Женя, спасибо. Послушала с интересом. Если Жигунов так серьезно подошел к созданию фильма, есть надежда, что может получиться хорошо. Захотелось посмотреть фильм.
Отправлено: 11.11.13 19:01. Заголовок: Интересное интервью ..
Интересное интервью с Валерием Тодоровским в"Новой газете": Валерий ТОДОРОВСКИЙ: «Снимаю кино, которое сам люблю смотреть» Скоро на Первом канале — 12-серийный фильм «Оттепель» Валерия Тодоровского Лариса Малюкова
Миф шестидесятников упакован в бушующую страстями ретростилистику, но карнавальный винтаж расшит узнаваемыми подробностями. Тодоровский не ловец канувшего в Лету прошлого, в своем «кино про кино» он создает сколь реальное, столь и сновидческое пространство, обжитое яркими личностями — всплесками цвета в черно-белой картинке жизни. «Оттепель» — импульс памяти, фильм не столько про «полвека назад», сколько про отношение ко времени, которое «само обманываться радо», про «шрамы поперек сердца», про судьбы, продиктованные этическим выбором, про «мелочь, обжигающую пальцы», и, конечно же, про горечь личной потери…
— Знаю, что идеей долгоиграющего фильма вы заразились от американских сериалов, к которым имеют отношение такие мастера, как Скорсезе, Финчер, Гас Ван Сент. Как вы для себя открыли этот материк, что он для вас?
— Возможно, это моя любимая тема. Я не просто поклонник американских сериалов класса «А», которых, кстати, не так много. Вроде «Безумцев», «Во все тяжкие», «Карточного домика». Из последних — хит сезона: «Оранжевый — новый черный» про женскую тюрьму. Мне удалось общаться с людьми, их делающими, увидеть и понять технологию. Я познакомился с Мэттью Вайнером, криейтером «Безумцев». И он признался, отчего увлекся историей рекламщиков: «Все просто: папа был рекламным агентом на Манхэттене в 60-е. Это кино про моих родителей. Настоящие сериалы не высасывают из пальца, это нечто сокровенное, что знаешь лично ты». Иду после этого разговора и думаю: «А что знаю я?» Я вырос среди кинематографистов. Тогда же и принял решение сделать фильм о моем мире.
— Кино про поколение родителей. Про время, взорвавшее непреклонность течения. Про искусство, вырвавшееся из-под властного контроля, преодолевшее рамки жанров, границы дозволенного. Когда по экрану прошел свежий «Июльский дождь», разряды шпаликовской поэзии.
— Да, это было время открытий, ярких человеческих личностей, мощных чувств, страстей, вышедших из-под контроля.
— И вот вы начали искать соавторов…
— Дальше был пройден огромный путь от идеи до написания 12 серий. Это были адовы круги. Работали вместе с Аленой Званцовой и Дмитрием Константиновым, сценаристами, выдержавшими марафон длиною в полтора года. Да и после запуска сценарий продолжали бесконечно дописывать.
— Зато сняли на диво быстро.
— С первого: «Мотор!» — 95 съемочных дней. Ровно через год фильм был сдан на канал.
— С подобной скоростью снимают примитивные телемувики или то мракобесие, что у нас сериалом зовется.
— Так снимаются профессиональные многосерийные эпопеи в мире. Да, это безумный темп. Ведь каждый лишний день — лишние деньги.
— По аналогу американского дорогого сериала — со звездами, качественными декорациями, — ваше кино тоже недешевое. Интересный дизайн, хороший звук, среди исполнителей Цыганов, Ефремов, Яценко… А мы наслышаны о неумеренных актерских ставках.
— Не забудьте, что мы рассказываем о жизни съемочной группы. В кадре одновременно 25 известных артистов. Как их всех собрать-удержать? Они же в кадре толпой ходят. Кто-то на переднем плане, а сзади в качестве массовки маячит Ефремов… Миша объявлял: «Самая дорогая в России массовка прибыла!»
— Мы с вами — дети этого незаурядного поколения. При этом все узловые проблемы, о которых вы размышляете, остались. И перед художником все тот же выбор, что и у ваших героев. Один режиссер непрерывно снимает, идет на компромиссы с властью и с собой. Другой — хранит верность себе, чем нередко себя и губит. Думая над сюжетом, вы и лично для себя как-то решали эту дилемму?
— Что-то пишешь или снимаешь — всегда про себя. Не умею делать фильм «про того парня», про то, что не понимаю, не чувствую. Вы обнаружили в фильме этот выбор: «как жить», «кем быть». Но он же не в 60-е возник. Он вечный. Будешь самим собой — попадешь в водоворот тяжелой жизни. Научишься договариваться с окружающим миром на комфортных условиях — просуществуешь как-то не слишком осмысленно. Этот выбор волновал и древних греков, и Мольера.
— Собственно, этой теме посвящена булгаковская трагедия «Жизнь господина де Мольера», которая в первом варианте называлась «Всадник де Мольер».
— Безусловно. Я не изобретаю велосипед. Но тем эта история и хороша, что она вечная и, значит, всегда актуальная.
— Литератор может страдать, как Булгаков, мученически погибнуть под Владивостоком, как Мандельштам, покончить с собой, как Цветаева. И оставить что-то после себя. Талантливый, бескомпромиссный кинематографист может ничего не снять. Известны сломанные судьбы больших кинохудожников.
— Вот почему и призываю людей, осуждающих киношников жестко, умерить свой гнев. Вспомнить, что это самая дорогостоящая форма самовыражения. Писателю нужны бумага и ручка, художнику — краски и холст. А здесь столько всего…
— И прежде всего деньги.
— Разумеется. Легче легкого объявить запрет на профессию в кино — просто не дать денег и перечеркнуть «судьбу человека». К чему гнобить, сажать… Отказать раз-два — и автор потерялся, выпал. Киношники — крайне зависимые люди. От начальства, государства, экономического положения. Кризис приближается — первым останавливается кинопроизводство. Киношники особым образом интегрированы во внешнюю жизнь. Надо уметь договариваться: подлизаться или взбрыкнуть. Сегодня пишут про отношения с Минкультом: мол, надо занять жесткую позицию, противостоять, бойкотировать. Папа рассказывал: как-то заехал он в «Госкино» ранним утром договор подписать. Заметил в приемной замминистра Ларису Шепитько. «Пришла, — говорит, — пробивать сценарий». К вечеру он возвращается: Шепитько в той же приемной. «Ты что, весь день просидела?!» — «Буду, Петя, сидеть неделю, месяц, год, потому что хочу снять свой фильм».
— Эта история вошла в ваш фильм: у кабинета директора «Мосфильма» смиренно сидит главный герой — оператор Хрусталев, а ведь не назовешь его конформистом.
— Потому что это общая история. Все сидели у дверей «кабинетов». Ведь и Хрусталеву надо снять фильм.
— Тогда встает вопрос черты. Мы же видим, что происходит с кинематографистами, готовыми целовать песок с начальственными следами, любить взасос президента. И отчего-то, Валера, имея средства и возможность снимать что душе угодно, — они впадают в творческий кризис.
— Мой фильм и про это — не будем открывать сюжетных коллизий, — там все это есть в разных ракурсах.
— В этой «игре в кино» насколько вы опирались на характеры реальных людей? У вас же есть директор «Мосфильма», но это не совсем Сизов, есть талантливый, но неудобный дебютант — режиссер Мячин. И фамилия главного героя — Хрусталев…
— А почему нет? Я категорически не хотел делать фильм, в котором люди будут сидеть и разгадывать известные фамилии, — хотелось сочинить архетипических персонажей. И директор «Мосфильма» — сборный портрет разных киночиновников, составленный из воспоминаний очевидцев. К примеру, замминистра Павленок перед назначением в кино был белорусским партизаном. Сизов был генералом милиции. И фамилия Хрусталев — распространённая, к тому же подходит для оператора. Ну да, она прозвучала в названии фильма Германа, и что?
— Эту хрупкую фамилию носит внешне грубоватый, но, как все творческие люди, внутренне беззащитный герой. Рядом фигура режиссера Мячина, из тех, кто вроде бы отвергает компромиссы… Причем по сюжету Мячин — ученик Ромма, значит, скорее всего, учился в знаменитой мастерской вместе с Миттой, Тарковским, Шукшиным… С поколением Шпаликова. О нем вы тоже наверняка думали…
— Перечитывал Шпаликова, читал про Шпаликова, когда готовился к съемкам.
— Вы показываете короткометражку Мячина, в которой бумажный кораблик радостным днем несется по ручью точно к канализационной решетке. Символично. У меня было ощущение, что нечто подобное я видела.
— Так это здорово! Мы так и хотели, снимая наш «Кораблик». Мы сочинили то, что в то время снимали продвинутые студенты. Не буквально, конечно, но стиль, настроение, дух.
— Можете заново защититься «Корабликом» во ВГИКе. И в качестве «ученика Ромма» получить положительную оценку. Тут и метафора «оттепели», и наивность, и безнадежность. Все ваши картины в той или иной степени можно отнести к мейнстриму. У меня ощущение, что вы — один из немногих режиссеров, который, не отказываясь от авторского «клейма», всегда нацелен на зрительское кино.
— Снимаю кино, которое сам люблю смотреть. Забочусь, чтобы было интересно. Вырезаю из фильма лишние сцены. Даже неплохо снятые, если есть риск, что зрителю может быть скучно.
— А чем вы объясняете отсутствие мейнстрима — у нас кино либо авторское, либо псевдокоммерческое.
— К сожалению, так во всем мире. Снимают «Трансформеров» или скромный артхаус. Все, что посередине — так называемый мейнстрим, — и есть большой кинематограф. Если вспоминать лучшие фильмы 50-х, 60-х — вот же он, мейнстрим. Где есть история, сильные чувства, мощные актерские работы.
— Но американское зрительское кино существует и сегодня: с актерскими работами, сильными историями.
— Думаю, сегодня весь кинематограф настигла стагнация. Основная энергия уходит на телевидение. Сериалы, о которых мы говорили, и есть то самое кино, которое покидает кинотеатры. Лучшие сценаристы, режиссеры ушли туда. Не так уж все рвутся снимать «Трансформеров», далеко не все хотят творить артхаус. К тому же, сними я «Оттепель» для кинотеатра, шанс, что фильм увидят, — минимален. И история, которую хотелось рассказать, не укладывается в час сорок.
— Ваша история изобилует «особенностями национального характера». Как вам кажется, насколько она универсальна?
— Разумеется, когда я снимал, не думал про иностранцев. Но в фильме нет ничего для «внутреннего пользования», кроме того, это кино романного типа, по сути, лав-стори длиною в 12 часов.
— Распространено мнение, что наше кино не конвертируемо, провинциально.
— Безусловно. Но оно не конвертируемо не потому, что плохое или хорошее. Сегодня весь мир смотрит свое кино плюс американское. А мы что — смотрим чешское или немецкое кино?
— Известна ваша страсть монтировать. Хотя многие режиссеры, отработав на площадке, отдают материал в «чужие руки».
— Люблю монтировать свое и чужое кино. Монтаж — возможность окончательно сделать фильм. Из одного материла создать 100 разных картин. Момент истины, когда фильм и становится (или не становится) фильмом. Не понимаю, как можно этим пренебрегать. На съемках зависишь буквально от всего: от погоды, массовки, оператора, пришел или не пришел артист. Монтаж — чистое творчество, не на кого пожаловаться. Один на один с материалом, видишь, что снял. Начинаешь из материала, как из глины, создавать кино.
— В названии фильма не только надежда, но и печаль несбывшихся упований, проснувшихся побегами в марте и скрюченных от скорых заморозков. Такова особенность нашей истории, повторяющаяся из века в век. Да и мы с вами на рубеже 90-х пережили схожую ситуацию. Почему же не умеем своими надеждами рачительно распорядиться?
— Если бы я знал ответ, наверное, был бы очень умный. Думаю, внутри нашей неохватной страны есть несколько разных стран. Одни люди хотят одного, другие — другого. Принимаю это как данность. Почему не можем долгое время быть в состоянии свободы? Ну послушайте, не все же хотят свободы. Свободы боятся: это страшная ответственность, это опасно. В некоторых случаях это хаос. В благополучной и одной из самых демократических стран — Швейцарии — все решается голосованием, при этом число запретов и ограничений — самое большое. Чем больше свободы, тем больше рамок. У нас же говорят: «Заберите вашу свободу — увеличьте зарплаты!» По опросу, чуть ли не 60% — за то, чтобы закрыли границы, но повысили бы зарплаты и пенсии. Не всё, что нравится нам, нравится всем. Люди нередко хотят, чтобы им объяснили, как жить, что можно делать, чего нельзя.
— Ваша профессия предполагает способность к объяснению сущностных вещей. Значит, сами инженеры человеческих душ должны что-то понимать, чтобы объяснять.
— Профессия режиссера связана не с объяснением, но с выстраиванием некой реальности. Не всегда эта реальность подвергается анализу, в том числе вербальному.
— «Весна на Заречной улице», хуциевские картины излучали оптимизм, желание жить. Еще один упрек нынешнему кино, что «желание жить» — его покинуло.
— Безусловно, надежды витали в кинематографе «оттепели». Но время нашей картины — 1961 год, уже излет «оттепели».
— Мы говорим про взаимоотношения со временем. Художник точнее любой газеты может прочувствовать свое время. Снимая фильм про «вчера»», вы думали про «сегодня»?
— «Думал» — неточное слово. Мне неинтересно снимать «про вчера». 1961 год — время, концентрированное как фотовспышка. Все это и про меня. Я снял фильм про то, чем живу, что чувствую, про людей вокруг, про то, что их волнует. Просто мне кажется, сейчас невозможен такой кипящий градус, накал страстей. Сейчас все то же самое, только комнатной температуры. Прочитал у кого-то в мемуарах: увести в те времена у близкого друга беременную жену было в порядке вещей. Не от разнузданности… Так неотвратимо вспыхивали чувства. Отношения все время выяснялись. Время, в котором люди не включали тормоза, хотели жить и чувствовать без оглядки. Тогда были поступки, ссоры смертельные и примирения. Творили, читали стихи. Пили страшно. Много трагедий — много счастья. Но все это отчасти и про нас, которые вдруг взяли и решились бы жить на полную катушку. Когда ставки больше, чем жизнь, когда живут «не впрок» — здесь и сейчас. Не копя деньги на машину и недвижимость. Когда каждый нормальный человек был должен всем, и все были должны ему.
— А у меня ощущение, что Валерий Тодоровский сегодня запер себя в уединенную жизнь: в монтажной, в дальних путешествиях. Эта дистанцированность от социальных бурь, сотрясающих родину, — сознательный выбор?
— Действительно, я беспрерывно занят. Утром уезжаю в офис, возвращаюсь ближе к ночи. Или я на съемочной площадке. Среди активно действующих продюсеров у нас свое кино снимают Бекмамбетов, Михалков, Бондарчук и я. Это особый образ жизни. С «Оттепелью» вообще вывалился на год из реальности. Да и не сказать, что я «общественное животное». Не готов ходить на совещания, тусовки, собрания…
— Но вы в курсе происходящего в стране, формулируете для себя отношение?
— Разумеется. У меня есть внятная гражданская позиция. Когда человек говорит: «Не интересуюсь политикой, ничего в ней не понимаю», — это либо вранье, либо идиотизм, либо онтологический конформизм. Когда всё до лампы — «где», «с кем», «зачем»… Я придерживаюсь либеральных взглядов, хочу, чтобы мои дети жили в демократичной стране. Проблема в том, что начинаю про это говорить, и возникает стыдное чувство: ведь про это уже все сказано. Причем лучше, точнее меня. И когда мои коллеги начинают писать манифесты — страстные, возбужденные, но ни о чем, — становится неловко. Недавно я голосовал за Навального. Хотя прекрасно понимал, что не будет он никаким мэром. Но пошел, потому что у меня наконец-то была реальная альтернатива.
— По этой же причине еще раньше поддержали Прохорова?
— Да. Подумал: «Должен прийти какой-то новый человек, с другими мозгами, менталитетом, из другой тусовки». При этом не хочу быть ни в какой партии. Как слышу слово «партия», подкатывает приступ идиосинкразии — вспоминаются съезды КПСС.
— Как жаль, что «Оттепель», посвященную Петру Тодоровскому, отец не увидит. Наверное, когда начинали работу, мечтали показать картину прежде всего ему.
— И сочинялось все это как кино про моего папу. Не буквально, конечно… Хотя есть у меня там один персонаж. Эпизодический, но запоминающийся. Зовут его «Петя из Одессы».
Отправлено: 18.11.13 16:45. Заголовок: Интервью с Юрием Яко..
Интервью с Юрием Яковлевым в "Новых Известиях" (и, как часто у них бывает, только начало, целиком потом в "Театрале"): Народный артист СССР Юрий Яковлев: «Я оптимист, и интуиция меня не подводит»
ЕЛЕНА ТРИШИНА
В начале декабря уже в шестой раз пройдет торжественная церемония вручения наград «Звезда Театрала», учрежденных журналом «Театрал» и газетой «Новые Известия». В этом году общественный совет премии наградил Юрия ЯКОВЛЕВА званием «Легенда сцены» (чествование состоится 2 декабря в Театре Вахтангова). В интервью артист рассказал нам о том, как ему удалось прослужить так много лет в одном театре, как Пырьев утвердил его на роль князя Мышкина и почему кино для него все-таки на втором месте после театра.
– Юрий Васильевич, как вам это удалось – прослужить в одном театре более 60 лет?
– Так сложилось. Но у меня в этом театре бывали всякие периоды. Сначала – сплошная занятость, но был и спад – целых четыре года, когда я ничего не играл и ничего не репетировал. А потом – новый взлет.
– Я помню блистательные ваши спектакли 60-х годов: «Насмешливое мое счастье», «Конармия», «На всякого мудреца довольно простоты»…
– Да, тогда я был занят, что называется, на полную катушку. Но в начале 1980-х для меня наступили и не совсем удачные времена, связанные с разными театральными обстоятельствами. Но я тогда никуда не исчез, как думали многие, доигрывал свои старые спектакли, потому что ничего нового не было. Тогда же встал вопрос – надо ли держать меня в театре? И тут с разных сторон посыпались предложения. Олег Ефремов позвонил: «Слушай, старик, переходи к нам! Весь репертуар чеховский – твой». Михаил Иванович Царев пригласил на беседу: «На выбор три спектакля – вводитесь. Что нового потом будете репетировать – посмотрим». Я им сказал: нет, не могу, ничего не могу с собой поделать. Остаюсь здесь. Так что продержался.
– Переждали, выдержали паузу?
– И ничего! Во-первых, я оптимист, а во-вторых, интуиция меня никогда не подводит.
– Так вам интуиция подсказала в молодости, что в актеры надо идти?
– А вот это не сразу пришло. Сначала я хотел быть архитектором. Я же москвич коренной. С давних пор полюбил смертельной любовью раз и навсегда Москву и до сих пор считаю, что лучше города нет. Но его, к превеликому сожалению, в последние годы максимально, насколько было возможно, испортили, буквально изувечили. А ведь даже во время войны ухитрились сохранить его, с ним тогда ничего не случилось. Осталась старая Москва, моя любимая. Юношей я бродил пешком, изучил весь город. И только когда появился у меня первый автомобиль, узнал, насколько Москва эклектична и насколько она в этом прекрасна. Когда я приехал к своим питерским тетушкам и впервые пешком исходил весь Питер, сразу же пришел к выводу, что это не мой город. Москва – теплая, душевная, а Питер – холодный и очень негостеприимный. Люди, которые туда приезжают, впитывают какую-то нелюбовь к Москве, нелюбовь к приезжим. А Москва – совершенно открытый город, прямо сумасшедший дом.
– Но такой родной сумасшедший дом?
– Роднее нет. Я здесь в молодости по примеру старшего двоюродного брата собирался поступить на факультет международных отношений университета. Уже накупил учебников по дипломатии, языком стал заниматься. Но вдруг (до сих пор не знаю, откуда) появилась тяга к лицедейству. Мне все время хотелось кого-то изображать. Причем сам с собой изображал. А потом эта подспудность сдуру толкнула меня во ВГИК. И меня туда не взяли, я сдал все экзамены, но мне сказали, что я некиногеничен. А уже не было приема ни в один театральный вуз, осталась только «Щука». Я рванул туда.
– Что было на экзаменах?
– Комиссия экзаменационная – весь синклит, сидят все первачи – во главе с Захавой, Синельникова, Толчанов – потрясающие артисты вахтанговской сцены. И Мансурова среди них – Цилюша, как ее называли. Она спокойно сидеть не могла ни секунды – бесконечно ходила, жестикулировала, поправляла судорожно волосы, ну, сумасшедшая совершенно. Поиздевалась надо мной. Читал я, надо сказать, отвратительно, как потом сказала Цилюша, «как безграмотный». Душа ушла в пятки – позорище было. И я еще гордо заявил комиссии: «А зато моего отца сам Станиславский принял во вспомогательный состав». У отца был певческий голос – очень красивый баритон, он же в консерватории проучился два года. И все это я выложил перед комиссией, как свои козыри. «О, как интересно! – говорит Цилюша. – Значит, если вашего папу принял Станиславский, мы теперь вас должны принять?» Вселенский позор был страшный. Потом я вышел и подслушивал под дверьми, как вся комиссия была против моего приема. И тут выступила Мансурова: «Господа! Неужели вы не понимаете, что его нельзя не принять? Посмотрите, какие у него глаза!»
– Вот, оказывается, как вас приняли – за красивые глаза?
– Так и Пырьев меня взял на Мышкина тоже за красивые глаза!
– А в театре вы поначалу не очень блистали?
– Нет, я котировался как комический характерный актер, меня и взяли в Вахтанговский на это амплуа. Никакой я был не герой.
– А как же Пырьев вас увидел?
– Очень просто. Шли пробы на «Сорок первый», я показался, утвердили, как известно, Стриженова. Но Пырьев меня запомнил. И когда занялся сценарием «Идиота», который 10 лет пролежал у него в ящике стола, попросил пригласить «того артиста, с такими глазами». Я приехал. Беседа была недлинная. Иван Александрович решил: «Я нашел Мышкина, больше пробовать никого не буду, мне все ясно». Пробы должны были утверждать на худсовете. И он тогда представил не фото, не кинопробы – всю эту дешевку, а показал целые сцены, отрепетированные по-театральному, по-настоящему – с партнерами, в костюмах и гриме. И крупные, и средние планы. Это было впервые на «Мосфильме» – никто этого прежде не делал.
– Сколько же длились съемки?
– Полтора года. Из театра я не уходил, играл свой репертуар. И это была прекрасная школа. Я в результате понял, что это две разные профессии – кино и театр, не имеющие ничего общего.
– А где ярче проявляется личность?
– В театре должна быть личность, а в кино можно и не быть личностью: все за тебя сделают режиссер и его команда. Так для меня кино и осталось второстепенным, а главным, конечно, театр.
– Кстати, кажется, были разговоры, будто бы Яковлев не выдержал накала страстей в «Идиоте» – так вошел в образ, что двинулся умом?
– Смешно, но слухи были как данность: он свихнулся. Мне рассказывали, а у меня, кроме смеха, ничего это не вызывало. Но, знаете, Пырьев на съемках так ко мне бережно относился, словно я был действительно нездоров – он на меня боялся дышать. Он же крикун был абсолютно сумасшедший в общении. Если ненавидит – сгноит человека, что и было неоднократно, а если уж он полюбил артиста, то всё. Но Мышкин – это «особстатья». Мы с ним обсуждали все, что он знает, и все, что я читал. Мышкин же для Достоевского был в некоторой степени идеалом. И Иван Александрович тоже взял это себе на вооружение – и для него Мышкин должен быть идеалом. И в человеческом смысле – актер, играющий Мышкина, должен быть таким же. В данном случае это относилось ко мне. Он орал на всех, даже позволил себе несколько раз наорать на Юлю Борисову – делал ей замечания в довольно резкой форме. Но, как только касалось меня, моментально: «Юрочка-Юрочка, пожалуйста, сделай то-то». Я, к моему счастью, никогда не пользовался этим. Но оценил как факт.
– Все-таки вышли вы из Мышкина с душевными ранами, муками?
– Нет, не было этого. Но надо мной все издевались, не жалея времени и сил. Буквально шагу нельзя было ступить, чтобы не спросили, почему нет второй серии? Я тогда очень много ездил по стране с концертами. Бомбил, что называется. И помню эти бесконечные записки из зала: «Почему нет второй серии «Идиота?»
– Первая встреча с Чеховым у вас произошла в Вахтанговском?
– Александра Ремизова поставила чеховского «Платонова», который стоял в афише как «Пьеса без названия».
– Это то, что сделал потом Михалков, – «Неоконченная пьеса для механического пианино»?
– Да-да. Я играл Трилецкого. Это была моя первая серьезная драматическая роль.
– Но самого Платонова играл Гриценко?
– По-моему, Гриценко нельзя было играть героев, даже чеховских. А моя роль была и драматической и с чудным чеховским юмором. Я ее до сих пор не могу забыть.
– А «Насмешливое мое счастье» – спектакль, где вы играли самого Чехова?
– Ремизова с таким энтузиазмом рассказывала мне об этой своей находке – пьесе Малюгина по письмам Чехова. Прочитал я эти письма и погиб! Работа была необыкновенной. Я тогда был чист.
– Что вы имеете в виду?
– Я тогда был не женат – развелся с первой женой, а на второй еще не женился. И потому был чист. Снимал комнату напротив театра, в Староконюшенном переулке, в угловом доме. Пожилая дама – близкая родственница Владимира Даля, автора толкового словаря, предоставила мне комнату в своей двухкомнатной квартире. Там я и готовился к спектаклю. Столько всего прочитал! У меня до сих пор хорошая библиотека, в которой собрано все о Чехове. К сожалению, лень-матушка не позволила мне сделать книгу – я ведь собрал редкие материалы об Антоне Павловиче, хотел рассказать в книге под названием «Мой Чехов», что такое личность Чехова. Получилось бы пособие для актера, который когда-нибудь будет играть в чеховских пьесах или его самого.
Полную версию интервью читайте в ноябрьском номере журнала «Театрал».
Немного странно сразу после Юрия Яковлева - интервью с Александром Велединским... Но если делать отдельную тему для интервью в разделе о театре, будет тоже проблемно, все-таки мало есть среди актеров и режиссеров таких людей, которые связаны только и с кино или только с театром
В общем, интервью с кинорежиссером Александром Велединским в журнале "The New Times"^
Герой нашего безвременья Режиссер Александр Велединский - о географе, который глобус пропил
Ольга Галицкая
Фильм «Географ глобус пропил», снятый по роману Алексея Иванова, стал экранным хитом. Призы на фестивалях, успех в прокате — что подкупает зрителей и кинокритиков? The New Times расспросил режиссера-постановщика Александра Велединского.
«Географ» объехал уже большое количество фестивалей, получил Гран-при главного национального фестиваля «Кинотавр» и еще множество наград. Есть разница между тем, каким видят фильм в России и других странах?
Фактически везде наш фильм смотрят одинаково — не знаю, хорошо это или плохо. Наверное, хорошо. Но интересно, что в Америке и Швейцарии его воспринимают как комедию. Никакого трагизма не ощущают. Наши зрители более чуткие, улавливают оттенки, понимают, что могут быть одновременно смех и слезы. Видимо, к большей отзывчивости располагает сама наша жизнь в вечном раздрае. Мы сами по себе неоднозначные люди.
Может, и правильно, что кому-то фильм кажется чистой комедией? Значит, в нем нет чернухи. Зато можно найти основания жить дальше и радоваться тому, что живешь.
Этого я и хочу. Кино люблю жесткое, честное, но ни в коем случае не чернушное. Зрители не должны чувствовать себя раздавленными после увиденного на экране, «свет в конце тоннеля» надо видеть всегда.
Родословная героя
Учителя географии, сыгранного Константином Хабенским, уже успели сравнить не только с Зиловым из «Утиной охоты» Вампилова и героем фильма Романа Балаяна «Полеты во сне и наяву», но и с основными персонажами русской классики — Обломовым, князем Мышкиным. Тебе в процессе работы приходили в голову такие аналогии?
Да, мы говорили об этом с Костей, еще только готовясь к съемкам. Однажды он позвонил мне ночью: «Тебе не кажется, что Лев Николаевич тоже на нашей стороне?» «Ты про кого?» — спрашиваю. «Ну как про кого. Про Льва Николаевича Мышкина». Обсуждали и чеховских персонажей, и героев, сыгранных Олегом Далем и Олегом Янковским. Виктор Служкин из романа Алексея Иванова, конечно же, им родня. А фамилия Служкин с уменьшительным суффиксом не отсылает к гоголевскому Башмачкину? Униженный человек, который находится в самом низу социальной лестницы, лишен возможности подняться и пробиться. С ним есть сходство?
Нет. Служкин ни от какой униженности не страдает, он выбирает позицию невмешательства, потому что не хочет вписываться в систему лживых отношений. А лжи кругом хватает, мы же знаем. Порой даже стыдно какие-то высокие премии получать, противно, что приходится решать, как быть. Отказаться бывает трудно, взять — недостойно. Служкина наградами никто не искушает, да и не за что, но и других ситуаций в его жизни хватает. Вот такой он герой нашего безвременья. Кого-то это возмущает, говорят: когда же в России появится настоящий герой? Вот когда жизнь изменится, тогда и появится. Когда в 90-е все вокруг резко менялось, возник Данила Багров. Плохих мочил, хороших защищал. Думаю, если что-то случится со страной, Служкин не будет в стороне.
День учителя Правда, что госфинансирование на фильм было получено по категории «к Дню учителя»?
Ну да, Фонд кино выделил деньги продюсеру Валерию Тодоровскому в этом разделе, такой там регламент. Хорошо, что помогли, но меня эта классификация просто умиляет. Наследие совка никуда не делось, оно живо, еще немного — и лозунги появятся: «Экономика должна быть экономной» и прочее в том же духе.
Как оценили фильм настоящие учителя?
Учителя его признали, они за фильм. На одном из первых просмотров ко мне подошла заслуженная учительница РСФСР и сказала: «Вы показали, каким не должен быть учитель, но каким обязан быть человек». Они правильно поняли: у нас не производственная картина, мы рассказываем о человеке. У которого, при всех недостатках, есть порядочность и любовь к людям.
Константин Хабенский тоже ведь учитель?
Да, у Кости актерские студии для детей в восьми городах-миллионниках: Уфе, Питере, Казани, Перми, Воронеже, Екатеринбурге и других. Это его собственная инициатива, он нашел спонсоров и открыл творческие школы для детей. Набрал преподавателей из местных актеров, платит им неплохую зарплату. Дети обучаются бесплатно, туда может прийти любой желающий и заниматься творчеством — пластикой, движением, театром.
Говорят, фильм снимали в той самой школе, где учился писатель Алексей Иванов?
Точно. Ее приглядели заранее, а когда я приехал утверждать объект, попросил показать мне и ту школу, где Леша впоследствии работал. Посмотрев обе, выбрал все-таки первую. Там напротив детский сад, и мне сразу привиделась сцена, которая потом и вошла в фильм — где Хабенский-Служкин, выйдя после работы, перемахивает через забор и оказывается в детском саду, куда ходит его дочка. Потом я узнал, что в этот садик водили когда-то и маленького Лешу. Вообще в Перми все обожают роман «Географ глобус пропил» и самого Иванова, а в школе до сих пор работают преподаватели с фамилиями Служкин, Чебыкин, теми самыми, что вошли в книгу.
Роман на экране
Почему сценарий писали без автора книги?
А он сразу сказал, что нам доверяет. К тому, что экранизация отличается от его романа, Алексей относится не просто спокойно — прекрасно относится, ему все очень нравится, к тому же тиражи его популярной книги снова выросли.
Поклонники романа сомневаются, надо ли было переносить действие из 90-х годов в наши дни.
Зачем снимать про 90-е годы, когда персонаж среди нас живет, сейчас и сегодня? Архетип русского человека никуда не делся. Константин Хабенский про наш фильм очень хорошо сказал на премьере в Нижнем Новгороде: он кровоточит от любви. Но вообще литературу я всегда ставлю выше, чем кино.
Не странно ли для автора фильмов?
Кино — вещь прикладная по отношению к литературе. Понимаешь, кинематограф в отличие от других видов искусства имеет дату рождения. Ее нет у живописи, музыки, театра, а у кино есть. А раз известна дата появления на свет, то может быть и день смерти.
Ты представляешь себе такую ситуацию?
Кино, может, и не умрет, но, видимо, превратится во что-то совсем иное, интерактивное зрелище, куда каждый сможет вмешаться по своему желанию.
Пока что вмешиваться в ткань произведения очень часто хотят продюсеры. С «Географом» тоже такое было. Что не устроило?
Самое удивительное, что человек, который хотел изменить и сократить, всегда говорил, что фильм ему нравится в моей режиссерской версии. Но он думал о бизнесе. О том, как втиснуть фильм в большее количество сеансов в кинотеатре. Другой продюсер — Валерий Тодоровский — поддерживал меня, он сам режиссер и уважает волю автора. В результате на «Кинотавре» мы показали авторский монтаж, зрители приняли на ура, жюри вручило Гран-при и приз Хабенскому за лучшую мужскую роль, а прокатчики захотели прокатывать картину именно в таком виде, как сами посмотрели, на экраны по всей стране сейчас вышло 650 копий. Лихие девяностые В те самые 90-е, когда Алексей Иванов писал роман про географа, что происходило в твоей жизни?
Поступил на Высшие режиссерские курсы к Валерию Приемыхову и Александру Прошкину. У нас был очень талантливый курс, со мной учились Игорь Порублев и Алексей Сидоров, с которым мы потом написали сценарий «Бригады», Леша Поярков, Андрей Прошкин, но нам сразу сказали: кино уже нет, вы никому не нужны. В 36 лет я закончил обучение, а первый фильм снял только через несколько лет, когда мне был уже 41 год. Помню, был момент, когда в ноябре в общежитии ВГИКа на 16-м этаже отключили воду, сняли унитаз и раковину в блоке, где я жил, к тому же сгорела подстанция, не было света и ни копейки денег. У меня была пачка бракованных, подмоченных сигарет, подаренных, пакет с овсяной крупой и свечка. Я лежал в одежде под двумя одеялами, курил высушенные сигареты, читал при свече попеременно то «Откровения Иоанна», то «Мастера и Маргариту». И где-то на третий день понял, что нельзя роптать, отчаиваться, это настоящий кайф, я буду вспоминать это время как лучшее в своей жизни, я свободен от всего материального и счастлив. А когда свет включили, пришел мой сокурсник и принес деньги, которые занимал полгода назад, потом мне предложили работу — маляром, а еще через месяц я уехал на съемки «Русского бунта» Александра Прошкина, вскоре мы с Игорем Порублевым и Лешей Сидоровым стали писать сценарий «Бригады», жизнь в кино стала понемногу налаживаться.
Русское
У тебя уже накопился опыт экранизаций, авторы книг похоже себя ведут?
Никто из них ни во что не вмешивался, понимая, что литература и кино — разные вещи. Свой первый короткометражный фильм «Ты да я, да мы с тобой» я снимал по рассказу Вячеслава Пьецуха. Я был дебютант, а он признанный писатель, но доверился мне. Потом был большой фильм «Русское» по автобиографической прозе Эдуарда Лимонова «Подросток Савенко». Сценарий не воспроизводил буквально книгу, диалоги я брал из других текстов Лимонова.
Он тоже не вмешивался?
Нет. Да и не мог, он тогда в тюрьме сидел. Но не в этом дело, большой писатель, как правило, не препятствует режиссеру. Вот сейчас очень хочу роман «Санькя» Захара Прилепина перенести на экран, он тоже говорит: делай как считаешь нужным.
Проза Лимонова чем тебя зацепила?
Моя юность была похожей. Я тоже вырос на окраине индустриального города. Савенко — в Харькове, я — в Горьком. Юность прошла в жестком, мрачном районе Бекетовка среди суровых парней. Там дрались улица на улицу, одни потом в тюрьме сгинули, другие — на афганской войне. Из моего двора только два человека выкарабкались, уцелели до сегодняшних дней. Один стал известным врачом-офтальмологом, а я вот — кинорежиссером.
Откуда у тебя появилось желание работать в кино?
Не знаю, наверное, потому, что благодаря родителям много читал, был страстно влюблен в книги. И смотрел все фильмы, какие было возможно. Как Кира Муратова однажды сказала: если бы кино не изобрели, я, может, и не родилась бы. Герой Лимонова — поэт, а я мечтал быть режиссером. Вот это ощущение себя иным, желание вырваться за пределы привычной жизни, наверное, помогло мне, как когда-то подростку Савенко. В остальном я был, как и все, вписан в тогдашнюю реальность, дружил, дрался, выпивал бутылку из горла на спор.
Остров Соловки
Служкин, как свойственно русскому человеку, всегда не прочь выпить. Расскажи про отношения с алкоголем.
Он пьет не оттого, что его кто-то не понимает. Наоборот, оттого, что сам все понимает, абсолютно все. Он не алкоголик, зависимый от спиртного, он нормальный бытовой пьяница, для кого алкоголь — привычное утешение. Если говорить обо мне, то да, я выпивал и порой очень серьезно, как и многие. Не всегда. Когда поступил на режиссерские курсы в 93-м году, не пил десять лет вообще. Много позже, когда у нас кончились деньги на фильме «Русское» и мы полгода были в простое, я, как Служкин, на дне рождения у друзей нарезался как следует. А не так давно со мной загадочная история случилась. Мы с Прилепиным полетели на Соловки. Один из продюсеров «Географа» Леонид Лебедев спросил, не хочу ли я сделать фильм о Соловках. А у меня там отец был в школе юнг в 1942 году на военно-морской базе. Конечно, я согласился. И предложил Захару Прилепину писать вместе сценарий. Лебедев нас туда снарядил, мы полетели на Соловки. Как только я ступил на эту землю, у меня, единственного из всех, слетели в мобильнике все фамилии, только цифры остались, меня как отрезало от материка. Мы объездили остров вдоль и поперек, вечерами выпивали, все нормально. А когда вернулись, Захар предложил вечером коньячку, а я ему вдруг говорю: знаешь, не хочу и больше никогда не буду. И все — с тех пор не пью и ни малейшего желания выпить не испытываю. Меня припечатало то место очень сильно, недаром Соловки называли русским Ватиканом.
А фильм-то сделаете про Соловки?
Надеюсь. Пока Захар дописывает роман, кружит как ворон над финалом, как он говорит. Что там будет?
20-е годы, уникальные для России, очень, кстати, похожие на 90-е, которые мы хорошо помним. Перелом времени. Герои — это заключенные соловецких тюрем?
25 ноября на Первом канале стартует сериал компании Star Media «Убить Сталина», главные роли в котором исполнили Александр Домогаров и Михаил Пореченков. Действие разворачивается осенью 1941 года, когда немецкие войска подошли вплотную к Москве и уже видели в бинокль окраины города. Именно тогда у руководства рейха возникает план с помощью диверсанта уничтожить Иосифа Сталина и взорвать Москву, чтобы деморализовать армию и всю страну. На пути фашистского агента встают советские разведчики. Предотвратить диверсию поручено капитану особого отдела НКВД Ивану Бережному (Александр Домогаров), а его противником оказывается майор немецкой разведки Мартин Хесс (Михаил Пореченков).
Герой Александра Домогарова, Иван Бережной, по словам продюсера Влада Ряшина, — это умный, расчетливый и абсолютно лишенный эмоций человек, блестящий аналитик, который пытается просчитать тактику противника, но иной раз оказывается на шаг позади Хесса. Бережной подчиняется лично Берии и ежедневно рискует своей головой. Есть в сериале и любовная линия — знакомство Бережного с хрупкой Полиной (Екатерина Вилкова), жизнь которой теперь находится под угрозой.
КиноПоиск представляет интервью с актером, в котором он рассказывает, чем его заинтересовал сценарий о покушении на Сталина, а также почему его герой похож одновременно на бультерьера и Бэтмена.
— Александр, вы актер такого уровня, что можете себе позволить выбирать проекты. Чем вас привлек «Убить Сталина»?
— Это хорошая история. Во-первых, мне дико нравится ретро — вот это время, когда люди верили безоговорочно в то, что они делают. Безоговорочно. Другое дело, что они понимали, насколько страшно то, что они делают, и чем это может закончиться, и мы с Сергеем Владимировичем говорили о том, что вот этот персонаж, которого я играю, растворится в войне. У него нет будущего. Он слишком много знает. Он слишком много чего умеет и слишком много чего видел. Поэтому он сделает все, чтобы в войне раствориться. Исчезнуть. Просто исчезнуть.
— Вы бы хотели, чтобы ваш герой зрителю понравился?
— Я не знаю. Как получится. Экран часто показывает совсем не то, что задумывается. Нам с Сергеем Гинзбургом хотелось, чтобы он не был приятным человеком. Первые несколько серий он должен вызывать у зрителя не очень хорошее отношение к себе. Чтобы сначала они о нем думали: кагэбэшная гнида, не считается с людьми, человек для него — тьфу. И только потом они должны начать его понимать и менять свое мнение о нем. Так хотелось бы, гипотетически.
— Вы в детстве любили читать книжки про войну?
— Как и любой мальчишка.
— А себя представляли на месте героев?
— У меня отец воевал, поэтому я много слышал про город Ржев — еще до того, как стали публиковать документы военных лет. Мне папа много чего рассказывал. И живу я недалеко от города Дедовск, от Снегирей, где немцев остановили. Там сейчас огромный мемориал. Станция Манихино была крупной перевалочной станцией, которая сначала обслуживала советские войска, а потом была под немцами. Они из Снегирей смотрели на Москву. Сколько там полегло людей — одному богу известно. Но был приказ — остановить немцев любой ценой. И их остановили.
— Как вам кажется, этот сериал будет интересен молодому поколению зрителей, для которых Великая Отечественная — это далекая история?
— Многое зависит от режиссера, от его трактовки сюжета. Хотя сюжет увлекательный. Немецкую диверсионную группу осенью 1941-го года забрасывают в Москву с заданием 7 ноября, во время парада на Красной площади, уничтожить Сталина. Был еще один вариант уничтожения Генералиссимуса — в случае, если он поедет в эвакуацию в Куйбышев, куда было перевезено фактически все правительство и Генштаб. Но Сталин, который сначала с этим согласился, нашел в себе силу воли сказать: «Я не уеду в Куйбышев» и вернуться в Москву буквально с полдороги. Я считаю, что это поступок. И тогда немцы приняли решение произвести диверсионно-террористические акции в Москве, во время парада 7 ноября — взорвать метрополитен в самом центре столицы. Если бы им это удалось сделать, они бы Москву взяли. Потому что страна была бы полностью деморализована. Целый месяц эта диверсионная группа находилась под землей, немцы приучили себя жить в этих условиях полной темноты, обходиться без фонариков, передвигаться наощупь. Есть эта засланная диверсионная группа, и есть группа НКВД, которая ей противостоит.
— А вам не хотелось бы сыграть роль немецкого офицера абвера Мартина Хесса, которого в сериале воплотил Михаил Пореченков?
— Я такого уже сыграл в «МУРе». Конечно, всегда интереснее играть отрицательного персонажа, поэтому и в своем герое я ищу отрицательные стороны. Он — Бэтмен, но Бэтмен плохой.
— Когда вы появляетесь на экране, можно ожидать, что ваш герой очень положительный.
— И все-таки хочется, чтобы зрители понимали, что он жестокий человек. Эти люди такими и были, в принципе. У него руки по локоть в крови.
— Но в то же время Иван Бережной человек бесстрашный.
— Всем страшно. И ему страшно. Он понимает, что он ходит по краю. Почему я говорю, что этот человек должен раствориться в войне? Он знает все варианты исчезновения людей, и он просто растворится. И он не закончит войну Героем Советского Союза, он просто исчезнет — например, подкинет свои документы убитому, чтобы думали, что убит он.
— Чтобы остаться в живых?
— Да, потому что он слишком много знает, и понимает, что ему не выжить. С таким багажом знаний людей не оставляли в живых.
— Любовь в картине будет?
— Жанр есть жанр, будет и любовная линия. Но тоже не сразу понятная. Зритель будет думать: кто она, эта девушка? Хорошая, плохая? Не буду рассказывать сюжет, а то будет неинтересно.
— Как вам кажется, на фоне большого количества современных сериалов чем этот фильм сможет привлечь внимание зрителей?
— Хотя это и шпионский детектив, стрелялки-пулялки в нем не главное, это, насколько я понимаю, прежде всего картина о противостоянии двух «мозгов»: «там» придумывают, а «здесь» пытаются разгадать. Пиф-паф тоже будет, жанр есть жанр, но хотелось бы показать, что прежде всего это мозговая атака. Обе стороны пытаются предугадать дальнейшие шаги противника, и этот процесс очень увлекательный.
У нашей картины очень хороший формат — восемь серий, это, я считаю, самый лучший формат. Четыре мало, шестнадцать — много, а восемь — то, что надо. Это в принципе большой полный метр. Если все подсобрать, то это четыре часа хорошего кино. Плюс хорошие камеры, которыми снимается все великое западное искусство, поэтому разницы между киноизображением и сериальным нет. Оператор Вася Сикачинский снимает очень хорошо, и Сергей Гинзбург умеет добиваться нужного результата — иногда часами мурыжили сцену, которую можно было бы бахнуть за 15 минут.
— Вам это важно?
— Это очень хорошо. Гинзбург — бывший актер, и поэтому он требует от актеров профессиональной работы. Это the best. На это можно злиться — что ты мне объясняешь, я сам все знаю! — но это хорошо, это очень хорошо.
— Скорее всего, история с этим покушением на Сталина сценаристами выдумана, хотя немцы, конечно, мечтали от него избавиться и такие диверсионные попытки предпринимали, хоть и безуспешно. Но сам сценарий интересный, как вам кажется?
— Это история очень достойная. Поверьте, я очень много читаю сценариев, и 95 процентов невозможно читать. Такое впечатление, что люди сами не знают, о чем пишут — нет ни сюжета, ни истории, ни характеров. Здесь читаешь и все это видишь и начинаешь думать, как воплотить этот характер.
— Это сегодня большая проблема — хороший сценарий.
— Нет материала, нет. Я просто в шоке. Мне такое присылают! И при этом говорят: да это мы еще переписали. Не понимаю, почему на такие сценарии есть деньги, а на хорошее кино — нет? Да некоторым режиссерам проще запустить мыльную оперу на 300 серий — три камеры, 20 минут в день, время показа с трех до пяти, бабушки смотрят — мы в порядке полном. А вот это — танки, самолеты — зачем мне это нужно? Вот это жутко.
— Значит, это общая проблема, а не только сценаристов?
— Это проблема страны и ее народонаселения. Когда я увидел рейтинг сериала «Жизнь и судьба», я пришел в оторопь. Люди не хотят читать книги писателя, признанного Толстым советской эпохи, они не хотят ничего знать о том периоде, и кино смотреть не хотят — зачем мне это нужно? «Интерны» — вот что им нужно. Или какой-нибудь «Дом-2» — вот что шкалит по рейтингам.
— Для актеров нового поколения это же тоже беда — когда их зовут на съемки сериалов по 20 минут в день.
— Вы понимаете, что их нет, актеров, нет поколения, они не научены, они начинают сниматься на первом курсе института. В мою бытность студентом это было запрещено. Студентам театральных вузов мастера запрещали сниматься в кино до четвертого курса. Сейчас это не работает. Они все начинают сниматься либо до поступления в институт, либо сразу после поступления. И уже к 4-му курсу он — гений. У него 300 серий какой-то фигни, а он — гений! Он приходит в театр, и он ни-че-го не умеет. И вот это тоже вызывает некий шок, потому что нового поколения актеров — нет. Их очень много, молодых актеров, оказывается, но они не знают, что такое театр, они не знают, что такое работать, они не знают, что такое застольный период... Они ничего не знают. Но они — гении. Им некогда учиться, потому что они снимаются. Я могу по пальцам перечислить молодых талантливых актеров.
А потом, когда у тебя доллар в глазах... Мне — 50, я могу как-то на это обращать внимание, но я не помню, чтобы мы в 20 лет думали прежде всего о том, сколько мы заработаем. Мы другим занимались. Мы пытались чего-то добиться в театре, мы репетировали ночами... Приходишь к Кончаловскому, который собирает свою группу в театре и репетирует два спектакля... Андрей Сергеевич подбирает себе артистов, и ему не надо им долго объяснять, потому что он собрал группу, которая с лету понимает, чего он хочет. Другое дело, что эта работа над постановкой — очень сложный процесс, который занимает 5-6 месяцев, но мы начинаем работать, как студенты, с белого листа. И вроде тебе 50 лет, и читал ты Чехова, но тебе вдруг открываются такие глобальные пласты!
— А вы видите какой-то выход из этой ситуации? Как возродить российскую актерскую школу? Опять запретить им сниматься? Но сегодня это уже невозможно, наверное.
— Те, кто захочет сниматься, все равно будут сниматься. Но есть ребята талантливые, которые хотят заниматься профессией. Это очень тяжелый хлеб, очень тяжелый труд.
— А вы не преподаете?
— Я играющий тренер (улыбается).
— И не планируете пока заняться преподавательской работой? Набрать свой курс, например?
— Мне предлагали, я отказался.
— Жалко времени?
— (Вздыхает.) Я деспот.
— Ну и хорошо. Может быть, вы и должны быть деспотом со студентами?
— Может быть, чуть-чуть попозже. Нет, я пока не готов. Надо еще поработать. Это огромная ответственность, надо за них биться и забыть о себе — если заниматься этим серьезно.
— На съемочной площадке часто работаете с молодыми актерами. Есть среди них такие вменяемые, которые пытаются у вас чему-то научиться, перенять актерский опыт?
— Есть, есть такие ребята. Сергей Гинзбург с ними занимается актерством. Я же говорю — на другом сериале это была бы уже шестая отснятая сцена за сегодня. А Гинзбургу все не так: нет, это все петелька-крючочек, а если вот так? А вот так? Изменения микроскопические, но они очень точные.
— В картине есть сцена, где вы стоите перед Берией, который вас отчитывает. Перед Берией не страшно было стоять? Актер уж очень похож.
— Мы можем только гипотетически представлять, что это за страх был. Хотя мне папа рассказывал, что он пережил, когда в 1947-м его вызвали в органы. А мой папа, между прочим, трижды кавалер ордена Боевого Красного Знамени, что приравнивалось к званию Героя Советского Союза, дважды раненный подо Ржевом. Его спросили: «Ваша фамилия, майор?» — Домогаров. — «Это фамилия вашей матери. А по отцу?». Он назвал фамилию отца. — У вас брат был? — Да, я его потерял, когда ехал к отцу во Владивосток, где отца расстреляли. — Понятно. Партбилет на стол, майор. Сегодня можете ночевать дома. Вот это был ужас.
— Это было как-то связано с его братом?
— Нет, с его отцом, моим дедом, которого, как я уже сказал, расстреляли во Владивостоке. Во время гражданской войны дед ушел с Керенским в Манчжурию, но потом вернулся. Владивосток тогда был не «красным» и не «белым». Потом эта история почему-то всплыла.
— И чем все закончилось для вашего отца?
— Он был уволен из армии как политически неблагонадежный, но, правда, награды ему все оставили.
— Ваш отец прошел всю войну, наверное, он вам много о ней рассказывал?
— У него как-то так... смешно все было. Это уже потом, когда он стал болеть перед смертью, в его рассказах появились другие краски. Кровь появилась в его рассказах... Про Ржев начал рассказывать. Про детей, которых они там клали...
У нас есть спектакль «Мой бедный Марат», в котором найдено очень точное визуальное решение. Весь первый акт — бомбежка, страх —все белое: костюмы белые, свитера белые... Воспоминания светлые. Человек прошел войну белый, потом появляется первый цвет — это уже новая жизнь, и к третьему акту уже все цветное и очень реальное. Но там — это белое.
— Как вам работалось в Рыбинске, где съемки проходили в страшный холод?
— Это была какая-то паранойя — ты уезжаешь из Москвы, где температура не превышает два градуса мороза, приезжаешь в Рыбинск — а здесь минус 20. Почему это так было — я не знаю. Аномальная какая-то история, но символичная. В ноябре в 41-м году тоже было очень холодно — непонятно почему, была какая-то зазеркальная температура, что, наверное, «нашим» и помогло. Потому что мы-то к зиме были готовы, а европейцы, которые были переброшены на фронт из теплых краев, — нет.
Я живу за городом, и если я еду по Волоколамке, я проезжаю город Дедовск. И каждый раз думаю — вот как, они же здесь были, вот они стояли, вот здесь был приказ остановить их любыми силами, любыми возможностями, любыми человеческими жертвами. Но мы их там и остановили. И конечно, слава Сталину, что он развернулся тогда и не поехал в тыл.. там сейчас военно-мемориальный комплекс «Снегири», там горит Вечный огонь. Я не знаю, на каких костях это все стоит, сколько там солдат лежит в земле. Так же, как в Нарофоминске. Были зоны вокруг Москвы, дальше которых враг не должен был пройти. Был приказ: не пускать. Все. Вот дальше — нет.
И, конечно, эта история меня дергает. Действительно дергает. Она по-хорошему меня дергает, потому что, может быть, я этого никогда и не играл — такого человека, который практически ни на что не реагирует. Ну не реагирует — и все. Все эмоции у него стерты. Только один раз он заплакал — когда у него погиб друг. Главное для него — приказ. Он, офицер НКВД, прекрасно понимает, что ему вперед дороги нет. Поэтому он растворится в войне. Его не будет.
Это очень сложно актерски — понять, что ты неэмоционален. А я человек очень эмоциональный. И я, эмоциональный Домогаров, вынужден в этой роли загонять себя в железные рамки абсолютно неэмоционального персонажа. Он как счетная машинка: смотрит в глаза собеседника и все время просчитывает дальнейшие действия. Два раза улыбнулся — уже хорошо. Надеюсь, на экране Бережной будет именно таким.
— А отношения с Полиной, девушкой, в которую он влюбляется? Как это укладывается в образ достаточно циничного, непрошибаемого, неэмоционального персонажа?
— Он не циничен. Если бы он был циничен, он был бы неинтересен. Отец мне рассказывал, что они свято верили в то, что Тухачевский — предатель. Свято. Так было объявлено. И они верили. Поэтому эти люди свято верили в свою работу. Они понимали, почему эта лычка — меч — у них на плече. Они точно понимали, что они должны уничтожать врагов. И у них не было правых, левых, зеленых, желтых... И Иван Бережной — такой же. Он хороший, замечательный, исполняющий приказ человек. Он бультерьер, для которого самое главное — приказ. Вот об этом наша история.
У меня живут две замечательные собачки породы кане-корсо, всех безумно любят, пока я с ними. Но стоит мне уйти, они сядут и скажут «рыыы», потому что я ушел. Они будут вас облизывать, ласкаться, но встать не дадут. Если хозяин вышел, значит, вы остались. Все. Бережной — бультерьер, он такой же. Хозяин сказал — ату, и ему все равно, давали вы ему только что сыр или нет.
— Что было самое тяжелое на съемках?
— Тяжело ждать. Мы можем сниматься часами, а в кадре мы будем полторы минуты.
— Это недостаток?
— Это достоинство. Потому что если бы снимали так, как снимается «мыло», мы бы каждый день заканчивали съемки днем. Гинзбург снимает 1085 планов, половина из которых наверняка не войдут в фильм. Ждать тяжело. Ждать на морозе, ждать в вагончике, ждать взрыва...
— Вы не считаете, что режиссер чрезмерно уделяет внимание мелочам?
— А зачем тогда заниматься этим делом? Я не понимаю тогда — зачем. Надо сделать качественный продукт. Я спокоен за то, что мы сделали. Мне не стыдно.
— А что было легко?
— Группа хорошая, профессиональная. Как бы мы ни ругались на администрацию, на мальчиков-реквизиторов — в результате все делалось. Иногда приходилось и голову поломать над тем, как воплотить на экране то, что придумали сценаристы.
Мы снимали эпизод с магнитофоном. В сценарии было написано, что взрыв в метро должен произойти после того, как на магнитофоне прокрутится магнитная лента. Задача группы Бережного — предотвратить этот взрыв, а чтобы его предотвратить, Бережной вместе со своим помощником, которого играет Паша Трубинер, должны эту ленту закольцевать. А как? Я Пашке говорю: давай посмотрим, что это за аппарат. Бобины кривые, прыгают... И вот сидим мы в 4 утра, здоровые мужики, и азартно соображаем, что же нам нужно сделать, чтобы остановить этот магнитофон и предотвратить взрыв. Через полтора часа мучений мы поняли, что нам нужно делать. Было большое желание позвонить сценаристам, которые все это выдумали. Но в этом есть кайф — они написали, а мы должны придумать, как все это сделать. А на экране мы смотрим — и такое впечатление, что мы и правда предотвращаем взрыв.
Отправлено: 22.11.13 18:50. Заголовок: Eugenia пишет: А по..
Eugenia пишет:
цитата:
А почему нет? Очень интересное интервью...
Хорошее интервью, действительно интересное, и оно как будто из прошлого - давно с этим актером такого не читала. Тут он такой, каким мы его любили когда-то. Ну а дальше, Жень, ты знаешь, что я скажу, так что я просто даже писать не буду, чтобы не тратить времени, а тебе потом не удалять это...
Отправлено: 22.11.13 19:16. Заголовок: Куда деваться. . :s..
Куда деваться. . Мы ж говорим о нем, как об ушедшем человеке - или хорошо, или никак... Но актер он гениальный, конечно, может запросто и порядочного интеллигентного человека сыграть. ..
Отправлено: 22.11.13 21:00. Заголовок: Женя, спасибо за все..
Женя, спасибо за все интервью. (Чего-то цветочек вставить не получается, please help);
С удовольствием прочитала с Велединским и с АД.
Хочу отметить из Велединского: "Как оценили фильм настоящие учителя?
Учителя его признали, они за фильм. На одном из первых просмотров ко мне подошла заслуженная учительница РСФСР и сказала: «Вы показали, каким не должен быть учитель, но каким обязан быть человек». Они правильно поняли: у нас не производственная картина, мы рассказываем о человеке. У которого, при всех недостатках, есть порядочность и любовь к людям."
Это к ранее высказанному Женей мнению о Служкине-учителе.
И еще пару моментов из интервью с АД: "— В картине есть сцена, где вы стоите перед Берией, который вас отчитывает. Перед Берией не страшно было стоять? Актер уж очень похож. — Мы можем только гипотетически представлять, что это за страх был."
В такой ситуации мне показалось, что сильнее всего Домогаров сыграл в "Фурцевой", когда его вызвали на ковер к Сталину за персональное фото в передовице центральной газеты. Там животное ощущение передано очень сильно. Еще один из таких сильных моментов был в "Звезда эпохи", когда за ним приходят в купе поезда и он понимает, что все кончено.
А в УС мне показались только ревность к делу, самолюбие, а если и страх, то какой-то "должностной". - полное ИМХО
Еще по-поводу:
"Это очень сложно актерски — понять, что ты неэмоционален.... Он как счетная машинка: смотрит в глаза собеседника и все время просчитывает дальнейшие действия. Два раза улыбнулся — уже хорошо. Надеюсь, на экране Бережной будет именно таким."
Вот это мне в его игре здесь очень понравилось и показалось новым: глазами показывает просчет нескольких ходов вперед - тоже полностью ИМХО, но этого ощущения от прежних его работ не было.
Отправлено: 23.11.13 03:36. Заголовок: Женя, спасибо за инт..
Женя, спасибо за интервью с Александром Велединским. Вот только, я какой-то другой фильм смотрела.... Я всё не так увидела. Даже думаю, может быть, еще раз посмотреть.
Eugenia пишет:
цитата:
А почему нет? Очень интересное интервью...
Возможно, интересное.... Только не могу согласиться с актером....
«Это хорошая история»
Что же хорошего в том, как перевирают историю, ну, не было покушения на Сталина.
«И только потом они должны начать его понимать и менять свое мнение о нем.»
Того, у кого «руки по локоть в крови», понимать?
«Сколько там полегло людей — одному богу известно. Но был приказ — остановить немцев любой ценой. И их остановили.»
А как остановили, знаете?
«Это проблема страны и ее народонаселения. Когда я увидел рейтинг сериала «Жизнь и судьба», я пришел в оторопь. Люди не хотят читать книги писателя, признанного Толстым советской эпохи, они не хотят ничего знать о том периоде, и кино смотреть не хотят — зачем мне это нужно?»
Люди разные, это пора понять. Те, кто прочитал книгу «Жизнь и судьба», на мой взгляд, не будут восторгаться фильмом «Убить Сталина».
«И конечно, слава Сталину, что он развернулся тогда и не поехал в тыл..»
От славы Сталину меня оторопь берет. Как же можно....
Элен пишет:
цитата:
Но актер он гениальный, конечно, может запросто и порядочного интеллигентного человека сыграть.
Он замечательный театральный актер, а вот в фильмах уже давно гениальностью, по-моему, и не пахнет. А что касается человека, что тут обсуждать – все ясно.
Отправлено: 23.11.13 20:01. Заголовок: Olga пишет: Хочу отм..
Olga пишет:
цитата:
Хочу отметить из Велединского: "Как оценили фильм настоящие учителя?
Учителя его признали, они за фильм. На одном из первых просмотров ко мне подошла заслуженная учительница РСФСР и сказала: «Вы показали, каким не должен быть учитель, но каким обязан быть человек». Они правильно поняли: у нас не производственная картина, мы рассказываем о человеке. У которого, при всех недостатках, есть порядочность и любовь к людям."
Это к ранее высказанному Женей мнению о Служкине-учителе.
По крайней мере, заслуженная учительница согласилась со мной, что Служкин - не учитель. Уже приятно. Но, конечно, если знающий и умеющий передавать свои знания ученикам учитель еще и порядочный человек, а не флюгер и "чего изволите", то это действительно - настоящий учитель. А таких всегда было мало. Штучный товар!
цитата:
И еще пару моментов из интервью с АД: "— В картине есть сцена, где вы стоите перед Берией, который вас отчитывает. Перед Берией не страшно было стоять? Актер уж очень похож. — Мы можем только гипотетически представлять, что это за страх был."
В такой ситуации мне показалось, что сильнее всего Домогаров сыграл в "Фурцевой", когда его вызвали на ковер к Сталину за персональное фото в передовице центральной газеты. Там животное ощущение передано очень сильно. Еще один из таких сильных моментов был в "Звезда эпохи", когда за ним приходят в купе поезда и он понимает, что все кончено.
А в УС мне показались только ревность к делу, самолюбие, а если и страх, то какой-то "должностной". - полное ИМХО
Да, мне вообще этот момент не очень и запомнился. Если страх и есть, то какой-то такой... дежурный. А вот в "Звезде эпохи" - там да, там сразу видно, что Семенов понимает, что за ним пришли и это конец...
цитата:
Еще по-поводу:
"Это очень сложно актерски — понять, что ты неэмоционален.... Он как счетная машинка: смотрит в глаза собеседника и все время просчитывает дальнейшие действия. Два раза улыбнулся — уже хорошо. Надеюсь, на экране Бережной будет именно таким."
Вот это мне в его игре здесь очень понравилось и показалось новым: глазами показывает просчет нескольких ходов вперед - тоже полностью ИМХО, но этого ощущения от прежних его работ не было.
Согласна. Даже в его Турецком, который, по идее, должен быть аналитиком, это не очень чувствовалось. Пожалуй, из прошлых ролей АЮ умение анализировать ситуацию, видеть мотивы поступков людей было, как мне припоминается, только у князя Радомского в "Идиоте". Но, конечно, не до такой степени, как у Бережного.
Отправлено: 23.11.13 20:24. Заголовок: Julia пишет: Только ..
Julia пишет:
цитата:
Только не могу согласиться с актером.... «Это хорошая история» Что же хорошего в том, как перевирают историю, ну, не было покушения на Сталина.
А сейчас мода такая пошла... типа, не было, но могло бы быть. А раз могло, то у нас вот такая версия.
цитата:
«И только потом они должны начать его понимать и менять свое мнение о нем.» Того, у кого «руки по локоть в крови», понимать?
И это тоже современный "тренд" - делать героями энквдэшников и кагебешников. очевидно, чтобы кое-кому на самом верху в очередной раз стало приятно.
цитата:
«Сколько там полегло людей — одному богу известно. Но был приказ — остановить немцев любой ценой. И их остановили.» А как остановили, знаете?
Думаю, что да. Знает! Но... захватывает общий тренд. И этому сопротивляться очень трудно.
цитата:
«Это проблема страны и ее народонаселения. Когда я увидел рейтинг сериала «Жизнь и судьба», я пришел в оторопь. Люди не хотят читать книги писателя, признанного Толстым советской эпохи, они не хотят ничего знать о том периоде, и кино смотреть не хотят — зачем мне это нужно?»
Люди разные, это пора понять. Те, кто прочитал книгу «Жизнь и судьба», на мой взгляд, не будут восторгаться фильмом «Убить Сталина».
Это - само собой! Но фильм "Убить Сталина" ведь можно воспринимать не как воссоздание реального эпизода отечественной истории, а просто как лихо закрученный детектив. Хотя, конечно, даже в детективе хотелось бы большего правдоподобия и близости к историческим реалиям.
цитата:
«И конечно, слава Сталину, что он развернулся тогда и не поехал в тыл..»
От славы Сталину меня оторопь берет. Как же можно....
Тоже не понимаю! При том, у самого АЮ такая семейная история - расстрелянный дед, бабушка, которая провела много лет по лагерям, брат отца, который оказался аж где-то в Австралии (гораздо позже всё это узналось)... да даже сама необходимость вынужденной смены фамилии, чтобы как-то укрыться от "всевидящего ока"...
Но это, опять-таки, тренд такой. Вот мне буквально в один и тот же жень попалось высказывание актера Дзиваева (который специализируется практически исключительно на роли Сталина) о том, что России нужен "новый Сталин", и высказывание глубоко мною уважаемого Владимира Михайловича Зельдина, что правильно певца Козина выслали в свое время в Магадан, раз он был гомосексуалистом...
От таких заявлений действительно оторопь берет. Люди не то, что ничего не помнят, как это было на самом деле, они просто не хотят помнить. И когда призывают нового Сталина, почему-то думают, что "высочайший гнев" обрушится на кого угодно, только не на них самих. А ведь в сталинское время никто не был застрахован... Все под богом ходили... и жили с ощущением постоянного всепроникающего страха.
В общем, как у Бориса Слуцкого сказано:
Мы все ходили под богом. У бога под самым боком. Он жил не в небесной дали, Его иногда видали Живого. На Мавзолее. Он был умнее и злее Того - иного, другого, По имени Иегова...
Мы все ходили под богом. У бога под самым боком. Однажды я шел Арбатом, Бог ехал в пяти машинах. От страха почти горбата В своих пальтишках мышиных Рядом дрожала охрана. Было поздно и рано.
Серело. Брезжило утро. Он глянул жестоко,- мудро Своим всевидящим оком, Всепроницающим взглядом.
Но... захватывает общий тренд. И этому сопротивляться очень трудно.
Да, наверное. И это все можно понять... В конце концов всем "хочется кушать".
Но Светлана Крычкова часто в своих интервью повторяет, по-моему, очень верную мысль: "Талант дан богом в кредит, его нужно отработать, иначе заберут обратно."
Отправлено: 24.11.13 00:20. Заголовок: Не сочтите предвзято..
Не сочтите предвзятой, я понимаю, что актеру интересны любые роли. Внуку репрессированного, безусловно, интересно сыграть, "влезть в шкуру" энкавэдэшника, но (!!!) рассуждения актера Домогарова, его оценки того времени - поверхностные и неумные, восхваления Сталина - это мое нутро не принимает никак. Он, как «Макар, родства не помнящий»...
Позволю себе перефразировать:
"Они все опять ходят под богом. С богом почти что рядом. "
цитата:
А Гинзбургу все не так: нет, это все петелька-крючочек, а если вот так? А вот так? Изменения микроскопические, но они очень точные.
Мама дорогая! Где там петельки-крючочки, какая такая точность? - вся интрига на живую нитку схвачена от начала и до конца!
Актер Сергей Жигунов: «Из нашего кино куда-то ушло качество»
Ольга ЛАПТЕВА
Известный артист и продюсер Сергей Жигунов попробовал себя в новом амплуа. В качестве режиссера недавно он завершил работу над фильмом «Три мушкетера». На даче Сергея ЖИГУНОВА в Гурзуфе корреспондент «НИ» побеседовала с ним о режиссерском дебюте, а также о любви и выросших детях, о рыбалке и даже о «зомбиках».
– Сергей, почему вы, опытный продюсер, решили вдруг рискнуть и сняли «Трех мушкетеров» в качестве постановщика?
– Я искал режиссера и не мог найти. Многие говорили: снимай сам. Вадим Абдрашитов был десятым и самым авторитетным в ряду тех, кто мне это сказал. Он много лет преподает во ВГИКе и знает всех, поэтому я обратился к нему. И он сказал то же, что и другие: «Снимай сам». – «Но у меня нет образования, я никогда ничего не снимал». – «Но ты же про артистов все понимаешь…» И теперь я могу заявить, что всю ответственность за то, что я снял, несет Вадим Юсупович Абдрашитов.
– Ну, и каким оказался опыт?
– Оказалось, что я понимаю не только про артистов. Оказалось, что многим я занимался и раньше – в качестве продюсера. Но я никогда не задумывался над тем, что делаю. Я всегда довольно серьезно вмешивался в процесс создания фильмов, которые производятся на моей студии. Придумывал истории, эпизоды, персонажей. Я утверждал кастинг, грим, принимал музыкальные эскизы, сидел на записи звука, участвовал в монтаже. Ну, разве что я не говорил артисту перед съемками эпизода, откуда и куда ему нужно идти. Это ведь только у нас в стране думают, что продюсер – это такой человек, который достает на кино деньги, а потом сам же их тырит. На самом деле продюсер – такой же создатель фильма, как и режиссер. Когда я стал режиссером «Мушкетеров», на меня смотрели странно.
– Почему?
– Я позже понял, почему. Я делал какие-то вещи, которых сегодняшние режиссеры давно не делают. Режиссеры не всегда ходят на озвучание, не утверждают эпизодников, не отсматривают костюмы массовки, не всегда выбирают объекты на натуре – просто посылают туда оператора и художника. Они уже давно много чего не делают, что делали в советское время! И вот, с того момента, как они перестали все это делать, качество из отечественного кино куда-то ушло. И все вздыхают: «Какие были прекрасные советские фильмы». Почему так произошло? Не сразу, но я понял – режиссерам просто мало платят. За два года каторжной работы над «Мушкетерами» я получил как режиссер столько, сколько могу получить за месяц как артист, особенно не напрягаясь.
– Как долго вы снимали?
– Чистого съемочного времени, без учета подготовки – 64 смены. Но сколько же за это время пришлось истратить энергии! Я в жизни никогда так не уставал. К концу съемок я просто умер. От меня не осталось ничего, вообще. Спасло, что я получал от процесса огромное удовольствие. Вообще, все получали удовольствие. Это было видно. Со мной работали чудесные люди.
– Вам, наверное, постоянно задают этот вопрос, но все-таки я спрошу. В чем главное отличие вашей картины от легендарного фильма Юнгвальд-Хилькевича? Ну, кроме того, что тот был, можно сказать, мюзиклом…
– Гениальная музыка Дунаевского – главный герой советского фильма! Ну, а в остальном основное отличие – в возрастном соответствии. Ведь это история про молодого человека, который покоряет Париж – популярнее этой истории может быть только история про Золушку. Но согласитесь, это совсем другая история, чем та, в которой к трем взрослым дядькам присоединился четвертый взрослый дядька, который давно уже все покорил. Все остальные герои, включая Констанцию, в моей картине старше Д’Артаньяна, и без этого «Трех мушкетеров» быть не может. Без отечески-сыновьих отношений между тремя мушкетерами и главным героем. Иначе все разваливается, иначе непонятно, почему они его опекают и не могут бросить.
– Говорят, что режиссер из вас получился очень эмоциональный, на площадке страшно ругаетесь…
– Ну, смотря на кого. Кого-то я уволил почти сразу. Ассистенты, которые набирали для меня сотрудников, были в ужасе: «Никого больше нет. Это лучшие были». Но эти «лучшие» не соответствовали моим представлениям о том, как это должно быть. В итоге у меня собрался потрясающий состав – оператор, художник по костюмам, гример, постановщики трюков, художник-постановщик. Главное, там не было равнодушных людей. Разве что артистов, которых я пригласил сниматься, я практически не обижал. Потому что я их всех очень люблю. Даже тех, которые себя плохо ведут – не знают текста или у них какие-то вредные привычки – все равно люблю. В том числе за то, что наши артисты были влюблены в своих героев.
– А ваша жена – актриса Вера Новикова – разделяла ваше погружение в Дюма?
– Я был поражен, не понимая, что происходит. Вера, которая никогда никакого особенного интереса не проявляла к моей работе... У нее вдруг глаза загорелись, ее хлебом не корми – дай на съемочной площадке побыть. Дома нездоровая атмосфера! Был случай, когда на этапе монтажа я пришел домой злой, уставший, мне надо было посмотреть какую-то склейку. Мы с дочкой Машкой, которая у меня работает монтажером, сели смотреть материал на компьютере. И тут к нам присоединяется Вера – с чашкой чая и с бубликом. Я говорю: «Это что такое? Тут закрытый просмотр... Мы работаем. Ну-ка, марш отсюда!» Как же она обиделась!
– У вас такой напряженный график работы. Удается отвлечься и отдохнуть?
– Иногда, когда, наконец, засыпаю, во сне вижу свою работу. Сегодня с Эрнстом разговаривал – обсуждал срок выхода сериала «Три мушкетера» в эфир Первого канала. Проснулся в пять утра и думаю: «Это сон или я действительно с ним разговаривал?»
– А как же семья? При таком режиме остается время на семью?
– Все мое время занимает работа. Но и семья всегда была в моей жизни. С небольшим перерывом на развод. И в тот момент я как будто лишился половины сил. Оказалось, я не могу без семьи жить – это было для меня неожиданностью. Многое лишилось смысла. Когда же все вернулось на свои места, я опять начал работать в полную силу. Так что сейчас семья видится мне таким поездом с огоньками, который пролетает мимо, а я с тоской смотрю на него с заснеженного полустанка, один на холоде.
– Уже не один. Дочку Машу вы к себе из «поезда» забрали. Она ведь работает с вами, монтирует фильм. – Я хитрый. Все устроил правильно. Маша мой единомышленник, и это здорово. Она очень быстро соображает, почти как я.
– Сергей, а каким вы были отцом, когда Маша была маленькая?
– Я? Отцом? О ком вы говорите?! Меня в доме не видели. Маше досталось даже меньше внимания, чем Насте (дочери Веры Новиковой от первого брака. – «НИ»). Когда Настя была маленькая, я какое-то время был студентом и чаще бывал дома. У меня случались выходные, и по воскресеньям я катал Настю на саночках. А когда Маша была маленькой, по будням я снимался в кино, а по выходным ездил с Харатьяном на концерты. Помню, как однажды мы с Димой сели в самолет и заснули. Самолет тряхнуло – это мы приземлились. Но спросонья мы этого не поняли. Харатьян сказал: «Взлетели». А я: «Вот сейчас и поспим». Я даже момент, когда Маша родилась, помню довольно смутно. В роддом мы почему-то поехали вместе с Колей Расторгуевым. Мы веселись и были не сильно трезвые. Врачи и медсестры нас, по-моему, боялись, потому что знали: изначально я хотел мальчика Ваньку, а вовсе не девочку Машу.
– Зачем же вы столько работали?!
– Я трудоголик. Работа мне в удовольствие. Видимо, перестану работать, когда упаду. У меня иногда телефон, заряжавшийся всю ночь, садится еще до того, как я успею утром сесть в машину. Иногда говорю жене: «А чего ты не кормишь меня завтраком?» Она отвечает: «А когда? Ты бегаешь, бегаешь, бегаешь по квартире, потом подрываешься и уезжаешь». – «Нет, ты пытайся хотя бы!». – «Хорошо. Ты будешь сейчас есть?» – «Нет! Некогда!».
– А если у вас появляется один свободный день, который принадлежит только вам, как вы его проводите?
– Сплю, пока не отвалятся ноги. Когда просыпаюсь – могу поиграть на айпэде в зомбиков. Или посмотреть какой-нибудь американский сериал.
– Наверное, любите бывать и здесь, на даче в Гурзуфе…
– Здесь ставриды полно. Может быть, завтра с утра на рыбалку пойду. Позвоню знакомому – у него лодка. У нас на голый крючок можно сразу штук шесть поймать. Их даже чистить не надо, просто пожарить в масле – и готово.
– Сергей, скажите, а почему вы все-таки воссоединились с Верой?
– Потому что это правильно. У меня было ощущение, что нужно восстановить некую справедливость по отношению к детям, к жене, ко всем нам. Как только я вернулся домой, мне стало хорошо.
– Повторные браки бывших супругов – необычное явление…
– Разве? Мне очень нравится, что у меня повторный брак. Я теперь очень осторожно отношусь к Вере, к семье. Я боюсь их потерять, потому что теперь знаю разницу. Без них мне было плохо. Даже не представлял, что мне так плохо будет без моей семьи.
СПРАВКА «НИ»
Сергей ЖИГУНОВ родился 2 января 1963 годa в Ростове-на-Дону. В 1980 году поступил в Щукинское училище, но проучился там недолго – был отчислен за «профнепригодность», так как стал сниматься в кино и почти забросил учебу. Вернувшись в Ростов-на-Дону, год играл в Театре юного зрителя. Спустя год восстановился в Щукинском училище и в 1986 году окончил его. Во время проб к фильму «Гардемарины, вперед!» был призван в армию. Чтобы остаться на съемках, был зачислен на службу в 11-й отдельный кавалерийский полк в Алабине. C 1990 года – генеральный директор TO «Шанс» киноконцерна «Мосфильм». В 2000–2004 годах был президентом Гильдии актеров кино России. В 2003–2006 годах входил в Совет по культуре и искусству при президенте РФ. Жигунов обрел популярность, сыграв в фильмах Светланы Дружининой «Гардемарины, вперёд!» и «Виват, гардемарины!», после чего был фильм «Сердца трёх» и роль олигарха Пупкова в «Принцессе на бобах». 14 ноября на экраны вышел приключенческий фильм «Три мушкетера», проект «Продюсерского центра Сергея Жигунова». Женат на актрисе Театра Вахтангова Вере Новиковой (с 1984 по 2007 год, с 2009 – по настоящее время).
Отправлено: 25.11.13 18:49. Заголовок: В Риге прошел фестив..
В Риге прошел фестиваль "Московская премьера", где был показан, в частности, фильм "Охота на принцессу", вот тут - симпатичный кусочек пресс-конференции Светланы Дружининой и Анатолия Мукасея:
Отправлено: 26.11.13 04:07. Заголовок: Жень, спасибо за 2 п..
Жень, спасибо за 2 последние публикации. Интервью с Жигуновым интересное! Человек неглупый. Очень хочется "Мушкетеров" посмотреть. Никогда не думала, что профессия режиссера так низко оплачивается. Это зря.
цитата:
И теперь я могу заявить, что всю ответственность за то, что я снял, несет Вадим Юсупович Абдрашитов
Будем знать, кому предхявлять претензии.
На Дружинину смотреть всегда приятно. Бесподобно элегантная женщина! А Мукасея нравится слушать, такое чувство юмора у человека! Кадры из нового фильма понравились. Домогаров тут еще красавец! (чего уже не скажешь по "УС")
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 3
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
Но все же надеюсь на лучшее! 
Мы ж говорим о нем, как об ушедшем человеке - или хорошо, или никак... Но актер он гениальный, конечно, может запросто и порядочного интеллигентного человека сыграть. ..
Но, конечно, если знающий и умеющий передавать свои знания ученикам учитель еще и порядочный человек, а не флюгер и "чего изволите", то это действительно - настоящий учитель. А таких всегда было мало. Штучный товар! 
А Мукасея нравится слушать, такое чувство юмора у человека! Кадры из нового фильма понравились. Домогаров тут еще красавец! (чего уже не скажешь по "УС")
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума