Отправлено: 18.10.13 15:59. Заголовок: Любимые книги нашего детства

Есть ли у вас книга, с которой вы не можете расстаться с самого детства?

 Отправлено: 11.02.14 16:12. Заголовок: Переехала из темы &#..

Переехала из темы "Круг чтения".

Julia пишет:

цитата:

"Сыскное бюро "Квартет" я полистала. (Читали дети знакомых). Что-то мне не захотелось пока давать эту книгу детям.

Я еще книгу не листала, так что ничего сказать не могу.

цитата:

Хочется попытаться сделать так, чтобы дети читали по-русски что-нибудь более .... Даже не знаю, какое слово подобрать, чтобы Вильмонт сильно не обидеть.

Хочется, хочется, это само собой! Но если вспомнить всё, что мы читали в детстве, там тоже было порядком всякого мусора, но он - надеюсь! - никого из нас сильно не испортил.

А вообще, очень трудно найти новую хорошую детскую книгу. Я недавно в двух книжных магазинах все "детские" полки облазила, а выудила в результате три книжки - "Голубая бусинка" Марии-Людвики Крюгер (перевод с польского), "Остров в море" Анники Тор (перевод со шведского) и книгу Э.Л.Конигсберг про ребятишек, поселившихся в Музее Метрополитен (и вот даже не знаю, зачем было ее покупать, ее-то Майечка и по-английски может прочитать). Конечно, детских книг много, и они очень красиво, порой даже роскошно изданы, но либо это всё для совсем маленьких, либо то, что уже прочитано. А для 10-12-летнего ребенка что-нибудь найти - весьма и весьма проблематично.

 Отправлено: 11.02.14 16:32. Заголовок: Пропустила в свое вр..

Пропустила в свое время...

Girlygirl пишет:...

цитата:

"Таинственный остров" Жюля Верна.

О, Жюль Верн - это было "наше всё". Поскольку первым настоящим фильмом (в смысле - не мультфильмом), который я увидела в детстве, были "Дети капитана Гранта"... То эта книга и была первым романом Жюля Верна, который я прочитала, конечно, когда доросла. И дальше пошло - собрание сочинений (сколько там было томов?.. не то десять, не то двенадцать) было прочитано всё, от корки до корки, правда, до сих пор помню состояние ужаса, в который меня поверг том, где были напечатаны "Ченслер" и "Гектор Сервадак". Но большинство романов потом перечитывала неоднократно. И некоторые, не вошедшие в то собрание сочинений, тоже.

Tori пишет:

цитата:

Тоже любила эту книгу, и еще, совсем не детскую - "Кристин, дочь Лавранса".

И я тоже любила эту книгу! Много позже узнала, что ее автор Сигрид Унсет - очень известная норвежская писательница и даже лауреат Нобелевской премии, которую она получила как раз за это произведение.

 Отправлено: 12.02.14 05:30. Заголовок: Но если вспомнить вс..

цитата:

Но если вспомнить всё, что мы читали в детстве, там тоже было порядком всякого мусора, но он - надеюсь! - никого из нас сильно не испортил

Не испортил, конечно, но мои мусора достаточно и по-английски читают. А по-русски хочется успеть "впихнуть" что-то приличное. Уверенности в том, что они будут постоянно читать по-русски, когда вырастут, у меня нет.

цитата:

А вообще, очень трудно найти новую хорошую детскую книгу. Я недавно в двух книжных магазинах все "детские" полки облазила, а выудила в результате три книжки - "Голубая бусинка" Марии-Людвики Крюгер (перевод с польского), "Остров в море" Анники Тор (перевод со шведского) и книгу Э.Л.Конигсберг про ребятишек, поселившихся в Музее Метрополитен (и вот даже не знаю, зачем было ее покупать, ее-то Майечка и по-английски может прочитать). Конечно, детских книг много, и они очень красиво, порой даже роскошно изданы, но либо это всё для совсем маленьких, либо то, что уже прочитано. А для 10-12-летнего ребенка что-нибудь найти - весьма и весьма проблематично.

Да, это действительно проблема. Какие сейчас есть хорошие новые детские книги, я не знаю. Про эти книги тоже не слышала. Мои дети читают пока еще то, что мы привезли из России или то, что отдали друзья. (Иногда скачиваю книги с интернета.)
Аня еще не прочитала из знакомого, то что стоит в шкафу: Сотник «Рассказы», Грин «Алые паруса», «Бегушая по волнам», Пермяк «На все цвета радуги», «Тонкая струна», Твен «Приключения Тома Сойера», «Принц и нищий», Распэ «Приключения барона Мюнхаузена», Лагерлеф «Чудесное путешествие Нильса», Сетон-Томпсон «Маленькие дикари», Киплинг «Сказки», Ларри «Необыкновенные приключения Карика и Вали», «Записки школьницы», Перовская «Ребята и зверята», Галахова «Поющий тростник».
А вот эти книги нам отдали. Я их не знаю или не помню. Катя тоже не читала, сейчас она их уже переросла. Есть идеи, стоит читать? Рэде «Король Драконов», Достян «Кутя начинает бороться», Чеповецкий «Приключеня шахматного солдата Пешкина», Муравьев «Приключения Кольки Кочерыжкина», Балл «Топотун-карапун и тайны моего детства», Рыжих «Необыкновенный заплыв», Канушкин, Скляр «Приключения Петровича и Патапума», Велтистов «Гум-гам и другие сказочные повести», Бруссе «Необычные киноартисты», Бокарова «Истории о собаках», Коваль «Приключения Васи Куролесова», Филимонова «Пинкере».
Сейчас Аня Троепольского начала читать "Белый Бим Черное Ухо".

 Отправлено: 12.02.14 21:56. Заголовок: Julia pishet А по-ру..

Julia pishet

цитата:

А по-русски хочется успеть "впихнуть" что-то приличное.

У нас аналогичная проблема (вздох).

Мой старший недавно закончил "Детскую книгу" Акунина - ему понравилось.
Еще из недавно прочитанных:
Беляев - "Человек-Амфибия" - очень понравилось, после того как посмотрел старый фильм с Вертинской.
Беляев - "Голова проф. Доуэля" - понравилось меньше.
Олеша - "Три толстяка".

Тоже проблема - что дать следующим, чтобы было интересно мальчику?

Младший все еще на Волкове дочитывает "Урфина Джюса", так что еще до конца серии - 3-4 книги есть.

 Отправлено: 12.02.14 22:48. Заголовок: Olga пишет: Мой ста..

Olga пишет:

цитата:

Мой старший недавно закончил "Детскую книгу" Акунина - ему понравилось.

Ага, нашей Майечке тоже понравилось. И "Детская книга для девочек" тоже.

цитата:

Беляев - "Человек-Амфибия" - очень понравилось, после того как посмотрел старый фильм с Вертинской. Беляев - "Голова проф. Доуэля" - понравилось меньше.

Полностью согласна с Филей! Я вообще изо всего Беляева только "Человека-амфибию" и любила. Остальные его книги казались мне одновременно страшными и скучными.

 Отправлено: 17.02.14 22:17. Заголовок: Eugenia пишет: Я ..

Eugenia пишет:

цитата:

Я вообще изо всего Беляева только "Человека-амфибию" и любила. Остальные его книги казались мне одновременно страшными и скучными.

"Голова пр. Доуэля" - мне и сейчас страшно даже вспоминать.

 Отправлено: 17.02.14 22:23. Заголовок: Eugenia пишет: И ..

Eugenia пишет:

цитата:

И я тоже любила эту книгу! Много позже узнала, что ее автор Сигрид Унсет - очень известная норвежская писательница и даже лауреат Нобелевской премии, которую она получила как раз за это произведение.

Ух ты, Нобелевская премия! Посмотрела сейчас книгу - ничего об этом.

 Отправлено: 29.03.14 22:10. Заголовок: http://f6.s.qip.ru/Y..

Крылатые выражения из “Алисы в стране чудес” Льюиса Кэрролла

Фразы из детства, смысл которых мы понимаем, лишь взрослея…

1. Нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте, а чтобы куда-то попасть, надо бежать как минимум вдвое быстрее!

2. Во всем есть своя мораль, нужно только уметь ее найти!

3. Никогда не думай, что ты иная, чем могла бы быть иначе, чем будучи иной в тех случаях, когда иначе нельзя не быть.

4. – Нельзя поверить в невозможное!
- Просто у тебя мало опыта, – заметила Королева. – В твоем возрасте я уделяла этому полчаса каждый день! В иные дни я успевала поверить в десяток невозможностей до завтрака!

5. Знаешь, одна из самых серьезных потерь в битве – это потеря головы.

6. Завтра никогда не бывает сегодня! Разве можно проснуться поутру и сказать: “Ну вот, сейчас наконец завтра”?

7. Мало кто находит выход, некоторые не видят его, даже если найдут, а многие даже не ищут.

8. Серьёзное отношение к чему бы то ни было в этом мире является роковой ошибкой.

9. Видала я такую чепуху, по сравнению с которой эта чепуха — толковый словарь!

10. Лучший способ объяснить – это самому сделать.

11. Если бы каждый человек занимался своим делом, Земля бы вертелась быстрее.

 Отправлено: 29.03.14 22:22. Заголовок: Классно. Действитель..

Классно. Действительно, чтобы понять, надо повзрослеть .

 Отправлено: 19.05.14 19:24. Заголовок: Статья Ирины Лукьяно..

Статья Ирины Лукьяновой про Мурочку, младшую дочь Корнея Ивановича Чуковского. Беру сюда, потому что там и про то, почему Чуков ский начал писать десткие книги. И почему перестал...

Долгожданное дитя

Мурочка, четвёртый ребёнок Чуковского, появилась на свет 24 февраля 1920 года в голодном и холодном Петрограде. "Долгожданное чадо, которое - чёрт его знает - зачем, захотело родиться в 1920 году, в эпоху гороха и тифа", - писал её отец в дневнике. Грипп-испанка, нет электричества, нет хлеба, нет одежды, нет обуви, нет молока, ничего нет.

Ума няу, уманя!

Чуковскому было почти 38 лет, старшим детям - 16, 13 и 9. Он зарабатывал на жизнь, как тогда говорили, пайколовством: читал лекции в Балтфлоте, в Пролеткульте, во "Всемирной литературе", в Доме искусств, в Красноармейском университете; читал акушеркам и милиционерам, читал, читал, читал без конца. За лекции давали пайки. На эти пайки кормились все домашние: жена и четверо детей. "Никто во всём Петрограде не нуждается больше меня, - написал в это время Чуковский в заявлении в Наркомпрос. - У меня четверо детей. Младшая дочь - грудной младенец. Наркомпрос обязан мне помочь и - немедленно, если он не желает, чтобы писатели умирали с голоду... Помощь должна быть немедленной и не мизерной. Нельзя человеку, у которого такая огромная семья, выдавать пособие в 10-15 рублей".

Мурочка ещё совсем крошка, а отец измочален работой и добыванием еды. Дневник Корнея Ивановича в первый год Мурочкиной жизни рассказывает о ней не так уж много: младенец пищит, радуется огонёчкам, вертит головой, дёргает папу за усы, прыгает на руках. Младенец восхищается самоваром. Младенца приучают к горшку. В полтора года младенец уже порывается говорить, и отец замечает, как девочка радуется, когда ей называют предметы, на которые показывают. Скоро появляется речь. "Ава - значит собака", - фиксирует Чуковский, и не за горами те времена, когда в русской литературе появится верная собака Авва.

Девочка начинает говорить. Уже определяется индивидуальность: эмоциональную, чуткую, нервную Мурочку легко рассмешить, обрадовать, изумить, рассердить, обидеть; она очень похожа на отца - даже тем, что, как и он, плохо спит. Укладывая, заговаривая её долгими бессонными ночами, он рассказывает ей сказки. Знаменитый "Крокодил" тоже вырос из такой сказки-заговаривания, рассказанной больному ребёнку в дороге. Чуковский и больного Блока, когда ездил с ним в Москву, забалтывал, отвлекал, заговаривал - и тому, кажется, становилось легче.

Он пишет статьи с Муркой на коленях. Он говорит с ней на непонятном языке: "Когда она очень весела, слова так и прут из неё, а что говорить, она не знает, не умеет". Бадяба. Лявы. Ливотявы. Потом появляются слова, книги, ритмика, поэтическая речь:

Та рам а ка та ла ла,
Та ра му ка я.

Теперь начинаются стихи. Ума няу, ума няу, ума няу, уманя!

Эти наблюдения за пробуждением ритма вошли потом в книгу "От двух до пяти", первое на русском языке - а может быть, и в мире - вдумчивое и систематическое исследование детского творчества.

Чуковский к этому времени уже был автором знаменитого "Крокодила" и "Мойдодыра", у него был уже опыт издания детского журнала; он давно знал, что с детским чтением в стране беда - сам искал, что почитать детям, сам подбирал для них книги, выбирал у взрослых поэтов подходящее для детей... Едва получив краткую передышку (лето, дача, немного уединения, пауза), взялся за "Тараканище": радовался, что "рифмы стучат в голове". Рифмы и ритмы накатывали на него такой же необыкновенной, счастливой волной, как на Мурку, - оба в этот момент были способны заплясать от счастья, запрыгать, расхохотаться от переполняющей энергии.

Всенародные родственники

Мурка скоро стала его верным читателем, а потом - любимым собеседником. Как только она заговорила, с ней стало необыкновенно интересно. "Знаешь, когда темно, кажется, что в комнате звери". Для неё, читателя и собеседника, он собрал "Муркину книгу", которую она ждала с нетерпением. Эта книга стала не только Мурочкиным чтением: почти все дети страны уже девяносто лет начинают читать по-русски с "Муркиной книги": с "Путаницы", с "Закаляки", с "Котауси и Мауси", с "Чудо-дерева" и "Барабека". Мурочка Чуковская - всем нам сестра по первым книжкам.

Стихи для него складываются сами собой - из домашних разговоров, из рисования вместе с дочерью, из ночных сказок, из прогулок. Лучшие стихи так и случаются, вырастают сами собой, складываются из жизни, именно потому у них такое лёгкое дыхание, такой колоссальный запас прочности.

Он много гуляет с дочкой, бегает, показывает ей мир - зверей, птиц, людей, даже кладбище. Играет с ней в школу, придумывает для неё страны, сочиняет для неё книги. Марина Чуковская, жена старшего сына Корнея Ивановича Николая, вспоминала, как Чуковский играл с Мурой в собаку: водил её на поводке, а она лаяла; сцена шокировала прохожих, но оба были невероятно счастливы.

Жизнь не делается легче: он почти вытеснен из литературы, он не может больше заниматься литературной критикой. Но внезапно оказывается, что именно сейчас, когда кажется, что он больше никому не нужен, он нужен всем детям страны, потому что всем детям страны нужен папа, который умеет рассказывать весёлые сказки. Потом он станет ещё и всенародным дедушкой, всесоюзным воспитателем, так как с родителями тоже никто не говорит, не рассказывает им, как растить детей, что им читать, как с ними раз-говаривать о жизни, смерти и повседневных новостях; какие песни им петь, во что с ними играть. Одно время он ещё пытался доказывать, что читателю нужна не только книга о вкусной и здоровой пище, но и книга о здоровом советском ребёнке. Но книги всё не было, и пришлось самому стать для советских родителей ходячей педагогической энциклопедией. Недаром читатели не только присылали ему детские словечки, но и делились мыслями о воспитании и даже спрашивали, как пеленать ребёнка и можно ли давать ему огурцы... Он хранил все эти письма; огромные их количества лежат в архиве, и исследовательская работа с ними только начинается. Родители писали ему о своих детях десятилетиями; в этих письмах - вся история страны в маленьких семейных историях, доверчиво рассказанных читателями.

Буржуазная муть

Тем временем книги его запрещают, объясняя читателям, что и Муха-Цокотуха - переодетая принцесса, и сказочки советскому ребёнку не нужны, и сапожки не растут на дереве, и сам Чуковский "никаких наблюдений над детьми дальше своей семьи не вёл", а книги его вредны пролетарскому ребёнку, потому что предлагают ему буржуазную муть. Цензура запрещает то одно, то другое, то статью, то перевод; но чаще - его детские стихи и сказки. Денег нет, он от отчаяния придумывает совсем несвойственные ему варианты работы: пишет для газеты фантастический роман с продолжением о том, как люди научились управлять погодой... "Как критик я принуждён молчать, ибо критика у нас теперь рапповская, судят не по талантам, а по партбилетам. Сделали меня детским писателем. Но позорные истории с моими детскими книгами - их замалчивание, травля, улюлюканье, запрещение их цензурой - заставили меня сойти и с этой арены. И вот я нашёл последний угол: шутовской газетный роман под прикрытием чужой фамилии", - записывает он в дневнике. И добавляет: "Да я, Корней Чуковский, вовсе и не романист, я бывший критик, бывший человек и т. д.".

А следующей строчкой: "Мура увидела ёлку".

Мурочка - его отрада. С Мурочкой он читает Пушкина, Некрасова, Лонгфелло, учит с ней буквы, разговаривает; Мурочка является к нему феей: постучи, к тебе явится фея и исполнит твои желания... Является и исполняет: стелет постель, выносит из комнаты посуду... По дневникам видно, как стихийная одарённость чудесного возраста от двух до пяти к шести годам сменяется рефлексией, искусственностью и оглядкой на окружающих: папа, я придумала детское слово - вкуснянка вместо запеканки...

Мура часто болеет - всякий раз тяжело, страшно, - и он плачет от бессилия и сострадания, и боится потерять это драгоценное дитя, и теряет надежду, и снова обретает её. Он много раз думал, что теряет её, и она всегда возвращалась - такая похожая, такая созвучная, такая музыкальная. Они на многое реагируют одинаково: когда Лида, старшая дочь, вернулась из ссылки (возвращение было нервное, трудное, казалось, общий язык у отца с ней совсем утрачен), оба, и Чуковский, и Мура, от волнения разбежались по разным углам... Мурины переживания за отца, маму и сестру возвращаются страшными снами: сразу после записи о приезде Лиды в дневник Чуковского вписан сон семилетней Муры "Как меня арестовали".

Нервная, возбудимая Мура была слишком сложная, слишком сосредоточенная на своих душевных переживаниях; недаром Чуковский писал: "Ей непременно надо быть в обществе детей - с нами и с Бобой она становится капризной и нервной и привыкает к тому, что она - центр мироздания". И потом уже, когда Мура была совсем больна, в очерке о санатории, где её лечили от туберкулёза, он писал, что ребёнку полезно быть с другими, думать о других, жить общей с ними жизнью и не зацикливаться на своей боли - на том, какой он замечательный страдалец...

Мурочке семь; она пишет стихи и показывает отцу. В сохранившихся стихах детей Чуковского видна прекрасная литературная школа: начитанность, наслышанность, насыщенность хорошей поэзией - то самое, чего так не хватает начинающим поэтам, которым из века в век наставники советуют одно и то же: больше читайте хороших стихов, впитывайте, учитесь... Он разговаривал с ней о стихах совершенно по-взрослому; Мурочка на всё откликалась. Он научил её жить литературой, как жил сам, в литературе видеть отраду, наслаждение, лекарство, утешение.

Отречение

Тем временем положение его в литературе становилось всё хуже: его вытеснили отовсюду, сказки не только попали под запрет, но даже напечатавший его книги Госиздат подвергся жёсткой критике за политические ошибки. Политической ошибкой была публикация Чуковского: когда советскому ребёнку надо было рассказывать о великих планах и свершениях, о могучих стройках и новых механизмах, об индустриализации и коллективизации, не перековавшийся буржуазный писатель Чуковский отвлекал детей глупыми нелепицами, небывальщинами, говорящими зверями... Всякий раз, как критики заводили речь о детской литературе, Чуковский неизменно оказывался вредным и безыдейным. Бармалей слишком страшен, заинька - сельскохозяйственный вредитель, муха - вредное насекомое, крокодилы и бегемоты заслоняют от детей фабрики и заводы, - словом, критики в один голос требовали, чтобы за государственный счёт Чуковского не издавали. И его не издавали.

Сохранился черновик письма Корнея Ивановича директору Госиздата: ".. .чёрт возьми, неужели Советская страна уж не может вместить одного единственного сказочника!" Он недоумевал: зачем критики так стараются сокрушить "чуковщину", она и так давно уничтожена, он три года уже ничего не писал, потому что детский писатель должен быть счастлив.

Потому что литература для самых маленьких - это литература о счастье. О победах добра над злом, о прекрасном мире, в котором так интересно жить, о любви, о нежности, о доверии к миру - обо всём, что так нужно всякому человеку, чтобы прожить длинную и нелёгкую жизнь. Для этого - вот сейчас, в волшебном возрасте от двух до пяти - надо насытить детскую душу поэзией, красотой, любовью и счастьем.

Но красоту не регулируют распоряжения Наркопроса, а счастье не выносит террора. И даже уверенность в своей правоте оставляет писателя. Госиздат, спасая себя, вынудил загнанного в угол и лишённого работы Чуковского написать письмо с признанием своих ошибок. Письмо это опубликовала "Литературная газета" 30 декабря 1929 года. Чуковский до конца своих дней не мог простить себе этого письма, которое считал изменой самому себе и литературе.

"Я понял, что всякий, кто уклоняется сейчас от участия в коллективной работе по созданию нового быта, есть или преступник, или труп. Когда я вернулся домой и перечитал свои книги - эти книги показались мне старинными. Я понял, что таких книг больше писать нельзя, что самые формы, которые я ввёл в литературу, исчерпаны". Он говорил, что не может больше писать ни о каких крокодилах, что старые темы для него умерли. Он обещал написать для советских детей книгу "Весёлая колхозия".

Литературные соратники восприняли это как предательство. Да и сам он понимал, что письмо это - сродни клятвопреступлению, отречению Петра или отречению Галилея.

И всё, что было дальше, он считал расплатой за это отречение. "В голове у меня толпились чудесные сюжеты новых сказок, но эти изуверы убедили меня, что мои сказки действительно никому не нужны, - и я не написал ни одной строки. И что хуже всего: от меня отшатнулись мои прежние сторонники. Да и сам я чувствовал себя негодяем. И тут меня постигло возмездие: заболела смертельно Мурочка".

Хождение по мукам

Мура заболела в конце 1929 года, отчасти её болезнь и подтолкнула отца к краю отчаяния. В 1930 году стало понятно, что у неё костный туберкулёз. Сначала заболела нога, потом глаз - на один глаз она ослепла, одно время ей даже собирались удалять его, что приводило отца в исступлённый ужас. У Муры страшно болели ноги, в костях появлялись гнойники, ноги гипсовали, под гипсом возникали гнойные свищи, взлетала температура... В таком состоянии девочку повезли в Крым, в Алупку, где в санатории доктора Изергина туберкулёз лечили закаливанием. Больше его ничем лечить тогда не умели: только увозили больных в мягкий климат и старались укрепить организм, чтобы сам боролся с болезнью...

Порядки в санатории были строгие: родителей к детям не пускали, чтобы дети не плакали и не расслаблялись. Чтобы видеться с Мурой, Чуковский занялся журналистикой: собирал материалы о Крыме, хотел писать очерк о санатории. Очерк этот - "Бобровка на Саре" - о роли коллектива в воспитании детей и борьбе с болезнью. Он хоть и прославляет коллективизм (в самом деле - перед товарищами стыдно быть слабым, и детям приходится быть сильными), очерк очень горький. Самое жуткое в нём, пожалуй, когда привязанные к кроватям, горбатые, обезножившие дети поют в годовщину революции: "Наши мускулы упруги, наши плечи - как скала".

Мурочке пришлось быть сильной. Пришлось остаться без родителей (их бесцеремонно выпроваживали) наедине со своей болью и страхом, с мыслями о смерти. Пришлось терпеть мучительные перевязки и уколы в рану. Мурочка узнала, как и каждый пионер на её Октябрьской площадке (дети на кроватях лежали на площадках под открытым небом), что "нужно волноваться не своей болезнью, а, скажем, судьбами китайских кули и всемирным слётом пионеров, что на свете есть колхозы и трактора и что вся жизнь связана тысячью нитей с целым рядом таких явлений, которые не существовали в родительском доме". "И чувство этой связи является целебным лекарством", - заключал Чуковский.

А сам рвался к Мурочке. Мама, Мария Борисовна, не могла прийти в санаторий как журналист и знаменитый писатель, а он мог. Он записывал в блокнотик цифры, он читал детям сказки, он спорил с вожатыми о роли сказки в воспитании детей, он расспрашивал доктора Изергина - отчасти из природного любопытства и для работы, но прежде всего чтобы быть с Мурой. Ходил к ней пешком - туда-обратно по полтора десятка километров...

Когда он ненадолго уезжал, писал Муре письма. Серьёзно, по-взрослому критиковал её стихи: "Они поэтичны и написаны с большим мастерством. Сразу видно, что ты читала "Mother Goose" и Жуковского, и Блока, и Пушкина. Особенно мне понравились "Солнечный зайчик", "Новая кукла" и "Мы лежим". "Буря", "Улитки" - совсем неудачны. В "Новой кукле" и в "Солнечном зайчике" - очень музыкальный ритм, и я никогда не ожидал, что ты так хорошо им владеешь"... Он предлагал ей писать книгу о санатории и наконец сам начал её писать.

Книгу назвал "Солнечная". Она в самом деле очень солнечная - книга, придуманная для Муры, написанная вместе с ней, не могла быть другой. Он читал Муре кусочки, она узнавала санаторский быт и радовалась. В повести дети, лежащие в гипсе на площадках, живут активной пионерской жизнью. Переживают за иностранных рабочих, борются за сокращение жвачничества (это когда сидят над тарелкой без аппетита и еле едят). Да, им больно, да, им плохо, им тяжело, но не это главное в их жизни, а главное - их участие в созидательной работе всей страны. Мура умирала, а книга победоносно шагала к счастливому финалу. Поэтому читать её очень тяжко. Это нечестная книга.

Сначала казалось, процесс в ноге остановился. Мура идёт на поправку. Зима прошла в надежде, а весной заболела вторая нога, начался процесс в лёгких. Все понимали уже, и сама Мура тоже, что ей не выжить.

"Мура вчера вдруг затвердила Козьму Пруткова: "Если мать иль дочь какая / У начальника умрёт..." Старается быть весёлой - но надежды на выздоровление уже нет никакой. Туберкулёз лёгких растёт. Личико стало крошечное, его цвет ужасен - серая земля.

И при этом великолепная память, тонкое понимание поэзии", - записывал Корней Иванович в сентябре 1931 года. И через пять дней: "Может быть, потому, что я пропитал её всю литературой, поэзией, Жуковским, Пушкиным, Алексеем Толстым, она мне такая родная, всепонимающий друг мой".

Мура умирала, кричала от боли, теряла сознание, а он, как привык, зачитывал её книгами, заговаривал её боль, отвлекал, уводил в Диккенса, в Жуковского, в Сетон-Томпсона, и она цеплялась за книги, за поэзию. Но и это не держало... "Она такая героически мужественная, такая светлая, такая - ну что говорить? - писал он сыну Николаю. - Как она до последней минуты цепляется за литературу - её единственную радость на земле, но и литература умерла для неё, как умерли голуби... умер я - умерло всё, кроме боли".

Мурочка умерла в ночь на 11 ноября 1931 года. Отец сам уложил её в гроб, сам заколотил, сам отнёс на кладбище и опустил в могилу.

О счастье

Счастье кончилось. Музыка прекратилась. И кончились сказки - совсем, впереди будет только неудачная, вымученная "Одолеем Бармалея" в войну, да послевоенный "Бибигон", счастливый взлёт первого мирного лета, где можно летать на стрекозе, сражаться с индюком и срывать в саду звёзды, словно виноград, - "Бибигон", обгаженный и истерзанный критикой. Мурочкина смерть словно вынула из него душу, как будто она была у них общая - музыкальная, впечатлительная, отзывчивая и поэтичная душа.

Впереди было ещё очень много непростой жизни, в которой намешаны и всенародная слава, и любовь, и цветы, и газетные поношения, и новое отлучение от литературы, и жестокая тоска. Но больше не было безмятежного отцовского счастья, чистой детской радости. И не было сказок.

Потому что детский писатель должен быть счастлив. Потому что детские сказки делаются из счастья. Он сам говорил, что спасался после смерти дочери только одним - "горячим общением с другими людьми". "Не уклонение от горя, не дезертирство, не бегство от милых ушедших, а также не замыкание в горе, которому невозможно помочь, но расширение сердца, любовь - жалость - сострадание к живым". Помогал другим, шёл к детям, читал детям, приходил к больным, изумлял, радовал, смешил, жонглировал стульями. И дети тянулись к нему, облепляли, обнимали, дарили цветы, писали письма... И постепенно появились новые смыслы, новая жизнь - не прежняя, но возможная, другая. Потому что справиться со смертью помогает только любовь, и хотя эта истина стара как мир и избита как пословица, она всё равно спасает, как спасла осиротевшего, изгнанного из литературы, отчаявшегося Чуковского.

 Отправлено: 19.05.14 19:52. Заголовок: Боже, какой страшный..

Боже, какой страшный конец у сказки. .

 Отправлено: 18.10.14 22:50. Заголовок: Сегодня могло бы исп..

Сегодня могло бы исполниться 80 лет ученому-историку Игорю Всеволодовичу Можейко и замечательному писателю Киру Булычеву...

Убежище Кира Булычёва

Илья Маршак

Каждый москвич мог гордиться тем, что жил в одном городе с этим великим и очень скромным человеком. 18 октября знаменитому писателю-фантасту Киру Булычёву могло бы исполниться 80 лет.
Отец Алисы Селезнёвой, создатель гомерически смешного цикла о вымышленном городе Великий Гусляр, автор книг о путешествиях невероятных и вполне реальных, выдающийся востоковед, фалерист, историк... После себя Игорь Можейко оставил целые миры, пиршество воображения, которого хватит ещё не на одно поколение благодарных читателей.

Он был автором многочисленных монографий, доктором исторических наук, до самой смерти трудился в Институте востоковедения. Фантастической литературой Игорь Всеволодович начал заниматься в 32 года, писал в свободное от науки время. Тогда же и появился псевдоним, под которым литератор навсегда вошёл в золотой фонд отечественной фантастики. Настоящее имя писатель сохранял в тайне до 1982 года, поскольку полагал, что руководство института не посчитает фантастику серьёзным занятием, и боялся, что после раскрытия псевдонима будет уволен. Подобное "совместительство" в советское время не одобрялось. Надо было видеть удивление мастера, когда его "рассекретили". Остальные ничему не удивлялись - Кира Булычёва знала и любила вся страна.

Под своим настоящим именем он опубликовал несколько сотен научных и научно-популярных произведений: работ по истории, востоковедению и литературоведению. Кроме того, он написал автобиографическую книгу "Как стать фантастом". более шестисот стихотворений и несколько десятков рассказов-миниатюр. Перу Можейко принадлежат переводы таких авторов, как Айзек Азимов, Хорхе Луис Борхес, Грэм Грин, Артур Кларк, Урсула Ле Гуин, Клиффорд Саймак, Жорж Сименон и Роберт Хайнлайн. Но в первую очередь имя Кира Булычёва ассоциируется с циклом, посвящённым Алисе Селезнёвой – любознательной школьнице из XXI века, о приключениях которой литератор писал почти 40 лет. Не раз он говорил, что устал от Алисы, но персонаж оказался сильнее автора - то ли читатели не отпускали, то ли она сама. Последняя повесть о "девочке с Земли" была закончена Булычёвым в 2003 году, незадолго до смерти.

"Держаться нету больше сил", "Птица-говорун отличается умом и сообразительностью", "Миелафон у меня", "Они меня пытали, но я им ничего не сказал", "Я же просил 400 капель валерьянки"... Достаточно произнести любую из этих фраз, чтобы находящийся рядом человек улыбнулся и понимающе кивнул. Кир Булычёв создал прекрасный мир, в котором нашлось место для каждого советского ребёнка - в отличие от многих других фантастов он не старался заинтересовать читателей космическими баталиями или невероятными техно-фантазиями. Во главе его прозы были люди - живые, добрые, мужественные и удивительно узнаваемые. На пути к своей цели они преодолевают невероятные трудности и никогда не теряют чувство юмора - с такими хоть в окоп, хоть на Третью планету.

Игорь Всеволодович говорил, что не усматривает какой-либо четкой границы между фантастикой "детской" и "взрослой", и отмечал, что литература имеет устойчивую закономерную тенденцию к "самоомолаживанию". Наука и писательство были для него не хобби, не развлечением, а равнозначными видами деятельности, помогающими друг другу. Точкой "схода" неизменно становился человек - со всем его прошлым, настоящим и будущим. Результат этой работы известен всем - любое произведение Кира Булычёва можно смело ставить на воображаемую полку с надписью: "Человековедение".

Десять лет назад на прилавках книжных магазинов появился его последний роман "Убежище", в котором сказочные персонажи понимают, что им уже нет места в нашем мире, и намереваются уйти под землю. Помочь им в этом решается мальчик Сева, исследующий местность под предполагаемое поселение. К сожалению, в реальности этим героем стал сам Игорь Всеволодович Можейко.

Последнюю книгу великого гуманиста, по-детски захватывающую и по-взрослому важную, читать легко и грустно. В нашей стране не так уж много авторов, напоминающих нам о том, как это важно - даже в самых фантастических условиях оставаться человеком.

 Отправлено: 22.12.14 03:52. Заголовок: Девушки, у меня вопр..

Девушки, у меня вопрос!

Где можно скачать или хотя бы послушать лекцию Дмитрия Быкова про Гарри Поттера?

Я нашла на Яндексе один вариант - сайт pryamaya.ru Но дома у меня его блокирует программа Anti-Malware. А на работе у компьютеров отключен звук (то есть вариант приехать с утра пораньше и послушать там тоже не подходит).

 Отправлено: 22.12.14 04:42. Заголовок: Женя, эта лекция ест..

Женя, эта лекция есть в вконтакте. Сделайте поиск по видеозаписям: "Дмитрий Быков «Гарри Поттер. Евангелие от Роулинг» 24.11.14". Или та же запись в открытой группе "Дмитрий Быков" в разделе видео. Я всю лекцию не слушала, но, по-моему, работает. Сюда ссылка не ставится.

 Отправлено: 22.12.14 04:46. Заголовок: Юля, огромное спасиб..

Юля, огромное спасибо! Нашла, всё работает!

 Отправлено: 22.12.14 04:50. Заголовок: Пожалуйста. А почему..

Пожалуйста. А почему вы этой лекцией заинтересовались?

 Отправлено: 22.12.14 05:11. Заголовок: А мне просто интерес..

А мне просто интересно, что Быков скажет (вернее, уже сказал) про Гарри Поттера. Я, скорее всего, утром в среду возьму ноутбук на кухню и послушаю, пока буду готовить.

 Отправлено: 28.07.16 23:36. Заголовок: Вот такая публикация..

Вот такая публикация на сайте Делфи:

Александра Выгодская-Бруштейн – гордость Вильны и Виленской улицы

Георгий Ефремов, член союза писателей и союза переводчиков Литвы

Не так много на свете книг, с которыми неразлучны целые поколения детей и взрослых.

Александра Яковлевна Бруштейн родилась 24 августа 1884 года в Вильнюсе, став первым ребенком в семье врача, писателя и гуманиста Якова Выгодского. Семья Выгодских была одним из интеллектуальных центров города. Отец был тем доктором-подвижником, который прежде всего стремился помочь пациенту, не выясняя национальности, политических взглядов и финансового положения больного. И Саша, и родившийся позже сын Семён воспитывались на живом примере, как надо относиться к людям, как обращаться с ними: искренне и бескорыстно.

Неожиданно для всех в 17 лет Саша вышла замуж за 28-летнего доктора Сергея Бруштейна, уже тогда известного фтизиатра. «Встретил девочку — удивительную. С этой — не заскучаешь…» — так писал он о невесте. После 1917 года Александра Бруштейн с энтузиазмом бросилась строить новое общество. Только в Петрограде она открыла 117 школ и кружков по ликвидации безграмотности. Написала более 60 пьес для детей и юношества — оригинальных и переложений классиков от Диккенса до Сервантеса. Судьба Александры и её близких по тем временам складывалась более чем успешно — её печатали, хвалили, муж возглавлял Государственный институт физиотерапии, никто не пострадал от репрессий или гонений.

Но началась II мировая война. В 1941 году, когда нацисты начали реализацию плана «юденфрай», виленские евреи пошли просить помощи у «отца-заступника», как в городе называли старого доктора Выгодского. В 1915-ом он заступился за горожан перед германскими оккупационными властями, и его на два года отправили в лагерь для военнопленных, но тяготы повинностей всё же ослабили. В 1941 году 84-летний доктор пришёл в комиссариат, чтобы на языке Гете и Гейне спросить у офицеров: что вы делаете? Его сбросили с лестницы, а спустя несколько дней арестовали. Яков Выгодский умер в тюрьме, его жену Елену замучили в Треблинке.

Ничто не предвещало, что Александра Бруштейн, заурядный драматург и работник просвещения, станет автором удивительной книги. Первый том трилогии «Дорога уходит в даль» опубликован в 1956 году. Книга за считанные месяцы сама, без рекламы и «раскрутки», обрела огромную популярность.

Поэт Дмитрий Быков в статье о «Дороге», назвал её «Книгой без правил», внежанровой, вневременной, не знающей национальных и возрастных ограничений». Читать о Сашеньке Яновской, её папе и маме, няньке Юзефе, подругах по гимназии, докторе Рогове, торговке бубликами Хане, безруком художнике, лётчике Древницком и других — интересно и детям и взрослым, и мальчикам и девочкам. Автору удалось создать живую картину Вильнюса конца XIX века, она рассказывает о своём городе с теплотой и нежностью.

Бруштейн изумительно точно понимает детскую психологию, описывает переживания и поступки Сашеньки так, что они вызывают сопереживание у всех. Кому из нас в детстве не хотелось стать героем, истребить несправедливость, встретить настоящих друзей? Все события, описанные в книге, достоверны, большинство её героев жили на самом деле. Бруштейн рассказывала о том, что видела и слышала, не позволяя себе неправды даже в мелочах. «Дорога» изумительно написана. Её раздёргивают на цитаты, безупречно точно описывающие те или иные события, причём у каждого набор цитат свой.

Атмосфера конца XIX века, ощущение грядущих неотвратимых перемен передано безукоризненно. «Дорога» звенит, журчит, щебечет и хохочет, — автор блистательно владеет языком, передавая не просто особенности речи каждого персонажа, но само звучание происходящего. И самое главное — книга задаёт нравственные ориентиры, диктует законы честности перед собой и окружающими, храбрости и стойкости.

Эта книга до сих пор звучит чисто и громко. За 60 лет она переиздана сотни раз и переведена на десятки языков. Её известность можно сравнить с "Хижиной дяди Тома". Многие на Земле только от героини "Дороги..." узнают о существовании Вильнюса. По всему свету разбросаны клубы почитателей Александры Бруштейн.

Хочется напомнить, что Сашенька Выгодская (будущая писательница Александра Бруштейн) родилась и выросла в доме 39 по ул. Вильняус. Сейчас в историческом здании расположен Дом учителя, который в этом году справляет 70-летний юбилей. А великой книге в этом же году исполнится 60. Нам кажется, нет: мы убеждены, что в память Александры Бруштейн и в честь её творения необходимо установить памятник либо памятный знак в столице Литвы, рядом с домом 39 по ул. Вильняус.


P.S. Не знаю, как сейчас, но в летом 1987 года, когда мы были в Литве в турпоездке, наша вильнюсская экскурсоводица ни про книгу не слышала, ни имени Бруштейн не знала. И удивлялась, когда я спрашивала ее про башню Гедиминаса и называла ей улицы старого Вильнюса. Правда, она, чисто теоретически, могла знать имя Якова Выгодского, но тогда я, к сожалению, сама еще не знала девичью фамилию Александры Бруштейн.
Но было бы, конечно, замечательно, если бы в Вильнюсе действительно установили хотя бы памятный знак в честь А.Я.Бруштейн, мемораильную доску, к примеру.