Отправлено: 18.10.13 15:54. Заголовок: Интервью с деятелями кино и театра

Читаем, обсуждаем...

 Отправлено: 27.01.14 01:02. Заголовок: В "Новых Извести..

В "Новых Известиях" - довольно неожиданное интервью с Евгений Крюковой:

Актриса Евгения Крюкова: «Кино перестало быть режиссерским»

СВЕТЛАНА ПОЛЯКОВА

Известность пришла к Евгении Крюковой почти в самом начале ее актерской карьеры – роль Юлии Бероевой в сериале «Петербургские тайны» надолго стала ее визитной карточкой. С той поры она снялась почти в сорока фильмах, а стаж ее работы на сцене театра Моссовета перевалил за двадцать лет, и буквально только что в этом театре состоялась премьера с ее участием – спектакль «В случае убийства звоните М». В интервью «НИ» Евгения КРЮКОВА рассказала о том, откуда у нее такая любовь к экспериментам, почему она запрещает своим детям смотреть телевизор и зачем регулярно ездит на завод.

– Евгения, первая ассоциация, связанная с вашей фамилией, – сериал «Петербургские тайны». Вас не задевает, что ваша популярность началась с сериала?

– Снимали мы долго, возмущались между собой: «Что же это такое? Что же, мы должны сниматься в этом «отстое»? Надо бы нам в кино работать, а тут – 62 серии…» Но сейчас я понимаю, что это была работа, никакого отношения не имеющая к тому, что подразумевают под сериалом сегодня. Потому что мы снимали то же количество полезного времени в день, какое снимают в настоящем кино, – 1,5–2 минуты. А сейчас гонят по 8–12 минут – артисты просто не успевают сориентироваться. На съемки в сериалах я соглашаюсь нечасто, помню, как однажды режиссер спросил нас перед съемкой: «Вам нужна репетиция?» – и мы с партнером, известным актером, просто впали в недоумение. А в «Петербургских тайнах» мы много репетировали. Декорации были, может, и не очень хороши, но они были выстроены специально для этого кино! И костюмы шили, и снимали не двумя камерами, а классической восьмеркой. Были заняты большие артисты, работали абсолютно честно. И сейчас я горжусь этой работой, которая длилась шесть лет. Правда, деньги нам тогда платили небольшие, но было ощущение постоянной занятости.

– Открытием «Тайн» стало ваше удивительное лицо – из каких-то других времен. Такое нечасто встретишь сегодня на улице…

– Наверное, поэтому у меня не так много ролей современниц. Видимо, режиссеры меня ассоциируют с другими временами, и мне нравится находиться в разных эпохах. Но мне интереснее не «носить» лицо, а делать женщин, которых я играю, какими-то «очень-женщинами». Я спорю с двенадцатилетней дочерью, которая заявляет: «Я – феминистка, я должна быть главнее мужчин». Просто многие женщины вынуждены быть сильными, принимать решения – в наше время тяжело без этого. А мне хочется рассказывать о женщинах, которые были совсем женщинами, прислонялись к мужскому плечу, как к опоре.

– Но говорят, что вы дома сами чуть ли не гвозди забиваете…

– Это не разрушает женщину. Если у мужа нет времени, а я знаю, куда и как забить гвоздь, – забью. Если мне это сложно – попрошу людей, которые мне помогают в доме. Но я просто люблю этим заниматься сама. Люблю прикладные виды работы. Например, у меня в квартире мебель, которую я своими руками ошкуривала, «пачкала» и состаривала – на манер французской старинной мебели. Люблю шить-вязать, если есть время. Иногда, когда его нет, беру с собой и вяжу в машине, в пробках (езжу с водителем, поэтому есть такая возможность). Перед Новым годом шила вечерами огромного Деда Мороза, которого потом поставили под елку.

– Наверное, ваше прикладное творчество – альтернатива актерскому ремеслу. Вы не пожалели, что когда-то ушли из МАРХИ в ГИТИС?

– Не пожалела, потому что считаю, что всему – свое время, я в этом отношении – фаталистка. Полгода назад я нашла свою мечту – занялась керамикой. Открыла свою новую тему в пластическом искусстве. «Мертвый» материал, который уже никому не интересен, мне хочется снова сделать интересным, даже необыкновенным. Это будет все – посуда, элементы мебели, куклы – все, что человеку может пригодиться дома, при этом абсолютно неожиданное по форме. У меня есть студия, в которой 16 человек пытаются воплотить в жизнь мои невероятные, иногда даже бредовые идеи. Мы изучаем разные материалы, заказали восемь тонн всевозможной глины в Италии, что-то везем из Америки, пытаемся раскопать рецепты старинного фарфора. Мне явно не хватает химика, чтобы можно было экспериментировать с полной ответственностью. Хочу, чтобы классический подход был нарушен. Я вообще люблю нарушать общеустановленные каноны в чем-то…

– В чем?

– Например, если я делаю дома ремонт, а мне говорят: «Дерево положено уложить вот так!», я говорю: «А мне нравится – иначе!» «Но так не кладут!» – «Не важно! Все равно – сделаем». И керамика сегодня – мое поле для эксперимента, в котором я пытаюсь сочетать то, что раньше не сочеталось. В любую свободную минутку еду на завод, в котором находится наш цех с печами для обжига. Надеюсь, летом откроем магазин, который будет большой творческой студией.

– Завод, цех… Вопреки внешнему имиджу вы – настоящая современная деловая женщина…

– Я абсолютно продукт того времени, в котором нахожусь. Правда, мне претят какие-то вещи, от которых я стараюсь оградить своих детей. Например, у нас дома нет телевизора – я не хочу, чтобы дети смотрели галиматью. Пусть сохранят что-то настоящее внутри. Или я пытаюсь объяснить дочери, что не надо в 12 лет пользоваться косметикой, что не стоит носить вульгарную одежду – чтобы наносным не испортить того, что дано природой, родителями. Не только лицо, но и какую-то целостность человеческую.

– Был ли у вас опыт в театре или в кино, где вам пришлось преобразить свою внешность, выйти нелепой клоунессой, к примеру… Или режиссеры всегда берегли вашу красоту?

– Очень давно в театре Моссовета шел спектакль «Школа жен» – по Мольеру, где я играла бестолковую юную леди, которая ничего не соображала, у меня был придурочный парик, огромные нарисованные ресницы, как у клоунессы, конопушки, я говорила очень косноязычно, – бестолочь бестолочью, комедийная роль, которую я очень любила. Я вообще люблю такие эксперименты. Но их совсем не много. Помню, на первом курсе мы играли этюд с моим однокурсником. Ситуация была такова: я приходила в библиотеку, усаживалась за свой столик, а за соседним столиком сидел молодой человек, который мне безумно нравился, и я не знала, как его спровоцировать на ухаживания. В конце концов, я роняла книжку, чтобы он ее поднял, он вставал, и я обнаруживала, что он – хромой, с палочкой, и мне становилось очень стыдно. Так вот, пока я репетировала, наш педагог, Евгений Лазарев (очень хороший артист, уехавший потом в Америку), смеялся, все ломал сразу, говорил: «И это героиня? Это комедийная артистка!» Хотя роль у меня была абсолютно серьезная! Или, помню, вытащила из «Повести о Сонечке» Цветаевой монолог старухи, которая впрок покупала себе гроб, поскольку боялась, что потом не сможет купить. Делала себе седые волосы, надевала платок, валенки – чтобы доказать себе, что я – артистка. Я упорно отодвигала от себя образ героини, пока не поняла, что среди героических – гораздо больше великих ролей, которые можно сыграть.

– Ваши героини, как правило, запоминаются еще и своими изысканными одеждами…

– Для меня костюм очень важен! Я всегда принимаю активное участие в создании костюма, для меня это – принципиально, я всегда пытаюсь объяснить, какой образ хочу создать. Если не могу объяснить на словах – рисую. Например, года четыре назад я снималась в роли Гертруды в картине Юрия Кары «Гамлет». Мне было важно создать образ запутавшейся женщины, которая впервые в жизни осознала, что у нее есть сын и что она его уже потеряла, и единственное, что она может для него сделать, – выпить приготовленный для него яд. И я просила делать мне костюмы длиннее уровня пола, в которых запутываешься при ходьбе, и чтобы были цепи. По стилю решение картины – готическое, персонажи – сплошные готы, у всех – белые лица (просто кино про вампиров!) Юрий Викторович видел героиню совсем другой – агрессивно затянутой в латекс. Но я добилась своего, и те, кто видел это кино, поняли смысл моих одеяний. Или в «Марьиной роще» – я играю хозяйку «малины», идет 1945 год. Мне сшили платья, но я взмолилась: «Пожалуйста, давайте найдем старые, из подбора!» «Но они же заштопанные все!» «Заштопанные, да! Она потихонечку штопает себе одежду. Это послевоенное время, у нее нет денег сшить новое»…

– У вас есть несколько работ с режиссерами, которые считаются живыми классиками российского кино, – вы снимались у Сергея Соловьева и Эльдара Рязанова. Есть что-то общее в них, что отличает их от прочих, если смотреть изнутри процесса?

– Знаете, кино очень изменилось – оно перестало быть режиссерским. Сегодня даже прекрасному режиссеру продюсер диктует условия и навязывает то, что считает нужным. К моему огромному удивлению, сегодня существуют пробы режиссеров. Режиссера сегодня пробуют, как артиста, – подходит он или не подходит. У больших режиссеров, о которых вы говорите, такого не может быть. Они – главные люди на площадке. От них зависит продюсер. А они – художники и занимаются абсолютным творчеством. Плюс к тому – за ними ощущаешь шлейф ДРУГОГО кино, которое они снимали когда-то. Поэтому к ним ты приходишь работать в КИНО. Ты это ощущаешь в каждом миллиметре, как в материальном отношении, так и в инфернальном. Если в сегодняшнем кино мы иногда не успеваем что-то доснять, за это кого-то уволят, или пожурят, или не заплатят. А большие художники не ищут виноватого, они просто делают то, что считают нужным, несмотря на невероятные технические осложнения.

СПРАВКА

Евгения КРЮКОВА родилась в 1971 году. Окончив школу, она поступила в Московский архитектурный институт, но вскоре поняла, что архитектура – не ее призвание, и бросила этот вуз. В 1988 году начала работать художником в Московском молодежном театре Вячеслава Спесивцева. В 1990 году поступила в ГИТИС. В том же году Евгения Крюкова дебютировала в кино: сыграла княжну Татьяну в драме Карена Шахназарова «Цареубийца». Широкую известность актрисе принесли телесериалы «Петербургские тайны» и «Развязка петербургских тайн», где она сыграла Юлию Бероеву. Затем Евгения снялась в сериалах «Досье детектива Дубровского» и «Бандитский Петербург» (следователь Поспелова). В 2003 году Эльдар Рязанов пригласил Евгению Крюкову на одну из главных ролей в комедию «Ключ от спальни». Еще одной заметной работой Евгении Крюковой стала роль в фильме Сергея Соловьева «О любви» по рассказам Чехова. С 1993 года Евгения Крюкова – актриса театра имени Моссовета. Замужем за бизнесменом Сергеем Гляделкиным. У Евгении двое детей. С 2005 года – народная артистка России.

 Отправлено: 28.01.14 01:16. Заголовок: Eugenia, а в чем для..

Eugenia, а в чем для Вас оно неожиданное? Спасибо было интересно , а вот еще одно интервью актера игравшего в "Петербургских тайнах ".

СЕРГЕЙ ЧОНИШВИЛИ: НЕ ХОТЕЛОСЬ НА ВСЮ ЖИЗНЬ ОСТАТЬСЯ «СЕРЁЖЕНЬКОЙ»


Сергея Чонишвили многие называют везунчиком. И неудивительно: в 16 лет с первого раза поступил в знаменитую «Щуку»; окончив театральное училище, сразу же был зачислен в труппу Ленкома; много снимается; его голосом, который сам Сергей шутливо называет «не самой поганой частью своего тела», озвучено огромное количество картин, рекламных роликов и компьютерных игр. Плюс ко всему ещё и книги стал писать. Ну чем не баловень судьбы? Но мало кому известно, что жизненный путь артиста не был усыпан розами. Достаточно заметить, что Сергей только чудом не стал инвалидом и вообще остался в живых.

– Сергей, скажите, вы верите в судьбу, предназначение? Вы вообще мистик или реалист?
– Как угодно можно к этому относиться, называть суевериями, совпадениями, и всё же факт остаётся фактом: необъяснимые мистические моменты в нашей жизни существуют. А в театре особенно. У Николая Эрдмана есть пьеса «Самоубийца». Так вот, как только её ставят, в театре кто-то умирает. Когда вышел одноимённый спектакль на сцене Омской драмы, там в течение года умерло несколько артистов. Знаю об этом потому, что с омским театром связаны мои детство, юность, творческая жизнь моих родителей-актёров и начало моей профессиональной биографии. Столь же опасными считаются в театральных кругах пьесы «Макбет» Шекспира, «Фауст» Гёте, «Мастер и Маргарита» Булгакова. Неслучайно в разные времена в разных странах их постановки, как на сцене, так и в кино, непостижимым образом сопровождались чередой несчастий и неприятностей.

Столь же небезопасный автор – Николай Васильевич Гоголь. Артисты знают: если взялся работать с материалом этого автора, ты должен ему что-то заплатить. И когда я репетировал в Ленкоме роль Ноздрёва в спектакле «Мистификация», который является версией «Мёртвых душ», то ни секунды не сомневался, что непременно придётся отдать Гоголю какую-то дань. Это произошло во время сдачи спектакля худсовету. В одном из эпизодов партнёр кидал мне из кулисы бутылку. Довольно тяжёлую, изготовленную из цельного куска дерева. На сцене свет от прожекторов бил в глаза, Но я как-то приноровился: фиксировал момент броска, траекторию полёта и ловил эту злосчастную бутылку. Однако во время сдачи спектакля свет, не знаю уж почему, горел ярче, и, обернувшись, я не смог увидеть партнёра. На автомате всё-таки выхватил взглядом бутылку – но уже перед самым лицом. В последнюю секунду едва успел среагировать – чуть повернул голову, благодаря чему зубы остались целы. Но в скулу бутыль влетела крепко, челюсть выбила. Чудом одной рукой поймал бутылку, тут же ударом кулака вставил челюсть на место. Правда, спектакль доигрывал с распухшим лицом. Это была моя первая дань Николаю Васильевичу Гоголю. А вторая случилась на «Женитьбе», где я играл Кочкарёва.

– Сергей, а роль в «Женитьбе» вы репетировали в паре с Александром Абдуловым?
– Нет. Александр Абдулов сыграл два предпремьерных спектакля, после чего серьёзно заболел и улетел на лечение в Израиль. Играть не мог, поскольку стоял вопрос жизни и смерти. Чтобы премьерный спектакль состоялся, нужен был другой исполнитель. И Абдулов сам назвал мою фамилию художественному руководителю. Именно это его решение заставило меня согласиться на своеобразный эксперимент, поскольку на ввод у меня оставалось всего восемь дней. Я никогда не был дружен с Александром Гавриловичем, но существовало очень странное, необъяснимое чувство друг к другу. Это сложно объяснить. У Абдулова было одно редчайшее качество: он умел говорить про человека очень хорошие вещи… в спину. Понимаете, не в лицо, а именно в спину! В лицо-то как раз мог выдать самое неприятное. Мне разные люди рассказывали: «Как же тепло отзывался о вас Саша Абдулов». Я повторяю: мы никогда не были особо близки, но я до сих пор ощущаю присутствие этого человека в своей жизни.

– Так что же произошло с вами на «Женитьбе», какую дань вам пришлось заплатить Гоголю?
– Примечательно, что не только мне. Там произошла совсем невероятная история. Первый исполнитель роли – Александр Абдулов, как я уже говорил, так и не смог сыграть её; я получил травму ноги; вставший мне на замену Дмитрий Певцов тоже серьёзно повредил ногу – кстати, в той же самой сцене спектакля. И, наконец, следующий Кочкарёв – Иван Агапов, едва начав репетировать, порезал себе ногу, правда, дома. Самое поразительное то, что нога у всех троих была одна и та же – левая. А для нас с Певцовым самое глупое заключалось в том, что в той сцене, где мы с ним травмировались, вообще нет никакого трюка. Абсолютно безобидный эпизод. Ходишь от одной кулисы к другой, потом останавливаешься, разворачиваешься и бежишь в противоположную кулису.

И вот на одном из спектаклей я, как обычно, произношу монолог и вдруг чувствую мощнейший, дико болезненный удар по ноге. Ощущение, что палкой двинули изо всех сил. Еле сдерживаясь, чтобы не закричать, разворачиваюсь и, сохраняя мизансцену, пробую бежать в кулису. Чувствую – странно бегу, левую ногу не чувствую. Практически падаю в кулису, шепчу помрежу: «Лажа с ногой. Фиксировать будем левую», – поскольку через одну сцену я действительно должен выходить с загипсованной ногой, но правой. Выбегаю обратно на сцену. «Выбегаю» – это я сильно сказал, если учесть, что ступня просто болталась. Частично изменяю мизансцену, чтобы зрителю не бросалось в глаза, как я подпрыгиваю на одной ноге. Доигрываю. Уйти за кулисы помогает партнёр, Игорь Фокин. Там мне фиксируют левую ногу, и обратно я выхожу на костылях. На них же выхожу и на поклоны. Зрители счастливы – аплодируют, ничего не понимают.

В гримёрке, когда, наконец, всё закончилось, я заорал от боли – ботинок можно было снять только с ногой. Вызвали «скорую». Отдельный сердечный поклон Диме Певцову за участие. Он не только договорился со «скорой», в какую больницу меня отвезти, но и приехал туда, чтобы проверить, как я устроился. Вообще Дмитрий умудряется делать массу замечательных дел, никого об этом не информируя. Это позиция Человека с большой буквы.

Мне сделали рентген и сказали: «Поздравляем, добро пожаловать в клуб! У вас здесь много товарищей по несчастью». Оказалось, что порвано ахиллово сухожилие (играет важную роль при ходьбе. – Ред.). Тут же назначили операцию. Дальше началась новая жизнь: четыре недели в гипсе по бедро, потом вытяжка стопы – её вывернули и загипсовали ещё на месяц.

– Артисту, наверное, особенно тяжело переживать выпадение из профессии?
– Поначалу нервничал: полетело много планов, подвёл людей. Но постепенно успокоился. Сказал себе: «Ничего катастрофического не случилось. Жизнь продолжается». Справился. Через пять дней после операции мой товарищ Андрей Гончаров организовал мне в палате звуковую студию, и я стал работать прямо в больнице, а потом точно так же и дома. И всё бы ничего, но через два с половиной месяца мой «ахилл» рванул опять, причём в том же самом месте. Шёл с палкой, чуть оступился, и понеслось по новой.

Меня быстро опять прооперировали, и поначалу всё вроде бы шло неплохо, если не считать, что предстояло заново пройти весь цикл послеоперационного существования. Но образовалась другая проблема. Никак не заживала рана, и постепенно дело стало приобретать совсем скверный оборот. Нога начала буквально гнить.

Обращаюсь к завотделением: «У меня температура тридцать девять и пять держится четыре дня, и нога течёт». А он говорит: «Ну, простудился, бывает. Попей чайку с мёдом». Но я-то понимаю, что со мной что-то не так. Друзья организовывают мне контакт в институте травматологии. Сдаю анализы, врачи говорят: «Да, у вас золотистый стафилококк! Наверняка занесли во время перевязки». Прописывают серьёзный комплексный антибиотик – шесть дней внутривенно - и ежедневные промывания раны. Пытка. Езжу каждый день, терплю. Нога продолжает гнить. Что делать дальше, никто не знает.

Разумеется, начинаю всё узнавать про стафилококк. Выясняю, что он имеет много разных модификаций, но мне достался самый опасный. Становится ясно, почему я начал реально помирать. Перспектив виделось две: либо тихо загнусь в результате общего заражения крови, либо мне просто-напросто отхомячат ногу, что для меня тоже в каком-то смысле смерть – психологическая. Сказать, что меня накрыла апатия, будет неверно. Как говорится, апатия – это отношение к соитию сразу после соития. (Смеётся.) Трудно описать моё состояние в то время. Костыли, гниющая нога и полное отсутствие всяческих желаний.

И всё же в один прекрасный день я собрался, вставил мозги на место и начал себя спасать. Обратился к друзьям, они посоветовали ехать в Германию. Неожиданно позвонил Марк Анатольевич Захаров и дал координаты мюнхенской клиники. Где меня и спасли. Как сказал доктор Стефан Дайлер, делавший мне операцию, если бы я приехал на месяц позже, ногу купировали бы. Что моё дело совсем хреново, я понял по тому, как порозовели щёки у доктора Дайлера после того, как перед ним развернули мою ногу. Переводчица в этот момент просто грохнулась в обморок, и перевод на немецкий завершился. Слава богу, доктор говорил по-английски, поэтому мы смогли объясниться. Сказать, что немцы были удивлены моему стафилококку, занесённому в больнице, – это ничего не сказать, поскольку у них этой проблемы не существует в принципе на протяжении последних двадцати лет.

На девятый день после семичасовой операции меня выписывают со словами: «Мы подготовим все документы вашему лечащему врачу». Отвечаю: «Хрен вам! Вы теперь мои лечащие врачи, и я не собираюсь отсюда уезжать до тех пор, пока вы меня не выгоните пинками». Так и провёл у них весь реабилитационный курс – два с половиной месяца. И что самое поразительное, моё пребывание там не стоило таких сумасшедших денег, как в России.

– Театр поддержал вас в драматической ситуации?
– Поскольку у меня была производственная травма, мне сохранили зарплату.

– Но работы вы лишились?
– Если после первой операции я намеревался восстановить прежнюю схему своей жизни, вкалывая в театре на полную катушку, то после второй наступила некая переоценка ценностей. Задал себе вопрос: «Почему у меня случился разрыв сухожилия?» И ответил: «От неправильной эксплуатации». Это очень распространённая балетно-спортивная травма. Если бы в Ленкоме требования к организации труда и нормативы были немножко другими – ну, как в музыкально-драматическом театре, – то артистов проверяли бы, контролировали состояние здоровья, поскольку работают они в достаточно опасной зоне. Но о какой системе проверок может идти речь, если нет даже штатного массажиста! Это из области фантастики. Перегрузки и пренебрежение к своему здоровью – нормально! И я подумал: может, пора уже полюбить себя чуть-чуть больше?

– Интересно, а к какому выводу вы пришли: период неудач, испытания – это выкинутые из жизни отрезки или, наоборот, уроки, из которых можно извлечь пользу?
– Уверен, что такие ситуации благотворны. Преодоление даёт импульс развития. Вся моя молодость совпала со временем глобальных перемен в нашем государстве, когда люди буквально метались в поисках хоть какого-то заработка. Но для меня лично отчаяние заключалось не в том, что негде жить и нечего есть, а прежде всего в том, что не имел возможности заниматься тем, что мне интересно.

В 1982 году я уехал из Омска, чтобы поступить в театральный институт в Москве. Поступил в «Щуку», окончил с красным дипломом. В этом был абсолютно трезвый расчёт. Дело в том, что человек, получивший красный диплом, не попадал под обязательное тогда распределение. То есть не обязан был в течение трёх лет работать в каком-нибудь Запендюйске. Это для меня оказалось невероятно важно, так как больше всего на свете я хотел заниматься профессией в хорошем театре. Но сразу же возникла проблема: меня готов был взять Ленком, однако театр не мог сделать постоянную московскую прописку, а со своей временной я не имел права устроиться на постоянную работу. И всё-таки удалось прописаться в Подмосковье, за что я безмерно благодарен моей доброй подруге.

Однако заняться профессией у меня по-прежнему получалось не до конца. В первый же год работы в театре меня забрали в армию. Спасибо начальнику Театра Советской армии Виктору Ивановичу Якимову, благодаря которому я оказался в команде актёров-военнослужащих. Но потерял полтора года, потому что по возвращении в Ленком моя история как профессионального артиста надолго затормозилась. А худшее наступило в начале девяностых, когда в результате всех наших революций не только театр оказался на грани выживания, но и почти загнулся кинематограф.

В общем, к 1993 году передо мной на полном серьёзе встал вопрос о смене профессии. Другого выхода не просматривалось. Ну а как? Мне почти двадцать восемь лет, живу в общежитии, месячную зарплату даже при жёсткой экономии можно растянуть максимум на две недели. На отпускные покупаю самую дешёвую механическую печатную машинку, блок сигарет и билет в один конец – в Омск. Всё, денег больше нет. Приезжаю к родителям. Впереди двадцать девять дней отпуска. Стыдно. Чуваку ведь уже под тридцать. Что делать?

– А почему в Омский драмтеатр не шли?
– Это исключено. Наверное, в Омске у меня могла бы сложиться прекрасная творческая биография: обошёлся бы без армии, жил бы в комфорте, играл бы отличные роли, но там я навсегда оставался бы Серёженькой. А этого не хотелось. Мне нужна была собственная жизнь, не прикрытая авторитетом папы и мамы. Короче, в то отпускное лето я сказал себе: «Ну всё, Серёжа, не складывается у тебя ничего, меняй профессию». Но, слава богу, появился Независимый театральный проект «Игра в жмурики», который и оставил меня в профессии. И в тот же год я начал работать на радио.

– А дальше вышли «Петербургские тайны», и пришла в жизнь артиста Чонишвили пора везения.
– Ни фига. Люди, которые одновременно снимались в других картинах, втихаря смеялись над нами, участниками «Петербургских тайн». Потому что работа наша оплачивалась чудовищно плохо. Сериал делался за три с половиной копейки. К примеру, все костюмы шли из подбора. На Наталье Гундаревой просто зашивали платья: зашьют, она смену отработает – распарывают. Все мы работали там только за эфир, он действительно стоит дорогого.

– Ещё бы, приносит известность!
– Ну да, известность на самом деле пришла, однако, несмотря на неё, я потом пять лет не снимался. Но зато моя театральная история потихоньку стала набирать счастливые обороты. Появились спектакли в Театре-студии под управлением Олега Табакова, в Театре Наций, параллельно я был приглашён в МХТ, где и теперь играю в нескольких спектаклях. Да и к кинематографу у меня нет никаких претензий, всё-таки за спиной уже более шести десятков фильмов и сериалов.

– Не говоря уже о дубляже и озвучании бесчисленного количества кинофильмов, телепрограмм, компьютерных игр и аудиокниг.
– Между прочим, в своё время я не прошёл сорок восемь кастингов по голосу. Зато теперь продажа собственного голоса стала второй профессией.

– И если на этом поставить точку, на сегодняшний день вы своей жизнью довольны и менять в ней ничего не желаете?
– Никогда не надо ставить точек. Это плохой знак. Самый лучший – многоточие, он предполагает массу вариантов продолжения.
Что же касается моей сегодняшней жизни, то я искренне считаю её вполне счастливой.

Расспрашивала
Татьяна ЗАЙЦЕВА
Фото: Fotolia/PhotoXPress.ru

 Отправлено: 28.01.14 01:39. Заголовок: Olga пишет: Спасибо..

Olga пишет:

цитата:

Спасибо за все выложенные материалы

И от меня! Читать он-лайн не успеваю, но распечатываю и читаю потом. С мамулей читаем.

 Отправлено: 29.01.14 04:17. Заголовок: Алка пишет: а в чем ..

Алка пишет:

цитата:

а в чем для Вас оно неожиданное?

А я не знала, что Евгения Крюкова такая разносторонняя.

И Сергей Чонишвили, конечно, молодец! Умеет не сдаваться, умеет начинать всё сначала.

 Отправлено: 29.01.14 04:22. Заголовок: И вот мне еще с Вита..

И вот мне еще с Виталием Егоровым интервью понравилось:

Актер Виталий Егоров: «Детские души стоит поберечь»

СВЕТЛАНА ПОЛЯКОВА "Новые Известия"

В этом году исполняется 20 лет с того момента, как Виталий ЕГОРОВ поступил в школу-студию МХАТ и буквально тогда же он впервые вышел на сцену «Табакерки». С того времени он стал одним из самых занятых и обожаемых зрителями актеров труппы, а два года назад в карьере актера произошел неожиданный поворот – он начал педагогическую карьеру. Корреспонденту «НИ» актер рассказал о том, почему ему страшно играть на сцене со своими учениками, и о том, как он снялся в главной роли без слов.

– Виталий, вас знает широкий зритель по роли Милко в сериале «Не родись красивой» и еще по паре десятков сериалов. Странно, что актера, столь востребованного в театре, почти не увидишь в кино…

– Мне кажется, большой кинематограф – не моя история. Может, потому, что я сильно разборчив – порой слышу: «Хотели тебе предложить, но не решились…» Но вот в прошлом году я снялся в замечательной истории под названием «Все о нем» по книге «Обет молчания». У нас там дуэт с Сергеем Жигуновым, которого я просто открыл для себя как замечательного актера. Причем я играл человека, который дал обет молчания, и за весь фильм у меня пара фраз всего. И это было здорово! Потому что фильм снимал режиссер, у которого я бы и бесплатно снимался. Криштофович Вячеслав Сигизмундович – интеллигентнейший, прелестнейший человек. Я и студентам все время говорю: «Ребяточки! Развивайте в себе вкус, не будьте пошлыми, будьте интеллигентными!» Вообще, ученики сегодня мне более интересны, чем даже театральные роли, не говоря уж о кино.

– Ваши ученики – из актерского колледжа Олега Табакова. Но Табаков вам предлагал преподавать и в Школе-студии МХАТ – почему вы так долго сопротивлялись?

– Не решался, боялся ответственности. Теперь вижу: даже не понимал, какая это ответственность. Мне ужасно нравится преподавать. Хотя возраст сложный 14–16 лет, они поступают после 9-го класса. Первый месяц после поступления они «на карантине» – не выходят в город, потому что – маленькие, Москвы не знают, у них нет студенческих билетов. Охрана, круглосуточные воспитатели. Даже москвичи домой отпускаются только на воскресенье. Если выходят за территорию, то только до 23, записываясь, чтоб охрана знала…

– То есть воспитательному моменту приходится уделять больше времени, чем в случае со взрослыми студентами?

– Воспитательный процесс в актерской профессии – многосложная история. Это такое воспитание, которое не нарочито, но в процессе занятий и репетиций подразумевается. Но они – улавливают. Вот недавно было грандиозное событие – мы с дипломными спектаклями были на гастролях в Саратове (Юрий Кравец поставил с учениками спектакль по Рощину «Про любовь», а я – по Астафьеву «Пастух и пастушка»). И был аншлаг, и зрители стоя аплодировали. Но мне как педагогу было особо приятно, когда люди из Саратовского театра говорили: «Боже, какие воспитанные, прекрасные дети! Они не войдут, куда нельзя, они знают, что нельзя трогать кулисы…». И, репетируя со своими студентами на сцене Табакерки «Школу жен», я видел, что могу им уже чего-то и не говорить – они знают, как надо общаться, чего они могут, а чего – нет, что должны…

– Актеры часто говорят о том, как страшно играть рядом с учителем. А вам не страшно играть вместе с учениками?

– С учителем мне не страшно! Страшно как раз с учеником! Понимаешь, что ты требуешь от них того, что у них получается слету, а сам ты так сразу не можешь. Мне вообще кажется, что на их горящем глазу и молодой энергии держится этот спектакль. И тебя это подхлестывает, подстегивает, думаешь: «Надо соответствовать!» Я играю всего лишь «резонера», друга главного героя Арнольфа, бесконечно спорящего с главным героем о том, стоит ли жениться и можно ли избежать «рогов». А вот у моего ученика Павла Шевандо – роль героя-любовника!

– Все преподаватели колледжа – люди одной школы. Нет интереса «вкрапить» представителей иных направлений в театре?

– Я думаю, что нежные детские души стоит поберечь. Сначала надо научить каким-то более серьезным вещам. То, что сегодня видишь в так называемом экспериментальном театре, наши студенты сделают за полрепетиции или за репетицию. Мы пытаемся научить тому, чему меня учили Лобанов и Табаков в Школе-студии, – тому, что можно применить везде. Не говоря уже об ультрамодных режиссерских экспериментах. Наши студенты, репетируя в МХТ или в Табакерке, понимают, что актеру надо уметь что-то делать самому. А у некоторых режиссеров не «что-то», а почти все. Я – сторонник традиционного русского театра, артист которого универсален. Мне подарил свою книжку «Актер и мишень» Доннеллан (я получил огромное удовольствие от работы с ним над спектаклем «Три сестры») – так вот там он, по сути, рассказывает систему Станиславского!

– У вас по 6–7 спектаклей в месяц плюс почти круглосуточная занятость в колледже. Когда успеваете побыть отцом двоих дочерей?

– Иногда неделями видимся только утром, а вечером – обнимаю спящих детей. У супруги выражение появилось: «Ты снова к чужим детям?» Я сначала так и говорил: «Еду к детям». Потом супруга попросила: «Ты хоть при старшей дочери не говори, что к чужим детям едешь!» И я стал говорить: «Еду к студентам!».

– У них единственный выход – поскорее вырасти и поступить к вам в колледж…

– Старшая ходит в музыкальную и балетную школу – в свободное от детского сада время. Судя по рвению, подозреваю, что она будет больше связана с музыкой, чем с балетом. Впрочем, в колледже ей тоже нравится, она перезнакомилась со всеми студентами.

– А на ваше знаменитое хобби – домашние цветы – время остается?

– Остается! Я к тому же еще и сад посадил. Дом еще не готов, но сад растет. И он уже перезимовал – вместе с экзотическими абрикосами, виноградом и тутовым деревом…


СПРАВКА «НИ»

Актер Виталий ЕГОРОВ родился 20 декабря 1968 года в городе Корсунь-Шевченковский (Черкасская область Украины). В 15 лет поступил на кукольное отделение театрального училища в Днепропетровске. Работал в Одесском музыкально-драматическом театре. В 1994 году окончил школу-студию МХАТ (курс Олега Табакова). С 1993 года состоит в труппе Театра-студии под руководством Табакова. Среди его работ в кино – сериал «Не родись красивой» (дизайнер Милко), «Антикиллер», «Бумер. Фильм второй», «Московская сага». На театральных подмостках Егоров запомнился ролями Мышкина в «Идиоте», Барона в «На дне», Подколесина в «Женитьбе» и другими.

 Отправлено: 02.02.14 23:40. Заголовок: Впечатлившись очеред..

Впечатлившись очередной ролью замечательной Ксении Раппопорт (вчера посмотрела "Ладогу"), пошла читать о ней в Гугле. И нашла новые факты биографии актрисы. Актриса Ксения Раппопорт стала лауреатом актерской премии имени Владислава Стржельчика. От души поздравляю с премией!
Ведущий церемонии Премии Стржельчика - 2014, народный артист России Валерий Дегтярь


Впрочем, в этом году Премия Стржельчика стимулировала память и другого рода. Спонтанный по обыкновению сценарий в связи с последними событиями вырулил еще на одну дату – 70-летие полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады. Некорректный вопрос, заданный известным телеканалом, стимулировал показательную и отрадную реакцию общества: не называя этот телеканал из уважения к его принципиальной и независимой позиции, люди культуры самыми разными способами стремятся обозначить свой ответ – выложить в социальной сети блокадные семейные реликвии, опубликовать рассказ кого-то из родственников-блокадников, просто поздравить друг друга с датой. И обычно размеренный ритуал вручения премии Стржельчика, далекий от газетной актуальности, весьма радикально уклонился в сторону блокадной темы. Начать с того, что в качестве зачинщика церемонии был приглашен Александр Городницкий, который ребенком с сентября 1941 по апрель 1942 года находился в Ленинграде.


Александр Городницкий на церемонии вручения Премии Стржельчика

На первый взгляд, блокадная тем не слишком рифмовалась с кадрами Стржельчика в ролях, но когда на сцену поднялась Алиса Бруновна и в качестве одного из аргументов в пользу нового лауреата сказал, что Владиславу Игнатьевичу этот лауреат непременно понравился бы, потому что в нем сочетается – что в наши дни случается редко – талант и красота, подумалось, что и блокадная история Стржельчику бы понравилась бы. Я даже отлично представляю себе, как импозантный Владислав Игнатьевич мог бы не без своей фирменной ироничной эксцентрики, но и с непременным вызовом прочитать упомянутый выше стих Городницкого.
До того, как прозвучало имя главного, актерского лауреата, зал бурно аплодировал лауреату в номинации «Благодарности». Доктору-офтальмологу, заслуженному врачу России Эмме Сапегиной, на протяжении многих лет помогающей театральным работникам, не только актерам, награду и букет вручили сразу три народных артиста России: Михаил Боярский, Сергей Паршин и Николай Мартон.

Наконец, приглашенная к микрофону для объявления решения жюри Алиса Бруновна произнесла с удивительно точным попаданием в сегодняшнюю интонацию, мгновенно сняв всякий пафос: «Вот что я должна сказать? А должна…». И сказала. Что думала. В частности, что, несмотря на «аномальные морозы и аномальную режиссуру, воцарившуюся много где, наше актерское поле продолжает родить». Сказала про крепкую школу, пластичную душу и невероятную скромность нового лауреата, предположив, что именно в связи со всеми этими достоинствами скромная премия Стржельчика будет ей далеко не безразлична. И назвала Ксению Раппопорт.


Алиса Бруновна Фрейндлих - бессменный член жюри Премии Стржельчика


И поднявшаяся на сцену замечательная Ксения эту интонацию подхватила – школа ведь проявляется не только в спектаклях, но и вот в таких непростых для актера ситуациях, требующих импровизации. Обладатель бессчетного множества премий, в том числе и премии Венецианского кинофестиваля, и премии Станиславского, Ксюша объявила, что главной для нее всегда будет премия Стржельчика, потому что эту награду ей присудили люди, которые являются для актрисы Богами: «Так посмотрели с небес на землю - и увидели меня». И, как ни странно, и Ксюшины слезы, и слова о богах и кумирах, которые из уст чиновников звучат не то чтобы фальшиво, но по-идиотски, из уст прекрасной актрисы и просто красавицы прозвучали так, что Эраст Гарин, пожалуй, тут захлопал бы в ладоши и с детским удивлением констатировал бы: «Она говорит искренне!» И был бы прав. Потому что все свои призы за актерское мастерство Раппопорт получила по заслугам – в чем ее точно не упрекнешь, так это в сценической фальши.


Ксения Раппопорт, лауреат Премии им. Владислава Стржельчика - 2014

Сказала Ксения и некоторые концептуальные вещи – об иной плотности воздуха в спектаклях полувековой давности с участием Стржельчика и его коллег: «Мы этот воздух хватаем губами, чтобы идти и что-то делать дальше». И это тоже очень верный образ, потому что театральный ритм – это не скорость произнесения текста, это, в том числе, и ритм актерского дыхания в образе. И если Ксения считает, что воздух, сохранившийся на пленке - то, что помогает установить реальную связь с прошлым, ей виднее. Главное – импульс двигаться дальше.
Да, прав Городницкий, «дворцы и каналы на месте, но прежнего города нет», и нет прежнего, товстоноговского БДТ, но это не повод не испытывать ничего кроме ностальгии. Потому что уже есть спектакль «Алиса» Андрея Могучего на Новой сцене БДТ, умный, смелый, созданный в современной эстетике, но в котором гвардия кумиров во главе с уникальной Алисой Фрейндлих работает так, что всем, кто всерьез занимается театром, надо бежать на спектакль и напитываться его воздухом, пока это, к счастью, можно сделать непосредственно. Как стоит идти и смотреть на саму Ксюшу Раппопорт в БДТ и МДТ.
- И я, конечно же, поздравляю всех с 70-летием снятия блокады, - последнее, что сказала в микрофон Ксения, четко закольцевав сюжет вечера.
Жанна Зарецкая, «Фонтанка.ру»
Справка «Фонтанки»
Премия им. В.И.Стржельчика учреждена в 1998 году, вручается с 1999. Считается одной из самых престижных и независимых театральных премий.
Автор художественного проекта и его продюсер – Нелли Аркадьевна Бродская (художественный руководитель питерского Дома Актёра, отделения СТД РФ).
Постоянное жюри состоит из троих - это Людмила Павловна Шувалова-Стржельчик, Алиса Бруновна Фрейндлих и Олег Валерианович Басилашвили, который после ухода Кирилла Юрьевича Лаврова заступил на его место.
Премию может получить как дебютант, так и заслуженный артист, как один человек, так и несколько. Премия присуждается только тем, в чьем творчестве, по мнению жюри, очевидны масштабы дарования, широта артистического диапазона, сценическая культура, подлинная духовность и самоотдача в работе. За несколько лет ее существования не было даже намека на интригу или угодничество. В разные годы лауреатами премии становились: Эра Зиганшина, Андрей Толубеев, Андрей Краско, Елена Попова, Наталья Фиссон, Михаил Боярский, Сергей Дрейден, Игорь Иванов и многие другие замечательные петербургские артисты.
Премия вручается по разным номинациям (в зависимости от решения жюри): "Актер театра и кино", "Сценический дебют", "Актерский ансамбль", и, очень необычная среди театральных наград, "Учитель".
Вручение премии происходит каждый год - 31 января, в день рождения В.И.Стржельчика.

 Отправлено: 03.02.14 00:12. Заголовок: Алка пишет: Премия ..

Алка пишет:

цитата:

Премия Стржельчика выбрала Ксению Раппопорт и ответила «Дождю»

Замечательная премия и с ювелирной точностью выбранный лауреат! Очень люблю Ксению Раппопорт. Просто очень.

 Отправлено: 04.02.14 02:26. Заголовок: Рада за нее, замечат..

Рада за нее, замечательная актриса! Умничка! Я тоже впечатлилась ее ролью в "Ладоге".

 Отправлено: 04.02.14 05:40. Заголовок: В "Новых Извести..

В "Новых Известиях" - очень интересное и - да, тоже неожиданное! - интервью с Анатолием Адоскиным:

Актер Анатолий Адоскин: «Все значительные события у меня происходят, когда я переживаю крах»

МАРИЯ МИХАЙЛОВА

Анатолий Адоскин, который в минувшем году отметил 85-летие, уже более 50 лет работает в Театре имени Моссовета и успешно снимается в кино. Но сам актер главным в своей жизни считает исследовательскую работу, изучение творчества поэтов пушкинской поры. О том, с чего началось его увлечение литературоведением, Анатолий АДОСКИН рассказал «НИ».

– Анатолий Михайлович, вы ведь не только актер, но и исследователь, пушкинист…

– Да, так случилось в моей жизни. Я не знаю, кто я больше… Для меня самое важное, что я стал заниматься литературой, и то, что мне все-таки удалось на нашем телевидении сделать довольно много работ о пушкинской эпохе, о пушкинских друзьях. Как только я занялся Александром Сергеевичем, сразу какие-то ангелы слетелись… Это меня привело к дружбе с совершенно замечательными людьми – пушкиноведами, философами – с Эйдельманом, с Рассадиным, с Карякиным и т.д. Они очень мне помогали и, можно сказать, были моими кураторами. И то, что это все в моей жизни случилось, может быть, как-то меня оправдывает… Театр и кино – нет. Ну, лицедейство никуда не денешь, но я считаю основным то, что я соединил профессию актера с сидением в архивах над документами, актерство и филологию. Я думаю, что это боги мне послали…

– Вы много времени уделяете архивной работе в музеях?

– Да, и с тех пор возникла моя дружба с музейными работниками. Это совершенно замечательные люди! Скажем, когда я занимался Баратынским, я ездил в Мураново и все там, можно сказать, «пощупал» руками. И все, что связано с домом на Мойке и что связано с Царским Селом… Все, кто там работал, так замечательно относились ко мне, что они мне позволяли очень многое. Однажды в Царском Селе, в Лицее, мне вдруг из каких-то конфетных коробок вытащили перстень Пушкина и говорят: «Наденьте-наденьте!», я всячески отбивался, но они мне его все-таки надели! Знаете, ощущение было совершенно невероятное… А какое ощущение, когда читаешь в доме на Мойке! Причем я понял, что там нельзя читать вообще. Там можно играть музыкантам, а читать стихи и композиции – нельзя! Во-первых, когда начинают в одну из пушкинских комнат затаскивать банкетки, чтобы люди расселись, сразу меняется атмосфера. Поэтому читать там очень трудно…

– А в Лицее атмосфера подходит для выступлений? Там вам легко читается?

– В этих священных местах читается везде трудно… Допустим, в Лицее читать в этом зале, где стоял Пушкин и где присутствовал Державин, невероятно трудно! Во-первых, там даже акустически очень тяжело просто разговаривать. Там хорошо звучит музыка, хор хорошо звучит, а голос очень «тяжелый». И опять-таки когда туда натаскивают банкетки и рассаживается публика, атмосфера меняется. Но там, кстати, у меня произошел совершенно уникальный случай, когда я читал свою программу о Кюхельбекере. У меня в программе есть такой момент, когда Кюхельбекер в ссылке получает письмо от сестры, где на конверте изображен лицей. И он вдруг начинает говорить: «Боже мой, я же все это помню! Я помню, как я там на этом полу танцевал вместе с Пушкиным! Причем он-то считал, что он замечательно танцует, а на самом деле он танцевал ужасно, а я танцевал хорошо…» И вот я стою на этом паркете, в этом зале и произношу: «Я помню, как мы ходили там в церковь и пели там на клиросе. И голоса их и поныне отзываются в моем сердце…» И вдруг, как только я произнес эти слова, в этом огромном лицейском зале начали громко тикать часы и раздался их перезвон. Это было какое-то волшебство…

– А с чего началось ваше увлечение литературоведением и пушкинским временем?

– Понимаете, ведь все в жизни предназначено и в то же время все зависит от случая. Очевидно, это было мне предназначено… Причем я заметил, что все значительные события и открытия у меня лично происходят тогда, когда случаются очень большие провалы. Когда в своей профессии и в жизни я переживаю крах. Когда кажется, что все, что было сделано, – неправильно. И когда нужно находить из этого выход, вот тогда что-то происходит. Происходит прощание с тем, что было неправильным и ненужным. Это дает какой-то толчок к началу нового… Дело в том, что я когда-то долго работал в Театре Моссовета, потом я ушел оттуда в «Современник». Потом я ушел из «Современника» к Эфросу в Театр Ленинского комсомола, а потом театр разогнали, и я остался ни у кого, в полном одиночестве. Я понял, что мне нужно как-то спасаться самому. Я опять вернулся в Театр Моссовета, и с тех пор я в этом театре уже 45 лет. Когда я вернулся, в Театре Моссовета Завадский ставил свой удивительный спектакль по произведениям Достоевского «Петербургские сновидения», где играли Бортников, Марков… И на спектакль был приглашен консультантом замечательный философ и филолог Юрий Федорович Карякин. Он был грандиозным «достоевсковедом»! Кстати, ведь сначала он писал речи для венгерских коммунистов и т.д. Это была университетская плеяда замечательных людей, которые занимались политикой, но он увлекся Достоевским и бросил все! И вот он бывал на репетициях у Завадского и потрясающе интересно говорил о Достоевском и вообще о жизни. Я почувствовал огромный интерес и доверие к нему. И хотя мы совершенно не были знакомы, я однажды подошел к нему и попросил у него совета, рассказал о своих проблемах и исканиях, о том, что хочу что-то сделать, но не знаю, с чего начать… А это был год 150-летнего юбилея восстания декабристов на Сенатской площади, и я ему сказал, что очень интересуюсь декабристами, что чувствую, что эти персонажи, если их можно так назвать, мне чем-то близки. Он меня спросил: «А вы можете работать поздно ночью?» Я сказал: «Конечно!» «Хорошо. Приходите ко мне», – сказал он. И когда я к нему пришел, он сказал: «А что вы раздумываете? Вы – вылитый Кюхельбекер!» И с этого все и началось…

СПРАВКА

Анатолий АДОСКИН – народный артист России, родился в 1928 году. В 1943 году Адоскин был принят в драматическую студию Театра имени Моссовета под руководством Юрия Завадского, которую окончил в 1948 году и затем был принят в труппу Театра Моссовета, где работает и сегодня. Также играл в театрах «Современник» и «Ленком». На телевидении и радио выступал с авторскими передачами, посвященными творчеству русских поэтов и писателей: «Что, мой Кюхля?», «Мой первый друг» (Иван Пущин), «Мой милый Саша» (Одоевский), «О, Дельвиг мой!», «В. А. Жуковский», «Жил поэт Баратынский», «Последний день Лицея», «Наш доброжелатель Козьма Прутков», «Чудотворец Батюшков». В кино Анатолий Адоскин дебютировал у Владимира Венгерова в фильме «Два капитана». Играл в комедиях «Девчата», «Семь стариков и одна девушка», но всегда отдавал предпочтение философской драме: «Наши соседи» (Размыслович), «Часы остановились в полночь» (Бушман), «Любовью надо дорожить» (Костя), «Человек ниоткуда» (Миша), «Черная чайка» (Антонио).

 Отправлено: 07.02.14 18:51. Заголовок: K 60-летию Aктёра: ..

K 60-летию Aктёра:

 Отправлено: 07.02.14 19:41. Заголовок: Girlygirl пишет: K 6..

Girlygirl пишет:

цитата:

K 60-летию Aктёра:

Girlygirl, спасибо!

Замечательный актер Александр Коршунов! Всегда очень органичный и настоящий. К сожалению, с его режиссерскими работами не знакома.

Кстати, не очень давно читала книгу воспоминаний его отца, Виктора Ивановича Коршунова. Очень интересная!

 Отправлено: 10.02.14 02:00. Заголовок: Две симпатичные публ..

Две симпатичные публикации на кинематографические темы.

Самый лучший «Мосфильм»

Владимир Меньшов: «Я до сих пор с замиранием сердца смотрю заставку с рабочим и колхозницей»

Ольга Галицкая

На юбилей «Мосфильма» пришла вся киноэлита страны. Здесь были режиссеры Карен Шахназаров, Владимир Меньшов, Сергей Соловьев, Светлана Дружинина, Николай Лебедев, Алла Сурикова, Наталья Бондарчук, Николай Бурляев, Вадим Абдрашитов. Пришли артисты Олег Табаков, Владимир Зельдин, Вера Алентова, Алена Бабенко, Светлана Немоляева, Александр Ширвиндт, Олег Басилашвили. И операторы Анатолий Петрицкий, Николай Немоляев, Анатолий Мукасей. А собрал всех вместе минувшим субботним вечером Эльдар Рязанов — в своем популярном киноклубе на юго-западе столицы, который носит его имя.

Генеральный директор студии Карен Шахназаров блистательно справился с ролью конферансье и старался всем дать слово для воспоминаний и поздравлений, но задача оказалась трудновыполнимой. 90 лет славного пути нашей кинофабрики, создавшей золотой запас отечественного кино, сложно поместить в один вечер.

А звездных гостей охватила бесконечная ностальгия.

— В 1947 году была денежная реформа, мама выдала мне новый рубль, я купил билет на утренний сеанс и впервые увидел прекрасную эмблему студии — памятник рабочему и колхознице, с замиранием сердца смотрел, как камера делает круг и возникает надпись: «Мосфильм», — поделился оскароносец Владимир Меньшов. — С тех пор у меня каждый раз замирает сердце, когда я вижу эту заставку, я всякий раз уверен, что увижу что-то необыкновенное.

Вера Алентова напомнила, что 34 года назад, в год московской Олимпиады, 11 февраля состоялась премьера фильма «Москва слезам не верит»:

— Я не считаю себя киноактрисой, вся моя жизнь связана с театром, но роль Кати Тихомировой позволила мне побывать во многих странах, увидеть весь мир, это мое актерское счастье и везение.

— Вначале объединили две частные дореволюционные киностудии — Ханжонкова и Ермольева, они обосновались в деревне Потылиха, где и находится нынешний «Мосфильм», — напомнил историю студии сам генеральный директор. — В январе 1924 года появилась первая продукция объединения: фильм Бориса Михина «На крыльях ввысь». Название «Мосфильм» родилось в 1931 году, в 1947 году на экраны вышла «Весна» Григория Александрова, где впервые возникла легендарная, узнаваемая во всем мире эмблема студии с изображением скульптуры Веры Мухиной. За 90 лет на «Мосфильме» снято более 3,5 тысячи картин. Рекордсмен по поставленным на студии картинам — Эльдар Александрович Рязанов. Их 28!

Память о суровых директорах советской студии сегодня окрашена в теплые тона.

— Николай Досталь снимал свой первый фильм «Шура и Просвирняк» по моему сценарию, — делился кинодраматург Александр Бородянский, который 3 февраля отметил свое 70-летие. — Тогдашний директор студии Николай Сизов — бывший генерал милиции и убежденный сталинист — сценарий ругал, говорил: тут убрать, тут изменить. Мы понуро соглашались, хорошо, Николай Трофимович, скажем группе, что вам не нравится. Он вскинулся: «Зачем? Скажите, Сизов одобрил. Мне ни один сценарий в жизни не нравился, так что же — «кина», что ли, не должно быть?»

И кино снималось, несмотря ни на что. Порой самое неожиданное. Об этом поведал Александр Ширвиндт — с присущим ему умением так шутить с невозмутимым лицом, что все падают от хохота: «В начале 90-х вдруг пришло приглашение от итальянского режиссера сняться в фильме «Осада Венеции». Утвердили Иннокентия Смоктуновского, Всеволода Ларионова, Сашу Абдулова и меня. Кеша сказал, что будет два договора — мосфильмовский и итальянский, ведь, ясное дело, сниматься поедем в Италию. Когда мы собрались уже в Венецию, пространство около мосфильмовских гаражей залили водой, приволокли гондолы, на нас напялили рясы, и мы плавали в этой луже. Мимо шел Сергей Бондарчук, наклонился ко мне и спросил: ребята, как вам наша Венеция? Тут я понял, что «Мосфильм» — великая организация, может все.

Легендарный директор фильмов Георгия Данелии Николай Гаро рассказал, как вдруг стал артистом, сыграл господина ПЖ, перед которым делают «два раза ку» персонажи фильма «Кин-дза-дза».

— Мы сидели в пустыне на съемках, Данелия лично приклеивал детали к декорациям, а клея было мало — тогда абсолютно все было дефицитом. Работа шла медленно, мы не могли вызвать Ролана Быкова, утвержденного на роль ПЖ по высшей актерской ставке. Вдруг Гия говорит мне: ты сыграешь. Так я попал в кадр.

Олег Табаков вспомнил свою первую роль — в фильме Михаила Швейцера «Саша вступает в жизнь» и как режиссер прошел с ним линию Николая Ростова, просто так — лишь для того, чтобы молодой артист лучше понял современного героя, опираясь на классику. Но ничто в жизни не случайно. Прошли годы, и Табаков сыграл в «Войне и мире».

— Скоро мне стукнет 80, у меня два театра, актерская студия, четверо детей, пятеро внуков, младшей дочери Маше 7,5 года, и я еще надеюсь многое успеть, — бодро доложил Олег Павлович.

Про круглые даты говорили много. 40 лет на «Мосфильме» Карен Шахназаров, 55 лет провел на студии главный оператор «Войны и мира» Анатолий Петрицкий, 60 лет — Николай Бурляев, который начал сниматься еще ребенком. Как и Светлана Дружинина, мечтавшая стать балериной. Но мир кино закружил ее, когда в 1953 году красивую девочку пригласили сняться в первом выпуске киножурнала «Фитиль». Кстати, Светлана Сергеевна собирается вспомнить актерскую профессию и сыграет главную роль в новом мини-сериале. Съемки пройдут на «Мосфильм».

Закончили вечер, как и полагается, песней. «Друга я никогда не забуду, если с ним подружился в Москве», — спел без фонограммы классический хит из советской киноклассики «Свинарка и пастух» Владимир Зельдин. Артист, который старше «Мосфильма», — ему 99.

 Отправлено: 10.02.14 02:03. Заголовок: И в "Новых Извес..

И в "Новых Известиях":

Семейный подряд

Династия Немоляевых-Лазаревых украсила историю «Мосфильма»

ОКСАНА ГАВРЮШЕНКО

В киноклубе «Эльдар» в рамках «мосфильмовской» ретроспективы состоялся вечер «Династия», посвященный семье Немоляевых-Лазаревых. «Эта семья просто брызжет талантами», – сказал на творческом вечере режиссер Эльдар Рязанов.

Династий в артистической среде немало, но даже в этом ярком творческом мире уже четыре поколения Немоляевых-Лазаревых – отдельная глава. В том числе в летописи киноконцерна «Мосфильм», с которым была связана трудовая биография родителей актрисы Светланы Немоляевой – режиссера и сценариста Владимира Немоляева и его жены, звукооператора Валентины Ладыгиной. Здесь снимались в любимых фильмах (или, как говорят сегодня, зрительских хитах) Александр Лазарев и Светлана Немоляева, их сын Александр Лазарев-младший. Его дочь Полина уже три сезона работает в Театре имени Маяковского, с которым всегда будут связаны имена дедушки и бабушки.

23-летняя Полина (сейчас она репетирует в театре роль Ларисы Огудаловой) замечательно поет, и романс в ее исполнении очень украсил теплый семейный вечер в «Эльдаре».

На сцене присутствовали Светлана Немоляева и ее брат, известный оператор Николай Немоляев. Они родились на Плющихе, а кинематограф в семье стал просто жизнью, другого пути дети киношников зачастую и не знают. И тут все сложилось органично, естественно и к радости зрителей. Блестящая актриса Светлана Владимировна, в богатой фильмографии которой трудно выделить какую-то одну особенную роль, в нежном детском возрасте впервые появилась на экране – в комедии Константина Юдина «Близнецы». Позже ее можно было увидеть в фильме-концерте Григория Александрова «Человек человеку». В 1970-е появились «Служебный роман», «Гараж» (ну кто не помнит жену Гуськова!), «О бедном гусаре замолвите слово» – те самые хиты Эльдара Рязанова.

Вспоминали на вечере, конечно же, Александра Сергеевича Лазарева, смотрели фрагменты из фильмов и спектаклей с его участием. Вспоминали красивого человека, яркого актера, с удивительной фактурой, ставшего примером верного служения одному театру, одной женщине. «Саша был так одарен… Он не знал фиаско. Когда его приглашали сниматься, то утверждали без проб», – рассказывала Светлана Владимировна. Легендарный Охлопков, тогдашний главный режиссер Театра имени Маяковского, не пустил актера на съемки, когда тот, юный и простодушный, заявил, что его пригласили в картину «Ловцы губок». В театре карьера только начиналась… Тот же Охлопков позже говорил: «Саша, у тебя один поворот глаз – уже мизансцена». Но уже через год, в 1961-м, случился «Вольный ветер» Трауберга (по одноименной оперетте Дунаевского), и лицо Александра Лазарева запомнилось зрителям с этой его первой работы на «Мосфильме». В этой же картине в эпизодической роли монахини снялась Светлана Немоляева.

Актерскую пару редко снимали вместе. На вечере показали фрагмент из черно-белого телефильма «Такая короткая долгая жизнь», где сыграли Лазарев и Немоляева.

А зрителям вспомнились и другие совместные работы в кадре. Незабвенная пара из картины Петра Тодоровского «По главной улице с оркестром» – завкафедрой Романовский и его супруга. Эпизодическая сцена, а сколько в ней юмора, даже сатиры! Этакие цинично-равнодушные, озабоченные здоровым образом жизни люди, замкнутые на себе. Никаких детей («Упаси боже!»), никаких тревог и переживаний… Образчик конформизма, а ведь это фильм 1986 года. Кстати, в СССР его посмотрели 9,7 млн. зрителей. Вот такие тогда бывали бокс-офисы.

Были еще сериалы. Например, в «Голубке» Лазарев с Немоляевой сыграли супружескую пару. Был украинский сериал «Когда ее совсем не ждешь». Ну и вся троица отец-мать-сын сыграла семью в фильме Александра Абдулова «Бременские музыканты».

Анастасию Немоляеву, дочь Николая Немоляева и племянницу Светланы Владимировны, зрители запомнили по фильму Карена Шахназарова «Курьер». Настя сыграла свою ровесницу, и в ее героиню тогда были влюблены все старшеклассники горбачевской эпохи. На вечере показали фрагменты и «Курьера», и фильмов «Старый Новый год» (там она снялась еще в 11-летнем возрасте) и «Интердевочка» (тоже незабвенная Лялька). Настя Немоляева сегодня успешный дизайнер мебели и интерьера.

Широко известна история, как благодаря Насте в фильм пришел Федя Дунаевский. Анастасия интересно рассказывала о киношном детстве, где нелюбимым видом досуга был лагерь «Экран», а самыми познавательными, конечно же, киноэкспедиции совместно с отцом-оператором. Пять лет в Театре на Малой Бронной у Сергея Женовача.. Но сегодня кино и театр для нее явно хобби. Хотя с будущим мужем Настя встретилась на съемках совместного российско-японского фильма, где тот работал переводчиком.

«Старики-разбойники», «Тихие омуты», «Ключ от спальни» – эти фильмы Рязанова снимал оператор Николай Немоляев. А еще под камерой Николая Владимировича оживали и «Обыкновенное чудо», и «Покровские ворота», и «Не стреляйте в белых лебедей», и «Курьер», и «Город Зеро», и многие другие замечательные фильмы прошлых лет.

Эльдар Рязанов верно заметил, что помимо того, что кино – искусство коллективное, талантливая семья также очень важна для кинопроцесса. Показательный пример – Немоляевы-Лазаревы. О себе же Эльдар Александрович рассказал, что свою жизнь он с «Мосфильмом» связал с 1954 года и 22 из 28 его фильмов были сняты на легендарной студии: «Так что «Мосфильм» для меня и папа, и мама, и братья, и сестры, тети-дяди, бабушки-дедушки»...

 Отправлено: 13.02.14 18:57. Заголовок: Предгастрольное инте..

Предгастрольное интервью с Александром Домогаровым в минском выпуске "Аргументов и Фактов":


Александр Домогаров: «Надеюсь, никогда не сыграю роли, которые не нравятся»

Инна Валевская

В преддверии гастролей в Минске народный артист России Александр ДОМОГАРОВ ответил на вопросы, которые задали читатели «АиФ».

15 февраля на сцене Дворца Республики российский театр им. Моссовета покажет музыкальный спектакль «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда». Сразу две главные роли: благородного ученого доктора Джекила и его антипода - исчадия ада мистера Хайда - исполняет Александр Домогаров.

- Александр Юрьевич, о жанре бродвейского мюзикла мечтают многие артисты. Когда вы узнали, что роль Джекила - для вас в этом спектакле, как отнеслись к перспективе петь?

- Я могу рассказать предысторию… Как-то режиссер Павел Осипович Хомский спросил меня: «Ну что будем делать?» Два года у меня в театре не было премьер, и надо было что-то придумать. Была идея поставить «Тень» Шварца - этого в театре давно никто не делал. Когда-то был замечательный спектакль с Олегом Ивановичем Далем. Другое дело, что пьеса, конечно, устарела. «Давайте сделаем спектакль, давайте напишем либретто в стихах и споем!» Павел Осипович покивал-покивал и уехал в Америку к детям… Приехал, привез кассету, и мы, закрывшись у него в кабинете, смотрели это действо - «Странную историю…».

Я помню одно: голос у главного героя был очень хороший… Партия мощная! Я подумал: «Как это?» Я никогда в жизни так не пел. Нет, пел, но для себя, какие-то песенки…

Постепенно я начал работать, потом была идея записать всем «плюсовую» фонограмму, чтобы была на всякий случай. Потом мы все вместе пришли к выводу, что если это сделаем, то волей-неволей начнем ею пользоваться иногда. А «иногда» может с каждым разом становиться все чаще и чаще. Поэтому мы решили отказаться от этой пагубной идеи и записали только хоровые фонограммы. Все остальное - это чистый звук. Вот какой сегодня голос, как он скрипит… Видите, у меня стоят таблетки кальция? Минимум пять-шесть таблеток за спектакль я «всаживаю» в себя, когда понимаю, что голос «не звучит». Двух таблеток мне хватает на час, еще двух - снова на час… Тогда я живу. Вот поэтому и чистый звук…

- Видели ли вы зарубежные постановки о Джекиле и Хайде?

- Я слышал практически все: немцев, австрийцев, англичан, испанцев. Этот мюзикл, как только его показали на Бродвее, сразу пошел по заграницам.

Наш спектакль - не калька. Это самостоятельная постановка, которая во многом отличается от решений немецкого, английского, американского спектаклей. Хотя надо отдать должное американцам: они делают свою работу искусно, и многое из того, что они воплотили в жизнь, лучше их не придумаешь…

В нашем спектакле тоже есть созданные нами элементы: мы, например, взяли от немцев звучание, несколько партий поменяли местами, что-то убрали, что-то добавили. Есть и похожие вещи, но это, повторюсь, не калька.

Классика и современность

- Сегодня много спорят, какие пьесы ставить в театре. Либо показывать проверенную временем классику, либо искать новых авторов и новые формы. Вы консерватор или открыты новым веяниям?

- Театр, мне кажется, на то и театр, чтобы обращаться и к классике, и к современной драматургии. К сожалению, хорошей современной драматургии сегодня мало. По мне, так ее вообще нет. Я не знаю, чем это обусловлено: может быть, нашей жизнью, может быть, нашими куриными мозгами…

В XIX - начале и середине XX века люди поднимали, как мне кажется, более глобальные проблемы, мыслили другими категориями. Хотя повторяю: театр должен и экспериментировать, и возвращаться к классике, потому что, как ни странно, классику сегодня поставить может быть гораздо сложнее, чем современную драматургию. Гораздо сложнее вернуться к азам, к школе, хотя бы элементарному прочтению. Если обратиться к произведениям великих классиков - Достоевского, Чехова - там непаханое поле!

- Над чем вам из последнего понравилось работать в театре?

- Моя последняя работа - в спектакле «Три сестры» с Андреем Сергеевичем Кончаловским. Кстати, что касается прочтения классики: мы не выкинули из пьесы ни одного слова. Это другой опыт для меня, хороший и серьезный: я никогда такого не делал в театре. Не могу сказать, что все давалось очень просто: наоборот, это, может быть, одно из тяжелейших испытаний для меня на сцене. Но выдержали…
О ролях

- Скажите, пожалуйста, есть ли персонажи, которых вы принципиально не хотите играть, или, может быть, есть роли, которые никогда бы не вошли в ваш репертуар по каким-то причинам?

- Они не войдут никогда, если я не захочу! (Улыбается.) Я надеюсь, что в этом театре мне никогда не дадут играть те роли, которые мне не понравятся. Потому что, слава Богу, у меня сложились замечательные отношения с театром Моссовета.

Понимаете, заставлять себя ходить на завод и вытачивать каждый день болт, когда ты этого не хочешь, - это ужасно! В театре это невозможно, в театре этого нельзя делать. Это убийство профессии в актере. Театр - это не завод! Невозможно за 15 спектаклей-часов выточить 5 деталей!

- У вас интересная, запоминающаяся внешность… Много ли ролей вам не досталось именно из-за привлекательности?

- Море! Меня не утверждали на роли из-за внешности очень часто, почему-то считали, что не может герой так выглядеть. Особенно часто по молодости так происходило...

 Отправлено: 15.02.14 20:57. Заголовок: Очень понравилось ин..

Очень понравилось интервью с Олегом Меньшиковым! Ну, правда, разговаривала-то с ним - Татьяна Москвина.

Олег Меньшиков: «Человек обязан сопротивляться своему времени»

Знаменитый артист и художественный руководитель Московского драматического театра имени Ермоловой в гостях у читателей «Времени культуры».

Олег Меньшиков известен всем много десятилетий как актёр, но вот как художественный руководитель Театра имени Ермоловой он пока не известен. Эксперимент поставлен на живом человеческом теле, драма разворачивается на наших глазах. Олег, знаю твой свободолюбивый нрав и независимую повадку. Насколько публика может быть уверена, что эта история продлится, что в один прекрасный-непрекрасный момент ты не скажешь: «Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса»?

Я художественный руководитель, а ты теперь главный редактор журнала «Время культуры».

Как говорила Нина Заречная Косте Треплеву, «попали и мы с вами в круговорот…»

Я почитал первый номер журнала, в нём есть и про смену руководства московских театров – статья «умного зрителя». Там имеются неточности, связанные со мной. Сказано, что я снял все спектакли текущего репертуара, чтобы сделать ремонт, а всё совершенно наоборот. Я снял репертуар, потому что под этим репертуаром подписаться не мог. Я понимал, что играть это – преступление, и оставил только четыре спектакля. Потом мы начали репетировать – кто где: по залам, в декорационном цехе, по всем уголкам театра. И я подумал: раз время идёт, раз нам разрешили полгода ничего не играть, почему бы не сделать ремонт?
И тут возникает ещё один вопрос. Наш мэр Сергей Семёнович Собянин рассказывает, что – вот, сделан ремонт в Театре Ермоловой… А Театр Ермоловой – он, конечно, сделал ремонт, но сделали его мои друзья на их деньги и на мои собственные. Департамент культуры правительства Москвы нам, безусловно, помогал, но в другом – дали деньги на новые спектакли и так далее. Я всегда был противником репертуарного театра и, в принципе, им остаюсь. Я, видимо, решил подрывать его изнутри!
Что касается зрителей – они могут быть спокойны относительно моего места работы. Был у меня год назад отчаянный порыв уйти, который я усилием воли подавил. Я буду дальше пробовать делать это дело. Но у меня полное ощущение: государство кричит, что репертуарный театр надо сохранять, однако те люди, которые кричат, сами не понимают, что такое репертуарный театр и что в нём надо защищать и спасать. За что мы боремся? Вот Кирилл Серебренников хочет делать театр-клуб, я тоже когда-то говорил про клуб, но я имел в виду другое. Кто-то сказал: режиссёр – это интонация, театр – интонация. В «Мастерскую Фоменко» ходят, в общем, не выбирая названия, особо не выбирая автора, идут – в театр. Потому, что знают, что они там могут получить. Во всяком случае, при жизни Фоменко так было. Я бы хотел, чтобы Ермоловский театр – со временем! это годами вырабатывается, намаливается, – обладал таким театральным обаянием. Когда люди говорят: «Что сегодня вечером делаем?» – «А пошли в Ермоловский!» – «На что?» – «Не важно на что!»

Могу сказать, чего ты точно достиг. Люди могут сказать: «Пошли на Меньшикова!» – «На что?» – «Не важно на что!»

Это и хорошо, и плохо. С другой стороны, если я как актёр этого достиг, это скорее хорошо, а в чём тогда заключается смысл нашей профессии?

Я к тому, что не так важен порядок слов, который озвучивают те или иные деятели, будь то Серебренников или кто другой. Важен общий тон, вкус личности, которая перед нами… Пока что я пришла в Театр имени Ермоловой, увидела винно-красный бархат занавеса, портьер и кресел и совершенно успокоилась. Потому что в театр ходят застенчивые мечтательные люди, которых не надо тревожить предложениями лекций о кинематографе и споров о политике. Им нужно заснуть и видеть прекрасные сны. Таких людей гораздо больше, чем развязных и нахальных, эту составляющую часто забывают – про то, что надо дать приют мечтателю.

Приют мечтателю! Да просто возьмём в программу театра.

Афиша театра пока что вполне «напоминает прежнее». Как в советское время: русская классика, зарубежная классика, современная советская пьеса, современная зарубежная пьеса. Какой же ты разрушитель?

А я ничего разрушить и не могу. Пьесы как писались и пишутся, так и будут писаться. Если выбирать между французской бульварной пьесой и «Ромео и Джульеттой», я выберу, конечно, «Ромео и Джульетту». Но как раз в составлении афиши – не очень понимаю, что такое «репертуарная политика». Каждый режиссёр приходит со своей пьесой. Ангажировать режиссёра на запланированную постановку немыслимо трудно. Я, например, очень хочу комедию, высокую комедию…

«Мизантропа»?

Ещё легче. Не понимаю, почему сейчас не ставят Лопе де Вега, почему не ставят Тирсо де Молина – может быть, не умеют? То есть – наверняка не умеют. Я предлагал двум-трём режиссёрам, они отказываются, продавливают своё, что, наверное, правильно.
Поэтому выстраивать репертуарную политику, подчинять театр какой-то одной идее практически невозможно. Как её выработать-то, эту одну идею, под которую подстраивать репертуар? МХТ был – «общедоступный»…

У них Чехов был на знамени.

Безусловно, рождение нового театра связано с новым именем в драматургии. У нас его нет. Но у меня подозрение, что драматургов и вообще сейчас в театре нет. Такое впечатление, что все, кому 25–30 лет, ушли на СТС, пишут комедийные программы, сериалы. Уходят туда, где легче, где больше денег, и природный их драматургический талант постепенно исчезает. Потому что когда человек изменяет себе, своим профессиональным и нравственным убеждениям, он начинает разрушаться. Пусть это громко звучит, но это так. Саша Созонов, постановщик нашего спектакля «Портрет Дориана Грея», на днях говорит мне: как вам такой-то артист? Отвечаю: когда он появился, я думал – боже, какое чудо. И что? И всё, сейчас я его видеть не могу. Он много снимается там, где, на мой взгляд, не надо бы сниматься. Не хочу персонально называть…

А зачем? Это формула, где можно поставить икса, игрека, зета… Много можно назвать фамилий актёров, которые чудесно начинали, а потом, что называется, смылились.

Точно – смылились. Я, когда попадаю на эти сериалы, думаю: если их так часто показывают – значит, их смотрят, вот в чём ужас. Артистов-то вообще нельзя винить, они деньги зарабатывают. А ты говоришь – время культуры. Вот оно, время культуры.

Это для избранных. Спасутся-то не все. Надо знать об этом и пытаться сесть в лодку… Значит, ты такой человек, к которому можно прийти со словами «А я вот пьесу написал», «А я вот спектакль хочу поставить»?

Когда пришёл Созонов, пришли остальные молодые ребята, они сказали: мол, про меня идёт такой слух, что к нему не подойти, его окружает куча посредников, доступа к телу нет и дай бог, чтобы через года полтора это произошло. И когда они понимают, что это возможно в течение десяти минут, – они впадают в шоковое состояние. У нас сейчас внутри помещения театра строится новая сцена – малая, на 140 мест, современное оборудование, два купола в фойе, где мы можем смотреть на солнышко… Я хочу, чтобы, если в феврале-марте это случится, уже был репертуар. Чтоб не было так: открылись, а играть нечего. И сейчас мы набираем людей, разговариваем со многими молодыми режиссёрами. Будет малобюджетный, в хорошем смысле слова экспериментальный репертуар. Должна быть разница между большой и этой новой маленькой сценой, должны быть любители прийти туда – и прийти сюда. Их интересы не всегда будут совпадать. Так что я жду режиссёров. Не так жду артистов – ну хороших жду, но это не новость, хороших артистов все ждут.

С репертуаром понятно, всё равно придётся так или иначе считаться с теми режиссёрами, которые придут со своими идеями. А что с труппой?

Было много разговоров по поводу увольнений, сокращения штатов и так далее. Всё это не имеет под собой никакого основания, потому что по российскому законодательству никого из творческого состава уволить я не могу. Человек может только написать заявление «по собственному желанию». Поэтому когда артист начинает говорить «Ах, меня уволят» – это всё очень некрасивое кокетство. Если они не явятся на спектакль, я делаю выговор, потом второй, и только на третий раз могу их уволить «за нарушение трудовой дисциплины», это да. А просто так сказать: мадам/мсьё, вы мне не подходите как индивидуальность, я вас увольняю – не имею права. Но я могу брать на договор столько людей, сколько мне позволяет финансовое состояние театра. Я не обязан в этом вопросе ориентироваться на количество людей в труппе. Труппа большая, скажу правду – неоправданно раздутая.

Почему-то всегда так получается, как бы ни начинали, потом всё обрастает… Всё-таки Москва: «Как станешь представлять к крестишку ли, к местечку, ну как не порадеть родному человечку», вспомним любимую пьесу.

Да… Я сразу сказал: ответственности не несу. Нет, за тех, кого взял в театр на роли, я, безусловно, несу ответственность, я думаю о них, об их судьбе, о том, что они будут играть. Какая-то часть старой труппы тоже входит постепенно в тот актёрский костяк, который я пытаюсь организовать, но большинство пока за бортом. Это опять-таки не моя вина. И не их. Потом – всё-таки возрастной ценз. Сейчас в театре самые молодые – 28 лет. Саша Петров, парень, который у нас репетирует Гамлета, – ему, если не ошибаюсь, 24 года. Я очень хочу, чтоб это стало открытием для Москвы. Он учился у Леонида Хейфеца в ГИТИСе, надо сказать, Леонид Ефимович такие кадры выпускает! Низкий поклон. Этот Саша Петров пришёл на показ – и я увидел забытое амплуа: герой-неврастеник. Во время показа в репетиционном зале сломал батарею, табуретку какую-то сломал, причем я понимаю, что это не эпатаж и не болезнь, он не больной, он нормальный, но по амплуа – неврастеник. Я ему сразу предложил Гамлета. Надеюсь, появится новое имя на театральной карте.

Было бы замечательно. Итак, художественный руководитель Театра имени Ермоловой Олег Меньшиков думает об актёрах. А кто подумает об актёре Олеге Меньшикове?

Серьёзный вопрос! Я тебе по большому секрету скажу: мне эта профессия порядком поднадоела. Или же я как-то не попадал в какие-то руки… Мне повезло когда-то с Петром Наумовичем Фоменко, с «Калигулой» Камю в его постановке, – он, конечно, перевернул моё театральное сознание. Нет, нельзя сказать, что я невезучий человек, я замечательно работал с Юрием Ивановичем Ерёминым, но вообще в театре у меня не много было настоящих режиссёров, больше в кино.
Непреодолимого желания выходить на сцену у меня сейчас нет. Вот думаю: кого бы сегодня взять да сыграть? Мне режиссёр Евгений Каменькович, бывало, всё кричал раньше: «Ты совершаешь преступление, ты не сыграл роль, которая написана для тебя!» – имея в виду Гамлета. А она меня вообще никогда не притягивала, эта роль.
Есть идеи насчет «Макбета», может, мы это и сделаем. Я сейчас все секреты раздаю… с другой стороны, какие в наше время секреты, с фейсбуками и прочим?

Не пользуешься социальными сетями?

Нет. У нас дома и интернета нет. Я не горжусь этим, просто нет и нет.

О секретах: само по себе название мало что значит – ну «Гамлет», ну «Макбет», важно же, как это вывернуть-повернуть. А ходишь ли ты в другие театры?

Очень редко. Не потому, что я такой тонкий и ранимый: мол, увижу, что плохо, и расстраиваюсь, а потому… Потому что и правда расстраиваюсь. Или не везёт мне, не туда попадаю, и потом не хочется ходить. Я вот всегда приходил на спектакли Джорждо Стрелера, у меня такая компания.

А Лев Додин в твоей компании?

Конечно, но когда Малый драматический был на гастролях и Данила Козловский меня приглашал, у меня тоже были спектакли. Кстати, Данила, если ума хватит (а мне кажется, ума хватит), может дать серьёзную заявку на лидерство в своём поколении, если это ему нужно. Возможно появление настоящего артиста.

Додин строит свой театр несколько десятилетий, и я поражаюсь этой воле. И воспитывает всё новых и новых актёров, ведь новые молодые модные фигуранты: Боярская, Козловский и другие – его дети. Но что касается Козловского, пока не сошла миловидность, определить масштаб актёра трудно. Больно хорошенький.

Хорош. Не хорошенький – хорош.

Чистый принц, а когда есть эта «принцевость», дело о таланте несколько запутывается. Придётся подождать лет двадцать.

Был же в Москве Мочалов, в Петербурге Каратыгин, один – весь природа-расприрода, другой – принц, тоже неплохо было.

Многие, знаешь, любят таких актёров, чтоб как в «Горе от ума» – «Сам плачет, и мы все рыдаем…» Я всё вспоминаю спектакль «Театрального товарищества 814», где ты играл Чацкого, было это…

Не надо, давно было, давно.

На другом историческом фоне, как говорится. (Премьера «Горя от ума» состоялась в сентябре 1998 года. – Ред.) С удовольствием вспоминаю этот спектакль, он, по счастью, был снят на плёнку, остался для истории, а не всегда судьба так доброжелательна.

Ты вспомни, какое время было. Хорошо, нашлись тогда спонсоры, ведь вообще ничего не снимали, мы сами сняли.

И «Калигулы» Фоменко нету?

И «Калигулы» нету, с любительской камеры, из центра, какие-то кусочки. Очень жалко.

А спектакль «N» по дневникам Нижинского?

Тоже целиком нет, какие-то фрагменты для передач. Тогда ещё, если помнишь, на телевидении иногда были передачи о театре, сейчас этого уже в помине нет. Хоть на радио есть.

Тебя радио ещё не уговорило что-нибудь почитать? Есть возможность записать любимые стихи, прозу, остаётся для архива.

Хочу тебе сказать, что мне это дело очень нравится. Мы в театре сейчас занимаемся поэтическим вечером. Название достаточно скучное, но мы его, естественно, хотим сделать как спектакль. Тема – первая волна эмиграции: Ходасевич, Бунин, Набоков, Гиппиус, Георгий Иванов, Саша Чёрный. Восемь или девять имён у нас получается. Я обалдел, какие всё-таки у них прекрасные стихи и как мало мы их знаем. Меня эта работа очень увлекает, и у меня такое ощущение, что люди почему-то опять хотят слушать стихи. Я разговаривал с Александром Филиппенко, мы хотели, чтобы мой духовой оркестр (в последнее время Олег Меньшиков протежирует духовому оркестру, выступая с ним в представлении «Оркестр мечты. Медь». – Т. М.) играл «Ревизскую сказку» Шнитке, а он читал «Мёртвые души» Гоголя. Как-то это у нас сошло на нет, уже, честно говоря, не помню почему. Ему идея понравилась, а я-то просто горел этим. Но, может, мы ещё к ней вернёмся… Но – я стал спрашивать Филиппенко: как дела с чтецкими программами? Он говорит: вы не представляете, лет десять был гроб, никому не надо. Какие стихи, какой там Зощенко! А сейчас идёт просто какой-то накат волны, люди хотят слушать стихи, хоть стой по бумажке читай – всё равно полные залы.

Правда, лучше стало. А что, в этом поэтическом вечере ты выберешь одного героя или нескольких?

Принцип такой: берётся один герой, и читают его и о нём несколько человек. Конечно, хотелось бы каждое стихотворение сделать маленьким спектаклем, но не всегда это получается и не всегда нужно. Мы перемежаем стихи мемуарной прозой – и Ирины Одоевцевой, и Василия Яновского, из книги «Поля Елисейские». Он пишет, например, про Георгия Иванова – снимаю шляпу перед ним как перед поэтом, но более аморальной личности я не знаю… Бунин у него смешной – он ненавидел смерть, возмущался фактом существования смерти до дрожи, до истерики. Берём мемуары не для поисков жареного, а чтоб были видны люди, которые вот – ходили по земле…

Бунин отчаянно ругал коллег, Блока называл «лакей с лютней».

Да, добрый был дядя.

Это всё интересно, но это пока планы, а мы вернёмся к тому, что уже есть. Заметное событие случилось и для Театра Ермоловой, и для театральной Москвы – имею в виду весеннюю премьеру спектакля «Портрет Дориана Грея», спектакля большого, технически сложного, с Меньшиковым в роли лорда Генри. Занято множество актёров разных возрастов, спектакль совершенно опирается на Оскара Уайльда, буквально воспроизведён весь сюжет и все персонажи. Это твоя инициатива – или режиссёр пришёл с идеей постановки?

У меня этот роман давно вызывал жгучий интерес. Я даже одно время, когда думал о своём дебюте в кинематографе в качестве режиссёра, очень серьёзно размышлял именно об этом романе. По определённым причинам не получилось – и, может быть, правильно, что не получилось. Первый фильм – «Портрет Дориана Грея», ну это…

Наглость какая-то.

И наглость, и нереально. Невыполнимая задача, мне кажется. Или выполнимая на уровне, на котором наш кинематограф блистательно существует на сегодняшний день. Плюс у меня такая ситуация образовалась в театре: спектакль для Валентина Гафта и Владимира Андреева по Чехову, «Язычники» по пьесе Анны Яблонской, молодёжный спектакль «Снегурочка» Островского с группой Гарика Сукачева «Неприкасаемые» – и когда пришёл Саша Созонов с идеей «Портрета Дориана Грея», это как-то ловко замкнуло ситуацию. Я подумал: с этим можно стартовать. Есть уже какой-то репертуар. Созонов пришёл с техническими идеями, экранами, на которых будет компьютерная графика, микрофонами – вообще-то мне ненавистными, я не понимаю, почему по сцене нужно ходить с гарнитурой, вроде бы до сих пор никто не жаловался, что меня не слышно. Но тут всё вертится, гремит – наверное, так необходимо. Мне понравился подход режиссёра именно к этой вещи. Сейчас все так делают, но тут он не шёл на поводке у моды – мне показалось правильным соединение современных технологий именно с этим материалом, с «Портретом Дориана Грея».
Я немного не согласен с тобой, что мы не изменили линии романа, – да, многое сохранили, но во всяком случае мою – лорда Генри – линию мы изменили. В романе он исчезает, испаряется, сначала блещет-блещет-блещет, сыплет афоризмами, а в конце куда-то девается, будто в командировку уехал, и ему лет через пять потом рассказали, что случилось с его приятелем. Плюс Саша Созонов предложил, что такое на сегодняшний день Дориан Грей: это бренд, модель, то есть Дорианом Греем может стать любой человек. Нужен талантливый продюсер, который из этого человеческого материала может сделать всё что угодно. Последняя сцена, которая у Уайльда написана в пастельных тонах, когда лорд Генри ест клубнику в сахарной пудре и так далее, решена у нас иначе. Дориан хочет уйти, освободиться, понимая, что он зомбирован абсолютно, деваться ему некуда, он пытается бороться, а Генри говорит ему: нет, парень, всё, ты «там» и навсегда. Будь здоров.
Кстати, по итогам общения с Созоновым и другими молодыми режиссёрами я заметил: их не очень-то учат работать с артистами. Или это школа уходит? А может быть, всегда так было, и умение работать с артистами приходит к режиссёру только с опытом? Будем надеяться, это дело наживное.

Мне компьютерная графика не мешала, показалась уместной в этой теме. Из времён Оскара Уайльда к нам дошла тоска по вечной молодости, которая хоть и видоизменилась, но осталась в чём-то той же самой. Сейчас молодость и красота – огромная индустрия, тогда всё ещё было камерно и романтично, не превратилось в промышленность, но замысел того, кто умнее нас, уже был очевиден. Впрочем, экраны экранами, а играть-то всё-таки надо. Этот самый лорд Генри, насколько я поняла, несколько раздвоился – на автора, который историю придумал и написал, и на персонажа, закрытого, циничного, умного человека, который зачем-то осуществляет свой план «чёрного воспитания»?

Я догадываюсь, о чём ты говоришь, но! Уайльд же не создал персонаж, не написал тут характера, как мы его понимаем – с нашей русской классикой. В этом романе вообще нет характеров. Если начать разбирать, с чем мы и столкнулись в работе, – очень часто психологически концы с концами просто не сходятся. Уайльд явно был занят чем-то другим – не характерами, не знаю чем, потому что знаком с ним не был. Сценического характера лорда Генри нет, поэтому мы тут додумали. Знаю людей, которые как будто всегда в стороне, вроде никогда ничего не делают, – художник Бэзил определяет лорда Генри так: «Всегда говорит безнравственные вещи и никогда безнравственных вещей не совершает», – эти люди действительно очень умны и остроумны, но благодаря такому легкому порханию по жизни, благодаря их невмешательству и нежеланию вмешательства происходят человеческие трагедии. Сам он отстранён, его не касается ни-че-го вообще, он даже сам себя мало касается…

У самого Уайльда не получилось быть отстранённым и ничего не касаться.

У него-то, конечно, не получилось, он просвистал по полной программе, но мы же говорим про лорда Генри.
В спектакле есть сцена, когда лорд Генри приходит к Дориану, отвергая его признания в преступлениях, но втайне понимая, что они – правда, и рассказывает, как шёл через парк и услышал слова проповедника: «Что пользы человеку, если он приобретёт весь мир, а душу свою потеряет?» И вдруг понимаешь, что, в сущности, этот человек глубоко несчастен, вся его блестящая оборона велась для защиты чего-то личного и горестного, что он – тоже человек…
Ты не одна мне это говоришь. Вообще актёр не обязан знать, что он играет! Если такое прочитывается – я рад. Я такого сознательно не играю, иногда не хочется нагружать персонаж лишними значениями. Что за человек лорд Генри, если он о предполагаемой смерти своего друга говорит: «Зачем его убивать, он носит дешёвые часы»? Такое сказануть надо…

Светский человек, привык отшучиваться, это же не значит, что он так и думает.

Скажу так: Уайльд нам основания для подобной трактовки не дал, но если зритель получает сложное впечатление от образа – прекрасно.

А мы, русские, иначе не могём! Недавно посмотрела «Филумену Мартурано» в Малом театре, с Муравьёвой и Соломиным. Ну что нам эта Филумена? Хитрая, подлая средиземноморская стерва. А Ирина Муравьёва – честная, горячая, набожная русская женщина. Вот всё и поворачивается в пьесе совсем иначе. Поэтому странно было бы нам просто смотреть на Олега Меньшикова, который ходит по сцене, говорит афоризмами и молодых людей с толку сбивает. Что-то ещё должно стоять за этим, какая-то человеческая история…

Ну да, ну да. Понимаю.

У меня от этого спектакля впечатление, что от земли уже оторвались, а взлететь ещё не взлетели. Довольно громоздкая структура у «Портрета Дориана Грея», хотя и очень интересная. Впрочем, невозможно лететь от победы к победе и нельзя этого требовать ни от артиста, ни от театра. Какие у тебя, кстати, отношения с критикой?

У меня? Никаких. Я её не очень знаю. Мне известны какие-то фигуры, которые считаются одиозными, «серыми кардиналами» московской театральной жизни, – думаю, это чересчур, ни на что эти фигуры влиять особо не могут. Повлиять серьёзно на театральный процесс? Нет, ни в коей мере. А с появлением интернета, мне кажется, театральных критиков вообще стали мало читать, обсуждение в Сети для людей интереснее, чем мнение критика Н. в какой-то газете. Думаю, и сами критики должны понять: если театру нужны новые формы – то, увы, они нужны, ребятки, и вам.

Значит, ни пользы, ни вреда театральная критика тебе принести не может?

На сегодняшний день – да. Я даже упразднил в театре доску, где вывешивают рецензии и прочее, этого уголка прессы у нас нет вообще.

Во всех театрах вывешивают.

Знаем мы, как они вывешивают, по заданию руководства: это давайте, это нет. А по-моему, если уж вывешивать, то всё, не вывешивать – ничего. Значит, вот вам столик, экранчик, клавиатурочка – вперёд, читайте сколько влезет.

И как актёру тебе критика не полезна и не вредна?

Давно уже неинтересно. Я знаю, что за роль Тарасова в «Легенде № 17» меня хвалили, но я практически разве полторы рецензии прочёл, потому что мне режиссёр картины Коля Лебедев показал: посмотри, что про тебя пишут. А уж казалось бы, вот повод отдохнуть после всего дерьма, которое я за последнее десятилетие про себя прочитал, вот возможность самоутвердиться. Нет, неинтересно, правда.

Какой, однако, характерище воспитал в себе человек…

Воспитали!

Действительно, редкий случай: твоя актёрская работа в «Легенде № 17» вызвала массовое одобрение даже в злобном интернете, где кишат вариации героя Достоевского из «Записок из подполья», гениальное прозрение автора – потому что «человек из подполья» – это, разумеется, человек из фейсбука. Я спрашивала Николая Лебедева: «Что Меньшиков, как он это всё обладил, читал ли про Тарасова, изучал ли?» Он ответил: «Не знаю, он такой таинственный…»

Рассказываю: ничего не читал, посмотрел два фильма документальных. С дочерью, Татьяной Анатольевной, пытались мы разговаривать раза два. После премьеры она сказала мне такие слова, что их и повторять неудобно…
Когда несколько лет назад предложили почитать сценарий на студии «ТРИТЭ», я ответил: мне тут играть нечего, роль тут одна – Тарасов, больше нет ролей. Я был уверен, что они возьмут – царство ему небесное – Богдана Ступку, кого-то из подобных мощных артистов. И забыть-то про всё забыл, хотя сценарий мне понравился. Через некоторое время звонит продюсер Верещагин и говорит: «Не хочешь ли Тарасова? Давай встретимся». И это тот случай – я знал, что такое существует, но первый раз в жизни такое со мной, – меня повела роль. Я обычно, в принципе, «головастик»: сижу придумываю эпизод от начала до конца, всё разбираю, идёт работа, извините, ума. Тут я мог себе позволить не думать об эпизоде, я приходил на съёмку и шёл в кадр.

Мистическая история! Прямо «вселение образа»!

У меня, правда, первый раз такое. Калигула – да, он меня вёл, но там был мастер, Фоменко, а здесь не знаю, кто меня вёл, но кто-то вёл.

 Отправлено: 15.02.14 20:58. Заголовок: Окончание. Кстати с..

Окончание.

Кстати сказать, в конце 80-х годов у тебя было, кроме Калигулы в режиссуре Фоменко, несколько отличных работ в кино. Постоянно натыкаюсь на несусветные глупости: дескать, Меньшиков всё время играет вариации Костика из «Покровских ворот». Вот бы взять и лицом ткнуть в такие фильмы, как «Моонзунд» или «Лестница», и спросить: где тут Костик? Костик где, отвечайте? Ты помнишь эти фильмы?

Больше помню «Моонзунд» по одной простой причине: не так давно увидел диск и купил, поскольку картину видел давно, а Настя вообще не видела (Анастасия – жена Меньшикова. – Т. М.), решил пересмотреть, хотя ненавижу пересматривать свои фильмы.
Помню, что у меня тогда была страшная язва желудка, я похудел килограммов на восемь (Причины романтической бледности героя выяснены! – Т. М.). Постоянные были переезды из Москвы в Ленинград, я тогда что-то репетировал у Фокина – в Ермоловском, кстати, театре.
Так вот, решил пересмотреть, тем более «Моонзунд» постоянно возникает в разговорах, продюсер Нина Петрова рассказала мне, что ей Гришковец нахваливал меня: вон Меньшиков как здорово сыграл морского офицера, – он же сам у нас моряк, Женя-то.
А фильм «Лестница», я считаю, несправедливо забыт вообще, вот – нет такого фильма. Хотя я знаю, что Лена Яковлева какой-то приз получила, да и вообще Алексей Сахаров был неплохой режиссёр, и сама история там занятная. Я даже не знаю, шёл ли он на экранах. Ни разу не видел его в программах телевидения. О нём воспоминаний у меня как-то меньше, сюжет спроси меня – не скажу. Помню, стою над речкой сначала и пытаюсь утопиться или думаю об этом, и дальше происходят какие-то чудеса в квартире.

Как ты попал в «Моонзунд»?

Не знаю. Меня самого удивило предложение такой роли – морской офицер…
А, знаю! Я не всегда был Костиком из «Покровских ворот». Я свою первую серьёзную драматическую роль сыграл в картине «Жду и надеюсь», мне было восемнадцать лет и я оказался партизаном, который жертвует жизнью, чтобы спасти партизанский отряд и вообще повлиять на ход Великой Отечественной. Саша Муратов, режиссёр, видел эту картину и запомнил мою фамилию, вызывал на пробы.

На реальных военных кораблях снимали?

Конечно, там же видно, особенно когда мы стоим с Клюевым на палубе, что всё по-настоящему.

Тебя увлекало, что носишь морскую форму, что ты офицер Российской империи?

Какого пацана это могло не увлечь? Тем более тогда, когда хлебом не корми – дай поиграть в белых офицеров! Думали, что уж вот они были люди безупречные…

Потом эта иллюзия развеялась. Один умный человек утверждал, что если бы в Гражданской войне победила Белая армия, всё равно потом пришлось бы строить лагеря для усмирения масс.

Конечно. Как страну всколыхнули… Глупости говорят, что народ заставили сделать революцию. Как можно народ – заставить? Народ был к этому абсолютно готов: убивать, грабить награбленное. Абсолютно готов и счастлив от этого. Не одни, так другие строили бы – не одни лагеря, а другие. К сожалению, мы были обречены.

Но в тот момент, что взят в картине, во время Первой мировой, войны с немцами, была и чистая героика. Я люблю повторять одну фразу из фильма, когда к герою, командующему окружённой батареей на мысе Церель, приходят враги и требуют капитуляции. А он отвечает: «Церель будет драться».

Там ещё есть хорошая фраза, когда персонаж Караченцова подходит к моему Артеньеву и предлагает выпить, а тот отвечает: «Смерть, как и рождение, акт возвышенный. Пить не буду».

Роль понравилась, играл с удовольствием?

Я тогда ещё где-то на «Ленфильме» снимался и по молодости не придал особого значения, хотя роль мне нравилась, – но я никогда и не делал того, что мне не нравилось. А Саша Муратов монтировал и вдруг с каким-то удивлением говорит: знаете, выстраивается очень интересный образ, может быть, вы даже хороший актёр… Я ловил на себе его взгляды посреди картины и видел его растерянность по отношению ко мне, он сомневался, прав ли, взяв меня на эту роль. Но вот, слава богу, удалось доказать, что всё правильно.
Мне и сценарий «Лестницы» понравился, и режиссёр Сахаров – такой большой, добрый. Он был из той категории режиссёров, которая сейчас исчезает. Он, может, не взлетал высоко, по другим планетам не шастал, но так знал свою профессию, что работать было одно удовольствие. Сейчас таких нет, сейчас мы все летаем.

Как – летаем?

Ну, думаем, что летаем, а профессии не знаем.

И в «Моонзунде», и в «Лестнице» есть мироощущение «на грани», предчувствие большого грядущего распада. Но при всей тоске и странности этого кино оно ещё внятное, добротное, неплохо придуманное. Последнее советское кино, советский «декаданс». А как ты относишься к советскому кино?

Когда начинал – казалось, ерунда. Помню, Роману Балаяну эдакое ляпнул, что стыдно повторять сейчас. Дурость юношеская. А что, говорю, такое «Летят журавли»? Обыкновенный средний советский фильм… С уходом советского кино мы потеряли многие профессии – и главные, и вспомогательные. Потеряли культуру съёмок. Раньше это был целый процесс, если хочешь – таинство. В этом была неторопливость, необходимая для созидания.

И вдобавок, людей ещё что-то волновало, помимо денег.

Купить всё равно было нечего, так что о них думать? До 30 лет, до поездки в Англию, где играл в театре, я жил в долг, от зарплаты до зарплаты, занимал, перезанимал. Если нужна была большая сумма, я знал, что раз в год-полтора снимусь обязательно, и занимал под следующую картину. Я так жил, и вся страна так жила, и ничего. А сейчас…

Сошли с ума, по-русски, меры-то не знаем… Итак, что же человек? Он может сопротивляться своему времени, во всяком случае, тому, что ему в этом времени не нравится и не подходит, и сопротивляться успешно?

Обязан!

Даже обязан. А может, ему такое назначение – быть выразителем своего времени, а не его противником.

Сопротивляясь, он и будет тогда выразителем.

 Отправлено: 16.02.14 01:36. Заголовок: Ух ты, какой приятны..

Ух ты, какой приятный сюрприз! Спасибо, Жень! Будем читать..

 Отправлено: 16.02.14 01:59. Заголовок: Наверное, сюда: ..

Наверное, сюда:

Белая студия. А. Домогаров

Скрытый текст

А что тут со ссылками вообще происходит? - Я все правильно делаю, а в результате - фигня!

 Отправлено: 16.02.14 02:57. Заголовок: Galina пишет: А чт..

Galina пишет:
Скрытый текст

цитата: А что тут со ссылками вообще происходит? - Я все правильно делаю, а в результате - фигня!

Скрытый текст

Не знаю. Временами случается затык - и ни с места. Но у меня получилось подправить.

цитата:

Белая студия. А. Домогаров

Не играет у меня. Придется ждать, пока выложат на канале "Культура".

Галина, а как вам передача? Чего говорил? Больше про кино или про театр?

 Отправлено: 16.02.14 03:02. Заголовок: Элен пишет: Ух ты, ..

Элен пишет:

цитата:

Ух ты, какой приятный сюрприз!

Да, Лен! Очень хорошее интервью! Интересное, содержательное.

А вот это - вообще классно:

цитата:

У нас дома и интернета нет.

Человек занят делом и не хочет отвлекаться на суету.