтруда вышли на Смоленскую площадь прямо перед Министерством иностранных дел и начали приветствовать толпу. Это был цирк на конной тяге. Не исключено, что там произошло несколько автомобильных аварий. Наши актеры устроили такой сеанс спиритизма! Ужас! Абсолютное хулиганство. Еле загнали их обратно. Выбежала охрана. Был скандал. Все-таки Министерство иностранных дел.
Сергей Жигунов: «Нам нужен был масштабный артист и масштабная личность»
Недавно в кинотеатрах, а потом и на телевидении прошел новый фильм «Три мушкетера» Сергея Жигунова. Роль Ришелье сыграл Василий Лановой. Критики обрушились на картину. Многие сравнивали безупречную речь Ланового с тем, как говорят молодые актеры, естественно, не пользу последних. Сам актер сопоставлял Ришелье со Сталиным. Оба, по его словам, были сильными государственниками, порядок любили. Нам удалось разыскать режиссера Сергея Жигунова в США.
- Почему вы пригласили на роль Ришелье Ланового?
- Ришелье был великим политическим деятелем. И нам нужен был масштабный артист и масштабная личность.
- Василий Семенович крайне редко снимается. Как он отреагировал на ваше предложение?
- Мы встретились, все обсудили, после этого он согласился.
- Въедливым оказался? Возникали споры?
- Достаточно въедливый. А споры были в пределах разумного. При этом никаких сложностей в работе с Василием Лановым я вообще не испытывал.
- Бывает, что к артистами такого калибра нелегко подступиться, не знаешь, как им угодить.
-Что значит «угодить»? Мы же работаем, а не за девушками ухаживаем. Все было в рабочем порядке. Хорошо работали, с полной отдачей. Ему было интересно. Мне нравилось то, что он делал. Все получили удовольствие.
- Совместная работа что-то в вас изменила?
- Не сочиняйте лишнего. Все несколько проще, чем вам хочется.
- Но вы же творческие люди, должны заряжаться друг от друга.
- Нормально мы с ним работали. Он компанейский, общался со съемочной группой с удовольствием. Пытался рассказывать мальчишкам, нашим молодым актерам, истории про съемки фильмов, снятых в те годы, когда их еще на свете не было. Он спрашивал, помнят ли они какую-то картину, называл год ее создания. А те бледнели, не знали, как себя вести. Это было смешно. А потом Лановой мне говорил: «С кем тут вообще разговаривать? Куда ты меня привел?» Хороший он человек. Прекрасно с ним работать.
Eugenia
администратор
Сообщение: 912
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
В «Офицерах» он скажет знаменитую фразу, ставшую важной для поколений: «Есть такая профессия – Родину защищать».
На самом деле не Лановой эту фразу произносит, а Дружников в роли комполка Георгия Петровича. И еще Лановой повторяет Трофимову другую его фразу: "Командир должен думать. Думать, а не только шашкой махать!"
Отправлено: 17.01.14 03:49. Заголовок: Статья Додина, на мо..
Статья Додина, на мой взгляд, достаточно спорная. Про Ланового было приятно читать. Надо же, уже 80... Фильм "Офицеры" очень люблю. И эти фразы тоже...
Eugenia
администратор
Сообщение: 932
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Стенограмма появилась и спасибо большое за передачу с "самой дорогой массовкой" !
К. ЛАРИНА – Вот прозвучал эпиграф к нашей сегодняшней передаче. Вы, конечно же, узнали голос замечательного артиста, нашего сегодняшнего гостя – Михаила Ефремова. Миша, приветствую.
М. ЕФРЕМОВ – Здравствуйте всем, с праздником.
К. ЛАРИНА – «Миша, Миша, Миша» - пишет нам сразу же во время прослушивания этого стихотворения наша слушательница Лиза из Удмуртии, - «С прошедшим юбилеем! Благополучия вам и вашим близким! А нам – побольше видеть вас в кино и на телеканале «Дождь», да и ролей много хороших».
М. ЕФРЕМОВ – Спасибо большое. Но не будем забывать, что это стихотворение Шпаликова, и оно само по себе, даже без моего исполнения очень крутое.
К. ЛАРИНА – Кстати, одна из заслуг, безусловно, фильма «Оттепель», помимо художественных достоинств – это возвращение поэта. Потому что я смотрела по фейсбучной ленте – для многих молодых людей это просто было открытие, вообще не знали, что существует такой автор и что он писал такие замечательные стихи.
М. ЕФРЕМОВ – Ну вот, хорошо, что хоть это узнали.
К. ЛАРИНА – Я уже говорила сегодня, анонсируя нашу встречу, мы хотели отметить 50 лет, но прошли уже годы…
М. ЕФРЕМОВ – Отметить… отмечал я эти 50 лет месяца три, уж хватит. Давайте готовиться к 60-летнему юбилею.
К. ЛАРИНА – Но все равно, я посмотрела в Ютьюбе замечательные фрагменты вечера «Запой с Ефремовым». Я бы хотела с этого начать. Миша, вообще как эта идея возникла?
М. ЕФРЕМОВ – Ну, это такая старая идея у нас с Васильевым была, такая идея «Запой с Михаилом Ефремовым», сделать как в передаче. Но само название по себе смешное. Такую передачу: к кому-нибудь прихожу, о чем-нибудь говорю, а потом вместе поем. Но, поскольку не хватило у нас ни сил, ни времени, ни, наверное, сосредоточенности, чтобы это сделать, вот, когда юбилей подошел, вспомнилось название. И решили как в старые добрые времена сделать просто капустник. Так и слава Богу, что прошло.
К. ЛАРИНА – Ну, хорошо было?
М. ЕФРЕМОВ – Я не помню, как было, потому что мне было очень страшно.
К. ЛАРИНА – Запой был?
М. ЕФРЕМОВ – Нет, был запой, во-первых. Во-вторых, мне было очень страшно. Моя задача была – с наименьшими потерями пройти весь этот концерт. Ну, и вроде потерь было не так много. Но были. Не буду говорить, какие.
К. ЛАРИНА – Ну, там действительно Миша и пел вместе со своими товарищами, и плясал, и читал стихи, и читал фрагменты из каких-то драматических произведений.
М. ЕФРЕМОВ – Нет, это Дима Быков написал двух Чацких…
К. ЛАРИНА – С Меньшиковым.
М. ЕФРЕМОВ – Для нас с Олегом Евгеньевичем Меньшиковым. Спасибо, что он пришел, мы это прочли. Потом там были серьезные стихи Александра Гельмана, посвящение Олегу Ефремову, которые я давно хотел прочесть, но в этот раз вышло, что прочел. Ну, а вообще я не могу сказать, что это был серьезный вечер. Все-таки он был дурной.
К. ЛАРИНА – У нас были и свидетели, поскольку этот вечер был открыт, что важно сказать, дорогие друзья. На него продавали билеты, как на полноценное творческое представление. И люди, которые по билетам туда приходили, были в полном восторге. Они были, практически, вошли в ближний круг.
М. ЕФРЕМОВ – Ну, я уж не думаю, чтобы все прямо в полном восторге… Я думаю, что все-таки был народ, который говорил: «Что за ерунда?» Наверняка даже был. Ну, невозможно, чтобы всем все нравилось, как мы видим это в нашей жизни. Кому-то что-то не нравится.
К. ЛАРИНА – Конечно, без «Оттепели» не обойдется наш разговор. Ожидал ли ты, Миша, что будет такой эффект?
М. ЕФРЕМОВ – Что такой эффект будет, я не ожидал. Но я могу сказать, что очень редко такие работы происходят, когда и сниматься интересно, и смотреть потом интересно. Обычно либо смотреть потом интересно, а снимаешься в муках, либо снимаешься весело, а потом смотреть скучно. А тут было и очень партнерское, и художественное, и с режиссером какое-то такое единение во время съемок в Минске. И премьера прошла, и перезванивали все, и все друг к другу, по-моему, сохранили теплые отношения после этого фильма. И все говорят о том, как же продолжать, нужно ли продолжение, будут ли осколки…
К. ЛАРИНА – Второй сезон, должны…
М. ЕФРЕМОВ – Все зависит от Валерия Петровича Тодоровского, потому что он всех нас собрал. Его заслуга в этом успехе, в этом значении художественном «Оттепели» - ее не переоценить, эту заслугу. Это процентов 95.
К. ЛАРИНА – Часто вообще бывает такое ощущение компании во время работы в кино?
М. ЕФРЕМОВ – Я и говорю, что бывает, конечно… Но бывает, когда такая обалденная компания, так весело снимает, а потом на экране – пффф… А бывает наоборот. А в этот раз и сниматься было интересно, и смотреть потом интересно. Ну, это актерских режиссер, наверное, поэтому… я же от своего цеха, актерского, говорю. Я не знаю, с очень мало режиссерским бы я сравнил. Первый, кто на ум приходит – Никита Михалков, конечно.
К. ЛАРИНА – Который умеет компанию собрать.
М. ЕФРЕМОВ – Потому что он сам актер. Он сам актер, он понимает, что нужно нам – тем странным существам, которые изображают другие жизни. Так и Валера, Валера очень…
К. ЛАРИНА – Ты в первый раз с ним работал?
М. ЕФРЕМОВ – Я первый раз с ним работал, он очень… это, конечно, банальная фраза, но он знает, чего он хочет. Он действительно знал, чего он хочет, но тоже нервничал. Было видно, что он тоже переживает. И это все сделано было по-честному, а это всегда видно, когда по-честному сделано.
К. ЛАРИНА – Он очень смешно рассказывал о том, ссылаясь на тебя, что Миша говорил, что у Тодоровского самая дорогая массовка на съемочной площадке.
М. ЕФРЕМОВ – Ну, это шутка была. Там действительно же есть такие сцены, когда там шапки какие-то, посиделки…
К. ЛАРИНА – А все должны присутствовать.
М. ЕФРЕМОВ – Ну, все же здесь, конечно. И все мы присутствовали, когда кто-нибудь играет сцену на крупном плане . Мы сзади веселились, как могли.
К. ЛАРИНА – Когда писали про этот фильм, обсуждали его, называли в числе самых лучших актерских дуэтов Ефремова и Светлану Колпакову – Кривицкий и его жена. Света работает во МХАТе, да? Вы с ней раньше пересекались?
М. ЕФРЕМОВ – Нет, не пересекались. Но я знал, у меня же все-таки родственники во МХАТе работают. Мама работает. Света… хороших артистов видно сразу. Когда мы пробовались, это было уже понятно.
К. ЛАРИНА – А кто режиссер в итоге, персонаж, собирательный образ?
М. ЕФРЕМОВ – Ну, я не знаю…
К. ЛАРИНА – Мы же любим гадать, как … а кто это?
М. ЕФРЕМОВ – Я настаиваю, что это Бондарчук и Познер из современных. Но это по прическе. Я не знаю… честно говоря, для Кривицкого – для него главный прототип – Хрущев, конечно. Он же такой, по ветру нос держит.
К. ЛАРИНА – Ну, тут и про Пырьева вспоминали, поскольку работы известные.
М. ЕФРЕМОВ – Ну, конечно, потому что он был директором Мосфильма. Там можно вспомнить про Герасимова, про кого угодно можно вспомнить. Конечно, в этом фильме нет абсолютно точных отсылок к каким-то точным историческим фактам и историческим личностям. Это все собирательно. Поэтому это миф, все-таки это не то чтобы сказочная, а такая, скорее, легендарная история.
К. ЛАРИНА – Очень много было разговоров по поводу времени, в котором вы там существуете, в этом фильме. Кто-то говорил, что это все неправда, что все было не так, даже я видела, что были дискуссии между так называемыми «шестидесятниками», то есть теми людьми, молодость которых вы играли.
М. ЕФРЕМОВ – Значит, все получилось, если даже они сами между собой спорят, значит, там есть конфликт, заложен, значит, это произведение художественное.
К. ЛАРИНА – А мама смотрела?
М. ЕФРЕМОВ – Мама смотрела.
К. ЛАРИНА – И что?
М. ЕФРЕМОВ – Конечно, все не так было. Но мне очень приятно – мне звонил Андрей Смирнов, говорил, что все было так. То есть тут кому верить – тоже непонятно.
К. ЛАРИНА – Ну, а для тебя это время что-то значит? Это годы твоего рождения.
М. ЕФРЕМОВ – Нет, это время за два года до моего рождения. То, что было лет через 5 после моего рождения, году в 1968-1969, по поводу «много курят» и т.д. – ну, так оно и было на самом деле. Во-первых, не надо забывать, что это творческая интеллигенция…
К. ЛАРИНА – Богема, да.
М. ЕФРЕМОВ – Они показывают репетиции «Современника» в те годы, есть черно-белые кадры. Ну, они смолят все. Так что… Потом, страна же все-таки после войны. И вот те, кто выиграл войну – они же курили, они же там все курили тогда, потому что это, ну, и психологическая разгрузка, и от голода, наверное. А потом их дети, естественно, хотели быть похожи на родителей. Тут все логически обосновано.
К. ЛАРИНА – Ну, еще то, что обсуждали все время – название не соответствует содержанию, что когда узнали, что «Оттепель» - думали, что это будет про… Да, а это про оттепель. Ну, все равно, мне кажется, что здесь абсолютно совпадает по ощущениям.
М. ЕФРЕМОВ – Если будет продолжение, то там, как Валерий Петрович говорил, название должно быть «Осколки».
К. ЛАРИНА – Тот самый фильм…
М. ЕФРЕМОВ – Нет, то самое, что осталось от оттепели.
К. ЛАРИНА – Ну, мы тоже про это говорили, что, безусловно, просится второй сезон. Тем более – есть про что. Поезд Москва – Одесса – он о многом говорит в финале.
М. ЕФРЕМОВ – Ну, вам он, может, и говорит. У меня гораздо больше для моего героя говорит самолет Москва – Рим.
К. ЛАРИНА – Москва – Рим. «Красную палатку» поехал снимать.
М. ЕФРЕМОВ – Только желтую.
К. ЛАРИНА – Если говорить, опять же, о партнерах, я хочу вспомнить еще об одном актере, который в этом фильме сыграл тоже ключевую роль – это Вася Мищенко.
М. ЕФРЕМОВ – С праздником, Василий Константинович, вас.
К. ЛАРИНА – Да, с Крещением, да. Василий Мищенко – актер грандиозный, но, как мне кажется, совершенно не использованный по настоящему, не реализованный, скажем так, в кино я имею в виду.
М. ЕФРЕМОВ – Да, но в кино, наверное, нет. Хотя он же режиссер-постановщик, он снимал сериалы какие-то. Потом то, что он театральный артист замечательный, никто в этом никогда и не сомневался. Гарик ему действительно обещал как-то… Гарик Сукачев, я имею в виду… И взял его на роль в нашем спектакле «Анархия»…
К. ЛАРИНА – Да, я и хотела спросить, потому что «Анархия» идет уже несколько сезонов, спектакль. И там Дима Певцов…
М. ЕФРЕМОВ – Дима Певцов, Маша Селянская, Вася Мищенко, Оля Дроздова и я.
К. ЛАРИНА – Там есть некая перекличка с «Оттепелью», по ощущению времени?
М. ЕФРЕМОВ – Ну…
К. ЛАРИНА – Там тоже есть такие воспоминания о молодости. Ну, правда, не наша история.
М. ЕФРЕМОВ – Не наша история, замешана на совсем другой, с позволения сказать, культуре. Нет, я думаю, не похожа. Может быть, это у нас, в наших русских мозгах и в наших русских нервах это такие ассоциации могут быть. Но так не похоже, там же совсем другая культура. Там культура панка. А у нас в России не может быть культуры панка, потому что Россия сама панк. Не может быть панка в панке.
К. ЛАРИНА – Но там ты и поешь замечательно, кстати.
М. ЕФРЕМОВ – Ну, это не замечательно.
К. ЛАРИНА – А у вас были вокальные репетиции?
М. ЕФРЕМОВ – Конечно. Были музыкальные репетиции. Повезло больше всех Маше Селянской, потому что она как взяла бас-гитару, как встала… и все ребята говорят: «Опа, сразу встала прямо в стойку, прямо точно, бас-гитариста». А Диме, хотя Дима Певцов – он и гитарист, но не гитарист…
К. ЛАРИНА – Вокалист профессиональный.
М. ЕФРЕМОВ – Да, он профессиональный певец, но ему пришлось переучиваться, потому что там другие грифы надо брать.
К. ЛАРИНА – А ты?
М. ЕФРЕМОВ – А я же фронтмен, мне чем выше кричи… Я был на концертах Гарика Сукачева, так что я знаю, что там делать…
К. ЛАРИНА – Как надо.
М. ЕФРЕМОВ – Ну, не то чтобы я знаю, как надо, но хотя бы я видел, как надо. Наверное, у меня организм… не наверное, а точно – у меня так не выйдет никогда. Но ведь там же старые панки, которые не играли 30 лет.
К. ЛАРИНА – У нас сегодня, кстати, старые панки – они беспрерывно играют. У них перерыва нет.
М. ЕФРЕМОВ – У нас не старые панки, у нас старые рокеры. У нас и Чачу Иванова старым назвать – язык не поворачивается. У нас панк, кстати, это такое элитарное сходство получается.
К. ЛАРИНА – А, на твой взгляд, почему не произошло смены поколений, кстати, в нашей рок-культуре?
М. ЕФРЕМОВ – Я думаю, произошла смена поколений, просто мы не знаем об этом. Не произошло смены поколений в средствах массовой информации, которые освещают рок-культуру.
К. ЛАРИНА – То есть есть люди, которые готовы… то есть та молодая шпана, что снесет нас с лица земли?
М. ЕФРЕМОВ – Ну, … ее пока мы не можем видеть на всех экранах, потому что, может быть, они тексты не те поют, может быть, они… такая уж музыка – совсем неприятная.
К. ЛАРИНА – Рэперы – это одна культура, рэперы – и там уникальный совершенно Вася… Вася Гончаров, Вася Обломов. Это явление, что называется. А именно в рок-культуре, я не знаю, у нас Света даже больше знает, она тоже ходит по всем этим старикам вашим, на все концерты.
М. ЕФРЕМОВ – Я честно скажу – рок-культура – она во всем мире уже пожилая культура. Сейчас рэп скорее, наверное… По поводу Васи Обломова. Во-первых, привет ему. А во-вторых, все-таки наш человек. А во-вторых, мне Вася все-таки напоминает… вот, он рэпер, но все-таки есть что-то из КСП в нем. И это приятно мне, как пожилому человеку.
К. ЛАРИНА – Я напомню нашим слушателям, что, конечно же, вопросы ваши приветствуются. Здесь огромное количество… здесь сплошные поцелуи, пока я вижу.
М. ЕФРЕМОВ – Спасибо большое, дорогие радиослушатели.
К. ЛАРИНА – Так что, дорогие друзья, напомню номер СМС +79859704545, присылайте ваши вопросы. Конечно же, много вопросов про «Господина хорошего», которого очень ждали на новогоднем вечере на канале «Дождь». Но там, как я поняла, в связи с тем, что были такие траурные дни, были какие-то изменения в структуре этого?
М. ЕФРЕМОВ – Были какие-то изменения, действительно. И Вася убрал свое выступление, потому что оно на то время совсем не подходило, наверное, к моменту. Дима убирал что-то. Ни Васильева, ни меня не было в это время просто в Москве. Наверное, поступили… Также я не знаю, у нас не было еще…
К. ЛАРИНА – Разбора полетов.
М. ЕФРЕМОВ – Разбора полетов, подведения итогов…
К. ЛАРИНА – Но это живой проект или уже нет?
М. ЕФРЕМОВ – Ну, если мы живы, я думаю, этот проект тоже живой. Только он может видоизменяться. У нас же даже идеи есть – «Венецианские дожили», из Венеции все эти пасквили делать. Но это, к сожалению, очень дорого.
К. ЛАРИНА – Хорошее название. Мы делаем паузу, слушаем новости, потом возвращаемся к передаче и продолжим дальше разговор.
Отправлено: 21.01.14 01:48. Заголовок: НОВОСТИ К. ЛАРИНА..
НОВОСТИ
К. ЛАРИНА – Я тоже свой дифирамб все-таки хочу сказать. Потому что, мне кажется, уже прошло давно то время, когда Михаила Ефремова сравнивали с отцом в том смысле, что «а вот, это сын Олега Ефремова».
М. ЕФРЕМОВ – Давай лучше скажем дифирамб Олегу Ефремову.
К. ЛАРИНА – Конечно, это безусловно. Но это очень важный момент, который каждый сын звездных родителей переживает, если он идет по той же стезе. Тот же Костя Райкин, который до сих пор, когда кто-нибудь ему скажет про Аркадия Исааковича, его начинает бить падучая – что он… ну, имеется в виду, когда его представляют как сына Аркадия Райкина.
М. ЕФРЕМОВ – Ну, его так уже давным-давно не представляют.
К. ЛАРИНА – Бывает. Бывают такие случаи, недавно был, очень обиделся на ведущего. А вот здесь, конечно, этот рубеж давно перейден. И Михаил Олегович Ефремов – абсолютно самодостаточная фигура. Большой, не побоюсь этого слова, артист, и каждая его новая работа лишний раз это подтверждает.
М. ЕФРЕМОВ – Спасибо большое.
К. ЛАРИНА – Я горжусь. Я горжусь, потому что я начинала свое знакомство с Мишей еще с детских его творческих работ. Недавно показали фильм «Когда я стану великаном». Вот, сейчас буквально проговорили с Мишей. Боже мой, километры текста выучил ребенок.
М. ЕФРЕМОВ – Ну, ребенку легче учить текст, чем пожилому человеку. Сейчас мне все-таки нужен чаще всего пюпитр на сцене, потому что как выбьет – и дальше не знаешь, что говорить. Страшное дело. Это страшно … такая.
К. ЛАРИНА – То есть память уже не такая, как в юности?
М. ЕФРЕМОВ – Память, к сожалению, да.
К. ЛАРИНА – Подводит.
М. ЕФРЕМОВ – Подводит.
К. ЛАРИНА – Сейчас есть всякие… не только пюпитры, и суфлеры есть, в конце концов. Вон, у Гриши Константинопольского играл когда – по суфлеру это?
М. ЕФРЕМОВ – Да, по суфлеру. Но это телесуфлеры. «Гражданин поэт» записывается. Но есть же еще суфлер в ухо, можно поставить – и будут подсказывать.
К. ЛАРИНА – А это не мешает творческому процессу? А как же … образ?
М. ЕФРЕМОВ – А это уж как ты прикидываться умеешь.
К. ЛАРИНА – Потому что, одно дело, когда это дикторская работа…
М. ЕФРЕМОВ – Я думаю, это опыт и привычка. Не знаю, кому-то это, наверное, очень сильно мешает, кому-то, наоборот, очень сильно помогает.
К. ЛАРИНА – Я слышу иногда в некоторых театрах – из-за кулис кричат …
М. ЕФРЕМОВ – Это там, где нет суфлерской будки. Да, такое бывает.
К. ЛАРИНА – Миша, а насколько ты как гражданин и человек разборчив в связях? Не в половых, а в дружеских? Из-за чего можешь расстаться с человеком?
М. ЕФРЕМОВ – Я не знаю… это, во-первых, мое личное дело…
К. ЛАРИНА – Я не требую никаких примеров. Есть какие-то принципиальные вещи, которые не прощаются?
М. ЕФРЕМОВ – Я думаю, что они, конечно, есть. Но каждый раз это разные обстоятельства. И обстоятельства не могут быть одни и те же. Каждый отдельный случай разбирать надо отдельно.
К. ЛАРИНА – А идеологические разногласия бывают?
М. ЕФРЕМОВ – Идеологические разногласия – конечно, бывают. Идеология-то у нас разная. Но я не могу сказать, что это основное. Как-то в детстве… ну, как в детстве… в юности или даже уже в молодости, небезызвестный мой друг – отец Иоанн Охлобыстин написал такую пьесу «Злодейка, или Крик дельфина». И мы ее делали, делали, где-то 5 дней до премьеры или неделя до премьеры. И Ваня мне говорит: «Мы с Оксаной решили, я вступаю в КПРФ». А тогда были более идеологические серьезные расхождения.
К. ЛАРИНА – Это начало 90-х?
М. ЕФРЕМОВ – Середина. Это 1996 год. Начало 1996 года. И я говорю: «Ну и хрен тебе, а не твоя пьеса на сцене Художественного театра, тогда я прекращаю, если ты будешь вступать в коммунистическую партию». Он не вступил в коммунистическую партию…
К. ЛАРИНА – И спектакль вышел.
М. ЕФРЕМОВ – Спектакль вышел. Но надо сказать, что я пришел… художественный руководитель же папа мой был, и я говорю: «Вот, значит, не будет спектакля «Злодейка, или Крик дельфина»». Он говорит: «Почему?» «Потому что Иван с женой вступает в коммунистическую партию». Как он хохотал! Олег Николаевич очень хохотал. И, наверное, этот хохот его… все-таки мухи отдельно, а суп отдельно.
К. ЛАРИНА – Ну, ты сам вывел на этот разговор, упомянув в качестве примера Ивана Охлобыстина. Сегодня он у нас фигура очень сильно обсуждаемая в связи с его… считай, почти фашистскими заявлениями.
М. ЕФРЕМОВ – Да, мне мама сказала. Фашизмом попахивает. Ну, я как… вспоминая дедушку русского фашизма Сергея Курехина…
К. ЛАРИНА – Ну, это игра была.
М. ЕФРЕМОВ – Ну, какая игра? Почему же здесь игра, а там не игра? Там слишком сильно доигрался, до саркомы сердца.
К. ЛАРИНА – То есть там тоже всерьез было увлечение?
М. ЕФРЕМОВ – Я думаю, там было… я не думаю, во-первых, что у Ивана всерьез может быть увлечение вот этими всеми темами, потому что он… Я думаю, что это провокационные такие, веселые понты, что называется.
К. ЛАРИНА – А ты с ним не разговаривал на эту тему?
М. ЕФРЕМОВ – Я не разговаривал, ему же невозможно узнать, по какому телефону он сейчас находится. С другой стороны, Ксюша, понимаешь, ну, все же знают – в России всегда ищут виновных. Виноваты всегда одни и те же – евреи, педерасты, коммунисты, Чубайс и велосипедисты. Понимаешь?
К. ЛАРИНА – Гайдара еще забыл.
М. ЕФРЕМОВ – Ну, Гайдар, Чубайс – это одно и то же. Особенно, конечно, виноваты велосипедисты, потому что какое право они имеют закатывать правую штанину?
К. ЛАРИНА – Вопрос-то серьезный. Я тоже об этом думаю. Потому что я знаю талантливого человека Ивана Охлобыстина. Вот, я читаю, что «геев надо в печи запихивать», что они не люди. Он же всерьез пишет письмо, он же не просто так стебается по телевизору.
М. ЕФРЕМОВ – Понимаешь, в чем дело? У меня после принятия многих законов за последние 3 года все вот эти выступления кажутся попыткой… «Эй!» Ну, знаешь, как раньше писали: «А я рыл тоннель от Москвы до Токио». Думая, что это… подумают, что это абсурд. Я с Иваном не разговаривал. Я могу сказать, что… я не могу сказать, одобряю я его выражений, не одобряю…
К. ЛАРИНА – ... пишет вам: «Я поддерживаю, скажи».
М. ЕФРЕМОВ – Нет, я просто не понимаю, в какой ситуации, в каком контексте, в каких обстоятельствах он это говорил. Чтобы успокоить милых людей, я скажу, что я не поддерживаю, конечно, печи. И не поддерживаю, конечно, эту статью уголовную – пусть все любят, как хотят. Но все-таки есть просьба сильно к нам не лезть.
К. ЛАРИНА – Тут, понимаешь, какая штука – люди, когда обсуждают вот эти заявления Ивана, пишут: «А как же его друзья? У него такие хорошие друзья, про паровоз поют. А почему они ему не скажут: Ваня…»
М. ЕФРЕМОВ – Ну, потому что дозвониться, во-первых, невозможно… Потому что Ваню не остановить. И я действительно, ну, если вспомнить, что Иван все-таки не предан анафеме, не отлучен от церкви…
К. ЛАРИНА – Церковь, кстати, по-моему, поддерживает…
М. ЕФРЕМОВ – Что церковь поддерживает? Церковь… Иван… Это сказал и Кураев вчера, было написано… Насколько я помню, апостол Павел, по-моему, говорил, что это такой грех, когда бесы переворачиваются. То есть тут все-таки вопрос нравственности и морали – он может находиться. Но без насилия.
К. ЛАРИНА – Тем более что друзья-геи, отвечая на вопрос наших слушателей… «А есть ли друзья – геи?»
М. ЕФРЕМОВ – А по поводу друзья-геи – это… Самые главные антисемиты говорят, что у них есть друзья – евреи. Ну, ерунда. Вообще вся эта тема – она раньше, по-моему, лет 5 назад неловко было на эту тему говорить. Неудобно как бы. Ну, потому что это личное дело…
К. ЛАРИНА – Никто никому не мешал.
М. ЕФРЕМОВ – Давайте, теперь будем смотреть, как люди какают и писают – может, кто-то не так это делает, а нужно вот так делать. Ну, как-то это… какая-то такая тема, которая… давайте, оставим, вот, прошли мы ее.
К. ЛАРИНА – Хочу все-таки вспомнить, что эта тема была очень деликатно и очень важно затронута в фильме «Оттепель». То, что сделал Валера…
М. ЕФРЕМОВ – Но это же художественное высказывание. А мы с тобой сейчас занимаемся социальными и политическими высказываниями. Это художественное высказывание. Поэтому оно имеет право на существование абсолютное. Ну, кто как что где вякнул? Ну, мы находимся в ситуации информационной эволюции. Действительно, сейчас где-нибудь рот откроешь – и все знают уже сразу.
К. ЛАРИНА – Опять же говорю, здесь другой случай. Здесь человек говорил, чтобы быть услышанным. Это он не в частном …
М. ЕФРЕМОВ – Ну, может быть, надо узнать, как Евросеть – повысились ли продажи или нет.
К. ЛАРИНА – Ну, он же ушел оттуда теперь.
М. ЕФРЕМОВ – Но когда еще не уходил – там же было 5 дней…
К. ЛАРИНА – Он теперь ушел в какую-то компанию, которая производит одежду…
М. ЕФРЕМОВ – Ну, посмотрим, как они будут торговать этой одеждой.
К. ЛАРИНА – А главный стилист по одежде – гей. Который одевает Ваню. Открытый. Он этого не скрывает.
М. ЕФРЕМОВ – Я, честно говоря, не думаю, что там вся эта ситуация настолько ужасна. Как мама моя говорит: «Фашизм, фашизм». Да, он… есть фашистские в этом нотки и запашок. Но мне кажется, что надо его не то что понять и простить… понимать тут сложнее, прощать нечего. Но, как мне кажется, не надо серьезно относиться к заявлениям отца Иоанна. Слишком много за его жизнь было этих заявлений. Как говорил давным-давно Женька … : «Ваня – наш духовный Воланд».
К. ЛАРИНА – Хорошо. Ну, вы видите, вы вышли пока из этой непростой темы все-таки с шуткой, с юмором и с огоньком.
М. ЕФРЕМОВ – Я не очень понимаю, как иначе.
К. ЛАРИНА – На самом деле, возвращаясь к своему вопросу, то, что касается действительно каких-то разногласий идеологических, мировоззренческих, с друзьями. Эта проблема как бы решаема? Она проговаривается? Или вы вообще не обсуждаете действительно какие-то взгляды…
М.ЕФРЕМОВ – У меня нет каких-то явных представителей… среди моих друзей явных представителей Российского Национального Единства или Коммунистической партии… Я не зарекаюсь. Во-первых, а во-вторых, ну как?.. Не думаю, что идеология вообще предмет для разговора за столом. За круглым столом – может быть и об идеологии, специальные люди, они называются политики, депутаты, чиновники, которые тырят на этой идеологии и на всем остальном сколько – мы уже не сосчитаем никогда. Но это их… ну, у них такое занятие. И все время что меня раздражает – тоже, тот же Ванька ляпнет что-нибудь или что-нибудь произойдет, и все сразу начинают со страшной силой это обсуждать. Плюньте вы на это и разотрите. Не достойно обсуждения очень многое, что обсуждается в нашей стране с пеной у рта. Очень многое.
К. ЛАРИНА – У нас же не только Иван Охлобыстин дарит подобные темы для обсуждения, но и, действительно, представители нашей законодательной власти. Куда нам деваться? Они же пишут законы, по которым мы обязаны жить.
М. ЕФРЕМОВ – В том-то и проблема, что Иван хотя бы вякает. А эти пишут законы. Ну, вот пусть по ним и живут.
К. ЛАРИНА – То есть не признаем мы этих…
М. ЕФРЕМОВ – Почему не признаем? Я их просто не знаю, этих законов. Я не признаю закона об усыновлении… это, по-моему, что-то непродуманное совсем. Ну, а так – какие еще жуткие и ужасные законы ты можешь мне сказать?
К. ЛАРИНА – Ну, вот, про запрет гей-пропаганды, конечно, идиотский.
М. ЕФРЕМОВ – Запрет гей-пропаганды – понимаешь в чем дело? Я не могу сказать… я не гомофоб, мне наплевать. Но я могу понять тех больных… ну, не то чтобы больных, но очень эмоциональных, сверх-эмоциональных людей, матерей, отцов, которые за детей своих там то-то, то-то… Это происходит потому что мы отстали не только в хорошем, не только в электронике, но и в плохом. Мы отстали. Мы во всем отстали. Может быть, конечно, надо так и оставаться отсталыми в плохом. Но прогресс цивилизации человеческой… она всеобъемна, и поэтому так не выйдет.
К. ЛАРИНА – Закон о защите чувств верующих?
М. ЕФРЕМОВ – Это я не очень понимаю.
К. ЛАРИНА – Ну, вот, к тебе приходили на спектакль … православные активисты? Сорвали спектакль, кричали, что это богохульство. Когда они выставки громят – это же все… закон дает…
М. ЕФРЕМОВ – Прекрасный пиар. Я помню, как в спектакле «Так победим!» - третий или четвертый, когда еще политбюро, Брежнев… кто-то там встал в середине зала и кричал: «Верните Солженицына!»
К. ЛАРИНА – А, даже так было?
М. ЕФРЕМОВ – В то время, да, в 1982 году. Так что… Тут же еще надо… я говорю: выкрикивать, вот эти вещи совершать, вот эти православные террористы, активисты – они же все сверх-эмоциональные люди, чем-то очень обиженные в жизни. Которые всю свою энергию именно в такие акции, в эти все вещи всю энергию вкладывает. Ну, пожалеть их.
К. ЛАРИНА – Конечно, можно пожалеть, если у них нет орудия в руках. Их орудие на сегодняшний день – как раз этот самый закон. Понимаешь? Они же открывают варежку, когда понимают, что их поддерживает государство в этом. Появление православных казаков… они Додину исписали какими-то матюками весь театр, подбросили ему голову свиную, на которой написали «Додин». Это же что? Как может человек, художник, в такой атмосфере вообще что-то создавать? Это же действует невероятно на психику. Даже если можно их пожалеть. Ну, пожалеть. Но жизнь-то портят людям.
М. ЕФРЕМОВ – Ну, Додин-же это в Питере. Там же жлобы живут, это же нам губернатор рассказал.
К. ЛАРИНА – А, да-да-да.
М. ЕФРЕМОВ – Чего удивляться?
К. ЛАРИНА – Хорошо. Поехали дальше. Еще одна тема, которую хотела затронуть. Я не знала, что ты уже почти гражданин Латвии. Это действительно так?
М. ЕФРЕМОВ – Нет, я не гражданин Латвии. Нет. У меня вид на жительство в Латвии.
К. ЛАРИНА – Пора валить?
М. ЕФРЕМОВ – Нет, абсолютно не так. Такой идеи по поводу свала у меня не было. А по поводу того, что и в детстве я туда ездил, и погода там, и песок, и сосны для меня, для астмы моей… и потом – это совсем недалеко.
К. ЛАРИНА – То есть вы там купили типа дачу?
М. ЕФРЕМОВ – Да, да.
К. ЛАРИНА – На всю семью?
М. ЕФРЕМОВ – Да. Семья большая, поэтому два дома. Но таких маленьких дачных финских домика, как это…
К. ЛАРИНА – Я просто прочитала интервью латвийской какой-то газете…
М. ЕФРЕМОВ – Да, да. Они говорили: «А как вот вы… гражданство…» Я думаю, что получить латвийское гражданство невозможно, потому что невозможно выучить этот язык, а его надо знать. Но я знаю какие-то 2-3 слова, но нет. Я все-таки россиянин.
К. ЛАРИНА – А есть ли какие-нибудь… если уехать – то при каких обстоятельствах ты мог бы уехать отсюда? Когда будет понятно, что жить нельзя?
М. ЕФРЕМОВ – Опять же, если уезжать, то в Латвию, потому что она русскоязычная. Там я смотрю…
К. ЛАРИНА – Да, есть круг общения. Конечно.
М. ЕФРЕМОВ – Да. Ну, а что здесь должно произойти?
К. ЛАРИНА – Да.
М. ЕФРЕМОВ – Я не хочу даже думать об этом. Поскольку тут что угодно может произойти, я не хочу давать своей фантазии какие-то…
К. ЛАРИНА – Предлагать им варианты.
М. ЕФРЕМОВ – Это как американский кинематограф – снимают катастрофы, они и случаются. Так же, тоже многие думают люди. Поэтому лучше не трогай лихо, пока оно тихо. Хотя оно очень не тихо в последнее время.
К. ЛАРИНА – Миша, и все равно должна спросить про сегодняшнюю творческую жизнь. Что там в работе на сегодняшний день?
М. ЕФРЕМОВ – Я не скажу.
К. ЛАРИНА – А «На дне»?
М. ЕФРЕМОВ – «На дне» закончились, съемки закончили.
К. ЛАРИНА – Вот, можете рассказать? Это по Горькому, по пьесе?
М. ЕФРЕМОВ – Да, по Горькому, но с какими-то небольшими добавлениями. Были интересные съемки, они были в Минске на самой большой свалке Белоруссии.
К. ЛАРИНА – То есть натуральные декорации?
М. ЕФРЕМОВ – Да, ужас-ужас, два дня…
К. ЛАРИНА – А это в современное время события перенесли?
М. ЕФРЕМОВ – Да, конечно, ближе к современному времени. Ну, и там очень хорошие партнеры.
К. ЛАРИНА – А кого ты там играешь?
М. ЕФРЕМОВ – Я играю актера.
К. ЛАРИНА – Который удавился?
М. ЕФРЕМОВ – Да. Опять же – это же кино. Я не могу… кино пока не выйдет, не посмотришь, нельзя говорить…
К. ЛАРИНА – А это полный метр или это телевизионный сериал?
М. ЕФРЕМОВ – Да, это полный метр. По-моему, да.
К. ЛАРИНА – А еще что можно сказать?
М. ЕФРЕМОВ – О том, о чем я буду заниматься? Я об этом не скажу. У меня есть театральные работы, но я человек суеверный, пока в первый раз не прогоним – не скажу.
К. ЛАРИНА – Сам как режиссер делаешь?
М. ЕФРЕМОВ – Нет. Как артист.
К. ЛАРИНА – В «Современнике»?
М. ЕФРЕМОВ – Нет, не в «Современнике».
К. ЛАРИНА – Не скажет…
М. ЕФРЕМОВ – Не скажу. Тайна – это самое главное в нас, в артистах. Тайна – и больше ничего нам не надо.
К. ЛАРИНА – А в кино? Тоже не скажешь?
М. ЕФРЕМОВ – А в кино – ну, что? Я же сказал – «На дне». Сейчас нет у меня съемок, но сейчас же какое время – сейчас же январь.
К. ЛАРИНА – Сейчас не снимают?
М. ЕФРЕМОВ – Пара месяцев такого затишья, кто где что… «А, я же должен был ему позвонить». Сейчас такое время в России – праздников.
К. ЛАРИНА – Нет, уже закончилось. Сегодня, слава Богу, последний праздник. Потом масленица будет.
М. ЕФРЕМОВ – Масленица еще впереди.
К. ЛАРИНА – 23 февраля.
М. ЕФРЕМОВ – До Великого поста еще…
К. ЛАРИНА – Много будем гулять. Ну, что, вы должны уже уходить?
М. ЕФРЕМОВ – Да, я поеду встречать свою жену.
К. ЛАРИНА – Давай. А у нас в финале стоит, конечно же, стих из «Господина хорошего».
М. ЕФРЕМОВ – Да? Спасибо большое. Спасибо всем, что вы меня слушали. Извините, если я был скучен.
К. ЛАРИНА – Скучен он не был, он кокетничает с вами.
М. ЕФРЕМОВ – Извините, что я кокетничаю.
К. ЛАРИНА – А стихотворение из «Господина хорошего» мы с удовольствием послушаем, а Мише Ефремову большое спасибо за визит.
М. ЕФРЕМОВ – Спасибо. Спасибо, «Эхо Москвы» и, Ксюша, тебе спасибо.
М. ЕФРЕМОВ «ГОСПОДИН ХОРОШИЙ»
Eugenia
администратор
Сообщение: 941
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 21.01.14 05:46. Заголовок: Алка, спасибо! А то ..
Алка, спасибо! А то я закрутилась и забыла, что обещала выложить стенограмму.
Eugenia
администратор
Сообщение: 945
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 21.01.14 16:23. Заголовок: Интервью со Станисла..
Интервью со Станиславом Говорухиным, который привозил в Тулу свой фильм "Weekend": Станислав Говорухин: «Во всем хочу сам разобраться» Олег БОНДАРЬ ("Молодой коммунар")
18 января в Доме культуры «Ясная Поляна» режиссер, сценарист и актер, председатель комитета Государственной Думы РФ по культуре Станислав Говорухин представил тулякам свой новый фильм «Weekend».
Картина снята по мотивам известного романа французского писателя Ноэля Калефа «Лифт на эшафот», уже экранизированного его соотечественником Луи Малем в 1957 году.
— Роман в свое время произвел на меня сильное впечатление,— говорит Станислав Говорухин.— История, отображенная в нем, показалась мне интересной, и я давно хотел снять на ее основе фильм. Но в советское время это было сделать тяжело — подобные сюжеты, на первый взгляд ни о чем, не очень приветствовались власть имущими, от которых зависело, быть или не быть фильму. А сейчас, когда появилась возможность профинансировать проект, я его реализовал.
Говорухин создал свою адаптированную киноверсию романа; все события из Парижа середины XX века перенесены в современную Москву. Главный герой картины — менеджер крупного московского холдинга Игорь Лебедев — застревает в лифте, где и проводит все выходные. В это время за городом происходит убийство. А главным подозреваемым в этом преступлении становится именно Лебедев.
В фильме снимались Максим Матвеев, Виктор Сухоруков, Александр Домогаров, Екатерина Гусева и др.
— В этой картине мне очень понравилось работать с Юлией Пересильд,— продолжает Станислав Сергеевич.— Очень творческий человек. В жизни — выдра выдрой, а на экране красавица. Настоящая актриса. Есть актеры, которые оставляют у меня приятные воспоминания о совместной работе, но когда я их вижу в низкопробных сериалах, разочаровываюсь и снимать в своих картинах таких артистов мне уже не хочется. А вообще не имею каких-либо особых актерских привязанностей.
Между тем некоторых актеров режиссер снимал не в одном фильме. Яркий пример — Владимир Высоцкий. Он в 1966 году сыграл радиста Володю в фильме «Вертикаль», а в 1979-м капитана Жеглова в ставшем культовым «Место встречи изменить нельзя». А открыв для кинематографа девятилетнего Владислава Галкина в фильме «Приключения Тома Сойера и Гекльберри Финна», мастер спустя годы пригласил его на роль участкового милиционера в «Ворошиловский стрелок».
— Сейчас я вряд ли смог бы снять такой эмоционально насыщенный фильм,— признается Станислав Говорухин.— Тогда была счастливая идея. Сейчас мне в голову ничего подобного не приходит.
Режиссеру, по его собственному признанию, уже не хочется заниматься кинопублицистикой, он желает снимать простые человеческие истории. Он уверен, что это у него вполне получилось в картине «Weekend».
— Но вот министр культуры России Владимир Мединский,— продолжает Станислав Сергеевич,— посмотрев фильм, сказал, что он очень социальный. Меня это удивило, потому что ничего подобного вносить в «Weekend» я не собирался.
Этой детективной драмой режиссер напомнил о себе как о мастере, способном создавать на экране завораживающую интригу. Неспроста: первое, с чем ассоциируется новая работа,— фильм Говорухина по роману Агаты Кристи «Десять негритят». Ассоциируется благодаря невероятному напряжению, в котором режиссер удерживает зрителя от первого до заключительного кадра. В картине «Weekend» эта традиция получила свое продолжение.
— Сейчас приступаю к картине о 60-х. Пока рабочее название «Конец прекрасной эпохи»,— говорит Станислав Говорухин.— Что понимать под этим? Отвечу: 15 лет, прошедшие после смерти Сталина,— с 1953-го по 1968-й, когда советские войска вошли в Чехословакию. Это время мы называем «оттепелью». Если говорить об искусстве, то тогда все расцвело. Откуда ни возьмись появились шедевры кино — «Летят журавли» и «Баллада о солдате»; прошел I Международный московский кинофестиваль, когда все мировые звезды приехали к нам; каким-то неведомым путем у нас — в тоталитарном государстве — родилась потрясающая литература: военная, городская проза, деревенский роман. В этот период возникла блестящая плеяда поэтов: Роберт Рождественский, Евгений Евтушенко, Белла Ахмадулина, Андрей Вознесенский, Владимир Высоцкий… Откуда все это взялось в стране с жесточайшей цензурой?
Работа над этим фильмом — не ностальгия. Я просто пытаюсь осмыслить то время, в котором жил сам и которое до сих пор совершенно не могу понять.
…Между тем в творческой биографии режиссера значится и фильм «Так жить нельзя», снятый в 1990 году. Это документально-публицистическая работа о кризисном состоянии советского общества, в которой есть попытка проанализировать причины, приведшие к этому.
— «Так жить нельзя» я снял сгоряча,— признается Станислав Говорухин.— Тогда, в период перемен в нашем обществе, я ничего не успел понять и осмыслить. Мне, как последнему идиоту, казалось, что дай людям свободу, и больше ничего не надо — все наладится само собой. Я в этот период оцениваю себя как человека с комсомольскими мозгами. Все думали, что рынок все сам отрегулирует, но вышло совсем не так. Я не то что не горжусь этой картиной, но даже чувствую свою вину за то, что снял такое…
Станислав Сергеевич признался, что давно не был в Ясной Поляне и сегодня ему было приятно обнаружить, что этот прекрасный уголок значительно преобразился.
— Разве это не есть один из примеров того, что наша жизнь становится лучше?! — сделал вывод Станислав Говорухин.
«Так жить нельзя» я снял сгоряча,— признается Станислав Говорухин.
Открыла страницу и уперлась глазами в начала этого абзаца..., дочитала. Противно жутко! И это говорит режиссер, снявший "Место втречи...", "Благословите женщину", и главное - "Ворошиловского стрелка"!
То, что выше было, читать уже не стала. Как говорится, суп отдельно, а мухи отдельно - режиссер Говорухин мне был интересен и любим, а вот ура-патриЁт-приспособленец, прогибающийся под любые колебания социального строя и любую власть, вызывает чувство глубокого неприятия и брезгливости.
Eugenia
администратор
Сообщение: 948
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 21.01.14 21:58. Заголовок: Galina пишет режиссе..
Galina пишет
цитата:
режиссер Говорухин мне был интересен и любим, а вот ура-патриЁт-приспособленец, прогибающийся под любые колебания социального строя и любую власть, вызывает чувство глубокого неприятия и брезгливости.
Тем не менее, свое основное дело знает. Из последних фильмов Говорухина и "Артистка", и особенно "В стиле jazz" - действительно же хорошее кино. Но что касается высказываний... лучше бы, конечно, молчал. И снимал бы себе кино.
Отправлено: 22.01.14 01:35. Заголовок: Спасибо за все вылож..
Спасибо за все выложенные материалы
цитата:
Сергей Жигунов: «Нам нужен был масштабный артист и масштабная личность»
Мне кажется с масштабностью он переборщил.
цитата:
Станислав Говорухин: Есть актеры, которые оставляют у меня приятные воспоминания о совместной работе, но когда я их вижу в низкопробных сериалах, разочаровываюсь и снимать в своих картинах таких артистов мне уже не хочется.
Интересно, кого он имел ввиду?
Eugenia
администратор
Сообщение: 967
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 24.01.14 01:38. Заголовок: Ольга Егошина в "..
Главным подарком к 60-летию Леонида Ярмольника стал показ в Москве последнего фильма Алексея Германа «Трудно быть богом» по роману братьев Стругацких, где актер сыграл главную роль – дона Руматы. Леонид Ярмольник признается: «Мне эта роль давалась тяжелее всех, вместе взятых: не психологически, а физически тяжелее».
К удачливым людям в России – отношение настороженное, особенно к тем, кто этой удачливостью не боится хвастаться. Прозвание «везунчик» и «счастливчик» к Леониду Ярмольнику прилипли давно и накрепко. После первого же фильма «Сыщик» актер проснулся знаменитым: все подростки на просторах Советского Союза плевали на палец, растирали слюну по подбородку, копируя его бандита Гнуса, и повторяли его запомнившуюся реплику: «Не рычи, козел!» Роль была эпизодическая, а запомнилась надолго. Как потом запомнился его сын Мюнхгаузена из «Тот самый Мюнхгаузен». Как объясняет артист, «эпизод всегда требует от актера большей концентрации. В маленькой роли нужно быть предельно точным. Одно дело – из ста патронов попасть в мишень, другое – из одного». И в течение очень долгого времени актер снимался именно в эпизодических ролях, а иногда его просили просто мелькнуть на экране своим запоминающимся профилем «цыпленка табака» (давний этюд из программы «Вокруг смеха» с годами ничуть не потускнел в памяти народной).
Когда интервьюеры слишком въедливо интересуются, о каких несыгранных ролях артист особенно жалеет, Леонид Ярмольник умеет элегантно осадить: «Может быть, это меня боженька хранит от большого провала».
Сам делит артистов на «собак», привязанных к своему дому, и «кошек», предпочитающих гулять, где им вздумается. Надо ли уточнять, что себя причисляет ко второй категории?
Начав после Театрального училища имени Щукина жизнь в профессии в Театре на Таганке, ушел из труппы после того, как страну покинул Юрий Петрович Любимов. И дальше предпочитал по жизни «свободное плавание». От своего учителя Александра Ширвиндта Ярмольник унаследовал умение с юмором воспринимать не только жизнь вокруг, но и собственную фигуру. И его самоирония как хорошая шуба: и греет, и смягчает любые удары. О самом главном проекте жизни – о доне Румате – рассказывает, как режиссер требовал запрыгивать в седло в полном вооружении: «На мне там надето пятнадцать килограммов железа – это только одежда, а еще два меча килограммов на столько же. И вот я с этими двумя мечами должен запрыгнуть в седло, хотя во всех книгах по Средневековью ты прочтешь, что рыцарь садился на коня при помощи оруженосца, а то и просто холоп ему спину подставлял, и он на него наступал, как на табуретку. А тут запрыгни с первого раза, с двумя мечами. Снимаем в Праге. Лучшие в мире чешские конные каскадеры смотрят на коня, на меня, на Германа, закрывают лицо руками и отворачиваются. И я запрыгнул, правда, не с первого раза, но со второго. Как – не знаю».
Шоумен и балагур, бессменный участник жюри всех КВНов, телеведущий и плейбой, он умеет быть «на ты» со всем миром и сохранять дистанцию, оберегающую от амикошонства. Свойство счастливой самозабвенности в общении с миром одновременно привлекает и раздражает. Черт возьми, почему? Почему все пашут, а он порхает? Почему все мучаются, а он получает удовольствие? Он включается в игру мгновенно (еще точнее было бы сказать, что «обыгрывает» любой жизненный жест).
Получив комплимент, что его считают актером с легким характером, вдруг ответил раздумчиво: «Надо периодически задавать себе вопрос: а сколько человек пойдут за моим гробом? Это вопрос не праздный, потому что именно количество идущих за гробом может оказаться главным итогом жизни. Что там от тебя останется – какие роли, фильмы, память, – этого никогда знать нельзя. Может, через полчаса вообще забудут, что был такой. Раньше казалось, что раз ты увековечил себя в книжке или фильме, – все, это на века. Потом выяснилось, что вместе с эпохой кончаются и эти книжки, и фильмы – люди вдруг перестают понимать, про что они. А некоторая хорошая память… или, наоборот, чувство физической брезгливости, которое ты по себе оставил… это оказывается долговечней всякого искусства».
Женя, спасибо! Люблю Ярмольника за позитив, даже КВН без него не тот. И еще вызывает он у меня чувство уважения за то, что помогает людям и не кичится этим. ЗЫ: Обожаю их дуэт с Чуриковой: "...бросил жену с офицером" .
Eugenia
администратор
Сообщение: 971
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 24.01.14 20:26. Заголовок: Tori пишет: Обожаю и..
Tori пишет:
цитата:
Обожаю их дуэт с Чуриковой: "...бросил жену с офицером"
Ага!
Тоже отношусь к Ярмольнику с симпатией. Люблю людей с чувством юмора и, что бывает крайне редко, способных к самоиронии.
Eugenia
администратор
Сообщение: 977
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 25.01.14 23:57. Заголовок: Сегодняшний "Кул..
К. ЛАРИНА: Добрый день. В студии ведущая Ксения Ларина. Мы начинаем программу «Культурный шок». Сегодня наша программа вновь посвящена судьбе российского кинематографа, поскольку очень сильно озаботилось государство жизнеспособностью этой отрасли. В прошлый раз мы говорили об инициативе квотирования российского кино, а сегодня мы обращаемся к новой теме, которую нам подкидывает Союз кинематографистов РФ, - этическая хартия кинематографистов. Висит проект этой хартии на сайте Министерства культуры, он открыт для обсуждения. И сегодня наша тема сформулирована благодаря моему коллеге Леониду Павлючику, подзаголовок его статьи в газете «Труд» - «Поможет ли российскому кино этическая хартия?» В студии Леонид Павлючик. Здравствуйте, Леня.
Л. ПАВЛЮЧИК: Здравствуйте.
К. ЛАРИНА: В студии Борис Хлебников – кинорежиссер. Здравствуйте, Боря.
Б. ХЛЕБНИКОВ: Здравствуйте.
К. ЛАРИНА: И здесь Андрей Сергеевич Смирнов, он не нуждается в представлении. Андрей Сергеевич, здравствуйте.
А. СМИРНОВ: Здравствуйте.
К. ЛАРИНА: Теперь по поводу хартии. Не могу не процитировать, чтобы наши люди, которые нечасто залезают на сайт Министерства культуры, понимали, о чем идет речь. Я не буду всё цитировать, но есть некоторые пункты, которые вам многое объяснят. Например, тематические приоритеты кинематографистов. Т.е. про что предлагается снимать действующим кинорежиссерам. «Раскрытие сложности и богатства духовного мира человека. Создание фильмов для детей и юношества, служащих просветительским и воспитательным целям. Обращение к историческим сюжетам, судьбам выдающихся исторических личностей и деятелей культуры, науки и искусства. Развитие гражданских и патриотических чувств, любви к Отечеству и его многовековым традициям. Ориентация на семейные ценности, ответственное воспитание детей, преемственность поколений. Обращение к социально значимым проблемам и темам. Отражение этнического, культурного и религиозного многообразия людей».
Дальше. Опять же не всё цитирую, а некоторые пункты. «Этические нормы и принципы кинематографистов. Созданием и демонстрацией кинопроизведений не наносить вред фундаментальным устоям и безопасности общества. В своей деятельности руководствоваться высокими художественными, этическими и эстетическими идеалами. Взвешенно соотносить зрелищность и развлекательность фильмов с их духовным наполнением и общественным значением. Не оправдывать профессиональную и художественную слабость произведения, ссылаясь на его тематическую значимость. Осознанно и с уважением относится к традициям, истории и символике Отечества; бережно относится к историческим фактам и биографиям выдающихся людей, избегая грубых искажений и нарушений в угоду сиюминутной моде. Не допускать неподобающего, оскорбительного использования религиозных и священных символов. Способствовать воспитанию чувства патриотизма и любви к Отечеству, особенно у молодого поколения. Поддерживать в кинематографических произведениях идеи соборности, коллективизма, нестяжательства и других гуманистических традиций. Противостоять пропаганде терроризма, экстремизма, сепаратизма и расовой нетерпимости. Не допускать романтизации суицида и смерти в рамках субкультур и тоталитарных сект. Нести внутреннюю ответственность перед собой и обществом за выбор тем и методов их воплощения, без крайней художественной и идейной необходимости не демонстрировать в кинопроизведениях нарушения законодательства РФ; сцены жестокости, насилия, агрессии, порнографии, употребления алкоголя, табака и наркотиков; не использовать ненормативную лексику».
Я уж устала. Боря слушает с большим интересом. Давайте тогда к молодому поколению обратимся сразу. Боря, вы впервые это всё слышите, или ознакомились?
Б. ХЛЕБНИКОВ: Я впервые слышу.
К. ЛАРИНА: Мы заодно просветили вас
Б. ХЛЕБНИКОВ: Вы закончили на ненормативной лексике. Как раз ее и хочется сейчас включить в эфир. Я даже не знаю, что сказать. Я не думаю, что кино – это самое важное искусство. Слава богу, пока книжки мало народу читает, поэтому за них не взялись. Мне кажется, в этом во всем самое страшное, что как мы не осознали, что такое Сталин, как мы не осознали, что такое афганская война, как мы не осознали, что такое Чечня, вот так мы это всё и не осознаем. С такими историями мы не осознаем вообще ничего, что с нами происходило, что с нами происходит: что была перестройка, что сейчас происходит. Это сделано для того, чтобы мы оставались абсолютно неосознанным обществом.
К. ЛАРИНА: Если резюмировать то, что вы говорите, можно квалифицировать этот документ, те выдержки, которые я прочитала, как попытку введения цензуры.
Б. ХЛЕБНИКОВ: Это попытка введения цензуры. Я помню, год назад нас с Попогребским, с Кириллом Серебренниковым, еще с кем-то пригласили на «Дождь», и там была полуторачасовой эфир – нужна ли цензура. Я пришел и сказал: зачем нам для этого полтора часа? Просто собрались, сказали – нет, не нужна. И разошлись. На это нужно 5 секунд. А мы разговаривали про это полтора часа. А еще лет 10 назад это было просто невозможно. Всем было понятно, что не нужна она никому.
Л. ПАВЛЮЧИК: Поделюсь своим горьким опытом. Я вывесил свою статью в FaceBook, и я был потрясен, что очень многие люди – мои коллеги, режиссеры, критики – поддержали – «я за цензуру, цензура нужна». В том числе один режиссер, фильм которого можно изрезать благодаря этому документу. Потому что там есть сцены с матерной лексикой, там герой выпивает, там любовь между взрослым человеком и школьницей. И эту картину благодаря этому манифесту можно искромсать. И автор сценария говорит, что «да, я за цензуру».
А. СМИРНОВ: А это, как я понимаю, лучший фильм нынешнего года, фильм Велединского «Географ глобус пропил».
Л. ПАВЛЮЧИК: Конечно, этот документ ужасает. В старину было такое выражение - лакировка действительности. И вот эта хартия призывает к этой самой лакировке действительности: никаких реальных проблем сегодняшнего дня, никаких проблем в нашем прошлом, а такой гладкий, гламурный подход, всё у нас было хорошо. Ребята, я заглянул в статистику, готовясь к этой передаче. Первое место в мире по числу брошенных детей в России. От водки в год погибает 70 тысяч человек. 15 литров чистого спирта на душу населения, притом что 8 литров – это уже угроза выживания нации. Потребление наркотиков в России больше, чем в всей Европе, и больше, чем в Китае, в котором в 10 раз больше население, чем у нас. И при этой страшной статистике, когда художник должен, говоря словом Герцена, кричать от общественной боли, нас призывают делать лакированное, гламурное кино, создавать позитивный образ России. Вот к чему зовет эта хартия. А по большому счету она зовет к цензуре. И ориентация этой хартии на пресловутый кодекс Хейса, который был цензурным документом…
К. ЛАРИНА: Вот тут надо объяснить, что это такое.
Л. ПАВЛЮЧИК: Рассказываю. В 30-е годы под давлением консервативных религиозных кругов был принят так называемый кодекс Хейса, где было градуировано всё, что мог и не мог снимать режиссер. Он не мог снимать любовь вне брака, он не мог снимать любовь между черным и белой женщиной, он не мог делать намеки на гомосексуальные отношения, нельзя было изображать священника в негативном или смешном виде, нельзя было показывать труп, нельзя было показывать внутреннюю сторону бедра, нельзя было показывать обнаженный женский бюст, и совсем уж смешно - нельзя было показывать кружевное дамское белье. Вот что такое кодекс Хейса, на который нас призывают ориентироваться.
Весь Голливуд вспоминает этот кодекс Хейса с содроганием. Этот кодекс Хейса убивал фильмы Чаплина, он убивал «Касабланку», заставляли перемонтировать, потому что там был намек на то, что у них есть любовные отношения между героями, а они не состоят в браке. И режиссер должен был перемонтировать картину, чтобы спрятать это. Смешно! Даже фильм про Тарзана выходил благодаря кодексу Хейса с большими трудностями, потому что там обнаженный торс этого маугли. А у него отношения с белой женщиной. Как так? Вот что такое кодекс Хейса. И нас сейчас призывают к этому вернуться.
Б. ХЛЕБНИКОВ: Чаплин и Орсон Уэллс были вынуждены уехать из страны. Их просто выставили из страны.
А. СМИРНОВ: Я еще хочу обратить ваше внимание на некоторые детали этой истории. Я познакомился с ними на сайте Союза кинематографистов.
К. ЛАРИНА: Это где стенограмма заседания.
А. СМИРНОВ: Да. Там есть два забавных моментов. На один из этих моментов обратил внимание Леня Павлючик в своей статье, где мадам Ямпольская, известная нам журналистка, цену ей мы знаем, уже интересуется, спрашивает, как мы будем поступать с теми, кто против этого. Еще не принята эта хартия, а они уже интересуются полицейскими мерами. Это характерно для всей этой компании. А второй замечательный момент – кто-то задает вопрос Михалкову: «А кто будет решать-то, соответствует произведение хартии или нет?» На что Никита Сергеевич говорит (я не выписал цитату): в нашей среде есть авторитетные люди, они и будут решать.
К. ЛАРИНА: Старейшины. Как «Две стрелы» у Володина.
А. СМИРНОВ: Правда, он не сказал, кто эти авторитетные люди, он их не назвал поименно. Я умилился оттенку всей этой лакейской, холуйской затеи. Кстати говоря, наш Киносоюз, на мой взгляд, в первом же отклике дал адекватную оценку.
К. ЛАРИНА: Т.е. было заявление Киносоюза по этому поводу?
А. СМИРНОВ: Да, мы тут же откликнулись и сказали, что любая попытка регламентировать искусство аморальна. А если подобный документ выйдет из рук самих профессионалов, тем позорнее, тем постыднее его появление. Затея насквозь холуйская. Я даже не поленился и выписал одну цитату, о которой я вспомнил, прочтя этот текст Михалкова об авторитетных людях.
Это цитата из великого греческого историка Фукидида, 5 век до нашей эры, Сократа еще не казнили. Вот что говорит один из вождей народа, по-гречески демагог, и слово в этот момент еще не имело негативного оттенка, некий Клеон, говорит он следующее: «Необразованность при наличии благонамеренности полезнее умственности, связанной с вольномыслием. Действительно, более простые и немудрящие люди, как правило, гораздо лучшие граждане, чем люди более образованные. Простые люди не приписывают себе исключительных способностей и поэтому не считают себя умнее законов. Они не берутся критиковать то, что правильно сказал другой».
По сути, это примерно то, что нам обещает Никита Сергеевич. Вот эта мечта власти о том, чтобы не было этих умников и интеллигентов, а чтобы были послушные граждане, которые бы слушались власть, как слушает дите мамку. Вот это мечта холуйской власти о холуйских граждан, посмотрите, две с половиной тысячи лет назад. А ведь это мечта и сегодняшней власти, как показывает практика. Мало того, она тут же достойных холуев, достойных граждан, которые не страдают излишним мнением о своих способностях, она тут же находит отклик. Это позорная история. И грустно, что сейчас, когда из Министерства культура какая инициатива ни выходит, начиная от создания не известно кем созданных двух практически цензурных советов: военно-исторический совет и психологический совет. Кто позволил министру создать эти советы, мы не знаем.
К. ЛАРИНА: Плюс еще эта хартия будет.
А. СМИРНОВ: Плюс хартия. Любые инициативы Министерства культуры за последний год, начиная с фактического введения цензуры в кино и кончая новым директором Вагановского училища, который вызвал скандал в балетной среде, скандальные попытки реформировать научные институты, связанные с киноискусством – всё вызывает возмущение в профессиональной среде. Только ленивый не высказался по этому поводу. Но, как мы видим, ни президент, ни премьер не реагируют на наши вопли.
К. ЛАРИНА: Идея хартии как раз принадлежит Владимиру Владимировичу Путину. Вы начали говорить про «чего изволите». Выполняют волю нашего главнокомандующего.
А. СМИРНОВ: Так вина опять профессиональной среды. Вместо того, чтобы рассказать подробно… Естественно, что президент не в курсе дела, деталей не знает. Он не знал о кодексе Хейса даже того, что только что рассказал Павлючик.
К. ЛАРИНА: Сейчас новости, потом продолжим.
НОВОСТИ
К. ЛАРИНА: Тут народ просит проголосовать. «Как это вы так все решили, что плохо, а я вот считаю, что хорошо, - пишет Ирина из Пензы. – Я хочу проголосовать. Я за». Давайте проголосуем. Я предлагаю на нашем сетевизоре повесить вопрос: нужна ли этическая хартия российским кинематографистам, т.е. этический кодекс – что можно, а что нельзя?
А. СМИРНОВ: Может, зададим вопрос, а нужна ли цензура?
К. ЛАРИНА: Они же везде в преамбуле пишут, что это не цензура. У них есть сноски после самого текста хартии, есть пояснения. «Автор вправе создавать любые образы, не только идеальные. Автор вправе затрагивать любые темы, даже если они могут причинить моральный дискомфорт, ведь свобода слова – это один из принципов существования здорового общества. Также в контексте свободы слова необходимо коснуться свободы выбора. Людям должна быть предоставлена возможность выбора - смотреть или не смотреть». Т.е. подчеркивается, что это не цензура.
Л. ПАВЛЮЧИК: А в другом месте пишут: «Соблюдение принципов данной хартии обеспечивается на основе нравственного самоконтроля работников киноиндустрии, авторитетного мнения профессионального сообщества, проявляющего себя через формальные и неформальные средства выражения». Вот что такое все-таки воздействие на тех, кто неправильно снимает через формальные и неформальные средства выражения.
К. ЛАРИНА: Я вообще ничего не поняла из того, что ты прочитал.
Л. ПАВЛЮЧИК: Во-первых, это косноязычный, полуграмотный документ. Но во-вторых, здесь прямо прописано, что будут воздействовать на тех, кто снимает не то кино. Андрей Сергеевич уже сказал, что будет некий этический совет при Союзе кинематографистов, который будет решать – это правильно или неправильно, и будет воздействовать формально и неформально на тех, кто снимает неправильное кино.
К. ЛАРИНА: Поскольку у нас в студии нет оппонентов, то в качестве оппонентов пусть выступают наши уважаемые слушатели, т.е. зрители. Если вы считаете, что такой этический кодекс сегодня российскому кинематографисту необходим, пожалуйста, аргументируйте, почему вы так считаете. «Вашу чернуху смотреть невозможно. Своим детям крутите с утра до вечера. Делайте ваши «Грузы-200», показывайте вашу правду. Одни ужаснутся, а другие примут как руководство к действию. Это ваше кино очень опасно. Кино должно вызывать добрые чувства». Вот вам отклики зрителей.
А. СМИРНОВ: У зрителей большой выбор. К сожалению, такие картины и составляют основу потока, телевизионного потока в первую очередь. А «Груз-200» не каждый день удается сделать. Вот как они относятся к шедеврам нашего кино. Если говорить о цензуре, для них это теоретические размышления, тем более что в основном высказывается поколение, которое, на свое счастье, никакой цензуры не нюхало. Но я могу кое-что рассказать про себя. Я первую полнометражную картину сделал с Борисом Яшиным в 1963 году, мне было 22 года, это была экранизацией известной повести Бакланова «Пядь земли». К сожалению, картина не слишком удалась, во многом из-за цензуры. Потому что целый ряд вещей, которые допускались в литературе, нам не дали сделать в кино, просто впрямую цензура вмешивалась. Но самое главное началось потом. Первая самостоятельная картина, короткометражка «Ангел» была сделана в 67 году, это была экранизация рассказа Юрия Олеши «Ангел», на материале гражданской войны и крестьянских восстаний. Картина загремела на полку, я на три года был лишен работы в кинематографе. Следующей моей картиной был «Белорусский вокзал», который до сих пор иногда показывают по телевизору. Картина пострадала от цензуры на уровне сценария. Там был замечательный сценарий, от него осталось не так много. Не говоря о том, что потом заставили переснять последнюю сцену, и еще целый ряд цензурных подрезок.
К. ЛАРИНА: Но картина всё равно получилась гениальной. Она осталась в золотом фонде кинематографа. Ее обожают люди разных поколений, смотрят. Никто не знает предысторию, все видят готовый продукт.
А. СМИРНОВ: А я не могу смотреть эту картину, потому что вижу там сплошные цензурные раны. Потом у меня была картина «Осень», которую выпустили через год ограниченным тиражом, по цензурным соображениям. Потом была картина в 1979 году. Я закончил свою режиссерскую карьеру, мне это надоело. Двухсерийный фильм «Верой и правдой» об истории российских архитекторов советского времени. Картина была остановлена, меня заставили переделывать половину материала. Она еле-еле дожила до экрана. И на этом я решил, что с меня хватит. Мне было под 40 лет. Я ушел из кинорежиссеры почти на 30 лет. Самые золотые годы, от 40 до 60 с лишним – снимать бы и снимать, я мог снимать по картине в год. Но бесполезно. Снимаешь одно – выходит на экран другое. Каждая картина исполосована. Вот что такое цензура. При этом ведь это считалось, что цензура носит прежде всего политический, идеологический характер. Это брехня. Потому что на самом деле личные вкусы того чиновника, который лично отвечает за это, сказывались гораздо сильнее. Цензура всегда носит вкусовой характер. И прежде всего тупой чиновник накидывается на самые талантливые сцены и в актерской отношении, и в сценарном отношении. Поэтому погибает под руками цензора самое яркое, самое талантливое, самое оригинальное. Вы хотите кастрировать наш кинематограф? Давайте, голосуйте за хартию, вводите цензуру. Но тогда кино для вас делайте сами. А работать для тупых холуев я, например, не стану.
Eugenia
администратор
Сообщение: 978
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 25.01.14 23:57. Заголовок: И кончание: К. ЛАРИ..
И окончание:
К. ЛАРИНА: Боря, а вы сталкивались в цензурой в вашей творческой деятельности? Или вы уже попали в тот момент, когда этого не было?
Б. ХЛЕБНИКОВ: Конечно, сталкивался. И сталкиваюсь. Естественно, не так страшно, как Андрей Сергеевич. Но нецензурная лексика и так далее.
К. ЛАРИНА: Т.е. уже приходится над этим думать, когда ты начинаешь снимать фильм.
Б. ХЛЕБНИКОВ: Вы не можете сдать фильм в Госкино. Может быть, нужно чуть-чуть повернуть, потому что то, о чем рассказывает Андрей Сергеевич, это все-таки Советский Союз, это мрак, страх, ужасные времена, когда других выходов нет. Может быть, все-таки не тратить время на разговоры с ними, вообще на общение с ними.
К. ЛАРИНА: С государством?
Б. ХЛЕБНИКОВ: С государством, с этими хартиями, этими Союзами кинематографистов, которые своими же руками еще себя мучают. Может быть, вообще попробовать от государства отделиться?
К. ЛАРИНА: А это возможно? Это мой главный вопрос, я всё время его задаю. Возможно вообще без них обойтись?
Б. ХЛЕБНИКОВ: Возможно, мне кажется. Снимать коммерческое кино, но снимать его на свои деньги, поднимать там серьезные проблемы. То, как это делали американцы в 70-е годы, после того, как у них произошел шок о войны во Вьетнаме. Было целое поколение этих рассерженных новых, которые делали суперкоммерческие проекты, но все они были очень остро политическими. Это и Коппола, и Скорсезе – вот эти все молодые раздраженные. И это у них получалось. И они не тратили время на этих идиотов. Вот сейчас нам не повезло с министром, потом повезет. И вот мы такими пятилетками будем?
К. ЛАРИНА: Дело же не в министре.
Б. ХЛЕБНИКОВ: Дело не в министре. Как ни относиться к фильму «Горько», который снят за полтора миллиона, за частные деньги… Он талантливый фильм. Я не могу сказать, что он мне нравится, но это талантливый фильм. Как Сергей Лобан, который снял свой первый фильм «Пыль» за свои деньги. Такие примеры есть. В эту сторону надо думать. Я сам снимал одно кино за частные деньги. Мне было очень весело, спокойно и легко. И один фильм я сдавал, про деревню, и мне сказали, что там невозможен мат. А когда я его возил по всей стране, то деревенские бабушки, которые смотрели, они говорили: всё у тебя хорошо в фильме, только люди не разговаривают, они материться должны. А второй фильм я никуда не сдавал, мы просто его выпустили в прокат. И там было много и такой лексики, и сякой лексики, и того, что я хотел.
К. ЛАРИНА: Но там могут быть свои препоны. Они могут не дать прокатное удостоверение.
Б. ХЛЕБНИКОВ: Конечно, у нас огромные проблемы в кино, я тоже с этим согласен. То, что зрительница говорит про «Груз-200», это, конечно, чушь полная. Но у нас нет какого-то независимого сильного кино, его абсолютно нет. И в этом даже не цензура, не государство виноваты.
А. СМИРНОВ: Это отсутствие гражданского общества, отсутствие традиций гражданского общества. У нас оно существует по-прежнему в зачаточном состоянии, и оно само себя таковым не считает и не видит своих прав по-настоящему по отношению к власти. У меня очень тяжелое впечатление от сегодняшней реальности, не только в кинематографе. Вот мы опять возвращаемся к кандидатуре министра культуры. Я говорил о том, что власть-то никак не реагирует. Может, им нравится.
К. ЛАРИНА: Они же его и поставили.
А. СМИРНОВ: Хотя очевидная ошибка политической власти. Может, им нравятся его взаимоотношения с культурной средой, с профессионалами. Знаете, есть очень хорошая передача по телевизору – «Умники и умницы», которую ведет Вяземский. Так вот мне кажется, что таким старикам, как я, нам уже рассчитывать не на что, ни на какое будущее. А вот молодым я бы советовал подумать. Не нужны России умники и умницы, не нужны оригинальные таланты. Ей нужны холуи и холопы, не только власти, но, как мы видим по зрительским отзывам, и самому обществу. Поэтому молодому талантливому человек я бы советовал подумать, пока ни поздно, где ему работать. Если родная страна не хочет, так поискать уголок где-нибудь подальше.
К. ЛАРИНА: То, что говорил Леня Павлючик, что в FaceBook многие коллеги поддерживали эту идею, причем более резко, чем то, что зафиксировано в этой хартии, именно голосуя за цензуру. Я думаю, может быть, они руководствуются тоже благими намерениями, думают таким способом повысить профессиональный уровень кинематографистов. Потому что сегодня, действительно, кому повезет, кто ближе, кто ближе к телу, что называется, тот получает и возможность снимать, и возможность проката, и возможность демонстрировать это на широком экране. Это же не зависит от уровня таланта. И мы же такие случаи тоже знаем. Может быть, действительно, нужен какой-то отбор профессиональный. И наивные люди из твоих коллег, из товарищей, они думают, что такого рода хартии или попытки введения самоцензуры, они помогут, или какие-нибудь редсоветы, худсоветы помогут все-таки поднять профессиональный уровень кинематографа российского.
Л. ПАВЛЮЧИК: Мне один коллега так и написал, что цензура позволяла появляться шедеврам, вот в советское время появлялись шедевры.
К. ЛАРИНА: Сквозь асфальт прорастали.
Л. ПАВЛЮЧИК: Вот Андрей Сергеевич рассказывал только про свою судьбу. Но я вам напомню судьбу изувеченных картин и судеб Ларисы Шепитько, Элема Климова. 11 лет на полке лежит фильм «Агония». Изрезаны все картины Шепитько. Я вам напомню, изрезаны картины Марлена Хуциева.
К. ЛАРИНА: Который сегодня, кстати, в рабочей группе по этой хартии, поддерживает цензуру. Кстати, Геннадий Полока, все его фильмы клали на полку. «Интервенция», которая провалялась сколько времени.
Л. ПАВЛЮЧИК: Аскольдов, который вообще только одну картину сделал, - «Комиссар». Тарковский. Им всем стоило это жизней, ночей бессонных. Что такое на 25 лет положили на полку фильм Кончаловского «Ася Клячина»? На 25 лет! Его детище, в которое он вложил два года работы, бессонные ночи, труд, пот, кровь. Актеры, снявшиеся в этом фильме, которые не увидели себя на экране, - вот что такое цензура. Вот какова цена этих шедевров.
К. ЛАРИНА: Киру Муратову еще можно вспомнить.
А. СМИРНОВ: Тарковского вынудили уехать.
Л. ПАВЛЮЧИК: Совершенно верно. Он, будучи абсолютно советским человеком, он никогда не был диссидентом, он умер вдали от родины, вдали от своей отчизны. Вот что такое цензура. И вот мы теперь ее как бы призываем, потому что она-де рождает шедевры. Я вас уверяю, в ряде западных стран, где давно нет цензуры, появляются шедевры в неменьшем количестве. Ларс фон Триер, Франсуа Озон, Ким Ки Дук, Эмир Кустурица.
К. ЛАРИНА: Они на какие деньги снимают свои картины?
Л. ПАВЛЮЧИК: Они снимают в отсутствии цензуры.
К. ЛАРИНА: На какие деньги они снимают свое кино? Это важно. Государство оплачивает?
Л. ПАВЛЮЧИК: По-разному. Во Франции, например, государство участвует в создании.
Б. ХЛЕБНИКОВ: Те режиссеры, которых вы назвали, они окупают свои картины.
Л. ПАВЛЮЧИК: Так это еще одно проблема. У меня есть ощущение, что государство у нас занимается не тем. Государство финансирует кино, без которого оно как бы погибло, но на самом деле государство должно было создать в такой огромной стране, как Россия, предпосылки для того, чтобы кино окупалось само, и устраниться. У нас же в половине страны нет сегодня современных кинотеатров. Цены такие высокие, что люди с невысоким уровнем заработка не могут ходить в кинотеатры. И так далее. У меня иногда есть ощущение, что специально создана такая ситуация, чтобы кино не могло себя окупать, чтобы оно кормилось из рук государства, а государство диктовало, что снимать. Вот какая взаимозависимость.
К. ЛАРИНА: Вопрос, который поднял Борис Хлебников. Возможно ли сегодня обойтись без помощи государства, работая в кинематографе?
Л. ПАВЛЮЧИК: Думаю, что да. Пример фильма «Горько» в этом меня убеждает. Он стоит полтора миллиона долларов, а собрал 25 миллионов долларов, если я не ошибаюсь. Т.е. он многократно себя окупил. Наверное, это возможно. И потом была картина «Интимные места», снятая без помощи государства, очень успешная, прошедшая по всем европейским кинофестивалям. Я не знаю ее сборы, но думаю, что она недорого стоила и вполне окупилась. Борис Хлебников картину «Пока ночь не разлучит» снял за сто тысяч долларов, где просто участники съемочной группы скинулись, кто сколько мог, и сделали картину.
К. ЛАРИНА: А вот такое полотно, как снял Андрей Сергеевич, «Жила-была одна баба», возможно?
Л. ПАВЛЮЧИК: Такое кино невозможно.
К. ЛАРИНА: Про то и речь.
А. СМИРНОВ: Средняя коммерческая картина сегодня – это 5-6 млн. долларов, если вы снимаете хороших актеров и сложные съемки. 5-6 млн. долларов найти в частном кармане почти невозможно.
К. ЛАРИНА: Получается, что рано или поздно всё равно потребуется финансирование, и государство потребует.
Б. ХЛЕБНИКОВ: Конечно, я говорю сейчас о каких-то партизанских методах.
К. ЛАРИНА: Невозможно так всю жизнь прожить.
Б. ХЛЕБНИКОВ: Невозможно, наверное. Но мне легче снимать в одной комнате кино, чем общаться с идиотами. На самом деле у меня самые главные претензии к этому тексту стилистические. Это же абсолютно газета «Правда» брежневских времен. Это же ужас. Что это за слова? Как они их сочетают вместе? Это просто невозможно. И второе большое отличие нашего финансирования и европейского. Там тоже государство финансирует свое кино, но они это делаю через фонды.
А. СМИРНОВ: Не только, Боря. Я не понимаю, почему у нас связываются вопросы цензуры (еще не введенной, но которая может быть введена) и вопросы финансирования.
Б. ХЛЕБНИКОВ: Потому что они нами могут управлять из-за того, что мы не можем сами финансово себя обеспечить.
А. СМИРНОВ: У нас перед глазами не только пример Франции, где государство всерьез было озабочено тем, чтобы поставить на ноги французский кинематограф, и он прекрасно существует и ни о какой цензуре никто не заикается, но есть пример скандинавских стран – и в Швеции, и в Дании, и в Норвегии существует киноинститут, это практически государственная организация, которая пользуется и частными деньгами, которая финансирует 10-12 фильмов в год, привлекая туда и частный капитал. Но туда есть государственные вложения. И никто не заикается ни о какой цензуре.
Б. ХЛЕБНИКОВ: Я имею в виду, что государство там декларирует так, что оно делает фонды, и оно делегирует этим фондам права на финансирование этих фильмов. Т.е. оно самоустраняется. В чем большая? У нас государство хочет сунуть свой нос во всё абсолютно и везде диктовать, а там государство отстраняется и дает фондам деньги, которые они потом распределяют на кино.
Л. ПАВЛЮЧИК: И это абсолютно правильная позиция.
Б. ХЛЕБНИКОВ: Конечно.
К. ЛАРИНА: Наши слушатели пишут, что вы говорите о зачаточном состоянии гражданского общества, которое сегодня не способно влиять всерьез, в том числе и на общественные институты в стране: «А как же ваше цеховое сообщество? Ведь вас всех уже по одному повыдергивали. Почему цеховое сообщество не возражает, а поддерживает эту хартию?»
Л. ПАВЛЮЧИК: Во-первых, возражает.
К. ЛАРИНА: Есть Киносоюз и есть Союз кинематографистов.
Л. ПАВЛЮЧИК: Было заявление Киносоюза, Андрей Сергеевич уже на него ссылался. А я замечу, что в этом Киносоюзе состоял выдающиеся художники: Сокуров, Рязанов, Досталь, Бардин, Норштейн, Андрей Смирнов, Вырыпаев, Борис Хлебников, Попогребский, Федорченко и так далее.
К. ЛАРИНА: Все действующие кинематографисты.
Л. ПАВЛЮЧИК: Все действующие, активные кинематографисты против этой хартии. А поддерживают хартию Бондарчук, Бурляев, Никита Михалков. Тут тоже всё понятно.
К. ЛАРИНА: И как в этом состоянии существовать? Я не очень понимаю. Они делают вид, что Киносоюза нет, а вы делаете вид, что нет Союза кинематографистов.
А. СМИРНОВ: Мы делаем этого вида, неправда. Киносоюз был создан группой кинематографистов, которых не устроила эта идеология и политика Никиты Сергеевича Михалкова.
К. ЛАРИНА: Но рулят-то там, Андрей Сергеевич.
А. СМИРНОВ: Что значит рулят? Хлебниковым или мной попробуй порули, что оттуда, что из другого места. Я хочу посмотреть, как у них это выйдет. Это им кажется, что они рулят. В Киносоюзе много критиков, историков кино, но там есть действующие режиссеры, в том числе те, которых перечислил Леня только что. Мы не пропускаем ни одной инициативы наших коллег, если какие-то значимые выступления, как идея создания хартии. Киносоюз выступает и дает свою оценку, недвусмысленную. Нам, слава богу, рот пока никто не затыкал.
К. ЛАРИНА: И еще вопрос от наших слушателей. А в чем опасность этой хартии, если она не является юридическим документом? Т.е. там те будет такого, что, если я нарушу клятву, пусть покарает меня суровая рука моих товарищей.
А. СМИРНОВ: Кто будет осуществлять контроль за тем, соответствует данный фильм принципам этой хартии или нет. Ведь в этом всё дело.
Л. ПАВЛЮЧИК: Опасность очень простая. Я, может быть, примитивно ее понимаю, но дело будет выглядеть так. Вот будут люди, которые подпишут хартию, и будут люди, которые не подпишут хартию. Вот те, которые подписали, они присягнут на лояльность власти, и их фильмы будут финансироваться. А вот те, которые не подпишут, у них будут большие трудности с государственным финансированием их проектов. Вот одна из первых главных опасностей.
А. СМИРНОВ: А я хочу воспользоваться эфиром и обратиться к своим коллегам кинематографистам, состоящим в Союзе кинематографистов России, возглавляемом Никитой Сергеевичем Михалковым. У нас разные взгляды, но у нас единая профессия, единая индустрия. И я хочу сказать: дорогие коллеги, те, кто примут участие в принятии этой хартии, те, кто ее подпишут, покроют себя позором, от которого вы не отмоетесь никогда. Потому что память об этой хартии, несмотря на то, что жизнь ее, я уверен, растопчет, не оставит ничего от нее в реальности, но имена тех, кто ее создаст, будут позором в кинематографическом цеху, и не только в нем, а в российском обществе.
Л. ПАВЛЮЧИК: Об этом на днях сказал и Вадим Абдрашитов, который состоит в том союзе, он сказал, что это кампанейщина и через год-другой кинематографисты будут вспоминать об этой хартии со стыдом.
К. ЛАРИНА: Итоги нашего голосования. Наши слушатели проголосовали так. 88% сказали, что не надо, не нужна никакая этическая хартия.
А. СМИРНОВ: Прекрасно!
К. ЛАРИНА: Так что зритель свое мнение тоже высказал в нашей передаче. Спасибо большое нашим гостям. Борис Хлебников, Леонид Павлючик и Андрей Смирнов. Всем удачи. И надеемся, что все-таки назад ничего не вернется. Спасибо.
Eugenia
администратор
Сообщение: 983
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 27.01.14 01:02. Заголовок: В "Новых Извести..
В"Новых Известиях"- довольно неожиданное интервью с Евгений Крюковой:
Актриса Евгения Крюкова: «Кино перестало быть режиссерским»
СВЕТЛАНА ПОЛЯКОВА
Известность пришла к Евгении Крюковой почти в самом начале ее актерской карьеры – роль Юлии Бероевой в сериале «Петербургские тайны» надолго стала ее визитной карточкой. С той поры она снялась почти в сорока фильмах, а стаж ее работы на сцене театра Моссовета перевалил за двадцать лет, и буквально только что в этом театре состоялась премьера с ее участием – спектакль «В случае убийства звоните М». В интервью «НИ» Евгения КРЮКОВА рассказала о том, откуда у нее такая любовь к экспериментам, почему она запрещает своим детям смотреть телевизор и зачем регулярно ездит на завод.
– Евгения, первая ассоциация, связанная с вашей фамилией, – сериал «Петербургские тайны». Вас не задевает, что ваша популярность началась с сериала?
– Снимали мы долго, возмущались между собой: «Что же это такое? Что же, мы должны сниматься в этом «отстое»? Надо бы нам в кино работать, а тут – 62 серии…» Но сейчас я понимаю, что это была работа, никакого отношения не имеющая к тому, что подразумевают под сериалом сегодня. Потому что мы снимали то же количество полезного времени в день, какое снимают в настоящем кино, – 1,5–2 минуты. А сейчас гонят по 8–12 минут – артисты просто не успевают сориентироваться. На съемки в сериалах я соглашаюсь нечасто, помню, как однажды режиссер спросил нас перед съемкой: «Вам нужна репетиция?» – и мы с партнером, известным актером, просто впали в недоумение. А в «Петербургских тайнах» мы много репетировали. Декорации были, может, и не очень хороши, но они были выстроены специально для этого кино! И костюмы шили, и снимали не двумя камерами, а классической восьмеркой. Были заняты большие артисты, работали абсолютно честно. И сейчас я горжусь этой работой, которая длилась шесть лет. Правда, деньги нам тогда платили небольшие, но было ощущение постоянной занятости.
– Открытием «Тайн» стало ваше удивительное лицо – из каких-то других времен. Такое нечасто встретишь сегодня на улице…
– Наверное, поэтому у меня не так много ролей современниц. Видимо, режиссеры меня ассоциируют с другими временами, и мне нравится находиться в разных эпохах. Но мне интереснее не «носить» лицо, а делать женщин, которых я играю, какими-то «очень-женщинами». Я спорю с двенадцатилетней дочерью, которая заявляет: «Я – феминистка, я должна быть главнее мужчин». Просто многие женщины вынуждены быть сильными, принимать решения – в наше время тяжело без этого. А мне хочется рассказывать о женщинах, которые были совсем женщинами, прислонялись к мужскому плечу, как к опоре.
– Но говорят, что вы дома сами чуть ли не гвозди забиваете…
– Это не разрушает женщину. Если у мужа нет времени, а я знаю, куда и как забить гвоздь, – забью. Если мне это сложно – попрошу людей, которые мне помогают в доме. Но я просто люблю этим заниматься сама. Люблю прикладные виды работы. Например, у меня в квартире мебель, которую я своими руками ошкуривала, «пачкала» и состаривала – на манер французской старинной мебели. Люблю шить-вязать, если есть время. Иногда, когда его нет, беру с собой и вяжу в машине, в пробках (езжу с водителем, поэтому есть такая возможность). Перед Новым годом шила вечерами огромного Деда Мороза, которого потом поставили под елку.
– Наверное, ваше прикладное творчество – альтернатива актерскому ремеслу. Вы не пожалели, что когда-то ушли из МАРХИ в ГИТИС?
– Не пожалела, потому что считаю, что всему – свое время, я в этом отношении – фаталистка. Полгода назад я нашла свою мечту – занялась керамикой. Открыла свою новую тему в пластическом искусстве. «Мертвый» материал, который уже никому не интересен, мне хочется снова сделать интересным, даже необыкновенным. Это будет все – посуда, элементы мебели, куклы – все, что человеку может пригодиться дома, при этом абсолютно неожиданное по форме. У меня есть студия, в которой 16 человек пытаются воплотить в жизнь мои невероятные, иногда даже бредовые идеи. Мы изучаем разные материалы, заказали восемь тонн всевозможной глины в Италии, что-то везем из Америки, пытаемся раскопать рецепты старинного фарфора. Мне явно не хватает химика, чтобы можно было экспериментировать с полной ответственностью. Хочу, чтобы классический подход был нарушен. Я вообще люблю нарушать общеустановленные каноны в чем-то…
– В чем?
– Например, если я делаю дома ремонт, а мне говорят: «Дерево положено уложить вот так!», я говорю: «А мне нравится – иначе!» «Но так не кладут!» – «Не важно! Все равно – сделаем». И керамика сегодня – мое поле для эксперимента, в котором я пытаюсь сочетать то, что раньше не сочеталось. В любую свободную минутку еду на завод, в котором находится наш цех с печами для обжига. Надеюсь, летом откроем магазин, который будет большой творческой студией.
– Завод, цех… Вопреки внешнему имиджу вы – настоящая современная деловая женщина…
– Я абсолютно продукт того времени, в котором нахожусь. Правда, мне претят какие-то вещи, от которых я стараюсь оградить своих детей. Например, у нас дома нет телевизора – я не хочу, чтобы дети смотрели галиматью. Пусть сохранят что-то настоящее внутри. Или я пытаюсь объяснить дочери, что не надо в 12 лет пользоваться косметикой, что не стоит носить вульгарную одежду – чтобы наносным не испортить того, что дано природой, родителями. Не только лицо, но и какую-то целостность человеческую.
– Был ли у вас опыт в театре или в кино, где вам пришлось преобразить свою внешность, выйти нелепой клоунессой, к примеру… Или режиссеры всегда берегли вашу красоту?
– Очень давно в театре Моссовета шел спектакль «Школа жен» – по Мольеру, где я играла бестолковую юную леди, которая ничего не соображала, у меня был придурочный парик, огромные нарисованные ресницы, как у клоунессы, конопушки, я говорила очень косноязычно, – бестолочь бестолочью, комедийная роль, которую я очень любила. Я вообще люблю такие эксперименты. Но их совсем не много. Помню, на первом курсе мы играли этюд с моим однокурсником. Ситуация была такова: я приходила в библиотеку, усаживалась за свой столик, а за соседним столиком сидел молодой человек, который мне безумно нравился, и я не знала, как его спровоцировать на ухаживания. В конце концов, я роняла книжку, чтобы он ее поднял, он вставал, и я обнаруживала, что он – хромой, с палочкой, и мне становилось очень стыдно. Так вот, пока я репетировала, наш педагог, Евгений Лазарев (очень хороший артист, уехавший потом в Америку), смеялся, все ломал сразу, говорил: «И это героиня? Это комедийная артистка!» Хотя роль у меня была абсолютно серьезная! Или, помню, вытащила из «Повести о Сонечке» Цветаевой монолог старухи, которая впрок покупала себе гроб, поскольку боялась, что потом не сможет купить. Делала себе седые волосы, надевала платок, валенки – чтобы доказать себе, что я – артистка. Я упорно отодвигала от себя образ героини, пока не поняла, что среди героических – гораздо больше великих ролей, которые можно сыграть.
– Ваши героини, как правило, запоминаются еще и своими изысканными одеждами…
– Для меня костюм очень важен! Я всегда принимаю активное участие в создании костюма, для меня это – принципиально, я всегда пытаюсь объяснить, какой образ хочу создать. Если не могу объяснить на словах – рисую. Например, года четыре назад я снималась в роли Гертруды в картине Юрия Кары «Гамлет». Мне было важно создать образ запутавшейся женщины, которая впервые в жизни осознала, что у нее есть сын и что она его уже потеряла, и единственное, что она может для него сделать, – выпить приготовленный для него яд. И я просила делать мне костюмы длиннее уровня пола, в которых запутываешься при ходьбе, и чтобы были цепи. По стилю решение картины – готическое, персонажи – сплошные готы, у всех – белые лица (просто кино про вампиров!) Юрий Викторович видел героиню совсем другой – агрессивно затянутой в латекс. Но я добилась своего, и те, кто видел это кино, поняли смысл моих одеяний. Или в «Марьиной роще» – я играю хозяйку «малины», идет 1945 год. Мне сшили платья, но я взмолилась: «Пожалуйста, давайте найдем старые, из подбора!» «Но они же заштопанные все!» «Заштопанные, да! Она потихонечку штопает себе одежду. Это послевоенное время, у нее нет денег сшить новое»…
– У вас есть несколько работ с режиссерами, которые считаются живыми классиками российского кино, – вы снимались у Сергея Соловьева и Эльдара Рязанова. Есть что-то общее в них, что отличает их от прочих, если смотреть изнутри процесса?
– Знаете, кино очень изменилось – оно перестало быть режиссерским. Сегодня даже прекрасному режиссеру продюсер диктует условия и навязывает то, что считает нужным. К моему огромному удивлению, сегодня существуют пробы режиссеров. Режиссера сегодня пробуют, как артиста, – подходит он или не подходит. У больших режиссеров, о которых вы говорите, такого не может быть. Они – главные люди на площадке. От них зависит продюсер. А они – художники и занимаются абсолютным творчеством. Плюс к тому – за ними ощущаешь шлейф ДРУГОГО кино, которое они снимали когда-то. Поэтому к ним ты приходишь работать в КИНО. Ты это ощущаешь в каждом миллиметре, как в материальном отношении, так и в инфернальном. Если в сегодняшнем кино мы иногда не успеваем что-то доснять, за это кого-то уволят, или пожурят, или не заплатят. А большие художники не ищут виноватого, они просто делают то, что считают нужным, несмотря на невероятные технические осложнения.
СПРАВКА
Евгения КРЮКОВА родилась в 1971 году. Окончив школу, она поступила в Московский архитектурный институт, но вскоре поняла, что архитектура – не ее призвание, и бросила этот вуз. В 1988 году начала работать художником в Московском молодежном театре Вячеслава Спесивцева. В 1990 году поступила в ГИТИС. В том же году Евгения Крюкова дебютировала в кино: сыграла княжну Татьяну в драме Карена Шахназарова «Цареубийца». Широкую известность актрисе принесли телесериалы «Петербургские тайны» и «Развязка петербургских тайн», где она сыграла Юлию Бероеву. Затем Евгения снялась в сериалах «Досье детектива Дубровского» и «Бандитский Петербург» (следователь Поспелова). В 2003 году Эльдар Рязанов пригласил Евгению Крюкову на одну из главных ролей в комедию «Ключ от спальни». Еще одной заметной работой Евгении Крюковой стала роль в фильме Сергея Соловьева «О любви» по рассказам Чехова. С 1993 года Евгения Крюкова – актриса театра имени Моссовета. Замужем за бизнесменом Сергеем Гляделкиным. У Евгении двое детей. С 2005 года – народная артистка России.
Отправлено: 28.01.14 01:16. Заголовок: Eugenia, а в чем для..
Eugenia, а в чем для Вас оно неожиданное? Спасибо было интересно , а вот еще одно интервью актера игравшего в "Петербургских тайнах ".
СЕРГЕЙ ЧОНИШВИЛИ: НЕ ХОТЕЛОСЬ НА ВСЮ ЖИЗНЬ ОСТАТЬСЯ «СЕРЁЖЕНЬКОЙ»
Сергея Чонишвили многие называют везунчиком. И неудивительно: в 16 лет с первого раза поступил в знаменитую «Щуку»; окончив театральное училище, сразу же был зачислен в труппу Ленкома; много снимается; его голосом, который сам Сергей шутливо называет «не самой поганой частью своего тела», озвучено огромное количество картин, рекламных роликов и компьютерных игр. Плюс ко всему ещё и книги стал писать. Ну чем не баловень судьбы? Но мало кому известно, что жизненный путь артиста не был усыпан розами. Достаточно заметить, что Сергей только чудом не стал инвалидом и вообще остался в живых.
– Сергей, скажите, вы верите в судьбу, предназначение? Вы вообще мистик или реалист? – Как угодно можно к этому относиться, называть суевериями, совпадениями, и всё же факт остаётся фактом: необъяснимые мистические моменты в нашей жизни существуют. А в театре особенно. У Николая Эрдмана есть пьеса «Самоубийца». Так вот, как только её ставят, в театре кто-то умирает. Когда вышел одноимённый спектакль на сцене Омской драмы, там в течение года умерло несколько артистов. Знаю об этом потому, что с омским театром связаны мои детство, юность, творческая жизнь моих родителей-актёров и начало моей профессиональной биографии. Столь же опасными считаются в театральных кругах пьесы «Макбет» Шекспира, «Фауст» Гёте, «Мастер и Маргарита» Булгакова. Неслучайно в разные времена в разных странах их постановки, как на сцене, так и в кино, непостижимым образом сопровождались чередой несчастий и неприятностей.
Столь же небезопасный автор – Николай Васильевич Гоголь. Артисты знают: если взялся работать с материалом этого автора, ты должен ему что-то заплатить. И когда я репетировал в Ленкоме роль Ноздрёва в спектакле «Мистификация», который является версией «Мёртвых душ», то ни секунды не сомневался, что непременно придётся отдать Гоголю какую-то дань. Это произошло во время сдачи спектакля худсовету. В одном из эпизодов партнёр кидал мне из кулисы бутылку. Довольно тяжёлую, изготовленную из цельного куска дерева. На сцене свет от прожекторов бил в глаза, Но я как-то приноровился: фиксировал момент броска, траекторию полёта и ловил эту злосчастную бутылку. Однако во время сдачи спектакля свет, не знаю уж почему, горел ярче, и, обернувшись, я не смог увидеть партнёра. На автомате всё-таки выхватил взглядом бутылку – но уже перед самым лицом. В последнюю секунду едва успел среагировать – чуть повернул голову, благодаря чему зубы остались целы. Но в скулу бутыль влетела крепко, челюсть выбила. Чудом одной рукой поймал бутылку, тут же ударом кулака вставил челюсть на место. Правда, спектакль доигрывал с распухшим лицом. Это была моя первая дань Николаю Васильевичу Гоголю. А вторая случилась на «Женитьбе», где я играл Кочкарёва.
– Сергей, а роль в «Женитьбе» вы репетировали в паре с Александром Абдуловым? – Нет. Александр Абдулов сыграл два предпремьерных спектакля, после чего серьёзно заболел и улетел на лечение в Израиль. Играть не мог, поскольку стоял вопрос жизни и смерти. Чтобы премьерный спектакль состоялся, нужен был другой исполнитель. И Абдулов сам назвал мою фамилию художественному руководителю. Именно это его решение заставило меня согласиться на своеобразный эксперимент, поскольку на ввод у меня оставалось всего восемь дней. Я никогда не был дружен с Александром Гавриловичем, но существовало очень странное, необъяснимое чувство друг к другу. Это сложно объяснить. У Абдулова было одно редчайшее качество: он умел говорить про человека очень хорошие вещи… в спину. Понимаете, не в лицо, а именно в спину! В лицо-то как раз мог выдать самое неприятное. Мне разные люди рассказывали: «Как же тепло отзывался о вас Саша Абдулов». Я повторяю: мы никогда не были особо близки, но я до сих пор ощущаю присутствие этого человека в своей жизни.
– Так что же произошло с вами на «Женитьбе», какую дань вам пришлось заплатить Гоголю? – Примечательно, что не только мне. Там произошла совсем невероятная история. Первый исполнитель роли – Александр Абдулов, как я уже говорил, так и не смог сыграть её; я получил травму ноги; вставший мне на замену Дмитрий Певцов тоже серьёзно повредил ногу – кстати, в той же самой сцене спектакля. И, наконец, следующий Кочкарёв – Иван Агапов, едва начав репетировать, порезал себе ногу, правда, дома. Самое поразительное то, что нога у всех троих была одна и та же – левая. А для нас с Певцовым самое глупое заключалось в том, что в той сцене, где мы с ним травмировались, вообще нет никакого трюка. Абсолютно безобидный эпизод. Ходишь от одной кулисы к другой, потом останавливаешься, разворачиваешься и бежишь в противоположную кулису.
И вот на одном из спектаклей я, как обычно, произношу монолог и вдруг чувствую мощнейший, дико болезненный удар по ноге. Ощущение, что палкой двинули изо всех сил. Еле сдерживаясь, чтобы не закричать, разворачиваюсь и, сохраняя мизансцену, пробую бежать в кулису. Чувствую – странно бегу, левую ногу не чувствую. Практически падаю в кулису, шепчу помрежу: «Лажа с ногой. Фиксировать будем левую», – поскольку через одну сцену я действительно должен выходить с загипсованной ногой, но правой. Выбегаю обратно на сцену. «Выбегаю» – это я сильно сказал, если учесть, что ступня просто болталась. Частично изменяю мизансцену, чтобы зрителю не бросалось в глаза, как я подпрыгиваю на одной ноге. Доигрываю. Уйти за кулисы помогает партнёр, Игорь Фокин. Там мне фиксируют левую ногу, и обратно я выхожу на костылях. На них же выхожу и на поклоны. Зрители счастливы – аплодируют, ничего не понимают.
В гримёрке, когда, наконец, всё закончилось, я заорал от боли – ботинок можно было снять только с ногой. Вызвали «скорую». Отдельный сердечный поклон Диме Певцову за участие. Он не только договорился со «скорой», в какую больницу меня отвезти, но и приехал туда, чтобы проверить, как я устроился. Вообще Дмитрий умудряется делать массу замечательных дел, никого об этом не информируя. Это позиция Человека с большой буквы.
Мне сделали рентген и сказали: «Поздравляем, добро пожаловать в клуб! У вас здесь много товарищей по несчастью». Оказалось, что порвано ахиллово сухожилие (играет важную роль при ходьбе. – Ред.). Тут же назначили операцию. Дальше началась новая жизнь: четыре недели в гипсе по бедро, потом вытяжка стопы – её вывернули и загипсовали ещё на месяц.
– Артисту, наверное, особенно тяжело переживать выпадение из профессии? – Поначалу нервничал: полетело много планов, подвёл людей. Но постепенно успокоился. Сказал себе: «Ничего катастрофического не случилось. Жизнь продолжается». Справился. Через пять дней после операции мой товарищ Андрей Гончаров организовал мне в палате звуковую студию, и я стал работать прямо в больнице, а потом точно так же и дома. И всё бы ничего, но через два с половиной месяца мой «ахилл» рванул опять, причём в том же самом месте. Шёл с палкой, чуть оступился, и понеслось по новой.
Меня быстро опять прооперировали, и поначалу всё вроде бы шло неплохо, если не считать, что предстояло заново пройти весь цикл послеоперационного существования. Но образовалась другая проблема. Никак не заживала рана, и постепенно дело стало приобретать совсем скверный оборот. Нога начала буквально гнить.
Обращаюсь к завотделением: «У меня температура тридцать девять и пять держится четыре дня, и нога течёт». А он говорит: «Ну, простудился, бывает. Попей чайку с мёдом». Но я-то понимаю, что со мной что-то не так. Друзья организовывают мне контакт в институте травматологии. Сдаю анализы, врачи говорят: «Да, у вас золотистый стафилококк! Наверняка занесли во время перевязки». Прописывают серьёзный комплексный антибиотик – шесть дней внутривенно - и ежедневные промывания раны. Пытка. Езжу каждый день, терплю. Нога продолжает гнить. Что делать дальше, никто не знает.
Разумеется, начинаю всё узнавать про стафилококк. Выясняю, что он имеет много разных модификаций, но мне достался самый опасный. Становится ясно, почему я начал реально помирать. Перспектив виделось две: либо тихо загнусь в результате общего заражения крови, либо мне просто-напросто отхомячат ногу, что для меня тоже в каком-то смысле смерть – психологическая. Сказать, что меня накрыла апатия, будет неверно. Как говорится, апатия – это отношение к соитию сразу после соития. (Смеётся.) Трудно описать моё состояние в то время. Костыли, гниющая нога и полное отсутствие всяческих желаний.
И всё же в один прекрасный день я собрался, вставил мозги на место и начал себя спасать. Обратился к друзьям, они посоветовали ехать в Германию. Неожиданно позвонил Марк Анатольевич Захаров и дал координаты мюнхенской клиники. Где меня и спасли. Как сказал доктор Стефан Дайлер, делавший мне операцию, если бы я приехал на месяц позже, ногу купировали бы. Что моё дело совсем хреново, я понял по тому, как порозовели щёки у доктора Дайлера после того, как перед ним развернули мою ногу. Переводчица в этот момент просто грохнулась в обморок, и перевод на немецкий завершился. Слава богу, доктор говорил по-английски, поэтому мы смогли объясниться. Сказать, что немцы были удивлены моему стафилококку, занесённому в больнице, – это ничего не сказать, поскольку у них этой проблемы не существует в принципе на протяжении последних двадцати лет.
На девятый день после семичасовой операции меня выписывают со словами: «Мы подготовим все документы вашему лечащему врачу». Отвечаю: «Хрен вам! Вы теперь мои лечащие врачи, и я не собираюсь отсюда уезжать до тех пор, пока вы меня не выгоните пинками». Так и провёл у них весь реабилитационный курс – два с половиной месяца. И что самое поразительное, моё пребывание там не стоило таких сумасшедших денег, как в России.
– Театр поддержал вас в драматической ситуации? – Поскольку у меня была производственная травма, мне сохранили зарплату.
– Но работы вы лишились? – Если после первой операции я намеревался восстановить прежнюю схему своей жизни, вкалывая в театре на полную катушку, то после второй наступила некая переоценка ценностей. Задал себе вопрос: «Почему у меня случился разрыв сухожилия?» И ответил: «От неправильной эксплуатации». Это очень распространённая балетно-спортивная травма. Если бы в Ленкоме требования к организации труда и нормативы были немножко другими – ну, как в музыкально-драматическом театре, – то артистов проверяли бы, контролировали состояние здоровья, поскольку работают они в достаточно опасной зоне. Но о какой системе проверок может идти речь, если нет даже штатного массажиста! Это из области фантастики. Перегрузки и пренебрежение к своему здоровью – нормально! И я подумал: может, пора уже полюбить себя чуть-чуть больше? – Интересно, а к какому выводу вы пришли: период неудач, испытания – это выкинутые из жизни отрезки или, наоборот, уроки, из которых можно извлечь пользу? – Уверен, что такие ситуации благотворны. Преодоление даёт импульс развития. Вся моя молодость совпала со временем глобальных перемен в нашем государстве, когда люди буквально метались в поисках хоть какого-то заработка. Но для меня лично отчаяние заключалось не в том, что негде жить и нечего есть, а прежде всего в том, что не имел возможности заниматься тем, что мне интересно.
В 1982 году я уехал из Омска, чтобы поступить в театральный институт в Москве. Поступил в «Щуку», окончил с красным дипломом. В этом был абсолютно трезвый расчёт. Дело в том, что человек, получивший красный диплом, не попадал под обязательное тогда распределение. То есть не обязан был в течение трёх лет работать в каком-нибудь Запендюйске. Это для меня оказалось невероятно важно, так как больше всего на свете я хотел заниматься профессией в хорошем театре. Но сразу же возникла проблема: меня готов был взять Ленком, однако театр не мог сделать постоянную московскую прописку, а со своей временной я не имел права устроиться на постоянную работу. И всё-таки удалось прописаться в Подмосковье, за что я безмерно благодарен моей доброй подруге.
Однако заняться профессией у меня по-прежнему получалось не до конца. В первый же год работы в театре меня забрали в армию. Спасибо начальнику Театра Советской армии Виктору Ивановичу Якимову, благодаря которому я оказался в команде актёров-военнослужащих. Но потерял полтора года, потому что по возвращении в Ленком моя история как профессионального артиста надолго затормозилась. А худшее наступило в начале девяностых, когда в результате всех наших революций не только театр оказался на грани выживания, но и почти загнулся кинематограф.
В общем, к 1993 году передо мной на полном серьёзе встал вопрос о смене профессии. Другого выхода не просматривалось. Ну а как? Мне почти двадцать восемь лет, живу в общежитии, месячную зарплату даже при жёсткой экономии можно растянуть максимум на две недели. На отпускные покупаю самую дешёвую механическую печатную машинку, блок сигарет и билет в один конец – в Омск. Всё, денег больше нет. Приезжаю к родителям. Впереди двадцать девять дней отпуска. Стыдно. Чуваку ведь уже под тридцать. Что делать?
– А почему в Омский драмтеатр не шли? – Это исключено. Наверное, в Омске у меня могла бы сложиться прекрасная творческая биография: обошёлся бы без армии, жил бы в комфорте, играл бы отличные роли, но там я навсегда оставался бы Серёженькой. А этого не хотелось. Мне нужна была собственная жизнь, не прикрытая авторитетом папы и мамы. Короче, в то отпускное лето я сказал себе: «Ну всё, Серёжа, не складывается у тебя ничего, меняй профессию». Но, слава богу, появился Независимый театральный проект «Игра в жмурики», который и оставил меня в профессии. И в тот же год я начал работать на радио.
– А дальше вышли «Петербургские тайны», и пришла в жизнь артиста Чонишвили пора везения. – Ни фига. Люди, которые одновременно снимались в других картинах, втихаря смеялись над нами, участниками «Петербургских тайн». Потому что работа наша оплачивалась чудовищно плохо. Сериал делался за три с половиной копейки. К примеру, все костюмы шли из подбора. На Наталье Гундаревой просто зашивали платья: зашьют, она смену отработает – распарывают. Все мы работали там только за эфир, он действительно стоит дорогого.
– Ещё бы, приносит известность! – Ну да, известность на самом деле пришла, однако, несмотря на неё, я потом пять лет не снимался. Но зато моя театральная история потихоньку стала набирать счастливые обороты. Появились спектакли в Театре-студии под управлением Олега Табакова, в Театре Наций, параллельно я был приглашён в МХТ, где и теперь играю в нескольких спектаклях. Да и к кинематографу у меня нет никаких претензий, всё-таки за спиной уже более шести десятков фильмов и сериалов.
– Не говоря уже о дубляже и озвучании бесчисленного количества кинофильмов, телепрограмм, компьютерных игр и аудиокниг. – Между прочим, в своё время я не прошёл сорок восемь кастингов по голосу. Зато теперь продажа собственного голоса стала второй профессией. – И если на этом поставить точку, на сегодняшний день вы своей жизнью довольны и менять в ней ничего не желаете? – Никогда не надо ставить точек. Это плохой знак. Самый лучший – многоточие, он предполагает массу вариантов продолжения. Что же касается моей сегодняшней жизни, то я искренне считаю её вполне счастливой.
Расспрашивала Татьяна ЗАЙЦЕВА Фото: Fotolia/PhotoXPress.ru
В этом году исполняется 20 лет с того момента, как Виталий ЕГОРОВ поступил в школу-студию МХАТ и буквально тогда же он впервые вышел на сцену «Табакерки». С того времени он стал одним из самых занятых и обожаемых зрителями актеров труппы, а два года назад в карьере актера произошел неожиданный поворот – он начал педагогическую карьеру. Корреспонденту «НИ» актер рассказал о том, почему ему страшно играть на сцене со своими учениками, и о том, как он снялся в главной роли без слов.
– Виталий, вас знает широкий зритель по роли Милко в сериале «Не родись красивой» и еще по паре десятков сериалов. Странно, что актера, столь востребованного в театре, почти не увидишь в кино…
– Мне кажется, большой кинематограф – не моя история. Может, потому, что я сильно разборчив – порой слышу: «Хотели тебе предложить, но не решились…» Но вот в прошлом году я снялся в замечательной истории под названием «Все о нем» по книге «Обет молчания». У нас там дуэт с Сергеем Жигуновым, которого я просто открыл для себя как замечательного актера. Причем я играл человека, который дал обет молчания, и за весь фильм у меня пара фраз всего. И это было здорово! Потому что фильм снимал режиссер, у которого я бы и бесплатно снимался. Криштофович Вячеслав Сигизмундович – интеллигентнейший, прелестнейший человек. Я и студентам все время говорю: «Ребяточки! Развивайте в себе вкус, не будьте пошлыми, будьте интеллигентными!» Вообще, ученики сегодня мне более интересны, чем даже театральные роли, не говоря уж о кино.
– Ваши ученики – из актерского колледжа Олега Табакова. Но Табаков вам предлагал преподавать и в Школе-студии МХАТ – почему вы так долго сопротивлялись?
– Не решался, боялся ответственности. Теперь вижу: даже не понимал, какая это ответственность. Мне ужасно нравится преподавать. Хотя возраст сложный 14–16 лет, они поступают после 9-го класса. Первый месяц после поступления они «на карантине» – не выходят в город, потому что – маленькие, Москвы не знают, у них нет студенческих билетов. Охрана, круглосуточные воспитатели. Даже москвичи домой отпускаются только на воскресенье. Если выходят за территорию, то только до 23, записываясь, чтоб охрана знала…
– То есть воспитательному моменту приходится уделять больше времени, чем в случае со взрослыми студентами?
– Воспитательный процесс в актерской профессии – многосложная история. Это такое воспитание, которое не нарочито, но в процессе занятий и репетиций подразумевается. Но они – улавливают. Вот недавно было грандиозное событие – мы с дипломными спектаклями были на гастролях в Саратове (Юрий Кравец поставил с учениками спектакль по Рощину «Про любовь», а я – по Астафьеву «Пастух и пастушка»). И был аншлаг, и зрители стоя аплодировали. Но мне как педагогу было особо приятно, когда люди из Саратовского театра говорили: «Боже, какие воспитанные, прекрасные дети! Они не войдут, куда нельзя, они знают, что нельзя трогать кулисы…». И, репетируя со своими студентами на сцене Табакерки «Школу жен», я видел, что могу им уже чего-то и не говорить – они знают, как надо общаться, чего они могут, а чего – нет, что должны…
– Актеры часто говорят о том, как страшно играть рядом с учителем. А вам не страшно играть вместе с учениками?
– С учителем мне не страшно! Страшно как раз с учеником! Понимаешь, что ты требуешь от них того, что у них получается слету, а сам ты так сразу не можешь. Мне вообще кажется, что на их горящем глазу и молодой энергии держится этот спектакль. И тебя это подхлестывает, подстегивает, думаешь: «Надо соответствовать!» Я играю всего лишь «резонера», друга главного героя Арнольфа, бесконечно спорящего с главным героем о том, стоит ли жениться и можно ли избежать «рогов». А вот у моего ученика Павла Шевандо – роль героя-любовника!
– Все преподаватели колледжа – люди одной школы. Нет интереса «вкрапить» представителей иных направлений в театре?
– Я думаю, что нежные детские души стоит поберечь. Сначала надо научить каким-то более серьезным вещам. То, что сегодня видишь в так называемом экспериментальном театре, наши студенты сделают за полрепетиции или за репетицию. Мы пытаемся научить тому, чему меня учили Лобанов и Табаков в Школе-студии, – тому, что можно применить везде. Не говоря уже об ультрамодных режиссерских экспериментах. Наши студенты, репетируя в МХТ или в Табакерке, понимают, что актеру надо уметь что-то делать самому. А у некоторых режиссеров не «что-то», а почти все. Я – сторонник традиционного русского театра, артист которого универсален. Мне подарил свою книжку «Актер и мишень» Доннеллан (я получил огромное удовольствие от работы с ним над спектаклем «Три сестры») – так вот там он, по сути, рассказывает систему Станиславского!
– У вас по 6–7 спектаклей в месяц плюс почти круглосуточная занятость в колледже. Когда успеваете побыть отцом двоих дочерей?
– Иногда неделями видимся только утром, а вечером – обнимаю спящих детей. У супруги выражение появилось: «Ты снова к чужим детям?» Я сначала так и говорил: «Еду к детям». Потом супруга попросила: «Ты хоть при старшей дочери не говори, что к чужим детям едешь!» И я стал говорить: «Еду к студентам!».
– У них единственный выход – поскорее вырасти и поступить к вам в колледж…
– Старшая ходит в музыкальную и балетную школу – в свободное от детского сада время. Судя по рвению, подозреваю, что она будет больше связана с музыкой, чем с балетом. Впрочем, в колледже ей тоже нравится, она перезнакомилась со всеми студентами.
– А на ваше знаменитое хобби – домашние цветы – время остается?
– Остается! Я к тому же еще и сад посадил. Дом еще не готов, но сад растет. И он уже перезимовал – вместе с экзотическими абрикосами, виноградом и тутовым деревом…
СПРАВКА «НИ»
Актер Виталий ЕГОРОВ родился 20 декабря 1968 года в городе Корсунь-Шевченковский (Черкасская область Украины). В 15 лет поступил на кукольное отделение театрального училища в Днепропетровске. Работал в Одесском музыкально-драматическом театре. В 1994 году окончил школу-студию МХАТ (курс Олега Табакова). С 1993 года состоит в труппе Театра-студии под руководством Табакова. Среди его работ в кино – сериал «Не родись красивой» (дизайнер Милко), «Антикиллер», «Бумер. Фильм второй», «Московская сага». На театральных подмостках Егоров запомнился ролями Мышкина в «Идиоте», Барона в «На дне», Подколесина в «Женитьбе» и другими.
Впечатлившись очередной ролью замечательной Ксении Раппопорт (вчера посмотрела "Ладогу"), пошла читать о ней в Гугле. И нашла новые факты биографии актрисы. Актриса Ксения Раппопорт стала лауреатом актерской премии имени Владислава Стржельчика. От души поздравляю с премией! Ведущий церемонии Премии Стржельчика - 2014, народный артист России Валерий Дегтярь
Впрочем, в этом году Премия Стржельчика стимулировала память и другого рода. Спонтанный по обыкновению сценарий в связи с последними событиями вырулил еще на одну дату – 70-летие полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады. Некорректный вопрос, заданный известным телеканалом, стимулировал показательную и отрадную реакцию общества: не называя этот телеканал из уважения к его принципиальной и независимой позиции, люди культуры самыми разными способами стремятся обозначить свой ответ – выложить в социальной сети блокадные семейные реликвии, опубликовать рассказ кого-то из родственников-блокадников, просто поздравить друг друга с датой. И обычно размеренный ритуал вручения премии Стржельчика, далекий от газетной актуальности, весьма радикально уклонился в сторону блокадной темы. Начать с того, что в качестве зачинщика церемонии был приглашен Александр Городницкий, который ребенком с сентября 1941 по апрель 1942 года находился в Ленинграде.
Александр Городницкий на церемонии вручения Премии Стржельчика
На первый взгляд, блокадная тем не слишком рифмовалась с кадрами Стржельчика в ролях, но когда на сцену поднялась Алиса Бруновна и в качестве одного из аргументов в пользу нового лауреата сказал, что Владиславу Игнатьевичу этот лауреат непременно понравился бы, потому что в нем сочетается – что в наши дни случается редко – талант и красота, подумалось, что и блокадная история Стржельчику бы понравилась бы. Я даже отлично представляю себе, как импозантный Владислав Игнатьевич мог бы не без своей фирменной ироничной эксцентрики, но и с непременным вызовом прочитать упомянутый выше стих Городницкого. До того, как прозвучало имя главного, актерского лауреата, зал бурно аплодировал лауреату в номинации «Благодарности». Доктору-офтальмологу, заслуженному врачу России Эмме Сапегиной, на протяжении многих лет помогающей театральным работникам, не только актерам, награду и букет вручили сразу три народных артиста России: Михаил Боярский, Сергей Паршин и Николай Мартон.
Наконец, приглашенная к микрофону для объявления решения жюри Алиса Бруновна произнесла с удивительно точным попаданием в сегодняшнюю интонацию, мгновенно сняв всякий пафос: «Вот что я должна сказать? А должна…». И сказала. Что думала. В частности, что, несмотря на «аномальные морозы и аномальную режиссуру, воцарившуюся много где, наше актерское поле продолжает родить». Сказала про крепкую школу, пластичную душу и невероятную скромность нового лауреата, предположив, что именно в связи со всеми этими достоинствами скромная премия Стржельчика будет ей далеко не безразлична. И назвала Ксению Раппопорт.
Алиса Бруновна Фрейндлих - бессменный член жюри Премии Стржельчика
И поднявшаяся на сцену замечательная Ксения эту интонацию подхватила – школа ведь проявляется не только в спектаклях, но и вот в таких непростых для актера ситуациях, требующих импровизации. Обладатель бессчетного множества премий, в том числе и премии Венецианского кинофестиваля, и премии Станиславского, Ксюша объявила, что главной для нее всегда будет премия Стржельчика, потому что эту награду ей присудили люди, которые являются для актрисы Богами: «Так посмотрели с небес на землю - и увидели меня». И, как ни странно, и Ксюшины слезы, и слова о богах и кумирах, которые из уст чиновников звучат не то чтобы фальшиво, но по-идиотски, из уст прекрасной актрисы и просто красавицы прозвучали так, что Эраст Гарин, пожалуй, тут захлопал бы в ладоши и с детским удивлением констатировал бы: «Она говорит искренне!» И был бы прав. Потому что все свои призы за актерское мастерство Раппопорт получила по заслугам – в чем ее точно не упрекнешь, так это в сценической фальши.
Ксения Раппопорт, лауреат Премии им. Владислава Стржельчика - 2014
Сказала Ксения и некоторые концептуальные вещи – об иной плотности воздуха в спектаклях полувековой давности с участием Стржельчика и его коллег: «Мы этот воздух хватаем губами, чтобы идти и что-то делать дальше». И это тоже очень верный образ, потому что театральный ритм – это не скорость произнесения текста, это, в том числе, и ритм актерского дыхания в образе. И если Ксения считает, что воздух, сохранившийся на пленке - то, что помогает установить реальную связь с прошлым, ей виднее. Главное – импульс двигаться дальше. Да, прав Городницкий, «дворцы и каналы на месте, но прежнего города нет», и нет прежнего, товстоноговского БДТ, но это не повод не испытывать ничего кроме ностальгии. Потому что уже есть спектакль «Алиса» Андрея Могучего на Новой сцене БДТ, умный, смелый, созданный в современной эстетике, но в котором гвардия кумиров во главе с уникальной Алисой Фрейндлих работает так, что всем, кто всерьез занимается театром, надо бежать на спектакль и напитываться его воздухом, пока это, к счастью, можно сделать непосредственно. Как стоит идти и смотреть на саму Ксюшу Раппопорт в БДТ и МДТ. - И я, конечно же, поздравляю всех с 70-летием снятия блокады, - последнее, что сказала в микрофон Ксения, четко закольцевав сюжет вечера. Жанна Зарецкая, «Фонтанка.ру» Справка «Фонтанки» Премия им. В.И.Стржельчика учреждена в 1998 году, вручается с 1999. Считается одной из самых престижных и независимых театральных премий. Автор художественного проекта и его продюсер – Нелли Аркадьевна Бродская (художественный руководитель питерского Дома Актёра, отделения СТД РФ). Постоянное жюри состоит из троих - это Людмила Павловна Шувалова-Стржельчик, Алиса Бруновна Фрейндлих и Олег Валерианович Басилашвили, который после ухода Кирилла Юрьевича Лаврова заступил на его место. Премию может получить как дебютант, так и заслуженный артист, как один человек, так и несколько. Премия присуждается только тем, в чьем творчестве, по мнению жюри, очевидны масштабы дарования, широта артистического диапазона, сценическая культура, подлинная духовность и самоотдача в работе. За несколько лет ее существования не было даже намека на интригу или угодничество. В разные годы лауреатами премии становились: Эра Зиганшина, Андрей Толубеев, Андрей Краско, Елена Попова, Наталья Фиссон, Михаил Боярский, Сергей Дрейден, Игорь Иванов и многие другие замечательные петербургские артисты. Премия вручается по разным номинациям (в зависимости от решения жюри): "Актер театра и кино", "Сценический дебют", "Актерский ансамбль", и, очень необычная среди театральных наград, "Учитель". Вручение премии происходит каждый год - 31 января, в день рождения В.И.Стржельчика.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1035
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 03.02.14 00:12. Заголовок: Алка пишет: Премия ..
Алка пишет:
цитата:
Премия Стржельчика выбрала Ксению Раппопорт и ответила «Дождю»
Замечательная премия и с ювелирной точностью выбранный лауреат! Очень люблю Ксению Раппопорт. Просто очень.
Отправлено: 04.02.14 02:26. Заголовок: Рада за нее, замечат..
Рада за нее, замечательная актриса! Умничка! Я тоже впечатлилась ее ролью в "Ладоге".
Eugenia
администратор
Сообщение: 1044
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 04.02.14 05:40. Заголовок: В "Новых Извести..
В "Новых Известиях"- очень интересное и - да, тоже неожиданное! - интервью с Анатолием Адоскиным:
Актер Анатолий Адоскин: «Все значительные события у меня происходят, когда я переживаю крах»
МАРИЯ МИХАЙЛОВА
Анатолий Адоскин, который в минувшем году отметил 85-летие, уже более 50 лет работает в Театре имени Моссовета и успешно снимается в кино. Но сам актер главным в своей жизни считает исследовательскую работу, изучение творчества поэтов пушкинской поры. О том, с чего началось его увлечение литературоведением, Анатолий АДОСКИН рассказал «НИ».
– Анатолий Михайлович, вы ведь не только актер, но и исследователь, пушкинист…
– Да, так случилось в моей жизни. Я не знаю, кто я больше… Для меня самое важное, что я стал заниматься литературой, и то, что мне все-таки удалось на нашем телевидении сделать довольно много работ о пушкинской эпохе, о пушкинских друзьях. Как только я занялся Александром Сергеевичем, сразу какие-то ангелы слетелись… Это меня привело к дружбе с совершенно замечательными людьми – пушкиноведами, философами – с Эйдельманом, с Рассадиным, с Карякиным и т.д. Они очень мне помогали и, можно сказать, были моими кураторами. И то, что это все в моей жизни случилось, может быть, как-то меня оправдывает… Театр и кино – нет. Ну, лицедейство никуда не денешь, но я считаю основным то, что я соединил профессию актера с сидением в архивах над документами, актерство и филологию. Я думаю, что это боги мне послали…
– Вы много времени уделяете архивной работе в музеях?
– Да, и с тех пор возникла моя дружба с музейными работниками. Это совершенно замечательные люди! Скажем, когда я занимался Баратынским, я ездил в Мураново и все там, можно сказать, «пощупал» руками. И все, что связано с домом на Мойке и что связано с Царским Селом… Все, кто там работал, так замечательно относились ко мне, что они мне позволяли очень многое. Однажды в Царском Селе, в Лицее, мне вдруг из каких-то конфетных коробок вытащили перстень Пушкина и говорят: «Наденьте-наденьте!», я всячески отбивался, но они мне его все-таки надели! Знаете, ощущение было совершенно невероятное… А какое ощущение, когда читаешь в доме на Мойке! Причем я понял, что там нельзя читать вообще. Там можно играть музыкантам, а читать стихи и композиции – нельзя! Во-первых, когда начинают в одну из пушкинских комнат затаскивать банкетки, чтобы люди расселись, сразу меняется атмосфера. Поэтому читать там очень трудно…
– А в Лицее атмосфера подходит для выступлений? Там вам легко читается?
– В этих священных местах читается везде трудно… Допустим, в Лицее читать в этом зале, где стоял Пушкин и где присутствовал Державин, невероятно трудно! Во-первых, там даже акустически очень тяжело просто разговаривать. Там хорошо звучит музыка, хор хорошо звучит, а голос очень «тяжелый». И опять-таки когда туда натаскивают банкетки и рассаживается публика, атмосфера меняется. Но там, кстати, у меня произошел совершенно уникальный случай, когда я читал свою программу о Кюхельбекере. У меня в программе есть такой момент, когда Кюхельбекер в ссылке получает письмо от сестры, где на конверте изображен лицей. И он вдруг начинает говорить: «Боже мой, я же все это помню! Я помню, как я там на этом полу танцевал вместе с Пушкиным! Причем он-то считал, что он замечательно танцует, а на самом деле он танцевал ужасно, а я танцевал хорошо…» И вот я стою на этом паркете, в этом зале и произношу: «Я помню, как мы ходили там в церковь и пели там на клиросе. И голоса их и поныне отзываются в моем сердце…» И вдруг, как только я произнес эти слова, в этом огромном лицейском зале начали громко тикать часы и раздался их перезвон. Это было какое-то волшебство…
– А с чего началось ваше увлечение литературоведением и пушкинским временем?
– Понимаете, ведь все в жизни предназначено и в то же время все зависит от случая. Очевидно, это было мне предназначено… Причем я заметил, что все значительные события и открытия у меня лично происходят тогда, когда случаются очень большие провалы. Когда в своей профессии и в жизни я переживаю крах. Когда кажется, что все, что было сделано, – неправильно. И когда нужно находить из этого выход, вот тогда что-то происходит. Происходит прощание с тем, что было неправильным и ненужным. Это дает какой-то толчок к началу нового… Дело в том, что я когда-то долго работал в Театре Моссовета, потом я ушел оттуда в «Современник». Потом я ушел из «Современника» к Эфросу в Театр Ленинского комсомола, а потом театр разогнали, и я остался ни у кого, в полном одиночестве. Я понял, что мне нужно как-то спасаться самому. Я опять вернулся в Театр Моссовета, и с тех пор я в этом театре уже 45 лет. Когда я вернулся, в Театре Моссовета Завадский ставил свой удивительный спектакль по произведениям Достоевского «Петербургские сновидения», где играли Бортников, Марков… И на спектакль был приглашен консультантом замечательный философ и филолог Юрий Федорович Карякин. Он был грандиозным «достоевсковедом»! Кстати, ведь сначала он писал речи для венгерских коммунистов и т.д. Это была университетская плеяда замечательных людей, которые занимались политикой, но он увлекся Достоевским и бросил все! И вот он бывал на репетициях у Завадского и потрясающе интересно говорил о Достоевском и вообще о жизни. Я почувствовал огромный интерес и доверие к нему. И хотя мы совершенно не были знакомы, я однажды подошел к нему и попросил у него совета, рассказал о своих проблемах и исканиях, о том, что хочу что-то сделать, но не знаю, с чего начать… А это был год 150-летнего юбилея восстания декабристов на Сенатской площади, и я ему сказал, что очень интересуюсь декабристами, что чувствую, что эти персонажи, если их можно так назвать, мне чем-то близки. Он меня спросил: «А вы можете работать поздно ночью?» Я сказал: «Конечно!» «Хорошо. Приходите ко мне», – сказал он. И когда я к нему пришел, он сказал: «А что вы раздумываете? Вы – вылитый Кюхельбекер!» И с этого все и началось…
СПРАВКА
Анатолий АДОСКИН – народный артист России, родился в 1928 году. В 1943 году Адоскин был принят в драматическую студию Театра имени Моссовета под руководством Юрия Завадского, которую окончил в 1948 году и затем был принят в труппу Театра Моссовета, где работает и сегодня. Также играл в театрах «Современник» и «Ленком». На телевидении и радио выступал с авторскими передачами, посвященными творчеству русских поэтов и писателей: «Что, мой Кюхля?», «Мой первый друг» (Иван Пущин), «Мой милый Саша» (Одоевский), «О, Дельвиг мой!», «В. А. Жуковский», «Жил поэт Баратынский», «Последний день Лицея», «Наш доброжелатель Козьма Прутков», «Чудотворец Батюшков». В кино Анатолий Адоскин дебютировал у Владимира Венгерова в фильме «Два капитана». Играл в комедиях «Девчата», «Семь стариков и одна девушка», но всегда отдавал предпочтение философской драме: «Наши соседи» (Размыслович), «Часы остановились в полночь» (Бушман), «Любовью надо дорожить» (Костя), «Человек ниоткуда» (Миша), «Черная чайка» (Антонио).
Владимир Меньшов: «Я до сих пор с замиранием сердца смотрю заставку с рабочим и колхозницей»
Ольга Галицкая
На юбилей «Мосфильма» пришла вся киноэлита страны. Здесь были режиссеры Карен Шахназаров, Владимир Меньшов, Сергей Соловьев, Светлана Дружинина, Николай Лебедев, Алла Сурикова, Наталья Бондарчук, Николай Бурляев, Вадим Абдрашитов. Пришли артисты Олег Табаков, Владимир Зельдин, Вера Алентова, Алена Бабенко, Светлана Немоляева, Александр Ширвиндт, Олег Басилашвили. И операторы Анатолий Петрицкий, Николай Немоляев, Анатолий Мукасей. А собрал всех вместе минувшим субботним вечером Эльдар Рязанов — в своем популярном киноклубе на юго-западе столицы, который носит его имя.
Генеральный директор студии Карен Шахназаров блистательно справился с ролью конферансье и старался всем дать слово для воспоминаний и поздравлений, но задача оказалась трудновыполнимой. 90 лет славного пути нашей кинофабрики, создавшей золотой запас отечественного кино, сложно поместить в один вечер.
А звездных гостей охватила бесконечная ностальгия.
— В 1947 году была денежная реформа, мама выдала мне новый рубль, я купил билет на утренний сеанс и впервые увидел прекрасную эмблему студии — памятник рабочему и колхознице, с замиранием сердца смотрел, как камера делает круг и возникает надпись: «Мосфильм», — поделился оскароносец Владимир Меньшов. — С тех пор у меня каждый раз замирает сердце, когда я вижу эту заставку, я всякий раз уверен, что увижу что-то необыкновенное.
Вера Алентова напомнила, что 34 года назад, в год московской Олимпиады, 11 февраля состоялась премьера фильма «Москва слезам не верит»:
— Я не считаю себя киноактрисой, вся моя жизнь связана с театром, но роль Кати Тихомировой позволила мне побывать во многих странах, увидеть весь мир, это мое актерское счастье и везение.
— Вначале объединили две частные дореволюционные киностудии — Ханжонкова и Ермольева, они обосновались в деревне Потылиха, где и находится нынешний «Мосфильм», — напомнил историю студии сам генеральный директор. — В январе 1924 года появилась первая продукция объединения: фильм Бориса Михина «На крыльях ввысь». Название «Мосфильм» родилось в 1931 году, в 1947 году на экраны вышла «Весна» Григория Александрова, где впервые возникла легендарная, узнаваемая во всем мире эмблема студии с изображением скульптуры Веры Мухиной. За 90 лет на «Мосфильме» снято более 3,5 тысячи картин. Рекордсмен по поставленным на студии картинам — Эльдар Александрович Рязанов. Их 28!
Память о суровых директорах советской студии сегодня окрашена в теплые тона.
— Николай Досталь снимал свой первый фильм «Шура и Просвирняк» по моему сценарию, — делился кинодраматург Александр Бородянский, который 3 февраля отметил свое 70-летие. — Тогдашний директор студии Николай Сизов — бывший генерал милиции и убежденный сталинист — сценарий ругал, говорил: тут убрать, тут изменить. Мы понуро соглашались, хорошо, Николай Трофимович, скажем группе, что вам не нравится. Он вскинулся: «Зачем? Скажите, Сизов одобрил. Мне ни один сценарий в жизни не нравился, так что же — «кина», что ли, не должно быть?»
И кино снималось, несмотря ни на что. Порой самое неожиданное. Об этом поведал Александр Ширвиндт — с присущим ему умением так шутить с невозмутимым лицом, что все падают от хохота: «В начале 90-х вдруг пришло приглашение от итальянского режиссера сняться в фильме «Осада Венеции». Утвердили Иннокентия Смоктуновского, Всеволода Ларионова, Сашу Абдулова и меня. Кеша сказал, что будет два договора — мосфильмовский и итальянский, ведь, ясное дело, сниматься поедем в Италию. Когда мы собрались уже в Венецию, пространство около мосфильмовских гаражей залили водой, приволокли гондолы, на нас напялили рясы, и мы плавали в этой луже. Мимо шел Сергей Бондарчук, наклонился ко мне и спросил: ребята, как вам наша Венеция? Тут я понял, что «Мосфильм» — великая организация, может все.
Легендарный директор фильмов Георгия Данелии Николай Гаро рассказал, как вдруг стал артистом, сыграл господина ПЖ, перед которым делают «два раза ку» персонажи фильма «Кин-дза-дза».
— Мы сидели в пустыне на съемках, Данелия лично приклеивал детали к декорациям, а клея было мало — тогда абсолютно все было дефицитом. Работа шла медленно, мы не могли вызвать Ролана Быкова, утвержденного на роль ПЖ по высшей актерской ставке. Вдруг Гия говорит мне: ты сыграешь. Так я попал в кадр.
Олег Табаков вспомнил свою первую роль — в фильме Михаила Швейцера «Саша вступает в жизнь» и как режиссер прошел с ним линию Николая Ростова, просто так — лишь для того, чтобы молодой артист лучше понял современного героя, опираясь на классику. Но ничто в жизни не случайно. Прошли годы, и Табаков сыграл в «Войне и мире».
— Скоро мне стукнет 80, у меня два театра, актерская студия, четверо детей, пятеро внуков, младшей дочери Маше 7,5 года, и я еще надеюсь многое успеть, — бодро доложил Олег Павлович.
Про круглые даты говорили много. 40 лет на «Мосфильме» Карен Шахназаров, 55 лет провел на студии главный оператор «Войны и мира» Анатолий Петрицкий, 60 лет — Николай Бурляев, который начал сниматься еще ребенком. Как и Светлана Дружинина, мечтавшая стать балериной. Но мир кино закружил ее, когда в 1953 году красивую девочку пригласили сняться в первом выпуске киножурнала «Фитиль». Кстати, Светлана Сергеевна собирается вспомнить актерскую профессию и сыграет главную роль в новом мини-сериале. Съемки пройдут на «Мосфильм».
Закончили вечер, как и полагается, песней. «Друга я никогда не забуду, если с ним подружился в Москве», — спел без фонограммы классический хит из советской киноклассики «Свинарка и пастух» Владимир Зельдин. Артист, который старше «Мосфильма», — ему 99.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1072
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 10.02.14 02:03. Заголовок: И в "Новых Извес..
Династия Немоляевых-Лазаревых украсила историю «Мосфильма»
ОКСАНА ГАВРЮШЕНКО
В киноклубе «Эльдар» в рамках «мосфильмовской» ретроспективы состоялся вечер «Династия», посвященный семье Немоляевых-Лазаревых. «Эта семья просто брызжет талантами», – сказал на творческом вечере режиссер Эльдар Рязанов.
Династий в артистической среде немало, но даже в этом ярком творческом мире уже четыре поколения Немоляевых-Лазаревых – отдельная глава. В том числе в летописи киноконцерна «Мосфильм», с которым была связана трудовая биография родителей актрисы Светланы Немоляевой – режиссера и сценариста Владимира Немоляева и его жены, звукооператора Валентины Ладыгиной. Здесь снимались в любимых фильмах (или, как говорят сегодня, зрительских хитах) Александр Лазарев и Светлана Немоляева, их сын Александр Лазарев-младший. Его дочь Полина уже три сезона работает в Театре имени Маяковского, с которым всегда будут связаны имена дедушки и бабушки.
23-летняя Полина (сейчас она репетирует в театре роль Ларисы Огудаловой) замечательно поет, и романс в ее исполнении очень украсил теплый семейный вечер в «Эльдаре».
На сцене присутствовали Светлана Немоляева и ее брат, известный оператор Николай Немоляев. Они родились на Плющихе, а кинематограф в семье стал просто жизнью, другого пути дети киношников зачастую и не знают. И тут все сложилось органично, естественно и к радости зрителей. Блестящая актриса Светлана Владимировна, в богатой фильмографии которой трудно выделить какую-то одну особенную роль, в нежном детском возрасте впервые появилась на экране – в комедии Константина Юдина «Близнецы». Позже ее можно было увидеть в фильме-концерте Григория Александрова «Человек человеку». В 1970-е появились «Служебный роман», «Гараж» (ну кто не помнит жену Гуськова!), «О бедном гусаре замолвите слово» – те самые хиты Эльдара Рязанова.
Вспоминали на вечере, конечно же, Александра Сергеевича Лазарева, смотрели фрагменты из фильмов и спектаклей с его участием. Вспоминали красивого человека, яркого актера, с удивительной фактурой, ставшего примером верного служения одному театру, одной женщине. «Саша был так одарен… Он не знал фиаско. Когда его приглашали сниматься, то утверждали без проб», – рассказывала Светлана Владимировна. Легендарный Охлопков, тогдашний главный режиссер Театра имени Маяковского, не пустил актера на съемки, когда тот, юный и простодушный, заявил, что его пригласили в картину «Ловцы губок». В театре карьера только начиналась… Тот же Охлопков позже говорил: «Саша, у тебя один поворот глаз – уже мизансцена». Но уже через год, в 1961-м, случился «Вольный ветер» Трауберга (по одноименной оперетте Дунаевского), и лицо Александра Лазарева запомнилось зрителям с этой его первой работы на «Мосфильме». В этой же картине в эпизодической роли монахини снялась Светлана Немоляева.
Актерскую пару редко снимали вместе. На вечере показали фрагмент из черно-белого телефильма «Такая короткая долгая жизнь», где сыграли Лазарев и Немоляева.
А зрителям вспомнились и другие совместные работы в кадре. Незабвенная пара из картины Петра Тодоровского «По главной улице с оркестром» – завкафедрой Романовский и его супруга. Эпизодическая сцена, а сколько в ней юмора, даже сатиры! Этакие цинично-равнодушные, озабоченные здоровым образом жизни люди, замкнутые на себе. Никаких детей («Упаси боже!»), никаких тревог и переживаний… Образчик конформизма, а ведь это фильм 1986 года. Кстати, в СССР его посмотрели 9,7 млн. зрителей. Вот такие тогда бывали бокс-офисы.
Были еще сериалы. Например, в «Голубке» Лазарев с Немоляевой сыграли супружескую пару. Был украинский сериал «Когда ее совсем не ждешь». Ну и вся троица отец-мать-сын сыграла семью в фильме Александра Абдулова «Бременские музыканты».
Анастасию Немоляеву, дочь Николая Немоляева и племянницу Светланы Владимировны, зрители запомнили по фильму Карена Шахназарова «Курьер». Настя сыграла свою ровесницу, и в ее героиню тогда были влюблены все старшеклассники горбачевской эпохи. На вечере показали фрагменты и «Курьера», и фильмов «Старый Новый год» (там она снялась еще в 11-летнем возрасте) и «Интердевочка» (тоже незабвенная Лялька). Настя Немоляева сегодня успешный дизайнер мебели и интерьера.
Широко известна история, как благодаря Насте в фильм пришел Федя Дунаевский. Анастасия интересно рассказывала о киношном детстве, где нелюбимым видом досуга был лагерь «Экран», а самыми познавательными, конечно же, киноэкспедиции совместно с отцом-оператором. Пять лет в Театре на Малой Бронной у Сергея Женовача.. Но сегодня кино и театр для нее явно хобби. Хотя с будущим мужем Настя встретилась на съемках совместного российско-японского фильма, где тот работал переводчиком.
«Старики-разбойники», «Тихие омуты», «Ключ от спальни» – эти фильмы Рязанова снимал оператор Николай Немоляев. А еще под камерой Николая Владимировича оживали и «Обыкновенное чудо», и «Покровские ворота», и «Не стреляйте в белых лебедей», и «Курьер», и «Город Зеро», и многие другие замечательные фильмы прошлых лет.
Эльдар Рязанов верно заметил, что помимо того, что кино – искусство коллективное, талантливая семья также очень важна для кинопроцесса. Показательный пример – Немоляевы-Лазаревы. О себе же Эльдар Александрович рассказал, что свою жизнь он с «Мосфильмом» связал с 1954 года и 22 из 28 его фильмов были сняты на легендарной студии: «Так что «Мосфильм» для меня и папа, и мама, и братья, и сестры, тети-дяди, бабушки-дедушки»...
Eugenia
администратор
Сообщение: 1086
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Предгастрольное интервью с Александром Домогаровым в минском выпуске"Аргументов и Фактов":
Александр Домогаров: «Надеюсь, никогда не сыграю роли, которые не нравятся»
Инна Валевская
В преддверии гастролей в Минске народный артист России Александр ДОМОГАРОВ ответил на вопросы, которые задали читатели «АиФ».
15 февраля на сцене Дворца Республики российский театр им. Моссовета покажет музыкальный спектакль «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда». Сразу две главные роли: благородного ученого доктора Джекила и его антипода - исчадия ада мистера Хайда - исполняет Александр Домогаров.
- Александр Юрьевич, о жанре бродвейского мюзикла мечтают многие артисты. Когда вы узнали, что роль Джекила - для вас в этом спектакле, как отнеслись к перспективе петь?
- Я могу рассказать предысторию… Как-то режиссер Павел Осипович Хомский спросил меня: «Ну что будем делать?» Два года у меня в театре не было премьер, и надо было что-то придумать. Была идея поставить «Тень» Шварца - этого в театре давно никто не делал. Когда-то был замечательный спектакль с Олегом Ивановичем Далем. Другое дело, что пьеса, конечно, устарела. «Давайте сделаем спектакль, давайте напишем либретто в стихах и споем!» Павел Осипович покивал-покивал и уехал в Америку к детям… Приехал, привез кассету, и мы, закрывшись у него в кабинете, смотрели это действо - «Странную историю…».
Я помню одно: голос у главного героя был очень хороший… Партия мощная! Я подумал: «Как это?» Я никогда в жизни так не пел. Нет, пел, но для себя, какие-то песенки…
Постепенно я начал работать, потом была идея записать всем «плюсовую» фонограмму, чтобы была на всякий случай. Потом мы все вместе пришли к выводу, что если это сделаем, то волей-неволей начнем ею пользоваться иногда. А «иногда» может с каждым разом становиться все чаще и чаще. Поэтому мы решили отказаться от этой пагубной идеи и записали только хоровые фонограммы. Все остальное - это чистый звук. Вот какой сегодня голос, как он скрипит… Видите, у меня стоят таблетки кальция? Минимум пять-шесть таблеток за спектакль я «всаживаю» в себя, когда понимаю, что голос «не звучит». Двух таблеток мне хватает на час, еще двух - снова на час… Тогда я живу. Вот поэтому и чистый звук…
- Видели ли вы зарубежные постановки о Джекиле и Хайде?
- Я слышал практически все: немцев, австрийцев, англичан, испанцев. Этот мюзикл, как только его показали на Бродвее, сразу пошел по заграницам.
Наш спектакль - не калька. Это самостоятельная постановка, которая во многом отличается от решений немецкого, английского, американского спектаклей. Хотя надо отдать должное американцам: они делают свою работу искусно, и многое из того, что они воплотили в жизнь, лучше их не придумаешь…
В нашем спектакле тоже есть созданные нами элементы: мы, например, взяли от немцев звучание, несколько партий поменяли местами, что-то убрали, что-то добавили. Есть и похожие вещи, но это, повторюсь, не калька. Классика и современность
- Сегодня много спорят, какие пьесы ставить в театре. Либо показывать проверенную временем классику, либо искать новых авторов и новые формы. Вы консерватор или открыты новым веяниям?
- Театр, мне кажется, на то и театр, чтобы обращаться и к классике, и к современной драматургии. К сожалению, хорошей современной драматургии сегодня мало. По мне, так ее вообще нет. Я не знаю, чем это обусловлено: может быть, нашей жизнью, может быть, нашими куриными мозгами…
В XIX - начале и середине XX века люди поднимали, как мне кажется, более глобальные проблемы, мыслили другими категориями. Хотя повторяю: театр должен и экспериментировать, и возвращаться к классике, потому что, как ни странно, классику сегодня поставить может быть гораздо сложнее, чем современную драматургию. Гораздо сложнее вернуться к азам, к школе, хотя бы элементарному прочтению. Если обратиться к произведениям великих классиков - Достоевского, Чехова - там непаханое поле!
- Над чем вам из последнего понравилось работать в театре?
- Моя последняя работа - в спектакле «Три сестры» с Андреем Сергеевичем Кончаловским. Кстати, что касается прочтения классики: мы не выкинули из пьесы ни одного слова. Это другой опыт для меня, хороший и серьезный: я никогда такого не делал в театре. Не могу сказать, что все давалось очень просто: наоборот, это, может быть, одно из тяжелейших испытаний для меня на сцене. Но выдержали… О ролях
- Скажите, пожалуйста, есть ли персонажи, которых вы принципиально не хотите играть, или, может быть, есть роли, которые никогда бы не вошли в ваш репертуар по каким-то причинам?
- Они не войдут никогда, если я не захочу! (Улыбается.) Я надеюсь, что в этом театре мне никогда не дадут играть те роли, которые мне не понравятся. Потому что, слава Богу, у меня сложились замечательные отношения с театром Моссовета.
Понимаете, заставлять себя ходить на завод и вытачивать каждый день болт, когда ты этого не хочешь, - это ужасно! В театре это невозможно, в театре этого нельзя делать. Это убийство профессии в актере. Театр - это не завод! Невозможно за 15 спектаклей-часов выточить 5 деталей!
- У вас интересная, запоминающаяся внешность… Много ли ролей вам не досталось именно из-за привлекательности?
- Море! Меня не утверждали на роли из-за внешности очень часто, почему-то считали, что не может герой так выглядеть. Особенно часто по молодости так происходило...
Eugenia
администратор
Сообщение: 1097
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 15.02.14 20:57. Заголовок: Очень понравилось ин..
Очень понравилось интервью с Олегом Меньшиковым! Ну, правда, разговаривала-то с ним - Татьяна Москвина.
Олег Меньшиков: «Человек обязан сопротивляться своему времени»
Знаменитый артист и художественный руководитель Московского драматического театра имени Ермоловой в гостях у читателей «Времени культуры».
Олег Меньшиков известен всем много десятилетий как актёр, но вот как художественный руководитель Театра имени Ермоловой он пока не известен. Эксперимент поставлен на живом человеческом теле, драма разворачивается на наших глазах. Олег, знаю твой свободолюбивый нрав и независимую повадку. Насколько публика может быть уверена, что эта история продлится, что в один прекрасный-непрекрасный момент ты не скажешь: «Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса»?
Я художественный руководитель, а ты теперь главный редактор журнала «Время культуры».
Как говорила Нина Заречная Косте Треплеву, «попали и мы с вами в круговорот…»
Я почитал первый номер журнала, в нём есть и про смену руководства московских театров – статья «умного зрителя». Там имеются неточности, связанные со мной. Сказано, что я снял все спектакли текущего репертуара, чтобы сделать ремонт, а всё совершенно наоборот. Я снял репертуар, потому что под этим репертуаром подписаться не мог. Я понимал, что играть это – преступление, и оставил только четыре спектакля. Потом мы начали репетировать – кто где: по залам, в декорационном цехе, по всем уголкам театра. И я подумал: раз время идёт, раз нам разрешили полгода ничего не играть, почему бы не сделать ремонт? И тут возникает ещё один вопрос. Наш мэр Сергей Семёнович Собянин рассказывает, что – вот, сделан ремонт в Театре Ермоловой… А Театр Ермоловой – он, конечно, сделал ремонт, но сделали его мои друзья на их деньги и на мои собственные. Департамент культуры правительства Москвы нам, безусловно, помогал, но в другом – дали деньги на новые спектакли и так далее. Я всегда был противником репертуарного театра и, в принципе, им остаюсь. Я, видимо, решил подрывать его изнутри! Что касается зрителей – они могут быть спокойны относительно моего места работы. Был у меня год назад отчаянный порыв уйти, который я усилием воли подавил. Я буду дальше пробовать делать это дело. Но у меня полное ощущение: государство кричит, что репертуарный театр надо сохранять, однако те люди, которые кричат, сами не понимают, что такое репертуарный театр и что в нём надо защищать и спасать. За что мы боремся? Вот Кирилл Серебренников хочет делать театр-клуб, я тоже когда-то говорил про клуб, но я имел в виду другое. Кто-то сказал: режиссёр – это интонация, театр – интонация. В «Мастерскую Фоменко» ходят, в общем, не выбирая названия, особо не выбирая автора, идут – в театр. Потому, что знают, что они там могут получить. Во всяком случае, при жизни Фоменко так было. Я бы хотел, чтобы Ермоловский театр – со временем! это годами вырабатывается, намаливается, – обладал таким театральным обаянием. Когда люди говорят: «Что сегодня вечером делаем?» – «А пошли в Ермоловский!» – «На что?» – «Не важно на что!»
Могу сказать, чего ты точно достиг. Люди могут сказать: «Пошли на Меньшикова!» – «На что?» – «Не важно на что!»
Это и хорошо, и плохо. С другой стороны, если я как актёр этого достиг, это скорее хорошо, а в чём тогда заключается смысл нашей профессии?
Я к тому, что не так важен порядок слов, который озвучивают те или иные деятели, будь то Серебренников или кто другой. Важен общий тон, вкус личности, которая перед нами… Пока что я пришла в Театр имени Ермоловой, увидела винно-красный бархат занавеса, портьер и кресел и совершенно успокоилась. Потому что в театр ходят застенчивые мечтательные люди, которых не надо тревожить предложениями лекций о кинематографе и споров о политике. Им нужно заснуть и видеть прекрасные сны. Таких людей гораздо больше, чем развязных и нахальных, эту составляющую часто забывают – про то, что надо дать приют мечтателю.
Приют мечтателю! Да просто возьмём в программу театра.
Афиша театра пока что вполне «напоминает прежнее». Как в советское время: русская классика, зарубежная классика, современная советская пьеса, современная зарубежная пьеса. Какой же ты разрушитель?
А я ничего разрушить и не могу. Пьесы как писались и пишутся, так и будут писаться. Если выбирать между французской бульварной пьесой и «Ромео и Джульеттой», я выберу, конечно, «Ромео и Джульетту». Но как раз в составлении афиши – не очень понимаю, что такое «репертуарная политика». Каждый режиссёр приходит со своей пьесой. Ангажировать режиссёра на запланированную постановку немыслимо трудно. Я, например, очень хочу комедию, высокую комедию…
«Мизантропа»?
Ещё легче. Не понимаю, почему сейчас не ставят Лопе де Вега, почему не ставят Тирсо де Молина – может быть, не умеют? То есть – наверняка не умеют. Я предлагал двум-трём режиссёрам, они отказываются, продавливают своё, что, наверное, правильно. Поэтому выстраивать репертуарную политику, подчинять театр какой-то одной идее практически невозможно. Как её выработать-то, эту одну идею, под которую подстраивать репертуар? МХТ был – «общедоступный»…
У них Чехов был на знамени.
Безусловно, рождение нового театра связано с новым именем в драматургии. У нас его нет. Но у меня подозрение, что драматургов и вообще сейчас в театре нет. Такое впечатление, что все, кому 25–30 лет, ушли на СТС, пишут комедийные программы, сериалы. Уходят туда, где легче, где больше денег, и природный их драматургический талант постепенно исчезает. Потому что когда человек изменяет себе, своим профессиональным и нравственным убеждениям, он начинает разрушаться. Пусть это громко звучит, но это так. Саша Созонов, постановщик нашего спектакля «Портрет Дориана Грея», на днях говорит мне: как вам такой-то артист? Отвечаю: когда он появился, я думал – боже, какое чудо. И что? И всё, сейчас я его видеть не могу. Он много снимается там, где, на мой взгляд, не надо бы сниматься. Не хочу персонально называть…
А зачем? Это формула, где можно поставить икса, игрека, зета… Много можно назвать фамилий актёров, которые чудесно начинали, а потом, что называется, смылились.
Точно – смылились. Я, когда попадаю на эти сериалы, думаю: если их так часто показывают – значит, их смотрят, вот в чём ужас. Артистов-то вообще нельзя винить, они деньги зарабатывают. А ты говоришь – время культуры. Вот оно, время культуры.
Это для избранных. Спасутся-то не все. Надо знать об этом и пытаться сесть в лодку… Значит, ты такой человек, к которому можно прийти со словами «А я вот пьесу написал», «А я вот спектакль хочу поставить»?
Когда пришёл Созонов, пришли остальные молодые ребята, они сказали: мол, про меня идёт такой слух, что к нему не подойти, его окружает куча посредников, доступа к телу нет и дай бог, чтобы через года полтора это произошло. И когда они понимают, что это возможно в течение десяти минут, – они впадают в шоковое состояние. У нас сейчас внутри помещения театра строится новая сцена – малая, на 140 мест, современное оборудование, два купола в фойе, где мы можем смотреть на солнышко… Я хочу, чтобы, если в феврале-марте это случится, уже был репертуар. Чтоб не было так: открылись, а играть нечего. И сейчас мы набираем людей, разговариваем со многими молодыми режиссёрами. Будет малобюджетный, в хорошем смысле слова экспериментальный репертуар. Должна быть разница между большой и этой новой маленькой сценой, должны быть любители прийти туда – и прийти сюда. Их интересы не всегда будут совпадать. Так что я жду режиссёров. Не так жду артистов – ну хороших жду, но это не новость, хороших артистов все ждут.
С репертуаром понятно, всё равно придётся так или иначе считаться с теми режиссёрами, которые придут со своими идеями. А что с труппой?
Было много разговоров по поводу увольнений, сокращения штатов и так далее. Всё это не имеет под собой никакого основания, потому что по российскому законодательству никого из творческого состава уволить я не могу. Человек может только написать заявление «по собственному желанию». Поэтому когда артист начинает говорить «Ах, меня уволят» – это всё очень некрасивое кокетство. Если они не явятся на спектакль, я делаю выговор, потом второй, и только на третий раз могу их уволить «за нарушение трудовой дисциплины», это да. А просто так сказать: мадам/мсьё, вы мне не подходите как индивидуальность, я вас увольняю – не имею права. Но я могу брать на договор столько людей, сколько мне позволяет финансовое состояние театра. Я не обязан в этом вопросе ориентироваться на количество людей в труппе. Труппа большая, скажу правду – неоправданно раздутая.
Почему-то всегда так получается, как бы ни начинали, потом всё обрастает… Всё-таки Москва: «Как станешь представлять к крестишку ли, к местечку, ну как не порадеть родному человечку», вспомним любимую пьесу.
Да… Я сразу сказал: ответственности не несу. Нет, за тех, кого взял в театр на роли, я, безусловно, несу ответственность, я думаю о них, об их судьбе, о том, что они будут играть. Какая-то часть старой труппы тоже входит постепенно в тот актёрский костяк, который я пытаюсь организовать, но большинство пока за бортом. Это опять-таки не моя вина. И не их. Потом – всё-таки возрастной ценз. Сейчас в театре самые молодые – 28 лет. Саша Петров, парень, который у нас репетирует Гамлета, – ему, если не ошибаюсь, 24 года. Я очень хочу, чтоб это стало открытием для Москвы. Он учился у Леонида Хейфеца в ГИТИСе, надо сказать, Леонид Ефимович такие кадры выпускает! Низкий поклон. Этот Саша Петров пришёл на показ – и я увидел забытое амплуа: герой-неврастеник. Во время показа в репетиционном зале сломал батарею, табуретку какую-то сломал, причем я понимаю, что это не эпатаж и не болезнь, он не больной, он нормальный, но по амплуа – неврастеник. Я ему сразу предложил Гамлета. Надеюсь, появится новое имя на театральной карте.
Было бы замечательно. Итак, художественный руководитель Театра имени Ермоловой Олег Меньшиков думает об актёрах. А кто подумает об актёре Олеге Меньшикове?
Серьёзный вопрос! Я тебе по большому секрету скажу: мне эта профессия порядком поднадоела. Или же я как-то не попадал в какие-то руки… Мне повезло когда-то с Петром Наумовичем Фоменко, с «Калигулой» Камю в его постановке, – он, конечно, перевернул моё театральное сознание. Нет, нельзя сказать, что я невезучий человек, я замечательно работал с Юрием Ивановичем Ерёминым, но вообще в театре у меня не много было настоящих режиссёров, больше в кино. Непреодолимого желания выходить на сцену у меня сейчас нет. Вот думаю: кого бы сегодня взять да сыграть? Мне режиссёр Евгений Каменькович, бывало, всё кричал раньше: «Ты совершаешь преступление, ты не сыграл роль, которая написана для тебя!» – имея в виду Гамлета. А она меня вообще никогда не притягивала, эта роль. Есть идеи насчет «Макбета», может, мы это и сделаем. Я сейчас все секреты раздаю… с другой стороны, какие в наше время секреты, с фейсбуками и прочим?
Не пользуешься социальными сетями?
Нет. У нас дома и интернета нет. Я не горжусь этим, просто нет и нет.
О секретах: само по себе название мало что значит – ну «Гамлет», ну «Макбет», важно же, как это вывернуть-повернуть. А ходишь ли ты в другие театры?
Очень редко. Не потому, что я такой тонкий и ранимый: мол, увижу, что плохо, и расстраиваюсь, а потому… Потому что и правда расстраиваюсь. Или не везёт мне, не туда попадаю, и потом не хочется ходить. Я вот всегда приходил на спектакли Джорждо Стрелера, у меня такая компания.
А Лев Додин в твоей компании?
Конечно, но когда Малый драматический был на гастролях и Данила Козловский меня приглашал, у меня тоже были спектакли. Кстати, Данила, если ума хватит (а мне кажется, ума хватит), может дать серьёзную заявку на лидерство в своём поколении, если это ему нужно. Возможно появление настоящего артиста.
Додин строит свой театр несколько десятилетий, и я поражаюсь этой воле. И воспитывает всё новых и новых актёров, ведь новые молодые модные фигуранты: Боярская, Козловский и другие – его дети. Но что касается Козловского, пока не сошла миловидность, определить масштаб актёра трудно. Больно хорошенький.
Хорош. Не хорошенький – хорош.
Чистый принц, а когда есть эта «принцевость», дело о таланте несколько запутывается. Придётся подождать лет двадцать.
Был же в Москве Мочалов, в Петербурге Каратыгин, один – весь природа-расприрода, другой – принц, тоже неплохо было.
Многие, знаешь, любят таких актёров, чтоб как в «Горе от ума» – «Сам плачет, и мы все рыдаем…» Я всё вспоминаю спектакль «Театрального товарищества 814», где ты играл Чацкого, было это…
Не надо, давно было, давно.
На другом историческом фоне, как говорится. (Премьера «Горя от ума» состоялась в сентябре 1998 года. – Ред.) С удовольствием вспоминаю этот спектакль, он, по счастью, был снят на плёнку, остался для истории, а не всегда судьба так доброжелательна.
Ты вспомни, какое время было. Хорошо, нашлись тогда спонсоры, ведь вообще ничего не снимали, мы сами сняли.
И «Калигулы» Фоменко нету?
И «Калигулы» нету, с любительской камеры, из центра, какие-то кусочки. Очень жалко.
А спектакль «N» по дневникам Нижинского?
Тоже целиком нет, какие-то фрагменты для передач. Тогда ещё, если помнишь, на телевидении иногда были передачи о театре, сейчас этого уже в помине нет. Хоть на радио есть.
Тебя радио ещё не уговорило что-нибудь почитать? Есть возможность записать любимые стихи, прозу, остаётся для архива.
Хочу тебе сказать, что мне это дело очень нравится. Мы в театре сейчас занимаемся поэтическим вечером. Название достаточно скучное, но мы его, естественно, хотим сделать как спектакль. Тема – первая волна эмиграции: Ходасевич, Бунин, Набоков, Гиппиус, Георгий Иванов, Саша Чёрный. Восемь или девять имён у нас получается. Я обалдел, какие всё-таки у них прекрасные стихи и как мало мы их знаем. Меня эта работа очень увлекает, и у меня такое ощущение, что люди почему-то опять хотят слушать стихи. Я разговаривал с Александром Филиппенко, мы хотели, чтобы мой духовой оркестр (в последнее время Олег Меньшиков протежирует духовому оркестру, выступая с ним в представлении «Оркестр мечты. Медь». – Т. М.) играл «Ревизскую сказку» Шнитке, а он читал «Мёртвые души» Гоголя. Как-то это у нас сошло на нет, уже, честно говоря, не помню почему. Ему идея понравилась, а я-то просто горел этим. Но, может, мы ещё к ней вернёмся… Но – я стал спрашивать Филиппенко: как дела с чтецкими программами? Он говорит: вы не представляете, лет десять был гроб, никому не надо. Какие стихи, какой там Зощенко! А сейчас идёт просто какой-то накат волны, люди хотят слушать стихи, хоть стой по бумажке читай – всё равно полные залы.
Правда, лучше стало. А что, в этом поэтическом вечере ты выберешь одного героя или нескольких?
Принцип такой: берётся один герой, и читают его и о нём несколько человек. Конечно, хотелось бы каждое стихотворение сделать маленьким спектаклем, но не всегда это получается и не всегда нужно. Мы перемежаем стихи мемуарной прозой – и Ирины Одоевцевой, и Василия Яновского, из книги «Поля Елисейские». Он пишет, например, про Георгия Иванова – снимаю шляпу перед ним как перед поэтом, но более аморальной личности я не знаю… Бунин у него смешной – он ненавидел смерть, возмущался фактом существования смерти до дрожи, до истерики. Берём мемуары не для поисков жареного, а чтоб были видны люди, которые вот – ходили по земле…
Бунин отчаянно ругал коллег, Блока называл «лакей с лютней».
Да, добрый был дядя.
Это всё интересно, но это пока планы, а мы вернёмся к тому, что уже есть. Заметное событие случилось и для Театра Ермоловой, и для театральной Москвы – имею в виду весеннюю премьеру спектакля «Портрет Дориана Грея», спектакля большого, технически сложного, с Меньшиковым в роли лорда Генри. Занято множество актёров разных возрастов, спектакль совершенно опирается на Оскара Уайльда, буквально воспроизведён весь сюжет и все персонажи. Это твоя инициатива – или режиссёр пришёл с идеей постановки?
У меня этот роман давно вызывал жгучий интерес. Я даже одно время, когда думал о своём дебюте в кинематографе в качестве режиссёра, очень серьёзно размышлял именно об этом романе. По определённым причинам не получилось – и, может быть, правильно, что не получилось. Первый фильм – «Портрет Дориана Грея», ну это…
Наглость какая-то.
И наглость, и нереально. Невыполнимая задача, мне кажется. Или выполнимая на уровне, на котором наш кинематограф блистательно существует на сегодняшний день. Плюс у меня такая ситуация образовалась в театре: спектакль для Валентина Гафта и Владимира Андреева по Чехову, «Язычники» по пьесе Анны Яблонской, молодёжный спектакль «Снегурочка» Островского с группой Гарика Сукачева «Неприкасаемые» – и когда пришёл Саша Созонов с идеей «Портрета Дориана Грея», это как-то ловко замкнуло ситуацию. Я подумал: с этим можно стартовать. Есть уже какой-то репертуар. Созонов пришёл с техническими идеями, экранами, на которых будет компьютерная графика, микрофонами – вообще-то мне ненавистными, я не понимаю, почему по сцене нужно ходить с гарнитурой, вроде бы до сих пор никто не жаловался, что меня не слышно. Но тут всё вертится, гремит – наверное, так необходимо. Мне понравился подход режиссёра именно к этой вещи. Сейчас все так делают, но тут он не шёл на поводке у моды – мне показалось правильным соединение современных технологий именно с этим материалом, с «Портретом Дориана Грея». Я немного не согласен с тобой, что мы не изменили линии романа, – да, многое сохранили, но во всяком случае мою – лорда Генри – линию мы изменили. В романе он исчезает, испаряется, сначала блещет-блещет-блещет, сыплет афоризмами, а в конце куда-то девается, будто в командировку уехал, и ему лет через пять потом рассказали, что случилось с его приятелем. Плюс Саша Созонов предложил, что такое на сегодняшний день Дориан Грей: это бренд, модель, то есть Дорианом Греем может стать любой человек. Нужен талантливый продюсер, который из этого человеческого материала может сделать всё что угодно. Последняя сцена, которая у Уайльда написана в пастельных тонах, когда лорд Генри ест клубнику в сахарной пудре и так далее, решена у нас иначе. Дориан хочет уйти, освободиться, понимая, что он зомбирован абсолютно, деваться ему некуда, он пытается бороться, а Генри говорит ему: нет, парень, всё, ты «там» и навсегда. Будь здоров. Кстати, по итогам общения с Созоновым и другими молодыми режиссёрами я заметил: их не очень-то учат работать с артистами. Или это школа уходит? А может быть, всегда так было, и умение работать с артистами приходит к режиссёру только с опытом? Будем надеяться, это дело наживное.
Мне компьютерная графика не мешала, показалась уместной в этой теме. Из времён Оскара Уайльда к нам дошла тоска по вечной молодости, которая хоть и видоизменилась, но осталась в чём-то той же самой. Сейчас молодость и красота – огромная индустрия, тогда всё ещё было камерно и романтично, не превратилось в промышленность, но замысел того, кто умнее нас, уже был очевиден. Впрочем, экраны экранами, а играть-то всё-таки надо. Этот самый лорд Генри, насколько я поняла, несколько раздвоился – на автора, который историю придумал и написал, и на персонажа, закрытого, циничного, умного человека, который зачем-то осуществляет свой план «чёрного воспитания»?
Я догадываюсь, о чём ты говоришь, но! Уайльд же не создал персонаж, не написал тут характера, как мы его понимаем – с нашей русской классикой. В этом романе вообще нет характеров. Если начать разбирать, с чем мы и столкнулись в работе, – очень часто психологически концы с концами просто не сходятся. Уайльд явно был занят чем-то другим – не характерами, не знаю чем, потому что знаком с ним не был. Сценического характера лорда Генри нет, поэтому мы тут додумали. Знаю людей, которые как будто всегда в стороне, вроде никогда ничего не делают, – художник Бэзил определяет лорда Генри так: «Всегда говорит безнравственные вещи и никогда безнравственных вещей не совершает», – эти люди действительно очень умны и остроумны, но благодаря такому легкому порханию по жизни, благодаря их невмешательству и нежеланию вмешательства происходят человеческие трагедии. Сам он отстранён, его не касается ни-че-го вообще, он даже сам себя мало касается…
У самого Уайльда не получилось быть отстранённым и ничего не касаться.
У него-то, конечно, не получилось, он просвистал по полной программе, но мы же говорим про лорда Генри. В спектакле есть сцена, когда лорд Генри приходит к Дориану, отвергая его признания в преступлениях, но втайне понимая, что они – правда, и рассказывает, как шёл через парк и услышал слова проповедника: «Что пользы человеку, если он приобретёт весь мир, а душу свою потеряет?» И вдруг понимаешь, что, в сущности, этот человек глубоко несчастен, вся его блестящая оборона велась для защиты чего-то личного и горестного, что он – тоже человек… Ты не одна мне это говоришь. Вообще актёр не обязан знать, что он играет! Если такое прочитывается – я рад. Я такого сознательно не играю, иногда не хочется нагружать персонаж лишними значениями. Что за человек лорд Генри, если он о предполагаемой смерти своего друга говорит: «Зачем его убивать, он носит дешёвые часы»? Такое сказануть надо…
Светский человек, привык отшучиваться, это же не значит, что он так и думает.
Скажу так: Уайльд нам основания для подобной трактовки не дал, но если зритель получает сложное впечатление от образа – прекрасно.
А мы, русские, иначе не могём! Недавно посмотрела «Филумену Мартурано» в Малом театре, с Муравьёвой и Соломиным. Ну что нам эта Филумена? Хитрая, подлая средиземноморская стерва. А Ирина Муравьёва – честная, горячая, набожная русская женщина. Вот всё и поворачивается в пьесе совсем иначе. Поэтому странно было бы нам просто смотреть на Олега Меньшикова, который ходит по сцене, говорит афоризмами и молодых людей с толку сбивает. Что-то ещё должно стоять за этим, какая-то человеческая история…
Ну да, ну да. Понимаю.
У меня от этого спектакля впечатление, что от земли уже оторвались, а взлететь ещё не взлетели. Довольно громоздкая структура у «Портрета Дориана Грея», хотя и очень интересная. Впрочем, невозможно лететь от победы к победе и нельзя этого требовать ни от артиста, ни от театра. Какие у тебя, кстати, отношения с критикой?
У меня? Никаких. Я её не очень знаю. Мне известны какие-то фигуры, которые считаются одиозными, «серыми кардиналами» московской театральной жизни, – думаю, это чересчур, ни на что эти фигуры влиять особо не могут. Повлиять серьёзно на театральный процесс? Нет, ни в коей мере. А с появлением интернета, мне кажется, театральных критиков вообще стали мало читать, обсуждение в Сети для людей интереснее, чем мнение критика Н. в какой-то газете. Думаю, и сами критики должны понять: если театру нужны новые формы – то, увы, они нужны, ребятки, и вам.
Значит, ни пользы, ни вреда театральная критика тебе принести не может?
На сегодняшний день – да. Я даже упразднил в театре доску, где вывешивают рецензии и прочее, этого уголка прессы у нас нет вообще.
Во всех театрах вывешивают.
Знаем мы, как они вывешивают, по заданию руководства: это давайте, это нет. А по-моему, если уж вывешивать, то всё, не вывешивать – ничего. Значит, вот вам столик, экранчик, клавиатурочка – вперёд, читайте сколько влезет.
И как актёру тебе критика не полезна и не вредна?
Давно уже неинтересно. Я знаю, что за роль Тарасова в «Легенде № 17» меня хвалили, но я практически разве полторы рецензии прочёл, потому что мне режиссёр картины Коля Лебедев показал: посмотри, что про тебя пишут. А уж казалось бы, вот повод отдохнуть после всего дерьма, которое я за последнее десятилетие про себя прочитал, вот возможность самоутвердиться. Нет, неинтересно, правда.
Какой, однако, характерище воспитал в себе человек…
Воспитали!
Действительно, редкий случай: твоя актёрская работа в «Легенде № 17» вызвала массовое одобрение даже в злобном интернете, где кишат вариации героя Достоевского из «Записок из подполья», гениальное прозрение автора – потому что «человек из подполья» – это, разумеется, человек из фейсбука. Я спрашивала Николая Лебедева: «Что Меньшиков, как он это всё обладил, читал ли про Тарасова, изучал ли?» Он ответил: «Не знаю, он такой таинственный…»
Рассказываю: ничего не читал, посмотрел два фильма документальных. С дочерью, Татьяной Анатольевной, пытались мы разговаривать раза два. После премьеры она сказала мне такие слова, что их и повторять неудобно… Когда несколько лет назад предложили почитать сценарий на студии «ТРИТЭ», я ответил: мне тут играть нечего, роль тут одна – Тарасов, больше нет ролей. Я был уверен, что они возьмут – царство ему небесное – Богдана Ступку, кого-то из подобных мощных артистов. И забыть-то про всё забыл, хотя сценарий мне понравился. Через некоторое время звонит продюсер Верещагин и говорит: «Не хочешь ли Тарасова? Давай встретимся». И это тот случай – я знал, что такое существует, но первый раз в жизни такое со мной, – меня повела роль. Я обычно, в принципе, «головастик»: сижу придумываю эпизод от начала до конца, всё разбираю, идёт работа, извините, ума. Тут я мог себе позволить не думать об эпизоде, я приходил на съёмку и шёл в кадр.
Мистическая история! Прямо «вселение образа»!
У меня, правда, первый раз такое. Калигула – да, он меня вёл, но там был мастер, Фоменко, а здесь не знаю, кто меня вёл, но кто-то вёл.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1098
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Кстати сказать, в конце 80-х годов у тебя было, кроме Калигулы в режиссуре Фоменко, несколько отличных работ в кино. Постоянно натыкаюсь на несусветные глупости: дескать, Меньшиков всё время играет вариации Костика из «Покровских ворот». Вот бы взять и лицом ткнуть в такие фильмы, как «Моонзунд» или «Лестница», и спросить: где тут Костик? Костик где, отвечайте? Ты помнишь эти фильмы?
Больше помню «Моонзунд» по одной простой причине: не так давно увидел диск и купил, поскольку картину видел давно, а Настя вообще не видела (Анастасия – жена Меньшикова. – Т. М.), решил пересмотреть, хотя ненавижу пересматривать свои фильмы. Помню, что у меня тогда была страшная язва желудка, я похудел килограммов на восемь (Причины романтической бледности героя выяснены! – Т. М.). Постоянные были переезды из Москвы в Ленинград, я тогда что-то репетировал у Фокина – в Ермоловском, кстати, театре. Так вот, решил пересмотреть, тем более «Моонзунд» постоянно возникает в разговорах, продюсер Нина Петрова рассказала мне, что ей Гришковец нахваливал меня: вон Меньшиков как здорово сыграл морского офицера, – он же сам у нас моряк, Женя-то. А фильм «Лестница», я считаю, несправедливо забыт вообще, вот – нет такого фильма. Хотя я знаю, что Лена Яковлева какой-то приз получила, да и вообще Алексей Сахаров был неплохой режиссёр, и сама история там занятная. Я даже не знаю, шёл ли он на экранах. Ни разу не видел его в программах телевидения. О нём воспоминаний у меня как-то меньше, сюжет спроси меня – не скажу. Помню, стою над речкой сначала и пытаюсь утопиться или думаю об этом, и дальше происходят какие-то чудеса в квартире.
Как ты попал в «Моонзунд»?
Не знаю. Меня самого удивило предложение такой роли – морской офицер… А, знаю! Я не всегда был Костиком из «Покровских ворот». Я свою первую серьёзную драматическую роль сыграл в картине «Жду и надеюсь», мне было восемнадцать лет и я оказался партизаном, который жертвует жизнью, чтобы спасти партизанский отряд и вообще повлиять на ход Великой Отечественной. Саша Муратов, режиссёр, видел эту картину и запомнил мою фамилию, вызывал на пробы.
На реальных военных кораблях снимали?
Конечно, там же видно, особенно когда мы стоим с Клюевым на палубе, что всё по-настоящему.
Тебя увлекало, что носишь морскую форму, что ты офицер Российской империи?
Какого пацана это могло не увлечь? Тем более тогда, когда хлебом не корми – дай поиграть в белых офицеров! Думали, что уж вот они были люди безупречные…
Потом эта иллюзия развеялась. Один умный человек утверждал, что если бы в Гражданской войне победила Белая армия, всё равно потом пришлось бы строить лагеря для усмирения масс.
Конечно. Как страну всколыхнули… Глупости говорят, что народ заставили сделать революцию. Как можно народ – заставить? Народ был к этому абсолютно готов: убивать, грабить награбленное. Абсолютно готов и счастлив от этого. Не одни, так другие строили бы – не одни лагеря, а другие. К сожалению, мы были обречены.
Но в тот момент, что взят в картине, во время Первой мировой, войны с немцами, была и чистая героика. Я люблю повторять одну фразу из фильма, когда к герою, командующему окружённой батареей на мысе Церель, приходят враги и требуют капитуляции. А он отвечает: «Церель будет драться».
Там ещё есть хорошая фраза, когда персонаж Караченцова подходит к моему Артеньеву и предлагает выпить, а тот отвечает: «Смерть, как и рождение, акт возвышенный. Пить не буду».
Роль понравилась, играл с удовольствием?
Я тогда ещё где-то на «Ленфильме» снимался и по молодости не придал особого значения, хотя роль мне нравилась, – но я никогда и не делал того, что мне не нравилось. А Саша Муратов монтировал и вдруг с каким-то удивлением говорит: знаете, выстраивается очень интересный образ, может быть, вы даже хороший актёр… Я ловил на себе его взгляды посреди картины и видел его растерянность по отношению ко мне, он сомневался, прав ли, взяв меня на эту роль. Но вот, слава богу, удалось доказать, что всё правильно. Мне и сценарий «Лестницы» понравился, и режиссёр Сахаров – такой большой, добрый. Он был из той категории режиссёров, которая сейчас исчезает. Он, может, не взлетал высоко, по другим планетам не шастал, но так знал свою профессию, что работать было одно удовольствие. Сейчас таких нет, сейчас мы все летаем.
Как – летаем?
Ну, думаем, что летаем, а профессии не знаем.
И в «Моонзунде», и в «Лестнице» есть мироощущение «на грани», предчувствие большого грядущего распада. Но при всей тоске и странности этого кино оно ещё внятное, добротное, неплохо придуманное. Последнее советское кино, советский «декаданс». А как ты относишься к советскому кино?
Когда начинал – казалось, ерунда. Помню, Роману Балаяну эдакое ляпнул, что стыдно повторять сейчас. Дурость юношеская. А что, говорю, такое «Летят журавли»? Обыкновенный средний советский фильм… С уходом советского кино мы потеряли многие профессии – и главные, и вспомогательные. Потеряли культуру съёмок. Раньше это был целый процесс, если хочешь – таинство. В этом была неторопливость, необходимая для созидания.
И вдобавок, людей ещё что-то волновало, помимо денег.
Купить всё равно было нечего, так что о них думать? До 30 лет, до поездки в Англию, где играл в театре, я жил в долг, от зарплаты до зарплаты, занимал, перезанимал. Если нужна была большая сумма, я знал, что раз в год-полтора снимусь обязательно, и занимал под следующую картину. Я так жил, и вся страна так жила, и ничего. А сейчас…
Сошли с ума, по-русски, меры-то не знаем… Итак, что же человек? Он может сопротивляться своему времени, во всяком случае, тому, что ему в этом времени не нравится и не подходит, и сопротивляться успешно?
Обязан!
Даже обязан. А может, ему такое назначение – быть выразителем своего времени, а не его противником.
Отправлено: 16.02.14 12:28. Заголовок: Белая студия АЮ
Мои первые впечатления о передаче "Белая студия":
- Красиво: глаза и голос артиста. Меня поразила техническая сторона этой передачи. Девушка (ведущая) просидела почти всю передачу не двигаясь. АЮ же весь в движении. "Тесно герою..." Вот неугомонный - и и это яркий показатель его неуемного характера... Все его проблемы от его самокопания и неуравновешенности, но, может, это и дало толчок к его актерскому воплощению. И еще движение камеры со всех сторон, обтекание героев передачи... Даже поражаюсь, как они этого добиваются, на проводах, что ли, вся техника укреплена или телеоператор вокруг них в мягких тапочках бегает... Относительно вопросов. Все уже говорилось и не раз, и не два... Вставки фрагментов со спектаклями дополняли устную речь: Нижинский, Марат, Астров и Вершинин. Иллюстрации к наиболее ярким ролям актера. Реплики о превращении и перевоплощении, наверное, относились к образу Джекила/Хайда? Из киноролей актера отмечена роль в "Огнем и мечом". На данный момент показалось, что вопросы одни и те же и ответы тоже. Но вот глаза и голос завораживали. И еще проблема с просмотром. Не поняла, есть у этой передачи традиционные начало и конец трансляции. Просмотр начался с реплики АЮ про превращение и перевоплощение (а что было до этого?) и закончилось, как-то спонтанно. Надеюсь на подробный просмотр из архива передач.
В сети есть два варианта записи: на 36 мин. (она более стабильная, но нет самого начала передачи) и на 39 минут (постоянно зависает), где дан небольшой вводный текст и начало интервью с вопросом о детских впечатлениях гостя программы. Ответы касались сказки Гофмана и балета Большого театра "Щелкунчик".
Eugenia
администратор
Сообщение: 1102
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 16.02.14 17:23. Заголовок: Olga пишет: Попробуй..
Olga пишет:
цитата:
Попробуйте Белую студию с АД здесь
Оля, спасибо за ссылку! Работает!
По ходу делала какие-то для себя заметочки. Действительно, почти всё слышано уже, как говорится, "тристаписят" раз, поэтому где-то всю первую треть, если честно, было откровенно неинтересно. А местами - не интервью, а тоже своего рода спектакль с фирменными домогаровскими "примочками". "Средне-сериальный артист" - типа, унижение паче гордости. А с другой стороны, если в "большое кино" (хотя не очень понятно, что под этим понимать) режиссеры не зовут, то что остается? Они, сериалы....
Хотя после "Царя" были фильмы Дружининой и Говорухина, вот только мы их еще не видели, и неизвестно, когда увидим. Еще - "Легенда о Киприане" и эпизод у Ежи Гофмана. Остальное - да, телефильмы и сериалы (хотя и там был, к примеру, Станислав в "Наследстве", но кто вообще этот фильм заметил... и в "Чужом лице" интересная роль - роли! - и в "Зоннентау").
Дальше - про театр. Ведущая, кстати, молодчина, "домашнюю работу" провела основательную. Даже "Макбета" у поляков вспомнила. И, само собой, "Нижинского" (и отрывок из спектакля очень к месту).
И, как мне показалось, АЮ тут самому было интереснее. Астрова кусочек (не отрывок из спектакля!) - хорошо! Настоящее. И рождение вот такого Вершинина (хотя моя душа его такого не принимает) - тоже интересно. Тут я не отрывки из спектаклей имею в виду, а импровизационные моменты в студии.
Про Марата - это было неожиданно, раньше АЮ, вроде, ТАК про него не говорил. Вот про Сирано - да, он и раньше так же, как и в "Белой студии", о нем высказывался, и я тоже так всегда считала (один из моментов, который для меня очень важную роль в свое время сыграл!). А про Марата - неожиданно.
И снова к Чехову. Упомянут "Вишневый сад". Дал бы Бог, чтобы сбылось. Гаева уже вполне можно играть (а Юле - Раневскую). Оля, помните, как Смелянский рассказывал про некое обсуждение "Вишневого сада" в МХТ (это где у них Раневскую играет Рената Литвинова) и как там меценат-миллиардер Куснирович не мог понять: и чего Лопахин переживает из-за того, что он купил сад? Типа, чего уж он так-то? Вон я ГУМ купил - радовался! Это я к чему - вот как сейчас, при таких новых Лопахиных, ставить "Вишневый сад"? И кто теперешние Раневские и Гаевы? Но в трактовке А.С.Кончаловского было бы - не сомневаюсь! - очень интересно. Только бы сложилось...
Галина, а как вам передача? Чего говорил? Больше про кино или про театр?
Пока я собралась ответить, вы уже и посмотрели... А как понравилось? Да как-то и слов не подберу... никак, никак не зацепило. Вроде дежавю: все уже было - и эти вопросы, и эти ответы, и эти ужимки и кокетство. Обо всем и ни о чем. Легкая светская беседа, приятная, ни к чему не обязывающая.
Отправлено: 16.02.14 20:40. Заголовок: Захотелось тоже прок..
Захотелось тоже прокомментировать "Белую студию".
Смотрела с интересом и не потому что что-то новое узнала из содержания, а потому что такой формат передачи раньше не видела. Два ярких пятна: гость и ведущая, вокруг ничего, белым бело. И очень спартанские стулья... все перемещения любой части тела как на ладони. Гость извертелся, как на сковородке, а ведущая сидела, как влитая, правда, ей не привыкать, да и длинная юбка очень кстати в такой ситуации.
Еще о внешности: по-моему, АЮ выглядел хуже многих прежних передач, особенно, если сравнивать с последним видеоинтервью "Маяку" прошлым летом, где все было внешне супер. Но мне почему-то кажется, что он на этом настоял, чтобы так резко обозначить все морщины.... ну, а про общую физическую форму... на таком открытом стуле мало чего скроешь.
О содержании. Я была рада той грамотной доброжелательности, с которой ведущая вела эту встречу. Включено все самое лучшее и подано к размышлению в современном ключе и с высоты сегодняшнего дня, и гость откликался на это, актерствовал здорово. Особенно когда "не вышел" из Астрова чуть дольше ожидаемого. Ну, и очень здорово было увидеть Вершинина от АЮ в 3-ем лице, такой двойной спектакль.
Из текста АЮ, не относящегося конкретно к ролям, отсутствие "огонька" сквозило через всю передачу, перелившееся в ожидаемый штамп, что женщина может все как открыть, так и закрыть в жизни мужчины. И для меня в этой передаче ключевым вопросом-заявлением было: "Как закрыть?" - почти с болью, произнесенное Дарьей Спиридоновой, по-моему, очень не случайно. Я думаю, что она осведомлена об эффекте от появления АД в соц. сетях за последнее время и в контексте передачи сумела выразить желание (надеюсь, многих, кому не безразлично его творчество) закрыть этот поток бреда, чтобы хоть какое пространство освободить вокруг его имени для тех режиссеров, кто сможет дать искру и роли, ну и затем долгожданное удовольствие зрителям - полное ИМХО
Говорят надежда умирает последней. но может здесь больше подходит: "Вы думали, комиссия вам поможет?"
Eugenia pishet
цитата:
Оля, помните, как Смелянский рассказывал про некое обсуждение "Вишневого сада" в МХТ (это где у них Раневскую играет Рената Литвинова) и как там меценат-миллиардер Куснирович не мог понять: и чего Лопахин переживает из-за того, что он купил сад? Типа, чего уж он так-то? Вон я ГУМ купил - радовался!
Конечно, помню, я именно эту историю рассказывала всем домашним, как последнюю закулисную хохму от Смелянского. Остальное надо было слушать воочию.
Отправлено: 16.02.14 21:05. Заголовок: Olga пишет: И очень..
Olga пишет:
цитата:
И очень спартанские стулья..
Венские - страшно неудобные, замечу.
Olga пишет:
цитата:
и в контексте передачи сумела выразить желание (надеюсь, многих, кому не безразлично его творчество) закрыть этот поток бреда чтобы хоть какое пространство освободить вокруг его имени для тех режиссеров, кто сможет дать искру и роли, ну, и затем долгожданное удовольствие зрителям - полное ИМХО
Хм-м, интересная мысль. В таком ключе эта передача очень своевремменная. Ваши слова, да Богу в уши, как говорится.
Здравствуйте, мои дорогие! Простите, что совсем редко бываю. Но хочется высказать свое мнение по поводу вчерашней "Белой студии". Вообще-то, это моя любимая передача. Стараюсь не пропускать. И участие АЮ было для меня полной неожиданностью. Обычно она захватывающе интересная, что забываешь обо всем, пока она не закончится. А потом приходит сожаление: что ж так мало. К тому же ведущая Дарья Спиридонова всегда может очень интересно повернуть разговор, прям мои вопросы задает по ходу разговора, что временами я бываю поражена, как все к месту, при этом очень доброжелательно и с интересом. Вчера у нее, по-моему, не получилось. Может быть, дело в том, что я много времени была в курсе творчества АЮ, ничего нового для меня не прозвучало. И еще, как мне показалось, она слишком осторожничала, что ли... В некоторых моментах как-то все скомканно получилось. Я свалила все на АЮ. Нелегкий он собеседник. И был слишком напряжен и закрыт, может, ожидал подвоха...
Eugenia
администратор
Сообщение: 1105
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 16.02.14 22:09. Заголовок: Ой, Люся, сколько ле..
Ой, Люся, сколько лет, сколько зим! Ужасно рада тебя видеть-слышать-читать!
Людмила пишет:
цитата:
Вчера у нее, по-моему, не получилось. Может быть, дело в том, что я много времени была в курсе творчества АЮ, ничего нового для меня не прозвучало. И еще, как мне показалось, она слишком осторожничала, что ли... В некоторых моментах как-то все скомканно получилось. Я свалила все на АЮ. Нелегкий он собеседник. И был слишком напряжен и закрыт, может, ожидал подвоха...
Я до этого "Белую студию" смотрела один или два раза, уже не помню, кто там был гостем, возможно, А.С.Кончаловский, а кто еще?.. Не помню. Но помню, что там передача была интересная, но меня убил этот интерьер. Уж очень оно неуютно. Как на юру, на ветру... на сквозняке, вот. То есть для чего это - понятно, но...
И АЮ, по-моему, тоже было неуютно. Но почему передача получилось довольно скучной, у меня ответа нет. Хотя, конечно, мы про него всё это и так знаем, конечно, хотелось чего-то нового, а не повторения давно и многократно пройденного. Но про новые работы в кино или на ТВ его ведущая не спросила, а про театр... Тут, зная ситуацию, вообще трудно загадывать и планировать. Тут точно, как моя бабушка говорила: "Человек хочет, а Бог хохочет".
Отправлено: 16.02.14 23:31. Заголовок: Я посмотрела самое н..
Я посмотрела самое начало передачи. Было скучно, традиционные "ужимки" героя вызвали раздражение. Решила не заставлять себя смотреть. Ваше обсуждение показывает, что я не много потеряла. Вот только стало интересно, что такое новое и неожиданное он сказал про Марата и старое про Сирано. Если можно озвучьте, пожалуйста, для тех, кто не может отделить актера от человека.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1106
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 17.02.14 01:30. Заголовок: Julia пишет: Вот тол..
Julia пишет:
цитата:
Вот только стало интересно, что такое новое и неожиданное он сказал про Марата и старое про Сирано. Если можно озвучьте, пожалуйста, для тех, кто не может отделить актера от человека.
Юль, если коротко, то про обоих героев АЮ сказал, что ими движет эгоизм. Про Сирано он и раньше говорил, что это Сирано виноват в том, что Кристиан погиб, а Роксана лишилась счастья, и я всегда была согласна с этой точкой зрения. А про Марата: исчез на тринадцать лет, а потом вдруг вернулся и разбил людям жизнь. И вот под таким углом зрения я на Марата все-таки никогда не смотрела. Поэтому я сказала, что такой взгляд на этого героя для меня оказался неожиданным.
Отправлено: 17.02.14 02:00. Заголовок: Я тоже приобщилась. ..
Я тоже приобщилась. Для меня передача как бы разделилась на три части. Старые тексты, которые, мне кажется, мы все можем произносить не хуже, потому как они не меняются годами. Нынешние штампы про среднего сериального актера и т.п. Да, это правда. К этому он и пришел. Вспышки типа "Царя" или "Принцессы" или фильма Говорухина остаются только вспышками на этом сером фоне, на котором особенно "ярко" сереют шедевры типа "Легенды о Круге". Но он ждал, что ведущая начнет хвалить и опровергать. Умница Дарья не обманула его ожиданий. И только третья часть оказалась вполне приемлемой. Это разговор о театре и фрагменты спектаклей. И контраст впечатлил особенно. КАК и с какой отдачей работал актер на "Нижинском" и как он работает на спектаклях сейчас. Печально. Спектакли Кончаловского тут стоят особняком. На них постоянно присутствовал АС, там трудно было расслабиться. Но вот тот же ДИХ или "Марат"... Тем, кому есть с чем сравнить, это особенно заметно. И еще очень печальным оказался список книг. "Щелкунчик", Сабатини и пьесы, в которых я играл. Гм... Грустно как-то. Ну, все... "Я остановился, не преступив заветную черту. И без того довольно я открылся." Остальные впечатления, пожалуй, отнесу в свой ЖЖ.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1109
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 17.02.14 03:03. Заголовок: Плка не набежал наро..
Miss Betsy, увы, всё так... очень грустно, но так оно и есть.
Пока не набежал народ (им все равно, что воскресенье, что понедельник, им знания подавай! ), доотвечаю, на что днем не успела.
Olga пишет:
цитата:
такой формат передачи раньше не видела. Два ярких пятна: гость и ведущая, вокруг ничего, белым бело. И очень спартанские стулья... все перемещения любой части тела как на ладони. Гость извертелся, как на сковородке, а ведущая сидела, как влитая, правда, ей не привыкать, да и длинная юбка очень кстати в такой ситуации.
Еще бы ему не извертеться. Уж больно стульчик неудобственный. И, как мне кажется, к размышлениям особенно не располагает. Про формат я уже, правда, высказалась, но еще раз скажу: неуютный формат. Просто лобное место какое-то. Надо бы, может быть, посмотреть другие выпуски, с другими гостями, может быть, и изменится мое впечатление.
цитата:
Еще о внешности: по-моему, АЮ выглядел хуже многих прежних передач, особенно, если сравнивать с последним видеоинтервью "Маяку" прошлым летом, где все было внешне супер. Но мне почему-то кажется, что он на этом настоял, чтобы так резко обозначить все морщины.... ну, а про общую физическую форму... на таком открытом стуле мало чего скроешь.
Про физическую форму говорить грустно. Тем более - у человека дома (!) тренажерный зал. Для кого, интересуюсь спросить. Неужели только для гостей? А себя хозяин не любит и о внешности своей не заботится. А ведь это не только внешность как таковая, это еще и общее самочувствие и, как ни странно, самооценка. Когда ты знаешь, что тебе надо делать, и не делаешь, она, самооценка эта, понижается (даже если ты даже себе в этом не признАешься) и начинает искать другие выходы.
цитата:
Я была рада той грамотной доброжелательности, с которой ведущая вела эту встречу. Включено все самое лучшее и подано к размышлению в современном ключе и с высоты сегодняшнего дня, и гость откликался на это, актерствовал здорово. Особенно когда "не вышел" из Астрова чуть дольше ожидаемого. Ну, и очень здорово было увидеть Вершинина от АЮ в 3-ем лице, такой двойной спектакль.
Да, это было действительно хорошо. И ведущая - молодец, очень неплохо подготовилась.
цитата:
И для меня в этой передаче ключевым вопросом-заявлением было: "Как закрыть?" - почти с болью, произнесенное Дарьей Спиридоновой, по-моему, очень не случайно. Я думаю, что она осведомлена об эффекте от появления АД в соц. сетях за последнее время и в контексте передачи сумела выразить желание (надеюсь, многих, кому не безразлично его творчество) закрыть этот поток бреда, чтобы хоть какое пространство освободить вокруг его имени для тех режиссеров, кто сможет дать искру и роли, ну и затем долгожданное удовольствие зрителям - полное ИМХО
Оль, я понимаю, что ИМХО. А с ИМХОм не поспоришь. Но у меня такого впечатления не сложилось. Даже мысли не мелькнуло на эту больную тему. Мелькнула другая мысль: сейчас перед нами доктор Джекил, и насколько приятнее иметь дело с ним, а не с его темным двойником.
Отправлено: 17.02.14 20:04. Заголовок: Привет всем! Я тоже ..
Привет всем! Я тоже посмотрела "Белую студию". Других передач из этой серии не видела. Скажу честно, мне не понравилась ведущая. Я понимаю, что она должна была поддерживать светский разговор, дабы не нарушать регламент передачи, но зачем же соглашаться с тем, что заведомо является ложью? Марат - эгоист! Это ж надо такое придумать! Но актер это озвучил, и она с радостью его поддержала! Никогда не поверю, что Дарья с этим согласна на самом деле! Тогда зачем лгать? Если не хочешь дискутировать на эту тему, просто опусти свое мнение, не иди вразрез своим ощущениям! Ведущая не должна соглашаться со всем, что говорит актер, да еще и такой выдумщик, как Домогаров! Ничего нового, интересного не было в этой передаче, даже его "терзания" на стуле - тоже не новы!
Отправлено: 17.02.14 22:02. Заголовок: Я включила телик, и ..
Я включила телик и не смогла смотреть, ведь любимый актер был на протяжении многих лет, а теперь воспринимаю только его роли, а его самого видеть неинтересно . P.S. Смотрела "Белую студию" с Кончаловским, совсем другое дело, и сидел он спокойно .
Юль, если коротко, то про обоих героев АЮ сказал, что ими движет эгоизм. Про Сирано он и раньше говорил, что это Сирано виноват в том, что Кристиан погиб, а Роксана лишилась счастья, и я всегда была согласна с этой точкой зрения. А про Марата: исчез на тринадцать лет, а потом вдруг вернулся и разбил людям жизнь.
Женя, спасибо за пояснения. Про Сирано - согласна, про Марата, по-моему, ерунду сказал (там все намного сложнее).
Eugenia
администратор
Сообщение: 1114
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 18.02.14 03:01. Заголовок: Julia пишет: про Мар..
Julia пишет:
цитата:
про Марата, по-моему, ерунду сказал (там все намного сложнее).
Тоже так думаю. По-моему, не было у Марата эгоизма. А вот взять и сказать Лике: "Я тебя люблю", - он был просто обязан. А он решил всё сам, решил за нее - и уехал. И да, три человека несчастны.
сказать Лике: "Я тебя люблю", - он был просто обязан. А он решил всё сам, решил за нее - и уехал
Так это и есть форма прояления эгоизма, на мой взгляд. Когда смотрела спектакль, то эгоистами считала обоих - Mарата и Леонидика. Oтличие состоит в том, что характеры разные, кто-то борется за свою любовь, а кто-то - нет. Это не значит, что не любит, но этого достаточно для того, чтобы и свою жизнь поломать, и жизнь других. Благородство обоих - их же "приговор". Всё, что нужно было сделать - поговорить "по-мужски", без Лики, а у них такая возможность утеряна в сцене с "Tёмной ночью" потому, что ни один из них не может сделать больно другому, это неправильно, нереально, они слишком родные... Бороться за свою любовь открыто, как подобает - это как руку себе отрезать... Благородство оказывается сильнее любви... В тексте пьесы гораздо больше надежды для нового начала (которое "никогда не поздно", я в это тоже свято верю, просто не всем дан шанс...). А в спектакле мне Марат с Ликой показались слишком "покалеченными", может, поэтому так давило внутри и слёзы текли, ведь это так узнаваемо - сколько людей в реальной жизни своими же руками рушат то, что необходимо всем как воздух...
O впечатлениях от передачи отпишусь, когда приду домой с работы.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1118
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 19.02.14 04:27. Заголовок: А нельзя ли считать ..
А нельзя ли считать благородство - способом проявления эгоизма? Может ли благородство быть разным, с разными оттенками, ну там, как к примеру - "ложь во спасение"? Думаю, что благородство Марата не выглядело бы таким эгоистичным, если бы не бравады после тринадцатилетнего возвращения... Мне кажется, все кроется в истинности благородства. Благородство Марата до ухода - напускное - "на сопротивление, через силу" (понимание того, что "кареглазик" слабее и эту "руку никак не обрезать"; а я - сильный, я смогу). Уход Леонидика в конце - истинное благородство, но запоздалое...
О передаче...
Возможно потому, что я многих передач не смотрела (которые "тристаписят" раз ), мне смотреть и слушать было интересно. Сознаюсь, что интересно было первые минут пятнадцать, когда бы ещё могла получиться беседа. Объясню: чем мне нравится эта ведущая - нестандартностью и тем, что собеседники также любят её слушать (вообще люблю, когда обе стОроны - достойные собеседники), плюс, как мне казалось от предыдуще посмотренных передач (самая запомнившаяся - с режиссером Звягинцевым), Дарья обладает неплохими, если так можно выразиться, терапевтическими способностями, когда хорошо чувствует человека и неожиданными вопросами помогает им раскрыться, говорить свободно... Начала она неплохо, пытаясь докопаться до взаимосвязязей, к примеру, детских впечатлений от картины в Третьяковке до роли в фильме "Царь", или хотя бы попытка поговорить о разнице между "преображением" и "превращением"... Все её попытки на корню были оборваны, ей ничего не оставалось, как только время от времени все еще пытаться хоть как-то достучаться (о джинне, об огоньке, о любви и возобновлени огня), но ни на одно её "почему" не последовало вразумительного ответа. В особенности, если ты говоришь, что "джинна выпускать нельзя", то зачем даешь ему столько свободы? Или, к примеру, мне понравилось о парадоксе Домогарова, играющего Сирано... Два человека - персонаж и актер, для которых внешность - враг... И как Дарья пытается сказать: "ведь это же неважно, важно, что вы - актер гораздо больше, чем вы красивы"... К сожалению, для многих это непонятно и остается парадоксом... Мне это, действительно неважно, возможно, поэтому ничего особенного во внешнем виде или физической форме я не заметила. Мила пишет:
цитата:
не не понравилась ведущая. Я понимаю, что она должна была поддерживать светский разговор, дабы не нарушать регламент передачи, но зачем же соглашаться с тем, что заведомо является ложью?
Мила, для кого это является ложью? Ведь у разных зрителей - разное восприятие... Точно также, как верно было подмечено, что играть (и играют его) этот спектакль по-разному, не так, как воспринимается оригинальный материал (текст пьесы). Интересно, наверное, было бы спросить у Житинкина... Странное ощущение какое-то было - вроде, умный человек и говорит верно, и как актер понимает, что может и способен, вроде, все, как у нормальных актеров, которым необходимо это самокопание и самонедооценка... Но почему это так влияет на его психику? Копайся в себе, ради Бога, доверяй это самым родным и близким, но зачем "выносить это все на улицу"? Если не угомонится, как выразилась Катя, то погубит себя вконец. А жаль, ведь замечательный актер.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1123
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 19.02.14 17:28. Заголовок: Girlygirl пишет: А н..
Girlygirl пишет:
цитата:
А нельзя ли считать благородство - способом проявления эгоизма? Может ли благородство быть разным, с разными оттенками, ну там, как к примеру - "ложь во спасение"?
Мне кажется, благородство - оно или есть, или его нет. Конечно, проявляться оно может по-разному. Но благородство и эгоизм... я бы сказала, "две вещи несовместные". Да и у Сирано не эгоизм, а желание сделать, как лучше. Только тогда еще не было блистательной формулы Виктора Степановича: "Хотели - как лучше, а получилось... как всегда". И вместо того, чтобы сделать Роксану счастливой, Сирано сделал несчастными сразу троих. А Кристиана вообще погубил.
цитата:
Или, к примеру, мне понравилось о парадоксе Домогарова, играющего Сирано... Два человека - персонаж и актер, для которых внешность - враг...
Для Сирано - враг. Для актера Домогарова... ох, мне кажется, это уже давно кокетство.
цитата:
И как Дарья пытается сказать: "ведь это же неважно, важно, что вы - актер гораздо больше, чем вы красивы"...
Согласна, как актер - больше.
цитата:
Странное ощущение какое-то было - вроде, умный человек и говорит верно, и как актер понимает, что может и способен, вроде, все, как у нормальных актеров, которым необходимо это самокопание и самонедооценка... Но почему это так влияет на его психику? Копайся в себе, ради Бога, доверяй это самым родным и близким, но зачем "выносить это все на улицу"?
Мне думается, это от неуверенности в себе. Что ж, бывает... И нередко. Только здесь с этим идут не в Твиттер, а к психотерапевту. И пользы от этого бывает больше.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1124
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 19.02.14 17:36. Заголовок: Собственно я шла сюд..
Собственно я шла сюда с интервью Ольги Остроумовой в"Собеседнике":
Ольга Остроумова: Сочувствую подстрекателям и жалею, что не ценила время Елизавета Борзенко
Ольга Остроумова уже тридцать лет работает в Театре имени Моссовета. Впрочем, она никогда не придавала значения «красивым» датам и юбилеям, поскольку пафос и громкие слова, на ее взгляд, только мешают профессии.
Получила две грязные анонимки
– Я прочла у Майи Туровской, что Бабанова приходила в театр, здоровалась, репетировала, прощалась и уходила, – говорит Ольга Михайловна. – Так же и у меня. Я никогда не вникала ни в какие пересуды. После репетиции бегом домой. У меня и без того слишком много дел.
– Но все же вы вспоминаете то время, когда впервые переступили порог Театра Моссовета?
– Оно вспоминается потому, что молодость всегда кажется нам романтичной и беззаботной. Хотя, если говорить объективно, время было не из легких. Тогда во всех коллективах происходили какие-то бучи. И мой переход в Театр Моссовета связан именно с тем, что здесь, в отличие от Малой Бронной, не было конфликтов. Жизнь текла размеренно, тихо, интеллигентно. Никаких собраний и коллективных лозунгов. Поэтому я сюда и перешла.
Правда, вскоре выяснилось, что здесь тоже есть подстрекатели, которые пишут куда-то письма, шепчутся в гримерках. И я перед самой премьерой получила две грязные анонимки. Слава Богу, что не стала выяснять, кто это и почему. Ясно же – в труппе много женщин, все ждут свои роли, а тут появляюсь я – еще одна конкурентка.
На меня анонимки никак не подействовали – разве что я пожалела того человека, который потратил час своей жизни на эту ерунду. Такой характер у меня от родителей.
– Вы никогда не скрывали, что ваш дедушка был священником. По советским меркам не самая почетная профессия, мягко говоря. Вам такое происхождение не мешало?
– Мне нет, поскольку серьезные шаги в жизни я делала не в столь страшную эпоху. А вот родители в сталинское время страдали не раз. Например, устраиваются на работу, но через месяц их вызывают в НКВД и говорят: «Почему скрывали, что в роду есть священник, да еще и в третьем поколении?! На сборы 24 часа». Так они вынуждены были переезжать с места на место в надежде, что жизнь когда-то наладится.
Пострадал и дедушка. Восемь лет он провел в лагерях, вернулся только в конце войны, а умер в 1960-е годы в кабинете начальника КГБ, когда поднимали налог на церковь… Но это к слову.
Так вот, несмотря на все тяготы, у нас в семье было удивительное отношение к вере и к самому дедушке. Лето мы проводили у него в Бугуруслане (Оренбургская область), и я видела, каким уважением пользуется наш священник: всякий раз, когда мы шли с ним по улице, к нему обязательно подходили соседи – посоветоваться. Любили его очень.
При этом жил он скромно. Домик был маленький, из двух комнат, и если хозяин отдыхал, то бабушка (матушка Антонина) блюла его спокойствие невероятно. Еще огородик у них был. И дальше шла дорожка через кладбище в церковь, где дедушка служил. Часто этой дорожкой ходили и мы. Брали подстилку, расстилали ее между могилами и читали. Страха не было, потому что кладбище старое, заросшее черемухой и сиренью. Умиротворяющее, уютное место. Иногда мы помогали во время службы: например, держали шлейф от платья невесты, хотя никто нас не заставлял. В вере мы… просто жили. Дышали этим воздухом. И это то, что до сих пор держит меня на земле.
– А потом в сентябре шли в школу и понимали, наверное, что дедушка живет совсем в другом мире?
– Нет, такого не было. Нас ведь никто не принуждал жить по церковным канонам. Все шло своим чередом. Однажды мы, юные пионеры, прибежали к нему с «каверзным» вопросом для «темных»: «Дедушка, а что, гром – это Илья-пророк на колеснице, да?» В ответ он рассказал нам о библейском пророке Илии, о его чудесном вознесении на небо, а потом объяснил, что такое гром с точки зрения законов физики. Он был очень образованным человеком и умел просто объяснять. Никакого противоречия между двумя «версиями» мы не нашли.
Вечерами вся наша семья собиралась в беседке, там у дедушки был свой стул возле самовара. И когда мы ужинали, из городского сада доносились звуки духового оркестра, а из кухни пахло ароматными пирогами. Вот это ощущение семьи забыть невозможно. Оно во многом повлияло на меня, на моих сестер и брата.
– Получается, что детей в доме особо и не наказывали?
– Нет, хотя строгость была. Однажды я привезла из Оренбурга конфеты «Кара-Кум» в подарок. И когда к нам в гости приехал священник, бабушка пошла за этими конфетами и увидела, что в пакете всего две штучки осталось, потому что остальные я съела. Она рассердилась, но крика не было. Я вообще криков от нее никогда не слышала. Кстати, и папа наш (по профессии учитель физики) был точно таким же. Но при этом его молчание и недовольство воспринимались нами гораздо глубже, чем всевозможные мамины нотации. Подумаешь, сыграла в «Доживем до понедельника»
– А как родители отнеслись к вашему желанию стать актрисой?
– Вполне спокойно. Мама напекла пирожков и собрала в дорогу, хотя знакомых в Москве у нас не было. Но такое легкое дыхание было в семье: хочешь в артистки – поезжай.
– И ведь насколько благосклонной оказалась судьба: фильм «Доживем до понедельника» вышел на экраны всего через два года после вашего поступления в ГИТИС…
– Это понимаешь только сейчас. А тогда даже и мыслей о «судьбе» не возникало. Подумаешь, школьницу сыграла! Фильм я оценила лишь пятнадцать лет спустя, когда включила телевизор и оказалось, что идет «Доживем до понедельника». Прежде я не хотела его смотреть, поскольку на первую свою работу смотреть невозможно. Всегда думаешь, что ты совсем не такая.
Мне, наверное, повезло, ведь я со студенческих лет снималась. И большие роли играла, не дожидаясь окончания ГИТИСа. В этом, безусловно, заслуга Павла Осиповича Хомского (ныне худрук Театра им. Моссовета. – Ред.) – нашего педагога. Он был первым, кто принес в институт дыхание живого театра, первым, кто с нами начал общаться не как со студентами, а как с настоящими артистами – без всяких сюсюканий, без скидок на то, что мы маленькие. Он говорил, например: идите приготовьте эту пьесу, покажите мне ее через две недели. И мы шли самостоятельно что-то ковырять, как в настоящем театре. Хотя что мы там могли наковырять! Но старались очень.
Собственно в ТЮЗ – первый мой театр – я тоже попала благодаря Хомскому (он взял с нашего курса четырех человек). Вот это была школа!
Стараюсь быть мягкой
– С Эфросом тоже обходилось без сюсюканий?
– Однажды на репетиции у Эфроса (я была уже актрисой Театра на Малой Бронной) мы играли «Веранду в лесу» по пьесе Дворецкого. И вдруг Анатолий Васильевич громко при всех меня похвалил. Услышать похвалу от Эфроса – все равно что получить Нобелевскую премию. И я, потеряв голову от счастья, ответила ему комплиментом на комплимент: «Ну, конечно, Анатолий Васильевич, я ведь первый раз играю в профессиональном театре». Боже, как мне потом стыдно было, что сказала, не подумав. Ведь и ТЮЗ очень многое мне дал, и режиссер Александр Дунаев, с которым в Театре на Малой Бронной я репетировала во «Врагах» и в «Волках и овцах». А самое страшное, что в тот момент работала трансляция, и Дунаев, сидя в своем кабинете, безусловно, эту фразу услышал. Но он не затаил на меня зла и ни разу не припомнил.
– Вы в работе строгий человек?
– Очень. И даже беспощадный. Я ведь и к себе довольно беспощадна, могу сказать: «Господи, ну какая же я дура – не разобралась с режиссерской задачей». Или могу партнера своего пожурить: мол, ты неправильно играешь. Все это происходит в запале, но не со зла. Сейчас с возрастом я, наверное, стала помягче. Раньше мне и дома говорили: «Мама, ты такая прямолинейная, такая резкая бываешь». Но я стараюсь быть мягкой.
Кстати, сыграв в фильме «Василий и Василиса» по Распутину, я поняла, что прощение превыше всего и что прощать надо при любых обстоятельствах.
– Следуете этой заповеди?
– Стараюсь, хотя получается не всегда. Все мы люди, и у нас между умом и сердцем расхождение бывает колоссальное. Ум говорит, надо простить, а сердце не может.
– А для Валентина Иосифовича вы тоже резкий критик? Или дома разговоров о творчестве стараетесь избегать?
– Зачем же избегать! Кто тебе правду скажет, как не близкий человек? Критикуем друг друга, спорим, обсуждаем… Это моя принципиальная позиция. Комплиментиков и без того ведь хватает. Тут важно все время бить себя по затылку, чтобы не плыть по течению.
На выступлениях Гафта смеются, на моих плачут
– Сейчас вы с Гафтом выступаете в совместной концертной программе. Сложно с ним репетировать?
– А мы не репетировали. Решили так: я выступаю в первом отделении, а он – во втором. Но так не нарочно получилось. Просто у каждого из нас уже были сольные программы – теперь мы решили их объединить. На моем выступлении плачут, на его смеются. В итоге получается такая объемная картина мира.
– Он критик жесткий?
– Нет. Валя говорит: «Как только ты выходишь на сцену, у меня уже наворачиваются слезы».
А если отвечать на вопрос серьезно, то у нас с ним разное отношение к театру. Он может, например, одну и ту же роль играть столько, сколько скажут. Я так не могу, поскольку теряю интерес, возникает ощущение отыгранности, как было у нас со «Вдовьим пароходом» Генриетты Яновской в Театре Моссовета. Сначала из спектакля ушла Наташа Тенякова, потом умерла Элла Бруновская. И я решила больше не играть, поскольку общий рисунок произведения стал совсем другим. Я потеряла интерес, хотя коллеги удивлялись: «Как?! Ты отдаешь такую блестящую роль?!» А я абсолютно к ней охладела. Ну, поиграла, и хватит.
– У вас есть некий индикатор, который вам говорит, что пора двигаться дальше?
– Разумеется, этот индикатор всегда один – зрительный зал. По его реакциям сразу понятно, достиг ли ты предела в своей роли или остается еще пространство для творчества, возможность полета.
– Погодите, но ведь зрительный зал может ошибаться!
– Такое тоже бывает. Тут все зависит от того, своя публика на спектакле или случайная.
У нас шел, например, кассовый спектакль «Мужчины по выходным». И когда его только выпустили, я и еще ряд артистов заявили, что если эта пошлость будет идти на нашей сцене, то мы уйдем из театра. Но, правда, так и не ушли – смирились…
Спектакль играли несколько лет, он собирал полные залы, а я всякий раз радовалась, что имею право не участвовать в таких постановках и что на дворе уже не советские времена, когда тебя принуждали работать в примитивных спектаклях.
Один из моих сформировавшихся принципов: никогда не будь с толпой. Даже если у толпы благие намерения.
– Получается, что ваше имя под открытыми письмами не встретишь?
– Я подписывала только письма в защиту собак, когда Елена Камбурова меня просила. Кстати, это человек, которым я всегда восхищалась. Есть люди, за которыми хочется идти. В моей семье, кроме дедушки, таким человеком был папа. На свою учительскую зарплату он покупал книги и собрал невероятную библиотеку. Мама ворчала: «Опять ты свои книги тащишь». А он улыбался. И каждая книга становилась настоящим подарком. Я помню, как читал он нам с братом «Остров сокровищ». И чувство благодарности к нему я пронесла через всю жизнь – восхищалась отцом в первых своих интервью, но однажды он мне сказал: «Вот ты все время рассказываешь про меня, но если бы не мама, не ее постоянный домашний труд, то ничего бы и не вышло».
Он абсолютно прав. По сей день жалею, что была тогда необъективна.
– А в чем еще по молодости вы были «необъективны»?
– Я не ценила время. Думала, что все успею – не надо торопиться. В итоге не посмотрела многих замечательных спектаклей. Мало я видела Высоцкого, пропустила молодой «Современник»…
Но кроме того, я жизнь ощущала совершенно иначе. Понимаешь это сегодня по фильму «...А зори здесь тихие». Столько лет прошло, а смотреть не могу: ну явно не хватило мне житейского опыта, чтобы сыграть Женю Комелькову. Сегодня, будь моя воля, сделала бы все по-другому.
Отправлено: 19.02.14 19:07. Заголовок: Eugenia пишет: Мне ..
Eugenia пишет:
цитата:
Мне думается, это от неуверенности в себе. Что ж, бывает... И нередко.
Конечно. И это мне кажется нормальным. Но вот возьмите Гафта, к примеру. Книгу его читала, где он пишет о себе и где о нем пишут разные люди. Там такая глыба недовольства собой и самокопания - ужаснуться можно, а кто когда о нем слышал что-то плохоe, скандальное?
Hеуверенность неуверенности рознь...
Mне кажется, в чем-то была права Элен, когда говорила о паранойе. Одно дело, когда талантливые, неугомонные люди, отдавая себя, сгорают (тоже ведь получается "сами себя своими терзаниями"), совсем другое - когда в своем сгорании винят других...
O благородстве и эгоизме я ведь не утверждаю, а наоборот - пытаюсь понять..., поэтому и знаки вопроса, и "мне кажется"... Опять же, вполне возможно, помните как в передаче говорил Домогаров - на данный момeнт я понимаю или воспринимаю это так, а с течением времени - кто знает?
Eugenia
администратор
Сообщение: 1128
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Конечно. И это мне кажется нормальным. Но вот возьмите Гафта, к примеру. Книгу его читала, где он пишет о себе и где о нем пишут разные люди. Там такая глыба недовольства собой и самокопания - ужаснуться можно, а кто когда о нем слышал что-то плохоe, скандальное?
Так это же - Гафт. И, кстати, обратите внимание на интервью с Остроумовой. Недаром же говорится: о мужчине судят по тому, какая с ним рядом женщина.
Кстати, писали одно время чего-то там и про Гафта... Но дело же не в том, что пишет ЖП, а в том, как человек на это реагирует. Или не реагирует. В "нашем случае" было замечательное время полного игнора ЖП. А форум артиста в этом всегда поддерживал и старался, по мере своих скромных возможностей, ограждать от всяческой "желтухи". Скрытый текст
...и уж ни в коем случае не тащить ему каждый подобный опус с криками: "А вот видели, видели!.. Какая гадость, как они могли!.." И т.п.
Hеуверенность неуверенности рознь... Mне кажется, в чем-то была права Элен, когда говорила о паранойе. Одно дело, когда талантливые, неугомонные люди, отдавая себя, сгорают (тоже ведь получается "сами себя своими терзаниями"), совсем другое - когда в своем сгорании винят других...
Вот именно. Не, это уже, боюсь, безнадежно. Очень обидно, но... пока человек сам себе не захочет помочь, никто ничего не сможет сделать.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1130
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 20.02.14 18:50. Заголовок: Татьяна Москвина - к..
23 февраля исполнилось бы 70 лет Олегу ЯНКОВСКОМУ. Великий (по самому гамбургскому счёту) артист до своего семидесятого дня рождения не дожил целых пять лет.
Для сцены потеря была не так ощутима, как для кинематографа: Олег Янковский обладал уникальной киногеничностью, камера впивалась в его лицо и считывала малейшие движения. Сцена требует другой энергетики, а для кино умение чуть шевельнуть бровью и сузить глаза, мгновенно пробравшись в сердце зрителю, – это самое драгоценное. Олег Янковский был императором деталей, повелителем нюансов. Он мог часами существовать на экране и быть потрясающе интересным.
Потрясающе интересным мужчиной, что немаловажно. Неспортивный, не богатырского телосложения артист являлся тем не менее носителем абсолютно мужского духа. Зрительницы, которые далеко не всегда в этом разбираются и охотно готовы увенчать любовью кокетливую дамочку в мужском облике, в случае Янковского сбоя не давали. Закатывали глаза ещё с 1968 года, со «Щита и меча», – «О, Янковский!» Он ведь был победитель, триумфатор, у него были огромные творческие победы в любом десятилетии, куда ни ткни.
60-е годы – «Щит и меч», «Служили два товарища». 70-е – «Зеркало», «Мой ласковый и нежный зверь», «Обыкновенное чудо», «Тот самый Мюнхгаузен». В 80-е у страны застой, а у Янковского «Полёты во сне и наяву», «Влюблён по собственному желанию», «Ностальгия», «Крейцерова соната»… В позорные для нашего кинематографа 90-е годы Янковский много снимается в европейском кино и не унижает себя и в отечественном: «Паспорт», «Цареубийца», «Ревизор», «Роковые яйца». Наконец, в XXI век Олег Янковский входит уверенным шагом полного мастера, показывая решительные чудеса в фильмах «Бедный, бедный Павел», «Доктор Живаго», «Любовник», «Царь». Он перестал быть «идеальным интеллигентом» на экране, это так, – но неимоверно глубоким и по-настоящему таинственным артистом быть никогда не переставал. Не знал творческих поражений и увядания славы. Возраст элегантно ложился лёгкой сеточкой живописных морщин, делая лицо ещё более интересным.
Диапазон игры у Янковского – наверное, один из самых обширных в отечестве. Герой-любовник, это конечно, это само собой, притом герой-любовник роковой, эдакий «в сапожках лаковых Гастон», с нехорошей ухмылкой и эгоцентрическим блеском в недобрых глазах. Но ведь с каким великолепием, яркостью и вкусом Янковский играл чисто комедийные роли, хоть их и немного: «Паспорт», «Ревизор», «Китайский сервиз». С явным удовольствием погружался в инфернальные пучины – так сыгран им многоликий Дракон («Убить дракона») или сатанинский граф Пален («Бедный, бедный Павел»). Актёр легко схватывал современные характеры и убедительно погружался в реконструкцию истории. Любил и сказочный, фантастический элемент в работе, справлялся с притчей, с интеллектуальными и символическими туманами – короче, перед нами актёрский универсум. Лицо, любимое миллионами людей на протяжении сорока лет.
Эта любовь сигнализировала о том, что в Отечестве ещё водится настоящая публика, готовая поддержать не куклу массового спроса, не социальный типаж – но настоящего Избранника. Того, кого полюбили Музы и кому помахал ручкой сам Аполлон. Что бы ни играл Янковский, он побеждает унылую обыденность, уносит нас силой искусства в иное измерение, где наши страсти и страдания преображаются, делаются значительными, важными, красивыми даже. В его изображении укрупнялся самый мелкий персонаж, становилась интересной распоследняя гадина. Но он мог оживить и героя выдуманно-идеального. Янковский умел молчать и умел говорить одно и думать другое – да так, что это было внятно. Он свидетельствовал собой невыдуманную, настоящую сложность человека. И при этом от него было глаз не оторвать…
Удивительный и неподражаемый. Избранный, что и говорить.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1131
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 20.02.14 18:52. Заголовок: ...И всем бы хороша ..
...И всем бы хороша статья, но что же Москвина Алексея Александровича Каренина на упомянула? Роскошная же роль! Скрытый текст
Отправлено: 20.02.14 22:37. Заголовок: Наконец я тоже приоб..
Наконец я тоже приобщилась, без особого энтузиазма, правда. Интерес к актеру был потерян еще год тому назад, и насколько я могу судить, за этот год ни произошло ровным счетом ничего нового и значительного, что можно было бы обсуждать в передаче - то есть, даже не совсем понятно, с какой целью и для какой аудитории она была сделана. И на каком канале показана (я смотрела ее на ютюбе, там бьли и начало, и конец). Никаких других передач этого цикла я не видела, и ведущая мне не знакома, но могу сказать, что она молодец. Со своей задачей справилась на отлично, выглядела заинтересованной и подготовленной. Даже показалось, что она относится к своему герою с большой симпатией. И явно в курсе его событий, в том числе и не связанных с творчеством. А вот что касается конкретно творчества, то там все выглядит как-то печально, на мой взгляд. Ибо нельзя же постоянно жить прошлым, особенно актеру, должно быть какое-то движение, иначе конец. Вспоминается Нижинский, Макбет, Богун - но господи, когда это было, тогда и актер был совсем другим, и отношение к нему тоже. В настоящем времени говорится о ролях, которых уже нет, и к которым нет возврата – о Сирано, например. Да и «Марат» давно «дышит на ладан». Недавние впечатления Бетси тому подтверждение.
Еще когда – о, господи, моей поездке в Нью-Йорк на «Дядю Ваню» уже 3 года скоро – тогда Лариса Кузнецова говорила (приватно, конечно), что Лика сегодня есть, а завтра нет, и никакого будущего с этим спектаклем не связано, и играть его уже давно всем тяжело и приходится чуть ли не застравлять себя выходить в этой роли на сцену, но руководство театра считает, что спекталкь должен идти, потому что на него ходит публика... Оттого, видимо, у актеров уже поменялось отношение к своим персонажам. Это я к тому, что Домогаров теперь воспринимает своего героя как законченного эгоиста. Вполне может быть – я новое «прочтение» не видела и не стремлюсь – пусть в душе останется то чудо, к которому я когда-то прикоснулась, ибо когда я видела этот спектакль в декабре 2008-го, он был еще вполне себе жив и игрался камерно на Малой сцене, и тогда – убеждена в этом на 100% - Домогаров играл благородство. А теперь он может играть что угодно и как угодно.
Вот там, в передаче, очень правильное слов прозвучало, правда, из уст Дарьи, но оно применимо сейчас практически ко всему, что делает Домогаров на сцене и вне ее, очень четко характеризует его сегодняшнего – гордыня. Кстати, смертный грех номер 1, по-моему (хотя я совсем не эксперт в вопросах религии). Он может сам говорить что угодно – для нас всех уже сто лет как не секрет, что он говорит одно, а делает прямо противоположное, но, на мой взгляд, он актер, который несет себя на сцену таким, какой он есть сегодня - что бы он там ни говорил про разные «кнопочки, которые включаются во время выхода», но он выходит на сцену со всеми своими проблемами и взглядами на жизнь, со своим сиюминутным состоянием и настроением – отсюда и забытые, или скомканные, или проговоренные скороговоркой слова, и вовремя проглоченные матерные реплики – оговорки («все вокруг – м..ки»). От принесенного на сцену настроя и спектакли раньше – ну, то есть, когда мы еще «коллекционировали» разные отзывы на них – были такими разными, в противовес, например, игре Ольги Кабо, которая всегда оставляет свое личное за сценой, а потому создается (или создавалось) впечатление, что она всегда играла одинаково, кто-то даже сказал – «железобетонная Роксана». Но постоянство – признак профессионализма вообще-то, а нашего бывшего героя постоянно шарахало туда-сюда и не раз выручали партнеры по сцене, когда он выходил на нее совсем «никаким», переживая очередные перепетиии своей личной жизни - тут, правда, я опираюсь больше не на свои собственные впечатления, а на рассказанные мне людьми, которые бывали на его спектаклях постоянно и могли сравнить, как Домогаров играет, когда играет. В мои московские «гастроли» девчата-завсегдатаи даже сказали мне в антракте, что мне очень повезло - Домогаров сегодня в отличном настроении (смотрите-ка!) и играет здорово... Так что, вероятнее всего, Марат теперь отражает нынешнее душевное состояние артиста, его зацикленность на себе и враждебное отношение к окружающему миру, где ему нет дела до чувств остальных. Лично я его таким видеть не хочу, и что бы там Домогаров теперь ни говорил, мое отношение к Марату ему испортить не удастся (в отличие от моего отношения к нему лично).
Многие прозвучавшие в передаче комментарии кажутся мне спорными. Например, реплика о том, что в Хайде нет зла, и в Басманове нет зла, а есть внутренняя задача - это нонсенс, по-моему. "Задачей" можно оправдать тогда что угодно. А что тогда есть зло, скажите? Задача это или не задача, но именно она рождает Зло, которое этот персонаж несет людям.
А что касается его кокетства «я средний сериальный актер», то думаю, что при всей своей «зазвездованности» он отчасти это понимает, что от редкого по влиянию на зрительный зал театрального артиста он опустился до сериального актера, который, переиграв за последние годы множество ролей, ничего выдающегося на ТВ-экране не создал. В «Турецком» и «Монсоро» он был уникален, а в сериалах последних лет его роли мог сыграть кто угодно из подходящих по фактуре и возрасту актеров без особого ущерба для смотрибельности фильма (не все его звездные коллеги и стали бы их играть, кстати). Пожалуй, соглашусь с Женей, что только «Наследство» стоит в этом ряду особняком. Даже в «Марьиной роще» он вполне заменяем. А ведь на сцене когда-то был Королем... И вот понимание этого, думаю, отчасти сыграло свою роль в его нынешнем мировосприятии, но виноваты в этом, конечно, другие – не он сам, не его публичные поступки, которые отвратили от него большинство серьезных режиссеров, которые могли бы что-то достойное ему предложить... Что касается мысли о паранойе, то мысль это не моя, но я ее поддержала. Увы, психологические проблемы там очень глубокие, но сам объект этого не осознает, предпочитая все проблемы перекладывать на других и видя врагов и заговоры везде, только не в себе самом, не в собственной голове... Кстати, это было в нем и раньше, просто мы упорно этого не замечали. И не хотели замечать - хотелось же верить во что-то благородное и героическо-романтическое...
Что касается нашего бывшего форума и всего остального... Да, мы поначалу старались оградить нашего героя от посягательств желтой прессы, совершенно не понимая, что всякая грязь вокруг его имени служит как бы подпиткой для его энергетики и он сам ее ищет (такая мысль возникла у меня после того, как актер завел свой твиттер и что он там делал и что говорил). Не искал бы – не было бы стольких связанных с ним скандалов. Что угодно могут писать о «голубизне» Миронова и Меньшикова, о буйном нраве Хабенского и Машкова, но эти актеры идут вперед, играют хорошие роли, спокойно делают свое дело, и никакая грязь к ним не пристает – они просто выше этого, у них совершенно нормальная психика и они – даже если на самом деле кто-то из них нетрадиционной ориентации – гораздо больше мужчины, чем «классический самец» Домогаров. Но меня иногда посещает мысль (сейчас, правда, уже редко, поскольку будущее бывшего кумира мне теперь фиолетово ) – а нет ли и нашей вины в том, что наш бывший кумир так оторвался от реальности, так зазвездился и уверовал в собственную исключительность, гениальность, непогрешимость (которая привела ко вседозволенности и прочим несимпатичным качествам), или, будучи изначально инфантильным и так и не поврослев к своему «полтосу», он сам обрек себя на проблемы с психикой и такой вот закат карьеры (а что сейчас мы лицезреем закат, я нисколько не сомневаюсь)? Не способствовало ли наше постоянное восхищение и оберегание тому? Я знаю, что в последние годы он нас совершенно не ценил (даже если поначалу и был нам искренне благодарен за поддержку и обожание), говорил (что теперь греха скрывать), что на форуме нет объективности, называл нас курицами и т.д. Видимо, он нашел эту самую вожделенную объективность теперь среди своих твиттерных шавок (пернатых он не любит, они не подобострастны) и счастлив теперь. Ну, дай Бог ему, как говорится...
...в общем, на эту тему можно распространяться долго, а можно и просто замолчать, ибо все интересное, связанное с этим персонажем, уже - увы - в прошлом...
Отправлено: 21.02.14 15:43. Заголовок: Мне, Лена, по духу ..
Мне, Лена, по духу твои рассуждения о передаче очень близки. Я со многим согласна. Сейчас совершенно нет времени рассуждать на эту тему - и работы очень много, и события в Киеве волнуют гораздо больше. Вы все знаете, что там творится... Черкнула, просто, что бы ты знала.
Элен пишет:
цитата:
Но меня иногда посещает мысль (сейчас, правда, уже редко, поскольку будущее бывшего кумира мне теперь фиолетово ) – а нет ли и нашей вины в том, что наш бывший кумир так оторвался от реальности, так зазвездился и уверовал в собственную исключительность, гениальность, непогрешимость
Да, это так. Развратили и разбаловали. Я человек не злопамятный, но любая попытка критики, даже не его самого, а фильма вообще, жестко пресекалась: чего стоили гневные отповеди несогласным после "ЧЛ", мама дорогАя!!!
Я сейчас на сон грядущий читаю очень приятную книжицу Марины Райкиной "Москва закулисная". Там есть глава - интервью о Домогарове. Прочитав ее, естественно, в первую очередь, очень ясно поняла: он был таким всегда, просто с возрастом (как и у всех людей), определенные качества в нем взяли верх. Се ля вуха
Eugenia
администратор
Сообщение: 1134
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Все-таки с этим я не соглашусь. Если бы всё было так просто... Тем более, что АЮ мог вообще годами не появляться на форуме и не интересоваться тем, что там происходит. Кстати, тогда и форум поживее был. По вполне понятным причинам. А в его присутствии, естественно, старались высказываться более аккуратно.
цитата:
Я человек не злопамятный, но любая попытка критики, даже не его самого, а фильма вообще, жестко пресекалась: чего стоили гневные отповеди несогласным после "ЧЛ", мама дорогАя!!!
Думаю, что я тоже злопамятностью не страдаю, но я прекрасно помню, что лично я тогда (как, впрочем, и всегда в подобных случаях) просила лишь об одном: выражать свое мнение, в том числе отрицательное, в цивилизованной форме. А кое-кому (как критикующим, там и восторгающимся) всё время хотелось высказываться в духе: "Раззудись, плечо! Размахнись, рука!" - чего я, как модератор, допустить не могла.
Кроме того, ситуация с "Чужим лицом" осложнялась конфликтом режиссера с телеканалом, что, естественно, фильму на пользу не пошло (в частности, по настоянию телеканала был убран весь английский язык, что сразу же сделало фильм менее достоверным, ну, и другие моменты имели место, в частности, выбор актрисы на главную роль). В результате режиссер фактически снял своё имя... Хотя и он сам тоже не без греха: так переделал роман Э.Тополя, что просто вывернул его наизнанку Скрытый текст
а ведь сначала говорил: "Мы постарались сделать сценарий максимально приближенным к первоисточнику. Эдуард Тополь – замечательный автор, и нам не нужно было ничего придумывать. Он уже все написал, а нам оставалось только максимально гармонично перенести его произведение на экран"
Я не про искусственно приделанный хэппи-энд, а про доброго дяденьку генерала КГБ, который, прямо, как Брюс Уиллис, всех спас. Но, кстати, к работе АЮ в этом фильме у меня претензий нет. Замечательно сыграл фактически три роли.
цитата:
Я сейчас на сон грядущий читаю очень приятную книжицу Марины Райкиной "Москва закулисная". Там есть глава - интервью о Домогарове. Прочитав ее, естественно, в первую очередь, очень ясно поняла: он был таким всегда, просто с возрастом (как и у всех людей), определенные качества в нем взяли верх.
Думаю, "Москву закулисную" мы все читали. И первую, где о Домогарове, и вторую, и третью... Чтение, спору нет, занимательное, но только надо все же делать поправочку, что это Марина Райкина... а она тоже не истина в последней инстанции, да и высказываться любит весьма лихо и эпатажно, вплоть до налета желтизны. Я не говорю, что ей совсем нельзя доверять, но... почитайте Смелянского - и почувствуйте разницу!
Отправлено: 21.02.14 19:44. Заголовок: Жень, да что ты, не ..
Жень, да что ты, не в твой конкретно. Вообще форум я имела в виду, и себя в том числе. Если считать, что кто-то виноват в чем-то, то это ВСЕ МЫ, кто создавал на форуме определенную атмосферу, все - ну кто был на форуме достаточно долго - выдерживали всегда только хвалебно-восторженный тон по отношению к нашему герою, все время акцентировались только на положительных, так сказать, моментах его актерской и человеческой биографии. Чересчур носились с ним, как с драгоценным сосудом - "человеком без кожи", боялись обидеть, расстроить, хотели доставлять ему только положительные эмоции, постоянно хвалили за каждый вздох (и иногда перегибали палку - с содроганием вспоминаю километровые велеречивые посты какой-нибудь Кантаты или ее "высокой покровительницы" - сплошная лесть, затмевающая разум) и т.д. Лично я и сама тогда считала, что мы делаем благое дело – пытаемся сберечь наше чудо, укрыть его от враждебного мира, защитить от травмирующих его психику грубых вмешательств, дать ему сил играть и вообще жить. Помню свое восторженно-придыхательное отношение к нему, какое-то материнское даже (помню, кто-то назвал меня «матерью Терезой» тогда в приватной переписке, когда я пыталась ему объяснить, какие именно чувства испытываю по отношению к нашему герою). Правда, года 4 тому или 5 я (и не только я, думаю) уже начала прозревать, помню свою переписку с приснопамятной Бастет после записи с матом и угрозами, которую опубликовала «ЭГ», и которая стала для многих из нас просто ушатом холодной воды. Что-то в том духе, а не чересчур ли многое мы прощаем нашему кумиру – это не совсем тот человек, каким мы его привыкли видеть, не настолько утончен и интеллигентен, как нам кажется, а откровенно груб и агрессивен и т.д. Может, уже надо как-то с ним поговорить осторожно на эту тему, ведь это его публичное лицо, он не должен так себя вести? На что получила гневную отповедь, что как же можно быть такой жестокой и бессердечной, человека откровенно травят, мы должны его поддержать, а женщины вокруг него все стервы, которые его только используют, а он такой ранимый и беззащитный и т.д. В общем, совершенно оголтелое и слепое обожание. Я-то сама с Домогаровым общалась минимально – ну, встречалась пару раз (хотя в Нью-Йорке дифирамбов уже не пела), немного попереписывались через форумский ящик, но и то помню, что в основном всегда благодарила и хвалила, иногда искренне – особенно поначалу, а потом уже нет - просто по привычке. Но представляю, что ему могла говорить та же Бастет, которая прежде всего у него с форумом и ассоциировалась –сколько развращающей лести она могла на него вылить, а разве она одна такая была? Не только на форуме, а около него вообше. А когда я все же набралась смелости и написала ему после его какой-то истерики на форуме, что вообще-то надо бы ценить такое многолетнее и верное отношение к себе и не оскорблять форумчан и особенно модератора – Жень, ты ведь помнишь, что случилось потом, что он тебе высказал насчет меня? Разве можно было позволить себе какое-то другое отношение, кроме обожания и незамечания всех грехов?
Но то все было приватно, а официально критики у нас не было ВООБЩЕ никакой, мы, наверно, просто считали себя не вправе поднять голос против нашего божества. В общем, сотворили себе кумира по всем статьям - я это вижу так. И думаю, что напрасно, хотя альтернативы у нас, по сути, и не было, положа руку сердце-то. То есть, хозяин нас воспринимал только такими, если бы мы чуть что-то себе позволили "лишнего" - конец бы нашему "островку счастья в сети" пришел давно. Хотя человеку с нормальной психикой вообще-то такое отношение не смогло бы повредить, но мы тогда - что нас вообще-то извиняет - не представляли, насколько данная конкретная психика далека от нормальной. Звоночки, конечно, были, но мы старались не придавать им значения, списывая все на травлю ЖП, на усталость и избыток эмоций у артистической натуры и т.д. А когда звоночков стало уже настолько много, что закрывать глаза на них стало все труднее, то мы уже просто берегли СЕБЯ, свою дружную компанию и наше замечательное и уютное прибежище. Надеясь на то, что если мы "пересидим" очередную вспышку барского гнева, то все по-тихому рассосется. Оно бы и рассосалось на какое-то время (хотя конец нашему форуму рано или поздно все равно бы настал), если бы хозяин, не умеющий отличать зерна от плевел, не пошел на поводу у враждебной нам твиттерной своры, умело влезшей ему в душу - да что мне тут рассказывать, все прекрасно видели это сами...
В общем, история и с форумом в конце его существования, и особенно с твиттером показала, что рядом с данным персонажем можно находиться только в случае коленопреклоненного признания его гениальности, льстивой покорности, в низком старте, готовым рвануться и принести брошенную хозяином палку или порвать на части врага по команде «фас», и никак иначе. При этом уважать он тебя все равно не будет, но хотя бы «допустит к телу» (то есть, позволит быть в свите). Поскольку мы - люди психически нормальные и уважающие себя, мы сделали свой выбор, высказали хозяину, что думаем о нем, и собрались здесь, а не там..
Так что никаких камешков с моей стороны конкретно в твой огород, Жень, не было вообще, извини меня, что мой пост заставил тебя понять это именно так. Ты знаешь, как я к тебе отношусь и всегда относилась – и лично, и в «глобальном» смысле, всегда восхищалась тобой, как ты можешь так дипломатично разруливать острые ситуации, сохранять хладнокровие и заставлять себя уважать даже врагов (которым бы я не пожелала находиться на твоем месте). Вокруг этого актера (даже не столько благодаря его актерскому таланту, видимо, сколько из-за мужской его привлекательности) всегда было слишком много женского неадеквата, и я прекрасно понимаю и помню, чего тебе это модераторство стоило... Так что прошу у тебя прощения еще раз, пожалуйста, не принимай на свой счет все, что я посчитала нашей общей виной (и своей лично в немалой степени – прозрение наступило поздновато)...
P. S. Я не принимала никакого участия в критике "ЧЛ" (вероятно, вообще была в отпуске, потому что смотрела фильм уже сильно после остальных), потому точно не помню, что там произошло, но совершенно разделяю твою мысль о том, что критика должна быть конструктивной и без перехода на личности. Другое дело, что данный персонаж критики не приемлет ВООБЩЕ НИКАКОЙ...Там такое раздутое самомнение, помноженное на мужской шовинизм, что «медицина бессильна», как говорят в таких случаях.
По поводу Райкиной разделяю Женино мнение. В свое время почитала ее достаточно, и первую книгу, и вторую, и согласна с тем, что она частенько балансирует на грани дозволенности – о многих вещах писать не следовало бы. Понятно, что актерская среда предрасположена ко всякого рода излишествам, но не все стОит вытаскивать на свет из темноты кулис. .
Eugenia
администратор
Сообщение: 1136
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 21.02.14 19:56. Заголовок: Ладно, Лен, чего там..
Ладно, Лен, чего там... Виноваты мы, не виноваты... Я вообще считаю, что воспитывать человека можно только в детстве, потом он уже сам себя воспитывает и перевоспитать его уже никому не удается. Ни исправить, ни испортить.
И поэтому, девочки, давайте всё-таки не будем обсуждать человеческие качества актера Домогарова, а ограничимся обсуждением его работ в театре, в кино, на ТВ и т.д.
И я сейчас, между прочим, перечитала обсуждение "Чужого лица" (выходной все-таки, время было). Как мне и запомнилось, "запрещение" критиковать фильм исходило отнюдь не от меня, а от некоторых форумчан, причем больше всего - от некоторых не в меру ретивых новичков, которые после этого благополучно "свалили в туман" и больше уже на форуме не появлялись.
Ну, и самому АЮ, конечно, не пришлись по душе критические высказывания о фильме. Он обижался и объяснял, что они сделали всё, что могли, а все изменения были внесены по настоянию канала. И его вполне можно понять, как-никак год работы. Но и мы, вообще говоря, критиковали не его игру, а сценарные и прочие нестыковки. И я и посейчас считаю, что он в этом фильме сыграл очень хорошо и убедительно.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1138
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 21.02.14 22:06. Заголовок: Очень интересное инт..
Очень интересное интервью с Ириной Климовой на радио "Культура" в передаче "Театральная среда братьев Верников":
Благополучная актерская судьба. 84 фильма. Десятки театральных работ. Почти каждая роль – событие. Обласканный критикой и поклонниками, любимый режиссерами и партнерами. Чудесная семья. За годы творчества – ни одного простоя, востребован в любую эпоху – и в советскую, и в постсоветскую. Друзья – на века и на подбор, лучшие люди. Красив невозможно. Порода, кровь – родословная высшей пробы! Всегда в отличной форме – худой, подтянутый, ироничный, глаза с прищуром, попыхивает трубкой. Пальцы длинные, аристократичные. В глазах всегда – смешинка, мальчишество. Настоящий герой, мечта девчонок-интеллектуалок. Так горько, несправедливо ушел. Совместить его с болезнью, пожирающей изнутри, – невозможно.
И все-таки это случилось. Как они посыпались тогда, «ленкомовские» мальчики – Горин, Абдулов, Шейнцис, Янковский…
Янковский – из тех редких актеров, через которых можно было выговориться о чем-то важном. Артист – как проводник страданий и сомнений, разрывающих сердце. Артист, который брал на себя все наши боли и трагедии, проникался ими, мучился за нас, отпускал наши грехи.
К режиссуре такой актер должен был прийти непременно. Один лишь фильм успел снять (совместно с Михаилом Аграновичем) – нежную лирическую пастораль «Приходи на меня посмотреть», в которой и сыграл сам – одинокого плейбоя пятидесяти лет, не утратившего обаяния и мужской притягательности, но совершенно брошенного, растерянного, прибившегося к такой же одинокой женской фигурке (Ирина Купченко была партнершей).
Всегда старался играть себя и про себя. За это нередко укоряла его критика: Янковский «носит» свое лицо из картины в картину. Только теперь понимаешь, что от Генриха Шварцкопфа и красноармейца Некрасова до Митрополита Филиппа и Алексея Каренина – он не лицо свое нес, а миссию. Смысл. Тему. Человек и время – вот «высокая болезнь» Янковского. Время, которое ломает, подминает под себя, вздергивает на дыбу истории, тащит за волосы, швыряет об стену, искушает, вербует, требует возмездия за благополучие, ранит, лечит, воскрешает и вновь вышвыривает вон.
Странно звучит, но он не дождался своих героев. Манила его «белогвардейщина», мечтал сыграть Колчака и Врангеля. Смеялся, когда Акунин на банкете после «Статского советника» предложил сыграть «постаревшего Фандорина»: «А давайте! Я жду! Ау, Акунин, если предложение в силе – пишите скорее, годы-то идут!» Не дождался.
Хотел с Аграновичем снять картину по мотивам «Героя нашего времени», про актера 60 лет, благополучного, размякшего от славы, успеха, женщин и денег – про человека, который разучился чувствовать и любить. Такой постаревший Печорин сегодняшних дней, переживающий кризис своего возраста. «Полеты во сне и наяву» в XXI веке. Про себя? Конечно, про себя.
Всегда знал себе цену и всегда сомневался. Отказался от роли Сталина в «Звезде эпохи». Принципиально. Слишком много страданий принес этот человек его семье. Отказался от Воланда в «Мастере и Маргарите». Принципиально. В той же картине отказался от Понтия Пилата, увидев распределение ролей: по кастингу понял, какой фильм получится, совсем не его Булгаков, чужой. Отказался от должности министра культуры. Не сыграл главную роль в «Жертвоприношении», куда звал его Тарковский. Не пустили. Так и ответили за него: «Янковский занят».
Это только кажется, что роли отпускают артиста, нет, они с ним живут навсегда. И любимый им Мюнхгаузен, и Петр Первый из «Шута Балакирева» – последний его романтический театральный образ. Совсем в конце решил впрыгнуть в характерные роли – уморительно и трогательно сыграл взъерошенного Жевакина в «Женитьбе». Ужасно боялся – примут или не примут в новом амплуа? Пытал знакомых: «Что чувствовал? Смешно было? Жалко?» Уже был совсем больной, худенький, меньше ростом, прозрачная бледная кожа… Но не сломленный, с той же смешинкой хулиганской в глазах.
Театр вырастил в нем личность, настоящую подлинную драму. Он был королем этой сцены – театра Ленинского комсомола, его Адмиралом. Но все время кажется, что мог бы больше сыграть, чем успел, чем позволили.
Чтоб и на сцене была своя «Ностальгия» – роль, которая не отпустила его, не вышла из него, а наоборот – вкручивалась в память, разрывала ее все новыми подробностями. Как нес свечу через высохший бассейн и понимал, что никакой режиссер тут не поможет. Что здесь только ты и Бог. Десять минут тишины. Десять минут крупного плана. Десять минут гробового молчания в зале. Как это ему удалось? Подобные воспоминания есть у каждого актера: каждый хоть раз в жизни испытал это чувство абсолютного космоса, невесомости, почти обморочного вдохновения. Когда неважен ни опыт, ни владение ремеслом, ни подсказки режиссера, когда включаются какие-то иные ресурсы, названия которых не существует в природе.
Завораживающий был актер, выпадавший из времени и воплощавший его.
И кажется, что таланта в нем было столько, что он не умещался в его душе, рвался наружу. Счастье, что он передается по наследству, – в этом можно убедиться, посмотрев, как поразительно и тонко играет его сын Филипп Митю Карамазова в «Карамазовых» Константина Богомолова или полюбоваться на нежную, романтическую работу его внука Ивана в роли Максудова в «Записках покойника» Сергея Женовача. Чудо продолжается…
Отправлено: 21.02.14 22:57. Заголовок: Жень, я согласна с т..
Жень, я согласна с тем, что посыпать голову пеплом поздно уже да и незачем. Что было, то было. И слава богу, что было - все-таки хорошего было больше, и именно оно останется в памяти в сухом остатке. А еще лично для себя вынесла извечную мудрость - "не сотвори себе кумира". Раньше это был пустой звук для меня, теперь нет (спасибо Александру Юрьевичу).
А что касается мысли, что взрослого человека перевоспитать нельзя - "извне" нельзя, но ему можно указать на что-то, как он выглядит со стороны, и если он захочет САМ, то вполне может измениться. В случае с Домогаровым это не работает - он НЕ ХОЧЕТ, не видит и не понимает. Поэтому мы и оставили его с богом, пусть живет, как знает...
Eugenia
администратор
Сообщение: 1141
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Девушки, пожалуйста, обратите внимание! Ссылка на интервью с Ириной Климовой работает, если ее скопировать целиком, вместе со временем! Почему так - понятия не имею.
Жень, да что ты, не в твой конкретно. Вообще форум я имела в виду, и себя в том числе. Если считать, что кто-то виноват в чем-то, то это ВСЕ МЫ, кто создавал на форуме определенную атмосферу, все - ну кто был на форуме достаточно долго
Воспринимаю это как крик души совестливого человека, не более. Да никто ни в чем не виноват на самом деле: хотели? как лучше... а что выросло, то выросло
Eugenia пишет:
цитата:
... а ограничимся обсуждением его работ в театре, в кино, на ТВ и т.д.
Я только за. Но все мы слишком близко с ним познакомились, и переход к обсуждению его личности неизбежен еще какое-то время. Я полагаю - это иссякнет само собой. Лично мне он как человек абсолютно ясен и потому больше неинтересен. Ну, а как актер, не более чем другие - ведь за последние годы ничего выдающегося не сыграно...
Отправлено: 22.02.14 21:00. Заголовок: Как приятно читать о..
Как приятно читать о Олеге Янковском, вспоминать его только добрым словом! Женя, спасибо! Действительно "повелитель нюансов" и избранный человек, роли его не забываются!
Eugenia
администратор
Сообщение: 1143
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 23.02.14 04:19. Заголовок: Tori пишет: Как при..
Tori пишет:
цитата:
Как приятно читать о Олеге Янковском, вспоминать его только добрым словом!
Это точно! Даже в фильмах, которые я, в принципе, не люблю (например, "Убить дракона"), он все равно хорош.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1157
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 25.02.14 23:36. Заголовок: С удовольствием проч..
С удовольствием прочитала недавнее интервью с Анатолием Лобоцким в "Вечерке":
Анатолий Лобоцкий: «Напряженная тишина в зале мне ближе шквала аплодисментов»
Анжелика Заозерская
14 января исполнилось 55 лет народному артисту России Анатолию Лобоцкому.
Свой юбилей Анатолий Анатольевич отметит на родной сцене академического театра имени Маяковского, играя премьеру «Кант» (режиссер Миндаугас Карбаускис) с выдающимися партнерами — Михаилом Филипповым, Игорем Костолевским, Светланой Немоляевой. С «Вечеркой» юбиляр вспоминает молодость, стихи, которые он читал «великому и ужасному» Андрею Гончарову, звездную роль — французского журналиста Андре в фильме Владимира Меньшова «Зависть богов». Между прочим, актер — сын журналиста и с большим уважением относится к тем представителям СМИ, которые серьезно занимаются профессией, не прибегая к сплетням и клевете. Более того, Лобоцкий считает, что актеру и журналисту присущи одни профессиональные качества.
– Анатолий Анатольевич, нет ли у вас сожаления, что на свой юбилей будете играть на сцене?
– Артист работает в том числе и тогда, когда все отдыхают - это нормально, более того, привычно. К тому же день рождения с определенного возрастного этапа перестает быть праздником.
– Вряд ли у вас есть причины переживать по поводу возраста. Сейчас у вас творческий расцвет — новый художественный руководитель театра имени Маяковского Миндаугас Карбаускис приглашает вас практически в каждую свою постановку. Что касается вашего внешнего вида и физической формы, то вы более чем в порядке.
– Причина в том, что уже 15, а то и все 20 лет я не отмечаю свои дни рождения так, как это было в детстве — с гостями, подарками, радостью и счастьем. Но это не означает, что от жизни я не жду приятных сюрпризов. Только мои ожидания не связаны с конкретными датами и праздниками, в частности, с днем рождения и Новым годом.
– Наверняка вы читаете труды философов и, возможно, живете согласно учению одного из них?
– Читаю я много, и круг моих читательских интересов довольно широкий. Только философию как науку, с ее светилами - Кантом, Гегелем, Ницше и другими по мере необходимости изучал во время учебы в двух институтах. Замечу, что учился я в те годы, когда еще главенствовал научный коммунизм. Думаю, что каждый неглупый человек в течение жизни выстраивает свою философию, которой и руководствуется. Если бы я серьезно изучал Канта и других философов, то сейчас был бы умнее, и, возможно, оптимистичнее. Предполагаю, что среди философов были и убежденные оптимисты.
– А себя вы к кому причисляете — к пессимистам или к оптимистам, романтикам или к циникам, людям здравомыслящим или к мечтателям?
– Многое зависит от того состояния, в котором я нахожусь в тот или иной момент. Например, сегодня я — умеренный пессимист, а завтра, когда произойдет или случится нечто хорошее, превращусь в умеренного оптимиста. Романтизм, безусловно, во мне тоже присутствует. Да и актерская профессия предполагает разнообразные темпераменты и состояния души. Пожалуй, и к оптимисту, и к пессимисту, и к скептику в отношении себя я бы добавил прилагательное — «умеренный».
– Часто ли вам приходилось доказывать, что актер — это мужская профессия, требующая мужественности, амбициозности, риска, выносливости, отваги?
– Выражаясь современным языком, актер — что-то вроде «унисекса». Категорически не согласен с тем, что актерская профессия — женская. Тогда почему во времена Шекспира женщин не допускали до сцены, и все роли играли мужчины? А почему в японском традиционном театре играют исключительно мужчины? Неужели актерство обвиняют в женской природе, потому что женщины более тонко, искренне чувствуют? Посмотрите на современных женщин — тех же бизнес-леди, которых никак не назовешь нежными и ранимыми? Я совершенно спокойно в профессии ощущаю себя мужчиной и никаких комплексов в связи с родом занятия — не испытываю.
– На одном из сайтов, посвященных театру и кино, прочитала отзыв зрительницы, согласно которому вы похожи на Андрея Миронова? Сравнения с другими актерами не раздражают вас? Многие ваши коллеги этого очень не любят.
– Когда сравнивают с хорошими актерами, как с Андреем Мироновым, мне приятно. Андрей Александрович — потрясающий артист, универсальный и, что большая редкость – незаменимый. Если бы сказали, что Лобоцкий похож на вон на того артиста, который так безобразно играет, то я бы расстроился.
– В юности у вас были кумиры? Может, восхищались Вячеславом Тихоновым в фильме «Семнадцать мгновений весны» или Жераром Филиппом, на которого тоже чем-то похожи?
– К слову «кумиры» у меня негативное отношение. Но артисты, мастерство которых для меня недосягаемо, безусловно, были и есть. Существует целая плеяда артистов, как российских, советских, так и зарубежных, приблизиться к мастерству которых было бы замечательно! Правда, голливудские фильмы я начал смотреть довольно поздно, когда появилось видео, а я уже был актером Академического театра имени Маяковского.
– А когда вы решили, что будете артистом?
– Все решил господин случай. В юности особого влечения ни к театру, ни к кино у меня не было. Хотя, конечно, фильмы Тарковского, на которые я ходил по несколько раз в Тамбове, завораживали меня. Правда, тогда я уже учился режиссуре. Вряд ли шестнадцатилетние мальчишки, особенно в советское время, точно знали, кем они хотят быть. Все мы были раздолбаями и о будущем почти не думали.
– Сейчас многие артисты преподают в театральных вузах и в коммерческих, в частности. Нет ли у вас такого намерения?
– «Уметь» и «научить тому, что умеешь сам» – разные профессии и задачи. Мне сложно объяснить то, что, кажется, я умею делать. Точнее, объяснить то, что написано в учебнике, любой сможет, но это не педагогика! Хороший педагог тот, кто во все, что он делает, чему учит, привносит свою личность. Мне повезло с хорошими учителями.
– Имеете в виду Андрея Александровича Гончарова?
– Андрей Александрович помимо своего педагогического дара, который никто и никогда не подвергал сомнению, был гениальным организатором педагогического процесса. Гончаров собирал команду только из тех людей, которым доверял обучение своих студентов. Причем зачастую в эту команду Гончаров приглашал режиссеров, педагогов, актеров, которые были его антиподами. Так, у нас преподавал Марк Анатольевич Захаров, чья режиссура диаметрально противоположна режиссуре Гончарова. Но Андрей Александрович понимал, что будущие режиссеры и будущие актеры обязаны знать не только систему Станиславского и традиционный русский театр, который исповедовал — именно исповедовал, как религию, Гончаров, но и другие направления, системы, школы.
– Именно Гончаров брал вас на свой курс в ГИТИС?
– Последнее слово всегда было за Андреем Александровичем. Быть абитуриентом театрального вуза, поверьте, очень страшно. Еще раз пережить такое я бы не хотел! Правда, мое поступление было коротким — я прочитал цыганские стихи Лорки, и Андрей Александрович сказал: «Достаточно». Я думал, что провалился, но, к счастью, ошибся.
– Первую большую роль в кино вы сыграли, будучи известным театральным актером. Эта была роль — французского журналиста Андре в фильме Владимира Меньшова «Зависть богов». Общение с журналистами, в частности, со своим отцом помогло вам в работе над этим персонажем?
– Профессиональную принадлежность человека показать в кино и на сцене довольно трудно (исключение — неординарные профессии, например, мясник или палач). Когда вы идете по улице, то вряд ли прохожие видят в вас журналиста, не так ли? Поскольку в фильме «Зависть богов» нет сцен, связанных с профессиональной деятельностью моего героя, то никаких мыслей о вашей братии у меня не было. Если честно, я даже не знаю — чем профессиональный журналист отличается от профессионального актера? Журналист должен быть таким же наблюдательным, внимательным, умеющим слушать, слышать и видеть, как и мастер сцены.
– Актеру необходимы аплодисменты, поклонники и чтобы его узнавали. Тогда как настоящий журналист без всего этого может легко обойтись. Разве это плохо, что актер, отдавая всего себя публике, хочет отдачи?
– Напряженная тишина в зрительном зале лично мне ближе и дороже, чем шквал аплодисментов. Хотя аплодисменты, если по делу, это продолжение связи между актером и публикой. Один педагог, еще на первом курсе ГИТИСа, сказал мне: «Толя, никогда «не ложись» под зрительный зал!» Это не означает, что актер, играя спектакль, работает для своего удовольствия. Но общее впечатление зрителя о спектакле для меня гораздо важнее, чем впечатления зрителя обо мне лично. Театр — коллективное творчество, как бы банально это ни звучало! Если зритель аплодирует не мне, артисту Тоне Лобоцкому, а всем нам, участникам и создателям спектакля, тогда это, действительно, приятно!
– У вас очень красивые глаза и красивый голос. А для вас насколько важны глаза, голос партнера, любимой женщины?
– Если мне нравится женщина, то я не могу не знать цвета ее глаз или тембра голоса, не так ли? Скорее, это знание - на рефлекторном уровне. Если говорить о профессии, то практически все актеры хорошо запоминают и внешность собеседника, и его голос... Тогда как вспомнить имя человека лично для меня проблематично. Правда, очень часто тембр голоса подсказывает — имя его обладателя.
– Когда в труппу театра имени Маяковского приходят выпускники театральных вузов, вы пытаетесь понять, определить: «За что?»
– Тщательный анализ не провожу. Но смотрю, что умеет делать этот актер на сцене? Бывает, когда молодой актер мало что умеет, но при этом в нем чувствуется перспектива, запас, который он рано или поздно реализует. Но хорошие педагоги и анализируют молодых актеров, и точно знают — что из каждого получится через энное количество лет, при тех или иных обстоятельствах. Но поскольку я лишен педагогического таланта, то располагают только общим впечатлением от профессиональных умений партнера.
– В последние два сезона в театре Маяковского активно ставят спектакли молодые режиссеры. Вам интересно работать с вчерашними выпускниками того же ГИТИСа?
– Конечно. Но Миндаугас Карбаускис — тоже молодой режиссер, и я с ним работаю. Если режиссер интересно мыслит, то неважно, сколько ему лет и какой у него стаж.
– Анатолий, вы и в кино снимаетесь и даже в молодежных проектах, не так ли?
– К телевизионной продукции я отношусь как к виду заработка, и только. В большинстве случаев мне не стыдно за мое участие в сериалах. Хотя бывает, что и стыдно.
– Однажды вы уходили из родного театра имени Маяковского, а потом вернулись. С чем был связан тот уход?
– Причина была в моих тогдашних взаимоотношениях с внешним миром. В 1995 году многие люди - и я в частности, переживали депрессию. А сейчас самое благодатное время для театра имени Владимира Маяковского, и я счастлив, что здесь работаю. Мне думается, что в настоящее время наш театр возвращается к своей былой славе, когда зритель приходил в театр имени Владимира Маяковского не только для развлечения и удовольствия, а за театральными впечатлениями.
Отправлено: 03.03.14 23:45. Заголовок: Что-то у мнея сегодн..
Что-то у мнея сегодня много постов образовалось.. . но это действительно Очень понравилось сегодня на Lenta.ru "Либо врать, либо метафоры" Интервью с Лией Ахеджаковой
В конце прошлого года в «Современнике» состоялась премьера спектакля «Игра в джин» по пьесе американского драматурга Дональда Ли Кобурна. Постановка Галины Волчек — бенефис двух актеров, Лии Ахеджаковой и Валентина Гафта, рассказывающих историю знакомства двух пожилых людей в доме престарелых. Ахеджакова сейчас играет не только в родном «Современнике», но и в Театре Наций, например, в идущем там спектакле Андрея Могучего «Circo Ambulante», важном для актрисы с гражданской точки зрения. Под конец 2013 года Лия Ахеджакова получила премию Московской Хельсинкской группы в номинации «За защиту прав человека средствами культуры и искусства».
«Лента.ру» встретилась с народной артисткой России и поговорила о последней премьере, новой роли Алисы Фрейндлих, Ходорковском, свободе художника в России и любимых режиссерах — Могучем, Крымове, Серебренникове. Лия Ахеджакова рассказала, что считает нового «Гамлета» в Театре Наций оппозиционным спектаклем, вспомнила, как формировались ее гражданские взгляды, а также поделилась мнением, почему нынешняя российская власть закручивает гайки, а Украина хочет от нас убежать.
«Лента.ру»: Ваша последняя театральная премьера — «Игра в джин» с Валентином Гафтом в «Современнике». Когда мы договаривались о встрече, вы несколько раз сказали, что спектакль сложный для вас, тяжелый. Из-за того, что вы проводите все время на сцене или эмоционально?
Лия Ахеджакова: Нет, потому что я вообще трудно работаю и для меня любой выпуск спектакля — очень тяжелая вещь. Особенно перед премьерой у меня всегда ощущение, что ничего не получилось, что я во всем виновата, что надо все переделывать. У меня масса претензий к себе. Иногда и к автору. Бывали легкие выпуски, но редко.
Во время репетиций у вас меняется отношение к произведению? Вам сразу, например, эта пьеса понравилась?
Был период, когда я возненавидела ее, мне показалось, что пьеса очень примитивная. А потом на спектакль пришла замечательная журналистка из «Новой газеты» Эля Горюхина — посмотрела и рассказала мне о смыслах, заложенных в этой пьесе, проанализировала ее. Мне стало намного легче. Если бы она мне до того рассказала! Мы же на сцене не знаем, какой месседж посылаем, каков эффект от нашей игры. Мы хотим многого, а что получает зритель — не знаем. И вот когда она мне изложила свое восприятие, я поменяла отношение к пьесе. Тут еще огромное уважение к Горюхиной, к ее личности, миропониманию, опыту, конечно же. В зале люди разные. Сцена из спектакля «Игра в джин» Сцена из спектакля «Игра в джин» Фото: Михаил Гутерман / «Коммерсантъ» 1/3
В спектакле звучит тема одиночества, невольно думаешь — как живешь и к чему придешь. При этом ваша героиня Фонсия порой кажется очень правильной — из-за этого возникают и комические ситуации, и грустные. Как бы вы ее описали?
Не могу описать. Это как сороконожка: если она начнет думать, какой ногой ходить, то не сдвинется. Есть такие вещи, которые лучше не формулировать.
Валентин Гафт ваш давний театральный партнер, у вас бывали разные периоды сотворчества. Как прошел выпуск этого спектакля?
Мы знакомы давно, много с ним работали, долго играли вместе «Трудные люди». Для меня он очень привычный партнер, с которым отношения были слажены уже много лет назад. Мне с ним легко, но сложности, безусловно, какие-то были: когда каждый тянет в свою сторону и надо обязательно договариваться. Я иногда думаю: раз я женщина, то у меня есть привилегии. Увы!
Вы играете у Волчек и при этом выходите на сцену в спектаклях Серебренникова и Могучего, режиссеров другого поколения. Это другой театральный язык, другие темы — они больше говорят о нынешнем дне, о сегодняшней стране. Что вам интереснее, где вам комфортнее?
Дом престарелых, одиночество, уход — это вечная тема для меня. И, конечно, мне в моем театре очень комфортно. Я знаю режиссера Галину Борисовну, работала с ней много раз, знаю партнеров и всех, кто делает этот спектакль — начиная с буфетчицы Нади. Я дружу с Пашей Каплевичем (Каплевич — автор сценографии и костюмов в спектакле — прим. «Ленты.ру»), со всеми цехами. Но мне также комфортно и в Театре Наций. Я уже привыкла, мне все там стали родными. Так случилось в моей жизни, что я трудно переношу новый коллектив, новых людей, мне тяжело вписываться в новую обстановку. Но и в «Современнике», и в Театре Наций сложилась атмосфера, когда ни на что не надо себя тратить. Легко, это мой дом. А то, что, например, Могучий предложил совершенно другой театр, — тем интереснее. Новый режиссер и такого уровня, как Андрей, — сначала меня это немножко напрягало, я боялась, что отстала или, что еще хуже, не в форме. Но кропотливая работа — очень творческая и интересная — сделала свое дело. Это незабываемое время и театральное счастье (Лия Ахеджакова играет в спектакле Могучего «Circo Аmbulante» — прим. «Ленты.ру»)!
У вас с Могучим, если я не ошибаюсь, очень интересная история сотрудничества, случайная, можно сказать.
Да, меня спросил Женя Миронов: «С кем ты хочешь работать?» Я отвечаю: «Мало ли с кем я хочу? Например, с Могучим мечтаю». Я слежу за его творчеством уже лет 20 и тут посмотрела «Иваны» в Александринке — меня совершенно сразил этот спектакль, потом его «Счастье». А Женя мне: «Так, сиди у телефона, сейчас позвоню». Через семь минут он мне сказал, что я буду работать с Могучим. Это Женя подарил мне такое счастье. Весь наш актерский коллектив судьбу благодарил, что нам выпало работать с Могучим. Фантастическая удача, и он с собой привел потрясающих театральных чародеев. Один художник Исаев чего стоит. Сцена из спектакля «Circo Ambulante» Сцена из спектакля «Circo Ambulante» Фото: Сергей Пятаков / РИА Новости 1/3
Спектакль «Circo Ambulante» очень насыщенный и содержательно, и визуально. Кажется, что в нем можно даже потеряться. Но при этом там есть настоящая Лия Ахеджакова. Вы играли роль или были собой?
Я не знаю, в чем дело, но сейчас я посмотрела «Алису» Могучего в БДТ, и там Алиса (главную героиню играет Алиса Фрейндлих — прим. «Ленты.ру») — прежде всего та Алиса, которую мы все знаем и обожаем, — символ Ленинграда. Я ее с первой роли помню, по-моему, она «Ромео и Джульетту» привозила в Москву. И спектакль Могучего посвящен ей — Алисе Фрейндлих. Когда он работал со мной, то дал возможность мне быть настоящей и высказаться. И Алисе он позволил исповедаться, прийти к зрителю не защищенной никакими латами, не спрятанной за персонажем.
Интересно, что в «Circo Ambulante» вы показываете свое лицо, открываете себя в тот момент, когда на вас доспехи Дон Кихота. Вы произносите монолог о тиране, который могли бы сказать на митинге.
Могучий написал мне этот текст вместе с Максимом Исаевым. Они дали мне возможность быть собой, но в теле этой Марии, которая грешна и очистилась, уходя из этой жизни, которая преданна и предатель одновременно. Очень мне близкое и понятное — потаенное. Как он догадался, как он прочувствовал? Как он прочувствовал Алису Фрейндлих? Как одел ее в одежды Алисы в Стране чудес, рядом с которой существует маленькая девочка Алиса, и девочка ее все время зовет. Она постоянно слышит голос. Как все эти персонажи — и Шалтай-Болтай, и Шляпник, и Королева, и Кролик — как они вдруг становятся частью жизни не только той девочки Алисы, но и актрисы Алисы? Поразительно, и причем так легко, без каких-либо особых ухищрений. И спектакль рождает огромные смыслы: я-то сидела в зале — и все время плакала, потому что все это отзывается во мне, зрителе. Я сама Алиса, которую кличет маленькая девочка из Майкопа, которая вечно виновата перед мамой, с которой постарел и умрет ее Кролик, ее Шалтай-Болтай, ее мир.
О чем история Алисы, на ваш взгляд?
Это жизнь, прожитая человеком, его личные переживания, личное одиночество, личная бессонница и личная вина перед мамой, которой уже нет, личные грехи, которые ходят рядом с ней в обличье ее партнеров из Страны чудес. И совершенно потрясающий монолог Кролика — оказывается, его в действительности произнес Олег Валерианович Басилашвили. Когда Могучий пришел к нему с просьбой сыграть Кролика, он отказался, но его монолог остался в спектакле: «Мы так надеялись, что мы не обосремся, но мы все-таки обосрались». Там большой монолог, который несет огромный смысл — гораздо шире спектакля и заложенного в нем юмора. И становится даже страшным, потому что превращается в глобальную метафору нашей веры в будущее, нашей надежды, нашей мнимой победы, нашей честности и обмана.
Мне когда-то Эфрос сказал: не играйте роль, играйте тему. Я это запомнила на всю жизнь. Очень важны смыслы, которые рождаются от того, как актер проглядывает сквозь персонаж и что за личность исповедуется нам сквозь защиту персонажа. Сцена из спектакля «Алиса» Сцена из спектакля «Алиса» Фото: пресс-служба Большого Драматического Театра 1/2
«Алиса» — первая премьера Могучего в БДТ в качестве художественного руководителя театра. Можно сейчас сказать, в каком направлении он поведет театр?
Нельзя предугадать. Разве можно сравнить его спектакли «Счастье», «Иваны», «Между собакой и волком» и «Circo Ambulante»? Это все разные вещи. Видимо, он живет какой-то своей очень мощной внутренней художественной жизнью. Он человек, конечно, очень оппозиционный, у него сильное гражданское чувство. Ему не надо нигде заряжаться, он сам генератор идей, генератор чувств, замыслов, огромной любви к актеру — вот это я почувствовала и очень подпитана этим, благодаря работе с ним я уверовала в предназначение театра XXI века.
Насколько для вас важна гражданская позиция режиссера, с которым вы работаете?
Я обожаю театр Димы Крымова. И даже чуть-чуть участвую в его спектакле «Сон в летнюю ночь». Мне Дима Крымов близок абсолютно: у нас нет ни одной точки несоприкосновения. Тем более что он еще сын Наташи Крымовой и Эфроса. Мне хотелось посмотреть, как он работает, побыть внутри его сочинения. Его спектакль отправился на потрясающий шекспировский фестиваль в Шотландию, и когда нам из зала на пресс-конференции задавали острые вопросы — Дима отвечал так, как ответила бы я. Но гораздо взвешеннее, острее, ярче. Однажды он нам, своим актерам, читал лекцию о сценографии. Я ничего подобного об изобразительном искусстве никогда не слышала, это было откровение большого художника. Талант и язык потрясающий. Так и Кирилл Серебренников: мне очень важно, что он умный образованный человек. У него свой «театр», свои открытия, общение с ним в процессе работы питает, открывает какие-то новые горизонты, уже не говоря о том, что мы единомышленники.
А Евгения Миронова вы тоже считаете близким вам по духу и взглядам?
А вы видели «Гамлета»? Поразительно, спектакль получился абсолютно оппозиционным, а по режиссуре Лепажа и невероятной технологии XXI века — будущее театра. Но главное — смысл. Дания — это тюрьма, выбора, быть или не быть, нет. Не быть! Его Гамлет живет в обществе, где на тебя доносят друзья, где убивают твоего отца, где шпага отравлена ядом, где в бокале, который тебе дают, яд, где тебя прослушивают. Подозревать приходится даже любимую. Как он играет Полония! Огромное прослушивающее устройство из советского прошлого, которым пользуется Полоний, придумал Женя. Там сформулированы серьезные вещи и, в частности, что такое страна-тюрьма, а выход один — смирительная рубашка и камера.
«Калигула», «Гамлет» — вот на таком великом материале работает Миронов. В «Гамлете» он один играет все роли и играет потрясающе. Он же очень молодо выглядит, когда играет Гамлета, и стар — когда Полония. Он невероятно трагичен, когда играет Офелию; он страшен, когда играет свою маму — Гертруду. Это спектакль огромного гражданского мужества и актерского риска. Миронов не только блестящий актер, но еще и умный организатор. И выбор материала, и решение спектакля говорят сами за себя. И Женя достаточно уверенно ведет свой театр, он понимает вектор и не суетится. У него еще впереди, по-моему, «Тартюф», и Люк Бонди, и Боб Уилсон, и Богомолов. И молодые никому неизвестные таланты рядом с именами Лепажа, Някрошюса, Могучего, Серебренникова... Евгений Миронов в сцене из спектакля «Гамлет. Коллаж» Евгений Миронов в сцене из спектакля «Гамлет. Коллаж» Фото: Владимир Песня / РИА Новости 1/2
Как вам кажется, нужно ли художнику быть в диалоге с властью? И можно ли сейчас его считать свободным?
Нет, художник у нас несвободен. Либо врать, холуйствовать, либо, как это было в приснопамятные годы, — метафоры, подполье, партизанщина. Я знаю многих оппозиционных режиссеров, людей огромного гражданского мужества — Гета Яновская и Кама Гинкас, например. И я не знаю, сколько лет не было ремонта в моем дорогом ТЮЗе, где я работала. И не думаю, что им дают большие деньги на театр. Но они никогда не споют хором с Дмитрием Киселевым о профнепригодности своих коллег, с которыми они расходятся во всем, и не пойдут на программу к Соловьеву, чтобы спеть одну песню с Прохановым.
А их спектакли, учеников Товстоногова, — это та самая великая традиция русского театра, замешанная на глубоком осмыслении жизни человеческой души, честный разговор со зрителем о самых сокровенных тайнах бытия. Лично я могу позволить себе говорить очень острые вещи. А главрежи не могут, они отвечают за наши зарплаты, за ремонты, и тем не менее им удается быть честными и не холуйствовать.
В феврале в ИТАР-ТАСС вышло интервью с министром культуры Владимиром Мединским. Он там говорит следующую фразу: «Отрадно, что спустя столетие художники и музыканты, писатели и историки, творческая элита общества занимают активную общественную позицию. Именно благодаря этому фактору, а также конструктивному диалогу с государственной властью 2014 год объявлен президентом годом культуры в России».
Не буду комментировать. Не хочу комментировать. Потому что кому-нибудь могу нанести вред.
Возвращаясь к разговору о свободе, по крайней мере, о свободе на сцене — хотелось бы вспомнить Серебренникова. И в «придумках» его, и в работе с актерами эта свобода очень чувствуется. Вы играли в его фильме и спектакле — были ли у него какие-то идеи, предложения, которые вы, допустим, не могли принять?
Как это не принять? Он никогда не пойдет на эксперименты, которые не будут для него важны, и никогда не пойдет против своей совести (это к Д. Киселеву и Боре Любимову). Умный режиссер, который ищет новые ходы, иногда даже себе во вред, но не идет по проторенным путям, — вот это мне дорого в нем. Он удивляет всегда. И мировоззренчески мы с ним совпадаем. Я читаю в его спектаклях все, что есть в тексте, чего нет в тексте, что за текстом. Любое его послание доходит до меня и обогащает. Если у него будет неудача, я пойму корень его заблуждения, но и вектор тоже пойму.
Не могу сказать, что мне в его «Фигаро» было легко работать, — нет. Мне не нравилась роль, но мне очень хотелось работать с такими партнерами, с таким режиссером. Я сумела ее сыграть только через пять лет. Ничего сначала не получалось, я никак не могла полюбить эту роль, она меня раздражала, а потом случилось. Время...
Серебренников и Могучий, кстати, очень разные. Но ведь все же разные — это и есть наша театральная культура. Галина Борисовна любит психологический театр, серьезно им занимается. Иногда она может так подсказать, что слезы прольются и у зрителя, и у меня; она еще и педагог прекрасный. Она может меня подвести к чувству, и сколько раз бывало, что она направляла меня к мощному проживанию. У нее это называется играть «на разрыв аорты». И мне очень нравится, что меня в «Современнике» воспитали играть на «разрыв аорты», хотя не часто это получается. Я знаю актеров, которые прожили замечательную жизнь, все в наградах, но ни разу в жизни не играли на «разрыв аорты», хотя любимы публикой и все в орденах. Лия Ахеджакова и Авангард Леонтьев в спектакле «Фигаро. События одного дня» Лия Ахеджакова и Авангард Леонтьев в спектакле «Фигаро. События одного дня» Фото: Павел Смертин / «Коммерсантъ» 1/2
Получается, что вам везло и судьба сводила вас в профессии с людьми, близкими вам по взглядам. А бывало иначе?
Да, Виктюк абсолютно по духу мне не близок. Мы расстались с ним не друзьями, но я не знаю, кто еще столько для меня сделал. Он поставил четыре больших, прекрасных спектакля, где у меня были любимые роли. И он был в самой лучшей своей поре, и я. Я должна сказать спасибо Виктюку за то, что он помог мне стать актрисой.
Сейчас что-то поменялось. И в моей жизни, и в моей театральной судьбе, и в стране, и в театре. Я чувствую, что нужно играть «Circo Аmbulante», хотя с него иногда уходят зрители, которые не туда попали. Но тем не менее этот спектакль обрел своих поклонников — они поняли, на что идут, и готовы разматывать сложную ткань спектакля, считывать послание автора.
Уходят, потому что спектакль сложный. Кажется, посыл очевиден, но историю надо раскручивать.
Этот спектакль для думающих людей, неравнодушных, «кому не все равно». Этот посыл есть у канала «Дождь». Незамысловатый посыл, но очень верный. Видимо, тех, кто перекрыл кислород «Дождю», это очень раздражает — инакомыслие и правдивая информация. Они готовы внимать Кургиняну, Жириновскому, Мамонтову... Да сколько их еще — певцов дезинформации! Воспользовались случаем. Разговор о блокаде Ленинграда давным-давно начал Виктор Петрович Астафьев — почему на голод обрекли город? Гитлер не собирался его завоевывать, это знают историки — есть документы, исследования. Почему не обсуждать, а отлучать? И надо внимательно читать Гранина — вот она совесть Ленинграда.
Кто оказал сильное влияние на формирование ваших взглядов? Родители, друзья?
Не знаю. Наверное, когда в Москве люди вышли на Красную площадь за нашу и вашу свободу — оттуда все началось. Как мы насаждали себя, старшего брата, нашими танками — и как далеко они от нас убежали, как только появилась возможность. Драпанули все. Как сейчас Майдан от нас хочет отвязаться, и не дай бог опять мы наступим на эти грабли. Хотя и нет более близких людей, чем Украина и Россия, но они нас боятся. Они помнят Голодомор и сталинские лагеря. И самое главное, я прочла одну фразу у Довлатова: Сталин — да, сволочь была страшная, а кто написал четыре миллиона доносов? Вот это меня больше всего волнует. Кто эти люди, которые пытают в СИЗО? Кто эти снайперы, которые целят в глаз и в сердце? И кто голосовал за «золотые унитазы», за воров и жуликов? И за кого они опять проголосуют? Актриса Лия Ахеджакова у Хамовнического районного суда, где проходило оглашение приговора Михаилу Ходорковскому и Платону Лебедеву Актриса Лия Ахеджакова у Хамовнического районного суда, где проходило оглашение приговора Михаилу Ходорковскому и Платону Лебедеву Фото: Алексей Куденко / РИА Новости
На фоне волны протестов, которая поднялась в России, у вас было ощущение, что может что-то измениться в стране? Впрочем, последовавшие за этим законы свидетельствуют об обратном.
Что-то должно случиться, чтобы люди очнулись. Есть у людей страх, что их посадят, арестуют, ребенка заберут и что-нибудь с ним сделают, что они не выплатят ипотеку. Мы стремительно скатываемся в прошлое. И сейчас, когда есть опыт Майдана, власть, конечно, напугана. Она будет дальше закручивать гайки. И после приговора ребятам с Болотной опять поселится страх насилия, наказания, тюрьмы, психушки...
После своего освобождения в одном из интервью Михаил Ходорковский сказал, что за годы его тюрьмы некоторые люди изменили к нему свое отношение. И что для него критически важно, как к нему относится Лия Ахеджакова. У вас как-то менялось к нему отношение?
Нет, не менялось. Я его никогда не знала, не была знакома ни с ним, ни с его семьей. Узнала потом, когда он уже «хорошо» и долго сидел. Я попала в лицей «Кораллово» и познакомилась с совершенно чудными людьми и педагогами, с его папой и мамой. Когда был второй суд, я пошла. Хамовнический суд. Прокурор Лахтин. Лжесвидетели. Ложь. Очевидная ложь. За решеткой два сильных, умных, красивых человека. За решеткой два лидера, не сломленных тюрьмой. Два интеллектуала, разговаривающих на прекрасном русском языке, свободно владеющих словом, проблемой, с прекрасной памятью, умеющих доказывать неопровержимое. Я выбираю тех, кто за решеткой. То же самое могу сказать после посещения суда над «болотниками» — за решеткой умные, достойные, несломленные люди, настоящие интеллигенты. Чего не могу сказать о тех, кто обвинял, не слушая никаких доказательств защиты. Очень глупо выглядят «потерпевшие». Позор. А «дума» борется с курением. И победит.
Беседовала Татьяна Ершова
Eugenia
администратор
Сообщение: 1190
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 03.03.14 23:58. Заголовок: Olga пишет: Что-то у..
Актриса Юлия Рутберг: «Ульянов превратил нас в беговых лошадок»
ВИКТОР БОРЗЕНКО
Ведущая актриса Театра Вахтангова Юлия РУТБЕРГ этой весной готовится сразу к двум премьерам. В интервью «Новым Известиям» и журналу «Театрал» актриса рассказала о том, как она «заболела» театром и какую роль в ее актерской судьбе сыграл Михаил Ульянов.
– Юлия, весной в Театре Вахтангова вы сыграете сразу в двух новых спектаклях, но, насколько я знаю, до премьеры о своей работе предпочитаете молчать…
– Совершенно верно. В этом смысле я суеверна.
– Тогда, если не возражаете, поговорим о вахтанговцах…
– Об этом – с удовольствием.
– Вопрос, может, отчасти наивен, но когда я готовился к нашей встрече, нигде так и не нашел ответа: с чего в вашей жизни начался Театр Вахтангова?
– Поскольку я с детства была окружена театральными людьми самых разных жанров, то, естественно, немало бывала в театрах. Где-то в 12 лет я осознанно приняла решение, что стану артисткой. Куда буду поступать – не знала, но о существовании главных театральных школ слышала. В 9-м классе случайно я оказалась на дипломном спектакле в Щукинском училище и, что называется, мгновенно подхватила инфекцию. Я поняла, что переступила порог дома, где мне очень хорошо. Как у Пушкина, «эта минута решила его участь». Так вот та минута решила мою участь. Только Щукинское!
– Но при этом, насколько я знаю, первые два курса вы учились в ГИТИСе…
– Да, потому что в Щукинское училище меня приняли только с третьего раза, благодаря Владимиру Георгиевичу Шлезингеру, Юрию Васильевичу Катину-Ярцеву и художественному руководителю курса Алле Александровне Казанской. Брешь была пробита, и первый шаг на пути к Театру Вахтангова был сделан.
– Надо понимать, что дальше все пошло своим ходом, и Театр Вахтангова уже маячил на горизонте…
– По окончании училища нас, семерых выпускников, действительно пригласили в вахтанговскую труппу. Михаил Александрович только стал худруком театра и делал ставку на первоклассную режиссуру: Стуруа, Шапиро, Фоменко, Виктюк, на молодежь театра и новичков. Ульянов превратил нас – Симонова, Суханова, Маковецкого, Аронову, Дубровскую, Сотникову, Есипенко – в беговых лошадок. Мы играли бесконечно и росли ролями.
– Кстати, об этом росте я и хотел сказать: первой вашей работой на вахтанговской сцене стала Зоя Денисовна в «Зойкиной квартире». Планка довольно высокая, ведь фактически после училища вы дебютировали в главной роли…
– Вы правы, спектакль Гария Марковича Черняховского по пьесе Михаила Булгакова. Неплохое начало, если учесть, что первой исполнительницей этой роли в Вахтанговском театре была Цецилия Львовна Мансурова. Было много проблем. Не знала, куда девать руки! Не владела голосом! Огромная сцена! Страх. И вскоре после премьеры Михаил Александрович пришел ко мне в гримерку и сказал: «Если еще три раза так сыграешь – сниму с роли». Но все же Ульянов при своей строгости был человеком необыкновенно добрым. Он был, прежде всего, артистом и умел давать шанс. И, наверное, поэтому спектакль вскоре превратился в театральное событие Москвы. Это был взлет нашего поколения.Не могу забыть и еще одну историю, случившуюся в первые годы моей работы. У нас был французский водевиль «Два часа в Париже», который худсовет несколько раз отклонял. И когда после очередного обсуждения постановка была признана неудачной, режиссер Гарий Черняховский произвел довольно смелую замену, назначив Лену Иванову и меня на роли, которые прежде играли две взрослые актрисы. Кроме того, он в корне изменил и стилистику всего спектакля. Премьера того водевиля запомнилась на всю жизнь. Мы играли его в 12 часов дня, и со мной творилась агония. С самого первого выхода, когда пошли аплодисменты, я летала по сцене, вплоть до того, что, у меня стали отрываться пуговицы, но я не обращала на это внимание и, как доиграла спектакль, – не помню. Думала, что это – крах. А потом ко мне в гримерку, постучавшись, вошел Юрий Васильевич Яковлев, который первым делом сказал: «Мадемуазель, позвольте поцеловать вам руку». Я сейчас вспоминаю об этом, и у меня слезы. Помню, что смотрела на него совершенно щенячьими глазами. Еще бы – Яковлев! Гений! Дома у меня стоит несколько предметов, которые имеют отношение к театральным премиям, но жест Юрия Васильевича стал важнейшим подарком – своего рода орденом за первую победу в профессии.
– Интересно, что из всех вахтанговцев после Михаила Ульянова вы выделили именно Юрия Яковлева… – Божественный артист… Человек абсолютно вахтанговской породы – здесь и магия голоса, и великолепное чувство юмора, и космическая одаренность. Он мог играть всё: от настоящей трагедии до легчайшей комедии-шампанского. А его присутствие на сборе труппы вселяло уверенность, что в театре – все хорошо. Вот уж действительно человек-легенда! Точно так же, кстати, не поддается описанию и талант Галины Львовны Коноваловой. Недавно она оказалась в больнице, но, переборов недуг, вернулась на сцену. И когда нам сообщили, что сегодня вечером Галина Львовна будет играть в спектакле «Пристань», весь театр сбежался смотреть на это чудо, поскольку такого просто не бывает! Ах, как все было замечательно! По окончании раздались такие аплодисменты, что не могу вам и передать. В такие минуты театр становится храмом. После спектакля один мой знакомый позвонил и спросил: «А вот эта маленькая прелестная бабушка… Почему ей все так хлопали?» Для кого-то это была «маленькая бабушка», а для меня в тот вечер это был самый огромный, самый талантливый человек в мире. Те двадцать минут, которые она была на сцене, на Земле не было ей равных. По силе, по духу, по таланту, по жизнелюбию, по опровержению всех законов природы. Она Агасфер и доказала, что это не только литературное слово.
– Юлия, вот мы говорим о вахтанговцах. И раньше, насколько я знаю, слово «вахтанговец» вбирало в себя не только принадлежность к конкретной труппе. Это была совершенно особая марка: и праздничное мироощущение, и то, как человек ведет себя на стороне. А сейчас это слово имеет такой же вес?
– Сейчас, кончено, все по-другому, но основы те же: элегантность, юмор, самоирония, ум, а если говорить о репертуаре, то это прежде всего классика. Никогда Театр Вахтангова не превращался в театр кулака, он был и остается театром мысли. Плюс его неизменные составляющие: музыкальность, пластичность, шарм. Театр Вахтангова всегда был закрытым монастырем. Здесь чего только ни происходило, но посторонним никогда об этом не сообщалось. Выносить сор из избы, как в прежние времена, так и сейчас, считается неприличным. Старшие вахтанговцы судили нас по гамбургскому счету. Мы были их сменой. Ты мог плохо сыграть роль, тебя действительно могли «окатить ледяной водой», но всегда после премьеры на гримировальном столе обязательно лежал подарок.
– Прямо политика кнута и пряника…
– Но ты при этом чувствуешь себя в семье.
– Впрочем, вы говорите о своем опыте. А сейчас в театр пришло много выпускников: среди них эта культура сохраняется?
– У них еще все впереди. В труппу действительно пришли много новых артистов, и есть одаренные ребята, за которыми мне лично интересно следить. Как сложится их судьба? Станут ли они сотворцами своей судьбы? Многое зависит от них. Те, кто попадают в наш спектакль «Медея», иногда говорят, что для них эта настоящая Спарта.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1227
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 07.03.14 01:57. Заголовок: Юбилей у Ларисы Лужи..
Юбилей у Ларисы Лужиной: «Не смешите - какой роман с Высоцким?»
Леонид Павлючик ("Труд") Народная артистка России Лариса Лужина отмечает юбилей
Ей 75 — Лужина не скрывает свой возраст. Но поверить в эту серьезную цифру невозможно. Активная, легкая на подъем, буквально брызжущая энергией, Лариса Анатольевна наотрез отказалась от юбилейных чествований. Более того, решила в этот день спрятаться от общественности. Почему такая закрытость?
— В последние годы я дни рождения не справляю. Когда мне исполнилось 65 лет, дала согласие на вечер в Доме кино. На 70-летие от этой чести отказалась: просто накрыла стол в своем доме. И ко мне целый день шли близкие люди. Последним, около полуночи, прямо из аэропорта приехал Сергей Никоненко. Он вернулся из Египта, привез мне в подарок статуэтку кота — я много лет котов собираю, ими уже заставлена вся квартира. У Сережи уникальная память: он помнит людей, ситуации, которые я давно забыла. Сидели, вспоминали наш курс, на котором учились Николай Губенко, Жанна Болотова, Женя Жариков, Галя Польских, Жанна Прохоренко, Жора Склянский:
К сожалению, не все дожили до нынешних дней, это грустно осознавать, может, еще и поэтому я перестала отмечать свои дни рождения. Взяла за привычку улетать куда-нибудь на это время. Свой 71-й день рождения встретила в Париже, отвечала на поздравительные звонки в соборе Парижской Богоматери, пока не сдох телефон. Потом села в кафе, заказала вино, луковый суп, и мне, представьте, было хорошо. На следующий год мы с внуком улетели в Венецию, гуляли по городу, катались на гондоле. Один из дней рождения я встретила в гастрольном туре на Урале, зрители вынесли мне торт на сцену, это было очень трогательно. А в этот раз вместе с коллегой и подругой Светой Светличной улетаем в Японию. Это подарок от благотворительного фонда Евгения Миронова. Сижу вот, собираю чемодан...
— Как кажется с высоты прожитых лет, ваша творческая судьба сложилась удачно?
— Не хочу и не могу жаловаться. Популярности, любви зрительской мне хватает. Я стала известной уже после первой своей большой роли. Имею в виду картину «На семи ветрах», где я сыграла практически саму себя — юную девушку, обожженную войной. Я ведь блокадное дитя, в Ленинграде погибли мои отец, старшая сестра, так что материал фильма мне близок. Съемки шли непросто, Станислав Ростоцкий одно время хотел даже заменить меня, но отстоял Сергей Герасимов, у которого я училась во ВГИКе. Пересняли несколько сцен, фильм в итоге получился замечательный, и меня вместе с мэтрами советского кино послали на Каннский фестиваль:
Впоследствии у меня были и другие интересные работы. На протяжении нескольких лет я снималась, например, в ГДР, где за участие в пятисерийном телефильме «Доктор Шлюттер» была даже удостоена Государственной премии, принимала ее из рук Вальтера Ульбрихта. Потом был еще ряд картин, в том числе и по русской классике, которые я играла на немецком языке. Мне предлагали там остаться, но интересных предложений хватало и в СССР. Летала из Восточного Берлина в Москву, оттуда на перекладных добиралась до подножия Эльбруса, где шла работа над фильмом «Вертикаль». В иные годы снималась параллельно в трех-четырех картинах, сегодня в моем послужном списке более 70 ролей. Но, положа руку на сердце, такого фильма, как «Летят журавли», в моей жизни все-таки не случилось.
— Фильм «Вертикаль», который вы упомянули, называют порой вашей визитной карточкой.
— Это смешно, какая визитная карточка. Это мужская картина, мужская история. Фильм приобрел особый статус благодаря участию Высоцкого. Директор Одесской студии не давал разрешения на его съемки, но Станислав Говорухин сумел настоять. И тогда ему сказали: «Ладно, пусть снимается, но никаких песен!» Однако в картину в итоге вошло пять знаменитых песен Высоцкого. Шестой, «Скалолазкой», пришлось пожертвовать, чтобы сохранить остальные.
— Вы чувствовали, что общаетесь с гением?
— Такого чувства ни у кого из нас не было. Хотя к тому времени Высоцкий уже написал свои знаменитые тексты, которые потом вошли в сборник «Нерв». Его песни неслись из окон каждого дома, но он свою славу как будто не замечал. Был прост в общении, шутил, делал девушкам комплименты. Съемки «Вертикали» шли пять месяцев. По вечерам мы собирались в баре горнолыжной базы, немного выпивали, я как-то приперла на горбу из ГДР ящик немецкого пива, но Володя тогда совсем не пил, все знали, что ему это нельзя категорически. Он все время что-то наигрывал на гитаре, без всяких просьб с нашей стороны пел свои песни. Некоторые из них рождались на наших глазах. Так что никакого ореола звездности вокруг него не было.
— Вы еще скажете, что и романа с Высоцким у вас не было, хотя именно вам он посвятил песню «Она была в Париже»...
— Ой, не смешите меня. Начнем с того, что Володя не был в меня влюблен. Я просто была единственной «выездной» в нашей съемочной группе. И Высоцкий положил мои рассказы о чужих городах и странах в основу своей шуточной песни. Когда я услышала ее в первый раз, то даже обиделась. В песне был нарисован образ этакого легкомысленного существа, беззаботно порхающего по жизни. Если бы Володя был в меня влюб-лен, то посвятил бы мне песню «Дом хрустальный на горе» или что-то в этом роде. Да и я была к нему равнодушна. Во-первых, у меня был муж — оператор Алексей Чердынин, который, кстати, дружил с Высоцким. Вдобавок я как человек влюбчивый была в то время очарована актером и моим партнером по «Вертикали» Сашей Фадеевым. Так что Высоцкий не был героем моего романа, мы с ним просто дружили. А когда я развелась с Чердыниным, то и наша дружба с Володей сошла на нет.
— Чердынин был вашим первым, но не последним мужем. Скажите, каково это — быть замужем четыре раза?
— Не знаю, так вышло. Но лучше все-таки выйти замуж один раз и на всю жизнь, как это получилось у Светы Немоляевой и Саши Лазарева. Это была идеальная пара, от них глаз нельзя было отор-вать. Может, им помогло то, что они работали в одном театре, не расставались надолго друг с другом. А у меня так не получалось. Я уехала в ГДР, Алексей остался в Москве, это не укрепляло наши чувства. Он был красивый парень, девушки на него так и вешались, и он на них тоже обращал внимание. Мы страшно ревновали друг друга, а когда дело дошло с его стороны до рукоприкладства, то я просто предложила разойтись. Я оставляла своих мужчин, один раз бросили меня — и это было, не скрою, больнее. Но сегодня все отболело. Никто из мужей не оставил во мне глубокого переживания, я о них вспоминаю спокойно. Значит, не случилось у меня большой, настоящей любви — такой, чтобы на разрыв аорты. А в результате я одна уже 12 лет. Но мне сейчас никто не нужен. У меня сын, три внука, есть кому подарить свою любовь.
— Как вам живется сегодня?
— Это зависит от наличия или отсутствия работы. Несколько лет назад мы с Сергеем Никоненко закончили съемки в телефильме «Любовь как любовь», который состоял из 320 серий. Снимались полтора года по 12-17 часов каждый день. Это был тяжелый опыт, но и по-своему радостный. Сегодня я работаю в трех антрепризах, играю спектакль в Театре киноактера, выступаю в концертах, но очень хочется сниматься в кино. Это моя работа, моя жизнь, моя судьба.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1272
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Замечательный "Дифирамб" с замечательным Александром Миттой:
К. ЛАРИНА – 13 часов 15 минут, начинаем нашу передачу. Здравствуйте. Еще раз здороваюсь я – ведущая программы Ксения Ларина. Сегодня в гостях у нас замечательный режиссер, классик (не побоюсь этого слова) отечественной кинематографии – Александр Наумович Митта. Здравствуйте, Александр Наумович.
А. МИТТА – Здравствуйте.
К. ЛАРИНА – В последний раз, когда мы встречались, мы говорили о картине, которую вы тогда снимали, она была в разгар работы. А сегодня мы уже, тьфу-тьфу-тьфу, можем говорить о грядущей премьере фильма "Шагал и Малевич".
А. МИТТА – Нет, просто "Шагал – Малевич".
К. ЛАРИНА – "Шагал – Малевич".
А. МИТТА – Да.
К. ЛАРИНА – Фильм, над которым в последнее время работал Александр Наумович Митта, вот сейчас он выйдет в прокат, совсем скоро, и вы сможете оценить эту работу. Ну, давайте прямо с этого и начнем.
А. МИТТА – Да.
К. ЛАРИНА – Во-первых, а сколько вы снимали-то ее?
А. МИТТА – Ну, я снимал ее сколько положено. Готовил долго, а снимал два месяца с небольшим, потом монтировал все как бы по плану. У этой картины было поразительное везение – в том, что такая странная и, в общем, совсем не коммерческая идея получила финансирование, частное финансирование. То есть, например…
К. ЛАРИНА – То есть это не государственные деньги?
А. МИТТА – Нет. Ну, например, на 80-85% – это частные деньги, а примерно 15% – государственные деньги, вот. Их было получить труднее, но все равно как бы получили и рад. 3 апреля стартует картина. Ну, у нее будет, конечно, прокат, я думаю, небольшой. Он не может быть большим, потому что это культурный проект, это картина, которая в лучшем случае рассчитывает стать культурным событием. Потому что, ну, как бы сказать? Вот хоккеисты у нас уже стали национальными героями, а художники – еще нет. А вот прошла олимпиада, и оказалось, что всему миру Россию можно показать через Малевича, героя нашей картины. Там целый эпизод про то, как эстетика Малевича…
К. ЛАРИНА – Вы говорите про открытие олимпиады.
А. МИТТА – Про открытие, да.
К. ЛАРИНА – Вы знаете, я когда смотрела это открытие, я тоже вспомнила про вас.
А. МИТТА – Да.
К. ЛАРИНА – Думаю, вот сейчас Митта смотрит, вот он сейчас думает: "Это моя победа".
А. МИТТА – Ну, этого мало. А на закрытии был Шагал, мир Шагала. Потому что весь мир воспринимает Россию глазами Шагала, сердцем Шагала, вкусом Шагала, невероятным талантом Марка Шагала. Он – русский художник для всего мира. К сожалению, в России в этом смысле отстает от Малевича, великого художника, который практически означал, ну, новую эру в развитии искусства. Первый художник, который сделал, так сказать, абстрактное искусство, дал слово абстрактному искусству и создал первую систему абстрактного искусства, супрематизм. Это известно всему миру. Тысячи художников развивают его идею. В России он как анекдотическая фигура: "Ха-ха-ха!"
К. ЛАРИНА – "Черный квадрат".
А. МИТТА – "Черный квадрат"? Мой трехлетний сын рисует лучше". Понимаете? А то, что идея концептуального искусства, она рождена была в голове Шагала и Малевича и сегодня распространяется по миру как одна из основных стилеобразующих идей искусства XX века и XXI века… И когда говоришь кому-нибудь: "Что вы снимаете?" – "А мы про художников. Про Шагала". – "Да, как интересно". – "Ну и про Малевича". – "Да?!" Вот это удивительное, так сказать, любопытство всего мира к нашим гениям и нашему равнодушию к ним – мне хотелось хотя бы прорвать, разорвать этот занавес между людьми и национальными героями, настоящими героями русского народа.
К. ЛАРИНА – А чем вы объясняете такое достаточно равнодушное отношение к таким героям?
А. МИТТА – А кто это сказал: "Мы ленивы и нелюбопытны"? Это, к сожалению…
К. ЛАРИНА – Ну, это одна сторона, да. Есть, наверное, что-то еще.
А. МИТТА – Нет, я не вижу никого, кто бы мешал этому. Просто наша лень, наше нелюбопытство. И если я смогу хоть немножечко, так сказать, приблизить людей (особенно молодежь мне хочется), чтобы они как бы почувствовали, что это их национальная гордость, это человек, который заставляет, помогает русскому народу гордиться собой… И там, в этой картине, большая часть этого фильма, она посвящена взаимоотношению Шагала и Малевича и молодежи. Вот это то, что делает их по-настоящему интересными. Я надеюсь, на настоящее…
К. ЛАРИНА – Кто композитор у вас? Не на мобильном телефоне.
А. МИТТА – Отключил. Композитор – Айги Алексей. Прекрасный композитор! Знаете, мне всю жизнь везло с композиторами. У меня пять картин с Альфредом Шнитке, картина с Вениамином Баснером.
К. ЛАРИНА – Чайковский еще. Борис Чайковский.
А. МИТТА – Картина с Борей Чайковским. Это были невероятные совершенно! И Десятников делал последнюю работу (это при советской власти) "Затерянный в Сибири". И сейчас оказаться в контакте с Айги – это было снова счастье.
Вообще, вы знаете, чем российский кинематограф богат – это талантами. Вот на уровне производства. Вот такую команду, которую мне сейчас собрала… Я работал с компанией "Мармот", ее руководитель Валера Тодоровский, и там, естественно, интеллигентные и серьезные люди. Ну, просто все высшего класса! Я думал: "Господи, если бы в старое время у меня были такие люди в работе, я бы вдвое больше картин снял, наверное". Все профессионалы, все хваткие и четко понимают, что такое время, взаимодействие. Ну, все они. Начну перечислять – не остановлюсь.
К. ЛАРИНА – А художники? У вас же все-таки два художника, и должен был художник у картины этой не хуже Шагала и Малевича.
А. МИТТА – Хороший. Я вам скажу. Вы знаете, все-таки у нас было денег, так сказать, не так мало, как у дебютантов, но все-таки маловато, вот. И для того чтобы сделать, весь город закрыть картинами Шагала…
К. ЛАРИНА – Вы где снимали? В Витебске?
А. МИТТА – В Витебске, да. Вот идея была – показать, как скучный город превращается в город-праздник, город Шагала. Для этого надо было много картин просто написать. А потом – как этот город Шагала превращается в город Малевича. И никаких денег бы не хватило, если бы за каждую картину брали какие-то деньги.
Просто витебские художники под руководством Эдика Галкина (это наш художник, Эдуард Галкин), они нарисовали несчетное количество картин Шагала, а потом несчетное количество картин Малевича. При том, что по договору с компанией, которая развивает Шагала (наследники Шагала), мы за каждую картину Шагала должны были очень большие деньги платить. Не хочу я такие суммы…
Поэтому 12 картин у нас были разрешенные, а потом мы как бы рисовали картины по мотивам Шагала, по мотивам эскизов. Ну, как? Эскиз маленький Шагала, ну, размером в ладонь, а Галкин рисует по ней, так сказать, картину величиной в четыре этажа и закрывает город. И вот по всем таким маленьким эскизам, которые мы могли бы, так сказать, ну, как бы не платить, потому что денег тогда на это не было, мы все-таки закрыли весь город. И это получилось.
И вот эта идея – как художник преобразует нашу жизнь, как важен нам художник, как он украшает нашу жизнь, как он иллюминирует идеи жизни – по-моему, это серьезная часть нашей жизни.
К. ЛАРИНА – Ну, понимаете, к вопросу о ценности личности, в данном случае о ценности художников такого масштаба, как Малевич и Шагал. У нас вообще очень сложные отношения (традиционно, наверное) нашего общества с современным искусством, поскольку вы это помните, как никто, начиная с 60-х годов, когда хрущевская знаменитая история была в Манеже. Ну и сегодня мы тоже это видим – отношение к современному искусству, мягко говоря, настороженное. А, бывает, и просто погромы настоящие устраивают выставок, которые так или иначе говорят о каких-то вещах актуальных. Чем вы это объясняете? Неужели только ленью и нелюбопытством? Наверное, чем-то еще.
А. МИТТА – Нет. Вы знаете, во-первых, все-таки искусство держится на конкретных коллекционерах. Кто оставил Россию в ощущении, что это культурная страна? Третьяков, который сделал Третьяковскую галерею, Щукин, Мамонтов. Ну, кто там? Там еще, так сказать, три-четыре коллекционера, которые ездили в Париж, отбирали там у этих художников за три копейки картины, когда они были никем еще не признаны, только их вкус позволял им собирать эти картины. И в России оказались прекрасные коллекции современного искусства.
Сейчас новое поколение богатых людей, у них другие заботы есть. Все-таки все эти богачи, они были не первого поколения, а второго или третьего, у них была возможность вырасти культурными людьми и таким образом проявить…
К. ЛАРИНА – То есть вкус воспитывается именно коллекционерами, прежде всего?
А. МИТТА – Я думаю…
К. ЛАРИНА – Людьми, которые могут предвосхитить, видеть вперед – что именно этот художник зазвучит через какое-то время.
А. МИТТА – Ну, вы знаете, не так просто, потому что в России сейчас директора музеев всех – и Эрмитажа, и Пушкинского музея, и Русского – это все культурные люди. Есть большая, как бы сказать, элита искусствоведов, которые очень хорошо понимают ценность каждого. Таким людям, которые не стоят своего места, очень трудно попасть туда или удержаться. Это очень культурные люди. Не хочу называть фамилии, это не мое дело.
К. ЛАРИНА – Ну а массовая аудитория, она насколько открытая?
А. МИТТА – А массовая аудитория никогда не была большим потребителем нового искусства. Она является потребителем итогов. Вот у Малевича весь мир оказался потребителем его искусства. Почему? Потому что он сверг с пьедестала греческие все эти капители, каннелюры и сказал: "Главное сегодня – это архитектоны", – то есть как здание само выстраивается.
Немцы со своим продуктивным мышлением, они из этого сделали конструктивизм. А Малевич говорил: "Нет, ребята, у меня никаких таких нет идей за пределами искусства". И оказалось, что идеи искусства Малевича в основе всей современной архитектуры. И каждый архитектор современный – для него Малевич, как святой.
А дизайн – то же самое. Простые, ясные цвета, четкие. Они не расцвеченные какими-то полутонами, а просто жесткие, нормальные. Они стали основой сперва фарфора, а потом вошли в дизайн. Поэтому в дизайне, в архитектуре и в живописи Малевич просто значит очень много в развитии.
Не для того чтобы ему следовать (его можно и покритиковать), просто надо знать об этом. И, честно говоря, имеем основания этим гордиться, потому что это тоже наши национальные герои, и у них была серьезная трагическая жизнь. И там были поразительные люди.
Вы знаете, вот когда разбирался в эпохе, я обнаружил женщин, которых называют "амазонки авангарда". Вы знаете, это пять прекрасных, молодых, красивых, талантливых, нормальных, влюбленных в классных мужиков, замужем за поэтами и художниками – это Ольга Розанова, Варвара Степанова, Любовь Попова, Людмила Экстер, Надежда Удальцова. Весь мир об этом знает, американцы сделали выставку "Амазонки авангарда" в Москве.
К. ЛАРИНА – У нас тоже была выставка. Это американцы делали?
А. МИТТА – Это американцы сделали. А мы еще только-только собираем.
К. ЛАРИНА – Ну, их же всех разогнали, там почти все уехали же из них.
А. МИТТА – Нет-нет-нет, ничего подобного, они нормально… Вот мы мало об этом очень знаем.
К. ЛАРИНА – Нет, я имею в виду самих "амазонок". Сколько там вы назвали – они все остались в Союзе, да?
А. МИТТА – Они все здесь были. Там уехала, так сказать, Александра Экстер.
К. ЛАРИНА – Экстер, да.
А. МИТТА – Она уехала, она была из богатой семьи, и она хорошо работала. Но если учесть, что еще и кроме того были хорошие русские художники, то русские художники в начале XX века – это что-то, исключительное явление.
И вот я сижу, разминаю идею – можно ли из этого сделать хороший сценарий и фильм? Потому что, вы знаете, есть драматическая ситуация: когда вы делаете biopic (то есть такой, как бы сказать, биографический фильм), то вы должны придерживаться фактов. А факты никак не хотят уложиться в миф. А кино когда вы снимаете – вы должны сделать миф. Вы должны зрителя заволновать, напрячь, чтобы он волновался – и по классической древнегреческой схеме к концу был накануне катарсиса, то есть очищения.
К. ЛАРИНА – То есть сочетания правды и вымысла – это как?
А. МИТТА – Это невероятно трудно, потому что преодолеть это очень трудно. И, как правило, biopic всегда такие культурные, но малоуспешные фильмы.
К. ЛАРИНА – Но сегодня очень популярен этот жанр.
А. МИТТА – Он очень…
К. ЛАРИНА – Посмотрите, в Голливуде сплошные biopic снимают.
А. МИТТА – Он востребован.
К. ЛАРИНА – Да.
А. МИТТА – Потому что кино становится все более и более документальным, оно требует документа. Поэтому вот разговор о национальных героях России – это серьезная работа и серьезное занятие. И не только спортсмены, и не только военные, генералы и маршалы, но и художники входят…
К. ЛАРИНА – Ну, подождите. Вот эту тему вы затронули. Здесь же все равно выдумывать-то надо что-то.
А. МИТТА – Вот сижу, выдумываю.
К. ЛАРИНА – Надо же остроту сюжета-то выдумывать.
А. МИТТА – Когда есть пять женщин – значит, есть пять романов, и у них есть трагические смерти. И, кроме того, просто когда пять красивых женщин – это само по себе так светло и так радостно, что думать об этом до вечера приятно.
К. ЛАРИНА – Ну, подождите. Вот у Шагала и у Малевича, у них же всех (или, может быть, я ошибаюсь, вы знаете про это больше) есть же наследники, есть родственники. Мы знаем, как у нас бывает: снимешь фильм про кого-нибудь – а тебе в ответку судебный иск.
А. МИТТА – Да.
К. ЛАРИНА – "А все не так было. А все неправда было".
А. МИТТА – Вы знаете, с Фондом Шагала мы согласовывали каждый шаг буквально просто. Они читали сценарий, они одобряли сценарий, они определили, какие картины, так сказать, можно показывать, а какие нет, и как можно, и как нет. Мы нашли способ обойти это. То есть стали делать картины по мотивам Шагала на основании его эскизов. Но утвердили эту идею – то же самое.
А с Малевичем проще. За счет того, что мы раздолбаи, у нас нет убедительного Фонда Малевича. У нас есть люди, воодушевленные идеей сохранения памяти Малевича в Немчиновке, где он прожил последние годы и умер, и похоронен. Там эти очень такие чистые люди, которые хотят вернуть Малевича России, есть, но у них особых прав нет. Я с ними согласовываю, но я так понимаю, что они довольны – ну и слава богу.
К. ЛАРИНА – Александр Митта в нашей студии. Мы сейчас сделаем перерыв на новости, потом возвращаемся в программу.
НОВОСТИ
К. ЛАРИНА – Возвращаемся в программу. Напомню, что сегодня в нашей студии режиссер Александр Наумович Митта. Мы говорим о новой работе режиссера – фильм "Шагал – Малевич", который с 3 апреля будет в прокате, в России, в Москве вы можете эту картину посмотреть.
Мы говорим про художников, мы говорим про ген творчества, про эту высокую болезнь, как называл ее Пастернак, но забываем о том, что время действия картины – это 1919 год.
А. МИТТА – Да, 1918-1919-й.
К. ЛАРИНА – Это же эпоха-то не слишком веселая в истории нашей страны.
А. МИТТА – Нет, драматичная.
К. ЛАРИНА – Как это сочетается в вашем фильме?
А. МИТТА – Ну, там стреляют, там вокруг убивают. И один из персонажей картины (который, кстати, играет большую роль для того, чтобы зрительский потенциал, так сказать, вырастал) комиссар Наум, влюбленный в жену Шагала Беллу, про которую было точно по документам известно, что это была такая нежная пара, и ни о какой измене там и речи быть не могло совершенно, даже в доли. И он – такой безумный влюбленный, который понимает, что он может ее получить, только если он расстреляет Шагала. И пытается этого добиться, она может его защитить. И на эту роль очень хорошая молодая актриса дебютировала – Кристина Шнайдерман.
И вообще там полкартины дебютанты, потому что очень большая тема, которая связывает Шагала и Малевича с молодежью – это как они относились к молодежи. То есть Шагал пестовал этих людей, ребят, он выращивал в них, так сказать, оригинальных художников, помогал избавиться от комплексов, решать проблемы.
А Малевич просто собирал армию, с которой он собирался завоевать весь мир: "Верь в меня, следуй за мной – и все будет в порядке". Эти ребята, к сожалению, уходят к Малевичу, и происходят там разные перевороты.
То есть мы хотели сделать картину интересной для молодежи – тем, что показывали этих художников, как они связаны.
К. ЛАРИНА – Но время все равно присутствует? Эпоха присутствует?
А. МИТТА – Да, конечно.
К. ЛАРИНА – И ваш взгляд на это время, он изменился со времен фильма "Гори, гори, моя звезда"?
А. МИТТА – О! Вы попали в хорошее место. Когда я 45 лет назад снимал фильм "Гори, гори, моя звезда", в это время Шагала… Нельзя было даже имя его упоминать, потому что он нарисовал картину, где Ленин стоял на одной руке вверх ногами и держал в руке знамя революционное, а вокруг толпы бушевали. Он был запрещенный. Поэтому как бы был образ Шагала, там его играл Олег Ефремов…
К. ЛАРИНА – Немой художник.
А. МИТТА – Такой молчаливый, так сказать, художник. Сделали его на всякий случай молчаливым. Его трагическая история. Но я всегда мечтал, когда наконец можно будет снять фильм про Шагала. Пока он был, это было сложно. А через 45 лет такая возможность оказалась. Это чудо, вы знаете, просто. Мне удалось получить финансирование на эту картину, и она так пролетела. Честно, очень хорошо была профинансирована картина, вот.
И хорошие артисты. Леня Бичевин играет Шагала, Толя Белый, Анатолий Белый играет Малевича. И молодой парень, молодой актер Семен Шкаликов – просто класс! – играет…
К. ЛАРИНА – Правда. Это актер театра "Ленком" и сын гениальнейшего Сережи Шкаликова.
А. МИТТА – К сожалению, рано ушел.
К. ЛАРИНА – Замечательного актера, который рано очень ушел из жизни.
А. МИТТА – Да, да.
К. ЛАРИНА – Маша Слоним, мама Семы Шкаликова, наверняка нас сейчас слушает, поэтому ей будет приятно, что вы о нем сейчас сказали.
А. МИТТА – Ну, я думаю, всем остальным будет очень приятно увидеть эту пару, драматическую очень пару – Семен Шкаликов и Кристина Шнайдерман – которые в конце превращают картину в мелодраму.
Вы знаете, когда вот работаешь с таким жанром как biopic, ты должен крутиться в разных жанрах: чтобы у тебя была и комедия, и драма, и фэнтези должно быть, потому что фантазия этих художников, она должна на экране присутствовать. Но все равно к концу внимание зрителей надо напрягать, чтобы они волновались, некоторые даже плачут у нас, чувствительные девушки – и тогда мелодрама вступает в свою силу. И вот тут Кристина Шнайдерман и Семен Шкаликов, они, по-моему, классно разыгрывают это и выводят картину в финал. Так что все там, вроде как концы с концами сходятся.
К. ЛАРИНА – Вот почему я "Гори, гори, моя звезда" вспомнила. Не только потому, что время похожее – там время гражданской войны, здесь у вас тоже 1919 год.
А. МИТТА – Да.
К. ЛАРИНА – Но и там тоже разговор в этом страшном, странном взаимоотношении, нюансах, взаимоотношении искусства и политики, искусства и времени. Вот эта попытка оторваться от земли в буквальном смысле этого слова и проповедовать чистое искусство – она все-таки не получилась. Все равно у вас там финал открытый, но мы-то понимали, что его убивают.
А. МИТТА – А там убивают.
К. ЛАРИНА – Да, да, да.
А. МИТТА – Его убивает девочка, идет дальше. Но что говорить о том, что было 45 лет назад? Сегодня зритель ждет другого. Сегодня у нас на экраны выходит картина, а вокруг нее девять классных американских картин, каждая по 100 миллионов, и по 100 миллионов на раскрутку.
К. ЛАРИНА – Можем конкурировать?
А. МИТТА – Нет, не можем и не должны. Мы должны иметь свой сегмент, рассказывать о том, о чем никто другой, кроме нас, не расскажет – вот о наших героях национальных, о наших людях, которыми мы можем гордиться. Я думаю, всегда найдем людей, которые хотят посмотреть это. А потом зайдут в соседний зал и будут, так сказать, смотреть на восхитительные американские боевики. Я тоже их люблю, я тоже их смотрю.
К. ЛАРИНА – А сегодня, как вам кажется, востребована вот человеческая история, да, для сегодняшней публики? Ведь посмотрите, в кино-то у нас в основном-то ходят подростки. Залы-то кто у нас заполняет?
А. МИТТА – Нет, это неправда. Вы знаете, это неправда.
К. ЛАРИНА – Или уже взрослый человек тоже там появился?
А. МИТТА – Нет, если грамотно сделана кампания прокатная, то люди и 30, и 40 лет тоже идут в кино, много раз это было, если им что-то показать интересное. Просто надо понимать, что ресурс, так сказать, небольшой, время до тех пор, пока тебя рано или не поздно не своруют в Интернет, не посадят, ограничено. Но кто посмотрит – тот посмотрим. Ну, что делать? Это реальность, с ней мы живем. Счастье, что как вот для русской живописи были люди, которые могли вкладывать деньги в это искусство, не зарабатывая на нем немедленно никаких денег, так и все-таки в российском кино еще есть, так сказать, люди, которые готовы культурному проекту дать…
К. ЛАРИНА – Вот если бы вы были… Такую премьеру такого фильма, конечно, надо обставлять, не просто так показать. Это надо, чтобы человек входил в этот мир – мир этих художников. Вот как вы Витебск обустроили картинами Шагала и Малевича, так хорошо бы, чтобы у нас и премьера была так обставлена, чтобы мы чувствовали внутри этого мира.
А. МИТТА – Ой, много чего хорошего! Я себя чувствую хорошо тем, что эта картина закончена. И теперь она будет… Я думаю, у нее, может быть, скромный прокат, но она долго будет интересовать разных людей, ее долго можно будет посмотреть, нажав на кнопочку где-то в компьютере, не в таком красивом виде, как на экране. Потому что мы каждый кадр раскрашивали. Ну, я говорю "мы". Это был оператор Сергей Мачильский – это один из лучших российских операторов.
К. ЛАРИНА – Да.
А. МИТТА – И вот он просто каждый кадр как бы раскладывал, так сказать, по цветам Шагала, по колоритам Шагала, по атмосфере Шагала. И это то удовольствие, которое можно испытать только в кинозале. Ну, кто-то получит, а кто-то будет смотреть адаптированное изложение этой идеи.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1273
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 12.03.14 02:54. Заголовок: Окончание. К. ЛАРИ..
Окончание.
К. ЛАРИНА – У вас первый случай, когда у вас реальные исторические личности в фильме действуют? Вот за всю вашу фильмографию.
А. МИТТА – Ой, вы меня озадачили.
К. ЛАРИНА – Я что-то так задала такой вопрос – и сама стала думать. А! Ну, наверное, нет. Можно назвать, как этот… Царь Петр…
А. МИТТА – "Арап Петра Великого".
К. ЛАРИНА – "Арап Петра Великого".
А. МИТТА – Да. Царь, да.
К. ЛАРИНА – Ну, там, скорее, все-таки такой комикс.
А. МИТТА – Там с самого начала идея мифа, идея придуманной истории, вымышленной.
К. ЛАРИНА – И они так и играют – людей придуманных.
А. МИТТА – Да. Она была, так сказать, заявлена с самого начала, но там тоже был неплохой…
К. ЛАРИНА – Я почему этот вопрос задала? Простите. А как с актерами работать? Для них же тоже важно понимать, они же не абстрактных людей играют, а конкретных. Какая-то работа была? Успевали ли они прочувствовать характеры этих людей?
А. МИТТА – Я думаю, что Анатолий Белый, он играет просто по часовому графику в жизни своей: с 8 до 12 – в одной картине, с 12:30 – в следующей, с 16 до 21…
К. ЛАРИНА – Ну, профессионал.
А. МИТТА – Шесть часов на сон – и снова. Он в пяти картинах одновременно, и всюду хорош, и всюду разный, вы знаете. И мировые звезды так и играют, они снимаются одновременно в пяти-шести каких-то больших суперпроектах.
К. ЛАРИНА – Ну, какие-нибудь книжки хоть прочитали они – про Малевича и про Шагала?
А. МИТТА – Да, они читали книжки, и я им читал книжки, я им рассказывал, пудрил им мозги все время. Но я доволен, вы знаете. Хорошие артисты, хороший ансамбль, и у меня к ним нет никаких претензий. А молодежью я просто очень доволен.
У меня на этот счет есть критерии жесткие, потому что восемь лет вначале я снимал фильмы про детей, и все свои награды я собрал именно с детских ролей, начиная от Леночки Прокловой и "Золотого льва" в Венеции. Это все были детские картины. Поэтому мне с ними просто уютно, очень хорошо. И в этой картине я подтвердил, что я еще рук не потерял.
К. ЛАРИНА – У вас школа же своя сценарная, да?
А. МИТТА – Ну, она такая виртуальная. Это мы просто собираем. Времени нет, но собираем народ для того, чтобы прочитать какой-то курс.
К. ЛАРИНА – А вы читаете их сценарии-то?
А. МИТТА – Ну, больше, так сказать, замыслы.
К. ЛАРИНА – Про что сейчас люди хотят снимать кино? Про что они сочиняют истории?
А. МИТТА – Они хотят снимать про то… Они трезвые ребята, как правило, они хотят снимать про то, что может получить финансирование, вот.
К. ЛАРИНА – Патриотическое кино?
А. МИТТА – Ну, любое, вы знаете, которое может выразить их и связать их со зрителями. Я держусь довольно жестко только таких структурных основ: как выстроить идею так, чтобы она могла заинтересовать зрителя и подтащить его к кульминации, чтобы он не скучал, а наоборот, все время усиливал свой интерес к картине. Вот это узкое дело.
Вы знаете, когда у меня учатся дети, даже не дети, а внуки, люди в возрасте моих внуков, что я им буду говорить: "Ах, мне нравится. Ах, мне не нравится"? Я говорю: "Вот есть идеи, которым тысяча лет, эти ребята еще не умерли. Давайте попробуем их реализовать".
Е. КАМБУРОВА – Ну, это что? Какие-то мелодрамы? Это что, история отношений?
А. МИТТА – Самое разное все. Есть и драмы, и боевики, и комедии. Вот сейчас следующий ближайший будет семинар про романтическую комедию, очень такой успешный сейчас жанр. А потом – короткий семинар просто про структуру, которая должна лежать в основе любого фильма. Потому что у нас есть ответственность и перед артистами, которые работают, и перед зрителями, которые нас смотрят – как соединить воедино. Ну, это только структура.
Я в Германии как бы работал, образовал эту школу и десять лет там преподавал, пока команда не сменилась. Там это было очень успешно. Там эти студенты получали премии: "Оскара" студенческого два раза получили и одного настоящего, короткометражного. И ни одна школа в мире не имела таких успехов.
Но в России, вы знаете, такой структурный подход не популярен. Больше популярно традиционное, такое монологическое образование, когда мастер ведет ученика и говорит: "Это хорошо. А это плохо. А это, мне кажется, то. А это, мне кажется, се". Я так не понимаю.
К. ЛАРИНА – А существует, на ваш взгляд, дефицит сценарных идей, вот по вашим наблюдениям?
А. МИТТА – Ой, всегда существует.
К. ЛАРИНА – Потому что многие жалуются: "Вот со сценариями беда сегодня".
А. МИТТА – Да. Со сценариями всегда была беда, всю жизнь, с первого дня начала кино, так сказать, 100 лет. И будет всегда беда, потому что нужны новые идеи. Ведь всегда человек, который тратит профессиональные деньги на кино, он хочет получить то, что было успешно в прошлом году, а сегодня чтобы тоже гарантировало ему… А это, как правило, никогда не получается (или очень редко получается). Ну, когда делают сиквелы, сейчас такие жанры есть. Но этого мало. А когда ты делаешь что-то новое, совсем новое, то это даже профессионалы не принимают.
Я вспоминаю, что было, когда сняли прекрасную в Голливуде картину "Китайский квартал". Глава студии встал и сказал: "Ну и как, вам нравится это кошачье дерьмо?" На следующий день картина взлетела, так сказать, просто успехом. Вы можете представить себе, что Коппола снимал…
К. ЛАРИНА – "Крестный отец"?
А. МИТТА – "Крестный отец". Ее собирались закрывать, она не имела никакого успеха, она до конца дополза – а потом опять взорвалась успехом. А уж не говорим – "Беспечный ездок". Это вообще была картина молодых новичков, и она собрала какие-то немыслимые деньги. А ее закрывали.
Ну, у нас ведь было то же самое. Ведь какая самая любимая картина без вариантов в России? "Бело солнце пустыни". Четко совершенно, да? Эту картину на моих глазах два раза закрывали, а потом она выползала. Один раз с помощью…
К. ЛАРИНА – Закрывали по каким причинам?
А. МИТТА – По разным. "Потому что не получается, потому что это барахло".
К. ЛАРИНА – Не по политике?
А. МИТТА – Нет-нет-нет. А там нет никакой политики. "Нечего деньги тратить". Когда ты делаешь что-то непохожее на то, что имело успех до тебя – всегда это не нравится, всегда это вызывает тревогу. Ну, я к этому привык.
К. ЛАРИНА – А как "Экипаж" ваш? Сразу было понятно, что это…
А. МИТТА – Нет, а "Экипаж" выпустили вообще без рекламы.
К. ЛАРИНА – Первый фильм-катастрофа.
А. МИТТА – Нет. Никто об этом не думал. Просто этот прокат был без денег, в четвертом квартале, и им надо было заткнуть какую-то финансовую дыру. А картина планировалась где-то зимой, к весне поближе. Они взяли и выкинули на экран вообще без рекламы – не то, что без плохой, с маленькой, а просто вслепую. И три дня картина была в пустом зале.
К. ЛАРИНА – Да вы что?
А. МИТТА – Да-да. Ну, в центре Москвы на Пушкинской площади это было. Пустые совершенно залы. Занят большой зал, сидят несколько – ну, провалился, что делать. И, значит, субботу-воскресенье переждал, в понедельник пошел ругаться и говорю: "Что такое? Вот старались, делали картину, вы не рекламируете". А там сидел такой мужичок смешной, так мне говорит: "Да-да-да! Да-да-да! Вы правы, вы правы!" Я: "Что ты мне говоришь, что "вы правы"? Пойдем, посмотрим – и ты увидишь. Не смейся надо мной". А он говорит: "Пойдемте. Пойдемте".
Сели в машину, доехали. И я ничего не могу понять: вокруг кинотеатра шесть рядов, стоит огромная толпа народу. Ну, не толпа, а очередь. Там в три ряда, я перепутал. Я говорю: "Куда вы пойдете в кино?" Они говорят: "На 6-часовой сеанс", – это днем было. Это сарафанное радио все разнесло.
Такой судьбы, конечно, для "Шагала – Малевича" я не жду совершенно, но бывают неожиданности. По-моему, они всегда происходят. Рано или поздно картина своего зрителя находит.
К. ЛАРИНА – Ну, у вас все картины своего зрителя нашли. Вообще вы в этом смысле, конечно (сейчас бы так можно было сказать) коммерчески успешный режиссер.
А. МИТТА – Я был 15 лет в топе, в десятке самых успешных картин. Это много. Но если учесть, что мотор-то я включил уже 54 года, это не все.
К. ЛАРИНА – Ужас!
А. МИТТА – Нет, у меня и потом, в новое время, была хорошая картина, сериальная.
К. ЛАРИНА – "Государственная граница"? Прекрасный фильм.
А. МИТТА – Просто "Граница". "Граница. Таежный роман".
К. ЛАРИНА – Да, "Граница. Таежный роман".
А. МИТТА – Тоже она…
К. ЛАРИНА – Кстати, со второго прохода, мне кажется, очень многие люди ее оценили по-настоящему.
А. МИТТА – Она много раз, ее Первый канал… Я не слежу, но мне говорят, что ее раз 40 показывали. К сожалению, мы с этого ничего…
К. ЛАРИНА – А скажите, пожалуйста, как человек, который внутри процесса сегодня существует, вы успеваете что-то смотреть? Вот из кого бы вы могли… Если могли бы назвать из молодых режиссеров, кто вам интересен?
А. МИТТА – Пол моей жизни я провел, рассматривая разные картины. Ровно половину. Я очень люблю смотреть кино, больше даже чем снимать его, поэтому у меня горы этих дисков, всего. Но все-таки самое главные идеи – это не те, которые ты черпаешь из других картин, а это идеи, которые ты черпаешь из жизни, из литературы.
К. ЛАРИНА – Ну, все-таки вот сегодняшнее российское кино.
А. МИТТА – Очень хорошее.
К. ЛАРИНА – Какой образ у него сегодня? Вам нравится это все, да?
А. МИТТА – Хорошее, растет. Мне нравится тот сегмент, естественно, который ближе ко мне, который соединяет, так сказать, интерес к новым темам, чтобы зрители это смотрели.
К. ЛАРИНА – То есть зрелищность, да, и какая-то глубина.
А. МИТТА – Да-да. Ну, вот Коля Лебедев – прекрасный молодой режиссер, он сделал "Легенду № 17". Очень старательно ее делал, 1,5 года, 14 месяцев они монтировали эту картину, пока собрали то, что надо. То есть он тщательный режиссер с яркими мозгами. И для меня большая радость, что он собирается делать ремейк "Экипажа".
К. ЛАРИНА – Вот я хотела про это спросить. Наверняка у вас там очередь стоит из режиссеров, которые хотели бы сделать ремейк "Экипажа"?
А. МИТТА – Нет. Один. Нашелся только один.
К. ЛАРИНА – Ну, сейчас-то техника другая, сейчас по-голливудски можно сделать.
А. МИТТА – Все по-другому, конечно.
К. ЛАРИНА – Это вы со спичечными коробками делали.
А. МИТТА – Ну, что делать? Ну, это и в Америке происходило. Я читал, как Спилберг отказался от всех разработок по "Юрскому периоду", когда ему принесли новые решения, как можно делать на компьютерах эти чучела страшные совершенно. Кино идет вперед. Сегодня очень хороший… У меня ощущение, что очень хороший период изменения кино. Традиционное психологическое кино уходит в сериалы. Там немыслимые совершенно деньги, туда уходят лучшие мастера кино, по всему миру это снимается, и сезонами.
К. ЛАРИНА – Да.
А. МИТТА – И уже фильм становится не рассказом, а романом. Действительно, сценарий можно написать в объеме 800 страниц и найти зрителя для этого дела.
К. ЛАРИНА – У нас еще эта эпоха не началась. Но вот, кстати, фильм Валеры Тодоровского, не знаю, видели ли…
А. МИТТА – Да, вот пример.
К. ЛАРИНА – "Оттепель". Да?
А. МИТТА – "Оттепель", да, да.
К. ЛАРИНА – Это явно начало большого киноромана, телеромана. Да?
А. МИТТА – Но есть и другая тенденция очень интересная. Она выражена четко в фильме "Гравитация", сейчас он схватил все "Оскары". Это когда образное решение фильма, оно уже становится для режиссера… Нет границ никаких. Все, что ты придумал, буквально все, что ты придумал, можно изобразить на экране.
И я думаю: как жалко, мне бы сейчас начинать, это было бы самое время. Потому что очень много моих идей просто не могли быть реализованы в то время. У меня были фантастические картины: "Сказка странствий", ну и "Арап Петра Великого" тоже в какой-то степени. Но их было во много-много раз больше. Тогда было не время для этого.
А сейчас режиссер занимается своим делом, нечего ему рассказывать артисту, как надо играть, тот или другой артист и сам умеет это делать. А ты создавай мир. Вот я создаю, стараюсь, сколько можно создавать миры. И я вижу, что именно эта режиссура становится языком кино будущего. По-моему, это классно. Кино находит и делает следующий шаг.
К. ЛАРИНА – Вы хотите что-то еще сделать?
А. МИТТА – Ну конечно!
К. ЛАРИНА – Силы есть?
А. МИТТА – А что? У меня не то, что сила…
К. ЛАРИНА – Вдохновение, желание?
А. МИТТА – У меня вообще ничего, кроме желания что-то делать, нет. И я стараюсь все время. Вы знаете, люди вот сейчас разъезжают по всему миру, а я все время не хочу ни туда, ни сюда. У меня самое любимое путешествие – сесть за рабочий стол. И тогда начинается для меня, так сказать, много фантазий. Но фантазии – это не работа. Работа – это когда ты начинаешь это превращать во что-то реальное, то есть сценарий, фильм. Ну, мне это нравится, все хорошо.
К. ЛАРИНА – Конечно же, актеры, которые у вас работали в течение всей жизни, мне кажется, что каждая их работа в фильмах Митты – не просто факт биографии, это какая-то поворотная история. Я даже вспоминаю, когда был очередной юбилей у Олега Павловича Табакова, и ребята сделали такую нарезку из его работ…
А. МИТТА – Да.
К. ЛАРИНА – Весь юбилей шел под музыку Бориса Чайковского из фильма "Гори, гори, моя звезда". То есть я понимаю, что для Табакова это роль, которая просто очень много в его жизни перевернула.
А. МИТТА – Ну, Табаков Олег Павлович – он и без меня Олег Табаков, так сказать. Но в Германии эта роль для него стала абсолютно культовой. Немецкая молодежь в те времена старые-старинные, она его буквально на руках носила и обожала, он был национальный герой именно по этой картине.
А есть актеры, для которых я действительно что-то значил. Но я думаю так: то, что Леночка Проклова в 11 лет стала актрисой – какая-то моя заслуга; то, что Леня Филатов преодолел свою какую-то невероятную застенчивость для актера…
К. ЛАРИНА – Стал плейбоем настоящим.
А. МИТТА – По картине "Экипаж". Он не очень любил эту роль. Дальнейшие его роли были более глубокими, более серьезными. Но именно она его расковала. Невероятный успех – он хоть начал смотреть в экран, а то он все время отводил глаза от экрана. Ну, нет, у меня очень хороших актеров было очень много.
К. ЛАРИНА – Тьфу-тьфу-тьфу, надеюсь, что и дальше будет.
А. МИТТА – Да.
К. ЛАРИНА – Мы должны заканчивать уже. Я напомню, что повод для нашей встречи – это грядущая премьера фильма Александра Митты "Шагал – Малевич". И этот фильм вы обязательно посмотрите, я надеюсь, что интерес у вас какой-то появился после сегодняшней программы. А вот завершаем мы нашу программу музыкой из фильма "Гори, гори, моя звезда", это Борис Чайковский. Это абсолютно для меня какая-то знаковая мелодия, с которой я живу столько, сколько себя помню.
Сообщение: 1311
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 21.03.14 16:28. Заголовок: Очень понравилось ин..
Очень понравилось интервью с Натальей Вдовиной в "Аргументах недели", жаль, что короткое:
Профессия заставляет развиваться
Наталия ВДОВИНА после окончания Щепкинского училища была принята в труппу «Сатирикона». В её театральной копилке – премии «Хрустальная Турандот», две «Чайки» и роли, о которых можно только мечтать: Джульетта, Офелия, Елена Андреевна в «Дяде Ване». Как киноактрису Наталию Вдовину прославил фильм «Возвращение» Андрея Звягинцева – победитель Венецианского фестиваля. Заметными оказались и другие её роли в таких фильмах и сериалах, как «Журов», «Исаев», «Не плачь по мне, Аргентина!», «Две зимы и три лета» и др.
- Наталия, у вас была уверенность, что после премьеры фильма «Возвращение» вы проснётесь знаменитой?
– Понимаете, никто вообще не рассчитывал на такой успех. Более того, когда картина уже была снята, мы как-то встретились с Андреем Звягинцевым на «Мосфильме», и у него было печальное настроение, потому что все, кому он этот фильм показывал, оценивали его перспективы скептически. Это счастливое стечение обстоятельств, что картина попала потом к нужному человеку и оказалась в конкурсной программе фестиваля.
– Вы родились в Крыму, в Белогорске. Правда, что именно там двухлетней девочкой вы сыграли свою первую роль в кино?
– Когда мне было два годика, мы с мамой просто пришли посмотреть на съёмки фильма «Чиполлино», проходившие в Белогорске, где играли Георгий Вицин, Владимир Басов, Рина Зелёная. Можно сказать, именно с тех съёмок я и стала мечтать о кино и театре.
– В театре вы работали с самыми разными знаменитыми режиссёрами. Например, с Петром Наумовичем Фоменко, ныне, к сожалению, покойным. Чем он вам запомнился?
– Умнейший и талантливейший режиссёр. Помню, мы репетировали «Великолепного рогоносца» Фернана Кроммелинка девять месяцев. Я приходила в половине девятого утра, до десяти сама разминалась, и только в 11 вечера мы расходились. Я ловила каждое слово Петра Наумовича, впитывала всё как губка. Это было такое обогащение! Я отношусь к тем актрисам, которые процесс любят больше, чем результат. Недавно во время репетиции Андрей Сергеевич Кончаловский поставил передо мной новую трудную задачу. И мне доставляет колоссальное удовольствие сделать то, чего даже сама не ожидаешь от себя. Меня это так сильно заводит! Я готова репетировать по 24 часа в сутки.
– К кому из режиссёров вы пойдёте сниматься, даже не читая сценария?
– К нашим классикам – Никите Михалкову и уже упомянутому Андрею Кончаловскому. К счастью, с Андреем Сергеевичем я общаюсь довольно часто. Потому что играю в его спектаклях – «Дядя Ваня» и «Три сестры» на сцене Театра имени Моссовета.
– Какая самая экстремальная ситуация случалась у вас на съёмках?
– Пока что самая экстремальная ситуация, в которую я попадала, была на съёмках картины «Две зимы и три лета». Когда мне сообщили, что через два часа мне нужно было косить траву так, чтобы зритель даже не заподозрил, что я держала косу в руках второй раз в жизни. Вот это был настоящий экстрим!
– Сегодня многие актёры целенаправленно выстраивают свою карьеру – у них есть портфолио, агенты, они ходят на кастинги, посещают кинофестивали, дружат с кем надо… У вас то же самое происходит?
– Нет, я в этом смысле старомодна, что, наверное, неправильно. Но так уж случилось. Я сейчас буду смешно выглядеть, если начну заводить какие-то нужные знакомства, ходить на все фестивали…
– Вы не замечены и в романах с партнёрами. Актёры вам как мужчины совсем не интересны? Некоторые говорят, что актёрство – «бабская профессия». Вы согласны?
– Нет, что вы! Я актёров очень люблю, и встречала в нашей профессии настоящих мужчин – Алексея Серебрякова, Константина Райкина… Да их много. Просто так складывалось. Мне кажется, вовсе не обязательно, чтобы партнёрские отношения переходили в любовные романы.
– В сериале «Не плачь по мне, Аргентина!» ваша героиня, чтобы удержать мужа, идёт заниматься танцами. В реальной жизни такое срабатывает?
– Как только погружаешься в какое-либо дело ты перестаёшь зацикливаться на себе, появляются лёгкость, самоирония... Может, это и не рецепт для исправления каких-то ошибок, но великолепный стимулятор позитивного мышления. Не могу утверждать, что сразу наладится личная или семейная жизнь, просто появляются возможности взглянуть на себя со стороны, пообщаться с другими людьми.
– А как вы справляетесь со стрессами? Всё-таки закулисье театра – это интриги, сплетни, зависть…
– Моё глубокое убеждение – всё зависит от человека. Что он считает главным в своей жизни. Кому-то нравится обсуждать других, и он будет делать это часами напролёт. Я же не вытаскиваю из своей профессии то, о чём вы говорите, – сплетни, зависть… Мне этим неинтересно жить. Профессия заставляет развиваться, читать интересные книги. Я общаюсь с умными и талантливыми людьми. Иду на работу как на праздник. Выхожу на сцену и получаю колоссальное наслаждение, а вместе с ним заряд энергии!
Здорово, спасибо, Жень! С огромным уважением отношусь к Вдовиной, она молодец! У меня тут просто "вдовинский период" получился недавно - посмотрела почти друг за другом "Пирата и пиратку", "Две зимы" и "Очарование зла". А до того видела ее только в 2-х сериалах, ну и на сцене, конечно.
Отправлено: 21.03.14 18:08. Заголовок: И от меня тоже спаси..
И от меня тоже спасибо. Я к Вдовиной тоже очень хорошо отношусь и с удовольствием смотрела в кино и театре. Похоже, и установки у нее правильные по жизни, по крайней мере, в интервью это проскальзывает.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1314
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 23.03.14 23:21. Заголовок: Давненько я здесь ни..
Давненько я здесь ничего не читала, спасибо, за весь материал начиная с Сергея Жигунова - очень понравилось интервью! И за передачи с Валерием Тодоровским спасибо, хотя я уже их видела давно, и по ТВ. Обожаю Юлию Рутберг, она такая яркая даже в самой маленькой роли.
Eugenia пишет:
цитата:
Считать эту передачу "интервьем"? Тогда с ней сюда:
Неожиданно добрая получилась передача по отношению к актеру.
Неожиданно добрая получилась передача по отношению к актеру.
Что, стоит смотреть?
Eugenia
администратор
Сообщение: 1330
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 24.03.14 02:28. Заголовок: Элен пишет: Что, сто..
Элен пишет:
цитата:
Что, стоит смотреть?
Я посмотрела. Отрывки из старых фильмов и спектаклей - с удовольствием, из "Охоты на принцессу" - тоже (вот этот фильм очень хотелось бы, наконец, увидеть). И про Главгероя, всеми любимого, послушала. Хомский, Житинкин, Кончаловский, Хофман, Вайда, Дружинина, Мукасей, Гусева. Климова - очень все хорошо говорили. Сам Главгерой, правда, выглядит не лучшим образом (внешне, имею в виду), да еще ему эту стрижка для «Марьиной Рощи» не идет до ужаса.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1332
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Замечательный "Дифирамб"с Александром Филиппенко. Лучше, конечно, смотреть или хотя бы слушать, а если я соберусь с силами исправить это жуткое количество опечаток, тогда добавлю стенограмму.
Отправлено: 24.03.14 20:18. Заголовок: Eugenia pishetИ про ..
Eugenia pishet
цитата:
И про Главгероя, всеми любимого, послушала. Хомский, Житинкин, Кончаловский, Хофман, Вайда, Дружинина, Мукасей, Гусева. Климова - очень все хорошо говорили.
Мне показалось, что многие "хорошие слова об АЮ" вырезаны из кадров прошлых лет. - ИМХО
Хомский по-моему был моложе, когда это говорил. Кончаловский, похоже, тоже не в последнем сезоне. Рассказ Житинкина о продавленных металлических фужерах на "Милом друге" уже было где-то раньше. Гусева почти слово в слово повторила то, что было выложено к его юбилею на Ютубе. Из нового для меня были слова Бурдонского и Горбунова, впечатления АЮ от появления Вайды на Макбете, ну, и слова партнеров - Климовой и Ильина. Хотя большинство из этого нового сказано об очень давних работах, ему еще и сорока не было.
Еще я пыталась сравнить мои впечатления от этих "откровений" с впечатлениями из "Белой студии". Еще раз повторюсь: сравнить НЕ передачи, а только впечатления, т.к. глупо сравнивать получившуюся желтизну с тем, что показано по Культуре. Правда, и впечатления получились соответствующие. После Белой студии с АЮ я посмотрела эту программу еще с Басилашвили и Юрским. Тоже народные, и даже более маститые, чем АЮ, но насколько же Дарье Спиридоновой было с ними легче общаться! Да и результаты отличались: у обоих Юрского и Басилашвили беседы вокруг образов героев, мысли о жизни, об исскустве, а у АЮ, в основном, о себе любимом.
Меня многое в передаче покоробило, особенно из новых "откровений" или "неоткровений". Захотелось все смыть.
Поэтому была благодарна появившемуся в сети видео последних спектаклей: мартовского "Марата" в полном обьеме. С этим перееду в драм спектакли.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1335
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 24.03.14 21:00. Заголовок: Оля, я ссылки подпра..
Оля, я ссылки подправила. Там, во-первых, после http прицепилось еще s, его надо убирать. И сама ссылка должна заканчиваться перед знаком &, всё, что после него, тоже убираем.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1336
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 24.03.14 21:08. Заголовок: Olga пишет: Мне пока..
Olga пишет:
цитата:
Мне показалось, что многие "хорошие слова об АЮ" вырезаны из кадров прошлых лет.
Наверное, так и есть. А я решила, что это я уже придираюсь.
цитата:
Жень, если не в тему, то переносите.
Оля, я не могу перенести, потому что нет технической возможности разделить сообщение. Лучше давайте так: вы перенесете то, что про "Марата", включая, естественно, ссылки, в тему "Драматические" спектакли, а отсюда уберете.
Причем, я думаю, вот этот абзац:
цитата:
Поэтому была благодарна появившемуся в сети видео последних спектаклей: мартовского "Марата" в полном обьеме.
Сообщение: 1344
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 25.03.14 03:37. Заголовок: Тут у прекрасной акт..
Тут у прекрасной актрисы Ольги Волковой надвигается юбилей. По этому случаю - интервью с ней в "Новых Известиях":
Народная артистка России Ольга Волкова: «Актеры – третья древнейшая профессия» Светлана ПОЛЯКОВА
Трудно представить себе россиянина, не знающего актрису Ольгу Волкову, чьи роли второго плана и эпизоды более чем в полутора сотнях фильмов отпечатываются в памяти практически навсегда. Так же, как и театральные персонажи актрисы, Волкова сорок лет служила в лучших труппах Ленинграда – в ТЮЗе, театре Комедии, БДТ, пока в середине девяностых не переехала в Москву. И только в конце 2013 актриса впервые вышла на сцену московского репертуарного театра – и сразу в нескольких ролях. Нашему корреспонденту Ольга ВОЛКОВА рассказала о том, как дважды стала народной артисткой, почему отказывается от роли телеведущей, о своих многочисленных коллекциях и влиянии норвежской крови.
– Ольга Владимировна, вы 18 лет играли исключительно в антрепризах. Почему?
– Я даже как зритель сегодня в театр редко хожу. Когда-то Эфрос говорил: «Увидеть плохой спектакль – значит отравиться и почувствовать, что ты уже ничего не можешь делать». Мы такие видели спектакли, мы столько всего перепробовали! А сейчас театр застрял на 20 лет. Скучно и бездушно. Кроме того, мы третья древнейшая профессия после проституток и журналистов – поскольку во всем зависим от вкуса и выбора государственного театра. А в антрепризе я могу выбрать команду, пьесу и заранее знать, кто будет моим партнером. Мы работаем с Адой Роговцевой в спектакле «Париж спросонья» – и зал на 2200 мест встает после спектакля в Выборгском ДК. Или «Железный класс» Альдо Николаи, который мы играли с несовместимыми по школам Сергеем Юрским и Николаем Волковым, – потрясающий спектакль, который никто не додумался снять на пленку. И «Хануму» сегодня с таким азартом играют актеры и так заполняют энергией зал, что мне не стыдно. Кстати, увидев меня в «Хануме», моя любимая бывшая невестка Чулпан Хаматова вытащила меня снова на сцену стационарного театра – предложила меня режиссеру «Укрощения строптивой» Роману Феодори в Театре Наций. Роман придумал, что историю «Укрощения» будет ставить на плацу какой-то генерал. Тут же родилась концептуальная идея: его жена (которую играю я), работник культурного учреждения, пытается ему помочь сделать это согласно классическим эталонам. Но ее понятие чистоты академического жанра настолько преувеличено, что меня даже кто-то спросил: «Ты что, решила подколоть режиссера?» И близко нет! И все шекспировские персонажи, в ролях которых я выхожу в «Укрощении», сымпровизированы и «нарисованы» мной – режиссер принял с радостью.
– Вы не только роли себе выстраиваете, но и часто приходите на работу со своим реквизитом и в своих костюмах. Откуда все это берется?
– Я для собирания ничего не делаю, вещи зовут меня. Также и идиотские костюмы. В нашем огромном доме был магазинчик, типа сельпо. И я там увидела костюм с жабо, в котором я играю в «Укрощении строптивой». Или смотрю: на помойке лежит фибровый чемодан пятидесятых годов – обклеенный розочками-открытками. Нигде в кино, если придется сыграть пятидесятые годы, ты такой фибровый чемодан не найдешь. Подобрала, отмыла. Или вот есть вещь, которой 150 лет – кукла. Знаете песенку: «В магазине Кноппа выставлена попа. А? Что? Ничего! Желтые ботинки» Так вот, действительно был такой магазин Кноппа в Питере – музыкальных шкатулок. Фарфоровую куклу с заводным механизмом подарили на день рожденья моей бабушке – куклу вращаешь и звучит старинный вальс. Я с ней играла в фильме «Бедная Саша».
– У вас ведь есть еще одна коллекция – вы собираете лексические зарисовки и типажи на улицах…
– У Чуковского есть книга «От двух до пяти», а у меня от двух до восьмидесяти. Меня поэтому и начали снимать в кино – потому что я в мертвые эпизоды добавляла живую речь, которую можно услышать на улице. «Подбираю» на улице яркие, образные выражения. В том числе высказывания детей. Эту детскую копилку я добавила в новое издание автобиографической книги, вышедшее в прошлом году. Я, приехав в Москву, предложила сделать рубрику в газете «Объяснение в любви», чтобы представить портреты обыкновенных потрясающих людей, с которыми сталкиваешься! Есть, например, проводница, которую я не могу забыть и готова рассказывать о ней километрами. Или ищу того, кто бы сделал документальный фильм о человеке, которого я встретила в Греции. Он – Строганов, родился Жмеринке, куда семья была сослана, он бежал, теперь перегоняет катамараны из Америки в Грецию и готов рассказывать легенды о каждом уголке Греции. Я им «наесться» не могла! Это надо кому-то подарить! Уверена: рассказать о таком человеке – значит поднять настроение у людей.
– Было бы здорово, если бы вам дали вести передачу о хороших людях…
– Фиг с маслом! Позвали меня как-то на пробы ведущей для телепередачи. Я говорю: «Ребята, что вы хотите проверять? Справляюсь ли я с падежами? У меня написано несколько пьес и книга. Скажите тему!» «Нет, вы приезжайте, поговорите с редакторами». Приезжаю. Меня сажают в зал. Первый удар был, когда я спросила: «Почему вы не предупредили актрису, что вы ее поставите в кадр? Я в зимних сапогах!» «И что?» «То же, что экскурсовод ведет экскурсию по искусству эпохи Возрождения и обнаруживает, что забыл снять презерватив». Второй удар получила, когда объявили тему: нетрадиционная сексуальная ориентация. А мне эта тема близко знакома. Я знаю, как матери боятся признаться в этом отцу ребенка, потому что отец его убьет. Я говорю: «Я предлагаю матери сделать выбор: с кем она? Увезите ребенка на три дня из города и напишите мужу письмо – пусть выбирает, с кем будет он. Мать должна быть с ребенком. Каким бы он ни родился. А он таким часто рождается». Больше меня не звали. Им не понравилась ведущая, несогласная работать под диктовку микрофона в ухе.
– Вы воспитали немало учеников, давая уроки на дому. Почему не идете преподавать в вуз?
– Я страдаю без учеников, я переполнена, я знаю, как надо... Меня звали – из ВГИКа звонил мой любимый актер Алексей Баталов, умолял взять курс. Но, во-первых, из Гольяново, где я живу, ездить далеко. В метро я ездить не могу – пересадки, устаю, плохо выгляжу, стесняюсь. Но, главное, я принципиально не согласна с тем, как проходит кастинг в театральном институте, поэтому разработала свою систему вопросов-ответов, игру, в которой выявляется актерская природа. Мы сделали 10 представительских кассет с разными актерами, на которых при помощи системы тестов я максимально раскрывала актерские возможности, раскручивала артистов – чтобы режиссер мог их увидеть объемно, в разных планах. Оставила их в агентстве на Мосфильме – актеров стали приглашать в кино, но агентство не предложило мне продолжить этот опыт. Зачем проходить три тура, зачем учить три года? Сдавать миллион экзаменов, все эти «измы» – вместо того чтобы ходить в театры и заниматься актерским мастерством? Можно сделать факультатив по истории искусств – остальное человек прочитает сам по мере необходимости. Двухгодичные курсы вполне достаточны. Когда я готовила абитуриентов, то за время подготовки давала им полтора курса. Мне даже было интересно обмануть приемную комиссию – подсунуть им не очень талантливого, но хорошо подготовленного – пусть потом разбираются.
– Не пробовали открыть школу Волковых? Ведь в вашей семье многие могли бы преподавать актерское мастерство…
– Все упирается только в деньги. Семья, действительно, талантливая. Ваня работал в «Современнике», сейчас пишет музыку к спектаклю, который ставят в Александринке по Ружевичу. Его жена – Люся Волкова (бывшая Харитонова) – потрясающая актриса, но нигде не играет, только что родила мне внучку. Сестра Вани, Александра, дочь Николая Николаевича Волкова, играет в Ленкоме. И брат Вани, Дмитрий Волков, играл в Ленкоме, но почему-то ушел. Талантливый актер и тоже пишет музыку. И Ванины дети уже играют в театре. Хотелось бы и школу открыть, и курсы повышения квалификации, и была мечта поставить спектакль к моему юбилею, на афише которого были бы только Волковы – «Волчья стая».
– Благодаря своим бракам вы, наверное, единственный случай на земле – умудрились стать дважды Волковой. Какова роль совпадений в вашей жизни?
– Я еще единственная в России дважды народная артистка. Когда мне было года 52, в БДТ повесили поздравление, друзья поздравили, кто-то сказал, что думал, что я уже давно – народная. Потом пришло время оформлять пенсию. И я заинтересовалась: а где корочки? (Пребывала в иллюзии, что звание может повлиять на размер пенсии!) Прихожу в канцелярию, мне говорят: «А мы откуда знаем? Это в Москве знают». Звоню в Москву (Москва меня почему-то любит больше, чем Петербург). И через день – бабах! – объявление в газете: Присуждение звания народной артистки Ольге Волковой. А потом было смешное вручение в Смольном – там есть день, когда вручают всем – токарям, слесарям, докторам... Мне выделили двоих актеров в сопровождение, дали какой-то газик раздолбанный, купили три гвоздички. Охраняют уже не военные, а мальчики в черных костюмах, лестница расходится направо и налево, а в центре стоит стол с клеенкой, на котором жестяные жбаны с цветами – можно тут же купить. Толпа. Что-то мне это сильно напомнило. Самым нехорошим образом. Я спросила у кого-то: «Во сколько награждают артистку Волкову?» Мне ответили почему-то шепотом: «ВИП-зал, в 12 часов». Меня это в очередной раз напрягло. При входе в зал тетеньки проверяли документы: «Я, – говорю, – к Волковой, в 12 часов». Они тихонько: «Да-да, вам сюда. Тогда я спрашиваю: «Урну когда можно забрать?» Тетенька упала в обморок: «Не стыдно вам?» Так, а на что все это похоже, спрашивается?! Собчак мне вручал, поцеловал воздух возле моей руки, а рядом стоял Путин – он в те времена всегда стоял справа от Собчака.
– Вы – удачливый человек?
– Наверное. Хотя больше приношу удачу, чем получаю. У меня очень легкая рука. Говорят, что подарки надо отрывать от сердца – но это же больно! – никто так не делает. А я, когда чувствую, что у человека какие-то неполадки в жизни, про себя говорю: «Не отдам!», но уже «чешется», уже снимаю с себя серебро, которое очень люблю, и отдаю . И, тьфу-тьфу-тьфу, это приносит счастье. Однажды моя подруга рассталась с кем-то, очень горевала, хотя уже в возрасте, пост солидный занимала, я уезжала на гастроли, она жалуется: «Что ж мне так не везет?», а я «Надень колечко, поноси, вернусь – сниму с тебя». Приезжаю, а она: «Я до такой степени не просила! Я уже познакомилась с новым и забеременела».
– А что вас ввергает в грех уныния?
– Когда никому из близких не могу помочь. И когда нет работы. Когда мне муж говорит: «Уходи на пенсию!», я отвечаю: «Как ты меня не уважаешь!» Прочла смешную цитату: артист скорее сойдет с ума, чем со сцены. Актерская профессия – это переизбыточная энергетика. Ее некуда девать. Мой интеллигентный муж, когда я без работы, 15 минут не может меня выдержать. Потому что я говорю громче, чем надо, быстрее, чем надо, начинаю что-то переставлять, звонить по телефону – меня разрывает. Когда мы жили вместе с Чулпан, там была та же картина – билась посуда, надевает пальто – отрываются все пуговицы, ломается каблук. Я говорила: «Тебя нужно всего лишь довести до сцены!»
– В вас течет много разных кровей. Вы ощущаете на себе их влияние?
– Ощущаю! Я всегда была по природе своей интернационалистка. У меня по материнской линии чадолюбие развито – моя прабабка была акушеркой. Кроме того, несмотря на то, что рано овдовела и одна воспитывала двух сыновей, еще двоих усыновила. Она была норвежка из обрусевшей семьи, приехавшей в Россию в 1812 году. Не так давно мой двоюродный брат, который жил в Мурманске и работал на телевидении, разыскал семью Данельсенов, а я взяла и написала на плохом немецком истерическое письмо, типа deine Haus – unsere Haus. И вот я попадаю в Норвегию и вижу горы и фьорды – и во мне что-то застонало.
– Через месяц вы отмечаете неправдоподобный юбилей – поверить в ваш истинный возраст совершенно невозможно. Знаете секреты молодости?
– Я часто ощущаю себя как на ринге. Работы то нет, то есть – паузы бывают по полгода... Я ее выгрызаю. Я звоню, я не сижу на месте. Бывает, хожу по «Мосфильму», открываю двери, спрашиваю: «Кому нужна актриса?» – от отчаяния. Это ведь, помимо того что высокое искусство, еще и способ выжить: у меня большая семья, и все время кому-то нужна помощь. Поэтому я справляюсь с болезнями, я караулю их, не позволяю себе болеть. Однажды накануне гастролей свалилась с тяжелым гриппом. Приехал мой замечательный доктор, Валерий Викторович Титов (спасавший и меня, и мужа, и Чулпан, и многих моих друзей). Я просила его: «Скажите, что я не имею права ехать!» (предстояли перелеты Питер – Саратов – Махачкала) – не было сил встать. Он наколол меня лекарствами и сказал: «Встала и пошла! Иначе сдохнете дома! Я сделал все, чтобы вы встали и пошли!» И я справилась. Потому что велика сила сопротивления...
СПРАВКА «НИ»
Ольга ВОЛКОВА – советская и российская актриса театра и кино, родилась 15 апреля 1939 года в Ленинграде. В 1960 году окончила актерскую студию при Ленинградском ТЮЗе (мастерская Леонида Макарьева), играла на сцене Ленинградского ТЮЗа. Была актрисой Академического театра комедии имени Акимова. 20 лет играла на сцене Большого Драматического театра в Ленинграде. В 1993 году удостоена звания народной артистки России. В кино сыграла более 150 ролей («Вокзал для двоих», «Бедная Саша», «Сказ про Федота-стрельца», «Иванов», «Шерлок Холмс»).
Eugenia
администратор
Сообщение: 1350
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 25.03.14 18:01. Заголовок: Сегодня день рождени..
Сегодня день рождения и даже юбилей Ксении Раппопорт! От всей души ее поздравляю и желаю новых творческих успехов!
Родной город Ксении Раппопорт — Ленинград, где она родилась 24 марта 1974 года. Дебют в кино состоялся, когда ей было 16 лет, Ксения сыграла в трагикомедии режиссера Дмитрия Астрахана «Изыди!» Театральное образование Раппопорт получила в Санкт-Петербургской академии, курс Вениамина Фильштинского, которую актриса закончила в 2000 году. После окончания академии была приглашена в труппу Малого драматического театра, где играла Нину Заречную в «Чайке» Антона Чехова, Елену Андреевну в «Дяде Ване» Чехова, Леди Мильфорд в пьесе «Коварство и любовь» Фридриха Шиллера и др.
В петербуржском Театре на Литейном играла Иокасту в спектакле «Царь Эдип» по трагедии Софокла, Беатриче в «Слуге двух господ» Карло Гольдони, Исмену в «Антигоне» Софокла. Была задействована в спектаклях других театров.
Работы в кино этой актрисы запоминающиеся, фильмы с ее участием: «Юрьев день», «Всадник по имени смерть», «Два дня». Сериалы: «Ликвидация», «Бандитский Петербург», «Есенин», «Белая гвардия».
В 2006 году итальянский режиссер Джузеппе Торнаторе пригласил Ксению сниматься в фильме «Незнакомка». За эту работу она получила премию Давид ди Донателло итальянской киноакадемии. В 2009 году другой итальянец, Джузеппе Капотонди, предложил Раппопорт роль в картине «Двойной час». За нее актриса получила премию Венецианского кинофестиваля в номинации «Лучшая женская роль», а также актриса удостоилась чести вести церемонию открытия и закрытия 65-го Венецианского фестиваля.
Актриса является лауреатом множества премий, отечественных и зарубежных.
Отправлено: 25.03.14 18:07. Заголовок: Приобщилась и я к се..
Приобщилась и я к сему шедевру... Ну что вам сказать.. Хотя бы не было той желтизны откровенной как во всяких "правдах" и "исповедях", которые лучше было не смотреть и не знать. В этом смысле - передачка просто шедевр. Во всем остальном... Olga пишет:
цитата:
Мне показалось, что многие "хорошие слова об АЮ" вырезаны из кадров прошлых лет.
Не исключено. А у меня еще все время витала мысль, что они все говорят о каком-то другом человеке. . О том, каким мы его представляли и любили когда-то (ну хоть не зря любили-то, было за что, а то как-то неприятно чувствовать себя полной дурой, купившейся только на красивые глазки). К нему сегодняшнему это вообще никакого отношения не имеет. От того создается ощущение, что поприсутствовала на похоронах. Прекрасного некогда артиста, которому посвящены все эти слова, некогда заслуженные, но у которого все уже в прошлом. Дай Бог, чтоб было что-то достойное еще, особенно на сцене, но в это как-то очень слабо верится.. Как и в серьезные работы у таких режиссеров как Вайда и Гоффман. Средней руки сериалы – это, пожалуй, потолок. А что шарахаться от слова «сутенер» - он же играл его уже. «Милый друг», пожалуйста. Если называть вещи своими именами. Но сыграно было гениально, ибо тогда еще звездная болезнь не настолько поразила душу. А вот в остальных словах очень много лжи. Человек либо понимает, что с ним происходит, но вдохновенно врет, либо не понимает, к чему он в итоге пришел.
Почти все в передаче уже известное, кроме того, что подчеркнула Ольга. Еще кадры семейной кинохроники - лично я не видела раньше. Мама очень обаятельная была, а с некрасивым и нехаризматичным братом они действительно становятся похожи с годами. К сожалению, только внешне – брат-то, очевидно, человек достойный. Какая жуткая судьба у первой жены Натальи, просто ужас. . Умер новорожденный ребенок, тут же потеряла мужа, потом похоронила другого ребенка – страшная участь, бедная женщина.. А муж-то, бросивший жену, только что потерявшую одного ребенка и с другим на руках – просто редкая сво.. Это я как нормальная женщина и мать это говорю. Зачем он вообще сказал об этом сейчас, для какого красного словца? Все прочие «бывшие жены» (была какая-то такая передачка про него тоже) как-то еще крутятся возле него, кроме Александровой, правда – той хватило, видимо, а Наталья, похоже, возненавидела раз и навсегда. И было за что – даже со стороны видно и понятно. И зачем было так публично колотиться с поиском убийцы сына, который никогда не был нужен при жизни? У меня уже тогда глаза на это как-то не закрывались, трещину «светлый образ артиста» дал еще тогда..
«Мат как квинтэссенция жизни» - это сильно, никогда б до такого не додумалась. Оправдание собственного хамста и распущенности, на мой взгляд. Вот такие мысли возникли после просмотра.
Ой, пока писала, появился пост про Ксению Раппопорт. Замечательная актриса, желаю ей всяческих успехов и огромного счастья!
Eugenia
администратор
Сообщение: 1351
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 25.03.14 21:35. Заголовок: Элен пишет: Еще ка..
Элен пишет:
цитата:
Еще кадры семейной кинохроники - лично я не видела раньше. Мама очень обаятельная была, а с некрасивым и нехаризматичным братом они действительно становятся похожи с годами.
Да, мама очень красивая и женственная, а Андрей Юрьевич в молодости был тоже вполне даже собой хорош, но в другом, так скть, стиле, он, как мне кажется, больше похож на отца:
цитата:
Какая жуткая судьба у первой жены Натальи, просто ужас. . Умер новорожденный ребенок, тут же потеряла мужа, потом похоронила другого ребенка – страшная участь, бедная женщина..
По-моему, новорожденный ребенок умер не у первой жены АЮ, а у его мамы. Об этом и раньше уже упоминалось, что после Андрея родилась девочка, но почти сразу умерла. Тоже, конечно, страшная трагедия.
Отправлено: 25.03.14 23:06. Заголовок: Да нет, Жень, и у ма..
Да нет, Жень, и у мамы ребенок умер, и - послушай внимательно - вместе с Димой родился брат близнец и быстро умер. И бабушка, мол, сказала про Диму - "двойняшки, второй не уйдет далеко", собственно, пророчила быстрый уход второго сына. Сплошной ужас ужасный, в общем.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1353
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Сообщение: 1354
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 26.03.14 02:17. Заголовок: Я тут вспомнила... м..
Я тут вспомнила... мне рассказывали (источник надежный), что довольно скоро после развода Наталья Сагоян снова вышла замуж, у нее родился еще один мальчик. Так что всё у нее наладилось, жизнь шла нормально... до того страшного июньского вечера, когда погиб Дима.
Отправлено: 26.03.14 02:35. Заголовок: Я это тоже знаю, но ..
Я это тоже знаю, но все же немало выпало на ее долю трагедий...
Eugenia
администратор
Сообщение: 1355
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 26.03.14 02:42. Заголовок: Это - да. Не позавид..
Это - да. Не позавидуешь...
Eugenia
администратор
Сообщение: 1359
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 27.03.14 04:09. Заголовок: В "МК" Марин..
В "МК"Марина Райкина опубликовала старое интервью с Георгием Мартынюком. Очень душевное...
Следователь Знаменский больше всего любил роли пьяных сантехников
Честный. Верный. Настоящий
Артист умер. Остался образ кристальной честности и порядочности представителя правоохранительных органов, по нашим временам нереальный, — Пал Палыч Знаменский. Однако один из «знатоков» был очень скромным и даже застенчивым человеком в жизни. И уже одним этим он заслуживает большего внимания после нее. Сорок дней как ушел из жизни артист Георгий Мартынюк.
Без малого полвека Георгий Яковлевич отслужил в Театре на Малой Бронной. Артист внешности героической, а по сути, внутреннему своему устройству — характерный и даже комедийный. Кто его таким знал? Его любимые роли оказались далеко в стороне от правильного и самого порядочного следователя Знаменского из популярного советского сериала «Следствие ведут знатоки». И их было мало.
Как-то я его спросила: «А поискать счастья на стороне?» На что он ответил: «Не было ни желания, ни необходимости». Это была беседа, записанная пару лет назад, но оставшаяся нерасшифрованной. Думала — сделаю к какой-нибудь круглой дате. А вот пришлось к сороковинам.
Мне что театр был, что завод — безразлично
— Так хорошо сложилась жизнь в театре, что не было желания сыграть в антрепризе или другом театре? — Я не жалуюсь.
— Георгий Яковлевич, но артистов можно понять — играть хотят все, но не всем дают возможность реализоваться.
— А я судьбе благодарен. И смею надеяться, что Господь меня всю жизнь вел и ведет. Я ведь человек не энергичный, можно сказать, пассивный.
— У вас просто как у Булгакова: ничего не проси, сами придут, все принесут.
— Да, у меня все как-то само собой получалось — гладко, ровненько что ли. Причем, знаете, с детства. Казалось бы, ну не было никакого такого манка, чтобы я полюбил театр. Родился в Оренбурге в 40-м году. А Оренбург в то время — маленький пыльный городишко. Пацанами бегали по улицам, гоняли в футбол. Телевизора нет, только радиоточка — черная тарелка на стене. Но мой старший брат (старше меня на 12 лет) работал в местном театре артистом, и, чтобы я не болтался один по улицам, он брал меня на репетиции. И я с детства за кулисами топтался, но без всякого интереса: мне что театр был, что завод — безразлично.
К тому же я застенчивый мальчик был, стеснительный. И единственный шаг, который сделал самостоятельно, это неожиданно даже для себя (что говорить про родителей) пошел в драмкружок при Доме учителя — просто прочитал объявление на улице. Откуда взялась такая смелость? Меня как повело туда. А уж потом отправился в Москву в ГИТИС поступать. Первая роль, помню, — в массовке, негр. После окончания института директор Оренбургской драмы пригласил меня в театр, сказал, что квартиру даст и главную роль в «Оптимистической трагедии». А Гончаров, у которого я учился, спрашивает: «Ну, мастер (он всех учеников так звал), куда пойдешь?» — «Да вот зовут в Оренбург, квартиру дают и роль». «Ерунда! Пойдем ко мне». Я остался у Гончарова, потому что принял это как знак судьбы.
— Судьба вам явно благоволила, потому что послала «Тишину». Я имею в виду потрясающий для своего времени (да и для нашего тоже) одноименный фильм Владимира Басова.
— О, я Владимира Павловича обожаю. Когда вышел фильм, очереди стояли в кинотеатрах, меня хвалили. И Басов тогда сказал: «Щас тебя будут приглашать. Ты не очень-то». — «А какой у вас следующий фильм?» — спросил я. «Да черт его знает», — и снял «Метель», где я сыграл Бурмина. А потом был «Щит и меч». У меня три любимых режиссера — Басов, Чухрай и Ростоцкий. Все фронтовики, настоящие мужики, яркие личности.
Ребята, я не только Пал Палыч, я и другое могу
— Но Пал Палыч Знаменский все ваши роли перебил. Скажите, вы и Леонид Каневский получили эти роли, так сказать, по блату? Ведь режиссер Бровкин тоже служил в Театре на Малой Бронной.
— Да, он у нас работал, а потом ушел на телевидение. Правда, на мою роль он сначала хотел Колю Волкова, а на Томина — Гену Сайфулина. Я это узнал позже. Да, мы сразу стали знаменитыми, нас везде узнавали, что в годы тотального дефицита очень помогало. 20 лет играл его, от майора до полковника дослужился. Если начистоту — достать можно было все. Вот я в родном Оренбурге снимался, а мне звонят из театра, срочно вызывают. Надо лететь, билетов никаких нет. Пошел к начальнику аэропорта, тот вызвал кассиршу: «Нет проблем, — говорит, — ты только ей паспорт дай». Я дал, остался у него ждать, он меня угощал. Приносят билет, на нем написано: «Знаменский Пал Палыч». Иду на посадку, милиция смотрит сначала в паспорт, потом в билет, ничего не понимает — начинает смеяться. Я долго его хранил.
— То есть для вас не существовало закрытых дверей?
— Практически нет. Люди нас любили.
— А начальство?
— И начальство. Милиция вообще к нам замечательно относилась.
— Могу себе представить, как вы на машине ездили по Москве.
— Да не было у меня никогда машины. Да не хотел я ее никогда. А вот Леня… Леня ехал как хотел. Вдруг свисток. Я говорю: «Леня, выйди». — «Сам подойдет». Но выпивши за руль он никогда не садился.
Но с другой стороны, Пал Палыч мне помешал здорово. В театре в эти годы я ведь играл совсем другие роли. Мои самые любимые — пьяный сантехник или криминальный элемент. Шел на Бронной спектакль «Обвинительное заключение»: открывался занавес, а мы сидели в камере. Леня Каневский — староста камеры, я — вор-рецидивист по кличке Лимон. Видя нас на нарах, зал начинал хохотать. Я не преувеличиваю — хохот и аплодисменты. Но я очень любил эти роли. С их помощью я хотел отойти от образа и показать — мол, ребята, я не только Пал Палыч, я и другое могу. Мне всегда нравились роли характерные, комедийные, где можно импровизировать. Вот скажите, кто тогда мог похвастаться женской ролью? А у меня была женская роль, правда, курьезная.
— Вот с этого момента, Георгий Яковлевич, поподробнее.
— Это было в Каннах. На кинофестиваль в главную программу попал фильм Чухрая «Жили-были старик со старухой». Старуху играла замечательная актриса Вера Кузнецова. Но она в Канны не поехала, поехали мы — я, Чухрай и Люда Максакова, которая в фильме играла мою жену. А Константин Симонов, который в тот год был членом жюри, уже знал результаты и сообщил нам, что Кузнецова получает приз за лучшую женскую роль. Чухрай и говорит: «Гера, ты иди за нее получи». — «С ума сошел? Не пойду». Так мы и препирались в зале, пока не услышали со сцены: «Вьера Кузнэцова». Я встаю, иду — в зале хохот.
— Ну понятно, вместо Веры вышел Гера.
— Я споткнулся, поцеловал руку какой-то американской звезде, получил приз и потом отдал его Чухраю. Его же фильм — замечательный, таких сейчас не снимают.
Так я не стал Андреем Прозоровым
— Вы можете сказать про себя: «я — актер Эфроса»?
— Нет, никогда. Его артисты пришли с ним вместе из «Ленкома», когда его оттуда выгнали партийные власти. А у меня с Эфросом, знаете... осадок остался, обида, но не на него, не на себя, а на время. Дело в том, что я был назначен в его спектакль «Три сестры» на роль Андрея Прозорова, вместе с Валей Смирницким. Валя играл в первом составе, и играл потрясающе, успех у спектакля был огромный. Анатолий Эфрос сказал мне, что должен в спектакль войти я, назначил репетицию, и тут на Бронную пришли три выдающиеся мхатовские актрисы, которые и... закрыли спектакль.
— Вот ужасная история, в которую вляпались в общем-то приличные артистки — Ангелина Степанова, Алла Тарасова и Екатерина Еланская. Спрашивается, какое, казалось бы, им дело до спектакля в другом театре?
— В этом-то вся и история. Пришли, посмотрели как худсовет. Написали письмо Фурцевой, тогдашнему министру культуры, что, мол, это не Чехов. И спектакль закрыли. Как будто только мхатовцы имели право играть Чехова и, главное, знали, как его играть. Так что благодаря им… я не стал Андреем Прозоровым. Хотя очень хотел, роль мне нравилась. Но время такое было.
Опять Пал Палыч? Не подходит
— Еще один вопрос про «Знатоков». Не могу не спросить: вы за кадром были такой же крепкой тройкой, как и в кадре?
— Абсолютно. С Леней мы в одном театре работали, а Эллочка (актриса Эльза Леждей, сыгравшая эксперта Кибрит. — М.Р.) хотя и не служила на Бронной, но мы ее очень любили. Она, правда, очень прибаливала, и мы с Леней часто ее навещали. Она такая домашняя была, уютная, замечательно готовила. Муж — артист Сева Сафонов. Для нас с Леней она уже тогда была звездой с обоймой прекрасных ролей. А своей ролью в «Знатоках» она тяготилась, ей играть ведь по сути было нечего. Особенно она с текстом про экспертизы мучилась. Если мы еще могли что-то по-другому сказать, то у нее шаг влево, шаг вправо — расстрел. Когда шли «Знатоки», ее, да и нас с Леней, не снимали. Это сейчас, раз артист удачно снялся в сериале — всё, ему пошли приглашения. А тогда… Опять Пал Палыч? Не подходит.
— Я слышала, что вы на тексты своих ролей пишете пародии. На знаменитый милицейский гимн Тухманова «Наша служба и опасна и трудна» рука поднялась?
— Нет, на это я не писал. Но есть любовь к стихотворству. У нас в театре много лет шла румынская комедия «Общественное мнение». Я играл отрицательного персонажа — заведующего сельскохозяйственным отделом в газете. Пьеса нам ужасно не нравилась, но наш главный режиссер — Владимир Дунаев — сказал, что нам никуда не деться, мол, грядет юбилей социалистической Румынии. В общем, начали репетировать, потом разозлились и стали валять дурака. И довалялись до того, что пьесу уже было не узнать, хохот на спектакле стоял дикий. Мой герой периодически бил себя в грудь и говорил: «Мой дед пахал, он умер на пашне». И тогда я написал на эту реплику стихи для одного спектакля.
— Помните? Можете почитать?
— Мой дед пахал. Соха его, быть может, В сарае заржавела не совсем. Но пусть она вас больше не тревожит, Он не хотел печалить вас ничем.
Мой дед пахал безмолвно, безнадежно, Похмелием и жаждою томим. Мой дед пахал так искренно, так нежно, Не дай вам Бог вот так пахать самим.
И каждый раз за кулисами собирались все, кто был в тот вечер в театре, и ждали новых вариантов. И я вынужден был сочинять, но это не настоящие стихи. Однажды после спектакля ко мне зашел зритель: «Я пятый раз смотрю. Там разные стихи — это так положено?»
Царица моя, преблагая надежда моя, Богородица...
— Георгий Яковлевич, извините за вопрос, но это правда, что вы знаете все молитвы?
— Ну не все. Я в детстве, помню, молился, но для меня это не было так серьезно, как, например, для моей бабушки. Хотя богобоязнь во мне сидела всегда. Я боялся сказать всуе что-нибудь не то, кого-нибудь обидеть. Однажды мне позвонила Светлана Дружинина и пригласила в свой фильм — сыграть Феофана Прокоповича. У нее было несколько фильмов, и в каждом из них я появлялся. Тогда я думал: «Как же так? Я ведь не крещеный, а ношу настоящее церковное одеяние — оно тяжелое, килограммов 15 весит». Вдруг в какой-то момент почувствовал, что легко запоминаю молитвы. Думаю, что это память предков.
— Или актерская память.
— Нет, актерская — другая. Я же не учу молитву как роль. В театре Лев Дуров ставил замечательный спектакль «Дети Ванюшина», назывался он просто «Дети». Он мне дал роль Ванюшина, хотя я поначалу отказывался. Но начали репетировать, потом играть, и она стала моей самой любимой. Я ощущал ее всей кожей. Рыдал по-настоящему. И вот там в конце первого акта есть длинный монолог. Я Леве сказал: «А что если вместо монолога я молитву прочту». «Какую?» — спросил он. В монологе такие слова: «Что нам с детьми делать? Души у них несчастные. Жить не могут. Работать не могут. Устал я. Пусть сами живут как хотят. А ты, старуха, молись, молись. Я люблю, когда ты молишься». И вот с этого места я начинал читать: «Царица моя, преблагая надежда моя, Богородица... для сирых, зрящая мою беду, мою скорбь…» (читает до конца. — М.Р.). Я уверен, что это в генах, от предков.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1364
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 27.03.14 17:08. Заголовок: Очень симпатичное ин..
Очень симпатичное интервью с Александром Галибиным сделал Леонид Павлючик ("Труд"):
«Бесы» снимались легко и радостно
Александр Галибин - о новых работах в кино и театре
У народного артиста России Александра Галибина — нестандартная, прямо скажем, творческая биография. Он начинал актером Ленинградского театра имени Комиссаржевской, потом в его судьбу вместе с Пашкой-Америкой из популярного фильма «Трактир на Пятницкой» вошел большой экран. Вдоволь наснимавшись в кино, Галибин вернулся в театр, но уже режиссером, забыв на время о киносъемках. Возглавлял три театра: знаменитую Александринку в Питере, молодежный «Глобус» в Новосибирске и вечно мятежный Театр имени Станиславского в Москве, откуда несколько лет назад после конфликта с труппой ушел на вольные хлеба.
— Александр Владимирович, и как себя чувствуете в этом качестве?
— Прекрасно. Я много снимаюсь, недавно, например, закончил работу в сериале «Бесы», где сыграл губернатора фон Лембке — этот фильм готовится к выходу на телеэкран. На сцене играю Огарева в спектакле «Лондонский треугольник», который поставил кинорежиссер Дмитрий Астрахан в «Школе современной пьесы». Сам в качестве кинорежиссера готовлюсь к постановке фильма «Золотая рыбка», который расскажет о трудном послевоенном времени и который я намерен посвятить моим родителям, детьми пережившим войну.
— Несколько слов о «Бесах», которые обещают стать резонансной постановкой. Как вам работалось с Владимиром Хотиненко?
— Легко и радостно. О всех нюансах работы договорились еще на берегу. Это будет достаточно оригинальное прочтение великого романа. Не буду раскрывать все тайны, назову лишь основных актеров. Верховенского играет Антон Шагин. В роли старшего Верховенского — Игорь Костолевский. В роли Ставрогина — Максим Матвеев. Я, кстати, в молодости сам мечтал воплотить образ Ставрогина — увы, не сбылось. Но пусть каким-то боком, краем, я к этому роману Достоевского все-таки прикоснулся, сыграв в фильме губернатора фон Лембке, на котором сходятся многие сюжетные нити романа. Бог всегда дает тебе возможность реализовать свои мечты, было бы желание сильным.
Вообще-то я не очень люблю сниматься в сериалах — при работе над ними зачастую бесследно исчезает процесс импровизации, творческого поиска. Постановщику не до того — надо снять за смену 10-12 минут полезного метража. Но есть, к счастью, режиссеры, которые не утратили любви к вдумчивой, кропотливой работе. Хотиненко — из их числа. Он любит человеческие, художественные подробности. Поэтому я с таким удовольствием работал у него.
— Вы возглавляли три театра, сейчас режиссируете только собственную судьбу. Нет ощущения, что вам не хватает масштаба деятельности?
— Хороший вопрос. Сам часто думаю об этом. И переношусь мыслями в свое детство, когда я обладал огромной степенью свободы и доверием родителей. Чем я только не занимался: моделированием, конструированием, боксом, фехтованием, акробатикой, пением, танцами: Летом на даче убегал из дома утром, приходил глубоким вечером. Ни перед кем не отчитывался, кроме бабушки. «Туда не бегай, то не делай, в ночное не ходи», — привычно говорила она. И все равно бегал, и все равно делал, и ездил на лошадях, и ходил в ночное. Та обретенная еще в юности свобода мне по-прежнему дорога. И она странным образом соответствует моему нынешнему состоянию, когда я и только я властен над собой, над своей судьбой.
— А если бы вам вновь предложили возглавить театр?
— Я бы крепко подумал, честно говоря. Театр я по-прежнему люблю. И очень много про него знаю. У меня два классических образования: актерскому делу учился у народного артиста СССР, известного питерского режиссера Рубена Агамирзяна, тайны режиссуры постигал у такого корифея театра, как Анатолий Васильев. Я сыграл десятки ролей в театре и кино, поставил много спектаклей в нашей стране и за рубежом. Так что есть знания, опыт, и если бы возникла вероятность вновь прийти в театр не гостем, а всерьез и надолго, то искушение было бы, конечно, велико, несмотря на все прелести пожинаемой мной свободы.
— Сегодня вы много времени проводите на съемках, в разъездах. На детей время остается?
— Как ни странно, его стало больше. Раньше, когда я возглавлял театры и вел «оседлый» образ жизни, заниматься делами семьи совсем не получалось. Уходил из дома в 10 утра, приходил в 10 вечера. Я, конечно, по утрам отвозил дочь в детский садик, но не был внутри сложной душевной жизни своего ребенка. Печально, когда из-за вечной занятости что-то важное от тебя уходит безвозвратно. Когда закончился мой «развод» с Театром Станиславского, у меня появилось много самой разной работы. Кроме всего прочего, набрал курс в Щукинском училище, где делюсь опытом с молодыми. Приходится планировать, выбирать. Но свободных «окон», как ни странно, стало больше. Что для меня и здорово, и дорого. Если человеку хорошо в семье, то ему хорошо везде. На опыте проверено.
— Но женаты вы в третий раз...
— Надеюсь, что и в последний. У меня было три театра, три жены. Дальше возникает вопрос мудрости человеческой — распорядиться тем, что у тебя имеется на сегодня. Я человек богатый в этом смысле. У меня есть все, что нужно для счастья: работа, дом, семья.
— Ваша супруга Ирина Савицкова — театральная актриса. Включаете ее в режиссерские планы?
— Ну а как же? Она играла классических героинь в поставленных мною спектаклях «Фрекен Жюли» Стриндберга, «Кроткая» Достоевского, «Нора» Ибсена, «Игроки» Гоголя, «Троянской войны не будет» Жироду, получала за них награды на фестивалях. Ира — прекрасная актриса.
— С предыдущими женами поддерживаете отношения?
— Скорее нейтральные. У меня прекрасная старшая дочь Маша, которая работает в музейной среде. Внучке Лизе уже 15 лет, она вполне взрослая девица. Моей младшей, Ксюше, 10 лет, они с радостью между собой общаются.
— Ваша жена моложе вас на 18 лет. Это не напрягает?
— Я совсем не чувствую свои 59 лет. Понимаю, конечно, что не могу взять планку в 170 сантиметров, которую раньше легко мог перемахнуть. Но стараюсь не поддаваться возрастной психологии, держу себя в тонусе. И никакого дисбаланса с женой не ощущаю. Я вообще надеюсь и хочу жить долго. И с удовольствием наблюдаю за почти 100-летним Владимиром Михайловичем Зельдиным, который находится в прекрасной творческой форме, за 90-летним Владимиром Абрамовичем Этушем, который молодо радуется всему новому. Так что буду в своей жизни равняться на них.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1365
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
потом в его судьбу вместе с Пашкой-Америкой из популярного фильма «Трактир на Пятницкой» вошел большой экран.
Честно говоря, я плохо помню "Трактир на Пятницкой" и совершенно не помню, кто такой Пашка-Америка, но не могу забыть первый фильм, где увидела Александра Галибина - "Нас венчали не в церкви". В чем-то наивный, конечно, но очень чистый и трогательный...
Ну, и эта песня, конечно... совершенно гениальная:
Вчерашняя передача "На ночь глядя" - с Викторией Исаковой
Простенько, не очень толково, но жизненно. Надо поискать, что там Виктория в соц. сетях понаписала. Любопытно.
Посмотрела еще передачу про Домогарова. Ничего нового. Старые слова восхищения, старые роли, старые слова о себе, старые факты биографии. Были упомянуты, конечно, важные и трагические события жизни, но и из них, хорошо бы уже сделать такие-то выводы и идти дальше. Очень жаль, что ни слова не было сказано о планах. Увы, этот средний сериальный актер уже не интересен.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1374
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 28.03.14 23:01. Заголовок: Julia пишет: Простен..
Julia пишет:
цитата:
Простенько, не очень толково, но жизненно. Надо поискать, что там Виктория в соц. сетях понаписала. Любопытно.
Я как-то попадала на ее страничку в Фейсуке - Вика Исакова. Честно говоря, ничего особенно потрясающего не вспомню, но и разочарования не было, что уже немало.
А вот что Марина Цветаева, это меня малость смущает... Но фильм посмотреть все же хочется.
Отправлено: 28.03.14 23:10. Заголовок: В передаче ведущий г..
В передаче ведущий говорил о своих впечатлениях от записей Вики в соц. сетях, но толком ничего не рассказал, так я и не поняла, о чем они говорили, что за рассказ она написала. Цветаева меня тоже не впечатлила, то тут, чтобы выводы делать, надо точно фильм сначала смотреть.
Игорь Золотовицкий: «Что касается выпивки, секса и рок-н-ролла, уверен: все поколения одинаковы» Актер театра и кино рассказал в интервью о том, чему его научил Евгений Евстигнеев, как разыграла будущая жена и почему приходилось жарить мясо на утюге.
Актер театра и кино рассказал в интервью о том, чему его научил Евгений Евстигнеев, как разыграла будущая жена и почему приходилось жарить мясо на утюге.
— Игорь Яковлевич, в последний период вы обросли очень серьезными должностями, с чем вас и поздравляем. Как ощущаете себя в роли большого начальника?
— Спасибо, конечно, за поздравление, но, если подпустить немного иронии, тут скорее сочувствие надо выражать. Реально. Вот если раньше в Школе-студии мне приходилось отвечать только за курс, которым руководил, то сейчас за всех студентов и сотрудников, не говоря уже о решении бесконечных хозяйственных проблем… К счастью, никуда не делся прежний ректор Анатолий Миронович Смелянский: он теперь почетный президент нашего вуза, и его поддержка бесценна. И гениальный Олег Павлович Табаков есть — завкафедрой мас-терства актера Школы-студии, без чьей помощи просто невозможно обойтись. Ведь нужно как-то организовывать будущее выпускников, куда-то пристраивать каждого.
— Есть разница между нынешними студентами и лично вами периода студенческой поры?
— Другое время было, страна дру--гая. Я, провинциальный парень из Ташкента, оказавшись в Москве, ощущал, что попал на незнакомую планету: здесь люди были иначе образованы, информированы, одевались и разговаривали не так, как мы. Мне потребовалось время, чтобы разжаться и стать своим в среде столичной молодежи. А сейчас все переменилось: информация доступна каждому в любой точке страны. У нынешних, конечно же, больше возможностей. И они свободнее, наглее нас, что, на мой взгляд, классно. А что касается выпивки, общаги, секса, девочек и рок-н-ролла, уверен: все поколения одинаковые. И во время войны молодые хулиганили, смеялись, прикалывались, влюблялись. Тесть мой — а он был доктором наук, преподавал в МАИ радиолокацию — рассказывал, как во время эвакуации в Алма-Ате они, мальчишки-студенты, ходили в институт босиком, нарисовав себе на босых ногах гуталином сандалии, поскольку вход без обуви был запрещен. А мы как весело жили в общежитии, балдея от ощущения свободы, воли и взрослости! Все в радость, никаких проблем. Одно но: нет горячей воды. Ну и что? Меня, как самого высокого, тут же определили на должность… душа. Разогревали воду на плите, прилаживали душевую насадку на носик чайника, и я всех по очереди поливал над тазиком. До утра в преферанс играли по копеечке, пельмени лепили вручную (по 500 штук зараз) и морозили их на балкончике — девчонок ждали. И те приходили к нам, в мужскую общагу, на дегустацию. Неподалеку располагалось медицинское училище, и мы отлично корешились с будущими медсес-тричками. Они исправно посещали все наши спектакли, по окончании которых дружно заваливались к нам. (Смеясь.) А утром, перед приходом коменданта, как десант, выпрыгивали из окон, благо было невысоко. Вне стен общежития мы тоже не скучали. С Ромой Козаком, Димой Брусникиным и Сашей Феклистовым поставили перед собой глобальную задачу — обойти все рестораны центра Москвы. И, представьте, обошли.
— Откуда же деньги брали? Студенты, как известно, народ небогатый.
— Многим ребятам действительно приходилось подрабатывать. Скажем, Гришка Мануков, который уже давно живет во Франции, устроился уборщиком в баню, и мы к нему ходили париться. А Сашка Феклистов работал сторожем в кафе «Московское». Так мы ночами собирались у него, и он угощал нас мороженым. Но я был богатейшим студентом: к 40 рублям стипендии мама присылала мне ежемесячно еще сотню, плюс коробки с дарами Ташкента — продуктами-деликатесами и всякими домашними заготовками. По мер--кам тех времен я был несметно богат. Шикарно жил, девчонок водил в рес-тораны. Одно время очень настойчиво ухаживал за своей сокурсницей Аленкой Бондарчук, царствие ей небесное… Так я мог позволить себе приглашать ее даже в ресторан «Националь» — по 25 рублей за ужин выкладывал.
— Вы — сын богатых родителей?
— Мама моя работала в сфере торговли и, как тогда говорили, имела вполне прилично. А вообще-то она простолюдинка, из крестьян. Родилась в еврейском местечке на Украине, под Кривым Рогом, который потом стал колхозом. Во время войны их семью разбросало по миру: двух маминых сестер переправили в Польшу, после чего одна из них очутилась в Израиле, а другая в Америке. А мама с братом оказалась в Ташкенте. Начинала работать на заводе, а потом перебралась в торговлю. Со временем заняла должность заведующей буфетом при кассе «Аэрофлота» в гостинице «Россия» и, естественно, что-то себе наваривала, ни на секунду не усомнившись в том, что это могло быть расценено как нечто противозаконное. Мама была невероятно общительной и веселой. Соню знал весь Ташкент, и она знала всех. Легко убеждала кого угодно в чем угодно. Бывало, со смехом рассказывала: «Ох, сегодня опять из ОБХСС приходили — проверяли. Так мы чудно пообщались, обо всем договорились». Благодаря маминым связям и изворотливости мы ни в чем не нуждались.
Папа тоже из очень простой семьи. Родом из-под Смоленска. В 1941 году мой дед Соломон сумел спасти от фашистов своих детей, среди которых был и мой отец, буквально закинув их в проезжавший последний советский поезд. Но сам эвакуироваться не успел: убит был в период оккупации. Папа всю жизнь работал механиком на железной дороге. По убеждениям — коммунист. По сути своей человек кристально честный. Невероятный добряк. Верил абсолютно во все советские постулаты. За границей впервые оказался только в 1990-е годы. Вернулся в шоке. Просто в нокауте был. Помню, сидит за столом и вдруг обреченно так констатирует: «Значит, нас обманывали всю жизнь». Я говорю: «Вот именно, а ты им верил»
Еще до моего рождения папа очень тяжело переболел менингитом. Какое-то время с палочкой ходил, терял равновесие, часто страдал от головных болей. Мама в прямом смысле вытащила отца с того света и нянчила всю жизнь. Соня была для него всем, он обожал ее. После того как в 1993 году ее не стало, потерял ориентир в жизни, смысл. Я пытался как-то встряхнуть его: «Папа, ты держись, все-таки у тебя дети, внуки…», но он говорил: «Простите меня, ребята, без Сони мне ничто не в радость». Когда семь лет спустя папа умер, Света, сестра моя, продала их трехкомнатную ташкентскую квартиру всего за $1,5 тыс. Все тогда обес-ценилось, люди бежали из Ташкента, и это было ужасно. Для моих родителей развал Союза стал катастрофой. Рухнула вся их жизнь, они бедствовали. Мама осталась без работы, у папы пенсия — $4. Накоплений никаких. Сейчас я смог бы их полноценно содержать, обеспечить достойную жизнь, а тогда сам едва сводил концы с концами. Помогал, как мог — капельно, но они все равно были в отчаянном положении.
А раньше, повторяю, мы жили прекрасно. От детства осталось ощущение праздника: я катаюсь на машинках, на лошадках, ем мороженое, вокруг столетние чинары, все солнечно, радостно — ничем не омраченное счастье… Шумные, громкие, вечно ссорящиеся и тут же примиряющиеся родители-красавцы: мама — вылитая Мордюкова, папа очень похож на Тихонова. Обязательные семейные обеды по вечерам, застольные песни с гостями…
— Ваш выбор профессии в семье был одобрен?
— Более того, после того как я получил аттестат зрелости, папа поехал со мной в Москву подавать документы в театральные вузы: ему как железнодорожнику полагался льготный проезд. Но, к сожалению, прокатились мы впустую — поступить не получилось. Вернувшись в Ташкент, я пошел работать на авиационный завод слесарем-ремонтником токарных и фрезерных станков. Зачислен был учеником, а потом стал слесарем второго разряда. Зарабатывал полторы сотни руб-лей в месяц! После первой получки, как положено, следовало обмыть заработок. Я проставился — выпивку купил, закуску.
Уселся, приготовился выпить с мужиками на равных, по-взрослому, но они мне даже не налили. Сами-то наклюкались. Со смаком пили — занюхивая, закусывая, покряхтывая, а мне сказали: «Рано еще, артист (они меня так называли), мал слишком!» Между прочим, в аналогичную ситуацию я попал, когда на самом деле стал артистом. Моим педагогом в Школе-студии МХАТ был Евгений Евстигнеев, а я близко сдружился с его сыном Денисом. Мы и сейчас дружим. Короче, после института уже непонятно было, как я общался с Евгением Александровичем — как с отцом своего друга, как с педагогом или как с партнером, с которым пусть немного, но играл на сцене. И вот довелось мне совсем еще новоиспеченным актером сыграть эпизод в знаменитом мхатовском спектак-ле «Старый Новый год». В антракте маститые артисты, среди которых был Евстигнеев, недвусмысленно намекнули мне: мол, текст на сцене произносил — надо бы это дело «зафиксировать». Я побежал в гас-троном, купил лучшую водку, в театр влетел как на крыльях — ну еще бы, буду, как свой, выпивать с выдающимися мхатовцами! Но едва выставил покупки на стол, Евгений Александрович сказал: «Отлично, молодчина! Иди теперь домой, а мы за тебя выпьем!» (Смеется.) Евстигнеев был отдельной планетой. Уникальный человек, из редкой категории гениев. Это признавали все. Как умел перевоплощаться! Ведь в жизни он был полной противоположностью своим киногероям. Ничего общего, допустим, с рассеянным профессором Плейшнером из «Семнадцати мгновений весны» или профессором Преображенским из «Собачьего сердца». Евгений Александрович был настоящим мужиком, очень приземленным дядькой, доступным, словно ваш сосед, до конца жизни обожавшим женщин. Мало, но как-то очень характерно говорящий. Даже актерскую задачу нам, студентам, объяснял по-особенному. «Тут, — говорил, — надо почувствовать пузырики от шампанского в носу. Вот иди на сцену и сыграй эти пузырики». Или учил: «Ходить по сцене надо дугами, полукругом». — «Почему?» — «Ну, по прямой чего интересного? Как-то скучно: раз — и подошел. а по дуге пока ты подойдешь, столько всего в этом будет заложено». Гениальные законы великого человека. Он вообще полнос-тью перевернул мне мозги.
— Вы женаты сейчас вторым браком. Первый был студенческим?
— Так получилось, что первый раз я женился фиктивно, чтобы остаться в Москве. Приглашая меня работать во МХАТ, Олег Николаевич Ефремов поставил условие: «Без московской пропис--ки взять в театр не смогу». А для меня это было смерти подобно. Спасла добрая подруга, журналистка Ленка Мясникова, — вписала меня в паспорт и прописала в свою квартиру в качестве мужа. Всю жизнь благодарен ей за это. А вообще-то я жил на съемной квартире. Покинув общагу, мы с моим другом Сережей Земцовым, который сейчас является у нас деканом актерского факультета, сняли на двоих однушку в Медведково. Потом он женился на нашей однокурснице Маше Ситко, и они стали жить отдельно, а я зажил в квартире один, королем. Только мама посягала на мой островок свободы — постоянно навязывала мне гостей. Еврейская традиция: дальних родственников не бывает, все они — близкие. Я за голову хватался от ужаса перед приездом очередной группы незнакомых мне людей. Пытался отказываться: «Мама, не могу же я принимать всех желающих посетить столицу!» А она впадала в гнев не понарошку: «Как, ты посмеешь отказать тете Бэлле из Бердичева?! (Или тете Томе из Хмельницкого, или дяде Боре из Житомира — не суть важно.) Ты что, Игорь, вообразил из себя?! Важным стал?!» Я пробовал объяснить: «Мама, но я же ее (или его, или их) даже не помню». — «И что?! Она же тебя в колясочке нянчила!» (Или: «Они заходили к нам домой, когда ты был маленький». Или: «Мы с ними часто разговариваем по телефону».) И призывала в союзники папу: «Яша, ты знаешь, что удумал наш сын? Он зазнался! Отказывается встречать Жору с Линой, ему жалко дать им угол! Кого мы вырастили…»
К счастью, вскоре пришли времена, когда я стал много разъезжать и просто физически не мог оказывать должного гостеприимства многочисленным родственникам из разных уголков нашей необъятной родины. А потом и женился, окутал себя семейными узами. Будучи сыном железнодорожника, с женой своей, Верой Харыбиной, — настоящей, не фиктивной, с которой мы живем уже почти три десятка лет, я познакомился в поезде, по дороге из Питера в Москву. Мы с Гришкой Мануковым возвращались с кинопроб и в купе разговорились с милой скромной девушкой. Выпили вместе, повоображали перед ней, похорохорились — типа мы крутые артисты, служим во МХАТе, выступаем по Москве с капустниками. А Вера, представившись студенткой-художницей Суриковского учили--ща, с интересом слушала наши захватывающие байки из театральной жизни, которые, по нашему мнению, должны были потрясти ее воображение. Некоторое время спустя через общего знакомого выяснилось, что попутчица наша никакая не безродная студентка, а барышня вполне состоявшаяся и состоятельная: актриса Театра сатиры, с собственной машиной, квартирой и при родителях, работающих за границей. Да и сама она все детство провела в Китае, где преподавал ее отец. И поведение ее в поезде было элементарным розыгрышем. (Смеясь.) Вот эта непредсказуемая барышня и стала моей женой. Сначала встречались у меня. Постепенно я перебрался к Вере. А поженились, когда она была на девятом месяце.
— Осознание отцовства сразу пришло или понадобилось время?
— Когда Алешка родился, мне было 27 лет. Узнал я о его рождении в Япо-нии. Утром отвез Веру в роддом, а вечером улетел с театром на гастроли. Открываю дверь своего номера в токийской гостинице, и тут же раздается телефонный звонок: «Игорь Яковлевич, вас беспокоят из посольства Советского Союза. Поздравляем, у вас родился сын!» Оказалось, мой друг послал им телеграмму. В этот же день пришло сообщение о присвоении звания народного артиста РСФСР Юре Богатыреву. Соответственно, оба события отмечались одновременно. Пили знатно, всей труппой. Японский администратор подарил мне памперсы. Я впервые в жизни их увидел — мы ведь даже не представляли, что существует такая непромокаемая роскошь для младенцев. И когда мне объяснили, что это за чудо-трусы, чуть с ума не сошел от радости.
Первенца своего я увидел только через две недели. Зато навез ему кучу заморских прибамбасов: каких-то немыслимых сосок, бутылочек, погремушек, вещиц всяких ярких расцветок. Но главное — памперсы! Боже, как же мы с Верой над ними тряслись: стирали их, сушили, вытаскивали намокшее внутреннее содержимое и засовывали вместо него наши, отечественные, подгузники… Конечно, по мере возможности я помогал жене. и все же не очень понимал суть своего нового качества — отцовства. все недоумевал: «Ну какой я папа?» Вера даже обижалась: «Как ты можешь такое говорить?» Но до меня все равно не доходило. А вот когда Саня родился — у братьев разница девять с половиной лет — у меня уже были совсем другие чувства. Шурик еще пока наш, как бы продлевает ощущение нашей нужности. Он, конечно, великий разгильдяй, оканчивает 10-й класс. Похоже, тоже нацеливается на актерское дело. Вера у нас очень музыкальная, она и детям привила любовь к музыке. Сашка играет на барабанах. У Алешки своя группа — они играют джаз, блюз, рок-н-ролл, выступают в клубах. Он молодец. Окончив международное отделение факультета журналистики МГУ, по секрету от нас с мамой поступил в Щукинское училище, а потом перешел оттуда в РУТИ, где сейчас учится режиссуре. А Вера, три десятка лет прослужив актрисой в Театре сатиры, теперь преподает во ВГИКе на курсе у Владимира Фокина. Параллельно, после окончания во ВГИКе факультета режиссуры, занимается кино- и телепроектами. Была режиссером сериалов «Адъютанты любви», «Дорогая Маша Березина», «Грустная дама червей», сняла несколько документальных картин. Недавно сделала фильм «Спроси меня». С одной стороны, это документалка, а с другой — полнометражный художественный фильм в стилистике очень модного сейчас направления — вербатим. Это так называемый актерский перевертыш. Даже не наблюдение за каким-то человеком, а полное перевоплощение в него — актер становится его сущностью. Прекрасная получилась работа.
— Поездка в Японию, совпавшая с рождением сына, была первым выездом за рубеж?
— Когда в 1983 году я начал работать во МХАТе, мне говорили: «Ты вообще не выездной, о зарубежных гастролях забудь». Театр-то был режимный, а тогда все загранпоездки были под конт-ролем. Тем не менее в январе 1988 меня почему-то выпустили, причем даже сразу в капиталистическую страну — ФРГ — со спектаклем «Чинзано» по рассказу Людмилы Стефановны Пет-рушевской, который мы вместе с моими товарищами Ромой Козаком, Гришей Мануковым и Сережей Земцовым сделали в созданном нами театре-студии «Человек» без отрыва от основной работы. Наш спектакль не просто прогремел, он стал культовым, на него невозможно было попасть. Очень скоро нас стали нарасхват приглашать на сцены зарубежных театров. За пять лет мы объездили 25 стран! Это было уму непостижимо. В первой же поездке меня начали уговаривать: «Ну оставайся здесь, ты же еврей. Обустроишься, заживешь как в раю». Подмазывали подарками: «Вот эту цепочку передай маме, а вот это платье для беременных — жене». Но я, как настоящий комсомолец, гордо отвечал: «Нет, я люблю свою родину, и я вернусь!» (С улыбкой.) Подарки, правда, забрал. А они гнули свое: «Вы прекрасный актер, у вас такой сочный голос, будете работать на Радио «Свобода», жить в роскошной квартире, получать большие деньги». Но я был непреклонен. Я и правда ни на секунду не задумывался о том, чтобы эмигрировать. Зачем? У нас же перестройка началась! «Чинзано» гремит, мы все в творческом полете. Эх, жаль не платили гонорары, иначе стали бы миллионерами. Но, увы, мы работали на энтузиазме, в связи с чем имели только суточные и… по восемь бутылок «Чинзано» на каждый спектакль. Нам-то в качестве реквизита нужны были пустые. Но иностранные организаторы осознать это были не в состоянии. Что было с ними делать? Не выливать же. Поэтому мы переливали их в банки, в канистру и после спектаклей исправно выпивали. (Со смехом.) С той поры не только вкуса, даже запаха этого замечательного напитка выносить не могу.
Суточные берегли как зеницу ока. Они шли на коммерцию: за границей покупали электронику, шмотки, в Мос-кве продавали. Помню, на компьютер, который мы, скинувшись втроем, купили в Штатах, здесь приобрели автомобиль. Экономили в поездках на всем. Возили с собой банки с китайскими сосисками — они тогда у нас появились: длинные такие, невкусные. Французы все интересовались: «Что вы постоянно сосиски едите, почему в ресторан не ходите, неужели так любите их?» Я неизменно отвечал: «Не представляете как! Без сосисок для русского человека жизнь — не жизнь». И печально отводил глаза от манящих огней кафе и ресторанов… Боролись с безденежьем как могли. Антрекоты даже наловчились жарить в отеле — на утюгах. Проложишь мяско между двумя раскаленными, смазанными маслицем утюжками, сожмешь их покрепче — и, скажу я вам, прекрасные отбивные получались. Суперстейки! А пельмени как мы варили! В бачке унитаза кипятильником доводили воду до кипения, забрасывали туда пельмешки и варили. А что, отлично получалось. Так же тушенку в банке разогревали…
Наконец в финансовом плане нам крупно повезло. В Париже мы подружились с переводчицей — красавица мулатка, зовут Эвлин. Мало того что она организовала нам гастроли на своей родине — на острове Мартиника, так еще сумела договориться с владельцем театральной школы в Париже о том, чтобы мы начали там преподавать. Он разрешил нам провести пробный цикл с этюдами и тренингами, после чего заключил с нами долгосрочный договор. Так на протяжении нескольких лет моя жизнь оказалась связана с Парижем: я постоянно ездил туда проводить занятия. Соответственно финансовое положение стало налаживаться — семью смог содержать, родителям как-то помогать. Со временем решились с Верой и на второго ребенка — уже не было страшно. (Помолчав.) Все-таки тот наш экспериментальный спектакль «Чинзано» стал для меня настоящим выигрышным лотерейным билетом.
— В возглавляемом теперь вами Доме актера даете возможность экспериментировать молодым артистам?
— Давайте внесем коррективу: возглавляю не я один. Вместе со мной Саша Жигалкин (актер, режиссер. — Прим. «ТН») и в качестве худрука режиссер Театра имени Вахтангова и профессор Театрального института имени Щукина Владимир Иванов. А молодежи у нас — не протолкнешься, везде что-то репетируют. К счастью. Ведь Дом актера — по-настоящему культовое место. Открыт, между прочим, был в достаточно трагические времена — в 1937-м. В год 100-летия со дня смерти Пушкина. К слову, на днях услышал анекдот: «В каком году убили Пушкина?» — «В 37-м». — «Да ты что?! Опять Сталин — вот сволочь!» В общем, со временем Дом актера превратился в свое--образный клуб, этакий островок свободы, творческую лабораторию, где можно было что-то сочинять, экспериментировать, позволяя себе выходить за рамки запретов. Надеюсь, что традиции будут жить и дальше. Я по сути своей оптимист, и потому мне хочется верить — нет! — на самом деле я уверен в том, что все в нашей жизни идет к лучшему. Серьезно.
— Выходит, вы из категории редких счастливчиков?
— Если говорить в планетарном смысле — да, безусловно. А если спуститься на землю, то, конечно же, живу не без проблем и волнений. Время-то все-таки тревожное, вот и дергаешься — за жену переживаешь, за детей, а их куча: своих двое, да у Светки, сестры, которую я обожаю (она в Самаре живет, работает учительницей математики), двое сыновей и трое внуков-пацанов. За всех беспокоюсь. Не говоря о неродных детях — студентах. хотя непонятно уже, кто роднее — свои или чужие. Разумеется, усталость порой наваливается, здоровье пошаливает — несколько лет назад пришлось сделать операцию на сердце. Тогда, уходя в наркоз, с жизнью простился. А когда вышел и осознал, что я опять здесь, что родные рядом, переживают за меня, что мы по-прежнему как воздух нужны друг другу, понял: это и есть счастье. (С улыбкой.) И опять окунулся в работу.
Знаете, мне очень нравится моя роль в спектакле «Дом», который к мо--ему 50-летию поставил Сергей Пускепалис. А пьесу написал мой друг Женя Гришковец. Там главный герой пытается занять денег у друзей на осуществление заветной мечты — покупку дома. Но все, к кому он обращается, безучастны, и по мере развития действия человек осознает свое отчаянное одиночество. Я прекрасно отдаю себе отчет в огромной важности этого авторского посыла в наш равнодушный век, этого завуалированного призыва: «Люди, давайте услышим друг друга, постараемся понять!» Я играю это, но… В своей жизни я сталкивался прямо с противоположным — и в семье, и с друзьями, и в профессии. А потому я действительно считаю себя счастливым человеком. А как иначе, если всегда с радостью иду из дома на работу и всегда с радостью возвращаюсь с работы домой.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1388
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Симпатичное интервью с Золотовицким. С удовольстваием почитала. Алка, спасибо!
Eugenia
администратор
Сообщение: 1393
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 31.03.14 16:44. Заголовок: Очень интересное инт..
Очень интересное интервью с актером Игорем Миркубановым:
«Лагерный быт умело принял эстетские формы» Артист Игорь Миркурбанов сыграет в «Борисе Годунове» Константина Богомолова в «Ленкоме»
Артист Игорь Миркурбанов рассказал «Газета.Ru» о работе с Константином Богомоловым, аллергии к театру и успехе на московской сцене, случившемся с ним в 47 лет.
В новом спектакле Константина Богомолова «Борис Годунов», который он поставит в «Ленкоме» по приглашению Марка Захарова, будет репетировать Игорь Миркурбанов. Этот артист стал талисманом для самого громкого режиссера последних лет — это будет уже четвертый их совместный спектакль. В нашумевшем «Идеальном муже» он сыграл роль звезды шансона Лорда (и получил за эту роль номинацию на «Золотую маску — 2014»), в недавних «Карамазовых» — старшего Карамазова и Черта. В марте этого года в «Табакерке» вышла обновленная версия «Чайки», в которой Миркурбанов исполнил роль писателя Тригорина. Интересно, что роль в «Идеальном муже» стала для артиста первым громким выходом на московскую сцену: в начале 90-х Миркурбанов уехал из Москвы и стал ведущим актером израильского театра «Гешер», а вернулся в Россию только в 2011-м. Игорь Миркурбанов рассказал «Газете.Ru» о том, почему вернулся на московскую сцену, о чем не может молчать современный театр и как шансон попал в Кремль.
Шарфы мохеровые шотландские шли очень хорошо
— Правда ли, что ваш предок по отцовской линии был первым послом от Средней орды к государю российскому? Отправляясь к царю, он вез дары — пять верблюдов, трех скакунов и семь рабов-китайцев…
— Да-да, такая милая семейная легенда.
— Легенда или все-таки правда?
— Правдой становится то, во что веришь, остальное зависит от того, как относиться к историку Ключевскому, у него об этом написано.
— А вот из ваших воспоминаний: дед был репрессирован, начинал войну в штрафбате, закончил в чине капитана... — Репрессирован был не только дед, но и все родственники по папиной и маминой линиям. С ними обошлись очень жестоко. Они были сосланы, скрывались, меняли фамилии… Но с войны дед действительно вернулся в чине капитана — с победой и молодой женой. Санитарка Галина Трофимовна Прядильникова стала моей бабушкой.
— Вы сами учились в пяти вузах, получили диплом дирижера Новосибирской консерватории, диплом ГИТИСа, разгружали вагоны, клали рельсы, торговали кроссовками…
— И не только кроссовками. Шарфы мохеровые шотландские очень хорошо шли, ксероксы, видеомагнитофоны, духи, косметические наборы Pupa. Можете себе представить? Это было странное перестроечное время, где общепринятый уклад жизни считался уголовным преступлением.
— Какое место в нем занимал театр?
— Театр был стремительно перемещен из бизнес-класса в грузовой отсек с почетным правом быть сброшенным при первой возможности. В 90-е в нашей стране, кажется, было очень душно, и люди выживали как могли. У меня на подоконниках лежали мешки с сахарным песком, дома была собака породы тайган, довольно крупная, и ружье. Хотя до этого театр был на подъеме. Пали стены, многое вдруг стало возможным... Это был такой культурный ренессанс. Вспомните, какие интересные спектакли ставил Анатолий Васильев. Но после быстро стали множиться… другие примеры, и многие мои коллеги были выдавлены из профессии.
— Вы поэтому уехали тогда из Москвы, оставив Театр Маяковского, в котором служили?
— Отчасти. Это было скорее безволие. Точнее, понимание того, что мне рано или поздно придется оставить театр. Жизнь настойчиво предлагала другие маршруты. И они выглядели коммерчески более привлекательными, сулили быстрое обогащение и скорую смерть. Но мне тогда показалось, что нужно по мере сил держаться своей театральной линии.
— Эта линия вела в Израиль — в театр, который в то время там создавал режиссер Евгений Арье?
— Да, в театре «Гешер» мы были в достаточно оранжерейной ситуации. Занимались любимым делом, работали с хорошими авторами, очень много и достаточно успешно ездили по миру, по главным театральным площадкам и фестивалям. И это, кстати, во многом сформировало мой вкус и опыт.
— Сегодня российская интеллигенция все чаще говорит об эмиграции. А вы добровольно вернулись. Зачем?
— Возвращение не было благостным. Я периодически приезжал в Москву. Но театр перестал меня интересовать как сфера деятельности, как некая культурная среда. Я снимался на ТВ — там платили больше и узнавали чаще (смеется). Тогда это было для меня важнее театра.
Я сейчас понимаю, что неприятие театра было важным моментом. Чтобы что-то новое в себя впустить, нужно было освобождаться от наработок, от собственных штампов, нужна была пустота, дистанция, разрыв. Если бы в 2011-м я не попал на спектакль Константина Богомолова «Год, когда я не родился», то никакого возвращения бы не произошло. Я в тот день везде опаздывал катастрофически. Не хочется утомлять подробностями, но успел лишь благодаря счастливой случайности.
Год, когда я вернулся, или Откуда и куда пошел шансон
— Эта случайность сделала вас штатным артистом Художественного театра?
— Я в 2011 году посмотрел много премьерных спектаклей в Москве. И у меня возник очередной приступ идиосинкразии. Наверное, мне не повезло и я не видел хороших работ. Но когда я посмотрел «Год...», понимаете, был такой щелчок внутри! Такой театр меня задевает, ранит, беспокоит, заставляет думать. И главное, я увидел, что есть интеллигентная публика в Москве, которая готова воспринимать такой театральный язык.
— Вы до этого знали о режиссере Богомолове?
— Мы были знакомы шапочно. Но он был мне интересен. По интервью, по каким-то своим размышлениям. Я не гуглил специально, он был заметен. Я тогда в антракте не удержался и написал Константину сообщение. За долгие годы это было мое первое театральное впечатление на грани потрясения.
— Что вас так взволновало?
— Чистота формы. Я для себя это называю «ответственностью сценического жеста». Традиция нашего пресловутого уже русского драматического искусства почему-то предполагает сценические страсти-мордасти, комканье лиц, некую возведенную в культ, стихийную природу существования. Тем временем театр очень сильно поменялся, и многие приемы уже не работают. Но вся театральная конструкция достаточно инертна, и тупо продолжает вырабатывать саму себя.
— Некоторые охранители «святых традиций искусства» разносят в пух и прах спектакли Богомолова и вас вместе с ним...
— Знаете, мне хочется высказаться, не оправдаться, а именно высказаться по поводу этих очевидно ангажированных, заказных нападок. В том числе связанных со спектаклями «Идеальный муж» и «Карамазовы». Вот скажите, как можно относиться к тому, что человек, не видя спектакля, на федеральном канале, под своим именем и фамилией — не как частное лицо — дает оценку этому спектаклю на уровне привокзального хамства. Тот же федеральный канал показывает отрывки из спектакля, которых в этом спектакле никогда не было. Это же фактическая ложь.
Вот как к этому относиться? В уличном варианте спора, в магазине, в метро есть некий уровень хамства, который интеллигентный человек перестает понимать. Самое достойное, наверное, не реагировать. Ясно, что совесть как основной критерий личности отсутствует у этих людей, если они публично способны рассуждают о том, чего не видели. Ложь и хамство сами по себе отвратительны, но у чиновных людей и представителей СМИ это почему-то стало вполне конвенциональным.
— Вас это шокирует? Такого раньше не было?
— Было, но приняло устоявшиеся и легитимные формы. Это уже мало кого возмущает. Не бежать! Не прислоняться! Освободить вагоны! Вот эти команды — это же ужас, это лагерное сознание.
— В 90-х годах три блатных аккорда слушали только в автомобилях бомбил, а в 2011-м концерты русского шансона проходят в Кремле. Ваш звезда шансона Лорд из «Идеального мужа» — он как раз персонаж про это, не так ли?
— И про то, что лагерный быт как-то умело легализовался, обуржуазился, принял эстетские формы. Завоевал новые площадки — и самое страшное, что не только географические, но и ментальные. Для большинства населения шансон теперь является основной формой досуга и воспитания. Эта народившаяся генерация убила у зрителя достоинство и вкус. Когда-то человек был вправе выбирать, но не сейчас. Он подсажен на это как на наркотик — и нельзя от него требовать, чтобы он от них сразу отказался. Тем более что другого взамен не предлагают. И поэтому шансон повсюду...
А в Вене симфонический оркестр исполняет на открытом воздухе Шуберта, и собираются десятки тысяч людей. Можно долго высокомерно плеваться в сторону Европы, но как уйти от этого факта?
— Театр с этим должен бороться?
— Я был бы осторожен со словом «бороться». Театр должен реагировать. Он обязан посылать сигналы: кричать, шептать. Если театр хочет оставаться живым организмом, он не в праве быть исключительно эстетским субъектом. Спектакли, в которых я имею счастье играть, раскалывают зал и заставляют людей сомневаться, думать, тревожиться, не развлекаться в чистом виде, прийти в себя. Это очень важно.
Табаков, Захаров, Богомолов
— Вы можете представить себя в спектакле, идущем в подвале, в кафе, в вагоне метро, в палатке?
— Думаю, что нет. У меня достаточно стойкое и непластичное выработалось отношение к тому, как бы эффектнее рассадить зрителя и поделить сценическое пространство. Такие поиски, наверное, возможны, но для меня не убедительны. В большинстве своем они остаются формой ради формы.
У Богомолова, кстати, даже самая жесткая конструкция спектакля всегда впускает в себя содержание и смыслы. Находясь, например, внутри «Карамазовых», я считаю этот спектакль одним из самых богоискательных. «Идеального мужа» того же можно сколько угодно называть политической сатирой, скандалом, издевательством над текстом... У людей не хватает культуры и воспитания, вкуса и души увидеть там не примитивное издевательство над текстом Уайльда и Чехова, а инволюцию человека, инфляцию счастья, отношений, чувств. Иногда читаю комментарии, дикие совершенно…
Пишут: а где же режиссура? Два человека просто сидят друг напротив друга и разговаривают… А вы попробуйте так срежиссировать, чтобы два человека не махали руками, не исходили соплями и слюнями, не швырялись стульями, не бились головой об рояль и без каких-либо визуальных аттракционов держали внимание огромного зала.
— Есть у вас в театре авторитеты?
— Есть несколько имен, с которыми я связываю свой театральный опыт. Это мои учителя Гончаров и Захаров, о которых я всегда буду говорить с благодарностью. Это Олег Павлович Табаков. Это Евгений Арье, с которым я достаточно долго проработал. Это немецкий режиссер Хауссман. И Тадаси Судзуки, с которым я имел возможность поработать.
— Константин Богомолов, с которым вы сейчас плотно работаете, часто говорит про собственную актерскую команду, про единомышленников, людей одной с ним группы крови. Что это за группа крови такая?
— Константин Юрьевич действительно очень крутой профессионал. И отважный человек. Он меня во многом удивляет — при своей молодости. Мне есть с кем сравнивать, у меня достаточно высокие критерии. Мне сложно быть ведомым. Я не могу работать с лидером, который таковым не является. Режиссер должен быть впереди актера и сильнее него.
Он напоминает мне дирижера Вильгельма Фуртвенглера, который не успевал войти в зал, как у оркестра менялось звучание. Это был гипноз. Его оркестранты говорили, что он — сама музыка. Это очень классно для артистов, когда их режиссер — сам театр. Разный, но театр. В Богомолове все это есть. А еще режиссер должен оставаться загадочным для своих актеров. Нельзя переходить черту, иначе актер станет не гипнабелен.
— Как вы сохраняете эту дистанцию?
— Мы с Константином на вы. Его трудно просчитать и дать прогноз. Если у него в первом акте на стене висит ружье, то может статься, оно так и провисит. Я довольно часто не могу угадать результат, к которому он ведет. В этом он во многом профессионально опережает существующую режиссуру. И еще, его методология всегда учитывает момент восприятия зрителя, точку съемки.
— Вы можете назвать стиль Богомолова новым театральным языком?
— Знаете, для меня театр Богомолова — это театр воли и представления. Штраус говорил, что дирижер должен работать так, чтобы рубашка оставалась сухой. Аскетизм жеста в той же «Чайке» Богомолова тщательно выверен, отобран и дорогого стоит. Такой бергмановский способ существования актеров сложен, и это очень достойный с точки зрения режиссуры ход. Этот внешний покой всегда безумно затратен. К тому же артисты, работающие с Богомоловым, знают, что часто ему не соответствуют. Он очень чутко настроен на фальшь. Работать с ним невероятно сложно и интересно.
— С какими еще современными режиссерами вам интересно было бы поработать?
— Кирилла Семеновича Серебренникова я считаю очень интересным режиссером, имеющим свой стиль и почерк.
Бог и Черт с ним
— Вы в свое время преподавали в театральной академии Израиля. Сейчас в Художественном театре играете вместе недавними выпускниками Школы-студии МХАТ, ГИТИСа... Что отличает это новое поколение актеров?
— Меня окружает генерация потрясающих талантливых молодых артистов, которых выбирает Богомолов. Он принципиально не работает с плохими людьми. Это очень важное качество для режиссера. Я под большим впечатлением от этих ребят: другие лица, другие глаза. Они лишены гена совковости, этого кухонного словаря «громко не говори», «а что люди скажут, что напишут».
— Чего не хватает сегодняшнему актерскому образованию?
— Тут можно о многом говорить. Все про тот же жест — на это мало обращают внимания. Любой жест на сцене — это иероглиф, балетное па. Об этом много важного написано, но жестикуляцию от жеста мало кто отличает. И акцент в русской театральной традиции по старинке ставят на импровизацию. На то, что нужно оставаться собой в предлагаемых обстоятельствах. Все это так, но это не все.
Сценическому раскрепощению, освобождению от зажимов можно обучить любого человека за два месяца. Но ведь все несколько шире и глубже, чем «я в предлагаемых обстоятельствах». Я плюс текст Достоевского — это уже не только я.
Важно помнить, что на сцене было все, и новость — только вы, ваша индивидуальность. Об этом в актерском вузе мало говорят. И одного актерского образования недостаточно, чтобы иметь измерение личности. Для этого надо много читать, слушать музыку, надо выключить телевизор.
— Кого вам сложнее сыграть: современную звезду шансона, писателя Тригорина или Федора Павловича Карамазова?
— Каждая следующая роль сложнее. Очень важно сохранить уровень понимания режиссера. Важно сберечь этот первоначальный контактный импульс мерцающим. Важно бежать от собственных штампов и наработок.
— В «Карамазовых» вы не только отец семейства, но еще и Черт. Откуда он в вас берется?
— Черт есть в каждом.
— А Бог?
— Надеюсь.
— Это знание помогает существовать в сложнейшем романе Достоевского?
— Как у композитора в любой партитуре, у хорошего автора всегда есть кодовые фразировки. Вот вы пишете текст. Чувствуете некое присутствие. Затем вы отвлеклись выпить чашку кофе. Вот эти моменты присутствия и отсутствия всегда видны в тексте. Они есть у любого талантливого автора. Всегда видно, когда его жена отвлекла. У хорошего писателя всегда есть и ключ. Его важно считать и услышать. Скажем, в «Карамазовых» для меня такой фразой Федора Павловича является вот это: «Господи, подумать только о том, сколько отдал человек веры, сколько всяких сил даром за эту свою мечту. И так уже столько тысяч лет. Кто же так смеется над человеком?» Это авторское, очень личное и очень больное.
— У вашего Тригорина в «Чайке» какой шифр?
— Опасность Чехова в том, что в его трактовках возможны варианты. Придать твердому материалу даже самые изощренные изгибы и извивы все-таки много легче, чем зафиксировать текучий материал. И потом, Чехов всеохватен. Как Хемингуэй. В простоте его фразы очень много чувственной метафизики.
Тригорин говорит Нине в самом начале знаменитого диалога: «Мы с вами едва ли еще увидимся когда-нибудь». И все. И такая обреченность момента. Было и прошло, вернуться невозможно. Такой довольно мрачный шопенгауэровский взгляд, знание конечности человеческой природы, который мне довольно близок.
— Вы пойдете на церемонию вручения «Золотой маски»?
— Обязательно.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1420
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 03.04.14 01:50. Заголовок: Очень понравилось ин..
Народная артистка России Татьяна Львовна ПИЛЕЦКАЯ сыграла в классике советского кино: «Княжна Мэри», «Белинский», «Разные судьбы», «Дело №306», «Олеко Дундич», «Таёжная повесть» и др. За ней ухаживали знаменитые советские красавцы-актёры, а после Венецианского фестиваля 1957 года – и многие мировые звёзды. Но популярная актриса никогда не расслаблялась в лучах славы и любви, а продолжала работать. Только в 2013 году Татьяна Львовна снялась в двух сериалах – «Лекарство против страха» и «Тайны следствия – 13». И до сих пор Пилецкая играет в питерском театре «Балтийский дом», где репетирует новую пьесу о любви.
- В 1946 году вы снялись в маленькой роли в знаменитом фильме «Золушка» – с Яниной Жеймо, Эрастом Гариным, Фаиной Раневской. Голова не кружилась от такого созвездия?
– Мне было 17–18 лет, я была просто счастлива! Мы с мамой в те годы жили очень тяжело: карточная система, нужно было зарабатывать. А за съёмочный день платили 4 рубля 50 копеек. За счастье было играть даже в массовках. В «Золушке» было много сцен бальных танцев. Меня киношники уже знали, вот и пригласили участвовать в балах. Помню, сшили мне очень красивое голубое парчовое платье, и я была просто на седьмом небе. Снимали в павильонах «Ленфильма». Я ходила, смотрела на Раневскую, на Гарина. Это всё было для меня так ново, так волнующе. Жеймо перед каждым крупным планом делали свеженький грим, потому что она была уже не девочкой. Всё-таки 37 лет, а как юную Золушку сыграла! Прекрасные партнёры! Мне вообще с партнёрами везло всю жизнь.
– Вам везло и с ролями в замечательных картинах. А были такие фильмы, куда вы пробовались, но не попали по каким-то причинам?
– Были. В моём архиве лежит большая папка с фотопробами. Иногда пересматриваю эти фотографии. Это и Дездемона в «Отелло» Сергея Юткевича, и «Дон Сезар» Иосифа Шапиро, и «Первые радости» Владимира Басова. Много было ролей, которые я хотела сыграть, но они прошли мимо меня. Конечно, моя внешность в те годы не очень вписывалась. Как правило, героинями экранов были колхозницы, комсомолки, ударницы. А какая из меня колхозница, передовик производства? Я пыталась даже в платках сниматься, чтобы лицо в глаза не бросалось. Помню, когда Владимир Фетин пробовал меня в «Донскую повесть», мне даже наклеили курносый нос…
– В 2009 году вы сыграли в сериале «Вербное воскресенье» бывшую балерину. Вам, наверное, особенно дорога и близка эта роль – вы же окончили Вагановское хореографическое училище?
– Я действительно занималась балетом и даже позировала известному скульптору Алексею Пахомову в образе танцовщицы для знаменитой фарфоровой статуэтки «Юная балерина». Она до сих пор хранится в Русском музее.
Когда-то очень давно в хореографическом училище открылся драмкружок, и я первая прибежала туда, сыграв вскоре Снежную королеву. Окончив училище, танцевала в кордебалете Театра музкомедии. Но уже тогда параллельно снималась в кино…Что касается «Вербного воскресенья», то да, мне дорога эта работа. Я очень полюбила своих партнёров – Катю Гусеву, Свету Иванову, Катю Вилкову и Юрочку Батурина. Замечательные актёры, великолепный режиссёр Антон Сиверс, который своей манерой работы напоминает мне Григория Михайловича Козинцева, моего первого режиссёра.
– Вам ведь везло и с режиссёрами!
– Слава богу, режиссёры у меня были мощные. Всегда чётко знали, что хотят снять и как. Сегодня же на съёмках я часто сталкиваюсь с тем, что режиссёр с оператором постоянно спорят: «А давайте снимем с того угла… Нет, давайте лучше с этого». Леонид Давыдович Луков приходил на съёмочную площадку с раскадровкой каждой сцены, он уже до съёмок не только видел, но и слышал всю картину. Обязательно – репетиции. А сейчас… Я снималась в 16-серийной картине. Восемь серий снимал один режиссёр, остальные восемь – другой. Как такое может быть – совершенно не понимаю.
– Татьяна Львовна, ведь ваши дочь и внучка не захотели стать актрисами?
– Когда моей дочке Наташе было лет десять, мне предлагали её снимать. Но я видела, что у неё нет особого желания, и отказывала. Зачем морочить голову ребёнку? Она окончила Ленинградский университет, владеет несколькими языками. У неё своя турфирма. А внучка Лизочка окончила Художественно-промышленную академию имени Штиглица (Мухинское училище), она – художник, работает в Русском музее. Мои три книжки она оформляла.
– Как вам удаётся так хорошо выглядеть, сохранять позитивный настрой?
– Это потому, что я в деле! Сейчас репетируем новый спектакль «С любовью не шутят» по пьесе Альфреда де Мюссе. Недавно позвонили из Москвы – хотят снять обо мне документальный фильм. Я всё время в круговерти моей профессии. Я просто не имею права выйти на улицу кое-как одетая, прийти в театр непричёсанная, неприбранная. Я обязана! Девчонки мои балетные, у них ноги больные, потому что они все протанцевали по 20 лет, спрашивают: «Тата, неужели ты ходишь на каблуках?» Конечно! В спектакле «Деревья умирают стоя» в постановке Александра Аркадьевича Белинского я пою и танцую на каблуках. А как же иначе?
Отправлено: 04.04.14 03:38. Заголовок: Нашла рассказ "М..
Нашла рассказ "Мой календарь", о котором говорили с Викторией Исаковой в передаче "На ночь глядя". Ничего особенного, так и не поняла, что ведущего так заинтересовало. Но на ее сайте есть несколько весьма милых интервью .
Отправлено: 05.04.14 04:34. Заголовок: Очень понравилась пе..
Очень понравилась передача "Острова" со Светланой Крючковой. Искала ее на youtube и наткнулась на запись абонемента Московского Дома Музыки "Диалоги при свидетелях". Тоже очень здорово.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1436
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Замечательный"Культурный шок" с Андреем Сергеевичем Кончаловским:
К.ЛАРИНА – Добрый день, начинаем нашу программу. Здесь в студии ведущая Ксения Ларина, а напротив меня режиссер Андрей Кончаловский. Здравствуйте, Андрей Сергеевич!
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Здравствуйте!
К.ЛАРИНА – И наш сегодняшний культурный шок в том, что мы с Кончаловским будем говорить об искусстве. Пожалуй, на нашей памяти это впервые.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Это замечательно.
К.ЛАРИНА – Андрей Сергеевич, начнем с грядущих событий театральных. Вы привозите итальянский спектакль в Москву «Укрощение строптивой». Сразу напомню нашим слушателям, что если сможете попасть, то попадите – всего лишь 2 дня, 15 и 16 апреля в театре Моссовета «Укрощение строптивой». Что это такое, расскажите, пожалуйста, про это.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Вообще, рассказать невозможно. Можно сказать только, что это настоящая комедия дель арте. Я думал, что я не сумею сделать – кажется, получилось. Я, вообще, никогда не ставил комедий и, когда мне предложили поставить для фестиваля Неаполитанского классику. Хорошо. Что? Они говорят: «Шекспира». – «А, что?» – «А вот, если «Укрощение строптивой»?» Я сразу сказал – да». Потом стал читать. Я читал ее, может быть, 20 лет назад. И, в принципе, я прочитал в первый раз, потому что, оказывается – если ты обратишь внимание – чистая комедия дель арте. Это единственная комедия Шекспира, написанная в жанре комедии дель арте. Все характеры, все, начиная с Петруччо, Капитана, Арлекин, Бригелла. Там есть все. И эти слуги – один идиот, другой хитрый и так далее. То есть, в принципе, когда начиналось, это был, в общем, расцвет Венеции и Неаполя – двух грандиозных школ комедии дель арте. И тогда, конечно, возникла простая мысль. Шекспир написал: Действие происходит - где? - в Падуе. Комедия дель арте, только не на том языке. Он должен быть по-итальянски, поэтому на итальянском языке в этом смысле итальянцам было очень просто понять каждую маску. И с этой точки зрения стал изучать. Я, в общем, серьезно не занимался комедией дель арте. Позанимался немножко, какие-то вещи для меня открылись очень интересные.
И потом я стал искать маски. Если ты посмотришь лучшие спектакли… во-первых, был фильм хороший довольно с Элизабет Тейлор и Ричард Бёртен, Дзеффирелли. Потом была чудная Касаткина с Поповым, потом был гениальный Джон Клиз, который играл в Лондоне из «Монти Пайтона». Они не играют Капитанов. Ну, может быть, Джон Клиз играл Капитана. Мачо, хам, такой со шпорами, звенит весь, хочет богатую женщину, он ее, в конце концов, переламывает и так далее. И когда я стал думать, как это сделать, чтобы это был несколько другой жанр, возникла какая-то странная идея. Я подумал, ты знаешь, 5 лет спустя «Дяди Вани», когда я снял фильм, я подумал, что, вообще, все неправильно поставил. Дядю Ваню должен был играть Чарли Чаплин. Кто идеальный дядя Ваня? Чарли Чаплин.
К.ЛАРИНА – Так вы потом попытались воплотить это в спектакле, где Деревянко играл.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Конечно. Идеальный дядя Ваня – Деревянко. Почему? Потому что дядя Ваня, который у тебя, может быть, быть будет Шопенгауэр, а ему говорят: дядя Ваня – скучно. Вот этот разрыв был очень важен. Поэтому, когда я стал думать о Петруччо, должен ли он быть таким – звенеть шпорами, я вдруг подумал, кто идеальный Петруччо? Альберто Сорди – великий… может быть, кто-то помнит великого комедийного артиста. Без талии, такой «попастый»…
К.ЛАРИНА – Невероятно обаятельный.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Обаятельный хитрый проныра с наивным лицом и очень длинными такими, извилистыми ходами. И к своему удивлению я нашел артиста вот такого…
К.ЛАРИНА – Итальянца
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Мы все итальянцы.
К.ЛАРИНА – А там какой-то театр конкретный или там была сборная труппа?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Это два театра, которые собрали деньги: театра Меркаданте в Неаполе и театр в Генуе. В Генуе большой очень хороший театр Stabile. Я нашел артиста вот такого толстого.Я ему сказал: «Ты должен быть, как летающий слон». Он легкий и большой и ему было очень трудно.
К.ЛАРИНА – Но он-то знает, кто такой Альберто Сорди?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Ну, конечно знал. Но он не представлял, что я ему скажу: «Смотри вот это!» Мы стали Альберто Сорди, я ему сказал: «Вот это надо брать, это…». И когда возник вот такой Петруччо, который хочет жениться на богатой женщине, у которого умер отец, который хитрый, который хочет подписать контракты – у него тут… авторучка. То есть, возник такой очень интересный симбиоз современной Италии и комедии дель арте.
К.ЛАРИНА – Но это все равно сегодняшняя история? Вы, как это делали? Или это классические костюмы, музыка, тарантелла?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Физически. Все, что волнует – сегодняшняя история. Все, что не волнует - не сегодняшняя. Что касается, куда мы это поместили – мы поместили это в 20-е годы Италии. То есть, танго…
К.ЛАРИНА – Да?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Ну, да. В общем, арт-деко. Дело в том, что великие достижения 20-го эстетические в Италии совпали с фашизмом. Тут ничего нельзя поделать. Одновременно был фашизм, но одновременно были:д’Аннунцио, были замечательные архитекторы. И вообще, архитектура Муссолини, между прочим, выдающаяся по красоте. Один взять, чего – стадион в Риме. Красота! Пропорции идеальные. И, в общем, в этой эстетике мы и делали спектакль. Люди во фраках, высокие воротнички, но одновременно с этим мы ничего не меняли. Только эти характеры возникли, они немного возникли по-другому. Но, я тебе скажу, с итальянцами делать комедию дель арте – наслаждение просто. Во-первых, у меня был огромный кастинг. Я стал икать эти маски. И эти маски, которые возникли, она дали определенные культурные ассоциации, что называется. Но одновременно с этим это чистая комедия дель арт. Мы даже будем делать мастер-класс для студентов художественных вузов. Два замечательных парня будут давать мастер-класс по комедии дель арте и по жесту, и по физике.
К.ЛАРИНА – Ну, а как артисты? Вы, вообще, работали до этого с артистами иностранными в драматическом театре.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Ну, с ума сошла! Чайку ставил в 86-м году. ЖульетБинош у меня в первый раз играла на сцене.
К.ЛАРИНА – А! да-да. Ну, и как, вообще, это происходит? То же самое – слова выучил и вперед?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Единственная разница, что у нас никто не запивает. Никто не пьет и появляется вовремя, в отличие от того, что «можно я сейчас уйду?» - вот этого не может быть.
К.ЛАРИНА – Я, кстати, прочитала в одной из новостей, там, когда говорили про этот показ ваших спектаклей, цитировали итальянские рецензии из газет. И в качестве какого-то достоинства этого спектакля рецензенты называют то, что «не искажает классику». Вот, что такое «искажать классику»? Поскольку у нас сегодня очень актуальна эта тема: Искажать классику, можно ли искажать классику? Что такое искажение классики, в чем оно выражается, если оно бывает?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Искажение классики – это самовыражение режиссера за счет текста.
К.ЛАРИНА – Послушайте, любой спектакль – самовыражение режиссера.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Но не за счет… Это неправда. Есть два типа режиссуры, я убежден в этом. Есть режиссура, которая относится к тексту, как к чему-то основополагающему и я даже сказал бы священному, и относится к тексту, как тому, что надо расшифровать и понять ту тайну – тайну только у великих текстов, естественно – в очередной раз, которая заложена. Потому что все великие тексты имеют одну общую вещь. Эсхил, Софокл, Шекспир, Чехов, Стриндберг, Ионеско имеют одну общую вещь. Если эту общую вещь вынуть, это не будет эта вещь. Это попытка понять смысл человеческой жизни. Вот Фридрих Горенштейн – мой друг замечательно сказал, что самая великая тайна Вселенной – это жизнь. Самая великая тайна жизни – человек, самая великая тайна человека – это творчество. То есть, эту тайну человека пытаются понять все великие. И никогда на нее не отвечают, будь то Чехов или Шекспир. И вот попытаться так же поставить вопрос – есть, на мой взгляд, уважение к автору.
Если мы начинаем брать этот текст, его переворачивать, находить свои смыслы, не думая о том… Это только взять Бетховена и сыграть на унитазе с пишущей машинкой…
К.ЛАРИНА – Это интересно.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Да, интересно, но это самовыражение. Но Бетховену вряд ли бы это понравилось. Другой вопрос, что естественно авторы, которых вряд ли бы Шекспир понял. Кто его знает? Но, мне кажется, что самовыражение режиссера заключается в том, что он пытается сделать спектакль, когда втор говорит: «Только так. Да, только так. Я не знал» И, когда говорит: «Только так». И великие спектакли дают абсолютно новое прочтение, но все думают: «Только так». А потом приходит другой великий, и опять: «Вот теперь понятно – только так». А между этими двумя великими может быть 100 хороших, или, может быть, 50 и 300 каких-то – смотришь: «Ну, это…» Поэтому вот это «только так» - самое главное.
К.ЛАРИНА – Но это очень трудно. Это такие нюансы, которые, мне кажется, не всякому доступны.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Конечно, не всякому.
К.ЛАРИНА – Человек приходит в театр, он либо принимает эту трактовку, либо не принимает.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Я тебе скажу. Принимать трактовку – это одна вещь: плачешь, смеешься или пугаешься. Если ты не плачешь, не смеешься, не пугаешься, а просто принимаешь трактовку - это не искусство. Это ты сидишь там, думаешь…
К.ЛАРИНА – Почему? Я понимаю, о чем это. Разве этого недостаточно?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Ну, конечно, нет. Мы приходим в театр, чтобы быть детьми. Ты больше всего… вот ты уже волчица, понимаешь, все уже видела на свете. Чему ты благодарна?
К.ЛАРИНА – Ну, когда я плачу…
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Когда ты плачешь и, когда ты ребенком говоришь: «Ой, как жалко, что кончилось!»
К.ЛАРИНА – Конечно.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Ты не говоришь: «Здорово, гениально, потрясающе – вы посмотрите!» Ты не это говоришь. Лучше помолчать, ты благодарна за свои чувства. А чувства – потому что ты ребенок. А это главное. На мой взгляд, самый благодарный зритель – когда ты чувствуешь себя ребенком. А там возникают потом какие-то мысли, ты потрясена. Но, эти мысли возникают потом. Неразб говорил, что искусство сначала действует на нижние части тела, потом к сердцу поднимается, потом в голову приходит. Только потом.
К.ЛАРИНА – Вот как интересно… Я все-таки возвращаю вас в сегодняшний день, в Россию. Я думаю, что вы обратили на это внимание, что у нас последнее время произведения искусства оцениваются только с точки зрения «было или не было», «правда или не правда», «мог или не мог», «имеет право или не имеет право». То есть, эмоции, вообще, в этих разборах не участвуют. Сейчас я вам приведу пример, пожалуйста. Ваша «Курочка ряба». Вы помните, вокруг чего тогда бродили тогда все споры, дискуссии?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Да.
К.ЛАРИНА – Очерняет он деревню или не очерняет, имеет ли право режиссер так говорить о российском народе или не имеет – вот, собственно говоря, все.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Да. Тут, собственно, ничего нельзя поделать.
К.ЛАРИНА – А про золотое яичко никто даже не вспоминает!
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – С этим надо смириться. Мы все делаем то, что мы можем сделать, жонглируем перед собором. Знаешь эту замечательную историю, когда жонглер в пасху жонглировал перед собором, кто-то сказал: «Что ты делаешь? Святой день!» А он сказал: «Это единственное, что я могу хорошо сделать для бога». Все, что мы можем сделать, это сделать то, что мы хотим выразить. Поэтому «может, не может» - я тебе расскажу один пример. Сексуальные сцены, эротика на экране. Очень трудно сделать так, чтобы ты получила чувства. То есть, можно показать все, что угодно. Можно показать работу всей секреции, все железы показать, но от этого эротику ты не получишь. Ты эротику получишь тогда, когда твое воображение включилось. Поэтому, скажем, эротика в литературе гораздо более эффективна, чем в кино, потому что в литературе ты все довоображаешь, как ты хочешь верить. А дальше возникает больше. Еще больше эротики у тебя будет, когда ты будешь подслушивать, а не глядеть, потому что твое воображение включается.
В кино у меня была такая проблема. Я должен был показать эротическую сцену в «Сибириаде». Никита Михалков и Гурченко. В Советском Союзе эротическая сцена! Она ноги раздвинула… - вообще! Почему сработало. Никто не сказал ни слова – комедия. Юмор как анестезия. Когда это сделано с юмором – эротика проходит. Почему? Потому что ты чувствуешь, юмор – это человеческое чувство. И поэтому, когда мы говорим, было или не было, может так быть или не может быть – это возникает тогда, когда человек – не ребенок, когда он думает и говорит: «Нет, это невозможно». Если он вовлечен эмоционально, то он не думает об этом. Об этом думает только цензор. Цензор должен думать, он следит за словами, он для этого сидит. Но, в принципе, все можно, когда есть волнение, когда есть чувство. А струны три, как говорил Александр Сергеевич Пушкин: страх, то есть ужас; сострадание и смех – три маски трагедии.
К.ЛАРИНА – Это Андрей Кончаловский. Мы продолжим через несколько минут.
НОВОСТИ.
К.ЛАРИНА – Мы возвращаемся в программу. Напомню, что сегодня у нас в студии Андрей Сергеевич Кончаловский. Мы сегодня говорим об искусстве…
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Какая ты ироничная! «Об искусстве»…
К.ЛАРИНА – Да. Поскольку мы говорим про итальянский театр, не могу не спросить про Лондон. Тоже для меня была невероятно интересная новость, что вы там будете играть ваши чеховские спектакли.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ - А ты в Лондон приедешь?
К.ЛАРИНА – Ну, если пригласите, приеду.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Пригласим.
К.ЛАРИНА – Хорошо, договорились.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Важно, чтобы ты приехала и смотрела в один день.
К.ЛАРИНА – Давайте мы расшифруем это. У нас идет «Дядя Ваня» и «Три сестры» - те спектакли, которые вы здесь ставили в театре Моссовета, вы их помещаете, как я понимаю, в одну декорацию и они у вас идут два спектакля подряд марафоном.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Только три раза в Лондоне. Так. Это как моя мечта. Три раза там случится то, что я мечтал: утро – «Дядя Ваня», вечером – «Три сестры». Перерыв на три часа – поесть и артистам отдохнуть. Я не представляю себе, как это выдержали. У нас артисты к таким марафонам не привыкли. Это же артисты Питера Брука, которые могли 12 часов играть «Махабхарату», но, тем не менее, это для меня очень интересно, потому что я не знаю, будет ли у меня еще такой шанс так увидеть, но там в Лондоне мы будем показывать не каждый день, но три раза из 12 дней, где мы играем… Ну, вообще, театр Моссовета в этом смысле дает все возможности. Я ему очень благодарен.
К.ЛАРИНА – А, в каком театре – я прочитала – вы будете играть, какой-то старинный театр… Такие восторги были…
А.КОНЧАЛОВСКИЙ - Wyndham – это театр 18-го века. Гилгуд играет там. Таких 5 театров, то есть, вообще, это самые замечательные, престижные театры - неудобные, высокие, душные, вентиляции нет, сцена маленькая.
К.ЛАРИНА – Все, как было в 18-м веке.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Да, поэтому нам будет очень сложно, потому что когда мы декорацию с роскошной сцены театра Моссовета запихнем туда…
К.ЛАРИНА – Там же два разных спектакля – почему в одну декорацию вы это помещаете?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Это один автор и один режиссер.
К.ЛАРИНА – Так. И какую декорацию вы выбрали?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – У меня одна декорация в обоих спектаклях.
К.ЛАРИНА – Разве?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Именно. У меня одна декорация в том-то и дело.
К.ЛАРИНА – Я никогда об этом не задумывалась.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – У меня одна декорация и одни и те же артисты. И хотелось бы еще в этой декорации поставить «Вишневый сад» и все!
К.ЛАРИНА – Слушайте, я сейчас вспоминаю – точно!
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Ну, это симфония из трех частей.
К.ЛАРИНА – А я была почему-то уверена, что там разные декорации. Вот это да!
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Потому что это другая музыка. В том-то все и дело – это одна декорация, то есть, одно пространство. Поэтому нельзя назвать декорация – одно пространство. Поэтому, собственно, и весь интерес, чтобы в одном пространстве играть нескольких разных «симфоний» Чехова с одним и тем же оркестром.
К.ЛАРИНА – А, в чем смысл?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Не знаю.
К.ЛАРИНА – Почему для вас это важно, что оба спектакля играются в один день? В чем смысл?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Я не знаю. Я не могу сказать так рационально. Понимаешь, это, как есть такие огромные произведения очень длинные. Ну, там - не знаю – Вагнер, «Лоэнгрин» - два с половиной – три часа. Или «Реквием» Верди – три часа тридцать минут иногда идет. Гигантские произведения, огромные, Месса h-moll Баха. В чем смысл? Ну, смысл в том, чтобы прожить этот огромный кусок. И там есть еще, конечно, диалектика. Диалектика чеховского… Чехов был удивительный в этом смысле человек – они никогда не говорил о политике. Он никогда не говорил даже слово «социалисты». Он никогда не говорил этих слов. Я уже не говорю о том, что он не выносил власть. И, когда его Великая княгиня пригласила однажды в гости, потому что они прочитали где-то в Зимнем дворце несколько рассказов Чехова, он позеленел и сказал: «Передайте Великой княгине, что она меня никогда не увидит». Трудно сказать.
Я тебе скажу одну вещь, которую ты не знаешь, наверное. Но я был потрясен. Я подумал о том, как Чехов понимал, что может произойти в России. В свое время Бунин написал, что Чехов ему сказал в Ялте: «Вот умрет Толстой и все в России пойдет к чертовой матери». И Бунин спросил: «Литература?» И он сказал: «И литература тоже». То есть, он имел в виду гораздо более глубокие процессы. Я подумал, что бы он сказал, если бы знал...? Ты знаешь, у него была первая невеста Дуня Эфрос, еврейка из богатой семьи. Он был влюблен, и, вообще, хотел денег немножко, чтобы сделать журнал. Она была умная, красивая. Потом он, кстати, написал Иванова – Сарра. Дуня Эфрос, красивая, интеллигентная, чудная женщина – вышла замуж потом за адвоката. Если бы он знал, что в 43-м году 93-летнюю старуху в газовой камере убили в Треблинке.
К.ЛАРИНА – Ее, да?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Да. Вообще! Невеста Чехова была убита в Треблинке. Что бы он написал в своих пьесах? Он бы не писал проклятия – он писал бы те же пьесы. Там это чувствуется.
К.ЛАРИНА – У вас поэтому такой финал, по-моему, в «Трех сестрах», когда вы в 20-й век отправляете. Я просто скажу слушателям, кто не видел - там кончается, по сути, этот спектакль, когда герои просто опрокидываются в этот страшный 20-й век, в эти войны революции, кошмар…
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – «Если б знать…» - великая фраза, понимаешь?
К.ЛАРИНА – А вы играете сначала «Дядю Ваню», а потом «Три сестры»?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Конечно. Ну, это диалектика. Вообще-то, если посмотреть, то его отношение к жизни, к России, к развитию, вообще, цивилизации от «Дяди Вани» через «Три сестры» идет к «Вишневому саду», к этому заколоченному, к этим молчаниям…. Ты знаешь, есть чудная книга сейчас новая о Чехове. Написал ее литературовед, грандиозная женщина Елена Толстая. Она живет в Израиле. Она называется «Эстетика раздражения». Он первый раз издала ее в 90-е и сейчас она ее переиздала. Я очень советую прочитать. Он там сказала очень глубокую фразу, что время благообразного и мягкого человека в пенсне, отзывчивого и соболезнующего прошло. Чехов совсем другой, наступил как бы «пострейфилдовский» период. То есть, Дональд Рейфилд, который написал знаменитую биографию Чехова. И она сказала: «Время медленного чтения Чехова только приходит». Вот только часто должны начать его понимать, потому что Чехова все время хватали разные лагеря. В 90-е годы то он православный, то его прислонили к церкви, то он русский, то он антисемит…
К.ЛАРИНА – Символ русской интеллигенции.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Да, то символ русской интеллигенции, то либерал, то консерватор… То есть, его прислонять пытаются все. Чудаков - такой замечательный славист и лингвист написал работу о Чехове, которая называется «Человек поля». Потому что у Чехова есть знаменитая фраза: «Между утверждением «Бог есть» до утверждения «Бога нет» лежит огромное поле, которое за всю жизнь с трудом проходит истинный мудрец». И потом Чехов добавляет: «Русский человек – середина его не интересует, его интересуют только крайность. Поэтому он о боге знает «почти ничего» или очень мало». И расшифровывая эту фразу Чудаков говорит, что Чехов был человеком поля. Иногда он шел в сторону «бог есть», а иногда шел в сторону «бога нет». И поэтому Чехов говорил, что религия – в писках бога. И в этом смысле, мне кажется, Чехов был по-настоящему религиозным, потому что он сомневался.
К.ЛАРИНА – А вот интересно, мы говорили про «Дядю Ваню», про этот образ, который у вас в голове возник, что это Чарли Чаплин…
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Не сразу, а поставлен фильм со Смоктуновским. Я уже сделал картину, посмотрел, и через два года сказал: Я все неправильно сделал.
К.ЛАРИНА – Но, все равно я человек в этом смысле консервативный, мне больше все-таки Смоктуновский ближе.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Ну, слава богу.
К.ЛАРИНА – В спектакле «Три сестры» там тоже неожиданно – я никогда не видела такой трактовки образа Вершинина, потому что обычно всегда это красавец, немножко уставший от жизни, такой харизматичный офицер, привлекательный, безусловно, влюбляющий в себя не только Машу, но и зрительниц в зале. Здесь у вас играет – опять же объясняю аудитории, которая, может быть, не видела спектакль – играет, конечно же, Александр Домогаров и, кто бы сомневался, что Саша прекрасен, обаятелен – настоящий мужчина, но вы сделали все для того, чтобы образ Вершинина было совершенно другим.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Ну, конечно.
К.ЛАРИНА – Он какой-то… я даже не знаю, как его описать. Короче говоря, первое впечатление шоковое и абсолютно этот человек вызывает антипатию сразу же.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Это не антипатию, смеется над ним, иронию.
К.ЛАРИНА – Возникает вопрос: как можно было влюбиться в это нелепое существо с писклявым голосом?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Во-первых, любовь зла… Во-вторых, только вдумайся – я говорю о медленном чтении – представь себе, что о нем говорит Тузенбах…
К.ЛАРИНА – Что он ноет все время.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Нет, говорит все время, что у него жена кончает самоубийством. В каждом акте он говорит о том, что «у меня опять жена кончила самоубийством». Если говорить серьезно, у нормального человека, такого, как ты говоришь, жена все время кончает… Это что-то есть в этом особенное, что-то такое, на что Чехов намекает. Так же, как Вершинин говорит: «Чаю хочется». – «Сейчас принесут». Проходит 10 минут акта… - «Я бы выпил чаю». В третий раз - Маша говорит: «Что вы молчите?» - «Чаю хочется». Опять ничего. В четвертый раз: «Ну, если не дают чаю, давайте хоть пофилософствуем». Если это читать медленно, мы начинаем понимать, что там есть другая интонация. Очень часто читая текст, артист воспринимает его, как авторский текст. В то время, как это человек вкладывает в определенный характер. Это не Чехов говорит, это говорит человек, у которого жена кончает жизнь самоубийством бесконечно – раз. Во-вторых, с женщиной сошелся с замужней и потом уезжает. Трус. Она же отважное существо… То есть, там много чего. Чем мне дорого Вершинин – своими слабостями, а нем, что он прекрасный. Он, конечно, несет ахинею, понимаете? И самое сложное в Чехове, на мой взгляд – понять, где Чехов серьезен, а где он отодвигается и говорит: «Это не я говорю – это он говорит. Это вы сказали». В этом есть интерпретация автора, режиссерская интерпретация автора. То есть, искусство в интерпретации, на мой взгляд, где мы складываем авторский текст и мысли с героем каким-то, где он отдаляется и говорит: «Это не я. Он просто несет ахинею. Вы послушайте – он просто дурак».
И вот это самое сложное и самое интересное. Здесь возникает мультижанровость. Потому что над одним человеком можно смеяться, во второй картине можно над ним издеваться, а в третьей картине можно убить. Так же, как в жизни. Мы с тобой, наверняка, много раз уже влюблялись, а потом говорила: «Негодяй!» или: «Она дура». Потом оказывается, что нет, она, оказывается совсем не дура, просто были такие обстоятельства. Наша парадигма меняется, и меняется наше отношение к людям. И так же у Чехова, мне кажется. Надо играть, чтобы зритель не знал сначала – а зритель Чехова никогда не знает сначала, кто хороший, кто плохой, где плохое, а где хорошее – все перемешано. Собственно, это и есть Антон Павлович – где все в жизни перемешано.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1437
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 05.04.14 21:43. Заголовок: И окончание: К.ЛАРИ..
И окончание:
К.ЛАРИНА – А «Вишневый сад» будет на сцене театра Моссовета?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Не знаю сейчас.
К.ЛАРИНА – Там же есть спектакль, по-моему, если он идет еще в театре Моссовета.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Не знаю. Жизнь моя сейчас немножко изменилась, и я, если делал, то только бы с Юлей, но сейчас там сложно это определить.
К.ЛАРИНА – Тогда я про кино спрошу.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Давай.
К.ЛАРИНА – Потому что я обязана про это спросить. Я знаю, что почти закончили свой фильм, который называется: «Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына». Я о нем уже прочитала статью Дмитрия Быкова, которому повезло, вы ему такое доверие оказали – показали черновую работу. И буквально сейчас перед программой вы сказали, что «это мой главный фильм». Давайте попробуем про него рассказать, что это за работа такая?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Я могу только сказать следующее. Я показал Диме Быкову, я очень уважаю его мнение. Мне было просто интересно, услышит ли он, узрит ли он то, что мне казалось важным в этой картине, о чем рассказать. Да, сложно. Дело в том, что…
К.ЛАРИНА – Ну, это игровая картина?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Это так нельзя говорить…
К.ЛАРИНА – Я задаю вам такие вопросы дурацкие. Я сейчас вам расскажу. Я спрашивала Кончаловского перед программой: «А сценарий-то вы писали?» Он мне говорит: «Это кино». Вот как интерпретировать этот ответ? Потом я вытягиваю, понимаю, что как бы сценарий, сюжет создавался в процессе работы, и самое-то главное, что почтальон Алексей Тряпицын – это реальный почтальон.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Абсолютно. Он возит почту. Когда я решил снять фильм… во-первых, надо снять фильм без денег сегодня. Чем меньше денег, тем больше свободы. Вообще, сейчас можно снять фильм вообще без денег - взял камеру….Нам какие-то нужны были все-таки деньги, мы получили эти деньги от Министерства культуры и от Почты России позже. Но это минимум, на это картину, как правило, нельзя снять. Мы искали, мы решили найти человека, который связан с другими людьми. Это мог быть уездный врач, предположим; почтальон или милиционер – ну, какая-то такая профессия. И мы остановились на почтальоне, потому что есть места, где милиция тоже не появляется, но почтальон должен появиться, потому что он везет пенсию. Но, оказывается, что он везет не только пенсию. Он везет хлеб, он везет налоги, и он везет газету, где телевизионные программы. То есть, почтальон – единственный человек, который представитель государства. И этот человек, простой человек может покрывать 20-30 километров, приехать к бабке какой-то. Пока бабка там живет…. В деревне один дом, всегда закрытый. Бабка живет. Индексы сохраняются, ей нужно везти пенсию. Кредитной карты у нее нету. И он везет туда, этой бабке, вы понимаете? Мы стали искать почтальонов. Мои девочки у меня работали – у меня чудная группа – 6 месяцев, объездили массу деревень и массу районов северной России: Вологда, Рязань, то есть, 50-60 человек мы прошли с интервью, пока не остановились на Алеше…
К.ЛАРИНА – А, как вы это проверяете? Интервью, в чем заключается?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Ну, они сидели с ним по неделе, с ним, с разными – разговаривали…
К.ЛАРИНА – С камерой?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – С камерой. Он разговаривал, рассказывал. Они там с ним ходили, то есть, надо было понять его характер. И, в конце концов, Алексей Тряпицын показался нам наиболее, как сказать… в нем сочетания замечательные – вот все вместе. Все вместе: и оптимизм, и простота, наивность, ум, мудрость. Ну, как сказать? Ну, это то, что, можно сказать, русский характер во всех своих недостатках и достоинствах и одновременно с этим, такой современный тип Василия Теркина. То есть, «вообще, все в порядке – пробьемся!» Вот это вот «пробьемся»… Причем, люди живут в апокалиптический период там, вообще…
К.ЛАРИНА – А, сколько лет ему?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – 40-42. Он на озере потрясающей красоты. Кенозерье, вода зеркальная, вокруг леса. Ангелы летают. И он на этой лодке туда-сюда шныряет по деревням маленьким вокруг и на лодке развозит почту. Когда мы нашли человека, потом мы поехали туда, стали знакомится с теми, кому он возит почту. Потом из тех, кого мы нашли, кому он возит почту, его реципиентов, мы нашли 5-6 характеров, которые не боятся камеры, у которых есть свои судьбы, у которых есть свои отношения. Если вдуматься, так очень сложно. Это романы там, это, вообще-то, Маркес. Но, когда камера приезжают, они улыбаются и говорят такие нужные слова. Поэтому нужно было, что бы они привыкли и забыли…
К.ЛАРИНА – Так. Дальше. Вот вы нашли, а дальше? Из чего складывается сюжет?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – А дальше мы начали складывать сюжет, исходя из того, что у нас были идеи. И вот идеи мы стали внедрять. Я так скажу: я думаю, что главная проблема у режиссера заключается в том, что ему дают плохой, средний или очень хороший сценарий. И он его, так или иначе, должен снимать. И он уже вырваться из сценария не может. Когда ты берешь не режиссера, а художника кино: Бергман Бунюэль, Феллини, Куросава – если ты смотришь их сценарии – их нету. И непонятно. У Бергмана, вообще, непонятно, о чем фильм, у Феллини вообще нет историй. Эти режиссеры создают сразу мир. Они не пишут сценарий, где А, В, С и все складывается хорошо и в результате кончается все счастливо или несчастливо. Это как раз проблема кинематографа, который необходим. Но, вот такое кино ближе всего, наверное, у нас в России Саша Сокуров, который не сценарии пишет…
К.ЛАРИНА – Ну как? Арабовские сценарии ты же читаешь просто, как литературное произведение.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – А потом его Сокуров разрушает.
К.ЛАРИНА – И все равно же есть какая-то основа литературная, от которой он отталкивается.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – В данном случае я сразу шел от того, что надо все разрушить, и строить из разрушенного. Дело в том - из чего ты строишь. Кирпичики. Кирпичи могу быть – гениально сыгранные сцены больших артистов. Кирпичики могут быть – просто документальные кадры. Вот документ – это золото. Но сложить из этого здание очень сложно.
К.ЛАРИНА – Подождите, но вы сочиняли историю? Когда к вам уже привели персонаж, когда вы уже со всеми познакомились, когда вы их знаете, а дальше, что начинается?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Ну, надо смотреть кино. Мне трудно… Мы сочиняли историю по ходу жизни. Что сегодня делает Колобок. Так есть характер – Колобок. Его не видел никто. Пошли искать с камерой. Где Колобок? А он к Вале пошел. Пошли к Вале. Колобок там лежит на ступеньках.
К.ЛАРИНА – Интересно, это уже, вообще, непонятно, что это такое?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Колобок пошел. Где? Побежали, с камерой идем за Колобком… Замечательный характер. Мы его зовем Вольтер. Он очень похож на Вольтера. Такой замечательный человек метр пятьдесят максимум. Поэтому трудно сказать…
К.ЛАРИНА – Но это закончить невозможно… можно бесконечно снимать.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Можно. Можно бесконечно. Но, я думаю, что мы набрали достаточно количество таких кирпичиков. Нет, дело не в истории… Мне было интересно с Лешей больше всего, когда он один. Я очень много снял его, когда он просто один. Это удивительно, когда смотришь за человеком.Мы поставили камеры, и у нас были камеры наблюдения в пяти домах.
К.ЛАРИНА – А они знали об этом?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Сначала знали, потом забыли. Но, когда он один на лодке, дома, в поле – наверное, это самое главное, что показалось мне самым важным в картине.
К.ЛАРИНА – А вы ему показывали уже материал?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Какой? Зачем? Сам-то еще видел три раза. Один раз с Димой.
К.ЛАРИНА – Но будете показывать самим героям?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Ну, конечно буду, но это самое главное.
К.ЛАРИНА – А они могут сказать: «Нет, я запрещаю»?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Нет.
К.ЛАРИНА – Просто интересно. Вы говорите там камеры видеонаблюдения. Или меня, как персонаж, как типаж в данном случае использует режиссер, которые снимает меня в тех обстоятельствах, которые ему выгодны. Вы же все равно снимаете кино свое, это же не документальный фильм…
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Такого нет понятия. Любое кино, любое искусство – это отбор. Тот или иной отбор и тогда возникает искусство, а не правда. В любом случае искусство – это не правда. Верней, не так - как Пикассо сказал: «Большая ложь, помогающая понять правду жизни». Все равно это отбор, но тут-то самое главное и возникает: как ты отбираешь кадр за кадром. Кино – это не история, кино – это дорога, выложенная картинками. И когда эта дорога выложенная картинками в одном изгибе, то она тебя ведет в одну сторону – одна картинка за другой. А не то, что люди говорят, и кого они там убивают. Это тоже важное кино. Это важная история – сценарий. Но настоящее кино – это просто, как звуки: один за другим выкладываются и куда-то ведут. Кого-то волнует, а кого-то нет. Вот тут проблема.
К.ЛАРИНА – Когда вы выпустите фильм?
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Я думаю, осенью.
К.ЛАРИНА – Андрей Сергеевич, мы должны уже заканчивать. Мне очень понравилось, как вы сказали на «Нике»: «Это всего лишь кино». Вы комментировали кого-то из великих.
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Да.
К.ЛАРИНА – Спасибо за то, что нашли время для нас, я вам желаю, чтобы все было хорошо, и чтобы все закончилось хорошо. И большой поклон передавайте вашей замечательной жене Юле. Мы вас очень любим. Возвращайтесь к нам!
А.КОНЧАЛОВСКИЙ – Спасибо, я вас тоже! Спасибо.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1447
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
К. ЛАРИНА – Начинаем программу. Здесь, в студии, ведущая Ксения Ларина. А в гостях у нас сегодня замечательный артист, режиссер, педагог и гражданин Игорь Ясулович. Здрасте, Игорь Николаевич.
И. ЯСУЛОВИЧ – Здравствуйте, Ксения.
К. ЛАРИНА – Хочу сказать, что у нас сегодня не просто "Дифирамб", а "Дифирамб" с подарками для вас. Театр юного зрителя регулярно присылает нам билеты на свои спектакли, и я нашим слушателям предлагаю… У нас уже здесь целое поколение, целая армия поклонников, фанатов Театра юного зрителя смотрит ваши спектакли. И сегодня, дорогие друзья, я предлагаю вам билеты на спектакль "Нелепая поэмка" как раз с участием Игоря Николаевича. Это спектакль по "Великому инквизитору" – Достоевский "Братья Карамазовы", режиссер Кама Гинкас. 10 апреля играете?
И. ЯСУЛОВИЧ – Да.
К. ЛАРИНА – Играем. "Леди Макбет нашего уезда" – это последняя по времени премьера Камы Гинкаса по известному произведению Лескова с замечательной Елизаветой Боярской в главной роли – 25 апреля. И спектакль "С любимыми не расставайтесь" – это опять же последняя по времени премьера Генриетты Наумовны Яновской по произведениям Александра Моисеевича Володина – 20 апреля. Вот на эти три спектакля у нас есть билеты.
Что вам нужно сделать? Вам нужно просто набирать свои вопросы нашему гостю Игорю Ясуловичу, и те, кто самые интересные вопросы нам пришлет (и обязательно в скобочках пишите, на какой спектакль вы хотите пойти), мы вам эти билеты отдадим. Итак, напомню SMS: +7 (985) 970-45-45 – ваши вопросы Игорю Ясуловичу. И билеты, которые вы выбираете: "С любимыми не расставайтесь", "Леди Макбет нашего уезда" и "Нелепая поэмка".
Начать бы я хотела не с Театра юного зрителя, а с Мастерской Игоря Ясуловича, поскольку вижу эти афиши. Надо будет обязательно мне посмотреть на ваши спектакли, потому что репертуар какой-то очень интересный. Я напомню, что Игорь Николаевич уже долгое время преподает во ВГИКе. Сейчас у вас выпускной курс, да, четвертый?
И. ЯСУЛОВИЧ – Да, выпускной курс.
К. ЛАРИНА – Вот расскажите немножечко про людей-то, про детей.
И. ЯСУЛОВИЧ – Ну, про детей. Мне, во-первых, нравится, что они очень работящие, они с утра до вечера трудятся. Есть несколько человек снимающихся. Ну и как бы так получилось, что вот они немножечко в стороне, откололись. И я не думаю, что для них это лучший вариант, потому что съемки, на мой взгляд, к сожалению, им мастерства не прибавят. Я тут с ужасом услышал от ассистентки на съемочной площадке такой термин – "сериальный артист".
К. ЛАРИНА – Уже появилось это, да.
И. ЯСУЛОВИЧ – Уже появился, да. Ну, это значит: тебе текст дают – ты его как-нибудь так произносишь, желательно органично. Уже какой-то набор штампов существует. И, в общем, понимаете, конечно, печально так смотреть, потому что вот ребята трудятся с утра до вечера, играют сейчас спектакли, это абсолютно продуманная и сознательная политика нашей мастерской. И, слава богу, во ВГИКе сейчас появился учебный театр.
К. ЛАРИНА – Свой?
И. ЯСУЛОВИЧ – Да.
К. ЛАРИНА – То есть своя постоянная сцена, на которой можно работать, да?
И. ЯСУЛОВИЧ – Да, да. И в скором времени появится новый учебный театр, уже замечательно оборудованный. И, в общем, мы с нетерпением это ждем.
Ну, вот что значит обучение, да? Обучение наше – это практика, это же не теория. Это надо все время выходить на площадку, надо все время погружаться в драматургию, задавать эти вопросы, нащупывать болевые точки. Профессия наша сопряжена с человеческой душой. Если это есть, если мы эту прививку сумеем ребятам сделать – значит, я думаю, они не пропадут. Я просто вспоминаю начало своего пути.
К. ЛАРИНА – У вас Ромм ваш учитель был?
И. ЯСУЛОВИЧ – Да, Михаил Ильич Ромм. Ну, это да, особая статья. И просто до сих пор я какие-то поступки свои выверяю по тому, как бы оценил это Михаил Ильич, потому что вот он давал нам предметные уроки. Но кроме всего прочего, после института нам удалось создать Театр пантомимы, в котором мы два года работали просто в таком жестком режиме с утра до вечера: утром тренаж, репетиции, потом небольшой отдых и вечером спектакль. И гастроли, объездили полстраны.
И когда я пришел в Театр киноактера, я вдруг попал в такой вакуум. Ты звонишь от 5 до 8 вечера на диспетчерскую, называешь свою фамилию, и тебе говорят: "Ну, завтра вы свободны". "Свободен. Свободен. Свободен". Или: "У вас фотопробы. Пойдите в такую-то комнату". Фотопробы. Мой друг Женя Харитонов шутил: "Игорь, вот мы с тобой артисты на фотопробы".
К. ЛАРИНА – Простите, в Театре киноактера зарплату-то вы получали, да?
И. ЯСУЛОВИЧ – Ну, естественно. Была пристойная зарплата. Или, скажем, вас вызывали на озвучивание, на эти переговоры, на фотопробы – и за это тоже деньги платили.
К. ЛАРИНА – Сейчас не платят, между прочим, за кинопробы, да?
И. ЯСУЛОВИЧ – Нет. Сейчас за многое не платят. Так вот я говорю, что, попав в эту пустоту, я начал судорожно искать какую-то работу. Я встревал в любую возможность хоть вот что-то сделать. И только это меня спасало. А к тому моменту уже и сцена в Театре киноактера была, и можно было играть спектакли.
Вот я думаю и надеюсь на то, что та закалка, которую они получат, играя на третьем и на четвертом курсе спектакли все время… Мы же следим за этим, смотрим спектакли – потом обсуждаем, им замечания делаем. Собственно, делаем то, что и взрослые делают, да? То, как работает с нами и Генриетта Наумовна Яновская, и Кама Миронович Гинкас. И Деклан Доннеллан так же работает. Только так и можно чему-то научиться, только так и можно… Наше дело практическое, вот.
К. ЛАРИНА – Сегодня, наверняка, у сегодняшних молодых артистов возможностей больше для самореализации, чем, допустим, в то время, когда вы были выпускником. Или нет?
И. ЯСУЛОВИЧ – Я боюсь, что меньше. Я боюсь, что меньше, потому что, повторю, в сериалах реализоваться невозможно.
К. ЛАРИНА – То есть можно просто в обойму попасть, да?
И. ЯСУЛОВИЧ – Ну, опять…
К. ЛАРИНА – Какое-то время… Типаж – тебя все время будут эксплуатировать, да?
И. ЯСУЛОВИЧ – Да, да, да. Кроме того, твою свежесть используют, скажем, твою оригинальность…
К. ЛАРИНА – Обаяние юности.
И. ЯСУЛОВИЧ – Обаяние юности, да. А потом: "Ну, спасибо большое". Как говорил один режиссер, когда он снимал детишек... Ассистентка прибегает и говорит: "Ну, ребеночек устал". Он говорит: "Нет проблем, давайте другого ребенка". Вот так и тут будет: "Нет проблем. Спасибо. Все. Вон там очередь выстроилась".
Ну, посмотрите, каждый раз выпускается громадное количество народа. Вот сейчас будет прием, и тоже посмотрим, какие толпы собираются, да? И поэтому… А идти надо в театры, чтобы не потерять профессию. Ну, во всяком случае, если они уйдут из института с привычкой работать и находить эту работу, и не сникать – они выживут. Если нет – ну, я жестокие слова скажу – значит, поменяют профессию.
Как у нас было, я помню, даже в Театре киноактера. Приходили молодые люди и даже успешно начинали, потом – простой, простой, простой. И для того чтобы чем-то себя занять, они становились ассистентами режиссера, потом становились в лучшем случае вторыми режиссерами. И успешно работали, и находили себя в этой профессии уже.
К. ЛАРИНА – Ну, сегодня, конечно, еще и скорости другие. Вот мы вспомнили про Михаила Ромма, и я так понимаю, что все-таки его, скажем так, педагогическое мастерство было не только в том, чтобы научить профессии, но и личность воспитать. Ведь не даром вы вспомнили про то, что вы до сих пор сверяете свои поступки с Роммом.
И. ЯСУЛОВИЧ – Да.
К. ЛАРИНА – Значит, на это хватало времени. Чтобы был разговор не только о конкретной профессии, но и о существовании на Земле, да?
И. ЯСУЛОВИЧ – Понимаете, это оценки, которые он давал. Я помню такой случай. Значит, он получил сценарий студента-режиссера – ему показалось, что не нужно эту работу делать. И он довольно много времени потратил на то, чтобы объяснить ему, почему не стоит это делать, приводил аргументы. В общем, разговаривал с ним. Тот стоял на своем и считал, что надо это делать. Михаил Ильич увидел, что не пробивает он его. "Ну, ладно, – сказал, – ладно, как хочешь, делай", – и начал читать лекцию. Он обычно, значит, закуривал.
Наверное, тяжело ему бы сейчас было, потому что у нас везде развешаны такие таблички. Замечательно вот что: "Курить табак запрещается". Я говорю: "А что тогда?" – "Разрешается курить фимиам".
Ну, вот Михаил Ильич, значит, взял сигарету, поджег ее, затянулся, начал читать лекцию, ходил, читал. Потом вдруг остановился и в сердцах (вот надо было видеть, как он это сказал): "Ну, не нравится мне это! – сказал он. – Не нравится!" – с горечью, с сожалением. Вот ты видишь, как он разговаривал с молодым человеком, как он его уважал, как пытался объяснить, почему не нужно это делать.
К. ЛАРИНА – Вот скажите, по поводу репутации. Все-таки в такое время… Хотя я так понимаю, что ваши студенческие годы пришлись на время оттепели как раз, да?
И. ЯСУЛОВИЧ – Да.
К. ЛАРИНА – Конец 60-х. То есть начало 60-х годов, да?
И. ЯСУЛОВИЧ – Да.
К. ЛАРИНА – У Михаила Ромма безупречная репутация сохранилась при том, что он был весьма успешным режиссером, востребованным, любимым и снял все-таки такие фильмы, которые действительно стали историей советского кино. Как ему удавалось сохранить репутацию в это время, не замараться нигде? Никаких подписей не читала его нигде, никаких доносов, никаких подписей под какими-то письмами сомнительными коллективными.
И. ЯСУЛОВИЧ – Ну, вы знаете, у них, как я понимаю, ведь были очень сложные взаимоотношения. И время было жестокое, вообще-то говоря. Я вот сейчас перечитываю время от времени, так листаю четырехтомник Бенедикта Сарнова "Сталин и писатели" – очень интересно. И неплохо многим людям это почитать.
Так вот, Михаил Ильич рассказывал такую историю, что он лежал в Кремлевке, с инфарктом его привезли. И там в это же время лежал Иван Александрович Пырьев. Михаил Ильич говорит: "Вот лежу я в палате, мне еще ходить не разрешали. Открылась дверь, вошел Иван Пырьев. Посмотрел на меня, – говорит Михаил Ильич, – и сказал: "Миша, прости", – и поклонился ему. И Михаил Ильич говорил, что: "Думал, наверное, что я раньше помру". А он рассказывал как раз это уже после смерти Ивана Александровича Пырьева. Значит, вот что-то у них такое было. И, как видите, потребность возникла, чтобы прийти и сказать: "Прости, Миша".
А что касается репутации… Ну, вот я много думаю об этом. И думаю о том, что так посчастливилось и так повезло родиться, еще захватить тех людей и ту культуру. И понятно, что они не идеальные были, да? Странные слова говорить приходится, но есть такие понятия – нравственность, мораль. Александр Александрович Румнев повторял: "Для меня этическое выше эстетического". Мы-то, молодые, посмеивались, а с годами ты понимаешь, что это все острее и острее необходимо.
К. ЛАРИНА – Это Игорь Ясулович. Мы слушаем новости и потом продолжаем разговор.
НОВОСТИ
К. ЛАРИНА – Продолжаем нашу встречу. Здесь, у нас в студии, Игорь Николаевич Ясулович. Я вам сказала, дорогие друзья, что мы сегодня билеты раздаем вам – тем, кто задает вопросы нашему гостю. Я, пока шли новости и реклама, смотрела, что вы пишете, отметила для себя несколько вопросов, которые сейчас я переадресую Игорю Николаевичу. Напомню, что спектакли, на которые мы вас приглашаем: "С любимыми не расставайтесь", "Леди Макбет нашего уезда" и "Нелепая поэмка".
Вот мы говорили про репутацию перед новостями, и как раз пришел вопрос от Дмитрия: "Игорь Николаевич, с чем связано, что репутация в наше время перестала быть мерилом ценностей интеллигентного человека?"
И. ЯСУЛОВИЧ – Ну, довольно сложно мне ответить на этот вопрос вообще. Я думаю… Ну, так я думаю, поскольку я не философ, не аналитик, не социолог и не работаю в "Леваде", а работаю в театре. Но я думаю, что это такой естественный процесс: мы замечательно рубили сук, на котором сидели. Значит, после революции сколько народу было порушено, сколько уехало? Но оставшиеся (вот я говорил уже об этом), слава богу, что-то сумели передать, успели передать.
А дальше – смотрите. Ну, Никита Сергеевич – это еще ничего. Потом был… Ну, понимаете, откуда может быть вот это мерило, когда в последние годы ходила такая циничная шутка – гонка на лафетах, когда помирали один за другим генеральные секретари. Ну, что это? Люди говорили о смерти и смеялись над этим.
А сегодня, мне кажется, бал правят те, кто воспитан был в последние годы советской власти, когда врали безудержно, когда цинизм был. И кто-то говорит, что правление Леонида Ильича таким бархатным было, мягким, а на самом деле это ужасно было. Ужасно, потому что это разъедало личность, разрушало личность. Понимаете, я сказал, что Александр Александрович Румнев говорил: "Для меня этическое выше эстетического", – и своим поступком он это подтвердил. Мы так посмеивались-посмеивались, а когда ему надоело возиться с нами, бессовестными, он взял и положил заявление об уходе – и ушел. Вот и все. Вот такие поступки.
Мне, слава богу, посчастливилось это видеть. Так же, как Михаил Ильич Ромм выступил в Доме актера с речью, после которой его выгнали из института, не давали преподавать, какое-то время он и снимать не мог.
К. ЛАРИНА – Я хочу вам процитировать…
И. ЯСУЛОВИЧ – Я не знаю, ответил я, не ответил, но это…
К. ЛАРИНА – Ответили. Тут пришла записка от неизвестного мне человека, но он обращается к вам так: "Игорь, расскажи, как Ромм отказался перед всеми нами от того, что делал прежде в кино".
И. ЯСУЛОВИЧ – Да не отказался! Тоже вот это, мне кажется…
К. ЛАРИНА – Какой-то ваш однокашник, видимо.
И. ЯСУЛОВИЧ – Нет, я понимаю. Но я по-другому это воспринимаю. Там был мучительный процесс переоценки. И там ведь опять-таки… Ну, вот у меня есть картина "Обратной дороги нет", и я там произношу слова, когда герой, которого играл Коля Олялин, погиб. Я вспоминаю его и говорю: "Он коммунист был настоящий". И я говорил эти слова абсолютно искренне в ту пору – это 1972 год, по-моему, был. Да, 1972-й, мы снимали картину. И сценаристы писали эти слова не случайно, потому что как-то идея-то была вроде бы замечательная, чистая. Мы могли заблуждаться, но мы искренне верили в это. И, произнося эти слова, мы хотели, чтобы они разошлись, чтобы было понятно, что вот это – настоящий человек, а вот это – это нехороший, это поганец.
К. ЛАРИНА – А что это за эпизод был с Роммом? Что это за выступление?
И. ЯСУЛОВИЧ – Нет, это не эпизод. Просто на наших глазах происходило вот это мучительное… Ведь он снял "Убийство на улице Данте" и очень не любил эту картину. Ну, там много чего сошлось. И дальше был, как я понимаю, период вынужденного молчания, когда вот и шла эта работа. А потом на наших глазах он занимался, писал с Даниилом Храбровицким сценарий…
К. ЛАРИНА – "Девять дней".
И. ЯСУЛОВИЧ – "Девять дней одного года". И он приходил, делился, читал сцены, говорил о том, что: "Конечно, опыт, профессия – все замечательно. Но как мучительно находить что-то новое, потому что профессия услужливо тебе подсовывает то, к чему ты привык, то, что апробировано, и то, что уж наверняка тебя вывезет".
А ему хотелось найти что-то новое. И это новое и в изображении, и в тех людях. А главное – те вопросы. Но самая, опять-таки, великая картина его… Ведь не случайно он уходил от этого, искал эту правду, истину. Понимаете, это не моя профессия. Моя профессия – чужие слова говорить.
К. ЛАРИНА – Ну, вы хотите про "Обыкновенный фашизм" сказать.
И. ЯСУЛОВИЧ – "Обыкновенный фашизм", да. Вот великая картина. И она же через сердце проходила. Он отсматривал такое количество хроник и материалов этих.
К. ЛАРИНА – Ну, аналогия-то там была прямая. Она случайно получилась, как вы думаете?
И. ЯСУЛОВИЧ – Да вы понимаете, тогда вышло несколько. И я помню, в Доме кино была, по-моему, то ли английская картина… Я тогда, помню, поразился сходству такому, чисто визуальному даже. Да, картина Михаила Ильича, естественно, наталкивала на самые прямые какие-то ассоциации. Только, опять-таки, все видели, но молчали – такой секрет Полишинеля: "Видим, да, но нет, это не наше, это не наше". Как не наше? И почему не наше? И, естественно, должно быть похоже, потому что сущность одна и та же. Ну, фразеология другая.
К. ЛАРИНА – Еще вопрос от нашего слушателя: "Каков должен быть ответ театра на происходящее вне его стен?" Ну, имеется в виду вся вот окружающая жизнь. Вообще (как я понимаю этот вопрос) как театр может участвовать в общественной жизни?
И. ЯСУЛОВИЧ – По-моему, только человечный. Только человечный, никакой другой. Потому что не наше дело… Нет, может быть и политический театр. Театр любой может быть. И, слава богу, что у нас есть и "Театр.doc", и "Практика", и прочее, прочее. И чем больше будет – тем лучше. И ребята будут устроены.
Но наше дело как раз… Простите за пафосность такую, но Александр Сергеевич сказал: "И долго буду тем любезен я народу, что чувства добрые я лирой пробуждал, что в наш жестокий век восславил я Свободу". Вот этим и надо заниматься театру – человеком, человеческой душой, нащупывать эти болевые точки и пропускать их через себя. Тогда что-то действительно получается.
Ну, вот я буду играть 10-го числа "Нелепую поэмку". Понимаете, я, прикасаясь к этому материалу, погружаюсь в него, что-то со мной тоже происходит. Это ведь я не к тому, что я становлюсь трибунным или нетрибунным, но возникают какие-то новые нюансы. Этот разговор "один на один" – он требует ведь боли. Ну, вот.
К. ЛАРИНА – Вопрос от Виктора: "Есть ли у вас друзья в Украине, общаетесь ли вы с ними сегодня, обсуждаете ли события?"
И. ЯСУЛОВИЧ – Ну, друзей у меня, так вот живущих в Украине, нет. Я просто в детстве жил в Измаиле, значит, в Одессе бывал часто. Снимался на Киевской студии в ту пору, когда… То есть не друзья…
К. ЛАРИНА – Коллеги.
И. ЯСУЛОВИЧ – …Партнеры были. С Богданом Ступкой мы работали и замечательно общались. Есть, есть. Я им очень сочувствую. Я думаю, что там все наладится, и не может не наладится. И когда я (ну, не так давно) был, снимался, я не видел того, о чем говорит в программе Дмитрий Киселев. Вот ну не видел я этого!
К. ЛАРИНА – То есть никаких фашистов, бандеровцев не встречали на украинских темных улицах?
И. ЯСУЛОВИЧ – Да нет, я не видел. Господи, боже мой! Ну, правда, это что? Ну, когда нормальные люди… Ну, я понимаю, что есть пропаганда. А как к этому относиться в городе Воронеже? Мы сели в уличном кафе выпить кофе, и мимо идет хорошая такая ватага таких, как их назвать, неонацистов. Вот видно, да, тоже. Как к этому относиться? Кто они такие? Как власть к этому относится? Значит, у нас тоже это существует. Я даже не знаю, надо ли их запрещать, надо ли что-то… Одергивать надо, не позволять им что-то… Но у меня на этот вопрос ответа нет. Я думаю, что с Украиной все будет хорошо.
К. ЛАРИНА – А еще вопрос (опять же общественно-политический): "Вы на политические акции ходите из актерского любопытства или это ваша гражданская потребность?"
И. ЯСУЛОВИЧ – Ну, опять мне бы не хотелось таким высоким стилем. Есть потребность. Понимаете, когда я первый раз пришел на проспект Сахарова, я помню, как я шел, буквально по миллиметру переступая ногами. И надо было ощутить ту атмосферу дружелюбия, какого-то… Там не было ощущения опасности, там не было ощущения того, что вас задавят в этой толпе. Моя-то память хранит еще ту толпу, которая раздавила столько народу, когда помер Иосиф Виссарионович. Здесь была совсем другая атмосфера.
Поэтому представить себе, что на Болотной кто-то что-то устраивал, я не могу. Тем более, что я краем глаза видел. Я пришел туда, видел, что там что-то такое, какая-то запинка, и мог составить свое суждение по поводу того, что там происходило.
К. ЛАРИНА – Вопрос театральный: "Каким был первый спектакль и какое впечатление этот первый опыт произвел?" – спрашивает Андрей.
И. ЯСУЛОВИЧ – Что, первый мой?
К. ЛАРИНА – Да.
И. ЯСУЛОВИЧ – Это был спектакль… Ну, если не считать студенческого спектакля, который поставил Андрей Сергеевич Кончаловский (и этот спектакль назывался "Салемский процесс", я там играл судью), самый первый был спектакль пантомимы. Мы как раз только закончили институт, и благодаря Ивану Александровичу Пырьеву нам удалось создать этот театр. И на сцене Дома кино (нынешний Театр киноактера) на улице Воровского (ныне Поварская) мы сыграли первый спектакль.
Мы были счастливы, но я был немного огорчен тем, что я был занят в пантомиме "Олень и охотник", играл охотника, и там такая финальная мизансцена была, когда охотник убивает мамашу, а маленький олененок, сыночек ее, от меня уходит – я над мамашей вырастаю. Поскольку тогда надо было тоже какие-то расставить… Ну, нельзя было просто чистым искусством заниматься, а какие-то знаки должны были быть. Так вот этот охотник как бы напоминал некую свастику, вот он зловещий такой был.
К. ЛАРИНА – Ничего себе.
И. ЯСУЛОВИЧ – Да. И мне надо было потихонечку вырасти в пластике в такой некий знак, в некую такую зловещую фигуру. И в это время два дзанни, то есть два слуги просцениума, должны были закрывать занавес. И я начал шататься…
К. ЛАРИНА – На одной ноге же стояли?
И. ЯСУЛОВИЧ – На одной ноге. Я начал шататься, и когда уж совсем занавес закрывался, все-таки опустился на вторую ногу. Дали занавес, открыли (а я в маске был), и я маску так и не снял, потому что было неловко, стыдно.
К. ЛАРИНА – Не получилось. Получилось коряво.
И. ЯСУЛОВИЧ – Ужасно, да. Кланялся в маске. И вот это, видите, запомнил на всю жизнь. Это был чуть не первый спектакль наш. Вот это было, да.
К. ЛАРИНА – Еще вопрос: "Какое время для вас, как для актера, для человека, более предпочтительно, – вот это интересно, дальше, – до 1991 года или после?" То есть понятно, что имеется в виду: годы советской власти, наверное, или сегодняшнее время?
И. ЯСУЛОВИЧ – Ну, понимаете, советская власть – мы как бы жили по разные стороны. У нас была своя жизнь, а у советской власти своя жизнь. Иногда мы пересекались, делали что-то такое. Там вражды не было. Но, тем не менее…
К. ЛАРИНА – Друг друга не трогали.
И. ЯСУЛОВИЧ – Ну да. Кроме того, у нас ведь какая профессия? Вот мы молодые были, любили шутки, не всегда эти шутки были особо остроумными. Ну, например, по-моему, вот как раз про Крым. Где же это было?.. В Керчи, кажется. Ну, неважно, где-то там.
Значит, мы отыграли спектакль, возвращались из театра в гостиницу, и вдруг приходила такая мысль: ты куда-то убегал, зная, что сейчас ребята пройдут, и подбегал к памятнику Владимиру Ильичу Ленину, который так стоял, и там ты остервенело начинал себя отряхивать, чистить себя. И все спрашивают: "Что там такое? Что ты делаешь?" Я говорю: "Я себя под Лениным чищу!" Вот нам жутко нравилось это такое. Мы посмеялись – да и все. Ну, глупость? Глупость. Ну, вот так резвились. Слава богу, за это уже не сажали.
К. ЛАРИНА – Но напрямую с системой никогда не сталкивались?
И. ЯСУЛОВИЧ – Ну, в каком смысле? Вот это тоже очень интересно было. Значит, несколько раз ездил за границу, в Польшу, съемки были. Причем, поскольку в Театре киноактера была комсомольская организация… Ну, как вы понимаете, по инерции ты идешь: пионер – потом комсомолец – а потом ты уже сам решаешь, пойдешь ты в партию или нет. Вот мне не хотелось этого. Но комсомольцем я был.
А не так много было в Театре киноактера комсомольцев тогда, и каждый по разу секретарем комсомольской организации был. И тут мне сказали: "Все, – предыдущий секретарь говорит, – я уже год, теперь будет ты". Я говорю: "Зачем же мне?" – "Ну, все. Вот, пускай, ты будешь". Ничем я таким не занимался.
К. ЛАРИНА – Взносы собирал.
И. ЯСУЛОВИЧ – Взносы? Слава богу, у нас замечательный был делопроизводитель, вот она собирала взносы. Но когда надо было ехать, я не помню… Да, это уже не в Польшу. Как-то одновременно… Моя жена должна была поехать в Болгарию, тогда путевки можно было купить и поехать туда. Но тоже надо было проходить всю эту цепочку.
Так я, когда пришел в райком партии, зашел в комнатку, где комиссия сидела, прочли мое дело, и там: "Секретарь комсомольской организации", – и все, и я вышел. И вечером мы встретились с Наташей. Я говорю: "Что ж ты в таком настроении?" Она говорит: "Я не могу! Они замучили меня этими вопросами. Какие-то дурацкие вопросы! Кто…"
К. ЛАРИНА – "…Секретарь Коммунистической партии Болгарии?"
И. ЯСУЛОВИЧ – Да-да-да, вот это. "Оно мне надо?" Вот однажды так я воспользовался своим особым положением.
Возвращаясь к этому вопросу. В 1991 году, понимаете… "Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые". Вот это надо было видеть, надо было ощутить, надо было пройти. Эти дни были незабываемыми. Тот шок, который возник, когда мы увидели эти танки на улицах.
Замечательно моя теща сказала, Ирина Петровна, когда Наташа звонила из деревни (она в деревне была), говорит: "Что там Леша делает?" – сыночек. Она говорит: "Леша у Белого дома". Она говорит: "Мама, надо как-то так поосторожнее", – волнуется, значит, за жизнь ребеночка. А Ирина Петровна говорит: "А что я могу сделать? Они должны там быть". Вот ее отношение к этому было такое, понимаете.
К. ЛАРИНА – Вот мы должны заканчивать, замечательный финал.
И. ЯСУЛОВИЧ – Да. Извините за косноязычие мое.
К. ЛАРИНА – Оно прекрасно, мы обо всем успели поговорить и даже вопросы слушателей задать. Я в начале следующего часа скажу, кто у нас пойдет в театр. А Игорю Николаевичу огромная благодарность – и от себя, и от наших слушателей. Здесь не читала телеграмм-дифирамбов (поскольку программа так называется), но дифирамбов, поверьте, было много. Здоровья вам, успехов, работы и талантливых учеников.
И. ЯСУЛОВИЧ – Спасибо большое.
К. ЛАРИНА – И семье поклон.
И. ЯСУЛОВИЧ – Да, вот это очень важно, последнее.
К. ЛАРИНА – Спасибо.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1459
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 09.04.14 02:03. Заголовок: Очень приятное интер..
Актриса Театра сатиры Вера Васильева: «Раньше сатиру понимали с полуслова»
ВИКТОР БОРЗЕНКО
В киноклубе «Эльдар» редакция «Новых Известий» и журнала «Театрал» провела большой творческий вечер, главными героями которого стали знаменитые деятели сцены – Вера Васильева, Римас Туминас, Евгений Князев, Елена Камбурова и Юлия Пересильд. Встреча строилась в формате «живых интервью»: гости рассуждали о непростых временах и той особой роли, которую должен играть современный театр (главная тема вечера «О театре без границ»). Причем для актрисы Театра сатиры Веры ВАСИЛЬЕВОЙ безграничность заключается не только в многолетнем служении сцене, но и в том, что она недавно сыграла главную роль в спектакле Малого театра «Пиковая дама».
– Вера Кузьминична, московский зритель, наверное, не знает, что вы не раз соглашались играть в других театрах. Был даже период в вашей жизни, когда десять лет подряд вы ездили в Тверь и играли там Раневскую в «Вишневом саде»…
– По-моему, лучшие свои роли я сыграла не в Театре сатиры. Для меня этот театр очень дорогой, я его люблю, и мне в нем хорошо, но роли, соответствующие моему амплуа, я получала здесь редко. Вы правильно заметили, что «Вишневый сад» я играла в Твери. Но был момент, что и у нас в театре шло это произведение. Причем в самый разгар работы Татьяна Васильева, игравшая Раневскую, уволилась и покинула труппу. Тогда я набралась смелости, подошла к Валентину Плучеку и сказала, что мечтаю сыграть эту роль. Но Валентин Николаевич отреагировал холодно: «Ну, Вер, и Оля Аросева хочет играть, и Нина Архипова… Я лучше найду на Раневскую молодую артистку». И передал эту роль Раечке Этуш, которая работала блестяще, но меня обидела несерьезность разговора. И больше никогда в жизни я ничего не просила. Играла то, что предлагают. Я могу бесконечно говорить про свои любимые спектакли. Кроме «Вишневого сада» это и «Странная миссис Сэвидж» в Театре кукол Образцова. Кстати, молодой режиссер Андрей Денников, который выпустил эту премьеру, совсем недавно ушел из жизни. И, на мой взгляд, он заслуживает того, чтобы руководство театра организовало в его честь большой творческий вечер. Но это к слову… А в первый раз стены Театра сатиры я покинула в 1958 году, сыграв в Брянске «Дженни Герхардт» Драйзера (спектакль прошел всего несколько раз). С того времени я пыталась себя реализовать в тех театрах, где, мне кажется, я могла бы быть полезна.
– То есть вы всегда искали сложные, глубокие роли, притом что благодаря кино зритель помнит вас большей частью активисткой и труженицей?
– Вы имеете в виду «Сказание о земле Сибирской»? Туда меня пригласили, когда я еще училась в театральном. И роль действительно очень мне подходила – я ведь из простой семьи, мой папа из деревни, поэтому я понимала все требования режиссера. А с телеспектаклем «Свадьба с приданым» произошел, как ни странно, курьезный случай. К тому моменту мне казалось, что жизнь деревенских людей я изучила блестяще, но режиссер Борис Равенских вдруг отвел меня в сторону и сказал: «В кадре ты должна болеть за урожай!» Я ответила: «Да мне на него наплевать. У нас ведь фильм о любви». – «Потому что ты глупая». Но все же я оказалась права: моя маленькая неумелость говорить об урожае придала положительное качество роли. Так героиня не казалась человеком, который родился сразу «правильным» и все делал «правильно». Она правильно любила, а все остальное уже шло как бы само собой…
– Вы сказали, что никогда ничего не просили. А у вас когда-нибудь просили? Например, подписать коллективное письмо деятелей культуры, на которые сейчас пошла мода?
– В самом деле, коллективные письма, к счастью, обошли меня стороной – кроме письма в защиту животных. Причем там я сама проявила инициативу, поскольку собак и кошек жалела всегда. Я стыжусь того, что они у нас такие брошенные. Но как помочь? Когда мы с коллегами, собрав подписи, пошли к чиновникам говорить о необходимости специального закона – все мои товарищи держались молодцом. А я же все время плакала и была неубедительна, потому что мне не хватало аргументации.
– Вы всю жизнь работали в Театре сатиры. Раньше сатира часто становилась средством борьбы с бюрократами. Вам за все это время удалось перевоспитать хотя бы одного бюрократа?
– Не знаю, как насчет перевоспитания, но одну роль сатирическую я все-таки сыграла хорошо. Это был спектакль Афанасия Салынского «Ложь для узкого круга». Я там играла карьеристку. Ключ к образу помог мне найти Георгий Павлович Менглет, наш актер (и постановщик спектакля). На одной из репетиций он сказал: «Верочка, процветают в карьере обычно очень обаятельные люди. Вот ты посмотри на Фурцеву. Какая она женственная, как умеет обольщать». И мне показалось, что Георгий Павлович прав. Моя героиня кокетничала с каждым, хотя это были ее подчиненные, где-то могла под русскую бабу сыграть, хлопнуть по плечу: «Ну иди, иди отсюда». Такая немножко Зыкина. И это подкупало тех, кто помогал ей двигаться по служебной лестнице. Потом ее неожиданно разоблачили, и она рыдала от злости. За эту роль меня, кстати, похвалили в печати. Рецензия называлась «Тартюф в юбке».
– Политическая сатира сегодня не очень востребована на телевидении, да и в театре тоже. На ваш взгляд, нужна ли она людям?
– В советские времена сатира была очень нужна, поскольку о многом нельзя было сказать напрямую. Сатиру понимали с полуслова, и это вызывало отклик зрительного зала, поскольку сатира говорила о тех недостатках, которые каждый человек чувствовал в жизни. Те спектакли, которые ставил Валентин Плучек, были по-настоящему сатирическими, злободневными. Неудивительно, что некоторые из них закрывали. Например, «А был ли Иван Иваныч?», «Теркин на том свете», не говоря уже про «Банкет» и «Доходное место» Марка Захарова. Причем слово, произнесенное со сцены, воспринималось настолько остро, что актуально звучал даже Островский. Например, в «Доходном месте» Татьяна Ивановна Пельтцер говорила: «В наше время на одно жалованье не проживешь!» И раздавался вопль восторга, потому что это касалось каждого в зале…
Eugenia
администратор
Сообщение: 1460
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 09.04.14 02:09. Заголовок: И заодно - там же, в..
И заодно - там же, в"Новых Известиях", очень интересный рассказ о вечере журнала "Театрал" в киноклубе "Эльдар".
Любовь и зрители
«Звездный вечер» журнала «Театрал» прошел с аншлагом ВИКТОР БОРЗЕНКО «Сегодня напряженная ситуация в мире. Куда ни глянь – всюду проблемы. Но на мировых гастролях нашего театра это никак не отразится, потому что артисты в столь непростое время не должны искать врагов и сводить счеты с «недоброжелателями». Надо поднять флаг мира и играть спектакли», – сказал худрук Театра Вахтангова Римас Туминас на «Звездном вечере»журнала «Театрал», который состоялся 7 апреля в киноклубе «Эльдар».
Фраза была встречена овациями. Да и вообще рассуждения Римаса Туминаса об особой, все примиряющей роли искусства слишком живо воспринимались публикой (в зале творился аншлаг). По атмосфере чувствовалось: люди ходят в театр не за тем, чтобы лучше уяснить «политическую картину дня», а за эмоциями совершенно иного свойства. И потому, когда худрук Театра Вахтангова заявил, что его коллектив – это прежде всего «дом доброты», где «никогда не будут бить зрителя», с места на весь зал раздался чей-то восторженный голос: «Молодец!» Позиция Туминаса, безусловно, попала в настроение большинства зрителей.
Впрочем, не только он, но и все участники вечера (Юлия Пересильд, Вера Васильева, Елена Камбурова и Евгений Князев) говорили о театре как о месте, где человек открывает для себя человека…
«Я много раз убеждалась: когда театр просто ставит правду, разбирается в том, как чувствует себя человек в тех или иных условиях и что творится в его душе, – то спектакли непременно становятся настоящим эликсиром для публики, – отметила Вера Васильева. – Жаль только, что сегодня режиссеры стали об этом забывать. Житейская правда нынче не в моде».
На вопрос Валерия Якова (главный редактор журнала «Театрал» и газеты «Новые Известия» вел вечер совместно с телекритиком Ириной Петровской): «Что сегодня наиболее востребовано публикой – сатирические спектакли или спектакли о любви?» – актриса ответила: «Вообще-то я в ужасе от того, что востребовано». Чем вызвала аплодисменты зрительного зала. Но тут же добавила: «Сейчас со сцены произносят все, что хотят, но толку от этого никакого. Какие замечательные пьесы были, например, у Бернарда Шоу, но теперь его ставят редко, поскольку тут же возникает вопрос: а пойдет ли публика? Считается, что если исковеркать классику, эпатажем привлечь, то пойдет, а если раскрыть глубину произведения, то смотреть не будут».
Вечера в киноклубе «Эльдар» стали для редакции традиционными. А началось все с того, что в прошлом году в нашем коллективе раздался телефонный звонок и знакомый миллионам кинозрителей голос Эльдара Рязанова сообщил, что вот уже много лет он является постоянным читателем «Театрала» и газеты «Новые Известия»: «Не хотели бы вы выйти за рамки печатных страниц и провести в киноклубе своего рода живой выпуск журнала? Иначе говоря, пора бы вам встретиться не только со своими героями, но и с публикой, что называется, лицом к лицу».
Мэтру отечественного кинематографа редакция отказать не смогла – в прошлом году «живой выпуск» прошел в первый раз. И оказалось, что формат подобных встреч (когда знаменитые деятели сцены отвечают на вопросы журналистов) довольно востребован публикой. Дело в том, что, как только афиши «Звездного вечера» появились в Москве, билеты разошлись в кратчайший срок.
В зале было много знакомых лиц – тех, кто читает журнал и ежегодно приходит на церемонию вручения премии «Звезда Театрала». Здесь важно сделать короткое отступление. Дело в том, что «Звезда Театрала» – это премия зрительских симпатий. Суть ее проста: на протяжении сезона зрители на сайте журнала делятся откликами о премьерных спектаклях, затем из поступивших заявок формируется шорт-лист и выставляется на интернет-голосование. Побеждает тот, кто наберет наибольшее количество голосов (номинации самые разнообразные – от «Лучшего спектакля» и «Лучшего режиссера» до «Лучшей мужской роли» и «Лучшей женской роли»). Церемония награждения проходит каждый год на сцене Театра Вахтангова.
Так вот, формируя программу «Звездного вечера» в киноклубе «Эльдар», редакция решила, что на этот раз героями «живого выпуска» должны стать лауреаты премии «Звезда Театрала». Ведь все народные любимцы (и Туминас, и Князев, и Пересильд, и Васильева, и Камбурова) за семь лет существования премии успели стать ее лауреатами.
Поэтому, когда Юлия Пересильд говорила, например, о своих спектаклях, ее рассказ не нуждался в «иллюстрациях» и каких-либо комментариях: в этот вечер здесь собралась действительно театральная публика. А главное, что с легкой подачи Эльдара Рязанова (и его супруги – замдиректора киноклуба Эммы Абайдуллиной) был найден верный формат: российской публике всегда интересно не только творчество артиста, но и то, как он мыслит, о чем беспокоится, а главное – о чем сегодня болит у него душа. И судя по тому, что зал живо реагировал на эти выступления, душа сегодня болит у всех одинаково.
Интервью артистов перемежались, кстати, концертными номерами: Олег Митяев, Алексей Гоман, театр танца Аллы Духовой Todes, а также победитель «Золотого Щелкунчика» Александр Доронин играли и пели о любви, ведь театр все равно остается театром, какие бы трудные времена ни были на дворе.
«Мы часто не замечаем чудес, которые нас окружают, – отметила Елена Камбурова. – Но вглядитесь в природу: прекрасные деревья, прекрасные цветы, прекрасные птицы – мир прекрасен. У каждого человека есть талант. И он тоже прекрасен. Задача театра, на мой взгляд, – сделать все, чтобы люди об этом не забывали».
Диалоги о театре, прозвучавшие на «Звездном вечере»
Юлия ПЕРЕСИЛЬД
– Вы снялись уже в сорока фильмах, играете в театрах, являетесь попечителем фонда «Галчонок» и воспитываете двоих детей. Наверняка чем-то приходится жертвовать. Как вы справляетесь?
– Больше всего не хватает времени на саму себя. Друзья говорят: я прочел такую-то книжку, посмотрел такой-то фильм. А я думаю: «Господи, ну когда же я, наконец, смогу просто сесть и посмотреть фильм или почитать книжку?» Обычно прочитываю три страницы и откладываю в сторону, поскольку надо куда-то бежать. Хотя в кино снимаюсь нечасто (просто сложился такой стереотип, что на экране меня «много»). На самом деле, основное время занимает театр. Большую часть жизни я посвящаю Театру наций, еще часть – Театру на Малой Бронной, а теперь вот «поселюсь» и в Театре Моссовета (мне предложили интересную роль).
– То есть слухи о разрыве ваших отношений с репертуарным театром слишком преувеличены?
– Как вам сказать… Я ведь во всех театрах работаю на договорной основе, поскольку связывать себя некими «долгосрочными обязательствами» совсем не хочу. Мои отношения с репертуарным театром не складываются, я его боюсь. Мне кажется, что если я стану штатной артисткой какой-нибудь труппы, то довольно скоро останусь без ролей. Мне скажут: «В театре много артистов, которые давно ждут своего часа. Ждите. В следующем году у нас намечается большая премьера – тогда и поговорим». А я так не могу. Ты должен не сидеть в ожидании, а все время быть в форме, иначе потеряешь своих зрителей, не сыграешь чего-то главного…
– В таком случае, вы постоянно вынуждены искать новые роли…
– Да. Но это же прекрасно.
Елена КАМБУРОВА
– Про наш Театр музыки и поэзии часто говорят: дескать, это авторский театр Елены Камбуровой. На самом деле, это идея авторская, а у спектаклей, которые идут на нашей сцене, есть режиссеры. Очень я дорожу, например, сотрудничеством с Иваном Поповски, он поставил у нас «Времена… Года…» – спектакль, за который в 2009 году наш театр получил премию «Звезда Театрала».
– Во времена перемен поэзия всегда становится особо востребована. Но сегодня поэты не собирают стадионов. Как вам кажется: нет на это запроса или нет курса не перемены?
– Мне кажется, просто время и традиции изменились. И сегодня не следует относиться к поэту с высоты былых времен. Да, раньше собирали стадионы. Теперь не собирают. Но, поверьте мне, от своих зрителей я знаю, что когда им трудно, они достают с полки книги стихов и… читают. Это самое ценное, что может быть.
Евгений КНЯЗЕВ
– Хотим спросить вас как ректора Щукинского училища: чувствуете ли вы свою ответственность за театр будущего?
– Безусловно. И сегодня, работая со студентами, мне хочется научить их определять зону «своего искусства», чтобы они понимали, что в театре нет ничего более ценного, чем человеческий талант и актерская индивидуальность. Нельзя «подстраиваться», «приспосабливаться». Надо уверенно идти к своей цели, и тогда театральная палитра России расцветет новыми красками. А еще я всегда боюсь, если выпускники нашего вуза на какой-нибудь встрече начинают с ностальгией вспоминать студенческие времена и говорить: мол, это были лучшие годы жизни. Как раз моя ректорская задача заключается в том, чтобы дать правильные ориентиры и человек не жил прошлым, когда он «переиграл много ролей», а творил ежедневно, расширяя и совершенствуя свой актерский талант.
– А важно ли вам, как студенты оценивают ваши актерские работы? Говорите ли вы им: «Делай, как я» или сами постоянно учитесь?
– Учусь и никогда не перестану этого делать. Я всегда буду сомневаться, как научил Петр Наумович Фоменко, ведь с уверенностью на вещи смотрят только глупцы. Мир настолько богат и разнообразен, что единого мнения быть не должно. Талант всегда подталкивает артиста к поиску, заставляет «копаться» и сомневаться в себе. Только тогда театр и остается живым…
Полные версии интервью читайте в майском номере журнала «Театрал»
Кому мы помогли
У «Звездного вечера» в киноклубе «Эльдар» есть своя благотворительная задача: средства от проданных билетов редакция направит ветеранам сцены, нуждающимся в лечении. Валерий Дьяконов, народный артист России, в Красноярском театре драмы им. Пушкина работает с 1965 года. Профессор Красноярского училища искусств. Сыграл роли Бориса Годунова («Царь Федор Иоаннович»), Фамусова («Горе от ума»), Жоржа Дюруа («Милый друг»). Альбина Федорова, заслуженная артистка России, работала в театрах Читы, Красноярска и Пскова. За полвека творческой жизни сыграла десятки главных ролей, в том числе Гертруду («Гамлет»), Настасью Филипповну («Идиот»), Леди Макбет («Макбет» по Шекспиру). Наталия Величко, заслуженная артистка России. В 1965–1992 годах актриса Театра киноактера. Снялась в нескольких десятках картин, среди которых «Щит и меч», «Здравствуй, добрый человек», «Георгий Седов», «Друзья и годы».
Материал о судьбах этих замечательных артистов читайте в майском номере журнала «Театрал»
Отправлено: 10.04.14 18:25. Заголовок: Жень, благодарю за &..
Жень, благодарю за "Шок" с Кончаловским, до остальных не добралась пока. Кончаловского читать всегда интересно (приятно послушать умного человека), хотя я далеко не всегда с ним согласна (что вовсе необязательно). Например, с образом Вершинина не соглашусь, скорее всего, никогда. По крайней мере то, что я видела в записях, мне не импонирует никак. С «Вишневым садом» пока не получается, а жаль.
Алка, тебе спасибо за Золотовицкого, собираюсь почитать.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1467
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 10.04.14 19:40. Заголовок: Особенно, если учест..
Особенно, если учесть, что мы о Вершинине лет 5 тому мечтали, и именно в исполнении этого артиста. Но до такого ужа никогда бы не додумались.. Теперь уже ни о чем в связи с данным артистом не мечтается, но жалко, что образ Вершинина мог бы получиться куда привлекательнее...
Кстати, спасибо и за Васильеву тоже, утащила пока в свой файлик, когда-нить доберусь.
Отправлено: 11.04.14 20:12. Заголовок: Спасибо всем за выло..
Спасибо всем за выложенные материалы:
С интересом читала интервью с Игорем Миркубановым, т.к. он запомнился в "Идеальном Муже" - яркий артист, хотя я просто не понимала, что именно он пытается донести об отошениях с Богомоловым - режиссером.
С интересом смотрела беседу с Викторией Исаковой. После этого я пересмотрела ту же передачу "На ночь глядя" с Лизой Боярской, и последняя меня убедила, как личность, больше, чем Исакова.
Должна отметить, что обе актрисы в этой передаче воспринимались более чем искренне, скорее обнаженно - почти как в медицинском кабинете - и это в обоих случаях было как-то чересчур. Мне так и хотелось спросить: "зачем"? Или они так безоговорочно полагались на ведущих (Борис Берман и Ильдар Жандарeв), доверяли им все свои откровенные чувства в ответ на вопросы? После передачи с Боярской очень захотелось в Питер посмотреть спектакли Додина.
Замечательный вечер с Крючковой. Я до этого не была на ее поэтических вечерах, а как к актрисе относилась спокойно, но после передачи поменяла свое мнение. Это какая-то поэтическая эрудиция, обьединенная со вкусом, здравым смыслом, замечательной манерой рассказчицы и детской непосредственностью. Замечательный букет для зрителя. В след. ра, когда приедет в Бостон - а она же была здесь с программой по Цветаевой, обязательно пойду. А после этой передачи захотелось в Питер посмотреть спектакли Могучего.
И спасибо за "Культурный шок" с Кончаловским. Конечно, хотелось бы обсудить новую Машу-Пересильд в соответствующей теме. Ведь "вездесущие зрители" уже засняли апрельский спектакль с новыми актерами.
Оль, спасибо большое за Боярскую! С интересом слушаю. Надо бы посмотреть "Великий Гетсби". Я не скажу, что очень большая поклонница Ди Каприо, но очень большая Фитцджеральда. А Лиза дала такую рекомендацию!
Дополню свой пост, ибо дослушала-досмотрела (отрывки из спектаклей) передачу. Очень понравилась, Лиза большая молодец. Кроме красоты и таланта в ней есть ум, такт, интеллект, она интересный собеседник. Я рада, что у нее очень удачно складывается карьера и в кино, и в театре, и личная жизнь тоже. Надеюсь, ее брак продлится долго, она умная и мудрая женщина. Очень желаю ей счастья. Вопросы мне не показались "чересчур". Передачу с Исаковой не смотрела, ограничилась чтением парочки интервью с ней.
Отправлено: 11.04.14 23:15. Заголовок: Оля, и от меня спаси..
Оля, и от меня спасибо! Интересно слушать Лизу, приятно смотреть на неё. P.S. Для меня, тоже, совсем не чересчур, просто искренне.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1478
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 12.04.14 19:01. Заголовок: Небольшая предыстори..
Небольшая предыстория: почему-то у меня из дома не открывается сайт "МК". Еще парочка других не открывалась, но их с помощью провайдера удалось как-то победить, а "МК" - не-а, никак. И вот я сегодня, попав, наконец-то, на работу и раскидав всякие неотложные дела (типа, "работа есть работа, работа есть всегда!"), решила освоить на сайте "МК" раздел "Культура". И мне попалось интервью с актером Игорем Жижикиным. Видела я его только в одном фильме - в новом "Шерлоке Холмсе", фамилию не запомнила, но по фото узнала. А интервью мне очень понравилось. Понравился настрой Игоря Жижикина, а сам он кажется мне очень гармоничным человеком.
Наш человек в Голливуде Игорь ЖИЖИКИН: «Зачем деньги, если нет любви»
Судьба Игоря Жижикина волшебна. Ему 48. Ровно половину жизни он, родившийся в СССР, прожил в Америке. Он был ловитором — тем, кто висит в цирке вниз головой и ловит других воздушных гимнастов. Их номер получил «Серебряного клоуна» — циркового «Оскара» на фестивале в Монте-Карло. Он объездил с ним весь мир. А потом в Америке их обманули — продюсер сбежал со всеми заработанными деньгами. Цирк уехал, а Игорь остался. Один в чужой стране. Без языка и денег. Но с мечтой. Он жил на улице — теперь его знают Клинт Иствуд и Квентин Тарантино, Харрисон Форд и Кейт Бланшетт. Он сыграл одну из главных ролей в фильме «Индиана Джонс и Королевство хрустального черепа» — можно сказать, стал своим в святая святых Голливуда.
— Игорь, вы как-то сказали: «Жил мечтой всегда». Какая мечта ведет за собой сейчас, когда вроде все мечты уже воплотились?
— Да, я всегда занимался тем, чем хотел. Слава богу, мне не приходилось идти на сделки с совестью. Даже в Америке. Хотя был там период небольшой, когда я и дворником поработал, и побродяжничал. Но я не переживал, мне было 24, я жил мечтой. Страшно было в первые минуты, когда наш цирк уехал, а я остался — с визой еще на полгода, но с 20 долларами в кармане. Я даже заплакал. И думал: «Что я наделал?!» Но потом уже чувствовал себя как Алиса в Стране чудес — смотришь по сторонам и пытаешься все понять. В общем, все и получилось. Я жил на улице, но ходил пробоваться в шоу. И меня взяли.
Я всегда знал, чем хотел заниматься. Хотел быть спортсменом — и с детства занимался спортом. Пошел в армию — оказался в спортроте, встретил там цирковых гимнастов и захотел в цирк. И после — опа! — и оказался в цирке. Потом понял, что кино интереснее, — и ушел в кино. Накатом все шло, одно за другим. Я приезжаю в Москву и встречаю своих друзей-спортсменов, а они толстые, лысые и уставшие, потому что всю жизнь занимаются не своим делом. Накопили денег и открыли магазин «Мясо-молоко». И бросить жалко, и тащить тяжело, хоть и зарабатывают вроде. А у меня все время в кайф все было.
— Было или есть?
— И было, и есть. Если человек не мечтает, значит, отжил. Но я не буду рассказывать про свою следующую мечту, а то вдруг не сбудется. Планов много, и семью еще не построил. Только начинаю, можно сказать, жить.
— В планах нет фильма о себе по вашей книге «Ищу Родину, Любовь и Работу»? Ведь богатейший же материал!
— У меня есть такие предложения. Смеяться будете, и тут, и в Америке. Один мой товарищ перевел книжку частично, как синопсис, и показал американскому продюсеру — тот обалдел. И сказал: это же настоящая американская мечта. Когда человек приезжает из ниоткуда в Америку и становится кем-то и наслаждается жизнью. Начали уже разрабатывать сценарий. И здесь есть идея с продюсерами Геной Меркуловым и Вадимом Алисовым, с которыми мы сейчас делаем сериал «Тайный город» по Вадиму Панову, снять фильм по моей книжке.
— Игорь, по поводу «Индианы Джонса». Правда, что Харрисон Форд сломал вам челюсть на съемках?
— Сломал. У меня была трещина. Всё оплатили.
— Золотая оказалась трещина?
— Это не обсуждается, если ты работник профсоюза в Америке. Даже если ты идешь по студии, падаешь и что-то ломаешь, то всё оплатят. Но Харрисон, конечно, смутился. Остановили съемки, он долго извинялся.
— Очень больно было?
— Да нет. Это же все на кураже было. Я сколько раз ломал себе руки, ноги, шею, все что угодно. В Цирке дю Солей мне ногу оторвали — я ее до сих пор залечиваю. Упал на нее человек с огромной высоты. Он ее перерубил просто. Она висела на сухожилиях. И я еще работал несколько минут, пока понял, что там, и увидел, что кровь идет. Нога не сгибается до конца до сих пор.
— И как же вы выполняете трюки в фильмах?
— Я всегда трюки все сам делаю. Я не инвалид, есть небольшое ограничение, к которому привыкаешь и работаешь в нем.
— Еще вы вроде говорили, что Харрисон Форд ущипнул вас за зад.
— Да, чтобы получить мое удивление в кадре. Спилберг любит такие вещи — он всегда просит актеров, которые работают в паре, сделать что-то неожиданное, чтобы вызвать новую эмоцию. Кейт Бланшетт он предложил дать Харрисону Форду пощечину во время разговора так, чтобы он не ожидал. И я стараюсь что-то подобное придумывать, чтобы не шло по накатанной.
У каждого есть чему поучиться. Я люблю наблюдать за людьми. Когда я здесь жил, мы прогуливали школу, шли в метро, садились в центре зала на «Аэропорте» и угадывали, кто чем занимается. Вот кто этот дядька? Врач, спортсмен?.. Мы спорили. И я бежал, догонял и спрашивал: «Дяденька, а вы кто? Вы где работаете?» Я до сих пор люблю так людей разглядывать. Живу ощущениями.
— Йогу, восточные практики освоили, как положено в Голливуде?
— Там все повально спортом занимаются. И не обязательно ходить в спортзал. Есть такая вещь — хайкинг, когда просто поднимаешься в гору по дорожкам проложенным. Всё для того, чтобы проснуться утром, взять бутылочку воды и идти. И это доступно любому человеку. В семь утра проснулся в Лос-Анджелесе, солнышко светит, и вперед! Мне нравится вставать рано и заниматься спортом.
— А что вы здесь делаете в семь утра?
— Ну, я так рано тут не просыпаюсь. Но как встаю, сразу иду в спортзал. Я спортсмен. Не великий, но спортсмен по своей сути.
— Даже когда жили на улице, соблюдали спортивный режим?
— Обязательно. В чужих бассейнах поплавать, побегать по улицам — все было.
— Скажите, сейчас возможна такая история? Приехать молодому, красивому, талантливому и покорить с нуля Голливуд?
— Думаю, вряд ли. Я был в вакууме — ни одного русского, языка не знаю, общаться не с кем, всё сам. Это, конечно, стимулировало. Сейчас приезжаешь в любой город США — и наши люди везде. Везде подскажут и помогут. И я помогаю людям: подсказываю, как чего делать, куда пойти. Конечно, не всем, потому что у меня реально нет времени. Я боюсь в соцсети выходить, потому что 200 человек сразу задают один и тот же вопрос: «Куда пропал, чего нового?».
— Игорь, ваша открытость — это личное качество или было приобретено от того, что дошли до дна, поднялись, и потому ничего не страшно?
— Понятия не имею. Мне кажется, я всегда был таким. Но мой период жизни американский приучил, конечно, к какой-то толерантности и уважению. И я пытаюсь это навязывать и здесь. Начиная с улыбки в лифте. У нас все заходят в лифт с угрюмыми лицами. А я улыбаюсь и здороваюсь. Пытаюсь расшевелить. Иногда узнают, здороваются в ответ. Или на дорогах. Кто-то идет по переходу, я останавливаюсь, мне сзади сигналят: это же смешно! Я даже близкого друга стыжу, если он в центре Москвы выбросил из окошка машины пачку от сигарет. Да и мама меня всегда учила разговаривать с людьми…
— Расскажите про ваших родителей.
— Мама успела и актрисой побыть — на заре «Современника» с Ефремовым, Квашой в паре спектаклей участвовала. Рассказывала мне про них... Но мой дедушка ей запретил, сказал, что несерьезная профессия. Потом редактором в разных институтах работала. А папа был служащим, начальником отделения почтового. Его уговаривали в партию вступать, он не стал. Был очень строгий человек. Мог и выпороть, но всегда за дело. Его уже нет… Маме, конечно, я показываю свои фильмы, приглашаю на премьеры. Она тут, в Химках, живет. «Вий» вот, правда, отказалась смотреть, сказала: «Ну зачем тебе это нужно?..»
— И правда, зачем? Столько актеров от Гоголя отказываются, боятся…
— Я об этом не думаю. Что за ерунда? Почему подобных суеверий нет в других странах?! Я даже что-то двигал ради «Вия», ради экспедиции в Прагу, где мы снимали. Надо ко всему подходить с позитивной стороны, надо все мотивировать в положительную сторону.
— Надо? То есть вы себя заставляете?
— Я так живу. Я и с «Вием» себя так настраивал. Не думал: раз мистика и актерские суеверия, надо бояться. Говорил себе: это классика, бессмертная повесть, и ты будешь бессмертным, если там снимешься, это самое крутое, что может быть. Так надо думать. Зачем думать о противном?..
«Хочу Спилбергу «Вия» показать»
— Хорошо. Вернемся к Голливуду. В Москву приезжала Холли Берри. Ургант ее в студии спрашивал: «А знаете вы таких актеров: Юлия Снигирь, которая сыграла в «Крепком орешке»? Светлана Ходченкова, «Росомаха»? Владимир Машков, «Миссия невыполнима»? Она только смеялась и качала головой. Это два параллельных мира? Голливудские небожители не обращают внимания на русских, даже если они снимаются в главных ролях там у вас?
— Она не знает, потому что не пересекалась с ними. Да она и не знает достаточно известных японских, европейских актеров, если не снималась с ними. Мы не ходим на чужие премьеры и презентации. И американских, думаю, она знает не всех — или суперизвестных, или тех, с кем работала. Такова наша кухня — ты знаешь только тех, с кем работал. Ну кто знает Игоря Жижикина? Но спросите Лукаса, спросите Спилберга или Иствуда, и они сразу вам скажут. И мне это приятно. Спросите у Харрисона Форда, Кейт Бланшетт или Квентина Тарантино. Они знают. А так… Ну, если, конечно, я получу «Оскара», тогда другое дело.
— Возможно русскому актеру получить «Оскара»?
— За работу в американском фильме? Если русский актер живет в Америке и прекрасно говорит на их языке, думаю, да. Пусть даже с акцентом, но хорошо. Как Мила Йовович, например. Хотя у нее и акцента-то уже нет. Я сделал глупость в свое время — не посвятил время избавлению от акцента и изучению правильного английского языка. У меня и времени на это нет теперь, и уже вошел в обойму, где достаточно того, как я говорю. Я не подумал об этом сразу и, естественно, ограничил себе тем самым диапазоном ролей. Арнольд же своим стал, хотя у него колоссальнейший акцент, но он правильно говорит. А я делаю ошибки. Для ролей учу все как надо. Но в разговорной речи допускаю ошибки. Для «Оскара» нужно быть в правильной обойме, и главное, чтобы это была роль твоей жизни. Я даже не об «Оскаре» мечтаю, а о роли своей жизни. Когда режиссер тебя видит и под тебя работает. Как есть у Машкова, Миронова, Сухорукова…
У меня есть два жанра, в которых я себя чувствую прекрасно: комедия и драма. Я очень легко себя чувствую в комедиях, я в них расслабляюсь. Любовные истории мне даются тяжелее, хотя многие меня видят в них тоже. Из американских недавно вот снимался в комедийном сериале «Политиканы» с Сигурни Уивер, она играет там персонажа вроде Хиллари Клинтон. Из русских — участвовал в «Любви в большом городе».
— И как «Любовь в большом городе-3» сочетается с фильмом «Индиана Джонс и Королевство хрустального черепа»?
— Хорошо. Я Спилбергу хочу «Вия» показать, кстати. Мы иногда пересекаемся.
— Какие человеческие уроки вы вынесли из общения с великими?
— Один из основных: чем большего человек достиг, тем он оказывается более приземленным и толерантным, участливым к остальным. Меня поразил Флориан Хенкель фон Доннерсмарк, у которого я в «Туристе» снимался. Он получил «Оскара» за «Жизнь других» в номинации «Лучший иностранный фильм». Потом я узнал, что он из богатейшей, влиятельнейшей немецкой семьи. И как он вел себя, как общался с людьми! Причем одинаково с Анджелиной Джоли и Джонни Деппом, с осветителем и уборщиком помещения. Он мог опуститься на колено и завязать шнурки у осветителя. Меня это так поразило! И мне объяснили, что в этом-то вся крутизна, если ты богат и знаменит, — вести себя как можно проще. А не в тачках, квартирах, как у нас принято. Вот у меня в Москве все спрашивают: «А на какой ты машине ездишь?» И я отвечаю: «Какая разница, на какой?» Я себе привез дешевую машинку — джип Ford, только потому, что он электрический. Он бензин не жрет, он экологический, я к этому там привык.
— Да, голливудские актеры — за экологию. Ди Каприо — в первых рядах. Вы с ним знакомы? Вы как-то говорили, что можете запросто позвонить Шайе Ла Бафу и пригласить его по-соседски на огонек?
— Уже нет, Шайя переехал. Мы тренировались в одном спортзале и, конечно, общались. Ну, я рассказывал про наши тусовки, он говорил: «Русские девчонки были? А чего не позвал?!» Меня тоже часто зовут на всякие вечеринки. И к Ди Каприо в том числе. Он тоже, кстати, любит русских девчонок. (Смеется.) Я люблю выйти с друзьями куда-то пару раз в месяц, но не больше. «Я лет десять вниз головой провисел»
— Правда, что на вашей русской свадьбе гуляло пол-Лас-Вегаса?
— Конечно! Только не забывайте, что тогда там жило 250 тысяч человек, а сейчас — два с половиной миллиона. В то время отельчики были низенькие и маленькие, и все друг друга знали. Я играл главную роль в мюзикле — Самсона, и меня все знали, кричали: «Привет, Йгор! Как дела?» И шоу-то было немного. Штук пять. Все было более семейственно. Ровно так, как и в Цирке дю Солей, куда я попал потом. Там мы тоже были одной семьей.
— Вас тянет в цирк?
— Конечно, хожу. Там же все повязано кровью моей практически. И новые шоу в Лас-Вегасе я смотрю. Ребята зовут, я хожу. И когда Цирк дю Солей в Москву приезжает, а я тут, тоже иду. Что-то нравится, что-то нет, но я оцениваю же как профессионал и вижу, что получается, а что нет, где схалявили, а где нет.
— Правда, что вы стали воздушным гимнастом, чтобы побороть страх высоты?
— Нет. Это соврал. Я же вел шоу «В черной-черной комнате...» на Первом канале. Там все боролись с фобиями, вот я и сказал, чтобы как-то людей мотивировать. Я стал воздушным гимнастом, потому что мне всегда это в цирке больше всего нравилось, и я думал, что это самое крутое, что может быть на свете. Естественно, что когда я забрался на высоту в первый раз, то чуть в штаны не наложил. У меня не было цирковой подготовки, но ко всему привыкаешь. Каждый день по нескольку часов я там висел вниз головой. Сначала в московском цирке года четыре я работал, потом был перерыв на мюзиклы, потом в Цирке дю Солей — еще лет пять. Наверное, в общей сложности я лет десять вниз головой повисел.
— На здоровье это никак не сказалось?
— Наоборот, только лучше. С суставами, правда, были проблемы, и много переломов. Но до сих пор, если есть возможность где-то вниз головой повеситься, то я это делаю. И кровоток другой, и концентрация сразу лучше. У меня дома есть спортивный гимнастический шар надувной, я с него вниз перевешиваюсь и книжки читаю, телевизор смотрю или просто думаю. То же самое, если ты правша, то надо что-то делать левой рукой, чтобы развивать оба полушария.
— Что касается фразы из вашей книжки: «Только женщины способны мне подарить настоящее вдохновение». Тоже ради красного словца?
— Не помню, в каком контексте я сказал, но, конечно, меня женщины вдохновляют. От мужчины тоже могу почерпнуть вдохновение, если он талантливый человек… Но, в общем, да, я чуть-чуть вампир в этом смысле. Мне нравится у женщин черпать энергию. (Смеется.)
— Еще вы писали о том, что из каждой поездки обязательно привозили рассказ о новом эротическом приключении. Это эпатаж или стиль жизни? Поэтому все ваши четыре брака кончились разводами?
— Настоящий из них был один — с Наташей, на котором как раз гуляло пол-Лас-Вегаса. Мы и сейчас прекрасно с ней общаемся. Все американские — не то. А эротические впечатления, конечно, привозил. Ну, представьте, молодой парень из СССР приезжает в квартал красных фонарей в Амстердаме! Мы с видеокамерами там ходили, снимали, нас гоняли. Тогда камеры-то были громадные, не спрячешь. Мы ж ничего не знали про такую сторону жизни.
— Что важнее: любовь или деньги?
— Гармония всего. Но одно без другого на фиг не нужно. Зачем деньги, если нет любви и их некому потом оставить? И что для вас любовь, если не на что поесть и негде нормально жить? Нельзя себя только на одно настраивать. Жизненное благополучие зависит от всего. Если ты нормальный человек, если ты развиваешься, мне кажется, можешь добиться всего. В Лас-Вегасе я встретил много людей — «из князи в грязи», и меня это многому научило. Я видел бывших миллионеров, которые работают в такси и все равно все деньги несут в казино…
— Игорь, вот слушаю я вас и вижу: когда вы говорите про Москву, это — «у нас», и глаза горят. А про Америку — «там». Так где же вам лучше?
— Нет. Вам показалось. Я создал себе гармонию. Я же Весы по гороскопу. Я лечу в Лос-Анджелес, у меня нет вещей. На границе всегда удивляются. А зачем? У меня там все есть. В полете я жвачку пожую. И здесь — то же самое. Вплоть для крема для лица или одеколона. Все в двойном экземпляре. И когда я лечу сюда, в Россию, — всегда в предвкушении всего хорошего, что меня ждет здесь. Да здесь же все мое родное, вот мы тут сидим (в кофейне у метро «Аэропорт». — Авт.), и я себя как рыба в воде чувствую. Я родился тут через дорогу, в каждом доме мои одноклассники живут, и по каждой улочке я ходил. Я здесь кайфую. Есть, конечно, вещи, от которых я отвык, — плохая погода, например…
— Вы приезжаете сюда как победитель?
— Нет, на равных. Почему я должен думать, что я лучше? Может, те же одноклассники надо мной смеются: «Вот дурак, мог быть нормальным парнем, а сначала в цирке работал, а теперь в кино дурью мается».
Eugenia
администратор
Сообщение: 1482
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 13.04.14 03:31. Заголовок: Olga пишет: С интере..
Olga пишет:
цитата:
С интересом смотрела беседу с Викторией Исаковой. После этого я пересмотрела ту же передачу "На ночь глядя" с Лизой Боярской, и последняя меня убедила, как личность, больше, чем Исакова.
Пожалуй, соглашусь... Лиза Боярская мне тоже человечески более интересна, чем Виктория Исакова. Умненькая девочка, да и работа у такого режиссера, как Лев Додин, явно очень много ей дает. Но, с другой стороны, Вика Исакова очень обаятельная, и обе они симпатичны мне своей искренностью и отсутствием самодовольства. Мне как-то одно время попадались разные интервью с молодыми актрисами, от которых (от интервью, имею в виду) оставалось впечатление, что у этих девочек после двух-трех удачных ролей складывалось о себе такое мнение, будто они могут уверенно судить обо всем на свете и давать людям всякие умные советы. А мне всегда приятнее люди, которым хороший вкус и самоирония не позволяют так уж сильно возомнить о себе.
цитата:
Должна отметить, что обе актрисы в этой передаче воспринимались более чем искренне, скорее обнаженно - почти как в медицинском кабинете - и это в обоих случаях было как-то чересчур. Мне так и хотелось спросить: "зачем"? Или они так безоговорочно полагались на ведущих (Борис Берман и Ильдар Жандарeв), доверяли им все свои откровенные чувства в ответ на вопросы?
Оль, мне кажется, что у Бермана с Жандаревым настолько высокая репутация - как интервьеров, что и Лиза, и Вика им действительно полностью доверились, и, как по мне, получилось очень неплохо. И совсем-то уж каких-то коварных вопросов не было. Но, конечно, любому интервьюеру хочется разговорить свою "жертву", чтобы зрителям было интересно смотреть передачу. А самое главное, видно же, что им и самим это тоже интересно, и заинтересованность интервьюеров подкупающе действует на тех, с кем они беседуют.
цитата:
После передачи с Боярской очень захотелось в Питер посмотреть спектакли Додина.
Это бы - да бы...
Eugenia
администратор
Сообщение: 1485
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 13.04.14 20:33. Заголовок: С удовольствием проч..
С удовольствием прочитала"Дифирамб" с Александром Ширвиндтом:
О. ЖУРАВЛЕВА – В Москве 13 часов и 12 минут, это программа "Дифирамб". Меня зовут Ольга Журавлева, и мне сегодня по-крупному повезло, потому что есть возможность спеть дифирамб, да и вообще просто хоть рядом посидеть с замечательным человеком, красивым, умным, молодым, талантливым, незабываемым, ну и вообще. У нас в студии Александр Ширвиндт – народный артист России, художественный руководитель Московского театра сатиры. Здравствуйте, Александр Анатольевич.
А. ШИРВИНДТ – Здравствуйте, Олечка. Ты когда сейчас говорила мне вот эту милую такую лабуду, я вспомнил. Однажды, очень давно во Дворце Горького в Ленинграде как-то оказалось, что я был с Аркадием Исааковичем Райкиным за кулисами какого-то концерта. И Рудик Фурманов, такой замечательный деятель, он вел этот концерт. И я стою с Аркадием Исааковичем, и Рудик со своей замечательной дикцией рассказывал: "Вот, Аркадий Исаакович Райкин…" – и минут пять он рассказывал про Райкина. И Аркадий Исаакович сказал: "Шура, вы знаете, когда Рудик обо мне говорит, у меня такое ощущение, что здесь не я стою, а мой гроб".
О. ЖУРАВЛЕВА – Ну да, когда вокруг очень много цвета, да, и ты еще жив.
А. ШИРВИНДТ – И дифирамбов.
О. ЖУРАВЛЕВА – Да. Но в любом случае, Александр Анатольевич, у вас этот год не обойдется без вот этого всего – без речей, без цветов.
А. ШИРВИНДТ – Ну, хотелось бы, да.
О. ЖУРАВЛЕВА – Слава богу, хотелось бы, чтобы, конечно, без гробов.
А. ШИРВИНДТ – Да.
О. ЖУРАВЛЕВА – Но точно совершенно будут и дифирамбы, и все на свете. У вас два очень крупных юбилея. У вас личный юбилей. Правда? Невозможно поверить в эту цифру, я не буду ее называть.
А. ШИРВИНДТ – А чего? Я же не стесняюсь. Если уже женщины сейчас признаются, то да, мне будет 80, и действительно это обрушилось сразу. Ты знаешь, ты молодая и красивая – это я тебе в ответ.
О. ЖУРАВЛЕВА – Спасибо.
А. ШИРВИНДТ – Просто до 60-70 как-то тянулось. Потом ну просто, ты знаешь, в секунду, в секунду!
О. ЖУРАВЛЕВА – Понеслось?
А. ШИРВИНДТ – Понеслось, да. Это уже ужас. Коленки… То они вниз не ходят, то наверх. По прямой еще, ты знаешь, я могу даже за тобой рвануться, а вот наверх и вниз – это катастрофа.
О. ЖУРАВЛЕВА – У нас, к сожалению… Вот мы захотели…
А. ШИРВИНДТ – А второй-то юбилей, главный ты не сказала.
О. ЖУРАВЛЕВА – Да. Самый главный юбилей…
А. ШИРВИНДТ – 90 лет Театру сатиры. Это действительно… Причем немножко охладили нас. Оказывается, это не юбилей, это дата. Юбилей – это 25, 50, 75, 100, 125, 400 и так далее. А вот эти все – это даты. Так что если просить подарки, деньги, звания, квартиры, пиво, стоянки бесплатные – нет! Только в 75 и в 100. Вот. Поэтому будем праздновать 90 лет театру…
О. ЖУРАВЛЕВА – Как-то неудачно вышло, да, дату отмечать.
А. ШИРВИНДТ – …Как подарок самим себе.
О. ЖУРАВЛЕВА – Ну, вы как-то готовились к празднованию в театре? Там, я не знаю, что-то такое особенное.
А. ШИРВИНДТ – Начали, начали. У нас есть традиция, понимаешь. Как я пришел в театр тысячу лет назад, в этот театр, мы делали с покойным Гришей Гориным, значит, обозрение "Нам – 50!" к 50-летию, концерт для театра с оркестром. Триумфально это все делалось к юбилею, чтобы потом играть, понимаешь. Не просто корпоративчик…
О. ЖУРАВЛЕВА – Ну, капустничек, да, такой.
А. ШИРВИНДТ – Да. А вот играли, играли. А когда не стало Андрюши, мы сделали спектакль "Андрюша" очень нежный и трогательный и играли его три сезона. Причем провезли в Америке, в Израиле, в Германии, не говоря уже о СНГ, и так далее. Так что это у нас традиция. Будем делать обозрение, которое будем играть на публике. 1 октября этого года будет 90 лет театру, то есть у нас 90-й сезон. И приглашаем всех на это веселое, задорное, праздничное, молодое обозрение.
О. ЖУРАВЛЕВА – Большой привет вам от Петра из Челябинска: "Пожелание всяческих удач и крепчайшего здоровья дорогому Ширвиндту".
А. ШИРВИНДТ – Ой, какая прелесть! Петя, спасибо. Я не знаю, если вы мой ровесник, то тем более.
О. ЖУРАВЛЕВА – Айрат пишет: "Когда откусил вареный лук, я понял – а Ширвиндт еще и герой". Вы, правда, любите вареный лук?
А. ШИРВИНДТ – Вареный лук – это мой пунктик. Это уже сейчас пахнет анекдотом. Я действительно обожаю вареный лук. Когда кто-то видит, как я ем, я вижу, как у них начинаются рвотные позывы. А на самом деле я умаляю попробовать. Я не понимаю, это лучше ананаса, анчоусов. Что такое? И уже знают это мои… Я живу в Высотном доме на Котельнической набережной. И уже стало хорошей традицией – иногда мне на блюдечке приносят огромную вареную луковицу. Это кто-то варит какой-то борщ…
О. ЖУРАВЛЕВА – Да. И сам, конечно, не ест.
А. ШИРВИНДТ – …И в последний момент вместо того, чтобы выбросить в ведро, вспоминает, что живет идиот этажом ниже. Тут главное высчитать, чтобы не из ведра вспомнили, понимаешь, а неся в ведро.
О. ЖУРАВЛЕВА – Это действительно… Александр Анатольевич, вас плохо, к сожалению, видит наша веб-камера, которая в Интернете вас теперь показывает. У нас теперь радио…
А. ШИРВИНДТ – А что мне надо сделать?
О. ЖУРАВЛЕВА – Подвиньтесь ко мне поближе, мне будет приятно.
А. ШИРВИНДТ – Я с удовольствием. И тогда надо вдвоем брать, да?
О. ЖУРАВЛЕВА – Да, тогда мы будем там как-то так сидеть.
А. ШИРВИНДТ – Да. Ну, слава богу…
О. ЖУРАВЛЕВА – Мне будет что вспомнить и внукам рассказать.
А. ШИРВИНДТ – …Я еще старой ориентации, поэтому…
О. ЖУРАВЛЕВА – Хорошо. Дореволюционной, я понимаю.
Александр Анатольевич, скажите, пожалуйста, а вы собственный-то юбилей как-то от театра отмечаете?
А. ШИРВИНДТ – К счастью, у меня он летом, 19 июля.
О. ЖУРАВЛЕВА – Сезон закрыт.
А. ШИРВИНДТ – И это всю жизнь мертвый сезон. И я тихо у себя на Валдае… Не у себя на Валдае, у нас на Валдае в замечательной здравнице, где я уже больше 15 лет, сижу с удочкой. И есть какие-то энтузиасты, которые все-таки, зажмурившись, делая вид, что меня любят, покрывают эти 450 километров и приезжают.
А вообще там местные радости. Замечательный мой друг, значит, директор этой здравницы Георг Колупаев уже готовится, уже звонил. Подъедет Прусак Миша. Был такой замечательный… Он и сейчас есть, он был губернатор Новгорода очень долго. Это гениальный совершенно человек. Он обязательно с поросятами, с рыбами, с винами приезжает на день рождения это местное. Ну и дети, надеюсь, внуки и правнуки. У тебя есть правнуки?
О. ЖУРАВЛЕВА – Нет, у меня пока нет.
А. ШИРВИНДТ – Держись до последнего!
О. ЖУРАВЛЕВА – А что, это сразу как-то меняет жизнь?
А. ШИРВИНДТ – Ну, как-то правнуки, знаешь…
О. ЖУРАВЛЕВА – А говорят, все грехи снимаются.
А. ШИРВИНДТ – А?
О. ЖУРАВЛЕВА – Если есть правнуки, то уже как бы переходишь в категорию святых. Говорят, что дальше уже все.
А. ШИРВИНДТ – Со мной ужас! Я святой был до рождения ребенка даже, понимаешь. Некуда мне переходить в другие стадии. А конечно, если ты был <…>, то, конечно, потом приятно стать святым.
О. ЖУРАВЛЕВА – Есть у нас уже много всяких сообщений на SMS. Я напомню номер: +7 (985) 970-45-45. Ну, все – тема лука началась! "Очень люблю Ширвиндта и вареный лук. Алексей из Орла". Запомните, у вас есть коллега в Орле. Так что будете в Орле – будете знать, к кому обратиться.
А. ШИРВИНДТ – В Орле, да?
О. ЖУРАВЛЕВА – Вот спрашивают, пишет вам студентка. Внимание, вам пишет студентка Оля: "Как я люблю вашу благородную стойкую бесподобность. Здоровья вам и хорошей компании".
А. ШИРВИНДТ – Ой, Олечка, как замечательно, да. Она не пишет, из какого города? Она не из Орла?
О. ЖУРАВЛЕВА – Нет, Тамбовская область.
А. ШИРВИНДТ – А… Обожаю Тамбовскую область.
О. ЖУРАВЛЕВА – Вот видите. Всюду жизнь и всюду есть ваши поклонники. Так вот получается, так как у вас в июле день рождения, вы, наверное, что называется, мальчик без детства: вы всегда в каникулы праздновали день рождения, никакие школьные друзья к вам не приходили. Это отразилось как-то на вашей жизни?
А. ШИРВИНДТ – Отразилось. Видишь, как хорошо выгляжу.
О. ЖУРАВЛЕВА – Вот. Вот! Между прочим. Есть еще вопрос, который прислал тоже наш слушатель.
А. ШИРВИНДТ – Да. А что хочет?
О. ЖУРАВЛЕВА – Павел из Дубны: "А когда у вас с Михаилом Михайловичем золотая свадьба?"
А. ШИРВИНДТ – Вообще вот эта шуточка…
О. ЖУРАВЛЕВА – В хорошем смысле.
А. ШИРВИНДТ – Да. Ну, мы вообще больше 50 лет. Сейчас скажу… Да, больше 50 лет дружим. Но насчет золотой свадьбы – это не шутка.
Когда было самое начало безумной волны вседозволенности, только начало перестройки, на Красной Пресне в одном из бывших клубов… Был какой-то замечательный клуб организован левой молодежью, и там устраивали такие замечательные шутейные оргии (ну, оргии в переносном смысле, но действительно веселые). И там Саша Абдулов покойный, Ленька Ярмольник там крутились, по-моему, Якубович.
И вот нас позвали туда. Значит, там устраивали какие-то юбилеи. Короче говоря, там почему-то устраивали день рождения, я помню, Гены Хазанова. Он сидит такой: "Какой день рождения? У меня день рождения через четыре месяца. Нет-нет-нет!" – он скрывает. И вот его поздравляли с днем рождения, дарили подарки, все такое. И потом он понял игру и так подключился.
Следующий этап был: "Сегодня наконец в нашей ханжеской стране первый раз зарегистрирован брак, официально зарегистрирован брак между Ширвиндтом и Державиным".
О. ЖУРАВЛЕВА – Как шутили люди! Да?
А. ШИРВИНДТ – "Хватит им скрываться". Мы сначала матерились, потом поняли игру, какие-то подарки нам. Это не конец истории.
О. ЖУРАВЛЕВА – Да?
А. ШИРВИНДТ – На завтра в газете "Московский комсомолец" на первой полосе… Это не шутейная полоса, а где истории…
О. ЖУРАВЛЕВА – Передовица?
А. ШИРВИНДТ – "Убил, зарезал, изнасиловал".
О. ЖУРАВЛЕВА – А!
А. ШИРВИНДТ – Там: "Вчера был зарегистрирован брак между Ширвиндтом и Державиным". И вот все замечательные интеллигентные друзья моей супруги: "Вы что?! Как?!" Я звоню своему замечательному другу Паше, главному редактору "Московского комсомольца".
О. ЖУРАВЛЕВА – Гусеву, да.
А. ШИРВИНДТ – Гусеву. Говорю: "Паша! – и выдаю ему. – Вы совсем с ума сошли?!" И он (что значит, гениальный человек и великий журналист) говорит: "Да, я тебя прошу – ну помоги мне!" Я говорю: "Что?" – "Ну, что мне сделать с ними, с этой шпаной?" – и я начинаю его жалеть, понимаешь. Он на меня переложил. Так что это не шутка насчет Державина.
О. ЖУРАВЛЕВА – Ну, одним словом, 50-летие дружбы не отмечается никакими мероприятиями.
А. ШИРВИНДТ – Да нет. Ну, дружим и дружим. Он сейчас немножко плохо себя чувствует. Дай бог ему здоровья. Потому что помимо вот всего, о чем мы говорим (юбилейные обозрения, мои 80 лет), 90-летний сезон у нас сейчас, понимаешь, и мы очень волнуемся, чтобы он выглядел более-менее пристойно в театре.
Поэтому что я должен сказать? Не для того, чтобы рекламировать и пользоваться вашей высокой трибуной, а просто сказать, что, например, ушла Ольга Александровна Аросева – это для нас был такой удар под дых! Она ушла сразу после премьеры, которую Ромочка Виктюк у нас сделал (это по Николаи пьеса "Реквием по Радамесу"), где замечательно работали три наши дивы: Верочка Кузьминична Васильева, Леночка Образцова и Ольга Аросева. И они сыграли несколько раз.
И вот, когда ушла Ольга, я понял, что такая жалость, что такой изящный милый спектакль… И вот мы, в общем, как-то терпели полгода и сейчас решили… А еще мне сон приснился, что Ольга мне оттуда говорит. И вот сейчас, значит, я уговорил, которая тоже очень и сомневалась и волновалась, тоже Ольга Волкова, моя давнишняя партнерша и замечательная актриса. И вот буквально на днях, в начале мае, мы хотим сыграть это.
Афиша у нас в память Ольги Александровны Аросевой. А там у Виктюка вокруг этих трех дам в Доме престарелых актеров бегает обслуга – замечательные наши десять парней. И когда он пускал этот спектакль, они все были в майках с моим закривленным лицом, такую он придумал хохму. А сейчас мы эту паршивую шутку снимаем, и все майки будут с большим портретом Ольги Аросевой из этого спектакля, понимаешь.
О. ЖУРАВЛЕВА – А!..
А. ШИРВИНДТ – Это будет, ну, как ее сигнал. Так что вот это мы очень хотим. Потом, я очень рад, что наконец я добрался до режиссера Чусовой.
О. ЖУРАВЛЕВА – Чусова, да.
А. ШИРВИНДТ – Ниночка. Потому что я давно приглядывался. И говорить, что я не люблю современную молодежь, это самое, такое старческое брюзжание – я терпеть не могу. Тем не менее, что-то я могу принять, что-то нет. Но все равно надо смотреть, что происходит на театральном этом горизонте. Мне кажется, она, с одной стороны, молодая и сегодняшняя, с другой стороны, все-таки понимает, что такое театр. Знаешь, о чем я говорю? Я столько лет преподаю в Театральном институте, который вот здесь, за спиной "Эха Москвы", страшно подумать – с 57 года.
О. ЖУРАВЛЕВА – Боже мой!
А. ШИРВИНДТ – С 57 года.
О. ЖУРАВЛЕВА – То есть вот этот хрупкий юноша?
А. ШИРВИНДТ – Вот хрупкий юноша я тут больше 60 лет. Так я просто, когда мне говорят: "Нынешнее поколение, то поколение", – терпеть это не могу. Просто, понимаешь, раньше в театре были амплуа.
О. ЖУРАВЛЕВА – Ну да, субретка, герой.
А. ШИРВИНДТ – Субретка, инженю, герой-неврастеник, благородный отец, комическая старуха. Сейчас все ушло, и есть только два амплуа – это медийные лица и немедийные лица. Два амплуа. Это страшно, это катастрофа. Потому что эти медийные лица очень талантливых ребят… Многие мои ученики…
О. ЖУРАВЛЕВА – Но в театре их уже показывать сложно.
А. ШИРВИНДТ – Во-первых, сразу вспоминается это медийное лицо, убивающее, насилующее или моющее свой красивый торс, вот. Это все невыносимо. А вот все эти нюансы, амплуа, перевоплощения, говоря таким… Слово "грим" забыто.
О. ЖУРАВЛЕВА – Да что вы? А как же нос вот этот наклеить, усы?
А. ШИРВИНДТ – Не клеят. Запудрился – и побежал. А великие артисты, например, Толя Папанов, Анатолий Дмитриевич, он не мог выйти на сцену, чего-нибудь не наклеив. Он не мог, он ощущал себя голым. И вот он сначала огромный нос, уши. Он играл миниатюру в гриме Льва Николаевича Толстого, куплеты пел, "Гурий Львович Синичкин", было такое обозрение. Просто делал портретный грим Толстого, сам гримировался часа два и пел куплеты. Он был полотер в Доме литераторов.
О. ЖУРАВЛЕВА – Какая прелесть!
А. ШИРВИНДТ – К чему это я, кстати, завелся?
О. ЖУРАВЛЕВА – Вы завелись на тему того, что молодые, они не такие. Так вот они не такие, а время другое.
А. ШИРВИНДТ – Так вот я надеюсь на Чусову, которая делает спектакль "Лисистрату" по Аристофану.
О. ЖУРАВЛЕВА – Ого! 18+?
А. ШИРВИНДТ – 19+.
О. ЖУРАВЛЕВА – 21.
А. ШИРВИНДТ – По Аристофану плюс моего незабвенного друга Леонида Филатова, у него есть "Лисистрата" замечательная – она совмещает. И, понимаешь, вот надеюсь на то, что это будет веселый театральный мощный спектакль. Я к тому, что юбилейный сезон должен быть разнообразным. Потому что вот у нас идет сейчас, как говорят: "Ой, что-то они переползли в другое амплуа". Потому что, например, Федор Добронравов и Андрюша Барило играют Олби и Садур на двоих пьесу психологическую. И говорят: "Ой, что это они?"
О. ЖУРАВЛЕВА – Добронравов – драматический хороший актер.
А. ШИРВИНДТ – Ну, замечательный актер, разнообразный. Вот, говоря о том…
О. ЖУРАВЛЕВА – Хотя и медийный.
А. ШИРВИНДТ – Ну, медийный. Но вот это совмещение медийности и того, что театральный актер обожает эту службу – это редкое сочетание.
О. ЖУРАВЛЕВА – У нас в студии Александр Ширвиндт, народный артист. Мы встретимся в "Дифирамбе" после новостей.
НОВОСТИ
О. ЖУРАВЛЕВА – 13:35 в Москве. В программе "Дифирамб" сегодня Александр Ширвиндт – народный артист, художественный руководитель Московского театра сатиры. Меня зовут Ольга Журавлева. И мы как-то вот обсуждаем с Александром Анатольевичем вроде бы разные вещи, но какие-то уже…
А. ШИРВИНДТ – Да. Особенно после новостей.
О. ЖУРАВЛЕВА – Да. А вы знаете, а после новостей вот как раз спрашивает вас наш слушатель под именем Митек: "Не опасно ли шутить в столь серьезное время?" Как вообще быть, когда под твоим руководством находится Театр сатиры?
А. ШИРВИНДТ – Ну, Театр сатиры ведь условно. Это вот бирок навешали этих – Театр Гоголя, Театр Пушкина. Театр Гоголя, еще я помню, был раньше Театром транспорта.
О. ЖУРАВЛЕВА – Сначала транспорт писал для них, потом Гоголь.
А. ШИРВИНДТ – Нет, он, по-моему, там стоит около путей Курского вокзала.
О. ЖУРАВЛЕВА – Понятно.
А. ШИРВИНДТ – Тут какая-то логика есть. А вот Театр Пушкина – это все условность. Поэтому что тут шутить? Дело не в этом. Дело в том, что положение такое, серьезное какое-то. Орган звонит где-то месяц назад и говорит: "Вы с какой стороны баррикад?"
О. ЖУРАВЛЕВА – Боже мой…
А. ШИРВИНДТ – Я говорю: "Ну, как, с какой?" Потом я говорю: "Ну, напишете?" – "Мы напишем, напишем". Я говорю: "Когда были баррикады 17 года…" Да, те же булыжники были на Красной Пресне: "Орудие пролетариата вечное – булыжники", начиная с Цезаря. Так, значит, с одной стороны, были Саша Черный, Оверченко, Бунин, Куприн, царские фамилии. С другой стороны – матрос Железняк. И тогда можно было выбирать.
А когда с двух сторон баррикад одни и те же лица с теми же выражениями лиц, хочется мне подняться на эту баррикаду, как Гаврош, с маленьким белым флажком и кричать: "Опомнитесь!" Вот и все. Так что с какой стороны баррикад сейчас находиться…
То же самое насчет сатиры. Как можно сейчас пересатирить все эти круглые столы, барьеры, эти полемики с выпученными глазами, когда люди… Полемика подразумевает дискуссию, диалог. А когда человек зашоренно орет, и в ответ ему зашоренно орет другой – это не диалог и не полемика, это такое панно самовыражения. Это доходит до абсурда, и тогда думаешь: "А как же можно это переосмыслить в сатиру и так далее?"
О. ЖУРАВЛЕВА – Ну а тогда скажите… Вы все-таки художественный руководитель театра, то есть вы отвечаете не только за свои художественные представления о прекрасном, и ваша свобода ограничена уже поэтому, потому что вы отвечаете за людей. Да?
А. ШИРВИНДТ – Ну а как? Конечно.
О. ЖУРАВЛЕВА – Вы как-то, не знаю, думаете об этом, вы следите за происходящим в стране вот именно в этом смысле – чтобы не подставить своих людей?
А. ШИРВИНДТ – Ну, конечно. Просто я очень не хотел бы оказаться в стаде пошляков, понимаешь. Потому что все-таки это огромная организация, которая, как там ни крути… Театр – это сфера обслуживания. Ну, сфера обслуживания. Будем опускаться…
О. ЖУРАВЛЕВА – Радио – тоже сфера обслуживания.
А. ШИРВИНДТ – Другое дело, программа, точка зрения и так далее. Когда у меня 1210 мест внизу и на Малой сцене 160, и если, тьфу-тьфу, собирается эти 1400 человек, я должен их отоваривать искусством (это прежде всего), а потом уже смыслом, исходя из своего вкуса, мировоззрения, точки зрения, степени гражданственности, степени смелости, степени – главное – энергетики молодости.
Потому что смолоду можно наделать и наломать дров много замечательных – или мелких щепок, или угля, или торфа. А со старостью, к сожалению, приходит если не мудрость (потому что трудно о себе так говорить), то во всяком случае некоторая ответственная осторожность.
О. ЖУРАВЛЕВА – Ну а как вот это совмещать? Сами говорите, публика все-таки идет на живое, да? На живое, бодрое, интересное.
А. ШИРВИНДТ – А если совсем утилитарно говорить, я думаю, что при этой нервотрепке и бешеном ритме существования человек, приходящий в Театр сатиры, условно, имеет право на два часа отдыха, улыбки и отключки от того, о чем мы говорили выше. Я считаю эту задачу очень важной.
Другое дело – чем это завоевывать? Если это голая задница и подвешенный за что-то гомосексуалист Тригорин в "Чайке" – это один способ. А если это все-таки какой-нибудь веселый, милый, пусть не очень смыслом напряженный, но замечательно тонко и вкусно сделанный водевиль, что вообще является менталитетом русского театра… Ни мюзикл, ничего…
О. ЖУРАВЛЕВА – А вот вы все время говорите, употребляете это слово "обозрение". Это то, что называется "ревю", да?
А. ШИРВИНДТ – А?
О. ЖУРАВЛЕВА – То, что еще называется "ревю".
А. ШИРВИНДТ – Ну, ревю, шоу.
О. ЖУРАВЛЕВА – Это и с музыкой.
А. ШИРВИНДТ – Это сейчас мы же обожаем чужие слова.
О. ЖУРАВЛЕВА – Да. Ну, обозрение – это оно и есть.
А. ШИРВИНДТ – А на самом деле это обозрение. Театр сатиры в 1924 году начался с обозрения. А называлось это "Москва с точки зрения".
О. ЖУРАВЛЕВА – Обозрение.
А. ШИРВИНДТ – Обозрение.
О. ЖУРАВЛЕВА – Понятно. Так, опять просят вас поближе ко мне подвинуться, потому что вас плохо видно.
А. ШИРВИНДТ – Ну что ж такое!
О. ЖУРАВЛЕВА – Видите, вот нас принуждают к разным всяким…
А. ШИРВИНДТ – Ты садись сразу ко мне на колени, будет замечательный кадр.
О. ЖУРАВЛЕВА – Кстати, да, возможно.
А. ШИРВИНДТ – Да.
О. ЖУРАВЛЕВА – А потом в "Московском комсомольце" сами знаете, что напишут.
А. ШИРВИНДТ – Я тебе говорил, что колени плохо ходят. Я наверх плохо вылезаю.
О. ЖУРАВЛЕВА – Ладно. Вам тут пишут. Те, кто вас все-таки увидел, пишут, что вы очень хорошо выглядите.
А. ШИРВИНДТ – Ну, конечно.
О. ЖУРАВЛЕВА – Вот максимум – 60. Больше никто не дал. Вот верьте.
А. ШИРВИНДТ – Давайте сойдемся на 62.
О. ЖУРАВЛЕВА – Хорошо, да. Александр Ширвиндт, 62 лет, молодой человек 62 лет снова с вами.
А. ШИРВИНДТ – Да. Вылезает на колени очаровательной молодой Олечки.
О. ЖУРАВЛЕВА – Так!
А. ШИРВИНДТ – Чтобы лучше было видно в кадре.
О. ЖУРАВЛЕВА – Да. И тут тоже пометка "16+". Скажите… Ну, сейчас уже просто принято все это употреблять.
А. ШИРВИНДТ – А что?
О. ЖУРАВЛЕВА – Вы в театре… Вот эти ограничения. У нас же ведь появляются какие-то требования у государства, в том числе и к искусству. Вот к искусству регулярно они появляются.
А. ШИРВИНДТ – Да, да.
О. ЖУРАВЛЕВА – То вот нам сказали: "Вот сейчас нужно запретить грубые слова". Ну, вроде бы про мат заговорили. А потом вдруг вот смотришь телевизор – в "Гараже" "хрень" запикали.
А. ШИРВИНДТ – "Хрень"?
О. ЖУРАВЛЕВА – Да.
А. ШИРВИНДТ – "Хрень" – это мат?
О. ЖУРАВЛЕВА – Нет. Это, видимо, какое-то недостаточно хорошее слово, чтобы вечером по телевизору его передавали. Ну, не знаю, кто там уже в редакции что там себе придумал. Я просто говорю о том, что…
А. ШИРВИНДТ – Мне кажется, что "хрень" значительно противнее, чем то, что запретили. Вот "хрень" – действительно в этом гадость есть. "Хрен", "хрень"… К счастью, это не все. Я читал это постановление Роскомнадзора. Значит, нельзя печатать, употребление – женского полового органа…
О. ЖУРАВЛЕВА – Да-да-да, там все описано, я тоже читала, да.
А. ШИРВИНДТ – Мужского полового органа.
О. ЖУРАВЛЕВА – Процесса некоего.
А. ШИРВИНДТ – Процесса, да. Так что вот это три.
О. ЖУРАВЛЕВА – И их производные, да.
А. ШИРВИНДТ – И их производные. А <…> оставили!
О. ЖУРАВЛЕВА – Вот!
А. ШИРВИНДТ – Оставили <…>! Я понял, почему. Потому что <…> и "мудрец" в русском языке однокорневые слова.
О. ЖУРАВЛЕВА – Вот почему их употребляют так часто.
А. ШИРВИНДТ – Старый <…> и старый мудрец – это синонимы.
О. ЖУРАВЛЕВА – Понятно.
А. ШИРВИНДТ – Это про себя, естественно.
О. ЖУРАВЛЕВА – Нет, вы… Я даже мудрецом не хочу вас называть. Вы просто очень умный человек. Мудрец – это все-таки что-то другое. Занудство в этом есть какое-то.
А. ШИРВИНДТ – Это другое. Занудство…
О. ЖУРАВЛЕВА – Да. Скажите, пожалуйста, вот вы действительно так давно преподаете, вы уже много чего в жизни успели поделать. Хотя до сих пор вам пишут, что восхищены вашей ролью в "Майоре Вихре". Можете себе представить?
А. ШИРВИНДТ – Тысячу лет назад.
О. ЖУРАВЛЕВА – Вот видите, осталось в памяти.
А. ШИРВИНДТ – Вадик Бероев, да. Тысячу лет… Ужас-то в том, когда ученики, дети, так сказать, уходят раньше. Представляешь, Андрюша Миронов, я же выпускал его в дипломном спектакле, как сейчас помню – "Спичка между двух огней", водевиль я делал. Андрюша… Сашенька Пороховщиков играл у меня в "Лейтенанте фон Пляшке". Я кое-что помню. Наташенька Гундарева – был потрясающий, очень известный дипломный спектакль "Беда от нежного сердца". Знаешь, сколько уже ушедших замечательных артистов, с которыми я работал. Слава богу, есть еще живущие.
О. ЖУРАВЛЕВА – Вот вы уже все попробовали, по большому счету, да? Я имею в виду в своей области.
А. ШИРВИНДТ – Ты о чем?
О. ЖУРАВЛЕВА – В своей области, в профессии.
А. ШИРВИНДТ – В своей области – да. В чужих – не все.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1486
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 13.04.14 20:34. Заголовок: И окончание: О. ЖУ..
И окончание:
О. ЖУРАВЛЕВА – Вам все-таки вот сейчас… Понятно, что есть статус, я не знаю, деньги, здоровье, все что угодно. Но все-таки вот сейчас чего больше всего хочется? Играть в театре, писать пьесы, писать книги, играть в кино, не знаю, быть главным режиссером, ставить что-то – что вам больше нравится? Вот так совсем по-хорошему, совсем по-честному.
А. ШИРВИНДТ – Это какая-то странная вещь, если не ханжить и не врать – наплывы. "Я хочу сыграть короля Лира", – и вот я с этим хожу, сплю, не сплю, и так далее. Ничего подобного. Вдруг что-то мерещится… Вот сейчас у меня замечательные ребята, которые издали три моих таких книжицы, сейчас говорят: "Давай вот к этому столетию еще что-то сделаем". И я не могу сесть писать, не придумав хода, так сказать. А как я придумываю название… Вот у меня книжица была симпатичная, я тебе подарю, называлась "Schirwindt, стертый с лица земли".
О. ЖУРАВЛЕВА – Я читала об этой книжке.
А. ШИРВИНДТ – Это город Ширвиндт, у меня какие-то там прусско-немецкие корни есть по папиной линии. Был город недалеко от Кенисберга, от Калининграда. Он был стерт с лица земли во время Второй мировой войны – просто все. Я потом был, с Державиным туда ездили, там только фундамент от кирхи остался – все. Большой город. И вот когда я вспомнил этот город, стертый с лица земли, я придумал ход этого дела.
И сейчас: "Вот придумайте, придумайте". Я придумал название… Ты меня спрашиваешь, чего я хочу. Я придумал название книжки, называется – "Склероз, рассеянный по жизни".
О. ЖУРАВЛЕВА – Хорошее название.
А. ШИРВИНДТ – И сразу пошел ход того, что можно вот эти…
О. ЖУРАВЛЕВА – Конечно.
А. ШИРВИНДТ – …Отрывочные склеротические воспоминания зафиксировать. Играть? Нет, играть не хочу.
О. ЖУРАВЛЕВА – Вот так, да?
А. ШИРВИНДТ – Не-а.
О. ЖУРАВЛЕВА – А почему?
А. ШИРВИНДТ – Наигрался.
О. ЖУРАВЛЕВА – Вот просто прошло?
А. ШИРВИНДТ – Да. А вдруг придет какая-нибудь, не знаю, Нина Чусова с горящими глазами и скажет: "Если вы не сыграете…"
О. ЖУРАВЛЕВА – "Все пропало".
А. ШИРВИНДТ – "…Уриэля Акосту – считайте, что у вас жизнь…" Ну, не приходят.
О. ЖУРАВЛЕВА – Ну, мало ли, что еще придет.
"Привет вам из Белоруссии. У вас, – я прошу прощения за ударение, я не владею языком, – выдатні знешні выгляд".
А. ШИРВИНДТ – Это на белорусском языке?
О. ЖУРАВЛЕВА – Видимо, да.
А. ШИРВИНДТ – Хороший внешний…
О. ЖУРАВЛЕВА – Вид. Да. "Вы прекрасно выглядите", – пишут вам из Белоруссии.
А. ШИРВИНДТ – Что значит, ты вовремя меня подвинула к себе.
О. ЖУРАВЛЕВА – Вот! Так… "Назовите, пожалуйста, имена молодых актеров, на которых надо ходить. Помогите им и нам. Спасибо Вам", – пишет Егор Неверов.
А. ШИРВИНДТ – У нас замечательная молодежь в театре, многие из них мои ученики. Действительно, молодежь – вещь условная. Я помню, было время, когда великий Михаил Иванович Царев играл Чацкого в 60 лет, и влетал – его боялись как огня. В театр он влетал, плюхался на колени и говорил: "Чуть свет уж на ногах! И я у ваших ног". И потом говорил в сторону: "Поднимите меня", – Софье говорил. И дрожащая молодая Софья его поднимала. Это ушло из театра.
Поэтому, действительно, молодежь очень хорошая есть. Если об учениках, то это среднее поколение. Это Светочка Рябова, моя ученица, сейчас очень симпатично с Олегом Вавиловым сыграли Чехова на Малой сцене, называется "Невидимые миру слезы" – приходите. Вот то, что я люблю. Это другой мой ученик Боря Щедрин поставил это. Вот Чехов и Чехов.
О. ЖУРАВЛЕВА – То есть не то, что мы оба вспомнили анекдот, да?
А. ШИРВИНДТ – Какой анекдот?
О. ЖУРАВЛЕВА – Я вам потом расскажу, если вы не знаете. Но я уверена, что вы знаете.
А. ШИРВИНДТ – А я могу вам его рассказать в эфире. Боитесь, нет?
О. ЖУРАВЛЕВА – Ну, я… Просто те, которые я знаю, лучше не рассказывать в эфире.
А. ШИРВИНДТ – Насчет репетиции "Чайки", да?
О. ЖУРАВЛЕВА – Ну, например, да.
А. ШИРВИНДТ – А… Да-да.
О. ЖУРАВЛЕВА – Да. Ну, хорошо.
А. ШИРВИНДТ – Ну, вот. Потом, Леночка Подкаминская, которая сейчас очень блистает в медийности – вот в этой "Кухне" или "Танцах со звездами". Это моя любимая ученица, но она тоже увлечена театром до истерики: "Почему это? Почему то?" Вот что нужно – вот этот баланс между необходимостью все время там появляться и животной необходимостью работать на сцене. Люди, которые это сегодня совмещают, они, во-первых, выигрывают; во-вторых, все-таки, к сожалению, редковаты. Ну, я надеюсь, что все впереди.
О. ЖУРАВЛЕВА – "Александр Анатольевич, – спрашивает Максим из Петербурга, – в кино сейчас есть у вас съемки?"
А. ШИРВИНДТ – Не-а.
О. ЖУРАВЛЕВА – Ну, кино – это же… Вот я, конечно, прошу прощения.
А. ШИРВИНДТ – Пожалуйста.
О. ЖУРАВЛЕВА – Были всякие великие события в кинематографе и они сейчас случаются. Но у меня такое ощущение, что почти все артисты в интервью говорят, что: "Театр – это театр. А кино – это заработок".
А. ШИРВИНДТ – Ну, во-первых, врут. "Театр – это театр", – это уже такая присказка. Если "Театр – это театр", то сидите в театре. Никто не сидит, а бегают на заработки. А во-вторых, просто если действительно вдруг работа, вдруг режиссер, вдруг что-то… Ну а просто мелькать – ну, куда мне?
О. ЖУРАВЛЕВА – Вот. Вы, кстати, тоже медийное же лицо-то. Вот сколько лет…
А. ШИРВИНДТ – От слова "медь".
О. ЖУРАВЛЕВА – Нет, от того слова, которое вы использовали в этом эфире. Вы – узнаваемое лицо. На вас можно, что называется, прийти просто вот на знакомого, на любимого и так далее. Актерам это, в принципе, помогает? Вашим актерам. Или вот, как вы считаете, что…
А. ШИРВИНДТ – Как Альберто Сорди спрашивали: "Мешает ли вам ваша популярность?" Он говорил: "Мне дико мешало, когда ее не было". Вот. Так что это все ханжество и кокетство.
О. ЖУРАВЛЕВА – Нет, ну подождите, вы же сами говорите.
А. ШИРВИНДТ – Нет, другое дело…
О. ЖУРАВЛЕВА – Да.
А. ШИРВИНДТ – Анатолий Дмитриевич Папанов (это я не байку рассказываю), он, например, никогда не подъезжал на машине к театру, понимаешь, он оставлял ее за квартал. Он надвигал вот так кепку на нос и огромные рублевые пластмассовые черные очки. Внутренне он этого дико стеснялся и не хотел. Есть люди, которые стоят посреди…
О. ЖУРАВЛЕВА – Дают звезду.
А. ШИРВИНДТ – Да. И разбрасывают, как сеятель, свои календарики. Это разные животные, понимаешь – кто как хочет.
О. ЖУРАВЛЕВА – Нет, я имею в виду, что как раз как художественный руководитель вы видите перед собой труппу, или у вас есть некий (сейчас это называется) проект, вот вы собираетесь что-то делать. И потом думаете: "Господи! Он же сейчас в рекламе все время, вот каждый день. Мы не можем его ставить сюда". Как-то это влияет?
А. ШИРВИНДТ – Ну да. Труппа – это тоже вечная история, разговоры о театральной реформе, что мы не можем никого выгнать. Реформа… Я вообще когда что-то не понимаю и не знаю, я заглядываю в словарь Даля, чтобы вспомнить, что это такое. Реформа – это преобразование существующего порядка (у Даля). Для того чтобы преобразовать порядок, нужно иметь порядок. А преобразовывать беспорядок?..
Вот в чем ужас сегодняшних реформ, и театральной в частности? Надо сначала наладить порядок, потом решить, что не годится, и преобразовывать – это реформа. А когда из беспорядка делают преобразование, получается второй, более густой беспорядок. Театральная реформа грозит, висит, но ее нужно сформулировать профессионально.
О. ЖУРАВЛЕВА – Это вот система контрактов, того, сего?
А. ШИРВИНДТ – И так далее. Уже стали об этом говорить. Приходит очередное начальство, очередные мыслители и начинают говорить: "Давайте".
О. ЖУРАВЛЕВА – "Помогаем вам работать".
А. ШИРВИНДТ – Да. А как? Вот. Что ты меня спросила?
О. ЖУРАВЛЕВА – Бог с ним. Какая разница, что я спросила?
А. ШИРВИНДТ – Ну, какая разница, что я ответил.
О. ЖУРАВЛЕВА – Вот! Мы прекрасно посидели. В общем, по-моему, замечательно. Вы просто так рассказываете, что совершенно неважно, о чем.
Я еще хотела у вас спросить. Вы как относитесь к такому виду деятельности, как встреча со зрителями, творческий вечер? Вот раньше чесом ездили, извините, да?
А. ШИРВИНДТ – Ну, как бы люди деньги зарабатывали. Раньше к этому относились серьезно. А потом меня научили настоящие люди, профессионалы… Вот сегодняшний вечер, да? Сидит интеллигентная красивая девочка типа тебя (как я тебе врезал?), присылает мне записку, какую-то тонкую, изящную записку, неожиданную – и я на нее неожиданно остроумно и хорошо отвечаю. Если я кретин, я эту записку выбрасываю. Если я мудрец, я ее кладу в карман.
О. ЖУРАВЛЕВА – И в следующий вечер…
А. ШИРВИНДТ – Никто же не знает, что у меня тут набросано. И когда это накапливается, и я не отвечаю на записки из зала, а искрометно отвечаю на те горы удачных ответов, которые были в позапрошлом году.
О. ЖУРАВЛЕВА – Прекрасно! Вот и здесь профессионал виден, сразу понятно.
А. ШИРВИНДТ – А как же.
О. ЖУРАВЛЕВА – Конечно. Скажите, пожалуйста, а вот о чем вы больше всего жалеете? О какой работе вы жалеете, которой вот сейчас у вас нет? Что поделать сейчас такого, чего просто уже, может, в природе не существует?
А. ШИРВИНДТ – Понимаешь, что бы хотелось? Очень бы хотелось, например, поездить за рулем катера.
О. ЖУРАВЛЕВА – Ого! Понимаю.
А. ШИРВИНДТ – И я, еще коленки ходили, ездил рядом, на яхте с друзьями ездил, на маленьких моторках. И хотя у меня были всякие машины, я умел все это делать (и сейчас иногда, вздыхая, на чем-то езжу), но вот я что-то подумал в прошлом: "А почему же я не имел катера?" Вот так – руль, катер, и еду. Поезд ушел. Вернее, катер ушел.
О. ЖУРАВЛЕВА – Как было сказано в одной песне: "Я плыву на катере, крою всех по матери. От чего же, от чего же нет воды в фарватере?"
А. ШИРВИНДТ – Вот-вот! По матери – пожалуйста. Но не на катере.
О. ЖУРАВЛЕВА – А вот вопрос такой, тоже от Павла из Дубны: "Как вы относитесь к ребятам из "Квартета И"?" Вы вообще сейчас видите какие-то, не знаю, коллективы, новинки – что-то такое, что вам нравится?
А. ШИРВИНДТ – К сожалению, вынужден ходить только к друзьям: к Захарову в театр обязательно (куда денешься?); к Римасу Туминасу обязательно, потому что я очень люблю и считаю его серьезным режиссером и мыслителем; и к Сереже Арцибашеву.
О. ЖУРАВЛЕВА – И все, и хватит.
А. ШИРВИНДТ – "Квартет И" – хорошие ребята и крепкие. Немножко мне иногда не хватает у них столичности.
О. ЖУРАВЛЕВА – А… Вот все-таки снобизм-то, он есть.
А. ШИРВИНДТ – А как же, а как же.
О. ЖУРАВЛЕВА – Да, не без этого?
А. ШИРВИНДТ – Хотя Валера Хаит, папа Хаита – мой большой друг, замечательный литератор, тонкий человек, но все равно одессит.
О. ЖУРАВЛЕВА – Понятно. Все заинтересованные услышали все, что вы сказали, все понятно.
Что вам пишут, скажу вам честно.
А. ШИРВИНДТ – Ну, что мне пишут?
О. ЖУРАВЛЕВА – "Спасибо, вы уникальный. Максим из Петербурга".
А. ШИРВИНДТ – "Да не то слово", – ответь.
О. ЖУРАВЛЕВА – Скажите, а вот какой для вас был в жизни самый важный комплимент или похвала, которую вы услышали, о своей работе, я не знаю, спектакле?
А. ШИРВИНДТ – Я уже сотый раз это рассказываю.
О. ЖУРАВЛЕВА – Правда?
А. ШИРВИНДТ – Но так, как это на "Эхе Москвы", я должен рассказать. Вот здесь, когда выходишь, и вот этот переулочек между Старым Арбатом… Как он называется, не знаешь?
О. ЖУРАВЛЕВА – Между Старым Арбатом и новым Арбатом?
А. ШИРВИНДТ – Ну, вот этот.
О. ЖУРАВЛЕВА – Это Малый Афанасьевский.
А. ШИРВИНДТ – Тут внизу, прямо около этого... Внизу туалет.
О. ЖУРАВЛЕВА – Да.
А. ШИРВИНДТ – Знаешь, внизу маленький туалет.
О. ЖУРАВЛЕВА – Так.
А. ШИРВИНДТ – Ты не была там никогда?
О. ЖУРАВЛЕВА – Нет, как-то не случилось.
А. ШИРВИНДТ – А я когда от вас шел однажды, много лет назад (может быть, пять-шесть), я выбежал туда и понял, что я засиделся – и нырнул туда. А там очень маленькое помещение, и такой постамент, и стоит кресло, стояло, вольтеровское кресло, очевидно, привезенное со Старого Арбата. И сидит дама столетняя (тоже, очевидно, со Старого Арбата), она, значит, дежурная. И у нее, как в старых троллейбусах, эти…
О. ЖУРАВЛЕВА – Билетики.
А. ШИРВИНДТ – Билетики. Значит, справа – спуск на одно место в мужской и женский. И я туда нырнул, выбегаю, протягиваю ей 10 рублей, она говорит: "Что вы? Что вы? Для нас это такая честь!" Вот это был пик мое популярности, понимаешь.
О. ЖУРАВЛЕВА – Спасибо большое, Александр Анатольевич! Вот когда еще придется… За что я люблю мою работу – иногда с такими людьми удается встретиться и поговорить совершенно даром.
А. ШИРВИНДТ – Ты начала с комплимента…
О. ЖУРАВЛЕВА – А программа-то как называется?
А. ШИРВИНДТ – А я должен сказать: "И ты замечательная".
О. ЖУРАВЛЕВА – Нет, нет, не нужно об этом совершенно говорить. Потому что на радио совершенно неважно, как выглядит ведущая, а вот как выглядит артист…
А. ШИРВИНДТ – А звукорежиссер улыбалась, наша старая подруга? Это тоже приятно.
О. ЖУРАВЛЕВА – Ну, это самый красивый звукорежиссер, был специально для этой программы приглашен.
А. ШИРВИНДТ – А я знаю, это очень трогательно, мы не первый год вместе.
О. ЖУРАВЛЕВА – Ну, в любом случае спасибо большое и нашим слушателям, которые присылали свои дифирамбы. Я уверена, что Александр Анатольевич на самом деле их ценит и понимает, что они искренние. Потому что вас действительно очень любят. Спасибо большое.
Женя, спасибо! Мне нравится Игорь Жижикин, я видела (и читала) с ним несколько интервью. Позитивный, открытый человек, и внешне импонирует. Надо было видеть, как он рассказывал про чужие бассейны . А уж Ширвиндт - у меня всегда хорошее настроение после его интервью .
Eugenia
администратор
Сообщение: 1487
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 14.04.14 18:20. Заголовок: Жень, спасибо за все..
Жень, спасибо за все новые материалы. С Жижикиным, честно говоря, вообще не была знакома, но кусочек интервью прочитала, и мне понравилось, так что утянула к себе в распечатки и буду читать. Ширвиндта читаю всего, что попадется. Обожаю его оптимизм и чувство юмора.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1523
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 20.04.14 14:15. Заголовок: Ах, какой умница Сер..
Ах, какой умница Сергей Гармаш! Просто душа радуется. Сергей ГАРМАШ: Обученные кричать чужие лозунги — проживают не свою жизнь
Народный артист — о том, что с нами происходит. Монологи для «Новой»
— Как в этой путаной реальности, непредсказуемой политической ситуации сохранить себя самого? Нужны какие-то опоры, которые исчезли, возможно, в связи с очередной реконструкцией государства, которая длится вот уже 30 лет. С точки зрения исторической перспективы смехотворный срок, но что есть историческая перспектива, когда речь идет о жизни современника, о преемственности поколений, которая из века в век у нас разрушается до основания, а затем… А что затем?
Смотрите, как быстро привыкаем к комфорту. Когда-то к «Современнику» подъезжали единицы машин. Сейчас толчемся, на стоянке не уместимся. Или вот совсем прозаическая вещь. Выхожу из дома и понимаю, что оставил мобильник: ощущение, словно я голый.
Кажется, мобильная связь, всякие гаджеты дают невиданную свободу. Одно нажатие — и ты пересекаешь широты и океаны. С другой стороны, эта видимая мобильность связывает нас по рукам и ногам, лишая времени на размышления о себе, судьбе твоей и твоей страны. А за нами идут наши дети, еще больше связанные одной мобильной цепью.
Нет, я не против прогресса или комфорта. Но, живя сиюминутным, мы перестаем мыслить в перспективе, обозначать дальние цели. Существуем в пространстве одного дня и его практических нужд. Ходим в театры, кино, успеваем веселиться. И в этом благо-получении сидим, как в коконе, хотя вокруг творится что-то ужасное.
На фоне последних событий часто стало звучать: империя, собирающая земли, великая Россия, поднявшаяся с колен. Но в чем величие? Когда-то мы были самой читающей страной в мире. Сегодня проблема образования задвигается в тыл всеобщего штурма национального единения. И любые попытки хоть немного вернуть нас к идее пусть не самой, но читающей страны — терпят крах.
Мой папа учился до реформы 60-х годов прошлого века, он трехзначные цифры множит с невероятной скоростью. Не потому что был вундеркиндом, а потому что счет в уме входил в школьную программу. Счет в уме — не просто математика, это подступы к аналитике.
Помню, у нашего учителя истории были такие карточки. Поднимал он карточку «1917» или «1861», «1941», и за цифрами вставало грандиозное событие со своими предпосылками и последствиями. Если мое поколение неплохо знало историю государства лет на сто назад, то сейчас эта цифра сократилась в разы.
К чему говорю про историю? Человека, не знающего историю, легко взять за руку, отвести в любую партию, вовлечь в любое движение. Обученные кричать чужие лозунги — стирают себя, превращаясь лишь в эхо, проживая не свою, чужую жизнь. А все потому, что вне духовных, интеллектуальных интересов скучно жить.
Недавно смотрел любопытный фильм, посвященный скуке. Ради того, чтобы вырваться из ее плена, люди решаются на экстремальные действия. Их выхолощенное, лишенное смысла существование требует острых ощущений. Тогда невыносимо легко повестись на лозунг, взять в руки биту. Не руководствуясь выстраданными идеями, просто вместо рутинного круговорота зажигается зеленый свет для реального действия. А думать о его последствиях, тем более отдаленных… Это пусть другие. Так и формируется толпа, в которой все повязаны перекладыванием ответственности на другого.
Может, поэтому агрессия, словно сероводород, поднялась и бурлит сегодня там, где вчера еще была тишь да гладь. Не соглашаясь друг с другом в оценках происходящего в стране, в Украине, люди начинают друг друга ненавидеть. Возненавидеть легче, чем убедить. Наш золотой запас не нефть, а литература, которая формирует не только интеллект, но мораль и опыт. Если и можно учиться на чужом опыте, то только сопереживая книге. Когда в обществе не хватает авторитетов, надо обращаться к исканиям Бунина, Толстого, Достоевского. Сегодняшние события поучительно рассматривать через призму «Бесов», «Окаянных дней», «Анны Карениной».
А у нас вновь мода на бесконфликтную архаику. Вот и радетели новой культурной политики пытаются вернуть нас в патриархальную Русь, отдельную от всего мира цивилизацию. Как может развиваться страна, культура вне европейских ценностей? Значит, отменим и все, привезенное Петром? Будем вновь бородами землю мести? Вспомните, в какие годы в Ярославле открылся первый российский театр, и посмотрите цифры, написанные на Гранд-опера, тринадцатой по счету парижской оперы. Посмотрите лицейскую программу пушкинского курса. Там и Гете, Шиллер, Шекспир, Байрон. Отрыв от мировой культуры, в том числе и современной — это самоубийство.
Есть и другая крайность. Может, я консервативен, но не приемлю книги, кино, которые абсолютный слепок уродливой действительности. В которых нет — пусть не света в конце тоннеля, хотя бы тонкой его полоски. Это ложный путь — тупо копировать жизнь. Без вздоха искусства. Обмана. Игры. Думал ли Пиросмани, создавая свои картины, что люди, их рассматривающие, станут добрее? Вряд ли. Но есть в этих холстах свечение, меняющее наши лица.
Установка молодых в кино: не рассказать историю, не поделиться, не тронуть — а удивить. Вчера звонит девушка, зовет сняться в ее короткометражке. Я говорю: «Вы предлагаете мне сыграть военного — конченого дебила. Такие, конечно, есть, но мне это не интересно». У меня есть серьезные претензии и к милиции, но извините: взломана дверь, мы кричим: «Милиция!» Если я буду играть военного-дебила, мента-животное — военные и милиционеры лучше не станут. Они такие же жертвы системы, как и другие. Покажите мне сложного человека.
Мне не нравится слово «патриотизм». Для меня любовь к Родине — как любовь к материнской груди. Глупо о ней кричать. Что такое Родина? Дом, бабушка, папа, мама, школа, друзья. Живой сплав, который не выплеснешь в декларацию. И когда из твоей сокровенной любви пытаются слепить лозунг, требуя: «А ну-ка докажи любовь к Родине!» — к хорошему это не приведет. Георгиевская лента на человеке — не свидетельство его патриотизма. У кого-то эта лента на лобовом стекле, а у кого-то внутри.
Всегда отказываюсь говорить о политике. Но когда в воздухе запахло неонацизмом и вновь находят резоны его полезности в данный исторический момент… Дорогие друзья, показывайте в школе «Обыкновенный фашизм» Ромма. Тогда студенты не будут называть Холокост клеем для обоев, пацанье — избивать «чурок» и устраивать парады своих «побед».
Когда же политическое противостояние переходит в сферу искусства, начинается полный мрак и абсурд. Замечательный фильм «В бой идут одни старики» признается неправильной работой, сделанной под давлением советской идеологии. В Украине запрещают российские фильмы, в России с подозрением вслушиваются в арии из «Руслана и Людмилы»…
Пытаться искусство использовать как инструмент борьбы — значит превратить искусство в средство пропаганды, то есть одно из видов оружия. Я же согласен с простой, но непопулярной у политиков мыслью: в самые тяжкие минуты жизни конкретного человека, в потоке глобальной истории выход можно нащупать лишь путем длительных, мучительных переговоров, но не с позиции силы.
Размышляя, как сохранить себя, не потерять перспективы, вспоминаю слова Юрия Николаевича Арабова: важно не истреблять себя прекращением внутреннего роста, а прилагать максимум усилий, чтобы стать больше самого себя.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1533
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Очень интересное интервью с Вениамином Смеховым в"Собеседнике":
Вениамин Смехов: Власти насильно повелели нам при живом отце возлюбить чужого папашу
Дмитрий Быков, Валерия Жарова
Смехов – любимец нескольких поколений, одна из таганских звезд, не только артист, но и поэт, и драматург, и режиссер, и мемуарист, и просто один из немногих наших современников, на которых можно оглядываться в поисках ориентира. Мы так и видим кислое выражение, которое появляется на его лице при чтении этого пафосного вступления. Но ничего не поделаешь, пора осваиваться в статусе патриарха. Таганке – пятьдесят. Она опять в центре споров и, как водится, доносов. С кем и говорить о ней, как не с Воландом, Клавдием и постановщиком нового поэтического спектакля по стихам Евтушенко «Нет лет»?
«На мальчиков – гранты: их не хватает»
– Вы только что из Женевы. Уже подозрительно. Что вы там делали?
– Я больше всего ценю исключения из правил. Потому что, как и вы заметили за свою молодую жизнь, правила у нас обычно скучные, глупые или даже опасные. Но есть исключения. Среди таких исключений для меня РАТИ, Школа-студия МХАТ и Щукинский институт. А в «Щуке» – Владимир Владимирович Иванов. А он исключение в том числе – благодаря фамилии и имени: Владимир Владимирович – это не Познер и даже не Маяковский, а Иванов-вахтанговец! Он в третий раз призывал меня быть председателем комиссии – раньше это называлось ГЭК, государственная экзаменационная комиссия, а теперь ГАК – аттестационная. Так что я председатель с гаком. Я согласился – люблю смотреть дипломные спектакли его учеников.
– А в Женеве-то?
– Ну подождите же. В Женеве есть такой бизнесмен, я не знаю, надо ли его называть, хотя, в общем, его и так все знают, который в 90-е, опасаясь «наездов», переехал в Женеву. И там основал филиал МГУ – Международный центр Ломоносова называется. В этом центре с 2009 года есть и организованный совместно со «Щукой» курс актерского мастерства. А сейчас как раз первый выпуск. Они уже седьмой год проводят Фестиваль российской культуры и науки. Швейцарские щукинцы показали свои работы, а московские тоже привезли пару дипломных спектаклей, и мы обсудили их с педагогами.
– А что там за студенты в Женеве?
– Рвутся туда в основном девочки, мальчиков не хватает, поэтому на мальчиков выдаются гранты, и они приезжают туда учиться бесплатно – один из самых талантливых, например, из Иркутска... Наконец в России возрождается то, что процветало в конце XIX и начале XX века, – меценатство. Когда были такие люди, как Третьяков или Савва Морозов. Люди, которые обладали большим состоянием, но оно не давало им покоя, пока они не посвящали его, высокопарно выражаясь, величию отечественной культуры.
«Вы просто не знаете, что такое Любимов»
– Вот сейчас на Таганке с успехом идет ваша постановка «Нет лет» по Евтушенко. И туда даже трудно попасть. Вам не кажется, что Евтушенко в общественном сознании начал вдруг уравниваться с Бродским – а ведь так долго был им оттеснен, и казалось, навеки...
– Слушайте, ну не надо поэтов сталкивать лбами! Вы же не Соломон Волков, человек довольно двусмысленный... Во всяком случае, этот его фильм про Евтушенко и его, так сказать, счеты с Бродским произвели на меня тяжелейшее впечатление.
Что касается Евтушенко и причин, по которым люди хотят смотреть «Нет лет», а артистам нравится там играть... Я был когда-то свидетелем того, как Высоцкого высоко оценил Николай Эрдман, великий драматург и поэт-имажинист, друг Есенина. Он был закрытым, неразговорчивым гением русской словесности. Высоцкий пел ему – это, кажется, был шестьдесят девятый, – и вдруг, услышав: «Открою кодекс на любой странице, и не могу – читаю до конца», Эрдман попросил эту песню повторить. Что его подкупило? Думаю, две вещи: снайперский юмор и человечность. Евтушенко читают и слушают потому, что он попадает в нерв, не боится старомодного романтизма, не бежит от реальности... Но ведь и Бродский далеко не сводится к той холодной статуе, которую изображают некоторые мемуаристы. Ведь это же Бродский написал: «Входит некто православный, говорит: «Теперь я – главный. У меня в душе Жар-птица и тоска по государю. Скоро Игорь воротится насладиться Ярославной. Дайте мне перекреститься, а не то – в лицо ударю. Хуже порчи и лишая – мыслей западных зараза. Пой, гармошка, заглушая саксофон – исчадье джаза». И лобзают образа с плачем жертвы обреза...» Восемьдесят пятый год! А звучит, как написанное сегодня и даже завтра.
– Кстати, из песен Высоцкого у вас есть любимая?
– Не смогу назвать, потому что они для меня не существуют отдельно от моей тогдашней жизни. Высоцкий ценил тех, кто чувствовал поэзию. Я одним из первых слушал его новые вещи и никогда не смогу из них выделить лучшую. Хотя сейчас вырвалось в памяти: «Кассандра», «Купола», «Баллада о детстве»...
– Вы чем-то можете объяснить тогдашний феноменальный успех «Доброго человека из Сезуана»? Все кругом писали: родился новый театр. А ведь пьеса...
– Пьеса на сегодняшний взгляд звучит анахронизмом: «Все богатые плохие и не правы во всем, а все бедные всегда правы и молодцы». У Юрия Любимова в «Добром человеке» ярко проявлен парадокс Брехта: ангел доброты Шен Те способна помогать людям только под защитой и опекой своей тени – злого Шуи Та. Из реплик моего 3-го бога очень сильна эта (шла на аплодисменты): «Блюди форму, а содержание подтянется!»
Успех первенца Таганки связан, по-моему, с эпатажной открытостью актерской команды к залу. Такого тогда не видели.
– Любимов любил актеров? Все вечно говорили о театре режиссерского диктата...
– Нет, любил. Вот его слова – режиссерская запись – 1981 года, когда закрыли спектакль «Высоцкий». Вот слушайте: «Спектакль закрыли, а я не горевал. Что дало мне силы? Мне дало силы, что при этом закрытии мои товарищи, актеры, безукоризненно работали при пустом зале, когда сидели люди, которые умертвляют искусство, значит, умертвляют душу своего народа. Мне было весело. И силы мне давало только одно: высокая художественность. То, что в трудные годы артисты стали настоящими людьми. Они не унизились, они работали свободно, легко, хотя условия были самые неестественные». Я, когда прочел, поразился: это он о нас? Но – интонация его, я узнаю. Вы, ребята, просто не знаете, что такое Любимов, почему он так влиял на нас и на всех. Потрясающий мужик! В шестьдесят восьмом приходят к нам смотреть – а вероятней всего, закрывать – спектакль «Послушайте!»: нашу с Любимовым – горжусь этой совместностью, ведь он сам пригласил меня в соавторы! – композицию по Маяковскому. П. Шелест (третье лицо в СССР и первое – в УССР), а с ним В. Гришин, член политбюро и первый секретарь Москвы. Площадь перекрыта, чекисты рыщут по театру, ищут бомбу или еще чего. Мы за полчаса до начала обсуждаем, что выбросить из спектакля, чтобы его не закрыли сразу после просмотра. Давайте уберем диалог Пушкина с Маяковским, ну это... «Хорошо у нас, в Стране Советов. – Можно жить? – Работать можно дружно...» Давайте уберем «По Кремлю бы бомбами метал: долой!» Ведь это до шестидесятых вырубалось безжалостно из всех изданий «Владимира Ильича Ленина», а у нас со сцены звучало... И вдруг Любимов говорит: убирать не будем ничего. Сыграть надо идеально. Как в последний раз. И если закроют театр, этот день будем вспоминать с гордостью! Нечего и говорить, как мы после этого работали. Хороший урок и для сегодняшних деятелей культуры.
«Я горячо жалел Эфроса»
– Не можем не задать вечный вопрос: когда было лучше – в театре, в искусстве, в стране, – тогда или сейчас? Когда было легче?
– Тогда было значительно душней, и вслух высказываться или острить о власти, как нынче все же бывает, – было немыслимо. Но! И тогда, и сегодня мы, увы, ошибаемся, ожидая гуманных акций по отношению к нуждам обычных людей страны. Скажем, от Андропова ждали скорей благосклонности к театру, потому что именно Любимов в свое время отговорил андроповского сына от сценической карьеры. Такие были милые выверты надежд. Кстати, именно при Андропове Любимова изгнали из СССР.
– Вы следите за таганской ситуацией?
– Если вы о доносе на директора, то это скорее абсурд. Двое от имени коллектива разбежались прогибаться и льстить официальным установкам – «впереди прогресса». Этот донос постыдный, но и смешней, и это не тогдашние кампании. Меня лично в восемьдесят четвертом задела политическая невзгода, когда мы отчаянно боролись за запрещенного Любимова.
– А вернуться в театр – не только одним спектаклем, а вообще – вы не думали?
– Нет, конечно. Я давно сам по себе.
– Нельзя не спросить про ту ситуацию, когда – помните – после изгнания Любимова в театр назначили Эфроса. Тогда вы и Филатов сразу ушли. Филатов очень раскаивался, считал себя виноватым перед Эфросом...
– И уйти нам не разрешали, и Лёня был очень болен, когда его донимали с раскаянием. Мы страдали от насилия властей, которые при живом отце, изгнанном из дома, повелели возлюбить чужого папашу. Это семейная драма, да? Ну, а Анатолий Васильевич Эфрос для меня как был, так и остался великим Мастером, и наш грех перед ним – вот парадокс – глубок и очевиден.
– А можете вы сказать, какой режиссер в наибольшей степени ваш?
– Подлинная квинтэссенция театральности – Петр Фоменко; все, что он делал на сцене. В его студии – воздух театра.
«Страсть Высоцкого к кино не разделял»
– Вы как-то следите за жизнью и карьерой Алики Смеховой? Даете советы?
– Как сказал Зиновий Паперный: «Лиля Брик – это женщина, которая свою жизнь посвятила своей личной жизни». А все прекрасные дамы – чаще всего поэты и актрисы – раздражают обывателей. Тем, что живут по своим правилам.
– А вы хорошо знали Лилю?
– Я с ней общался, а кто ее хорошо знал, кроме ближайших друзей, – сказать трудно.
– И что она была за человек?
– Она очень здорово умела слушать и понимать других. Скажем, по одной строке могла оценить поэта. Мы шли по Переделкино, навстречу Межиров. Он поздоровался, она тоже – и потом спрашивает меня: ведь он не ахти какой поэт? Я в ответ: «Парк культуры и отдыха имени совершенно не помню кого...»
– «В молодом неуверенном инее деревянные стенды кино...»
– Да. Но она уже по первым двум строчкам сказала: действительно поэт.
– У вас нет ощущения, что вы недоиграли в кино? Все-таки при выдающейся вашей фактуре – до странности мало ролей...
– А зачем мне это было нужно? Я, получив дозу любимовской инфекции, никогда не относился к кино всерьез, к счастью, и потому не страдал от невостребованности. Высоцкий захотел и втащил меня в кино – даже уговорил Дунского и Фрида, очень его любивших, вписать роль для меня в «Служили два товарища»: раз у Некрасова – Янковского есть друг, пусть будет и у Брусенцова барон Краузе! Они вписали. Он страшно серьезно относился к роли, наслаждался верховой ездой, не допуская дублеров. Обо всем – вплоть до бессарабского варенца, который мы попробовали там – говорил с восторгом: «Веня, это – кино!» Я его благоговения никогда не разделял.
– Какое советское поколение кажется вам самым интересным, кроме вашего?
– Герои спектакля «Павшие и живые». Вы же не помните, вероятно, что молодые поэты, погибшие на войне, были тогда практически неизвестны? Их – Кульчицкого, Когана, Севу Багрицкого – не печатали до конца шестидесятых. Вот это поколение, почти полностью выбитое, поколение сорокового года, умное, ищущее, чрезвычайно талантливое, мне казалось самым ярким, и с уцелевшими я – не скажу «дружил», но старался к ним приблизиться. Они поражали чувством вины – перед теми, кто не вернулся. Если бы не вой-на – невозможно представить, как они изменили бы все.
– Вопрос, который мы всегда задаем звездам отечественного кино: раздражает ли вас, что роль приклеивается, как ярлык? Ну, как Атос – к вам?
– Ничего раздражающего, напротив, это в жизни сильно выручает. Однажды мы втроем в Мисхоре – еще не украинском и не российском, а советском – долго гуляли и опоздали к ужину: Козаков, Табаков и я плюс наши детки. Козаков, уверенный в своем действительно колоссальном обаянии, отправился просить, чтобы нас накормили, и был отвергнут. Тогда пошел Табаков. Ему дружно закричали: «Шелленберг!» – и пустили нас. Это притом, заметьте, что для Табакова роль Шелленберга довольно проходная; я редко видел чудеса на сцене, и одно из этих чудес – Табаков в «Современнике» в «Балладе о невеселом кабачке». Олег Палыч – актер удивительный, но ничего не поделаешь, он всю жизнь для многих был Шелленбергом, а Визбор при всех его великих заслугах – Борманом. А ведь Визбор не только песни писал – он играл у Хуциева, у Шепитько значительных и привлекательных людей...
– Как вы думаете, все это – то, что сейчас – надолго?
– Не знаю. Думаю, не очень.
– И последнее. Это вопрос, в общем, интимный, не хотите – не отвечайте. Вы стираете из мобильного телефоны умерших друзей?
– Нет. Вот у меня телефон Золотухина. И даже эсэмэски от него. Последняя – лето прошлого года. «Веня, отзовись». Как это стирать?
Отправлено: 21.04.14 17:25. Заголовок: Спасибо за обе после..
Спасибо за обе последние публикации, Жень. Надо найти время прочитать, люди уж больно достойные...
Eugenia пишет:
цитата:
Вот у меня телефон Золотухина. И даже эсэмэски от него. Последняя – лето прошлого года. «Веня, отзовись». Как это стирать?
Никак... У меня до сих пор в ящике последнее письмо погибшего 3 года назад брата...
Eugenia
администратор
Сообщение: 1549
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 25.04.14 16:08. Заголовок: Очень понравилось ин..
Очень понравилось интервью с Александрой Урсуляк в"Театрале": Александра Урсуляк «Все у меня есть – и гордыня, и амбиции»
Елена ТРИШИНА
Она появилась неожиданно, мощно и страстно ворвалась в театральный мир – молодая, яркая, самоуверенная. Охраняемая и поддерживаемая именами своих учителей – Романа Козака, Дмитрия Брусникина, Аллы Покровской, Аллы Сигаловой… «Звезда Театрала» – конечно, именно ей был присвоен этот титул за двойную роль Шен Те и Шуи Та в спектакле Театра им. Пушкина «Добрый человек из Сезуана». Титул почетный и обязывающий.
– Саша, вы думали, как теперь жить Звезде Театрала, как соответствовать?
– Вот это тот самый вопрос, который меня мучает в последнее время. Внимание журналистов ко мне становится слишком избыточным. Это же в какой–то степени разрушает и расплескивает. Буду лимитировать! Потому что трачу на это слишком много времени, отнимая его и от работы, и от семьи. А дома дела… Дома две дочки – Настя и Аня. Им сейчас 5 и 8 лет.
– Актерские дети. Они бывают с вами в театре?
– Периодически бывают, если ничем не загружены. Нам же вечно не хватает времени, чтобы просто побыть вместе. Вот ради такого общения и развлечения я и беру их с собой. Хотя у нас нет проблемы, с кем оставить – и няня есть, и бабушки – с этим все в порядке.
– А артистки из них получатся, как думаете?
– Педалировать я не буду. Но они невольно включены в мою закулисную жизнь – ходят на репетиции, танцы учат, песни поют, даже роли выучивают. Из всех спектаклей роли, и, вы будете смеяться – даже немецкие зонги из «Доброго человека».
– Потому что вы сами, наверное, во всех углах квартиры их разучивали?
– Естественно, в сортире, в ванной – в дом же все приносится. «Причудницей–забавницей, вихрь с головы до пяточек»
– Это правда, что вы сами когда–то в детстве мечтали стать парикмахером?
– На самом деле это папе моему в определенный момент так показалось. В 90–е годы парикмахер – это стал уже не просто дядя Петя, который стрижет всех, кто пришел – появились салоны, мастера, стилисты. Это стало модным, это вошло в ранг гламура, стало приносить деньги. А я иногда подстригала своей сестре челку, бывало, еще кого-то стригла, причем, делала это скверно, но папе казалось, что хорошо и умело. Уж очень он не хотел, чтобы я шла в артистки. У нас ведь семья тоже была артистической, папа – режиссер, и чтобы как-то себя успокоить, он мне время от времени намекал: «Как же это у тебя здорово получается – прически делать? Может, это станет твоей профессией – прически делать?»
Знаете, я до сих пор способна сделать прическу и себе, и кому-то из домашних. Я все-таки по-прежнему владею этим навыком.
– А вы сразу же после школы пошли поступать в театральный?
– Да, в 16 лет. И сразу поступила. Дошла до конкурса в два ВУЗа, надо было уже выбирать, а в Школе-студии МХАТ набирали Козак, Брусникин, Покровская, и я, безусловно, сделала выбор в их пользу. Почувствовала, что там какая-то теплота была по отношению ко мне. Интуитивно выбрала их.
Хотя, что такое «интуитивно»? Как, например, можно выбрать роддом, в котором ты будешь рожать? Одно дело, когда ты троих родила в одном роддоме, потом двоих – в другом. Тогда можно порассуждать: «Вы знаете, в первом, пожалуй, мне как–то понравилось больше». А когда ты впервые, и пока ни разу ни с кем «в бой не сходил»? Тут уж должна сработать интуиция, а она у меня есть, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить. Я знаю это за собой, и доверяю ей.
– Помните, что вы читали на вступительных?
– «Бабушку» Марины Цветаевой.
– «Когда я буду бабушкой?..»
– Да-да-да! И это было самым точным, прямо, «бомбовым» попаданием. Все остальное я читала, наверное, хуже, а в «Бабушке» все возможности моего темперамента буквально выпирали наружу. И Алла Борисовна Покровская, когда меня послушала, сразу посоветовала: «Ты всегда с «Бабушки» начинай, и все у тебя будет нормально».
– Вот и мы тогда все разделы нашей беседы нанижем на эти стихи. Вы так и предрекли себе судьбу, потому что в этом стихотворении заложено очень многое?
– Да, я думаю, что «седой каргою с трубкою» – если не брошу курить, точно так и буду.
– Мне кажется, несмотря на ваше раннее желание стать актрисой, вы в себя очень рано заложили этот постулат: главное – семья?
– Я не могу сказать, что думала об этом в юношестве, но, опять же, интуиция раньше проявилась, чем мой разум, чем какие-то мысли верные. Уже сейчас, задним числом, я понимаю, что была права в своих поступках, хотя тогда и не осознавала. Но я помню, что у меня были такие задумки, чтобы была большая семья. Я как-то поняла очень давно, что семья, близкие родные люди – это очень важно. Когда их много – это очень хорошо.
– А разве у вас их много было? Родители расстались, когда вы были совсем маленькой?
– Зато сейчас у меня уже большая семья. Я поняла один простой принцип: чтобы была большая семья, ее нужно родить. И я свой вклад уже сделала в продолжение семьи.
– Вы в чем–то повторяете судьбу своей мамы?
– Нет, мы с ней разные люди. Мама в силу жизненных обстоятельств родила всего одного ребенка, а я уже двоих. Она, к сожалению, перестала быть актрисой, а я пока еще держусь. Но я могу сказать, что поколение моих родителей попало в страшное время – между временных жерновов 80–х и 90–х годов.
– Хотя тогда все же и некоторые свободы пришли?
– Но родители мои не завели каких-то банков, не завладели нефтяными вышками.
– А театры? Возникло более 200 любительских театров только в Москве – такая волна поднялась!
– Да, мама моя играла в театре Александра Паламишева. И спектакли у них были замечательные, один так вообще гремел – «Отец Арсений», с Владимиром Заманским в главной роли. С этого спектакля началась жизнь фольклорного ансамбля «Обереги», куда позже и перешла мама вместе с актрисами распавшегося театра.
Но ходили в театры категорически мало, и весь, так называемый, театральный бизнес рухнул очень скоро к чертовой матери.
– И вы, зная все это, все равно решили вступить на этот путь?
– Я не задумывалась о последствиях. Я просто влюбилась в эту профессию. Да и курс у нас был очень достойный – Даша Мороз, Сергей Лазарев, Даша Калмыкова, Саша Матросов. И потом все разошлись удачно по театрам.
– Сами вы в Театре Пушкина уже 11–й сезон?
– Представляете, сколько времени прошло, а я все в одном театре? И представьте, ни разу об этом не пожалела.
– Но вы здесь и стали звездой?
– Так мне везло очень во многом – я пришла в театр, который только что дали моему мастеру Роману Ефимовичу Козаку, который меня очень любил. Он меня позвал как человека своей команды, как своего близкого человека, с которым он будет делать свой театр. Конечно, я работала много, он занимал меня, что называется, и в хвост, и в гриву. Хотя я ему несколько раз ставила палки в колеса.
– Да что вы?
– Я же рано вышла замуж, и в самый разгар работы пару раз буквально ставила Мастера перед фактом: «Роман Ефимович, я беременна». Елки-моталки! Он переживал это очень остро, прямо, как предательство. Слава Богу, что рядом была Алла Михайловна Сигалова – его жена и соратник. Она и объясняла ему, что все правильно, и ничего в этом нет страшного. «Темный, прямой и взыскательный взгляд»
– Я знаю, что Сигалова относится к вам до сих пор как к дочери. Помню, она рассказывала, что они с Козаком постоянно влюблялись в одних и тех же людей. Так было, например, с Гидоном Кремером, так было и с вами – молоденькой еще тогда девочкой – Сашей Урсуляк.
– Безусловно, и для меня Алла Михайловна – ближайший человек. Я не буду говорить, что считаю ее своей матерью, хотя наши отношения чем-то напоминают дочерне-материнские. Я считаю ее своим другом, и, безусловно, этот друг – великолепная женщина. Великая!
– Мне кажется, что вы от нее очень много взяли, даже внешне, даже манеру общения – такую как бы холодноватую, отточенность формулировок.
– Конечно, я от нее массу всего взяла, впитала многое. Алла Михайловна – мой «оринцир».
– Что это?
– О, это смешная история! Как я помню, был мой день рождения, я была уже слегка пьяна, и все твердила ей: «Алла Михална, вы мой оринцир! Оринцир вы мой!»
– Ориентир?
– Конечно! Ориентир по жизни!
– Помните, с чего началось ваше общение?
– Первая встреча у нас была на спектакле «Ромео и Джульетта». Роман Ефимович позвал Сигалову как режиссера по пластике. Она поставила ночь любви Ромео и Джульетты, ту единственную ночь, которая у них была. Это был отдельный номер, дивертисмент, отдельная новелла. И она была сделана мастерски. И конечно, шарм и обаяние Аллы Михайловны, и мой страх, ужас, восхищение и влюбленность в нее – все это пришло так неожиданно. Она невероятная, не поддающаяся никаким объяснениям.
– И пережившая многое в своей жизни, и преодолевшая многое?
– Но это я уже потом узнала, и подробности ее биографии, и о травме, которую ей пришлась перенести в юности, и многое другое. А поначалу я просто думала: какая же она интересная – оторваться невозможно совершенно.
Потом, помню, как перед самой премьерой я решила заболеть ангиной, причем, какой–то жуткой. И Алла Михайловна мне позвонила, вдруг. Не просто как актрисе, с которой работает, нет, это было какое–то человеческое включение. Она звонила часто, советовала, что надо делать, что надо выпить, чтобы прийти в себя и обязательно выйти на сцену.
А потом у нас начался совместный ад, когда мы с ней съели…нет, не знаю, что она съела, но я – огромное количество самого страшного и отвратительного.
– Что же произошло?
– Алла Михайловна просто решила из меня сделать человека, когда мы с ней встретились на спектакле «Ночи Кабирии». Спектакль этот – на состоявшуюся актрису, на женщину, много пережившую. А она решила меня приподнять, сделать из меня человека, и абсолютно правильно, наверное, выбрала для этого такой жуткий способ – уничтожения. А она в принципе это делать умеет. И впоследствии наша дружба сложилась именно потому, я думаю, что уничтожение меня все никак не происходило. Я никак не уничтожалась, я держалась из последних сил, а она уже очень открыто вела свою одностороннюю войну. Она стирала меня просто в порошок, а я, представьте себе – абсолютно не обижалась. Она уже так хотела меня засадить, обидеть, уничтожить, чтобы все это вылилось в постановку, а я все не обижалась, и не обижалась. Мне было больно, грустно, я страдала, мне было плохо, но я все не обижалась на нее. Потому что сама понимала – все это идет в багаж роли, на пользу спектаклю.
И это произвело на нее такое сильное психологическое впечатление, что она бросила это дело, и мы с ней подружились.
– Это все было до премьеры?
– Нет, у нас дружба возникла после, когда она уже, грубо говоря, плюнула на меня, бросив этот эксперимент.
– Что же она могла вам такого страшного говорить?
– Что? «Вы бездарность! Вас надо…» И еще много такого, даже нецензурного, что я сейчас и повторить не могу, но действенного. Причем, это делалось открыто, в микрофон, на весь театр, с утра до вечера. Я себя чувствовала полным дерьмом, ничтожеством. Но выстояла и очень многому научилась, благодаря этому.
– У вас ведь были и следующие совместные работы?
– Потом была «Мадам Бовари». Это была очень большая работа. Но сейчас я понимаю, что не была тогда к ней готова. Чего–то я там не смогла, не сумела. Это был уже совсем другой подход. И встретились мы с ней совсем иначе, и не было у нас никакой конфронтации. Но что–то не случилось, я думаю. Неважно! Мне кажется, что в театре, кроме того, что надо делать какие–то интересные спектакли, важно, что происходит между людьми. Даже, когда спектакли прекращают свое существование, этот период тебе очень много дает. И, конечно же, репетиции «Мадам Бовари» мне очень много дали.
– По жизни человеческой?
– Да. Есть состояние, общение, тот мир, в котором ты проводишь три-четыре месяца репетиций – это самое главное. То, о чем вы говорите, что между вами происходит, что в душе зарождается, какие зерна. Потому что потом они все равно прорастут.
– Вы стали близким человеком в их семье, бывали у них в доме?
– Конечно. И до сих пор я у них бываю, хотя нет уже Романа Ефимовича, Миша – их сын, учится в Америке, часто приезжает, и я очень дружу с Аней – старшей дочерью Аллы Михайловны.
«Моей землицы горсточку возьмите в узелок»
– Козака не стало в 2010 году. Как вы пережили его уход?
– Вы понимаете, я из-за своей какой-то молодости, легкомысленности, и глупости, была абсолютно убеждена, что вот он ездит лечиться в Германию, и уж там–то его вылечат. Да, думала: сейчас тяжело, но мы его поддержим, и он выкарабкается. Отмечала, что он стал даже лучше выглядеть. И только под самый конец, я поняла, что ничего хорошего уже не будет.
Помню, заснула крепко, вдруг вскакиваю посреди ночи и четко понимаю, что он умирает. А ведь перед его смертью мы провели прекрасные полгода вместе, выпускали «Бешеные деньги» Островского. Он выпустил спектакль и ушел. Не умер, а ушел. Потому что он все время с нами. И период репетиций – это был такой классный период, это было так хорошо. И мы с ним дружили…он меня столькому научил за эти полгода. Не в профессии, а в жизни, черт побери! Мы постоянно так хохотали… я навсегда запомню этот период.
Еще одним потрясением в моей жизни было то, как Алла Михайловна пережила уход Роман Ефимовича, и позволила нам проститься с ним. Это было очень достойно, очень сильно, и я не уверена, что в этой истории можно было что–то лучшее предпринять. Дело в том, что Козак был человек не сопливый, далекий от пошлостей, от всякого этого дерьма, от дебильных тостов на поминках. И я считаю, что все его друзья, ученики, и в первую очередь, Алла Михайловна провели все это достойно его мироощущения, понимания. И если бы он увидел с небес, или еще откуда-нибудь, что кто–то там прибавляет пафоса, он бы плюнул сверху на нас всех. Я убеждена, что он, смотря, как все происходит, был доволен, ему не было неловко. Алла Михайловна всегда очень хорошо понимала, за кем она замужем, и очень уважала своего мужа. И всегда знала, что соответствует ему, а что нет.
– Остался Театр Пушкина без своего главного режиссера?
– Первое время было очень тяжело. Но иначе и быть не могло. Пустота. Переход на какие-то другие рельсы. В театре у меня было затишье.
Я пыталась заниматься какой–то своей жизнью… В этот самый момент я развелась с мужем и осталась одна, с двумя детьми. Т.е. у меня был такой период абсолютной пустоты. Я бросила курить, дико поправилась, пыталась заниматься спортом.
– В этот сложный момент нужно было как–то собирать себя, мобилизовывать?
– Да нет, я не была разобрана, что называется. Вот опять же – Алла Михайловна, почему ориентир? Она когда–нибудь бывает разобранной?
– Думаю, что да, хотя даже самой себе в этом не признается.
– Думаю, что нет! Разобранность, если на то пошло, бывает разной. Вот такой: «Я не знаю, что мне дзэлать!» – такой разобранности у нее не будет никогда в жизни. Все–таки я оглядываюсь на нее, и стараюсь соответствовать.
– И когда пришел черед новой работы?
– Новая работа совершенно неожиданно нагрянула. Это был спектакль «Много шума из ничего», который поставил Евгений Писарев. Я весь сезон ничего не делала, а тут в театре возникла некая ситуация, когда нужно было за две недели до премьеры прийти и играть Беатриче.
– Такой срочный ввод был?
– Да. Евгений Александрович обратился ко мне за помощью, я, естественно, откликнулась и постаралась максимально достойно выпустить премьеру. «А целовалась, бабушка – голубушка, со сколькими?»
– Саша, любовь для актрисы – это так важно! Как же играть чувства – без чувств? Вы знаете, когда я смотрела «Доброго человека из Сезуана», мысленно пожелала вам такого человека рядом, как Саша Матросов (Александр Матросов, актер Театра им. Пушкина). По степени таланта, по искренности, по схожести.
– Да, интересно. Между прочим, не вы первая мне об этом говорите. Жена Саши Матросова была у нас звукорежиссером. Когда она пришла в театр, тоже кое-что подозревала.
А мы же с ним однокурсники, мы много работаем вместе еще с института, а это, как я говорю, «хуже родственника». Это же моя «ходячая совесть». Вечный строжайший взгляд такой. Вот что–то я играю, чувствую, за кулисами стоит и зырит, и меня сканирует: «наврала–не наврала, наиграла–не наиграла, плохо–хорошо». Потом молчит. Я – то же самое: всегда стою за кулисами, слежу за ним. Вот такой у нас постоянный контроль друг за другом.
Я его очень люблю, несмотря на то, что у нас друг к другу пощады нет никакой. При этом – какая–то родственная связь – вечно обнимаемся, я у него все время на коленях вишу. И Соня – жена его, думала, что у нас роман, конечно. А – никогда в жизни! Ну, это прямо был бы инцест!
– Саша! Кажется, все картинки вашей жизни – театрально–семейные? У вас даже банального хобби нет? Интересует вас что-то иное, не имеющее отношения к театру, и к семье?
– Я даже не могу припомнить, что бы меня интересовало, кроме этого? Хотя, иногда думаю: ну должна же я себе позволить нечто? Допустим, поехать ненадолго, без детей?
– Получается?
– Недавно получилось – всего на 3 дня. В Париж.
– Одна?
– Нет. С любимым… А не так давно вывезла детей на дачу, и 85 км ездила туда – обратно, и там не было телевизора, и там было так хорошо. Какой же кайф! Мы читали, я слушала в машине аудиокниги, лекции. Поняла, что не хочу ничего смотреть, я объелась, хочу только читать и слушать. «Я опрокину лавочку, я закружусь, как вихрь!»
– Так, наверное, на слух вы выучили и зонги на немецком для «Доброго человека из Сезуана»? И совершенно безукоризненно исполняете их в спектакле. Кто–то помогал вам?
– Да, конечно, носитель языка – чистокровная немка, актриса Моника Госсман, которая училась у Козака на курсе после нас. Я, слава Богу, схватила ее случайно в тот момент, когда она работала у нас в театре над другим спектаклем. Она пришла к нам на репетицию, и я стала ее трясти и расспрашивать о нюансах. Моника мне быстро объяснила, что немецкий язык не жесткий, как все думают, акцент надо делать на гласных, это самое главное. Так мы с ней разобрали весь текст. У меня оказался хороший слух на языки. Я ее на диктофон записала, и дальше – все съемки, все самолеты, машины, все поезда – с бумажками, с прослушками. Я ей безумно благодарна.
– В драматических спектаклях вы абсолютно профессионально поете и танцуете. Вы никогда специально не учились танцам и пению, кроме Школы–студии?
– Когда я пришла в институт, какие–то навыки танца у меня были, хотя я занималась хореографией не так много, и сожалею об этом – но у станка я стояла все–таки не как какашка, а как селедка. И навыки эти мне до сих пор помогают. А насчет пения – я занималась народным пением, благодаря маме моей, которая участвовала в том самом ансамбле народной песни «Обереги».
За 20 лет, что они существуют, было множество концертов, гастролей. Я провела на репетициях этого ансамбля все свое детство, узнала много народных песен, и, между нами говоря, пользуюсь до сих пор большим успехом в дружеских пьяных компаниях. Потом, уже в театре, у меня появились педагоги по вокалу. А сейчас, когда жизнь занесла меня в мюзикл «Чикаго», у меня появился совершенно замечательный педагог Алла Куликова, которая со мной занимается усиленно.
– Мюзикл, в который, как вы говорите, вас занесло – это совершенно новый для вас жанр?
– Я думаю, для меня это шаг вперед. Как же я восхищалась и завидовала раньше Лайзе Миннелли! А сейчас Велма – любимая моя роль. Это непросто, тут нужно применить действительно все свои навыки, приложить физические усилия. У меня 15 спектаклей в месяц.
– Как же вас хватает на спектакли и в театре Пушкина, и в мюзикле?
– Вот так! Я работаю каждый день. Потому и отказываюсь от интервью, думаю, лучше бы я детей увидела.
– Саша, похоже, что вы очень работящий человек?
– Вполне. Я еще такой заводной человек, как заведусь – не могу остановиться. «Скажу: Родимый – грешница! Счастливая была!»
– Как получилось, что ваш папа – известный кинорежиссер, вас не снимает в своих фильмах? Такое добро у него рядом, и пропадает?
– Я думаю, что должно быть какое–то очень точное попадание. Мне нужна какая–то роль, которая соответствовала бы моей психофизике. В театре я могу быть какой угодно, а для кино нужна фактура, а моя фактура, как ни странно, не совпадает с моим внутренним миром, что в кино очень важно. Роль должна быть точна, должна собрать все эти компоненты, и еще, это должен хотеть снимать такой режиссер, как мой папа. И поскольку такого совпадения пока не было, думаю, он меня и не снимает. Но если уж совпадет, это случится, наверное.
– Но пока все ваши роли в кино – это совсем не то, чего вы достойны, мне кажется. Хотя, вам всего 30 – это возраст, когда все только начинается.
– Конечно, хотя, помните, героиня Алентовой в «Москве слезам не верит», говорила, что в 40 лет все только начинается?
Помню, как Алла Михайловна периодически меня спрашивала, сколько мне лет, и каждый раз по–новому реагировала. То в 24 – ой, как много! То – как мало! Как–то говорю ей: «Я жду тридцати лет, когда, говорят, все чакры открываются, и все так и попрет». А она мне: Не верьте, это только в сорок придет».
– Кажется, Джульетту вы играли в первый раз молоденькой совсем, без достаточного актерского опыта?
– В 19 лет. А второй раз пришла играть ее уже мамашей с двумя детьми – старая коза! Исполнительница, которая вместо меня уже играла, внезапно заболела. А я не собиралась идти на замену, не хотела – пусть отменяют спектакль. И вдруг мне так стыдно стало: театр в беде! Давайте мне текст!
А потом такой кайф получила! Все зная, все понимая, как – чего, с таким чемоданом опыта.
– Немного обидно, что публика широкая вас мало знает, имя пока не на слуху, как говорится. Может, зря вы журналистов так не жалуете? Где же актерские амбиции?
– Да все у меня есть – и гордыня, и амбиции. У меня нет недостатка внимания, я чувствую, что ко мне хорошо относятся, правда. Я просто печатные ложные откровениями не люблю, действительно.
– Хотя, поймите, интересно же знать тем, кто любит вас на сцене, как она – одна, с двумя детьми, откуда силы берет для такой работы?
– Нет, я готова поделиться. Предположим, есть какая-то женщина, живет она далеко, кто–то ее бросил, осталась она одна, с детьми. Проблемы, сложности. Меня же тоже поддерживают примеры женщин, которые в похожей ситуации смогли достойно держаться – кто не наложил на себя руки и вышел красиво из такого положения. Работает много и творчески. Меня это вдохновляет. Может и я способна кого–то вдохновить? Если это с пользой применить, то я согласна.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1563
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 29.04.14 04:14. Заголовок: Сегодня исполняется ..
Актер, создавший целую плеяду ярких образов в кино и с подлинным блеском игравший на подмостках литовской сцены, многим запомнился своей ролью в картине «Мертвый сезон». Это был совершенно новый в советском кино – неожиданный – образ разведчика, напрочь лишенный идеологических штампов. Его герой жил и работал в далекой стране (где он выполнял свою миссию) вне совдеповских привязок и служил исключительно во имя высокой идеи освобождения мира от зла. Донатас Банионис создал совершенно новый образ в таком же отчаянно-новом – по драматургии, поэтике, по визуальному ряду – фильме Саввы Кулиша, которым бредили подростки и восхищались маститые киноманы.
Впрочем, то была не первая роль Баниониса в жанре детектива. Незадолго до того артист сыграл в фильме «Операция «Трест» роль Эдмунда Стауница – злейшего врага советской власти, который ведет борьбу с ней в самом логове большевизма – в центре нэпманской Москвы. В картину, снимавшуюся к 50-летию этой самой власти, Банионис был приглашен, уже будучи известным киноактером. Тут прежде всего стоит сказать о фильме «Никто не хотел умирать» – откровенной и поэтической ленте Витаутаса Жалакавичюса, посвященной «лесным братьям», боровшимся с коммунистами в Литве после Великой Отечественной войны.
Прошедший блистательную школу драматического искусства у Юозаса Мильтиниса (долгие годы жившего в Париже и дружившего с Пикассо, Барро и другими небожителями тогдашнего искусства) – основателя Паневежисского драматического театра – и ставший первой звездой его труппы, народный артист СССР Банионис все же стал известен «городу и миру» прежде всего своими киноролями. Однако именно театр позволил сформироваться редкому амплуа актера. Амплуа тонкого лирика, с глубокой (глубинной даже) внутренней жизнью, создающего пронзительный образ современника...
Ну а играл артист, разумеется, не только своих современников, но и – например – художника Гойю, композитора Бетховена... Исключительная киногеничность открывала ему путь к созданию образов многих immortels. При этом – при очевидной «внешней» достоверности и хронологической аутентичности – все герои Баниониса были и поразительно психологически «выверены». Неуспехов и неудач у Баниониса не было.
Особенно заметно «психологическая составляющая» позволила артисту сыграть и главную роль в «Солярисе» Андрея Тарковского. И хотя тут пришлось идти по пути, исключительно начертанном режиссером (сопротивляться Тарковскому было, как известно, совершенно бессмысленно) – Банионис был доволен тем, что удалось сделать свой вклад в общую задачу – картина имела колоссальный успех.
Стяжавший немалые лавры в СССР, Банионис не был обделен ими и в постсоциалистической Литве – в отличие, скажем, от Вии Артмане, закончившей жизнь чуть ли не в бедности. И хотя в театре народный артист СССР и Командор Банионис не играет уже 20 лет (он оставил его в ранге не только ведущего актера, но и главного режиссера Паневежисского драматического) – в кино время от времени Баниониса можно было увидеть. Роли предлагают и сегодня, но патриарх литовского искусства отказывается. В том числе и потому, что предложения не по вкусу маэстро. Нет, он совсем не брюзжит и вовсе не жалуется на жизнь в своей небольшой квартире в Вильнюсе, куда переехал из Паневежиса... Просто, какие-то совсем другие сегодня на дворе времена. Да и хочется хотя бы немного пожить и в свое удовольствие...
Eugenia
администратор
Сообщение: 1588
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 06.05.14 02:40. Заголовок: Валерий Кичин ("..
Ушла Татьяна САмойлова, советская звезда, которую помнит мир
Народная артистка Татьяна Самойлова - одна из трагедий нашего кино. Трагедий этих тьмы, и тьмы, и тьмы, и они уже породили очень много невидимых миру слез.Первая красавица курса, девушка с экзотичной внешностью, с невероятными раскосыми глазами, полная молодого оптимизма и энергии, уверенная в своем будущем. Она была счастливым ребенком: отец - знаменитейший Евгений Самойлов, кумир театра и кино, идол всех женщин Советского Союза. Она училась танцу, на нее обратила внимание сама Майя Плисецкая. Но Самойлова предпочла драму и пошла учиться в легендарную "Щуку" - училище имени Щукина, откуда вышло много великих вахтанговцев, включая Василия Ланового - ее первую любовь и первого супруга. Красота окружала ее: красавец-отец, красавец-муж, и сама красавица, от которой вскоре будет неметь сам Пабло Пикассо. Экзотическую девушку пригласили на первую в ее жизни кинороль - конечно, экзотическую: в фильме "Мексиканец" с красавцем Олегом Стриженовым в главной роли. Даже успех был красивым и экзотическим: зрители воспринимали фильм как картинку из недоступной заграничной жизни - в одном ряду с "Человеком-амфибией".
И сразу - уже триумф, причем громкий, всемирный: Самойлова сыграла Веронику в фильме Михаила Калатозова "Летят журавли" и стала суперзвездой. Ей стоя рукоплескал зал Каннского фестиваля, фильм получил единственную в нашей истории Золотую пальмовую ветвь, а его главная звезда - приз жюри. С формулировкой "Самой скромной и очаровательной актрисе". Тогда ее узнала вся планета. Ее лицо мелькало на обложках мировых журналов в одном ряду с самыми популярными знаменитостями. С ней мечтал сняться Жерар Филип. Пикассо сулил ей звездную жизнь. Эта советская звезда была не только красива - она обладала той актерской искренностью, которая пленяла сразу и навсегда. Ее раскосые глаза обещали талант, границы которого были еще никому не известны. Этот триумф мог стать поворотным пунктом в ее судьбе: ее готовы были снимать крупнейшие кинокомпании, на нее сыпались лестные предложения. Но она была представительницей великого СССР, и советские официальные органы отклоняли любые западные контракты: "Самойлова очень занята!". А она не была занята. Девушка с экзотическим разрезом глаз вряд ли могла играть типичную комсомольскую активистку в типичном советском кино; режиссеры ею восхищались, но в своих фильмах ее "не видели". Да и успех картины "Летят журавли" в глазах партийных функционеров был сомнительным: "воспевание" девушки, не дождавшейся жениха-фронтовика, приравнивалось к пропаганде проституции. И Запад, наверное, не случайно клюнул на этот порочащий Россию фильм, а что мило врагу, то враждебно родине. Вот примерно так рассуждала политизированная критика, и актрису, у ног которой лежал "весь Париж", у нас снимать не очень торопились. Ее снял, в память о недавнем триумфе, Калатозов в "Неотправленном письме". Потом каннскую звезду пригласил венгерский режиссер Михай Семеш на роль советской разведчицы в шпионском триллере "Альба Регия" (ее партнером там был кумир венгерского кино Миклош Габор). Потом итальянский классик Джузеппе Де Сантис снял ее в роли коллаборационистки Сони в фильме из времен Второй мировой "Они шли на Восток". Но все это уже не шло ни в какое сравнение с ее первым и главным успехом. Звездный путь прервался на взлете просто потому, что любая звездность казалась подозрительно "не нашей": с ней просто не знали, что делать. И вспоминали о Самойловой, как вы заметили, в основном заграничные режиссеры.
Но вот неожиданно вспомнил режиссер наш, и к тому же классик: Александр Зархи доверил экзотической красавице роль самой Анны Карениной. В этом фильме Самойлова снова встретилась с Майей Плисецкой, сыгравшей Бетси Тверскую. Советская "Анна Каренина" тоже была приглашена на Каннский фестиваль, который всегда любил возвращаться к своим прежним фаворитам и теперь нетерпеливо ждал новой встречи с Татьяной Самойловой. Но не дождался: Франция была в огне студенческих волнений, и в знак солидарности с молодежью революционно настроенные зачинатели французской "новой волны" не дали открыть фестивальный занавес, а жюри сложило полномочия. Каннская премьера фильма не состоялась, новый триумф Самойловой - тоже. В России же картину приняли, как всегда, кисло-сладкими усмешками: в глазах миллионов Анна Каренина не должна обладать столь вызывающей экзотической красотой. Так вторая по-настоящему звездная роль Татьяны Самойловой не то чтобы не состоялась, но была как бы придушена - сначала судьбой-индейкой в Канне, потом вечной хмурой бдительностью у себя дома. И потянулись годы бездействия. Актрисе перепадали незначительные роли в фильмах, которые забывались уже в год выхода. Семейная жизнь тоже стала нестабильной: уходили мужья, приходили новые, в итоге безработная актриса осталась в полном одиночестве. В ресторане Московского Дома кино, который тогда славился своей атмосферой дружественности и скромными ценами, часто могли видеть молчаливую женщину, которая сидела, как правило, за столиком у окна совершенно одна - в ней с трудом узнавали блестящую красавицу с каннских подмостков, а если узнавали, то опасались потревожить бестактностью. Самойлова приходила туда столоваться, ее знали официантки и подкладывали ей вкусные кусочки, делали порции чуть побольше. Возможно, она приходила не только поесть, но и чтобы ее кто-нибудь вспомнил, подошел, поговорил с ней. Потом ее перестали видеть и там.
В 2008 году, спустя почти полвека после каннского триумфа, о забытой звезде вспомнил молодой режиссер Игорь Волошин и снял в эпизоде своего фильма "Нирвана". Эпизод был прекрасен, эксцентричен, ярок, 74-летняя актриса там блеснула новой гранью своего таланта, еще неведомой: трагикомедийной. Но на Берлинском фестивале, где состоялась премьера, и Самойловой уже не было, и зрители на экране ее не узнали: в кино слава и приходит и уходит очень быстро. Одиночество, забвение, ощущение ненужности и традиционная для наших былых суперзвезд нищета делали свое дело. Самойлова много болела, питалась скудно, и были случаи, когда она исчезала из дома, и спустя несколько дней ее находили где-нибудь в больнице, где пожилые врачи могли только ахать, признав в старой молчаливой женщине экранную красавицу, освещавшую их юность. А молодые, скорее всего, уже и не знали, кому ставят капельницу. Это, увы, типичная для нашего кино судьба. Пока человек нужен и приносит отечественному искусству мировую славу, его терпят. А потом бросают и забывают до некролога. Актерские гонорары советской поры не позволяли накопить на обеспеченную старость, и уж тем более речи не могло быть о своем бизнесе, который обычно кормит угасшие западные светила. И только редкие телевизионные всхлипы о трагических судьбах потерянных по дороге звезд нарушают могильную тишину вокруг них, еще живых. Но и эти отдельные всхлипы - дань не милосердию как закону жизни, а спорадическим поискам сенсации. Сейчас о Татьяне Самойловой как раз готовились вспомнить: в канун ухода ей исполнилось восемьдесят. И был уже объявлен вечер в Доме кино. Звезда Канна должна была явиться своим былым почитателям приодетой, ей говорили бы ласковые слова, ей снова должны были перепасть кусочки любви и счастья. Теперь будет вечер прощания навсегда. И ласковые слова Татьяна Самойлова уже не услышит. Останется ее ладошка, оттиснутая на Аллее звезд во французском Канне. Уникальная ладошка - по-моему, единственная, оставленная там звездой из России.
Спасибо за заметку. Добавлю, что в этом году Д.Банионис стал лауреатом Национальной премии ( вернее, за 2013 год, но премия всегда вручается в День Независимости – 16 Февраля). Новейшая его роль – небольшая, но яркая в фильме«Тадас Блинда.Начало»(2011) , где он сыграл Муравьёва-Палача.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1684
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Замечательное интервью с Александром Сокуровым в"Новой газете":
Александр СОКУРОВ: «Мы сейчас с такой легкостью расправляемся с молодыми людьми!»
Почему на открытии «Кинотавра» в Сочи режиссер призвал президента Путина освободить всех политзаключенных
После обращения Александра Сокурова трансляция церемонии открытия фестиваля не могла попасть в телеэфир («Новая» № 61), зато по Интернету вскоре разлетелась «весть» про отказ Сокурова от своих слов в защиту политзаключенных. Это неправда. Александр Николаевич от сказанного не отказывался и не оправдывался. Понимая, что у фестиваля к президенту возникли проблемы именно из-за его обращения, он принес свои извинения организаторам фестиваля. И в этом жесте также остался равен себе.
Дождливым днем мы отправились с режиссерами Александром Сокуровым и Светланой Проскуриной посмотреть Олимпийские объекты. Понедельник в парке выходной. На всех дорогах-подступах полицейские кордоны. Просачиваемся. И оказываемся в городе-призраке. Гигантские пустые пространства (как тут не вспомнить о сокуровских «Днях затмения»), где прямо из асфальта произрастают величавые строения: стадионы, дворцы, арены… И ни души. А эпицентре этого фантасмагорического архитектурно сна, «скорбного бесчувствия» — чаша олимпийского огня, обожжённым краем рвущаяся в свинцовое небо.
Мы разговариваем с Александром Николаевичем о кино — не о политике. Но вызовы времени таковы, что политика сегодня солирует во всех сферах жизни.
Новая. Ваши фильмы, во всяком случае, снятые в последнее время практически не показывают ни в кинотеатрах, ни по телевидению. Как вы думаете почему?
Сокуров. Эти фильмы сделаны в России, а у нас отсутствует национальная система кинопоказа. В кинопрокате российским фильмам места нет. Знаю, что на российском телевидении есть негласное распоряжение мое кино не показывать и меня упоминать — мне об этом неоднократно говорили. И то, что отменили телетрансляцию открытия «Кинотавра» в связи с моим обращением к президенту (Сокуров призвал Путина выпустить политзаключенных), — лишь подтверждает, что фигура я не слишком принимаемая.
Да… очень вы неудобный. А как вам кажется, отчего между национальным кинематографом и зрителем дистанция огромных размеров? Во Франции же эту дистанцию уменьшают.
Во Франции тоже есть проблемы с экспансией американского кино. Но у них поддерживается общенациональный прокат. Национальное кино занимает свою нишу, защищается целым сводом законов. В России все иначе. Хотя есть же талантливые картины. Ну а где их показывать? И я, и мои коллеги много раз говорили, что давно назрела необходимость создания национальной киносети. Говорил я это и Путину. Возражений нет. Но нет и никакого движения. Я несколько раз выступал с предложением и даже с требованием ввести на государственном телевидении бесплатную квоту для информационно-рекламных материалов о национальном кино. Все эти инструменты не работают.
Ведь, по сути, я поддерживаю государственные усилия, потому что большая часть картин создается на деньги национального бюджета. Кинематографисты получают гранты. И зритель страны обязан быть информирован, на что идут эти деньги. Значит, показ национального кино — не есть акт снисхождения, это закон, который не соблюдается.
Ситуация совершенно абсурдная. Если государство финансирует кинопроизводство, почему оно не заинтересовано показывать кино?
Вследствие отсутствия разумной национальной культурной политики. Разумная национальная политика создает разумную национальную систему продвижения. И один закон, принимаемый законодательным органом, не должен противоречить другому закону или ведомственному распоряжению. К тому же они должны выполняться и взаимно дополняться. Этого логичного и ясного взаимодополнения нет. И проследить за этим, видимо, некому, кроме общественных сил.
То есть это не злоумышление — занять чем-то неспокойных, рефлексирующих кинематографистов: пусть себе снимают кино вволю… для себя.
Да нет, просто чиновные люди обязаны исполнять законы. Но увы… На последнем заседании Совета по культуре с участием президента Путина речь шла не совсем о киношных делах. И все же я попросил слово — мне его не дали. Я сам включил микрофон, и сказал: «Вы можете выделять еще больше денег на кино. Спасибо! Но нам негде это кино показывать». После этого президент встал и ушел. Заседание было закрыто. Каждый раз, когда мы подходим к решениям не каких-то философских сверхполитических, а конкретных, простых, рутинных вопросов — всегда возникают неразрешимые проблемы.
Кинематограф широкого пользования вы именуете не искусством, а окружающей культурой. И как мне кажется, постепенно исчезает не только востребованность искусства зрителем, но тенденция еще печальней: пропадает заказ общества и государства на искусство как таковое.
Заказ на кино как искусство ослабевает, прежде всего, в среде национальной, в среде народа. Советское русскоязычное кино было востребовано всем обществом, всем многонациональным союзом. Было поразительное сочетание политического заказа и интересов общества.
Притом, что идеологическая система была жесточайшей.
Безусловно, еще более жесткой, чем сегодня, но изменился мир, изменился народ. Место гуманитарных ценностей заняли деньги. Сегодня население страны в своем подавляющем большинстве крайне бедное. И те, кто могли бы стать зрителем кинотеатра — неимущие люди. Естественно, эта часть населения и его интересы постепенно люмпенизируются. Впрочем, это касается не только нашего общества. Американцы в своем большинстве также составляют люмпенизированную среду. Это уже следующий этап того же процесса.
Когда в кинотеатрах жрут, потребляя визуальный товар вприкуску. Произошла подмена визуальной культуры визуальным товаром. Современное кино в основе своей — товар. А зрители превращаются в потребителей этого товара. Правильно было бы в кинотеатрах, которые оказались прилавками этого глобального рынка, прокручивать ролик: «Господа, вы находитесь на кинорынке! Вы купили товар-фильм, производитель которого не несет никакой ответственности за ваше культурное и эволюционное развитие».
Я буду счастлив, если в кинотеатрах перед каждым сеансом появятся такие честные предупреждения, которые окончательно снимут ответственность с режиссеров и с кинопоказчиков. Прекратят это вранье, что люди пришли кино смотреть.
Но ведь это дорога в одну сторону. Молодые люди, которые привыкают потреблять исключительно сильнодействующий аттракцион, бьющий по глазам, выходящий с помощью цифровых технологий на пределы экрана, — все меньше и меньше готовы к труду восприятия неспешного авторского кино. В том числе и вашего «Фауста».
Да, перемещение искусства в особую товарную нишу — характерная примета времени. Это динамический процесс, который есть следствие эпохи потребления.
И что же делать? Вот вы написали письмо президенту. Ответа дождались?
Я писал по поводу ситуации вокруг телеканала «Дождь». Хотя я понимал, что никого ответа и не будет. А что он мне ответит? Что? Что в этом письме неправда? Что формирование современного телевизионного вещания есть калькирование того самого западного мира, против которого они вдруг так наверху все восстали? На чем строится модель вещания крупных государственных и частных каналов? На приобретении распространенных во всем мире моделей и форматов. Поэтому там нет ни свежих идей, ни режиссуры современной, ни отечественной драматургии. Они просто вытеснены иностранным продуктом. При этом все руководители телеканалов твердят о патриотической настроенности. А между тем, транслируют противоположные принципы. Поэтому что мог ответить Путин? Не закрывать «Дождь»? Так и так было ясно, что нельзя этого делать. В первую очередь потому, что это коллектив молодых людей.
Как зеницу ока, надо беречь всякий талантливый молодой коллектив. Мы сейчас с такой легкостью расправляемся с молодыми людьми! Десятки, если не сотни тысяч сидят в тюрьмах — пусть сидят! Армия обретает все боле и более наступательный характер. Ведь ребята погибать будут? Ну что ж, значит надо погибать! Высшее художественное образование — платное. Ну что же, пусть платят! Возникает гражданское участие молодежи в жизни общества, в его процедурах… они оказываются под следствием. Так что ж это такое?
Семьи молодые не получают реальной поддержки: все это «доступное жилье», ипотеки — фикция или безумно дорогие кредиты. Заметьте, я сейчас говорю не о политике — о жизни. Я гражданин России с одним паспортом. Но когда за моей спиной посеяли поле злаковое, а потом по недозрелому пошли косой… я уже не понимаю, что все это означает?
Ваше выступление на «Кинотавре» вызвало шоковую реакцию. Вы же просто задали вопрос нашему президенту. Но в нынешней ситуации вакуума реальной общественной жизни, подобное приравнивается к подвигу Александра Матросова. А как вы думаете, отчего ваши коллеги: режиссеры, драматурги — то есть представители смыслообразующих профессий — в большинстве своем заняты тем, что пристраиваются к головному батальону власти, подписывают письма, доказывают свою сервильность. При этом кто, как не они, должны задавать моральный вектор?
Долгое время очень известные люди уговаривали меня активно участвовать в избирательной кампании Владимира Владимировича Путина. И все это время я повторял, что человек из мира культуры не должен участвовать в таких политических процессах, потому что самим своим появлением в окружении какого-то кандидата, он нарушает гражданский баланс.
Категорически нельзя своим авторитетом или своей актерской популярностью так необдуманно распоряжаться. Потом если что-то случится в государственном порядке, в нашей большой стране… кто будет судьями, моральными авторитетами, кто составит среду, к которой общество и народ может обратиться?
Спросить: «А что же с нами произошло? И что — мы?» Вы имеете в виду прямое участие в политике? Но Тарковский говорил, что любая творческая деятельность должна рассматриваться как долг художника.
Ну, мы с вами говорим сейчас об очень высоких категориях. И высокое понятие долга имело ясное значение в тот момент, когда противодействие сил было крайне поляризовано. Советская жизнь в те времена имела контрастные цвета, четкие границы. Причем и у нас, и на западе. В частности, существовала определенная граница между массовым и немассовым. И размышлять об искусстве было делом благородным, как для уважаемых СМИ, так и для авторов разных уровней. Среди самих же авторов, большая часть понимала: «Ну, да, допустим, я — режиссер — не высокого полета, поэтому именовать свою деятельность «творчеством» поостерегусь». Сегодня иная поляризация, целый ряд известных людей откровенно пошли, как я считаю, просто на службу власти, потеряв границу допустимого в словах и деяниях. Я крайне смущен поведением Михалкова. Хотя я полагаю, что даже президенту абсолютно не нужны эти услуги. Человеку, стоящему на такой властной вершине просто всего этого не нужно. Ему нужно, чтобы он был окружен трезвыми, внимательными людьми, которые не гнутся. Президенту не нужны гнущиеся фигуры. Все это такая, я считаю, советская рудиментация. Сакрализация власти, абсолютно несовместима ни с каким демократическими принципами. В советское время существовала внятная иерархия моральных авторитетов. К мнению Сахарова, Лихачева, Германа, Сокурова, отстаивавших «самостоянье человека», прислушивались. Сегодня в публичном пространстве подобное поведение подается как некая странность, прихоть, неумение встроиться в систему. Потребление стало и частью идеологии.
Ну давайте немного подождем. Мы-то — поколение, которое уже на излете. Но видите, и на «Кинотавре» столько новых имен, разнообразных авторов. И фестиваль дает возможность им высказаться. Можно говорить, что высказывание это неполно. Но это означает, что в нынешних условиях этот автор может делать только это. Подождем, возможно, вскоре появятся мощные фигуры. Вот ведь Андрей Звягинцев делает серьезные картины. Решается на выказывания о современной России. Существует поколение режиссеров, пытающихся формулировать свое представление о современности. А иначе быть не может. Мы предрасположены к кино в России. Именно к фундаментальному кинематографу. К тому, что называется авторским кино. При этом к кинематографу относимся слишком серьезно. Мало умеем шутить. У нас ведь не слишком была развита чисто жанровая комедийная основа. И Гоголь, и Салтыков-Щедрин — не жанровые юмористы, гораздо более сложные, тяжеловесные фигуры. На шее художника и культуры в целом — все туже сжимается бюрократическая удавка. Собственно кино Звягинцева отчасти про антагонизм государства и человека, существующий во всех странах. Но у нас эту удавку затягивают с особой изощренностью.
Вопрос сложный. Я сейчас заканчиваю картину, связанную с Лувром, которая финансируется Францией, Голландией и Германией. Перед съемками происходили такие же, как у нас, питчинги — защиты проектов. Все же кино — индустриальная штука, и никуда не деться от необыкновенно тяжелого финансового вопроса. Но тут целый комплекс ответственностей, в том числе и автора, соизмерение своих сил и возможностей. Это еще и такая форма мудрости что ли. Это как идти в джунгли и выиграть не за счет силы, а с помощью ума. Выиграть у всех кто в этих джунглях привык править. Стать мудрее опасной змеи, сильнейшего льва, мощного орангутана. Я думаю, и Тарковский много страшно нелицеприятного хотел сказать о советской власти. И Феллини о современном обществе говорил все, что думает, но собственным художественным языком.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1685
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 09.06.14 03:51. Заголовок: И вот еще замечатель..
И вот еще замечательная публикпация Валерия Панюшкина о Ксении Раппопорт, но, к сожалению, не копируется. Так что даю ссылку:
Отправлено: 09.06.14 17:47. Заголовок: Жень, спасибо за инт..
Жень, спасибо за интервью с Ксенией. Да, со "Сноба" перепечатывается не всегда почему-то, так что пришлось читать прямо с компа, что я делаю редко. Но интервью стОящее. Я как раз в процессе освоения "Незнакомки" - так и нет времени закончить. Страшный, конечно, фильм. . . Очень интересно было прочитать про выбор актрисы, как все начиналось. Надо же. . А детки бедные, которые "без кожи" - каких же только болезней на свете нет, ужас один... Большой респект Ксении Раппопорт и другим актерам, что помогают им.
Грядёт 200-летие Михаила Юрьевича Лермонтова, которое будет широко отмечать вся страна. К этой дате одним из первых в России Малый театр поставил масштабный спектакль «Маскарад», в роли Арбенина – народный артист России Борис Клюев, а режиссёром выступает народный артист России Андрей Житинкин.
- Андрей Альбертович, у вас за 30 лет были разные периоды творчества, но именно в Малом вы поставили три абсолютно классических спектакля. За Арбенина – Клюева отдельное спасибо: этот замечательный артист не особо избалован главными ролями в театре.
– При том, что он чрезвычайно популярен на телевидении. Да, я счастлив, что Арбенина у нас играет именно Борис Клюев. Зритель его обожает. Ставя «Маскарад», мы сразу оговаривали, что именно Борис Владимирович будет играть эту роль. Тем более что в июле он отмечает своё 70-летие. Так что актёр сделал подарок нам, ну и самому себе, конечно, потому что роль Арбенина – мечта каждого серьёзного артиста.
– Как вам с ним работалось?
– Исключительно комфортно. Клюев первым из артистов сыграл Арбенина ХХI века. В его персонаже многое перекликается с сегодняшним временем: герой имеет власть, положение, состояние, но в преклонном возрасте неожиданно по-настоящему влюбляется в молодую девушку, принося к её ногам всё это. Тема разновозрастных браков очень ведь популярна в наши дни. Клюев играет Арбенина совершенно иначе, чем его предшественники – Мордвинов или Царёв: тихое помешательство его героя в финале по-настоящему страшно. Ещё день назад был необыкновенно мощный, интересный, социально состоявшийся человек, и вот он бродит по дому, как привидение, надевает на труп убитой им же жены валеночки, чтобы она не замёрзла. Этого крупного талантливого человека раздавили люди, которым он мешал жить и которые, наблюдая за его несчастьем, абсолютно удовлетворены. Тоже ведь очень созвучно нашему времени? Клюев играет удивительно. А как он волновался, когда репетировал! Старшее поколение актёров – вообще уникальное.
– Говорят: актёры – как дети. Они действительно так ранимы?
– Очень! С ними надо обращаться бережно, тактично. Расскажу случай. В Театре Вахтангова я работал с Юрием Яковлевым в спектакле «Весёлые парни». Юрий Васильевич был человеком очень подробным, дотошным. Но именно это качество рождало убедительность его образов. Меня на репетициях он доставал безумным количеством вопросов: А почему так? А почему не так? А почему здесь пуговичка синяя, а там зелёная? От этого можно было сойти с ума, но я понимал: всё – ради дела.
А потом был случай, когда я оценил это его качество: он в преклонном возрасте играл трагедию угасающего гения – гениального актёра, который постепенно теряет память. И я предложил ход: «А давайте рассыплем по полу фотографии из ваших собственных ролей». Другой бы обиделся или испугался: на полу валяются дорогие сердцу фотографии – плохая примета. Он удивился, но принял идею. Мы пошли в музей, напечатали фото и потом многие годы их допечатывали… потому что зрители подбирали с пола фотографии, дорогие сердцу, и уносили домой. Вот такого поворота, кстати, мы не ожидали…
– Вы ведь работали и с Людмилой Гурченко, были единственным режиссёром, который с ней сделал больше одного спектакля?
– Это правда. У Людмилы Марковны характер был прямой, резковатый, она не терпела фальши, вранья, больше одного спектакля её никто не выдерживал. Ваш покорный слуга сделал с ней четыре. Люся была чем-то похожа на Яковлева в дотошности, но плюс ещё она была самоедка. И совершенно не умела отдыхать. Даже если лежала на диванчике, поджав ножки, то не дремала, а прокручивала текст, прикрыв глаза, чтобы к ней никто не приставал. Она всё время думала о роли, которую репетировала. Могла позвонить глубокой ночью и сказать: «Андрей, вот здесь – не так». – «Я сейчас ничего не соображаю, давайте утром это сделаем!» Но для неё не существовало ни ночи ни утра, когда дело доходило до работы.
– Ну и как вам удалось с ней «вырулить» эти четыре спектакля?
– Хоть она и самоедка, но я был честен с собой и понимал, что все её вопросы абсолютно обоснованны – большая актриса, она просто шла вглубь. Лично мне всегда нравилась её откровенность: если ей было скучно, она никогда не притворялась и откровенно зевала. Как кинематографист, Люся выучивала текст быстрее всех, раньше всех приезжала на репетиции, сидела под дверью абсолютно собранной и готовой. В её физике навсегда осталась советская кинематографическая привычка: «Мотор!» – и она сразу должна была войти в кадр, выложившись на 100%, потому что плёнки мало и второго дубля может не быть.
– Большие актёры перед выпуском спектакля сильно нервничают? Или с годами и ролями это чувство притупляется?
– Перед выпуском все нервничают. У всех после спектакля сырые рубашки: лёгкость – только видимость. Более того, они нервничают перед каждым выходом на сцену. Кто-то крестится, кто-то плюёт три раза почему-то в левую туфлю – я видел разные приспособления.
У меня была всего одна работа с Иннокентием Смоктуновским – «Маленькие трагедии» по Пушкину. Но нервничать так, как нервничал Иннокентий Михайлович, уже будучи всенародно признанным гением!.. Я такого больше не видел. Смоктуновский перед выходом на сцену подходил к занавесу и тихонько его теребил. Я долго не мог понять, в чём дело. А потом выяснил, что это он так настраивался, чтобы никто к нему не подходил в тот момент, ничего не спрашивал. Он переходил в другое измерение – это теребление занавеса было для него «магическим кристаллом», поворотом, за которым уже не было Смоктуновского, а был кто-то другой.
– А Маргарита Терехова – как она настраивалась на спектакль?
– Мы с ней работали над «Милым другом» в Театре Моссовета. Она блистательно играла роль мадам Вальтер, которую соблазняет герой Александра Домогарова – Жорж Дюруа... Энергетика у Тереховой бешеная. Я запрещал реквизиторам давать ей стекло: никакой бокал не выдерживал – лопался в её руке. Стеклянные бокалы заменили на металлические, а потом реквизитор сказала: «Андрей Альбертович, полюбуйтесь! Вот бокал Тереховой». Она отдала мне погнутый металлический бокал, продавленный со всех сторон. Рита продавила своими пальчиками тяжёлый металлический предмет!
Но это и есть те волшебные мгновения, за которыми зритель приходит в театр. Их невозможно получить в кинозале – они даются вот такой актёрской энергетикой. Когда здесь и сейчас для тебя живыми слезами рыдает, или смеётся, или страдает актёр – с этим никакое 3D не сравнится!
– Вы заговорили о слезах на сцене, и я вдруг вспомнила, какими огромными слезами плакал в вашем спектакле «Венецианский купец» Михаил Козаков…
– Великая судьба. Начинал с Гамлета – Охлопков вытащил его в Театре имени Маяковского на сцену, и вся Москва ломанулась смотреть на молодого талантливого писаного красавца! Так родился театральный актёр Миша Козаков. А финалом была для него роль шекспировского Шейлока, в которой он был уже лысым, в возрасте, побитым жизнью, с мешками под глазами. Но зрители его обожали ещё больше! Для Шейлока эта лысина и мешки были хороши. Ведь роль вроде бы была построена на отторжении – коварный еврей, который требует вырвать сердце христианина, – но он в конце вызывал огромное сочувствие и жалость. Особенно в финале, когда убегает любимая дочь, унося реликвии, драгоценности. Он открывает свой сундучок, достаёт из него локон детских волосиков и плачет.
Шейлок плакал огромными лошадиными слезами – не знаю, что вспоминал в этот момент сам Козаков (может, своих детей, которых у него много и с которыми он всегда был в разлуке – почти вместе и не жил). Он что-то туда подкладывал, и эта магия передавалась на эмоциональном уровне. Михаил Михайлович даже ничего не говорил, просто рассматривал детские вещички, оставшиеся от дочки, которая его прокляла, убежала, которую он и сам проклял. Но всё равно – сердце отца есть сердце отца. Козаков играл трагическую роль, которую всегда мечтал сыграть.
У него были мрачные депрессивные периоды, когда он начинал думать о смерти. Михаил Михайлович иногда мне звонил по ночам, так ему было плохо.
И я, понимая, что необходим выход эмоций, давал ему выговориться. А потом просил почитать стихи. Он мог читать ночи напролёт. Я верю, что эта ночная «психологическая помощь» сильно про-длила ему жизнь.
Режиссёр часто видит актёров не только в минуты их триумфального взлёта, но и в тяжёлые периоды их жизни, выступая для них то психологом, то «скорой помощью». Вот такая профессия.
Тина
постоянный участник
Сообщение: 30
Зарегистрирован: 21.11.13
Откуда: Россия
Репутация:
0
Отправлено: 24.06.14 07:43. Заголовок: Eugenia мне тоже оч..
Eugenia, мне тоже очень комфортно было читать статью. Уважение, понимание, стремление помочь людям, с которыми работаешь. И очень захотелось в Малый на Клюева.
Отправлено: 02.07.14 17:17. Заголовок: Недавно на Ютубе поя..
Недавно на Ютубе появилась запись встречи
"Чулпан Хаматова. Литература про меня. "
Ведущий и собеседник -- Дмитрий Быков, цикл "Литература про меня"
Мне было интересно смотреть, хотя к обоим отношусь совсем не однозначно, и, по-моему, существовали они на этой встрече в разных плоскостях, но не потому, что разговор не удался, а потому, что (опять ИМХО), испытывая какой-то пиитет друг к другу (наверное Быков больше к ней, чем она к нему), пытались трогательно друг друга не задевать и дать пространство выразиться.
Чулпан, похоже, была специально не подготовлена, да и вопросы в основном были из зала и непростые, аудитория у него как раз была на уровне. Но это и было интереснее всего,
Eugenia
администратор
Сообщение: 1761
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 03.07.14 03:41. Заголовок: Я смотрела эту перед..
Я смотрела эту передачу, она мне показалась не очень удачной. При моей огромной симпатии к Хаматовой, как к замечательной актрисе, так и к человеку, спасающему детей, смотрелась она здесь весьма бледно. Мне показалось, что на одной сцене им было тесно. Совершенно не понравился, Быков, как ведущий. Она действительно чувствовала себя как на экзамене, а в тех случаях, когда готова была развернуто отвечать, он просто не давал ей говорить. А я бы с удовольствием ее послушала. Хаматова, по-моему, была очень растарена, а Быков ей совершенно не помогал. Для сравнения послушала (есть на ютубе, но только звук, нет картинки) такую же передачу с Парфеновым. Вот Парфенов не растерялся, Быкова задвинул, сам все рассказывал.
Отправлено: 03.07.14 06:17. Заголовок: Ну и прикид у Быкова..
Ну и прикид у Быкова, позорище..
Eugenia
администратор
Сообщение: 1768
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 04.07.14 15:12. Заголовок: Olga пишет: Чулпан, ..
Olga пишет:
цитата:
Чулпан, похоже, была специально не подготовлена, да и вопросы в основном были из зала и непростые, аудитория у него как раз была на уровне. Но это и было интереснее всего, мои определения этому ее представлению: щемяще и многое неожиданно, откровенно, но про этом талантливо и натурально, речь замедленная, как бы взвешивая каждое слово, но слова очень весомые и достающие зрителя. Наверное, очень трудно с Быковым поддерживать разговор о литературе даже представителю гуманитарной профессии, но она не ударила лицом в грязь, не выпендривалась, но и не смущалась от знания или незнания.
Julia пишет:
цитата:
При моей огромной симпатии к Хаматовой, как к замечательной актрисе, так и к человеку, спасающему детей, смотрелась она здесь весьма бледно. Мне показалось, что на одной сцене им было тесно. Совершенно не понравился, Быков, как ведущий. Она действительно чувствовала себя как на экзамене, а в тех случаях, когда готова была развернуто отвечать, он просто не давал ей говорить.
Наконец-то, вчера вечером посмотрела. Да, действительно, временами Чулпан выглядела, как школьница на экзамене. Было обидно, когда от нее как будто разбегались хорошо известные ей ответы. Нам всем, я думаю, это знакомо: вот ведь знала же, а тут выскочило из головы... Но Чулпан такая умница, такая обаятельная, что мне это даже не мешало. Книжки читает серьезные, немецкий знает, а главное - замечательная актриса да еще делает огромное дело, спасает больных детей, до которых богатому государству нет никакого дела. Скрытый текст
...государству, которое в упор не помнит, что существует на деньги налогоплательзщиков, то есть в том числе - и на деньги родителей этих несчастных детей.
Быков, мне кажется, специально на Чулпан не давил, но, возможно, на нее действовала его, так сказать, учительская сущность. Что мне у него не понравилось, это его рассуждения о женской прозе. Что она более жесткая и циничная, чем мужская. В самом начале, где он говорил про Петрушевкую и Токареву. Я вот, например, не могу читать Петрушевскую, она на меня действует жутко угнетающе, но не потому что автор - женщина, а потому что мне не нравится, как она пишет. Но я точно так же не могу читать Пелевина с Сорокиным. Не идет, хоть я с ними дерись.
Потом про Дину Рубину. Быков, получается, считает, что, уехав в маленькую страну Израиль, она как писатель стала мельче? А по-моему - ровно наоборот! Если сравнить произведения Дины Рубиной 1970-80-х годов и 1990-2000-х, то видно, как выросло ее писательское мастерство. Каким выразителльным стал ее язык, какие яркие появились у нее герои, какими разнообразными и захватывающими стали сюжеты. Жизнь в другой стране обогатила ее, одарила погружением в другую культуру, да плюс к этому - дала возможность путешествовать по всему миру. И книги Дины Рубиной двух последних десятилетий нам очень наглядно это демонстрируют.
Элен пишет:
цитата:
Ну и прикид у Быкова, позорище..
Джинсы и футболка? Ну, типа, сasual attire... Другое дело, что его бы тоже невредно в спортзал отправить.
Джинсы и футболка? Ну, типа, сasual attire... Другое дело, что его бы тоже невредно в спортзал отправить.
Про спортзал понятно, но я даже не об этом. Уж жутко затрапезный видок-то, джинсы и футболки тоже бывают разные, и поприличнее можно было найти для ТВ.
цитата:
Я вот, например, не могу читать Петрушевскую, она на меня действует жутко угнетающе, но не потому что автор - женщина, а потому что мне не нравится, как она пишет. Но я точно так же не могу читать Пелевина с Сорокиным. Не идет, хоть я с ними дерись.
Совершенно согласна, и про Рубину тоже. Передачу смотреть не хочу, может, послушаю потом.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1776
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Небольшая публикация в журнале "Театрал", подготовленная Татьяной Петренко:
О Натальи Теняковой заговорили после фильма «Старшая сестра», хотя сыграла она младшую, и роль не была главной. К моменту выхода этой картины Тенякова уже окончила ЛГИТМиК и играла в Ленинградском театре им. Ленинского комсомола. Через 2 года её пригласил в БДТ сам Георгий Товстоногов и занял в семи своих спектаклях. Но проработав 10 лет, Тенякова переехала в Москву. 10 лет играла в Театре Моссовета, пока Олег Ефремов не позвал во МХАТ. Тенякова согласилась, осталась с ним после раскола – и работает в МХТ им. Чехова до сих пор.
Виктор Костецкий, актёр
- Мы с Наташей учились в ЛГИТМиКе у Бориса Вульфовича Зона. На курсе с нами учился и Лев Додин. Они с Наташей были самыми юными, но если Лев был угловатый, зажатый, всё плечом вперёд бегал, то Наташа была хорошенькая и абсолютно раскрепощённая. Она купалась в любви Зона и в нашей любви тоже – но вышла замуж за Додина. Наташа замечательно играла в «Машеньке». У нас было несколько совместных работ в спектаклях «Глубокая разведка», «Идеалистка», «Собака на сене», в котором она была Дианой, а я Теодоро. В репетициях с ней было легко. Она очень живо реагировала на всё.
Курс у нас был дружный. Мы устраивали вылазки, ездили в лес по грибы. Наташа жила в центре города, на Пушкинской. Когда она была замужем за Лёвой Додиным, мы частенько собирались у них. Однажды устроили большое застолье. В лесу набрали опят, а Наташа потушила их в сметане, пока мы ходили на Кузнецкий рынок за квашенными помидорами.
После окончания ЛГИТМиКа мы вместе попали в Ленинградский театр им. Ленинского комсомола. Только Тенякову взяли сразу, а мне, как и другим ребятам пришлось показываться. Судьба её сложилась удачно. Сразу две большие роли в спектаклях «Трёхгрошовая опера» и «Дни нашей жизни». Тогда же Лёва хотел поставить «Антигону» и начал репетировать с нами, но работать приходилось ночью. Работу в театре никто ведь не отменял, а премьеры следовали одна за другой. Нам было тяжело и через полгода мы не выдержали. Антигону Наташа так и не сыграла.
Позже Наташа влюбилась в Сергея Юрского и ушла в БДТ, а потом и вовсе уехала в Москву. Годы спустя мы встретились в Крыму, в Доме актёра. Она была с Юрским и дочкой Дашей, я был с женой и дочкой, тоже Дашей. Их не пускали на пляж. Я был крайне возмущён, пошёл к директору и устроил скандал: «Вы кого на пляж не пускаете? Это же Юрский и Тенякова! Вы, что их не узнали?»
Владимир Меньшов, кинорежиссёр
- Наташа снималась у меня в фильме «Любовь и голуби». Играла бабу Шуру. Вначале мы думали, что стариков должны играть старики, и я искал среди возрастных актёров, но по мере того, как выстраивалась театрализация всего зрелища, стало понятно, что играть должны не пожилые. Так на роль дяди Мити был приглашен Сергей Юрский. Что касается бабы Шуры, то это просто, что называется, счастливый случай. Мне никак не удавалось найти актрису на эту роль. Тенякова была женой Юрского и как-то пришла вместе с ним. Я предложил: «Наташа, а почему бы не сыграть?» Она стала отказываться: «Нет-нет!» Она всегда отмахивается от кино. Категорически не хочет сниматься. Мы подкупили её тем, что съёмки будут проходить в Карелии. Места красивые, по грибы ходить можно, дочку десятилетнюю взять с собой. В общем, это сработало, она согласилась и приехала на съёмки. Я считаю, что это просто выдающаяся актёрская работа. В кино не главные её победы. Конечно, главные её роли в театре, но в нашей картине она сыграла потрясающе. Я просто наслаждался, какая она характерная актриса. Как она интересно работает. Она действительно стала бабкой на наших глазах. Повязала платочек, начала говорить, и всё – я вижу смешную бабку.
Общаться с Теняковой одно удовольствие. В ту пору ей было 39 лет. Что могло подсказать ей, как надо играть возрастную роль? Не знаю. Видно, у неё где-то там, в актёрской копилке, эти бабки были сложены, и её игра была просто праздник. Вообще вся картина была, как один общий праздник для всех. Все попали на свои роли. Игра, как песня складывалась, и Наташа была заводилой в этой песне. Я был просто счастлив! После съёмок мы делали попытки в карты поиграть. Наташа и Серёжа любят бридж. Но жизнь разводит, у всех дела. Больше, к сожалению, роли для неё подходящей в моих картинах не было.
Дмитрий Брусникин, актёр, режиссер, педагог Школы-студии МХАТ
- Она замечательная артистка, на мой взгляд, нереализованная, но не желающая ничего делать, хотя могла бы делать невероятно много. Наверное, она считает, что уже всё сделала. Она была очень близкой подругой Ии Сергеевны Савиной, актрисы МХАТа. Наташа пришла в наш театр, и это было настолько органично, что, мне кажется, она здесь всегда была. Мы играли в спектакле «Вагончик», причём оба были введены на роли, а вот в спектакле «Новый американец» по Довлатову роли уже были для нас. Мне предложили роль Сергея, Наташа играла Тасю, любовь Сережи, которую он спустя 20лет встречает в Америке. Судьба этой любви – в одной сцене. Она трогательная, щемящая, драматичная, смешная. Наташе легко было играть, она была знакома с Довлатовым, и Сергей Юрьевич был знаком. Он смотрел наш спектакль как очевидец. Я помню, страшно переживал, когда он пришёл на премьеру. Мы с этим спектаклем ездили по Америке. К нам приходила вдова Довлатова, дети его. Мы долго его играли, и Наташа любила играть, а потом предложила: «Пусть молодые играют, всё же возраст уже».
Наташа удивительная артистка. Ну, что вы хотите – школа Товстоногова. Они серьёзны, собраны, всегда в тонусе, не такие разгильдяи, как наши. Наташа не позволяет себе капризов, недовольства, усталости. Она работает не только 3 часа на репетиции. Она работает дома. Она знает текст, она готова к работе.
Наташа невероятно душевная. Я её очень люблю. Иногда друзьям или коллегам покажешь фотографию внука. Они посмотрят, и всё. Наташа сразу заинтересуется. Она будет умиляться, восторгаться, рассматривать с такой любовью, как будто это её внук.
Они с Юрским удивительная пара. Они столько лет вместе, что уже невозможно представить их друг без друга. Я не знаю человека, который читает стихи лучше Юрского. Интересно наблюдать за Наташей, когда Сергей Юрьевич читает. Как она слушает! Какие у неё глаза. Это не описать. Это надо видеть!
Eugenia
администратор
Сообщение: 1777
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 08.07.14 03:29. Заголовок: И очень интересное и..
И очень интересное интервью с Леонидом Павлючиком - памяти Нонны Мордюковой на сайте журнала "Москвичка":
Леонид Павлючик: «Всю жизнь Нонна Мордюкова вела диалог с Вячеславом Тихоновым»
Анжелика Заозерская
6 июля 2008 года ушла из жизни народная артистка СССР Нонна Мордюкова. За эти годы никто не смог заменить Нонну Викторовну – настолько ярким, неповторимым был ее талант в российском кинематографе. Близкий друг Нонны Викторовны, кинокритик Леонид Павлючик рассказывает «Москвичке» о том, каким человеком, личностью, женщиной была Нонна Мордюкова
- Леонид Васильевич, в чем уникальность актерского таланта Нонны Мордюковой? Почему таких мощных актрис в нашем кино больше нет?
- Нонна Викторовна была человеком фантастического таланта, настолько мощным, что другого слова как глыба в отношении ее дара мне трудно подобрать. В моем представлении она походила на огромный природный кусок гранита, добытый из недр самой матушки-земли. Она была человеком абсолютно русской природы и породы, самородком. Мало кто знает, что Нонна Викторовна обладала многими талантами: в частности, литературным. Она писала самобытные очерки, рассказы. Причем писала всю жизнь, правда, мало кому показывала результаты своего труда. Мордюкова преклонялась перед людьми, которые владели словом, в частности, перед Василием Шукшиным. Но и сама владела индивидуальным пером и стилем. Что касается актерского ремесла, то во все роли она привносила свои личные наблюдения, являясь соавтором ролей. Так, она дописывала фразы для своих героев, вставляла характерные словечки в реплики…
- Говорят, что у Нонны Викторовны был трудный характер?
- Да, она была человеком резким, решительным в своих суждениях, и могла «припечатать словом». Не любила журналистов, и в горячке могла сказать нашей братии: «Отстаньте от меня, собаки!». Я видел в ее доме телефонный аппарат, разбитый и склеенный скотчами, который актриса неоднократно швыряла после звонков надоедливых журналистов. Причины ее несдержанного характера, на мой взгляд, отчасти таились в ее происхождении, в трудной юности, когда она много помогала своей маме – председателю колхоза, и на ней висели все братишки и сестренки. Нонна Викторовна рассказывала мне о том, как она таскала воду с шести лет из колодца и делала другую домашнюю работу. Вся жизнь актрисы была трудовая, она сама себя обеспечивала. Нонна Викторовна, не без юмора, нередко говорила: «Богатый муж мне не подсыпался». Причем она помогала и всей своей многочисленной родне. Актриса ездила много с концертами и творческими вечерами по городам и поселкам, чтобы заработать деньги для родственников. Правда, в этой тяжелой жизни были и свои плюсы, главный из которых – для зрителей она была своей, близкой до боли, а не звездой, не знаменитостью. Мордюкова была частью народа, и чувствовала народ как никто другой. Ее платья не рвали на лоскуты – на память, но когда ее встречали в магазине, на улице, каждый человек мог к ней запросто подойти, и с каждым она разговаривала как с равным. Мордюкова в своих ролях лучше всех актрис передала русскую суть, русский характер, потому что ни разу не изменила своей природе.
- Наверняка, Нонна Викторовна рассказывала вам о своих взаимоотношениях со своим единственным мужем – Вячеславом Тихоновым?
- История ее взаимоотношений с Тихоновым была очень драматичная, и по ходу нашей с Нонной Викторовной дружбы эти взаимоотношения прорисовывались по-разному. В начале нашей дружбы, с 1987 года, она рассказывала мне о том, что их студенческая любовь с Тихоновым была преждевременной, несозревшей… «Мы рано забрели с ним в ту рощу, куда нам ходить не следовало», - говорила актриса. По словам Нонны Викторовны, она не была влюблена в Тихонова, но поскольку он нравился всем девушкам и был редким красавцем, то из «женского гонора» решила его отвоевать. А когда ей удалось, что называется, «влюбить» в себя Тихонова, то быстро поняла, что они – разные люди. Но к тому времени родился сын – единственный сын Нонны Мордюковой, и они стали жить вместе. 13 лет брака Нонны Мордюковой и Вячеслава Тихонова не были счастливыми, они, что называется, промучились друг с другом. Мало того, что между супругами большой любви и гармонии не было, но еще и плохие бытовые условия – жили в проходной комнате, бедно – не способствовали их союзу. Нонна неоднократно хотела развестись, но ее мама убеждала не делать этого: «Нонночка, не бросай Славу, он – не пьет, по бабам не ходит, тебя не обижает, а если бросишь, то всю жизнь проживешь одна – такого больше не найдешь». Мордюкова и Тихонов развелись почти на следующий день после смерти ее мамы. Замечу, что мама оказалась права в своих предположениях – после развода Нонна Викторовна, по большому счету, «прокуковала» всю жизнь одна. У нее был непродолжительный гражданский брак, некие влюбленности, но мужское плечо она так и не нашла. Под конец жизни Нонна Викторовна попросила прощения у Вячеслава Васильева Тихонова, в частности, это произошло в нашем с ней последнем интервью, где она заявила о том, что сама виновата в их разводе. Более того, она признала тот факт, что поломала и свою, и его жизнь.
- Вячеслав Тихонов простил Нонну Мордюкову? Не секрет, что и второй брак Вячеслава Васильевича трудно назвать счастливым?
- Тихонов не распространялся на тему взаимоотношений с Нонной Мордюковой, что и понятно – он был женат, у него была дочь. К тому же отвечать на все обвинения Нонны Викторовны ему было сложно. Ведь она обвинила его в том, что он виноват в смерти их сына. По версии Нонны Мордюковой, их сын Владимир подсел на наркотики, когда плавал на теплоходе вместе со своим отцом, и отец не углядел за ним. Не думаю, что в этом виноват Вячеслав Тихонов, но обвинения такие имели место быть. Всю жизнь Нонна Мордюкова вела диалог, после развода, «заочный», с Вячеславом Тихоновым. Могу сказать одно – Тихонов занимал огромное место в душе, в памяти, в мыслях Нонны Мордюковой. Однозначно – ни один мужчина не прошел так сильно через ее жизнь, как Вячеслав Тихонов. Ни об одном мужчине она так много не думала, не говорила, как о Вячеславе Васильевиче. Мне кажется, что под конец жизни Нонна Викторовна жалела, что рассталась с Вячеславом Васильевичем и сказала в его адрес немало несправедливых слов. Поскольку Тихонов был настоящим джентльменом, то о своих любовных победах или поражениях молчал.
- Инна Макарова рассказывала мне в интервью, что когда Тихонов был женат вторым браком, то она часто видела его с авоськами, в магазинах, и что весь дом держался на нем. Инна Владимировна подчеркивала, что Тихонов был очень терпеливым человеком.
- Он был терпеливым, и в этом тоже была большая разница с характером Мордюковой. Нонна Викторовна была яркая, шумная, размашистая, цветастая кубанская женщина. А Тихонов, по словам Мордюковой, «был тихий иваново-посадский мальчик». Их сущности не совмещались. Тихонов любил читать, смотреть футбол, был домоседом. А Нонна Викторовна обожала петь, танцевать. Нонна Викторовна мне жаловалась, что когда они шли в гости или в компанию, то Тихонов просил ее: «Нонна, ты, пожалуйста, не пой там свои частушки». Причем все ее песни – и народные, и современные эстрадные -- он называл «частушками». Как мне кажется, Тихонов стеснялся яркости, необузданности, народности своей жены. Возможно, Нонне Викторовне не хватало воспитания, городской культуры, тогда как он был человеком интеллигентным, деликатным и во всех отношениях достойным. Интеллигентность Тихонова казалось Мордюковой скучностью. На самом деле, это были две диаметрально противоположные стихии, две разные планеты, два разных мира.
- Приглашала ли вас Нонна Мордюкова на свои дни рождения?
- Нонна Викторовна пригласила меня на свое 75-летие. Кстати, до этого мы были в размолвке, мало общались, а когда я позвонил ей, чтобы поздравить, то неожиданно для себя услышал: «Леня, что-то мы с тобой в последнее время скурвились, давай, бери такси и приезжай ко мне». Я приехал к ней на юбилей, оказавшись в немногочисленной компании. Были: художник Павел Каплевич, сестра Нонны Викторовны Наташа, Рената Литвинова. Помню, что Рената подарила Нонне Викторовне большой телевизор, которому она очень обрадовалась. Как ребенок Нонна Викторовна радовалась подаркам. Но ни у кого ничего не просила. Помню, я пришел к ней однажды домой, а она была в валенках и говорит мне: «Леня, ты же журналист, так напиши, что народная артистка СССР мерзнет и ходит дома в валенках».
- В последние годы Нонна Викторовна жила трудно. Кто ей помогал?
- Много помогал Никита Михалков. Говорят, что Анатолий Чубайс оплачивал ей патронажную сестру. Рената Литвинова опекала. Но я знаю, что и простые люди, зрители не забывали Нонну Викторовну. Когда актриса попала в больницу, то зрители буквально завалили ее цветами, продуктами, - готовили ей вареники, борщи. Но меня она в больницу не пускала – до конца Нонна Викторовна оставалась женщиной, и не хотела, чтобы ее видели не в лучшей форме. Не могу не сказать о том, что Мордюкова в преклонные годы отказывалась от очень многих ролей, объясняя это тем, что «кино замешано на любви, а когда от бороды партнера пылью пахнет, а женщины ковыляют с палочкой, то это уже не любовь и это уже не кино».
- В одном из интервью Нонна Мордюкова призналась в своем чувстве к актеру Владимиру Машкову, с которым снималась в фильме Дениса Евстигнеева «Мама». Актриса уточняла, что «их разделяют годы, и она все понимает, но если бы не границы, то сердце отдала бы Машкову». На ваш взгляд, могла ли Мордюкова влюбиться в Машкова?
- Мордюкова была очень влюбчивая, и на разницу в возрасте внимания не обращала. Умом, конечно, понимала, но у нее была такой темперамент, что вряд ли для него существовали барьеры. Она влюблялась в Михалкова, в Шукшина, в своих партнеров. Мне она говорила о том, что «за ней постоянно ухаживают малолетки, и она устала от них отбиваться». Думаю, что в Машкова, в его харизму, мужскую красоту Мордюкова могла влюбиться запросто. Возможно, не все влюбленности Мордюковой имели продолжение… Так, Нонна Викторовна рассказывала мне о том, что «она спиной почувствовала вошедшего Михаила Ульянова, и, не видя его, мгновенно влюбилась». Даже голоса его не слышала, а мужскую харизму учуяла. У нее была потребность в любви. Причем не всегда она влюблялась в таких «мачо», как Ульянов, Машков. Она рассказывала мне о том, что на одном банкете она стояла с огрызком яблока, не зная, куда его деть. Неожиданно к ней подошел молодой человек, протянул руку за огрызком, и она в него влюбилась. Диапазон ее влюбленности был от крутых мужиков до интеллигентов, от которых пахло, как она сама выражалась, «хорошим мылом». Мордюкова влюблялась в талант, в харизму, в красоту, в породу… Нонна Викторовна была очень отзывчивым на любовь человеком. По моим наблюдениям, воспламенялась моментально. Точнее, если чувство возникало, то мгновенно.
- И в Никиту Михалкова была влюблена?
- Да, была. Возможно, это из области фантазий, томлений сердца, но влюблена в Никиту Сергеевича Мордюкова была сильно.
- Нонна Викторовна очень дружила с Риммой Марковой?
- 40 лет они дружили. По темпераменту, фактуре обе актрисы очень похожи. Как говорит с юмором Римма Васильевна, «мы с Нонной - из одного конского завода». Обе крупные. Большие, мосластые. Но их дружба оказалась небезоблачной. На съемках социальной рекламы Дениса Евстигнеева, где они изображали путевых обходчиц, между актрисами-подругами пробежала «черная кошка», и последние годы они практически не общались. Нонна Викторовна была гордая, и никогда не делала первый шаг к перемирию. Мордюкова и Маркова – две шекспировские фигуры. В последние пять лет Нонна Викторовна много общалась со Светланой Светличной, с Натальей Гвоздиковой и с Ренатой Литвиновой.
- С первой женой своего сына Владимира, с матерью ее внука, актрисой Натальей Варлей Нонна Викторовна не поддерживала отношения?
- Кажется, отношения у них не сложились. Нонна Викторовна очень болезненно переживала смерть своего сына, и я боялся ее травмировать, спрашивая о Владимире и его семье.
Актриса и режиссер Наталья Бондарчук:
- Мой папа Сергей Федорович Бондарчук и Нонна Мордюкова учились в одной школе в Ейске. Их родители очень дружили друг с другом. Мама Нонны Викторовны руководила колхозом, а папа Сергея Федоровича тоже был председателем совхоза. Когда Нонна бедокурила в школе, учителя ей говорили: «Не веди себя как Бондарчук, а то будешь такой же хулиганкой как он» - мой папа был горазд на выдумки. Именно он в Ейске впервые организовал школьный театр.
Папа снимался с Нонной в фильме Сергея Герасимова «Молодая гвардия». Я запомнила Нонну Викторовну как очень характерного человека – во всем. Она была гениальной актрисой – по-настоящему народной. С первой роли она стала той великой Мордюковой, какой мы все ее знаем. Нонна Викторовна обладала редкой по красоте и выразительности фактурой, сочным голосом, мощным темпераментом. В Ейске установлен замечательный памятник Нонны Мордюковой. В Ейске есть памятник и моему отцу. Они находятся рядом. Оба – юные и красивые.
Народная артистка России Римма Маркова: «Если бы вы знали, сколько страданий выпало на долю Мордюковой»
- В последние годы Нонна Мордюкова очень часто отказывалась от ролей, потому что неважно себя чувствовала. Однажды Нонна спросила у меня: «Почему ты такая здоровая, а я болею и болею?» - «Зато ты – Мордюкова!», - все, что я могла на это ответить.
Так мы с ней подшучивали друг над другом. Забавно было, когда нам с Нонной предлагали играть одни и те же роли. Точнее, когда она отказывалась сниматься, то обращались ко мне, причем, даже не зная, что мы с ней близкие подруги. Я долго не могла понять – что между нами общего, ведь мы такие разные! Например, что хорошо получается у меня, не получалось, как мне казалось, у Нонны, и наоборот. Правда, Нонна нашла объяснение этому парадоксу – почему нам предлагают одни роли? «Мы с тобой, Римма, с одного конного завода» - неожиданно заявила мне подруга. Нонна часто у меня спрашивала – почему я не пишу книгу, ведь у меня такая богатая жизнь! Но я не умею писать, хотя и пробовала, садилась за стол, надевала очки, и все бесполезно, а вот рассказывать, пожалуйста. Тогда как Нонна – гениальный литератор. Мордюкова написала замечательную книгу «Не плачь, казачка», которая отличается от воспоминаний других актрис незаурядными литературными достоинствами. Мордюкова – великая актриса. Свои наблюдения за людьми Нонна использовала в своих ролях. Если бы вы знали, сколько страданий выпало на долю Мордюковой, то поняли бы – почему она стала великой актрисой русского народа. Без страданий нет искусства.
Отправлено: 09.07.14 17:12. Заголовок: Большой пасиб, и сам..
Большой пасиб, и сама почитаю, и маме будет интересно.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1809
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 17.07.14 04:19. Заголовок: Тут вот Ширвиндту на..
Тут вот Ширвиндту на днях (в субботу) стукает 80! С удовольствием прочитала интервью с ним в "Новых Известиях":
Александр Ширвиндт: «Мою привычку шутить теперь называют брендом» Виктор Борзенко
В субботу художественный руководитель Театра сатиры Александр ШИРВИНДТ отметит свой 80-летний юбилей. А накануне он рассказал «Новым Известиям» о том, почему у него совсем неюбилейное настроение, почему нынешние времена вызывают у него досаду и горечь и как с годами он научился преодолевать брюзжание.
– Александр Анатольевич, времена меняются, но ваш юмор согревал и согревает целые поколения. Тут и роли, и капустники, и фразы, ставшие афоризмами, и, конечно, придуманные вами эстрадные дуэты. А есть усталость от «поиска смешного»?
– Есть усталость от негнущихся коленок, от суеты, от постоянных просьб к артистам не разбегаться по сериалам. Не люблю, когда вместо репетиции артистка несется на съемку рекламы перхоти. Какая после этого Джульетта? Или, например, Гертруда? Ведь все будут знать, что у них себорея. А что касается смешного, то это уже крест. С юности…
– Помнится, вы рассказывали «Театралу» свою многострадальную эпопею о том, как оканчивали школу. Материал, между прочим, разлетелся на цитаты.
– Дело в том, что учился я ужасно, а школа у нас была элитная – № 110, около Никитских Ворот, которую возглавлял гениальный педагог Иван Кузьмич Новиков (совсем недавно мы, наконец, добились – повесили ему мемориальную доску). В нашей школе учился, например, Сережка Хрущев, дети генералов, Геночка Рождественский и т.д. И я до сих пор горжусь, что был пионервожатым у Сережи Буденного. То как я прогуливал, списывал и «плыл по течению», нужно рассказывать отдельно. Но выгнать меня было невозможно, даже когда терпение педагогов лопалось, потому что мама была редактором Москонцерта, и благодаря ей каждый праздник у нас выступали Козловский, Оборин, Лемешев, Образцов, Рина Зеленая – концерты были на уровне правительственных. Под все эти концерты мама со мной окончила среднюю школу.
– А еще вас в детстве сажали на руки к Яхонтову, чтобы он при чтении стихов не слишком жестикулировал…
– Да, было. В такой атмосфере иначе как артистом я себя не представлял. Так вот, возвращаясь к первому вопросу, когда есть элемент моторной привычки смотреть на вещи иронично, то от нее уже никуда не деться. Это вошло в кровь. Мы были молодые, крутились, шутили, устраивали капустники в Доме актера. И стало это, как сейчас по-идиотски называется, имиджем, брендом. С годами это становится этаким мотором. С другой стороны, импровизация, находчивость – это вещи не приобретаемые, а генетический сдвиг по фазе. Есть люди злопамятные, есть необыкновенно скрупулезные, есть чрезмерно правильные. У меня тоже есть хорошее качество – через две секунды, например, забываю рассказанный мне анекдот. Но элемент мгновенной реакции – вынужденная форма существования. Это подтвердил не самый добрый человек Андрюша Битов. На очередном юбилее он подошел ко мне и спросил: «Тебе не надоело быть круглосуточно находчивым?».
– А жизнь не выбивает этот клапан находчивости? Сколько людей было рядом с вами, и многих уже нет. Просто выжженное поле…
– Этот счетчик побежал со страшной скоростью после шестидесяти лет. Юбилей одного совпадает с сороковинами другого. Ускорение невероятное. Когда молодой, думаешь, что как-то проскочишь… Но жизнь берет свое. В этом сезоне, например, мы простились с Олечкой Аросевой – для нашего театра потеря колоссальная. Она была очень стойкая дама и уже в последние годы, когда не могла ходить на каблуках, до сцены доходила босая и в кулисах обувалась. Но как бы тяжело ей ни было, она и не думала отказываться от ролей – все отдавала театру, в котором прошли ее лучшие годы. Не знаю, готова ли к такому «служению сцене» нынешняя молодежь… Уже будучи тяжело больной, Аросева продолжала репетировать. Никогда не опаздывала. И все знали, что ровно за два часа до спектакля водитель привезет ее к нашему крыльцу, откроет дверь, и она, опираясь на него, поднимется по ступенькам в театр. Кстати, однажды был забавный случай. К ним в такой момент подскочил какой-то мужик: «Ой, надо же, я вас узнал. Я все ваши фильмы смотрел. А что вы тут делаете?» – спрашивает он у артистки. «Да вот, спектакль сегодня играю», – отвечает она. Поклонник с ужасом: «То есть вы до сих пор работаете!» Аросева, не меняя интонации, говорит: «А что мне еще остается – театр требует». Мужик поднимает глаза, читает вывеску: «Театр сатиры», и говорит: «Вот суки! Мучают старушку…» И действительно «мучили».
– В этом, кстати, отголосок эпохи: сколько бы лет ни было артисту, но рынок диктует свои правила – медийное лицо в афише всегда приносит успех…
– Да, у нас из медийных персон эпохи Плучека остались только Вера Васильева, Михаил Державин и я. Еще Наташа Селезнева просится в нашу компанию, но я ей говорю: «Не спеши».
– Известно, что публика Театра сатиры не такая, как, скажем, в «Мастерской Фоменко»: у вас и зал гораздо больше, и вывеска обязывает артистов существовать в шумном жанре…
– Мы не жалуемся на сборы, но иногда смотришь в щелочку перед спектаклем, из кого эти тысяча двести мест состоят, и хочется, чтобы были другие лица. Сейчас ведь все хотят звезд. Серьезный, глубокий спектакль, но сделанный силами молодежи, не соберет целого зала. Нужны хотя бы «вкрапления» примелькавшихся артистов.
– Но вам, по-моему, грех жаловаться…
– Да, у нас, к счастью, выросло замечательное среднее поколение наших учеников, которых я очень люблю – Света Рябова, Леночка Подкаминская, Алена Яковлева, Гоша Лагутин, Юра Нифонтов, Андрюша Барило, Миша Владимиров, Олег Кассин… Уже 12 лет работает Федор Добронравов – он штучный актер, ушел из «Сватов» и целого ряда других телепроектов… Целиком посвятил себя театру, и это дорогого стоит. …Я терпеть не могу брюзжание: вот, дескать, в наше время, в наше время. Но все-таки жили мы по-другому. В чем был у нас стимул жизни? В преодолении дефицита. Через это «исполнялись желания», когда ничего нет, а все хочется. А сейчас в каждой подворотне свои бутики, агентства недвижимости, банки, кредиты, займы, ссуды – народ мечется, продает, перепродает, скупает, достраивает… За этой суетой проходят драгоценные годы. А мечтать когда?!
– Вы заметили, кстати, что у людей не остается времени на дружбу?
– Да. Все на бегу. Даже свидания и те – по телефону. Успевают сказать «Созвонимся». Счастье, если с ударением на третьем слоге. Это уже равноценно предложению руки и сердца. Дружба – это явление круглосуточное. А когда все сводится к тому, чтобы на Новый год поехать в горы на лыжах или посидеть в грузинском кабаке, то это не дружба, а тусовки. Время диктует корпоративную дружбу, ведомственную.
– В этой беготне что, на ваш взгляд, утрачено?
– То, с чего я начал: маленькие радости, которые объединяли людей. Вспомнить, например, как доставали мы трубочный табак, которого в Советском Союзе почти нигде не было. Это ведь целую книгу можно написать! В стране существовало два сорта табака. В Москве «Золотое руно», а в Ленинграде «Трубка мира». Актер БДТ Фима Копелян присылал мне «Трубку мира», а я ему – наше «Золотое руно». Далее эти табаки смешивались в пакете из-под китайских рубашек (другого способа раздобыть пакет не было). Рубашка выбрасывалась, а в пакет засыпалась вся эта мешанина, добавлялось наструганное яблочко, капелька коньяка. И весь этот гербарий вывешивался на прение между двойными рамами. По вкусу отдаленно напоминало фирменный табак – и счастье! А когда все есть, когда можно слетать на полдня в Турцию, чтоб выпить чашечку настоящего кофе, народ начинает томиться. Отсюда – разводы и депрессии.
– А вам чувство депрессии знакомо?
– Редко. Если говорить о профессии, то есть артисты, которые психуют круглосуточно – страховочно ожидают провала, особенно если не уверены в выбранном материале. Провал – это вопрос щепитильно-субъективный. Репетиция пошла не так, накопились эмоции, отрицательные отклики прессы, и все это дает глобальный мандраж. А есть люди, которые от себя это отталкивают и все время на что-то надеются. Помните, как у Шварца? «Когда душили его жену, он стоял рядом и повторял: ну потерпи, может, еще обойдется». Я скорее из категории этих людей: убежденный оптимист. «Все еще обойдется». Это, конечно, удобная позиция, но насколько она выигрышна – не знаю.
– Между тем, судя по вашим ролям, оптимизм помогал вам растягивать свое амплуа – вы никогда не боялись играть диаметрально противоположные характеры…
– Но все равно в советском кинематографе, который во многом строился на стереотипах, за мной первоначально закрепилось амплуа артиста отрицательного обаяния. Иначе как объяснить тот период, когда я играл бесконечных меньшевиков…
– А как же большевик Карахан в идеологической картине «Шестое июля»?
– Да! Это было грандиозное полотно, героями которого стали все вожди мирового пролетариата. Съемки проходили в Столовом переулке, где убили Мирбаха, а вождей великий гример Анжан гримировал в вестибюле, под вешалкой Гнесинского института. На подоконнике стояла длиннющая вереница фотографий. И этот великий Анжан, пахнущий коньячком и совершенно изнемогающий от лиц революционеров и несвежих артистов, трудился не покладая рук. И вот стоит вереница – Ленин, Дзержинский, Троцкий, Рыков, Зиновьев, Каменев. Анжан – одним гениальным мазком мастера делает из Татосова Свердлова и говорит: «Следующий!» Подхожу я, и вдруг мы с ним видим, что мой Карахан на фотографии лежит в гробу. Другой карточки ассистенты не нашли. Обалдевший от вождей Анжан, ставит Карахана в гробу на попа, запудривает меня и, нежно меня поцеловав (он тогда был тестем Козакова), отпускает на убийство Мирбаха.
– Григорий Горин шутил в своих иронических мемуарах: дескать, вам достался лишь один большевик, да и тот в гробу.
– Да, я очень этим горжусь.
– Что, по-вашему, сегодня нужно зрителю?
– Все то же, что и раньше – драматургию. Хочу Горина, хочу Рощина, хочу драматурга. А инсценировать прозу очень опасно. Правда, драматургия, как говорил знаменитый советский комедиограф Цезарь Солодарь, вещь нехитрая. И, может быть, он прав, но вот только времена изменились, и нехитрыми стали сами драматурги.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1813
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 19.07.14 13:56. Заголовок: Виктор Шендерович об..
Виктор Шендерович об Александре Ширвиндте: Сегодня - 80 лет Александру Ширвиндту.
Эту цифру невозможно себе представить рядом с этим именем. - Вить! Представляешь: иду я по улице, вдруг ко мне бросается какой-то трясущийся дряхлый старикан и кричит: Александр Анатольевич, вы помните: я у вас учился! Трубка в руке, царственный голос и хитрый огонь в молодых глазах. Черт возьми, сколько радости он нам принес! Кто-то назвал его "гением поведения". Это чистая правда. Я помню его неторопливый застольный конферанс на одном из первых "Золотых Остапов" - в Питере, году в девяносто четвертом. Он вообще не хотел вставать, сидел усталый, но его заставили - пускай Президент академии подведет итоги первого дня! И он встал, неторопливо оглядел стол, ломившийся от яств и питья, и сказал: - Спонсоризация первого дня фестиваля - вяловата. Это длилось почти полчаса. Ширвиндт подводил итоги первого дня. Стол, за которым собрались... как бы мягче сказать... не последние люди в юморе - от Жванецкого до Искандера - разрывало от хохота. Вот вы попробуйте солировать полчаса при Жванецком, и чтобы он был этому рад! Кто-то пытался встрять, чтобы поучаствовать в успехе, - и был уложен одним поворотом головы. Гений. И царственной доброты человек. Будьте здоровы, Александр Анатольевич!
Eugenia
администратор
Сообщение: 1814
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 19.07.14 21:26. Заголовок: Сегодня - 90 лет со ..
Микаэл Таривердиев с Татьяной Лиозновой во время работы над "17 мгновениями весны":
Фигура Татьяны Лиозновой мне представляется самой загадочной во всей этой истории. Не будь ее, ее железной руки и холодного профессионализма — не было бы этой мистически мифологической картины. Именно она выбрала сценарий Семенова, положив начало его успешной работе в кино . Именно Лиознова остановила свой выбор на Микаэле Таривердиеве, чей стиль, казалось бы, не совпадает с остросюжетными киноисториями. Она поразительным образом умела группировать и использовать людей. Без нее не возникло бы это кинопроизведение в том абсолютно завершенном виде, в котором мы его знаем.
Ради картины она сломала свою личную жизнь, отказавшись снимать в главной роли Арчила Гомиашвили. После того, как в роли Штирлица утвердили Вячеслава Тихонова, он ушел от нее. Она осталась одна, одержимая «железная леди» советского кинематографа. Доживала свою жизнь в глубоком одиночестве, отгородившись от мира. Так, наверное, мог бы заканчивать свои дни шпион, доведись ему дожить до преклонных лет вдали от родины.
Отправлено: 23.07.14 15:57. Заголовок: В цикле "Литерат..
В цикле "Литература про меня" с Дмитрием Быковым Youtube выложил несколько полностью записанных передач: кроме Чулпан Хаматовой, я еще посмотрела с Ксенией Собчак и с Александром Филиппенко. На последнюю решила дать ссылку, уж очень понравилось, как Филиппенко читает прозу!
Интересно, что встречи этого цикла идут по одинаковому формату, но абсолютно разные, чего не скажешь о многих телеинтервью (например, Белая студия или Линия жизни, или На ночь глядя). Может, потому что это не телевидение, а живая встреча с залом?
Eugenia
администратор
Сообщение: 1824
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 25.07.14 02:51. Заголовок: Оля, спасибо за Фили..
Оля, спасибо за Филиппенко! Надеюсь, завтра получится посмотреть.
22 июля 2012 года в возрасте 70 лет умер народный артист СССР Богдан Ступка. Кинокритик Леонид Павлючик в течение многих лет общался с выдающимся артистом. За год до смерти Ступка дал откровенное интервью Павлючику, считая его своим другом и одним из лучших российских специалистом в области кино. «Москвичке» Леонид Павлючик рассказывает о самом великом артисте Украины ХХ века – Богдане Сильвестровиче Ступке.
– Леонид Васильевич, в одно время Богдан Ступка был министром культуры Украины. Но в последние годы, участвуя в кинофестивалях, артист наотрез отказывался говорить о политике. На ваш взгляд, какими были взаимоотношения Богдана Ступки с политиками Украины и России?
– У Богдана Сильвестровича были сложные взаимоотношения с политикой и с политиками. Всеми силами он бежал от политики, а его в нее «затягивали». Политики часто пытались использовать его имя, авторитет, масштаб личности для того, чтобы привлечь на свою сторону. Каждая смена власти на Украине так или иначе затрагивала и судьбу театра имени Франко, которым руководил Ступка, и его собственную судьбу. Однажды он согласился стать чиновником – министром культуры Украины, правда, пробыл на этом посту всего 17 месяцев. Как шутил сам Ступка: «Мои 17 мгновений весны». Но затем сменилась очередная власть на Украине – пришел новый премьер-министр, и Ступка, не успев завершить множество начатых дел, вынужден был прекратить министерские полномочия. Драмой для него это не стало, потому что у него был родной театр, куда он и вернулся. Замечу, что Ступку заманивали и в президенты. Но на это предложение Богдан Сильвестрович отвечал категорическим отказом. Кто-то из агитаторов вспомнил в этой связи президента США Рональда Рейгана, на что Ступка остроумно ответил: «Рейган был плохим артистом, поэтому и мог играть в президентские игры, а я, надеюсь, артист хороший, поэтому буду и дальше заниматься своим делом».
Он избегал политических тем и в интервью. Перед началом беседы, которую я записал со Ступкой за год до его смерти, пресс-секретарь меня предупредила о том, чтобы я не задавал вопросов о политике, о выборах, а его партийных симпатиях. Тем не менее, я осмелился на этот «нехороший» вопрос. На что Ступка гениально ответил: «А я уже состою в Партии искусства – это старейшая партия в мире, которой несколько тысяч лет».
– Каким артистом был Богдан Ступка? Он как-то мне сказал, что «высшим пилотажем в актерском деле считает мастерство перевоплощения».
– Не побоюсь сказать, что Ступка – возможно, самый яркий, самый крупный артист за всю историю украинского театра и кино. Он переиграл практически весь классический мировой репертуар. Актер выходил на сцену в пьесах Шекспира, Софокла, Ибсена, Брехта, Франко, Леси Украинки... Какой еще артист еще может похвастаться таким грандиозным репертуаром? Пожалуй, только наш Михаил Ульянов. Ступка был мастером перевоплощения, причем внутреннего, глубокого, даже глубинного. Он мог одинаково убедительно сыграть чеховского интеллигента и Ричарда Третьего, бровеносного генсека Леонида Брежнева и бедного украинского крестьянина, бандеровца и офицера Красной армии, мерзавца и человека безукоризненной нравственности. Убежден в том, что Ступка – не рядовой актер, которого через пять лет забудут. Он – крупнейшая величина украинской культуры. Как Лесь Курбас, как Амвросий Бучма…
– На фестивале в Минске «Золотой Листопад» Богдан Ступка сказал, что «главное и обязательное в мастерстве перевоплощения – проникнуть в мозг своего персонажа, понять его мысли и научиться думать так же, как он». Считается, что каждый из нас думает на каком-то одном языке. На каком языке думал Ступка – украинском или русском?
– На днях прочитал у Евгения Гришковца интересное воспоминание. Когда он спросил у своего друга-грузина: «На каком языке ты думаешь?», тот ответил: «Когда думаю о маме, близких, то по-грузински, а когда думаю о России, о российских друзьях, то по-русски, но с акцентом». Возвращаясь к Ступке, лично у меня сложилось такое ощущение, что артист «влезал в подноготную» своих героев и думал их мыслями, дышал их дыханием. К примеру, если играл Ричарда Третьего, то думал шекспировским слогом и был обуреваем шекспировскими страстями. А когда играл, скажем, пьесу любимого Ивана Франко, то внутри себя думал о своем герое украинским слогом своего великого земляка. Играя и Гетмана Мазепу, и генсека Брежнева, и разорившегося помещика, и бездомного, и пенсионера, он становился этим героем -- со свойственными именно этому персонажу манерами, пластикой, ритмом речи. По ролям Богдана Ступки молодым актерам можно и нужно изучать в театральных институтах мастерство внутреннего психологического перевоплощения.
– На каком языке думал не актер, а человек Богдан Ступка?
– Он чувствовал себя украинцем – не советским, не русским, не европейцем, не безродным космополитом, а именно украинцем. В нем была глубоко укорененная. скажем так, украинская гордость. Ступка даже на российских мероприятиях, например, получая награду «Ника», мог себе позволить прочитать стихотворение на украинском языке. Он наслаждался певучестью украинской речи и хотел донести до нас ее мелодию и красоту. Поем же мы украинские песни и наслаждаемся их волшебством, не до конца порой понимая смысл песни?
Ступка родом из-под Львова, и в нем украинские гены сидели очень крепко. При этом он был народным артистом СССР, обладателем самым престижных наград России, Польши, Италии, хорошо знал русскую, европейскую, мировую культуру. Между прочим, Богдан Сильвестрович мечтал получить «Оскар», и это не было в его устах шуткой. Но поскольку Ступка довольно поздно стал активно сниматься – после 50 лет, и у него не было возможности поработать в США, то и «Оскара» в его богатой коллекции наград, увы, нет.
Кстати, на мой вопрос: «Не обидно ли вам, что так поздно пришла к вам популярность?», Ступка ответил: «Хорошее вино всегда долго созревает». Мне кажется, что у Богдана Сильвестровича вплоть до настигшей его болезни жило ощущение того, что вот-вот он получит заветное приглашение от крупного американского режиссера и сыграет ту роль, за которую удостоится «Оскара». Правда, Ступка работал с лучшими российскими, украинскими и европейскими режиссерами – с Юрием Озеровым, Павлом Чухраем, Дмитрием Месхиевым, Владимиром Бортко, Кирой Муратовой, Кшиштофом Занусси, Режисом Варнье, но я уверен, что он мог бы сниматься и у Скорсезе, Спилберга, Копполы, и очень жаль, что эти встречи не произошли.
– Однажды я наблюдала, как общаются друг с другом Богдан Ступка и Кшиштоф Занусси (в фильме польского режиссера «Сердце на ладони» Ступка сыграл главную роль), и мне тогда показалось, что Ступка был больше похож на польского пана, ибо в нем больше гордости, достоинства, величия, чем у пана Занусси. Во время общения со Ступкой не замечали ли вы, скажем, высокомерия со стороны артиста?
– Никакого высокомерия со стороны Богдана Сильвестровича я на себе не ощущал. Но при этом, встречаясь со Ступкой и наблюдая за ним, у меня было ощущение, что артист знает себе подлинную цену. Наш Олег Иванович Янковский, будучи лучшим российским артистом на протяжении нескольких десятилетий, тоже знал себе цену, и в этом смысле они похожи со Ступкой. Так, никто не мог подойти к Янковскому и амикошонски похлопать его по плечу. Даже самые близкие партнеры и друзья Янковского – Александр Збруев, Александр Абдулов понимали, что Олег Янковский – не один из них, что он – отдельно от них и выше. Думаю, это чувствовали и коллеги, окружавшие Ступку.
Спеси я в нем не видел. Напротив, Ступка любил пошутить и снизить пафос, который ненавидел. Мне запомнился неожиданный ответ Ступки на мой вопрос: «Кем бы вы могли бы стать, если бы не артистом: писателем, философом, режиссером, дипломатом?». Богдан Сильвестрович ответил: «Наверное, мойщиком окон или звездочетом (в молодости он работал в обсерватории, и его начальник хотел сделать из него астронома), ну, и химиком, возможно». Для себя я сделал вывод, что Ступка относился к себе как к человеку очень трезво и даже иронично. Но цену себе как артисту, повторю, знал.
– А ведь Богдан Ступка -- из артистической семьи. Его отец пел в хоре Оперного театра…
– Богдан Ступка рассказывал мне о том, что вырос за кулисами театра. С детства он мечтал стать оперным певцом. В школе и дома пел без конца, и соседи просили его отца: «Вы же – знаменитый артист, скажите своему сыну, чтобы он перестал выть». Об этом мне рассказывал сам Богдан Сильвестрович. В какой-то момент Ступка понял, что для оперного певца ему чего-то не хватает, может, слуха, может, вокальных данных? Но когда он стал драматическим артистом, для него очень важно было услышать музыкальную драматургию образа, музыку роли.
– Леонид Васильевич, на ваш взгляд, удалась ли Богдану Ступке роль Тараса Бульбы в экранизации повести Гоголя Владимира Бортко?
– Внутренний драматизм роли Тараса Бульбы для Ступки заключался в том, что он безумно любил свою многочисленную семью (восемь человек!) и, замечу, ради нее много работал. Артист никак не мог понять – как это старый Тарас может убить сына, ибо сам обожал своего сына Остапа. Ступка долго не соглашался на эту роль. Он до конца не был уверен, что справился с образом Тараса Бульбы, хотя впоследствии получил за роль немало наград. Между прочим, мать Ступки, которую он боготворил, всеми силами отговаривала его от роли Бульбы. А женщина она была мудрая – дожила до 95 лет. Мария Григорьевна почему-то считала, что ролью Бульбы ее сын «накличет на себя беду». Может, предчувствовала, что эта тяжелая работа может сказаться на здоровье сына? Мать в последние годы жалела Богдана и советовала ему: «Что ты, сынку, взваливаешь на себя такие огромные, трудные роли? Ты бы взял себе работу полегче, может, без слов, без больших физических нагрузок. Ты же худрук театра и мог бы найти для себя пьесу, чтобы сидеть тихо в уголочке и умно молчать? Богданчик, найди себе такую роль, без страстей». Но до самого последнего дня Ступка в каждую роль вкладывал и душу, и сердце, и свое здоровье.
– Богдан Ступка обладал мощнейшей харизмой и в нем было сильное мужское начало, не так ли?
– У меня было ощущение, что когда Богдан Ступка появился на сцене в огромном зале театра Оперетты, где шла церемонии премии «Ника», то энергетическая волна его личности доходила до последних рядов и даже до галерки. Во всяком случае, я чувствовал эту энергетику всеми своими нервными окончаниями. Эта энергетика очень хорошо передавалась и зрителям театра имени Франко, где работал Ступка. Что касается любовных романов актера, то о них ни я, да и никто ничего не знает. Всю жизнь Богдан Ступка признавался в любви к своей семье, и это было очень искренне. Он обожал свою жену, говоря, что без нее не смог бы сделать и половины того, что сделал. Но то, что женщины могли попадать под магнетизм мужского обаяния Ступки, лично у меня сомнений не вызывает.
– В молодости Ступка был красивым мужчиной?
– В 30 лет Ступка сыграл в ярком и значительном фильме Юрия Ильенко «Белая птица с черной отметиной», где его все запомнили. В нем была красота воина, бойца, отчаянного героя. Это не была сладкая красота – как у Ален Делона. Это была красота настоящего мужчины, прирожденного лидера – властное выражение глаз, волевая линия скул. Таким он и остался в моей памяти.
(Опубликовано 22 июля в газете "Москвичка").
Eugenia
администратор
Сообщение: 1838
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 28.07.14 16:46. Заголовок: В "Семи днях"..
В"Семи днях"- монолог Ольги Павловец (понятно, что "причесано" в их стилистике, но довольно интересно). Ольга Павловец: «Рядом с мужем я чувствовала себя законченной старухой»
Он уехал, и я вдруг почувствовала, что абсолютно спокойна и равнодушна. Прошла неделя, вторая, мы не созванивались, не писали друг другу, никакой потребности в этом у меня не возникало.
Все мы родом из детства, говорил Сент-Экзюпери. Именно тогда зарождается личность, формируются первые и самые главные ценности, на которые осознанно или неосознанно человек ориентируется всю свою жизнь.
Когда я родилась, папа, Андрей Владимирович Павловец, был молодым артистом Ленинградского ТЮЗа, мама — Татьяна Владимировна, в девичестве Кочеткова — актрисой Ленинградского театра имени Ленинского комсомола. Жили мы в самом центре Ленинграда, в огромной, метров триста, коммуналке на Загородном проспекте, свободно вмещавшей в себя, уже и не помню точно, семь или восемь семей. Хотя комнаты в квартире находились далеко друг от друга и шумные актерские компании, в которых пились вина и пелись песни, не могли сильно тревожить других обитателей нашей общины, некоторые все-таки возмущались. Однажды друзья родителей, перепутав кнопки, по ошибке позвонили соседке-кляузнице. Она открыла дверь и в ужасе отпрянула: на пороге стояли два карлика.
— Вы к кому?!
— К Павловцам, — хором ответили карлики и чинно проковыляли по длинному коридору в нашу комнату. Это были сидевшие на корточках и одетые в длинные темные плащи Андрей Ургант и Андрей Краско, решившие разыграть моих папу с мамой. Кляузница долго металась по коридору, вцепляясь в каждого проходящего мимо соседа с гневными воплями: «Совсем обнаглели! К ним теперь еще и карлики ходят! Я буду жаловаться в ЖЭК!»
Наша семья — это не только мама, папа и Питер, это еще и Астрахань. Туда каждое лето меня забирали мамины родители, Ольга Пенчковская и Владимир Кочетков. Они были провинциальными актерами. Во время войны в эвакуации в Омске играли на одной сцене со знаменитыми вахтанговцами: Рубеном Симоновым, Алексеем Диким, Николаем Охлопковым. Бабушка по характеру импульсивная, темпераментная, в юности ее называли Чапай за отчаянную и страстную натуру. Дед — философ, мыслитель, его движения были неспешны, речь нетороплива. Образованный человек, выходец из дворянской семьи. Вместе они прожили шестьдесят лет, колеся по разным городам и театрам Советского Союза, пока не осели в Астрахани. На сцене местного ТЮЗа, художественным руководителем которого был и остается народный артист России, старший мамин брат Юрий Владимирович Кочетков, прошло мое детское актерское крещение.
В ТЮЗе я изучила каждый уголок, ходила на все репетиции. В шесть лет сыграла Снегурочку: актриса заболела, а я знала роль наизусть и смогла заменить ее. Через год на гастролях ТЮЗа в Тамбове вышла на сцену в спектаклях «Интердевочка» и «Приключения Чиполлино». Помню, в номере гостиницы пахло ландышами, их почему-то дарили больше всего... В начале девяностых родителям выделили отдельную квартиру, «двушку» на Колокольной улице, в самом центре Петербурга. Получили мы ее в порядке общей очереди, а буквально через месяц рухнула система распределения бесплатного жилья, так что нам повезло.
Мама недолго работала на сцене, почти сразу поступила в аспирантуру ЛГИТМиКа. Считается, что педагогами становятся актеры-неудачники — это не мамин случай, ее много раз приглашали на роли в кино, в театр, но она отказывалась. Мама получает огромное удовольствие, обучая студентов сценической речи.
Пять лет я проучилась в Петербургской академии театрального искусства у Исаака Штокбанта и Ариадны Кузнецовой. Мне с детства безумно нравилась творческая атмосфера этого вуза: студенты, все как один, в облегающих черных трико, прически у девушек всегда гладкие, как у балерин. Прийти с распущенными волосами на занятия считалось неприличным.
Актрисой театра я не стала, хотя с первого курса выходила на сцену «Буффа», работа в кино казалась более интересной. Главную роль впервые сыграла в сериале Михаила Иосифовича Туманишвили «Стилет 2». Жутко волновалась, в конце первого съемочного дня даже поднялась температура, сильно знобило. Видимо, сказалось нервное перенапряжение. Спас меня актер Саша Дьяченко, заставил залпом выпить стакан водки с перцем и томатным соком. Думала, упаду замертво, но просто уснула, а на следующий день болезни как и не было.
Одну из главных ролей играл Саша Домогаров. Весельчак, гусар, пел песни, читал стихи, мы гуляли с ним вечерами. Саша ложился на асфальт и кричал в небо: «Оля-я-я!» По вечерам играл на пианино и пел для меня романсы Александра Вертинского — не скрою, это было романтично.
Во время съемок показалось: Туманишвили в глубине души надеется, что у нас с Домогаровым возникнут отношения. Они были с Сашей дружны, и ко мне Михаил Иосифович относился очень трепетно. Помню, когда я первый раз встретилась с Сашей на площадке, Домогаров сказал: «Какая у меня хорошенькая партнерша!» Михаил Иосифович добавил: «И очень хорошая девочка!»
В Москву из киноэкспедиции меня подвозил Домогаров. Предложил шутливо: «Ольк, давай заведем роман, а я тебе сделаю карьеру!» В ответ я рассмеялась, давая понять: «Ну и шуточки у вас, Александр Юрьевич». Никогда не умела строить «выгодные отношения», дружить ради денег и карьеры, терпеть что-то, чувства всегда были на первом месте.
Саша записал мой телефон, но я так и не знаю, звонил он или нет, потому что на следующий день сменила номер с питерского на московский, а набрать сама не решилась, считая, что мужчина должен проявлять инициативу, по крайней мере в букетно-конфетный период.
Совершенно иначе вел себя печальный и загадочный Дима Щербина, снимавшийся в этом же фильме. Ухаживая, он был предусмотрителен, заботлив, то многозначительно молчал, то пристально глядел на меня, а во время разговоров давал понять, что не разбрасывается словами и обещаниями.
Иногда необязательно месяцами прыгать через лужи, взявшись за руки, или ездить в деревню за бабочками. Просто чувствуешь, что этот человек тебе небезразличен, что ты можешь ему довериться, и доверяешься, и очаровываешься, все глубже и глубже погружаясь в захватившее тебя чувство. Творческим людям свойственно входить в образ, что, возможно, и случилось со мной и Димой. Мне казалось, нас действительно связывает любовное чувство. Вот такие были иллюзии...
В Москве своей квартиры у Димы не было, он снимал жилье у знакомой. Прежде чем привести меня туда, честно предупредил: «Это временное пристанище, но боюсь, тебя оно может шокировать». И действительно, когда он открыл дверь в квартиру, было от чего прийти в изумление: в комнатах ободраны обои, выломаны двери в ванную и туалет, на кухне из стен торчат штыри и гвозди. «Хозяйка начала делать ремонт, а потом передумала», — объяснил Дима.
В другой ситуации я бы испугалась жить в таком разгроме, но тогда жилище показалось не ужасающим, а романтичным. Дима уехал на несколько дней на гастроли, а я в его отсутствие сама покрасила стены, накупила цветов, деревянных жалюзи, посуды, предметов декора. Машины у меня еще не было, но я, счастливая, тащила мешки с покупками через весь город — таким огромным было желание создать свой уголок. К тому же я не из тех принцесс, кто садится на скамейку и капризно требует: «Подайте мне то и это». Дима приехал и чуть не прослезился.
Потом мы расписались. Щербина хотел венчаться, но я не спешила, для меня это очень серьезный шаг.
За три года совместного житья мы часто переезжали. С «Новокузнецкой» на «Тимирязевскую», в театральное общежитие, жили в Перово, на Беговой у друзей. К четвертому переезду я уже не красила стены, а чужие дома вызывали мрачное ощущение холодных склепов.
Михаил Иосифович однажды то ли в шутку, то ли всерьез сказал: «Оля, Щербина тебя погубит!» — он понимал, что я легко могу обмануться и такой тяжелый человек, как Дима, не может сделать счастливой совсем юную веселую девочку. Тогда еще я не знала, что многие, как мне казалось, Димины достоинства обернутся недостатками в совместной жизни: загадочная печаль — угрюмостью, хозяйственность — излишним педантизмом, размеренность — скукой и нежеланием развиваться дальше, серьезность — отсутствием чувства юмора.
К тому же я стала обращать внимание, что Дима часто выпивает. Во всяком случае, на мой взгляд. Он не казался пьяным, но ритуал каждодневного употребления алкоголя был для меня невыносим. Мне не нравилась эта тенденция, грозившая перерасти в беду, но он эту проблему категорически игнорировал.
На Беговой, в очередной раз разбирая перевезенный скарб, Дима случайно разбил напольное зеркало. Я не придала этому значения, а ночью увидела сон: дедушка смотрел на меня своим внимательным мудрым взглядом и, как ему свойственно, медленно, выдерживая паузы между словами, спросил:
— Ты точно хочешь иметь ребенка от этого человека?
Я начала защищать Диму:
— Дедуля, он просто устал.
А буквально через пару дней узнала, что беременна.
Где рожать сынишку и растить его первое время, было очевидно: только в Петербурге — там мой дом, родители, готовые всегда и во всем мне помочь. В Москве Дима наконец-то смог купить квартиру в новом доме, но она была еще не готова для проживания.
Родился Проша, мой первенец, мой сыночек. Дима приезжал к нам, когда была возможность, привозил подарки, но радости от общения с ним я не испытывала. И сама не стремилась к мужу в Москву. Меня выводило из себя то, что Дима мог часами чистить обувь. Я впадала в уныние от того, что мы редко смеемся, шутим, что наша жизнь мрачнее тучи и рядом с мужем в свои двадцать четыре года я чувствую себя законченной старухой. Все это на фоне того, что Дима продолжал выпивать. Многие женщины кладут на борьбу с этим недугом мужей всю свою жизнь, но я становиться жертвой ради спасения Димы не захотела, видимо, не любила его.
Конец отношениям пришелся на празднование Нового года. Буквально за полчаса перед боем курантов Дима пошел мыться в душ. Мои родители, Димина мама и я, нарядные, в хорошем настроении сидим за праздничным столом. Прохору было полтора года, он спал. Димы все нет и нет, он, как всегда, существует в своем собственном мрачном измерении: все готовы провожать старый год, ждем только его, а муж никак не выходит из душа. Чувствую, что прилив раздражения уже доводит меня до тошноты. Подошла к подоконнику, посмотрела сквозь окно на небо и мысленно обратилась к бабушке с дедушкой: «Родные мои, сделайте что-нибудь. Я не могу так больше жить».
Грома с небес не последовало. Встретили Новый год, потом мы с Димой немного повздорили, начались взаимные претензии, усугублявшиеся тем, что он еще и выпил. Щербина встал из-за стола, ушел в другую комнату, зачем-то начал будить Прохора, все пытались его утихомирить. Потом Димина мама сообщила: «Мы возвращаемся в Москву, у сына нервный срыв».
Он уехал, и я вдруг почувствовала, что абсолютно спокойна и равнодушна. Прошла неделя, вторая, мы не созванивались, не писали друг другу, никакой потребности в этом у меня не возникало.
Со съемками в тот период сложилось удачно, меня пригласили в Москву сыграть главную роль в сериале «Судебная колонка». Прошка остался в Питере с бабушкой и дедушкой, а я поехала работать. Сообщила продюсерам, что у меня изменилась личная ситуация и нужна квартира. К счастью, они относились к актерам с большим уважением, понимали, что график съемок жесткий и все мы работаем на износ, старались помогать. Одной из ведущих актрис, например, оплатили сеансы массажа, мне сняли квартиру в Текстильщиках.
Однажды позвонил Дима:
— Оля, я приеду.
— Хорошо, конечно, нам давно пора поговорить.
Прибыл с цветами, я догадалась — намерен помириться. Спокойно сказала:
— Мне кажется, нашим отношениям пришел конец, — хотела расстаться мирно, надеялась, что сможем продолжить нормально общаться ради ребенка.
— Поехали посмотрим будущую квартиру, — предложил Дима, думая, что это меня вдохновит.
— Конечно, но вряд ли что-то изменится.
Съездили, посмотрели, однако в моей душе действительно ничего не отозвалось, и я поняла, что мы прошли точку невозврата. Уже твердо знала, что не хочу больше жить с ним, и не потому что Дима в чем-то виноват — все мы не ангелы, а потому что сердцу приказать невозможно.
Прохором Дима интересовался редко, видимо, чувство оскорбленного самолюбия было сильнее отцовской привязанности. В день рождения сына позвонил с поздравлениями, а через полчаса меня «поздравил» его адвокат:
— Ольга Андреевна, по закону все, что приобретено в браке, принадлежит обоим супругам. В Питере у вас уже есть квартира родителей, а Дмитрий Петрович много лет официально бомж. Ему перейдет жилплощадь, а вам он выделит денежную компенсацию.
— Хорошо, — не люблю все эти разговоры, «дележки», поэтому постаралась побыстрее закончить беседу.
С Димой мы расстались зимой, новых отношений не заводила, не хотела. Наступило лето, и как-то среди съемочных будней я отправилась на премьеру фильма Леши Попогребского «Простые вещи». После показа ко мне подошла актриса Оля Хохлова, смотрю, а за ней скромно топчется молоденький паренек. Оля восхищенно пролепетала:
— Это — Ванечка Шибанов. Заслуженный артист России, режиссер. Очень талантливый человек.
Я удивилась: может, шутка — заслуженный артист? Невысокого роста, в кепочке, натянутой на глаза, на вид лет двадцать. Ваня, застенчиво глядя на меня из-под козырька, произнес:
— Я работаю у Олега Табакова. Хотите прийти ко мне на спектакль?
— Почему бы и нет?
— Я запишу номер вашего телефона.
— Хорошо, — любезно, но формально ответила я.
Как потом выяснилось, Ваня обратил на меня внимание еще до начала премьеры, когда мы оба вышли из метро. В течение года он звонил несколько раз, а я все придумывала причины, чтобы не встречаться.
Потом Ваня пропал, да и я забыла про него совершенно. Много работала, встречалась с друзьями. Анабиоз после отношений с Димой стал потихоньку уходить, я снова хотела влюбиться, но загадочных меланхоличных мужчин-неулыбашек с печатью несчастного прошлого на физиономии теперь обходила стороной. Да и чересчур легкие на язык «живчики-пострелы» тоже не западали в душу.
В мой день рождения на телефон пришла эсэмэска: «Ольга Андреевна, поздравляю Вас с Днем рождения, желаю в жизни совпадений. Актер и режиссер Иван Шибанов». Ой, снова этот Шибанов! И мне стало любопытно: кто же он такой? Толком и не запомнила его при первой встрече. Зашла на сайт «ВКонтакте» и через общих друзей обнаружила его страницу. В двадцать девять лет стал заслуженным артистом, играл у знаменитого немецкого режиссера Петера Штайна, работал в новосибирском театре «Глобус», Московском драматическом театре имени Гоголя, сейчас у Олега Табакова, режиссер, педагог... Посмотрела его фотографии разных лет. Увидела романтическую волну волос, голубые глаза, широкие плечи, крепкие руки, искреннюю улыбку, порадовалась, что нет никаких признаков занудства и так доставшей меня меланхолии. Послушала песни в исполнении Вани — приятный голос, понимает, о чем поет. Социальные сети — вот где настоящее брачное агентство, здесь о человеке можно узнать все.
В ответ на поздравление написала ему «ВКонтакте»: «Иван, теперь можем дружить». Он позвал меня на свой спектакль «Под небом голубым», шутливо извиняясь: «В этой роли я не то чтобы очень привлекателен...» Но на самом деле на сцене он был хорош: яркий, острохарактерный, пластичный, по-актерски неврастеничный.
Я снова разрешила себе увлечься, но на этот раз была более осторожна: не давала никаких надежд, не рассуждала:
«Вот с этим человеком я буду жить до конца своих дней». Честно предупредила Ваню: «Сейчас я с тобой, но ничего не обещаю, потому что не знаю, что будет завтра». Признаться, это даже будоражило: с одной стороны, мы были вместе и жили как влюбленная пара, а с другой — было непонятно, что нас ждет впереди.
В тот день, когда погиб сын, я была в Москве, снималась в фильме «Террор любовью». Проша с моими родителями отдыхал на даче... Папа позвонил вечером, он не смог произнести в трубку ни слова, но я сразу поняла: произошло страшное.
Это был несчастный случай, когда беда настигает внезапно. Четырехлетний Прохор споткнулся возле канавки на даче, упал — и все... Можно искать тысячу литературных, исторических примеров, утешений, помогающих уменьшить боль и принять беду. Это был страшный период, но я пыталась его преодолеть. Как с серьезно больным человеком — есть надежда, что он выживет, но также вероятна смерть... Я выжила. Трудно объяснить, что помогло: высшие силы или сработал инстинкт самосохранения, а может, выручила внутренняя философия жизни, но я не сдалась. Редко говорю на эту тему, слова есть ложь, в них не передать того горя, которое испытывает мать, потерявшая ребенка...
И еще — меня и моих родителей спасло то, что мы держались друг друга, так всегда было в нашей семье, очень сплоченной и крепкой. Никто никого не обвинял, понимали, что это была случайность, ужасное стечение обстоятельств.
Беда разрушила меня, я оказалась в нулевом отсеке жизни или вне ее... Состояние абсолютного вакуума. Казалось странным и диким, что поют птицы, люди спокойно ходят по улицам, смеются. Помню: кричала, Ваня вызывал «скорую». Мне давали успокоительное, кто-то звонил и пытался утешать. В аэропорту Ваня орал на докторов, что они не оказывают мне помощи...
Нет, я не пережила это, я живу с воспоминаниями о старшем сыне каждый день, но уже знаю, как справляться с болью. Чувствую, что мой маленький ангелочек помогает мне, делает мудрее и сильнее. Никому не пожелаешь такого, но если это проходишь, многие жизненные проблемы начинают восприниматься как мелочь. Не знаю, есть ли рай и ад, ангелы с крыльями, но верю, что существуют высшие силы и что не может быть пустоты после смерти. «Ни в коем случае не оплакивайте мальчика, по христианским канонам ребенок до семи лет сразу попадает на небеса. Он — ваш ангел, он счастлив сейчас», — говорили верующие люди.
Мама рассказала почти мистическую историю. После смерти бабушки они с дедом сидели в комнате и беседовали. Мама сказала: «Мне так ее не хватает», и вдруг из-за стекол запертого серванта вылетела бабушкина фотография и стала опускаться на пол, плавно кружась в воздухе. Они с дедом так и замерли. Потом, проверяя сервант, где стояли фотографии, плотно прижатые с обеих сторон стеклами, они увидели, что выскочить из середины стекла фотография не могла, это было чудо. Так проявилась сила бабушкиной энергии и любви.
Всего через несколько дней после похорон на мой телефон с незнакомого номера пришло отвратительное сообщение, в котором меня и моих родителей обвиняли в случившемся: «Добились того, чего хотели, определили место жительства ребенка... Теперь ты довольна?»
Я не знаю, кто его отправил, мне кажется, это был Дима либо кто-то из его друзей. Он считал себя брошенным и оскорбленным, я была его врагом, и в случившейся беде он винил мою семью.
После смерти сына я полностью отказалась от раздела имущества, сказала: «Мне не нужно». Мы не встречались с Димой уже пять с лишним лет. С этим человеком меня больше ничего не связывает... Он такой, какой есть, со своей позицией, своим отношением к жизни, к людям, как и все мы. Естественно, Дима рассказал бы нашу историю по-своему.
Очень важно, когда ты уязвим психологически, как ведут себя окружающие люди, что говорят и как поддерживают. Родители сразу стали настаивать: «Ты должна родить!» — и я понимала, что очень хочу ребенка. Знала, что это спасет меня и что новый человечек будет продолжением Прошки. И мама с папой, и я старались стать сильными и учились жить дальше. Ваня все время был со мной, и мне была нужна его поддержка. Помню, сказал: «Что бы между нами ни происходило, я всегда буду рядом». Беда сделала нас ближе.
Летом мы всей семьей сели в машину и поехали в Крым, где нас ждали друзья. Когда вернулись в Питер, я узнала, что беременна. Рожала мальчика в том же роддоме, где и Прошу, у того же замечательного доктора Марины Анатольевны Кучеренко.
Макар — мое солнышко и мой дружочек. Больше всего я люблю проводить время с ним. Купила рюкзак-панду, сажала туда его, кроху, и ездила по делам, а Макар мирно сопел, прижавшись ко мне теплой щекой. Сыну был месяц с небольшим, когда меня пригласили сниматься в Киеве. Я сомневалась, а мама сказала: «Надо ехать, мы с папой тебе поможем», да и съемочная группа предоставила условия — отдельный вагончик, перерывы для кормления.
Всегда стараюсь планировать свой рабочий график таким образом, чтобы осталось время для общения с сыном. Если работаю в Москве, нас очень выручает мама Вани, Раиса Сергеевна. Я много снимаюсь и два года назад смогла скопить на небольшую квартиру. Недолго думая, мы купили жилье в доме, где находится Ванина квартира, только в соседнем подъезде. Теперь там останавливается Раиса Сергеевна, приезжая из Новосибирска. Она обожает внука, и ей нисколько не в тягость проводить с ним время, так же как и моим маме с папой, когда я привожу Макара в Петербург.
Иногда звонят с приглашением на какое-нибудь мероприятие:
— Оля, что у тебя в субботу?
— Я занята.
— У тебя съемки?
— У меня сын.
Я всегда стремлюсь домой, и не потому что так надо, а потому что мне самой это важно и интересно. С Макаром я открываю для себя мир, получаю заряд счастья, когда вижу, как ребенок радуется. Гуляя по улицам, мы часто останавливаемся, я обращаю внимание сына на ползущего червячка или набухшую почку на ветке дерева, хочу пробудить в нем интерес к окружающему миру.
В выходные мы редко остаемся дома, любим всей семьей бывать в театрах, в кино. А в будние дни сын ходит в сад, вовремя ложится спать, ест кашу, суп и живет по режиму. Недавно забрала его из сада во время дневного сна. Ребенок был счастлив! Он понимал, что произошло что-то «не по плану», и это «что-то» было прекрасным. Разумеется, попросил, чтобы завтра я тоже пришла пораньше: «Пока все спят», — и послезавтра тоже.
И в моем детстве мама иногда (в этом «иногда» и была своя прелесть) забирала меня из садика после обеда. В те мгновения я думала, что она — волшебница, если смогла прийти так рано. Мы садились в троллейбус и долго-долго ехали от Загородного проспекта до улицы Маршала Тухачевского, где у мамы была подработка. Я с замиранием сердца сидела на занятиях и тихонечко рисовала, чтобы, не дай бог, не помешать маме, не разочаровать — ведь сегодня такой счастливый день. До сих пор люблю сесть в полупустой троллейбус или трамвай и ехать до конечной остановки, умиротворенно рассматривая пробегающие за окном картинки, иногда на такие прогулки беру и Макара. Недавно сын сказал:
— Мамочка, я так люблю с тобой путешествовать.
— А я с тобой, — и это абсолютная правда.
Сейчас Макар страстно увлечен военными играми: катает по полу танки, ставит солдатиков в шеренги. Когда его спрашиваешь, кем он будет, когда вырастет, патриотично заявляет: «Военным!» Я рассказываю ему, что на самом деле переживали люди во время войны и что, не дай бог, такое может повториться. Помню, в нашей коммуналке жила потрясающая женщина Елена Лазаревна Цынман, родившаяся задолго до революции. Я приходила к ней в комнату заниматься на фортепиано. Однажды Елена Лазаревна сказала: «Хочу тебя угостить». Я подумала, это будет какая-то сласть, и замерла в радостном предвкушении. Она достала из ящика комода небольшую старую коробочку, открыла ее, развернула белую тряпочку, и я увидела маленькие черные квадратики. «Это блокадный хлеб, — таинственно произнесла Елена Лазаревна. — Разрешаю тебе попробовать кусочек».
Удивительно, на вид абсолютно несъедобный хлеб оказался довольно мягким и даже обладал сладковатым привкусом. Сейчас я понимаю, что ни одно блюдо в самом дорогом ресторане мира не может сравниться по значимости с тем блокадным хлебом, который Елена Лазаревна так бережно хранила. Мне бы очень хотелось, чтобы и у Макара было трепетное и благодарное отношение к тому, что дает ему наша семья.
Ваня шесть лет рядом со мной. Или я рядом с ним? До сих пор не знаю: это стечение обстоятельств или судьба? Были бы мы сейчас близки, если бы не прошли вместе мою трагедию? Будем ли жить под одной крышей через пять — десять лет? Не знаю, жизнь непредсказуема, а я не пророк. Да и зачем задаваться такими вопросами, если все хорошо.
Мне нравится быть с Ваней. Он не назойлив, не занудлив, с ним здорово отдыхать. Это очень важно, если не испытываешь психологического напряжения с человеком, который находится рядом, и не думаешь, о чем поговорить, не объясняешь свое молчание, не разжевываешь мысли.
К сожалению, у нас обоих плотный рабочий график и редко выпадает возможность побыть вместе. Ваня сейчас очень занят, может уйти из дома в семь утра и приехать в полночь. Играет в «Табакерке», снимается в кино, преподает актерское мастерство в колледже Олега Табакова, да еще и ставит со студентами спектакль. Чтобы чаще видеться, я иногда прихожу к нему в театр или на занятия.
Вообще, не могу назвать себя обузой в отношениях ни в семье, ни в дружбе. Если иду в ресторан — всегда готова заплатить за себя сама, а часто и угостить своего спутника, потому что не люблю чувствовать себя должной. Мужчины мне никогда не «прислуживали», друзья не были обременены многочисленными просьбами, я лучше сама все сделаю: и сантехника вызову, и в чистку забегу. Для меня не проблема встать в семь утра, чтобы отвести ребенка в сад, потом заехать на очередные пробы, в Сбербанк — оплатить счета, снова на пробы, потом в магазин за продуктами, приготовить обед, забрать ребенка из детского сада, накормить, помыть, почитать книжку, полежать с ним чуть-чуть перед сном.
Я сама придумываю, куда можно поехать отдыхать, какое кино посмотреть, где вечером поужинать. Мне нравится такая деятельная жизнь, когда много планов, когда надо сделать это, это и еще это. Конечно, хочется, чтобы мужчина рядом не сильно привыкал к моим многочисленным «могу», сам тоже проявлял больше внимания и инициативы в вопросах обеспечения семейного благополучия, но, видимо, для этого женщине стоит ослабить вожжи и уступить ему место управления, а я не уверена, что тогда будет так, как мне хочется.
Мы с Ваней — нормальные люди, поэтому и у нас, как у всех, случаются бои местного значения. Но происходит это исключительно во время затяжных перерывов в моей работе. Из-за недостатка эмоций и смены впечатлений я начинаю отыгрываться на Иване, меня так и тянет устроить скандал, а причину всегда легко придумать. Тем более что женская ревность никогда не дремлет.
К примеру, чудится мне, что у Вани на стороне (в театре, на съемочной площадке, в колледже Олега Табакова, да и не важно где) — целый гарем. Что это дома он такой положительный, а на самом деле — любовный монстр. И тогда я начинаю превращаться в «Ольгу-мегамозг». Меня победно лихорадит, когда я все ближе и ближе подбираюсь к сборке пазла из своих чудовищных подозрений. Вечером уставший Ваня приходит домой, а я уже в полной боевой готовности, вооружена неопровержимыми уликами.
— Ваня! Мне кажется, что...
Но Иван Валентинович — умелый сапер.
— Оленька, — с улыбкой говорит он, — проверочное слово в этом предложении — «кажется». Завтра, когда ты начнешь сниматься, тебе уже ничего казаться не будет.
И верно. У меня начинается новая работа, и пазлы неопровержимых шибановских преступлений распадаются на совершенно безобидные жизненные ситуации. Как все-таки хорошо, что Ваня не воспринимает всерьез мои закидоны!
У меня уже были очень эмоциональные отношения с мужчиной, и ничего хорошего из этого не вышло. На втором курсе института я попала в плен чувств к человеку, который был старше на двадцать пять лет. Он писал мне стихи, восхищал разговорами об искусстве, литературе — это было похоже на лекции в любовном дурмане. Мой гуру был женат и в начале нашего романа говорил, что разведется, и я верила ему, что свойственно юному возрасту.
А еще он был патологически ревнив. Летом приехал в Астрахань, пришел к нам домой и увидел, что на стенах моей девичьей комнатки вместо обоев наклеены афиши из разных спектаклей, на которых мы с подружкой Светой в девичестве писали стишки и всякие заметки. Он внимательно изучил эти доказательства первых невинных влюбленностей в прекрасных блондинов с голубыми глазами и на роликах. А потом устроил такую сцену ревности, что я в сердцах и отчаянии схватила ведро с водой и, выплеснув на афиши, начала их сдирать. Выпутываться из этого омута стала только после того, как он сам позволил мне отдалиться: то ли пресытился молодой кровью, то ли пожалел обманутую жену, а может, и меня. В любом случае хорошо, что это прекратилось.
Часто вспоминаю завет дедушки. Незадолго до смерти он усадил меня на диванчик, взял за руку, внимательно посмотрел в глаза и сказал: «Оленька, учись владеть своими страстями».
Сейчас понимаю, страсть — разрушительна, она никогда не заменит человеку семью и дом, где ему спокойно и комфортно. Я обрела такое место, и мой ребенок растет, окруженный любовью и радостью, в здоровой атмосфере.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1839
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 28.07.14 16:46. Заголовок: И окончание: Ваня п..
И окончание:
Ваня прав, я не могу жить без любимой работы. Когда ее нет — вяну, впадаю в депрессию, начинаю думать о смене профессии, терзаю своим занудством близких. Но едва появляется плотный съемочный график, энергия так и бьет ключом, вырастают крылья и все вокруг становится голубым и зеленым.
Нет ничего ужаснее тягомотного ожидания новых ролей, переменчивых настроений продюсеров, вялых обещаний: «Будем надеяться и верить, что вас возьмут в картину». Совсем другое дело, когда звонят с киностудий: «Оля! Срочно! Завтра вылетай. Мы очень хотим, чтобы ты снималась!» Вот это четкое и ясное «Ты нам нужна!» — обожаю! Но окрыленность востребованностью не может длиться бесконечно, случаются разочарования, слезы, неудачные пробы, отчаяние, страх, что не будет работы. Я — обычная актриса, за мной не стоит никакой «личный меценат». Не вожу специальной дружбы с продюсерами, не пьянствую и не сплю с режиссерами, с влиятельными представителями телеканалов, не люблю ходить на тусовки и ток-шоу, чтобы праздно «светить» лицом. И если меня утверждают, то без всякой протекции, по счастливому стечению обстоятельств и бескорыстной заинтересованности в моей персоне.
Так унизительны бывают порой кастинги! Три года назад позвонили с Киностудии имени Горького: «Ольга, приезжайте, для вас есть интересная работа». Захожу в кабинет режиссера, он увидел меня и как заорет ассистентке: «Ты кого, вообще, привела? Это кто?!» — та смутилась, видимо, не ожидала такой реакции. Читаю сцену, а режиссер не слушает, смотрит на меня в упор и смеется. Не знаю, почему он так потешался, была в недоумении. Кастинг закончился, я вышла в коридор, вдруг слышу за спиной голос ассистентки: «Ольга! Вы там? Откройте нам дверь, она захлопнулась, а ключ остался снаружи». У меня возникло мстительное желание тихонько уйти — пусть посидят взаперти, но я не посмела и слабовольно выпустила ни в чем не повинную ассистентку и странного режиссера.
Или другой случай. В течение долгого времени я снималась только в одной кинокомпании, отработала несколько больших проектов. Однажды на площадку приехал продюсер канала: «Ольга, я надеюсь, вы и впредь будете к нам благосклонны. Скоро у нас начнется проект, вы нам очень нужны». Я благодарно кивнула.
Прошел месяц, ничего не происходит. Я отказалась от главной роли в сериале «Воронины» — не хотела подвести любимых работодателей. Наконец звонят:
— Олечка, готовы к запуску, пожалуйста, не соглашайся на другие предложения, у тебя будет сложный график работы.
— Хорошо, поняла, присылайте материал.
И опять тишина. Звоню сама:
— Вы куда пропали?
— Ой, Олечка, у нас поменялось руководство канала. К сожалению (но это не наша вина, сама понимаешь, мы тебя очень любим!), главная продюсерша сказала: «Кого вы тут наутверждали? Эти артисты мне не нравятся, давайте делать перекастинг!»
Да, киношно-театральный мир жесток и изменчив. Все, кто причастен к нему, так или иначе от кого-то зависят, поэтому обещания часто нарушаются и слово, данное тебе, ничего не значит. Люди на съемочных площадках, особенно на долгоиграющих проектах, поддаются иллюзорным ощущениям «дружбы навсегда» и «любви до гроба», но, как правило, с концом работы эти чувства улетучиваются, начинаются новые проекты, другие встречи.
К счастью, у меня всегда много предложений. Я снялась почти в пятидесяти проектах. Сейчас играю в сериале «Ленинград 46» — интересную и сложную роль девушки-инвалида, которой во время войны ампутировали ногу.
Вокруг меня много людей, с которыми мне спокойно и интересно. Это мой дядя Юрочка Кочетков, его жена Надюша, двоюродная сестренка Катюшка, любимый племянник Вовка, Макарушка, мои родители, Ваня. До сих пор я провожу вместе с ними свои отпуска. Этим летом поедем всем семейством в Испанию и Черногорию. Папа периодически снимается, недавно сыграл одну из главных ролей у Виктора Мережко в сериале «Хуторянин». А еще увлекся изготовлением печей, у нас на даче теперь их три, разных видов, блюда получаются вкуснейшие. Народ ест, завидует и просит смастерить им такие же чудо-изделия.
Мама — доцент кафедры сценической речи, я считаю, что она один из лучших педагогов в России. Это у нее учились Дмитрий Нагиев, Игорь Лифанов, Дмитрий Хоронько, Анатолий Журавлев и многие другие замечательные артисты.
Я говорю Господу Богу: «Спасибо за каждый прожитый день!» И если накатывает уныние, а это тяжкий грех, стараюсь думать о том, что не имею права жаловаться и роптать. Ведь я живу, и в моих силах сделать свою жизнь наполненной и интересной.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1840
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 28.07.14 17:12. Заголовок: Кинокритик Ирина Пав..
Сегодня юбилей у одного из самых почитаемых мною ленфильмовских (да и вообще - российских) режиссеров - Ильи Авербаха. Человека, чьим мнением я всегда дорожила, чьи фильмы любила (и люблю) пересматривать, находя в них всё новые и новые нюансы, а то и просто для того, чтобы немного с самой себя стряхнуть "пыль новых времен". Сделать что-то неприличное, что-то недостойное, работая рядом с ним, было совершенно невозможно: достаточно было представить себе, какую он скроит гримасу и как пройдет мимо тебя, отведя глаза... Всегда буду помнить его короткое выступление на одной конференции - оно не утрачивает своей актуальности и по сей день. Илья просто вышел и сказал: - Мы в последнее время чуть-чуть исказили ценностную шкалу. У нас непристойное стало именоваться "неважным", неважное - "пристойным", пристойное - "хорошим", хорошее - "шедевром". И оно бы ничего. Вот только для шедевров на этой нашей шкале места не осталось!
Авербах рожден был, чтоб быть кумиром. Он был даже в тогдашнем Ленинграде, населенном особенными людьми, едва ли не самым особенным. Совсем молодым студентом-медиком в ленинградской окололитературной среде он, по какой-то неведомой причине, пользовался непререкаемым авторитетом. Даже надменный и независимый Иосиф Бродский его робел и искал его одобрения. Он был начинающим режиссером, снимающим свой дебют, но, по рассказам участников и очевидцев съемок "Степени риска", вокруг всё было пронизано таким почтением к нему, словно на площадку вышел признанный мэтр. К нему с опасливым уважением относились чиновники Госкино, хотя он ничем не старался их расположить к себе. Все как-то сами понимали, чувствовали, что он - небожитель. И это было совершенно удивительно.
В художественной культуре всегда существуют люди, которые являются непререкаемым авторитетом «среди своих». Это совершенно особая каста художников, чьи фильмы (а во многом, и собственная их жизнь) для всех, кто вокруг, оказываются эталоном. Мерилом вкуса, стиля, мастерства. Мерилом нравственности и благородства. На них хотят походить, но походить на них нельзя. Режиссер Илья Авербах буквально с первых своих шагов в кино, с фильма «Степень риска» сформировался как крупный мастер. Врач по первой профессии, он и в кино был, если угодно, врачевателем. Во времена, когда официально насаждалось понятие «быть проще», он ухитрялся быть аристократом. Во всем. В том, как он одевался, в том, как вел себя, какие фильмы снимал. В 1986 году Илья Александрович Авербах был самым авторитетным человеком «Ленфильма». Именно так, потому что к этому моменту как режиссер уже куда «моднее» был Алексей Герман, чей «Иван Лапшин» не сходил со всех уст. А лента Авербаха «Голос» (его последняя работа в игровом кино) вызывала, мягко говоря, неоднозначную общественную реакцию, хотя видовой фильм о Ленинграде, снятый незадолго до смерти, по сей день считается эталонным в своем жанре. И, тем не менее, на каждой студии существует некто, перед кем все испытывают или пиетет, или хотя бы чувство неловкости за плохие фильмы или неблаговидные поступки. Для «Ленфильма» таким человеком был именно Авербах. Он, который делал безукоризненно интеллигентное кино (это было абсолютным свойством всех его картин - и «Степени риска», и «Драмы из старинной жизни», и «Монолога», и «Объяснения в любви», и «Чужих писем» и «Фантазий Фарятьева», и «Голоса»). Он, который стал в этой стране последним режиссером, чьим героем в кинематографе (если угодно - «лирическим героем») был интеллигент в том смысле слова, какой в него вкладывают только в России. То, что ему так и не удалось осуществить последний любимый замысел - экранизацию булгаковской «Белой гвардии» - весьма симптоматично. Потомок старинного рода Куракиных, он не смог снять кино о том, что потерял мир с исчезновением семьи Турбиных. В сущности, этот сюжет он реализовал в собственной творческой биографии. Авербах создал на экране особый мир - мир людей, с которыми хотелось общаться и дружить, которым очень хотелось подражать, и подражать которым было совершенно невозможно, ибо такими как они невозможно было стать, такими можно было только родиться. Не зря же учительница Вера Ивановна из авербаховских «Чужих писем» стала эталонной фигурой, когда красота и интеллигентность, ум и душевная стойкость вовсе не оказываются синонимами беззащитности и слабости. Да, она не знала, как объяснить раскованной бессовестной ученице, почему нельзя читать чужие письма. Зато она твердо знала, что - нельзя! Она вообще знала те неписанные, но незыблемые нравственные правила, которые сегодня все забыли, как рецепт сушёной вишни из «Вишневого сада»... Кто научил её этим правилам? В ответе на этот вопрос, если угодно, и сокрыто то главное, чем всегда поражали герои Авербаха. Они, подобно лирическому герою Булата Окуджавы, были «мостиком» между эпохами, принадлежа одновременно дню нынешнему и дню минувшему. Пока они были на экране, мы знали, что мы - наследники великой культуры. В определенном смысле Авербах подобный же мир стремился культивировать вокруг себя в реальной кинематографический жизни. Он был в кинематографе России тем последним художником, который, если перефразировать Поэта, больше чем художник. С его смертью прервалась эта традиция в кинематографе, а вместе с нею завершилась и целая эпоха, в которой кино было не столько развлечением, сколько искусством духовного самовыражения и человеческого самосохранения. После смерти Ильи Александровича Авербаха, говоря совсем не фигурально, в кино и околокинематографической жизни стало все позволено. В том числе и художнику. Это обнаружилось не сразу, но когда обнаружилось, стало совершенно очевидно, что водоразделом двух эпох - той, когда понятие «художник» автоматически идентифицировалось с понятием «интеллигент» и той, когда эти понятия существуют вполне автономно - была именно смерть Ильи Авербаха. Более того, по прошествии лет можно уже говорить о том, что было в этой ситуации первично, а что вторично. Эпоха, разумеется, сменилась не в результате ухода этого художника. Но его уход стал своеобразной мистической реакцией на начало безвременья, в котором Авербаху места определенно не было.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1861
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
"Никаких творческих вечеров в Доме кино, встреч со зрителями тоже не будет", - сказали в семье актера
МОСКВА, 10 августа. /Корр. ИТАР-ТАСС Наталья Баринова/. Народному артисту СССР Олегу Стриженову исполняется 85 лет. Однако артист решил отметить юбилей только со своими близкими и отказался даже от намека на какие-либо торжества.
"Олег Александрович в Москве, но мы будем праздновать его день рождения только с близкими, дома. Никаких творческих вечеров в Доме кино, встреч со зрителями тоже не будет", - сказали ИТАР-ТАСС в семье актера.
Родные артиста замечают, что и прошлый юбилей Стриженов также не отмечал. "Он не хочет давно уже никаких пышных празднований и публичных мероприятий, это его решение", - добавили в семье.
Олег Стриженов всегда был закрытым человеком, крайне требовательным к себе и к окружающим. Это, как считают кинокритики, во многом повлияло на его судьбу в кинематографе.
Актер театра и кино Олег Стриженов
Актер окончил в 1953 году Театральное училище имени Щукина, и уже первая роль в фильме "Овод" принесла ему огромную популярность. Благородную внешность и талант Стриженова оценили многие режиссеры, открытки с изображением артиста мгновенно раскупались по всей стране, молодые люди мечтали быть на него похожими.
Стриженов стал одним из самых востребованных актеров советского кино. Его славу упрочили картины "Сорок первый", "Хождение за три моря", "Капитанская дочка", "Неподсуден", "Звезда пленительного счастья".
Однако, по мнению киноведов, Олег Стриженов мог бы сыграть еще не мало блестящих ролей, если бы не отказывался от многих предложений. К примеру, он не захотел перевоплотиться в Андрея Болконского в фильме "Война и мир" Сергея Бондарчука, эту роль потом сыграл Вячеслав Тихонов. Не согласился он работать и в картине Александра Зархи "Анна Каренина", в итоге Вронским стал Василий Лановой.
Всего на счету актера более тридцати ролей, также он много играл в театре. Последней большой работой в кино стали съемки в фильме "Вместо меня" (2000 год). В этой картине он сыграл пожилого человека, который после перестройки не может найти себе место в новой жизни.
В одном из интервью Олег Стриженов сетовал, что "людей, составляющих гордость нашего искусства, забыли". Но актер нашел себе новое увлечение - он занимается живописью. "Буду продолжать писать картины маслом, а с кино - все!", - говорил он.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1869
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 11.08.14 01:41. Заголовок: Олег Стриженов: без ..
10 августа Олег Стриженов отмечает 85-летие. На Первом канале к этому дню подготовили премьеру документального фильма "Олег Стриженов "Любовь всей жизни" (9 августа в 10:55).
Олег Стриженов стал знаменит благодаря ролям в фильмах "41-ый", "Овод", "Хождение за три моря", "Звезда пленительного счастья". Его экранные герои кружили головы женщинам. Ему приписывали десятки романов с актрисами. Сам же актер говорит: "В моей жизни был только один роман - с моей профессией". На самом деле в жизни Стриженова было немало любовных историй - но только одна настоящая любовь. Его жена - Лионелла Стриженова впервые рассказала их историю любви: как судьба то сводила их, то разводила, но в результате ни обстоятельства, ни время, ни даже браки (Лионелла была замужем за Иваном Пырьевым, Олег дважды был женат) не смогли помешать им быть вместе.
Зрители побывают на студии звукозаписи "Мосфильма", где на глазах у всей съемочной группы почти 40 лет назад Олег Стриженов сделал предложение своей Ли. Также в фильме - интервью внучек актера, одна из которых давно живет в Америке. Рассказывая об Олеге Стриженове невозможно не упомянуть его близких - целую династию.
В конце 80-х Олег Стриженов ушел из кино. Хорошего материала было мало, а сниматься в плохом кино он не хотел. Но в начале 2000-х Стриженов неожиданно вернулся в кино. Актриса Ольга Погодина расскажет о последней на сегодняшний момент работе актера в кино - в сериале "Пять звезд".
На канале ТВ Центр к юбилею Олега Стриженова документальный фильм "Олег Стриженов. Никаких компромиссов" ( 10 августа, 10:35), а после него - в 11:50 - художественный фильм "Приступить к ликвидации" с участием артиста. Около десяти лет назад актер завершил карьеру и стал редко появляться на публике. Он практически прекратил всякое общение с прессой и никак не комментирует многочисленные легенды, шлейф от которых тянется с середины прошлого века. Впрочем, между ним и публикой, между ним и коллегами по актерскому цеху всегда была дистанция. Из-за этой дистанции, как рассказывают авторы фильма, Олег Александрович мог позволить себе быть в числе "отказников". Кинорежиссер Сергей Бондарчук больше года искал актеров для участия в киноэпопее "Война и мир". Но, буквально накануне съемок, от "роли века" - князя Андрея Болконского - Стриженов отказался! Олег Александрович был искренне убежден, что если режиссер пробует на роль всех подряд, значит, не имеет своего видения героя и всей картины в целом. А в таком фильме ему не место! И этому правилу актер, которого после фильма "Овод" снимали без проб, неукоснительно следовал. После Бондарчука Стриженов отказал самому Григорию Козинцеву. Тот приглашал Олега Александровича попробовать себя в роли Гамлета.
Почему Олег Стриженов почти никогда не шел на компромиссы, и как это повлияло на отношение к нему коллег? Об этом и многом другом зрителям расскажут Василий Ливанов, Марианна Вертинская, Сергей Никоненко, Евгений Стеблов, Александр Филлипенко, Борис Галкин, Татьяна Догилева, Владимир Басов-мл., Светлана Светличная, Ирина Апексимова, Кирилл Разлогов, Екатерина и Александр Стриженовы, Лионелла Стриженова и другие.
Отправлено: 14.08.14 17:34. Заголовок: Жень, большое спасиб..
Жень, большое спасибо за интересные материалы, стащила кое-что к себе, прочитаю. И передачу про Стриженова надо бы посмотреть, когда-то это был мой любимый актер, и до сих пор отношусь к нему с огромным уважением.
Отправлено: 14.08.14 23:10. Заголовок: Очень понравилась пе..
Очень понравилась передача с Карташевой, особенно последний монолог из спектакля. Браво! "Актрисе всегда 18 лет..." Жаль только, что передача старая и короткая.
Алиса Бруновна — лауреат премии «ТОП 50» этого года в самой почетной номинации, «Выбор города», введенной нынешней весной впервые. И претендент на нее мог быть только один. Предстоящий в конце 2014-го юбилей народной артистки СССР Петербург начал отмечать еще в прошлом декабре, когда состоялась премьера «Алисы», постановки нового худрука БДТ Андрея Могучего по мотивам сказки Льюиса Кэрролла. Билеты на этот «бег по кругу в двух актах» тут же превратились в главный петербургский дефицит, а сама Алиса Бруновна вновь, уже в который раз, стала хедлайнером, а ранее бы сказали — ударником и передовиком, театрального процесса. Накануне долгожданного открытия БДТ после реконструкции мы пригласили Алису Бруновну, ее дочь Варвару Владимирову и внучку Анну Тарасову в Париж, где все три поколения Фрейндлих фэмили стали гостями фамильного особняка Louis Vuitton. Алиса Бруновна рассказала редактору Виталию Котову о жизни и судьбе, Варвара и Анна дополнили ее монолог своими наблюдениями о любимой маме и бабушке, а продюсер журнала Ксения Гощицкая предварила интервью небольшим репортажем, из которого становится ясно, что Париж стоит мессы, а Петербург уже давно монархия, которой безраздельно правит королева наших сердец.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1878
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 16.08.14 02:41. Заголовок: Может быть, в воскре..
Может быть, в воскресенье получится прочитать про Алису Фрейендлих...
А пока - публикация из "МК" к юбилею Олега Стриженова: Олег Стриженов порвал телеграмму, в которой было написано: «Вы — Вронский» Главный советский аристократ
Светлана Хохрякова
10 августа народному артисту СССР Олегу Стриженову исполнится 85 лет. Его все время сравнивали с Жераром Филипом, причем не только на родине, но и в Париже, пытались ограничить образами романтических героев, заваливали сценариями про дворян и белых офицеров. А он мечтал сыграть настоящего русского человека.
Все было вполне закономерно, ведь родился Стриженов в семье выпускницы Мариинской гимназии при институте императрицы Марии Федоровны и выпускника Николаевской кавалерийской школы, ставшего красным командиром. Семья жила в Персии и Туркестане, в Грузии и на Украине, прежде чем обосновалась в Москве. Там-то Олег Стриженов и закончил Театральное училище им. Б.Щукина. А потом поехал работать в Русский драматический театр Таллина, где его приметили и пригласили в кино. Красавец блондин с зелеными глазами сыграл главную роль в картине «Овод» Александра Файнциммера и стал знаменит так, как нынешним «звездам» и не снилось.
После фильма «Сорок первый» Григория Чухрая Стриженова стали называть «синеглазеньким», вслед за Марюткой — героиней Изольды Извицкой, полюбившей его поручика Говоруху-Отрока, и закрепил его на Олимпе советского кино. Фильм показали на Каннском кинофестивале, и в адрес Стриженова посыпались предложения сняться в западных картинах. Только он об этом ничего не знал. На все запросы советские чиновники отвечали: артист Стриженов очень занят, сниматься не может. Но в заграничных проектах он все же поучаствовал. Сыграл тверского купца-путешественника Афанасия Никитина в совместной советско-индийской картине «Хождение за три моря».
У него множество ролей классического репертуара — от Петра Гринева в «Капитанской дочке» до Мечтателя из «Белых ночей» по Достоевскому в постановке Ивана Пырьева. Он десять лет проработал во МХАТе, застав там знаменитых «стариков», после которых трудно было с кем-либо работать. Он познал лучшее, что могла подарить актерская судьба. И стал очень избирателен. В кино в последний раз Стриженова мы видели в 2000 году, в картине Ольги и Владимира Басовых «Вместо меня». А дальше — многолетняя тишина. Правда, сейчас он снимается в сериале «Пять звезд», что само по себе удивительно при его-то требовательности.
Валерий Усков: «Олег был обижен на Бондарчука»
Разговариваем с Валерием Усковым, классиком телевизионного кино, снявшим в тандеме с Владимиром Краснопольским «Вечный зов» и «Тени исчезают в полдень». С Олегом Стриженовым он встретился на картине «Неподсуден».
— Вы знаете толк в актерах. В чем разница между Стриженовым и нынешними звездами кино?
— Олег Стриженов — особый актер, с огромным эмоциональным наполнением. У нас была кинопроба на фильме «Неподсуден». Мы просмотрели много уважаемых и известных актеров. Все они хорошо играли. Но вот пришел Олег, и мы ему предложили сесть на стул и просто подумать о своей жизни. Минут десять его снимали. Умение молчать на экране идет у Олега от огромного внутреннего напряжения и силы. Современные актеры больше двигаются, стреляют, убивают на экране, забавляются в постели. И Стриженов сумел бы это сделать. В «Мексиканце» он великолепно дрался. Но ценность Олега в том, что он — глубокий актер. У него проникающий взгляд. Смотришь на него — и глаз не можешь оторвать. На этом и построен фильм «Неподсуден», имевший огромный успех. Мы собрали миллионы зрителей. А Олег был признан лучшим актером года в 1970-м. В чем его прелесть? В том, что он умеет молчать. И говорить — тоже, а не просто произносить слова. У него каждое слово прожито. Он может разговаривать глазами. Порой ему даже не надо слов. Все и так понятно. Это дар. Я считаю, что Стриженов — большой, великий актер.
— Сейчас невозможно представить, чтобы актер отказался играть Гамлета, да еще у режиссера такого уровня, как Козинцев, или Андрея Болконского в «Войне и мире» у Сергея Бондарчука. Но Стриженов именно так поступил.
— Олег на моих глазах отказался от роли Болконского. Это было после фильма «Неподсуден». Бондарчук вызвал его на пробы, которые оказались великолепными. Но Олег был страшно обижен на Сергея Федоровича. Дело в том, что еще до того, как картина была запущена, зрители писали, что видят в роли Болконского именно Стриженова. А Бондарчук вызывал всех, кроме Олега. Отсюда и обида. Стриженов считал, что с него должны были начать пробы, а его вызвали последним. Еще характер у Олега своеобразный. Министр культуры Екатерина Фурцева чуть ли не на коленях перед ним стояла, умоляла сыграть князя Андрея. Но Стриженов ответил: «Не буду! Вы меня не заставите. Я даже не член профсоюза». Вячеслав Тихонов — хороший актер, но у Стриженова проба была лучше.
При мне Олег отказался и от роли Вронского в «Анне Карениной» у Александра Зархи. Стриженов был в Ленинграде, когда пришла телеграмма: «Вы — Вронский. Зархи». Прочитал ее и порвал. Казалось бы, его утвердили без проб, сразу. Радуйся. Но и это было для него плохо. «Что же Зархи мне телеграммы шлет? Не вызвал, не поговорил. Может быть, мне его замысел с художественной точки зрения не подходит», — сказал он тогда. Такой характер у Олега непростой. Но я его любил. Мы подружились с ними, выпили немало. Здоровье позволяло. В театральном училище Стриженов лучше всех играл в волейбол. Некоторые даже специально приходили на него посмотреть: как он прыгает, гасит мяч. Это было красиво.
— Видимо, многие режиссеры его побаивались, оттого и не приглашали в свои картины.
— С ним непросто. Но он у меня снимался аккуратно, добросовестно. Всегда был в хорошей форме, не сорвал ни одной съемки. Человек он дисциплинированный, подтягивает своим присутствием всю группу.
От Стриженова было глаз не оторвать. Как никто другой он умел молчать. Посмотрит — и в его глазах можно прочесть внутренний монолог. Это редкое дарование. Олег имел дикий успех после того, как снялся в «Оводе», «Сорок первом», «Мексиканце». Ему трудно жилось. К нему лезли все подряд, предлагали выпить. Тяжело было со зрителями и поклонниками. Но он молодец! Выдержал и это испытание.
Наталья Бондарчук: «Ему не надо было играть князя. Аристократизм в нем и без того присутствовал»
Наталья Бондарчук снималась с Олегом Стриженовым дважды: в картине «Звезда пленительного счастья» Владимира Мотыля, где они сыграли чету Волконских, и у Сергея Герасимова в фильме «Юность Петра».
— Как складывался ваш дуэт в фильме Мотыля?
— Владимир Яковлевич Мотыль утвердил меня фактически без проб. После «Соляриса» Тарковского он пригласил меня поговорить и предложил роль моей любимой Марии Волконской, которую я знала с 11 лет, зачитывалась ее «Записками». Потом мы в Петербурге пробовались уже с Олегом, примеряли костюмы, грим, характеры. Я его полюбила после картины Григория Чухрая «Сорок первый». Это один из красивейших актеров советского кино. И я была очень рада, когда мы встретились на картине «Звезда пленительного счастья». Он сыграл декабриста Сергея Волконского блестяще. У нас с ним мало общих сцен. Самая важная — та, где я целую кандалы мужа, смотрю на него и вижу его страдальческие глаз. Олег потрясающе сыграл эту сцену. Но самая интересная, на мой взгляд, другая — без моего участия, где Раевский спрашивает Волконского о том, чего он и его сподвижники хотели от восстания, — власти? И Волконский-Стриженов отвечает, что если бы они победили, то тут же отказались бы от нее. Князь Волконский был богатейшим человеком. И тут очень помогла присущая Олегу породистость. У него такая изысканная, интеллигентная внешность, которая давала ему массу преимуществ. Ему не надо было играть князя. Дворянский дух, аристократизм в нем и без того присутствовали. А это было главным в этой роли, поскольку князь Волконский был человеком «голубых кровей», интеллигентным, красивым и мужественным. Все это в Олеге было. Есть сцена с генералом Николаем Раевским, когда Волконский оборачивается и говорит ему всего лишь одно слово: «Простите». И то, как Стриженов его произносит, для меня является верхом актерского мастерства. Буквально одно слово, но какая точнейшая интонация!
— Это ведь не единственная ваша встреча на площадке…
— В «Юности Петра» Сергея Герасимова мы тоже встретились. Олег сыграл князя Голицына. Сергей Аполлинариевич, у которого я училась во ВГИКе, репетировал со мной царевну Софью, когда я еще была второкурсницей. Мы снимались с Олегом в Москве, в кремлевских палатах, и в Германии. Опять же он сыграл великолепно надломленного человека, который по сути своей не был воеводой. Можно сказать, что Стриженов дважды сыграл декабриста: в «Звезде пленительного счастья» и в «Юности Петра», где его герой — декабрист эпохи Петра I и царевны Софьи. Как воин он проигрывал, а как талантливый человек увлек Софью своими идеями. Он хотел что-то доброе сделать для России. Не получилось. И все это сыграно очень тонко, достойно и красиво.
Олегу Стриженову дано многое: безумно красивая внешность, талант. Он интересно сыграл еще одну роль, вместе с Сережей Безруковым у Владимира Басова-младшего в картине «Вместо меня». Тут верх и низ есть, преисподняя и что-то от Бога — все в одном человеке. Эта роль достойна всяческих похвал.
В.И.Усков малость перепутал насчет последовательности "Неподсуден - "Война и мир". Бондарчук начал снимать в 1964 году, а фильм "Неподсуден" вышел в 1969-м.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1912
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 02.09.14 15:46. Заголовок: Юбилей у Алексанлра ..
Проводник, ведущий к ответу Завтра у замечательного актера Александра Филиппенко — юбилей
01.09.2014
Со сцены читает не по словам, а побуквенно. Даже когда произносит текст быстро-быстро.
Его моноспектакли сегодня — Гоголь, Зощенко, Платонов, Шаламов, Солженицын, Левитанский, Бродский, Довлатов, Гавел…
И это для него не просто авторы. А как «сосчитать любови, из которых вырос».
Работа Александра Георгиевича Филиппенко со словом — это история про время и про то, что время делает с человеком, то есть про те изменения, которым оно его подвергает.
И даже в самых смешных текстах не к иронии призывает — к взаимному состраданию.
Этого преступно лишена наша теперешняя политическая жизнь. И непростительно мало — в культуре.
Говорят, хорошо читается то, что читается с определенной личной целью. Возможно, с целью обрести силу.
Со слушанием — то же самое. На Филиппенко ходят вот именно с этой определенной личной целью — с целью обрести силу.
А после идут к нему за кулисы и спрашивают: что делать? Как реагировать на безумия, которые происходят вокруг?
Общего ответа, конечно, нет.
Но есть опыт сердца, труд ума, верность «заданию человека».
И Филиппенко и со сцены, и за кулисами ведет разговор так, что «держится ответ». Потому что понимает: цель творца (а он, безусловно, творец) — дать читателю, зрителю, слушателю возможность наиболее полно насладиться жизнью. Или — наиболее стойко ее переносить. (Он так и говорит: «Попытка утешения, утешения».)
Никогда не понижает уровень ради тех, кто «видит мутно». Иначе ведь будет так: «Вижу, не понимают, стал понижать уровень, понижал, понижал, но так и не достиг дна».
Никаких самопрезентаций, самодовольства, самоумиления. Или — пафоса, надувания щек. И поспешности нет, и даже малейшей небрежности.
Школу окончил с золотой медалью. Потом — Московский физтех. Физико-химический факультет. Специальность — «физика быстропротекающих процессов».
Признался как-то: «Любовь к форме, к трагифарсу, к формуле — это во мне воспитал Физтех, прежде всего к точно поставленной задаче и к точно выполненной задаче».
Первый свой день рождения в Физтехе отмечал на скамейке у институтского общежития. Друзья, те, что постарше, пели ему Визбора, Высоцкого, Окуджаву. Эти друзья были и остались его лучшими друзьями. И поздравляют его до сих пор.
В труппу Любимова попал, еще когда учился в Щукинском училище. Таганку считает самым золотым периодом своей жизни.
На Таганке познакомился с Высоцким. Вспоминает: «Представляете: все зрители уходят из театра, а Высоцкий с другими актерами внизу, в маленьком фойе, играют на гитаре и поют. Представляете: пустой театр и только мы, стихи и гитары».
Это его самые дорогие воспоминания о Таганке. С 1969-го по 1975-й работал на Таганке. Потом двадцать лет в Театре Вахтангова.
А еще раньше, в шестидесятые, была знаменитая эстрадная студия Дома культуры МГУ «Наш дом». Там играли Ролан Быков, Семен Фарада, Михаил Филиппов, Геннадий Хазанов…
В фильмах и сериалах сыграл шестьдесят ролей. Лучшие из них — «Мой друг Иван Лапшин», «Завещание», «Гори, гори, моя звезда», «Убить дракона», «Торпедоносцы», «Мастер и Маргарита»…
Он — индивидуалист, но не из тех, для кого индивидуальность — это когда каждое «а» в строчке не хочет быть похоже на другое.
Для него индивидуальность — это, например, Вацлав Гавел, один из последних идеалистов, который создавал свою эпоху и оставил ее нам.
Филиппенко читает со сцены эссе Гавела, которое тот написал специально для «Новой газеты» совсем незадолго до своей смерти. Те, кто приходит потом к Филиппенко за кулисы, говорят, что через силу и качество гавеловского слова у них появляется «восприимчивость к идеальному».
А после такого невозможно для народного артиста России Александра Георгиевича Филиппенко участвовать в «дисциплинированном энтузиазме» или в «извращенном характере патриотизма». А он — и не участвует. А ходит на оппозиционные митинги и шествия.
Впрочем, наверное, он делает это не как артист, а как человек.
Тот человек, который должен быть вписан в нацию самыми прописными буквами, а не меленьким-меленьким, почти невидимым шрифтом.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1913
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Отправлено: 02.09.14 15:48. Заголовок: И там же - Юрий ВЕКС..
И там же - Юрий ВЕКСЛЕР:
Лицедей и мастер
Заметки аккомпаниатора
Александру Филиппенко 70! В эту цифру верится с трудом. Энергетические возможности юбиляра — по-прежнему молодым на зависть. Вспоминаются пастернаковские строчки:
Мне по душе строптивый норов Артиста в силе: он отвык От фраз, и прячется от взоров…
Он действительно спрятался, уехав на эти дни от юбилея и от елея из родной Москвы. «Артистом в силе» он признан уже более 35 лет. Его, как и Геннадия Хазанова, выделял из наследников своего искусства сам Аркадий Райкин.
Мне вспоминается приход Аркадия Райкина на сольный вечер Филиппенко в зале Дома медиков на Никитской. Это было в 1986 году. После концерта Аркадий Исаакович не пошел за кулисы, а остался в зале один. И когда Филиппенко спустился к нему со сцены, Райкин по-отечески нежно начал расспрашивать его о ближайших концертах. Узнав, что Филиппенко едет в Петербург и будет выступать в театре эстрады, (где в 1944 году начал работу Театр Миниатюр под руководством Райкина), Аркадий Исаакович попросил дать ему лист бумаги. Затем тихо сказал: «В этом зале, если на сцене сделать вот так (и он начал медленно-медленно разрывать листок), то без микрофонов все будет слышно на последнем ряду – такая акустика». Это было похоже на благословение.
Привычная формула «актер театра и кино» для Филиппенко узка, но и на эстраде он — нетипичен. Он, также, как Михаил Козаков и Сергей Юрский, наследовал ныне исчезающей традиции мастеров художественного слова, мастеров звукового воплощения и интерпретации настоящей литературы и поэзии.
Старые одесские театральные администраторы говаривали с характерной интонацией: «Если зритель не пошел, то его не остановишь!» На Филиппенко ходят. Как в России, так и везде, где понимают по-русски, например, в Германии, Израиле и США, далее со всеми остановками. Он больше 30 лет гарантированно заполняет залы. Но ему всегда мало. Он ищет испытаний своего мастерства в необычных условиях - выступал перед футболистами сборной СССР и перед заключенными колонии. Однажды в Одессе на «Юморине» первый состав «Лицедеев» Полунина устраивал вокруг памятника Дюку свое шоу с противопожарной пеной, заполнившей площадь, изображая «полеты» и воздушные бои неведомых самолетов. За несколько минут до выхода Полунин предложил Филиппенко, который пришел за кулисы поздороваться: «Хочешь поучаствовать?» - и Александр, не моргнув глазом, ответил: «Конечно!». Он выбрал себе в костюмерной длинное узкое пальто, сделал грим, и «зазернившись» на одесского сумасшедшего вышел к Дюку, и там, ходя по кругу, читал рассказ Юрия Олеши о полетах Уточкина…
Рассказывая о друге, очень хочется, избежать фраз, типа, «когда мы с Сашей…» Но совсем избежать не удастся: в течение 12 лет с 1980 по 1992 я был его аккомпаниатором. Поэтому все же позволю себе вспомнить один личный эпизод. Когда в конце октября 1992 года я уезжал с женой и сыном насовсем из СССР в Германию, уезжал поездом с киевского вокзала, Филиппенко пришел нас провожать. И вот, когда поезд тронулся, Саша в темпе движения большими прыжками побежал рядом с нашим окном, оставаясь в окне, как «в кадре» - лицо его при этом выражало нечто, соответствующее понятию «комический ужас». Был снежный день, что придавало «кадру» в окне и графичность, и кинематографичность, и театральность. Публика на платформе также обратила внимание на этот аттракцион. Но спектакль игрался для нас, и навсегда остался в памяти.
В том же стихотворении Пастернака есть такие строчки:
…Но кто ж он? На какой арене Стяжал он поздний опыт свой? С кем протекли его боренья? С самим собой, с самим собой…
Войдя в силу, а теперь в пору золотой зрелости, Филиппенко, за спиной которого годы в эстрадной студии МГУ «Наш дом», театр на Таганке, театр имени Вахтангова, ныне сам волен выбирать, где и с кем играть. И он играл уже с Александром Калягиным в «Шейлоке» и Константином Райкиным в «Гамлете», а ныне партнерствует на сцене «Современника» с Валентином Гафтом и Чулпан Хаматовой, а в театре имени Моссовета с Сергеем Юрским. Он легко соединяется в работе с музыкантами и музыкальными коллективами, как с классическими, так и с джазовыми…
Вообще «Филиппенко живьем» — это ни с чем не сравнимое удовольствие. И всем, кто еще никогда не был на его концертах, хочется сказать аксеновское «жаль, что вас не было с нами», и пожелать: «Спешите видеть!»
Отправлено: 02.09.14 17:25. Заголовок: Жень, спасибо, я все..
Жень, спасибо, я все твои материалы маме печатаю, она всегда благодарит. Сама тоже кое-что читаю, конечно, тут много интересного. Где-то тут была статья про Ольгу Павловец, мне очень понравилась. Она - молодчина, умница! Очень искренняя всегда, очень органичная в любой роли. И сильный человек, очевидно, не сломалась из-за гибели сынишки, не разочаровалась в мужчинах. Нравится мне во всех своих фильмах. Желаю ей счастья, и актерского, и женского..
Интересно, что Щербину я почему-то, чисто интуитивно и не имея никаких оснований, именно так и воспринимала - этаким "рыцарем печального образа" внешне, а в жизни редкостным занудой и педантом. Жаль, что Ольге с ним так не повезло. И хорошо, что она не стала "делать карьеру" предложенным ей способом - на одно разочарование в жизни меньше. .
Eugenia
администратор
Сообщение: 1937
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Представители российской интеллигенции выступили с заявлением против войны на Украине, самоизоляции России и реставрации тоталитаризма "Остановить российскую агрессию!". Среди тех, кто подписал это письмо, – режиссер Владимир Мирзоев.
– Самое главное чувство, которое я испытываю в связи с происходящим на Украине, – это чувство тревоги и даже больше, какого-то ужаса. Потому что гибнут люди, и я совершенно не понимаю, почему они должны погибать. Это просто какая-то совершенно химерическая идея – создание новой империи, создание "Русского мира". Видимо, эта концепция долго жила в головах российских силовиков, и вот теперь все эти демоны ринулись реализовывать свой безумный план. Мне кажется, это чрезвычайно тревожно, опасно и абсолютно сюрреалистично. Когда я слышу из уст каких-то политологов слова "геополитика", "противостояние США и России", то думаю вот о чем: эта терминология, эта идеология – из прошлого века, из времен даже до начала Второй мировой войны. Это полное непонимание того, как изменился мир за последние полвека, насколько иначе люди теперь живут и взаимодействуют. Это какие-то старые схемы, вбитые в головы людям, которые заканчивали школы КГБ и ФСБ и какие-то военные академии. Они на практике реализуют свое внутреннее видение мира, которое им, наверное, профессионально необходимо, потому что они люди военные, люди спецслужб. Они "заточены" на то, чтобы разоблачать врагов, бороться с врагами. Наверное, в отсутствие врага им просто тяжело осуществлять свои профессиональные обязанности. Сейчас так получилось, что все политическое руководство России фактически стало военно-спецслужбистским. Поэтому оказалось, что эта химера и есть план жизни для России, совершенно бессмысленный и безумный.
– Вас удивляет высокая степень поддержки кремлевской политики со стороны российских граждан?
– Не очень, потому что я понимаю, что наше население глубоко травмировано всем ХХ веком. Это люди, которые легко впадают в состояние маниакальной эйфории и патриотического психоза, легко впадают в депрессию. Если проводить аналогию с поведением человека, то это биполярное расстройство, когда люди реагируют на такие, в общем-то, пусть страшные, но простые вещи, как война, совершенно неадекватно. Они отрицают, что ведется война. Можно, конечно, сказать, что россияне – жертвы телепропаганды, но ведь дотянуться до интернета не так сложно, чтобы получить альтернативную информацию, чтобы сравнить и сопоставить факты. Но они не хотят ничего сопоставлять, они не могут признать саму мысль о том, что их страна, их родина является агрессором. Это отрицание в психологии называется ресантимент – обида, травма, которая реализуется как последующее маниакальное патриотическое состояние.
Конечно, катастрофы ХХ века не прошли даром для населения. Все эти травмы зафиксированы в семьях, в воспоминаниях целых поколений, и они не залечены. Сейчас, когда на раны стали сыпать соль и поливать серной кислотой, они вскрылись. Людям очень больно. И они выдают неадекватную реакцию.
– Театрально-кинематографическая среда, к которой вы имеете честь принадлежать, с одной стороны, считается либеральной, с другой стороны, она сильно зависима от государства. Я полагаю, что произошло разделение в среде ваших коллег. Как вы переживаете это разделение?
– Люди, которые готовы поставить свою подпись под воззванием, одобряющим военные действия правительства, по-моему, становятся попросту нерукопожатными. Тут обсуждать нечего. Война – это зло. Война за химеру – это зло вдвойне. Война с братским народом – это зло втройне. Можно множить эти степени, но говорить с такими людьми не о чем. Каждый делает свой выбор. Та часть интеллигенции, которая выбирает теплое место под солнцем, выбирает кормушку и готова одобрять любое безумие, по-моему – это люди, которые себя потеряли. Если они добровольно заблуждаются, значит, они просто не очень далекие люди. А если это циничное заблуждение, то это, конечно, невероятный урон для их таланта. Мне их жаль. Я не могу сказать, что я их презираю. Я глубоко сожалею о том, что эти люди так распоряжаются своим духовным даром, потому что создавать что-либо прекрасное, когда ты становишься циником или одобряешь войну, невозможно. Это саморазрушение, это самоубийственный путь.
Эта энергия самоубийства очень ощущается не только в среде интеллигенции, но и в народе в целом. Такое чувство, что не только национальный лидер закусил удила, но и люди, которые долгое время надеялись, что России удастся возродиться, превратиться в прекрасную цветущую демократическую страну, не увидев этой метаморфозы, реализуют свое глубокое разочарование в самоубийственных порывах. На мой взгляд, нация, которая затевает агрессию в братской стране, совершает настоящее нравственное самоубийство. Но за нравственным самоубийством следует самоубийство физическое, экономическое, политическое.
– Нет ощущения, что людей, которые казались порядочными, оказалось меньше, чем вы рассчитывали?
– Я не могу сказать, что я на что-то рассчитывал. Я думаю, что каждый человек, – по крайней мере, в том слое, к которому я принадлежу, а это люди, которые занимаются интеллектуальным трудом, – должен решать за себя сам. Это очень индивидуальный путь, а не путь толпы. Да, конечно, это трудный выбор. Но мне казалось, что война – это такая ситуация, где каждый должен не вставать на чью-то сторону, а занять сторону безусловного добра. Тем более что многие люди, которые эту войну одобряют, называют себя христианами. Этого я вообще не понимаю, как может одно с другим соединиться.
Думаю, что человек слаб. И свои слабости он привык объяснять какими-то невероятными геополитическими пружинами, причинами, рассказывать себе и другим истории про коварного американского врага, который решил занять Крым и войти в Украину. Эти объяснения сродни объяснениям Раскольникова, который просто хотел попробовать, что такое человекоубийство. Он выстроил довольно сложную теорию, которая его в собственных глазах оправдывала. Здесь, мне кажется, примерно то же самое: люди, которые находят оправдание войне, братоубийству и рассказывают какие-то геополитические истории, просто лукавят. Они отказываются признать, что ведут себя не по-человечески. Это падение на четвереньки.
– Вы упомянули о проблеме личного выбора. Многие, и не только интеллектуалы, такой выбор делают – вот Борис Акунин уехал из страны, чтобы "не чувствовать себя трезвым среди пьяных", кто-то вышел на пикет с плакатом с осуждением политики Путина, кто-то собирает гуманитарную помощь. Вы для себя эту проблему личного выбора решили? Есть у вас какой-то потенциал действий или потенциал слов для того, отстаивать свою точку зрения?
– Я чувствую, что слова в нынешней ситуации бесполезны. Люди, которые пытались два года назад что-то сказать обществу и руководителям страны, сейчас замолчали не потому, что испугались или в них заговорил какой-то стокгольмский синдром. Они замолчали, потому что говорить бесполезно. Мы говорим друг другу и слышим друг друга. Это, собственно, и есть тот тонкий слой культуры и цивилизации, который еще остался в стране. Если его выдавить из страны или растерзать, уничтожить, то произойдет безнравственное озверение, то есть отмена цивилизации и переход к более архаичным пластам сознания. Но я себе не представляю мою страну как сборище пещерных людей, я не хочу видеть Россию в состоянии каменного века. Это мне глубоко претит. Поэтому для себя я решил этот вопрос так: пока здесь остается какой-то культурный слой, люди, с которыми я могу разговаривать, для которых я могу делать спектакли, фильмы и писать, то я попробую здесь жить, хотя выживать здесь становится все сложнее.
Я понимаю таких людей, как Борис Акунин, которые для себя делают выбор – уехать из страны. Писателю здесь просто не пробиться к небу. Театр и кино, может быть, чуть защищенней, потому что это коллективный вид творчества. Люди создают свой маленький микромир, и в этом микросоциуме стараются противостоять этой разливающейся вокруг чуме. Мне, может быть, чуть легче выживать в этих микромирах, но писателю почти невозможно здесь работать.
– Трагедия, связанная с Украиной и российским вовлечением в чужой политический конфликт, может быть, дала вам какую-то почву для творческих идей? Вы ничего не ставите, косвенно или прямо связанное с тем, что происходит на Украине?
– У меня есть кое-какие телевизионные проекты, которые я мог бы назвать публицистическими, но, скорее, это публицистика притчеобразного направления. Мне ближе линия Евгения Шварца, чем прямая документальная публицистика. Не исключено, что если будет какой-то отчаянный текст для "Театр.док", я им займусь. Но важно вот что: сейчас все эти художественные жесты немножко повисают в воздухе. Те, кто с помощью государственной пропаганды свернул себе мозг, категорически не воспринимают альтернативные точки зрения. Состояние глубокого психоза нарушает коммуникацию. Это одна из серьезных проблем общества – как говорить на демократическом языке, пытаясь это общество объединить каким-то смыслами. Это очень тяжело, потому что все предшествующие годы власть вбивала клинья, раскалывала общество по разным направлениям – сталкивала верующих с неверующими, гетеросексуальных с гомосексуальными, людей правых и левых убеждений, причем работала на раскол совершенно сознательно.
Консолидированное общество представляет для нынешнего режима опасность. Такая деятельность, конечно, ужасна, потому что так ведет себя антигосударство. Государство ищет согласование интересов разных групп в обществе, ищет общую платформу. Это и есть задача государства, оно для этого создано людьми, для этого люди платят свои налоги. Но у нас все ровно наоборот. Это довольно страшно наблюдать, потому что российское общество пошло глубокими трещинами во многих направлениях. Сейчас трагедия происходит на территории Украины, но это не значит, что трещины не проходят внутри нашей страны. В этом нужно себе отдавать отчет: так просто подобные действия власти не могут пройти. Я считаю, что задача культуры, задача людей, которые делают театр, кино, пишут сегодня, – выстраивать какие-то пусть шаткие, но мосты между разными стратами в обществе.
– Вы как-то лично связаны лично с Украиной – у вас есть там родственники, друзья в Киеве или Одессе, например?
– У меня родственных связей на Украине практически не осталось, хотя мой дед со стороны матери – из Киева. В 20-е годы он приехал учиться в Москву и здесь остался, занимался ядерной физикой. Что касается дружеских связей, конечно, они есть, в основном, это люди, которые учатся или живут в Москве. Например, Максим Курочкин, драматург, киевлянин. Я имел честь руководить мастерской в Институте театральных искусств, так вот там есть мастерская кино и целая большая группа студентов из Украины. Да, у меня много связанных с Украиной друзей – актер и режиссер Гриша Гладий, с которым я, правда, давно не виделся, но он близкий мне человек. Художник-сценограф Володя Ковальчук, который давно живет в Москве, но он связан с Украиной. Да много близких людей из Украины, я думаю, как у всех. Потому что родственных и творческих связей с Украиной у нас огромное количество. Еще и поэтому то, что делают сейчас наши силовики, наши военные, наше руководство, которое мыслит в категориях войны, боя, раздрая, раскола, – чудовищно. Это все совершенно против смысла, против закона жизни. Это все антигосударственное, античеловеческое. Это очень опасно для России, а не только для Украины.
– Что сейчас для вас – Украина? Как вы относитесь к этой растрепанной, разбитой внутренними противоречиями и внешней агрессией стране, у которой Россия отобрала Крым, а теперь, видимо, отберет и часть Донбасса? Это – трагедия чистой воды или надежда на какой-то пример, который окажется, несмотря ни на что, в чем-то вдохновляющим? С каким эмоциональным настроем вы думаете об Украине?
– У меня, пожалуй, есть два чувства. Во-первых, я испытываю чувство глубочайшего стыда за то, что являюсь гражданином России и, соответственно, хотя бы частично, но разделяю ответственность за то, что делает мое правительство. Я плачу здесь налоги, я здесь живу – значит, я чувствую себя ответственным. Второе чувство – это надежда. Если украинцам удастся построить демократическую, культурную, передовую страну (пусть даже на половине Украины, хотя я надеюсь, что целостность страны сохранится хотя бы и без Крыма, на некоторое время), если она явит русско-украинскому миру пример интенсивного развития, быстрого, стремительного, осмысленного, то это будет вдохновляющий пример для России и всего постсоветского пространства. Я очень надеюсь на то, что Украине удастся отряхнуть со своих ног имперский прах и выйти из циклического времени, попасть во время осевое и, наконец, начать настоящую модернизацию. Я думаю, что чем раньше все народы постсоветского пространства осознают, что цепляться за имперскую химеру бессмысленно – ведь невозможно повернуть историю вспять – тем будет лучше. Можно, конечно, попытаться остаться на месте, заморозить движение, но это потом все равно оборачивается катастрофой, как обернулось катастрофой для СССР. На 70 с лишним лет СССР приостановил распад Российской империи, но все равно дело кончилось развалом. И здесь будет то же самое.
Если мы думаем хотя бы частично стратегически, если мы не зациклены на тактике, на которой зациклен Путин – во что бы то ни стало задержать ускользающее время, остановить процесс перерождения бывших империй в демократические страны, – пора понять: для России просто нет другого пути, кроме как становиться сильной демократией. Тогда может возникнуть на следующем ветке опять единое с Украиной пространство, прежде всего, смысловое, духовное, культурное, может быть, потом и экономическое. Бессмысленно строить какие-то новые ситуационные союзы, пытаться создать новую псевдоимперию, она не жизнеспособна. Только демократическая Россия, которая покажет соседним народам пример модернизации, может быть магнитом, в том числе и для Украины. Я надеюсь, что если это не получится у России, то, может быть, получится у Украины, – говорит Владимир Мирзоев.
Отправлено: 12.09.14 15:44. Заголовок: Женя, интервью интер..
Женя, интервью интересное, я согласна со всем, кроме того, что Россия за войну. Если бы люди в Крыму или в ДНР, чувствовали себя комфортно, то всего этого и не было бы.
Отправлено: 12.09.14 18:13. Заголовок: Женя, спасибо за все..
Женя, спасибо за все выложенные материалы, читаю почти все, на что Вы обращаете внимание: Точки зрения, а тем более обстоятельства у всех разные, согласие - это дело необязательное, главное, чтобы интересно. Скрытый текст
Дежурно посещаю Вашу ленту на ФБ и микроблог Мисс Бетси: хотя и с разных колоколен, но то, что "доктор прописал!"
Элен, а ты все-таки почитай! Мирзоев пишет далеко не бред.
Пробежалась уже глазами, зацепилась за пару фраз типа "Во-первых, я испытываю чувство глубочайшего стыда за то, что являюсь гражданином России и, соответственно, хотя бы частично, но разделяю ответственность за то, что делает мое правительство." и мне хватило. Дальше можно уже не читать..
Хочу еще добавить, что в антироссийской истерии я не участвую. Соответственно не читаю блоги подобной направленности.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1954
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Хочу еще добавить, что в антироссийской истерии я не участвую. Соответственно не читаю блоги подобной направленности.
Так ведь и режиссер Владимир Мирзоев тоже ни в чем таком не участвует. Он высказывает свое мнение, с которым, разумеется, можно не соглашаться. Но соглашаться или не соглашаться, не ознакомившись - это напоминает до боли знакомое: "Пастернака не читал, но скажу". А впрочем, не хочешь - конечно, не читай.
Отправлено: 12.09.14 22:00. Заголовок: Именно что не хочу, ..
Именно что не хочу, Жень. Потому что хочу думать о людях лучше. В том числе и о тебе – мы все-таки дружили много лет, как мне казалось. Мне уже достаточно разочарований в людях за последнее время. Потому я намеренно не читаю, что бы пишешь в своем блоге. Хотя общая антироссийская направленность мне понятна (можешь назвать ее «антипутинской», но это дела не меняет, и направленности тоже). Несколько амбивалентной мне кажется ситуация на форуме – с одной стороны ты запрещаешь говорить о политике (что правильно, ибо у всех есть болевые точки), а с другой сама же намеренно приносишь статьи определенной направленности – как плохо все в России и как стыдно быть ее гражданином - уже не первую. А ведь есть и прямо противоположные точки зрения, в том числе и у людей искусства. Недаром так резко вырос рейтинг Путина среди высокооборазованных и интеллектуальных людей, что с удивлением отмечают ваши же американские газеты и что равно его одобрению внешней политики России (потому что внутреннюю одобрять особо не за что – наука и образование почти убиты, экономика тоже особо не фонтанирует). В общем, я понимаю, как хочется тебе «образумить неразумных», но считаю, что приносить на форум такие провокационные статьи не стоит, если уж быть последовательным и не говорить о политике вообще (даже устами людей искусства). Да, тон на нашем форуме задают американки, но давайте не потеряем последних россиянок и будем уважать их чувства.
Кстати, я глубоко убеждена, что и дружить надо вне политики и национальной принадлежности. Очень трудно (и практически невозможно) найти человека, который бы и устраивал тебя как человек, личность, и был бы тебе интересен, да еще бы на 100% разделял твои поличитеские убеждения и пристрастия. Мне лично таких 100%-ных попаданий в жизни почти не встречалось. Потому я ценю то, что у меня есть, даже если если это общение или дружба не удовлетворяют меня на все сто. И мне жаль, когда люди ставят свои политические амбиции выше и считают себя умнее других.
Olga пишет:
цитата:
Дежурно посещаю Вашу ленту на ФБ и микроблог Мисс Бетси: хотя и с разных колоколен, но то, что "доктор прописал!"
Я дежурно не посещаю ни то, ни другое, но чтобы Женя опять не припомнила мне Пастернака или насвистанного Карузо, могу сказать, что какое-то время заглядывала и на тот и на другой ресурс, читая хотя бы заголовки ссылок, чтобы иметь общее представление о тенденции, так сказать. Так вот мне кажется, что тут доктор прописал совершенно разные пилюли, и на вкус, и на цвет, и по направлению (как слабительное одновременно со снотворным из известной шутки). На блоге Мисс Бетси были ёрничание по поводу Домогарова и перепосты красивых картинок на «путешественные» темы, но никогда не было ничего антироссийского и антирусского. Не слышала я этого и за какое-то время общения с ней. Хотя, возможно, что-то и изменилось в связи с войной на Украине, которую, якобы, развязала Россия.
Россия ВООБЩЕ не за войну - не надо перекладывать с больной головы на здоровую. Россия сейчас почти в гордом одиночестве (при слабой поддержке голосов из Западной Европы) этому развязыванию войны противостоит. Очень хочется надеяться, что у президента и его компании хватит хладнокровия не поддаться на провокации зарвавшейся Америки и не допустить 3-ей мировой. Вся надежда сейчас только на них.
Eugenia
администратор
Сообщение: 1956
Зарегистрирован: 12.10.13
Откуда: USA, Boston
Репутация:
2
Лена, прочитав твои последние сообщения, комментировать их не буду. Смысла нет, потому что для меня всё это ровно наоборот. Единственное, что повторю: моя позиция - никоим образом не антироссийцская, она - именно антипутинская. Я люблю свою родную страну и не хочу, чтобы она стала страной-изгоем. Россия заслуживает быть нормальной страной, со сменяемостью власти, с честными выборами, независимым судом и свободными СМИ. Именно так я, прошу прощения за пафос, понимаю патриотизм.
Ну, а приносить сюда понравившиеся мне интервью с деятелями культуры я все-таки буду; кто не хочет читать, ради Бога, не читайте.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 3
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
Это здорово, что "Варшавскую мелодию" вернули в репертуар. Обязательно схожу еще раз. 
Загадочный человек этот Олег Евгеньевич 
, вроде и рассказывает все откровенно, а все равно многое оставляет в тайне. 
Но надо же уметь так артистично уходить от вопросов. 
Мы ж говорим о нем, как об ушедшем человеке - или хорошо, или никак... Но актер он гениальный, конечно, может запросто и порядочного интеллигентного человека сыграть. ..
Но, конечно, если знающий и умеющий передавать свои знания ученикам учитель еще и порядочный человек, а не флюгер и "чего изволите", то это действительно - настоящий учитель. А таких всегда было мало. Штучный товар! 
А Мукасея нравится слушать, такое чувство юмора у человека! Кадры из нового фильма понравились. Домогаров тут еще красавец! (чего уже не скажешь по "УС")
Придется ждать, пока выложат на канале "Культура". 
. 
И вот понимание этого, думаю, отчасти сыграло свою роль в его нынешнем мировосприятии, но виноваты в этом, конечно, другие – не он сам, не его публичные поступки, которые отвратили от него большинство серьезных режиссеров, которые могли бы что-то достойное ему предложить... Что касается мысли о паранойе, то мысль это не моя, но я ее поддержала. Увы, психологические проблемы там очень глубокие, но сам объект этого не осознает, предпочитая все проблемы перекладывать на других и видя врагов и заговоры везде, только не в себе самом, не в собственной голове... Кстати, это было в нем и раньше, просто мы упорно этого не замечали. И не хотели замечать - хотелось же верить во что-то благородное и героическо-романтическое... 
Но все мы слишком близко с ним познакомились, и переход к обсуждению его личности неизбежен еще какое-то время. Я полагаю - это иссякнет само собой. Лично мне он как человек абсолютно ясен и потому больше неинтересен. Ну, а как актер, не более чем другие - ведь за последние годы ничего выдающегося не сыграно... 
Это я как нормальная женщина и мать это говорю. Зачем он вообще сказал об этом сейчас, для какого красного словца? 
Все прочие «бывшие жены» (была какая-то такая передачка про него тоже) как-то еще крутятся возле него, кроме Александровой, правда – той хватило, видимо, а Наталья, похоже, возненавидела раз и навсегда. И было за что – даже со стороны видно и понятно. И зачем было так публично колотиться с поиском убийцы сына, который никогда не был нужен при жизни? У меня уже тогда глаза на это как-то не закрывались, трещину «светлый образ артиста» дал еще тогда.. 
никогда бы не додумались.. Теперь уже ни о чем в связи с данным артистом не мечтается, но жалко, что образ Вершинина мог бы получиться куда привлекательнее... 
И очень захотелось в Малый на Клюева.
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума