Отправлено: 19.10.13 01:54. Заголовок: Слово о словах

Для тех, кто интересуется языками и лингвистикой.

 Отправлено: 19.10.13 02:11. Заголовок: Муж посоветовал - не..

Муж посоветовал - не совсем интервью, скорее монолог известного переводчика Виктора Голышева в журнале "Слон" .

Что такое перевод?

Виктор Голышев об искусстве перевода, Сэлинджере, Оруэлле и о том, как изменились английский и русский языки

COLTA.RU возрождает проект «Ликбез», в котором известные эксперты будут представлять свой взгляд на основополагающие понятия и явления культуры. На этой неделе речь пойдет о литературном переводе (впрочем, не только). Рассказывает Виктор Голышев, по переводам которого мы знаем Джорджа Оруэлла, Трумена Капоте, Уильяма Фолкнера, Фрэнсиса Скотта Фицджеральда, Чарльза Буковски и пятую книгу о Гарри Поттере.

Первый рассказ, который я перевел, был Сэлинджер — про банановую рыбку. Потом были большие разговоры, что за рыба такая: были разные предположения. На самом деле такая рыба есть, я потом нашел ее в каком-то словаре. Но тогда мы про это даже и не думали.

У меня с Сэлинджером странно получилось. У меня приятель был, мы вместе учились. Он сказал, что есть такой писатель — Салингер (кто знал тогда, как его произносить?), и дал мне почитать книжку его рассказов, которую ему, наверное, подарили. Потом он же мне и дал «Над пропастью во ржи». А тогда Сэлинджера здесь еще никто не переводил и не читал. Этот рассказ мы перевели быстро и затем совали куда-то, но никто не брал. Потом писатель Борис Балтер отнес его в газету «Неделя», где он и вышел, пролежав там год. Все сомневались, печатать или нет — как же так, главный герой застрелился. Так что мы перевели, когда никакого Сэлинджера еще здесь не было. Рассказ дался очень легко, полрассказа я сделал за три дня. Правда, правили потом долго, но занятие мне понравилось.

Вот из Фицджеральда — убейте меня, ничего не помню. Понимаете, какая разница? Я ведь даже его рассказы переводил, а ничего не помню. А Сэлинджера до сих пор помню. Потому что писатель лучше. Для меня. И не только. Его до сих пор читают, и почти все «Над пропастью во ржи» читали. Он в жилу попал со своими подростками, которые не могут взаимодействовать со взрослым миром. От этой книжки никуда деться нельзя — это классика. В ней поднята вечная проблема. Когда я прочел эту книгу, уже в довольно взрослом возрасте (года 22), она на меня очень сильно подействовала. Там очень много жаргона, но тебе все понятно. Так все слова поставлены, что даже не надо в словарь жаргона лезть.

Сейчас, правда, у меня к нему претензии есть. Под конец Сэлинджер стал писать довольно фигово. И везде это ощущение духовного аристократизма и собственного превосходства, местами необоснованное и вредное для него самого. Собственно, его биография как-то этому последовала — он тоже ушел в свою комнатку, потом этот его буддизм. Тогда я думал, что этот писатель ненадолго, что он быстро кончится. Мы с другом Эриком Наппельбаумом, с которым переводили рассказ, ходили обедать в гостиницу «Ленинградская», а там интуристы какие-то были за столом. И я говорил одному из них, что Сэлинджер скоро перестанет писать. Но тот ничего не ответил.

Иностранную литературу в мои молодые годы я познавал совершенно случайным образом. У Эрика Наппельбаума всегда были книжки. Наверное, ему англичанка дарила, у которой он английским занимался. Также моя мать (переводчик Елена Голышева. — Ред.) регулярно брала книжки в Иностранке, а я брал у нее. Был букинистический на улице Качалова (теперь Малая Никитская), а позже — «Шекспир», на Петровке еще какой-то магазинчик. Потом, придешь к приятелю в гости, а у него книжка стоит на полке. Так я Фолкнера увидел в первый раз. Но это все очень случайно. На самом деле с книжками тогда было, по-моему, лучше, чем сейчас. Сейчас в библиотеках как-то уже хило, они не поспевают. А тогда вся жизнь заторможена была, и было полно книг, которые ты раньше не читал и которые не переводили. Тогда книжки значили больше, это была единственная отдушина в жизни. Сейчас-то полно их: кто поедет куда, кто фильм посмотрит. А раньше ничего, кроме книг, и не было. Фильмов — раз-два и обчелся. Вот про Тарзана до сих пор вспоминаю.

Я не знаю, какие книжки были модными тогда. Что, Фолкнер был модный? Ну был. Но, с другой стороны, тебя затопчут, если ты бросишься за чем-то модным. Знаю, кто потом был модный: Воннегут, например. В детстве достаточно много научной фантастики читал. Даже не много, а одно и то же по десять раз. А сейчас ее совсем не читаю. Ребята, которые переводят у меня в институте, читают много фэнтези. Вкусы очень изменились. Я знаю, что то, что мне нравится, никому уже не нужно.

Я очень долго не думал о переводе как об основном занятии. Переведешь рассказик в год. Первые переводы редактировала мать. Поначалу довольно сильно правила. Но это быстро закончилось. Когда ушел с работы и стал переводить, начал возникать вопрос — хватит ли у тебя денег до следующего раза, напечатают тебя или нет. И знал, что можно всегда уйти обратно в инженерную профессию. Или учителем, например. Хотя наняться учителем было очень сложно, и меня, например, не взяли учителем физики. А потом я понял, что все пути отрезаны.

Есть не любимые авторы, а великие. Например, самый лучший американский роман, я считаю, — «Моби Дик». Марка Твена в молодости очень любил. За ум, за юмор, за мрачность, за все вместе. Он довольно мрачный на самом деле. Переводить не брался — уже переведено. Переводить то, что уже переведено, — вторичное дело, и надо быть о себе большого мнения, чтобы думать, что ты переведешь это лучше. Мне один раз пришлось переводить то, что уже переведено. Но не мне показалось, что я смогу лучше, а им показалось. И это было мучительно, потому что садиться за работу с мыслью, что ты переведешь лучше кого-то, невозможно. Это же не спорт.

Я очень многих знал, кто ненавидел чужие тексты. Это легко проверялось: раньше была система внутренних рецензий, и их заставляли писать на своих коллег. И я иногда их читал и видел, что человек полон зависти и ревности. Переводчики — такие же люди. Среди писателей такое же случается.

Вообще по первым двум страницам видно, будешь ли ты дальше читать. А по трем уже ясно — хочешь ли ты это переводить. По набору деталей, по тому, как фраза устроена, по ритму. Сравнивать переводы одной книжки — довольно скучное занятие, потому что книжка действует не одной фразой, а массой. Хорошо читается или нет. Плохой перевод можно отличить — в переводе не может быть никакой неточности. Неточность определяется лишь тем, что ты что-то просто не можешь перевести.

Все происходило случайно. Увидишь какой-нибудь хороший рассказ или повесть — ну и переведешь. Особо большого выбора не было. Что понравилось, то и переведешь. Не то чтобы перебирал. Вопрос в том, чтобы подошла книжка. По заказам я не работал, ну, может, перевел одну-две повести, когда знакомый редактор просил. А так я сам всегда выбирал и пытался уже это дело навязать. Не всегда успешно. Иногда проходило семь лет, когда книжку переведешь, а ее не хотят печатать. Но тогда можно было. Сейчас почти нельзя, потому что тогда была идеология замешана, а сейчас все на деньгах. Все считают, получат они за это деньги или не получат.

Конечно, я знал, что какие-то книги не пройдут. Например, Оруэлл тогда не мог быть напечатан. Я перевел «1984» году в 1987-м, но знал ее раньше. Я бы взялся за нее и за двадцать лет до этого, только ее нельзя было даже дома держать. Своей не было, брал у кого-то, но не в библиотеке точно. Я переводил не очень долго, год, наверное, но книга была довольно мучительная. Садишься за нее и моментально в этот ужас погружаешься. Она элементарно отравляет, когда ты ее переводишь. После нее я довольно долго болел простудой. Потом в какой-то период даже Стейнбека нельзя было переводить. Потому что, когда была война во Вьетнаме, он там полетал с кем-то и похвалил их войска, а у нас же бдительные все.

Конечно, наверное, какие-то твои следы на книге остаются при переводе, но в принципе ты стараешься не налегать. Твое дело вторичное. Себя выражать не надо. Себя выражаешь, когда ты хорошо слушаешься начальника, то есть писателя. Когда переводишь, стараешься угодить писателю, потому что он тебе понравился. Иногда приходится переводить плохую книжку, в такие моменты чувствуешь стыд и негодование, что ты должен эту фигню писать, а когда нормально написано — нет никаких желаний куда-то себя воткнуть или как-то усовершенствовать.

Я свои переводы не перечитываю. Некогда, потом — наедаешься. И я довольно хорошо помню то, что переводил. Потом, я не думаю, что намного способнее стал за это время, наоборот, склероз. Опыта прибавляется, конечно. Когда переиздавали «Банановую рыбку», я, может, слова четыре исправил. Неохота, ну и к тому же от добра добра не ищут. И потом, переводы, наверное, стареют, и книжки тоже стареют. Это все мифология, что они не стареют.

Опыта прибавляется. Тогда же не все можно было узнать: не было никаких интернетов, словарей — очень ограниченное количество. Иногда из-за какой-нибудь цитаты или названия картины можно целый день провести в библиотеке.

Без интернета было тяжело, но почему-то и проза была такая, что не требовала знания каких-то мелких вещей или названий фирм. Мы стали жертвами рекламы. В прозе нет фактов, только вымысел. Нет, конечно, я переводил и нон-фикшн. Вот книгу Зонтаг о фотографии я бы раньше не перевел. Во-первых, там вполне мучительная проза сама по себе, очень тяжелая — больше двух страниц в день перевести невозможно. Написано так, что ни одна фраза не ложится по-русски, каждую надо переворачивать. Она полунаучным языком написана, длинными фразами. У Зонтаг есть более страстные статьи, и тогда она пишет более короткими фразами, а тут у нее в одном предложении несколько придаточных с деепричастиями. Если будешь переводить так, как написано, то человек, читающий по-русски, увязнет. У нее все понятно, и нет никакой мути в рассуждениях, она как раз четко мыслит, и у нее сильный темперамент, но устройство фразы очень тяжелое для перевода, неудобное. Одна из самых неудобных книжек, которые я переводил.

Потом, когда тебе описывается конкретная картинка, в прозе это иногда неясно, это нужно видеть. Раньше я бы эту книжку просто не перевел — да и не стал бы переводить. Я сам когда-то интересовался фотографией и даже ей немного занимался, но там очень много фотографов, которых я просто не знаю. Кроме того, книга начинается цитатой из Бодлера. Ее же нужно найти. Раньше я бы поехал в библиотеку, и это был бы конец света, день потерян. Сейчас потеряешь максимум час.

Жаргон переводить очень сложно. Он не всегда переводится. Невозможно, когда они изображают негров. Перевод вообще всегда связан с потерей, потому что он привязан ко всей истории, ко всей материальной жизни. И какие-то нитки рвутся при переводе. Негров у нас нет, и мы не знаем, как они разговаривают. Писатель очень часто фонетически их речь искажает. Я даже слышу тембр, как они разговаривают. А воспроизвести это невозможно, потому что у нас их нет, вот и все. Когда люди отстоят друг от друга на километр на социальной лестнице, но говорят совершенно одинаково — это надо уже самому придумывать, как перевести.

Американские клише нельзя перевести русскими. Это как с просторечием — ты сразу перетаскиваешь куда-то в Рязань. И получается такая липа — с одной стороны, Рязань, а с другой стороны, ты все равно пишешь с придаточными предложениями, с «который» и деепричастиями. Нет, даже пословицу неудобно переводить, хоть и есть у нас какие-то параллели. Нужно выкручиваться и придумывать самому, просто мозгов иногда не хватает. Переводить сатиру тоже мучительно. Я пару раз пробовал, и мне что-то не очень охота это делать, потому что ты каждый раз сомневаешься — у тебя смешно получилось или нет? А некоторых так вообще очень сложно переводить. Например, у О. Генри не чистый юмор, у него язык какой-то вывернутый, такой же, как у Зощенко. Очень трудно параллели найти.

Лучше за такие переводы не браться, где ты знаешь, что много потеряешь. Это учитываешь каждый раз — можешь ты это перевести или нет. Говорят, что можно перевести все, но тут важна твоя личная оценка. У меня никогда не бывает сомнений по поводу переводов, поэтому я ни с кем не советуюсь. Двух вариантов не бывает. Единственный — который ты изготовишь, и советчиков быть не может. Иногда просто не нравится, что получается, но это другой вопрос.

Сейчас я очень мало читаю переводной литературы. В основном переводы знакомых. Когда сам переводишь, охота чего-то другого. Если это какой-то приятель, я читаю из лояльности, и то не очень много. Если подметаешь целый день на улице, то дома подметать совсем не хочется. Тут примерно то же самое.

К мату я никак не отношусь, как к погоде: ну, бывает погода плоховатая. В переводе мату можно найти замену. Я не считаю, что мат — это какой-то инструмент. Это скорее распущенность. Для комического эффекта его можно употребить, а вот чтобы натуральные ругательства — я никогда не использую. В американских книжках даже 40-х годов слова «fucking» еще не было. Мюллер писал в переводе что-то типа «смехуечки», а потом это слово стало употребляться подряд, и теперь уже оно ничего не значит, просто усиление. Как у нас слово «реально». Поэтому бессмысленно это слово переводить нашим аналогом — там-то оно ничего не значит, а наше заборное слово как бы стягивает на себя пространство и торчит из прозы. Мне кажется, что это просто плохая услуга автору.

Русский язык меняется в плохую сторону, безусловно. Американский тоже меняется, но не так сильно. Там тоже происходит какая-то бюрократизация языка, из-за компьютера он очень упрощается. Всем некогда. Смайлик засунул — коротко и ясно. Почему мне и не нравится компьютер — он тобой командует. Enter, говорит. Я пользуюсь им, читаю, конечно, но переводы не печатаю. Вот приходится письма писать. Это большая зараза, и как-то раньше без этого обходились. Ну я никогда и не любил писать письма. Для меня письмо написать ручкой — день мук. Как-то мне трудно. А с этим каждый день надо почту читать. Зачем?

Это только кажется, что компьютер упростил жизнь. Ошибок и опечаток в книжках точно стало больше. Что упростилось? Раньше взял рукопись, отнес в издательство. Сейчас отправил по электронной почте. Скорость? Ну какая скорость? Мне полчаса доехать до редакции. А потом она будет те же полгода валяться в редакции. Тут ничего не изменилось.

Появилось больше слов и понятий, но все равно речь оскудела. Потому что жизнь стала быстрее и лихорадочнее. Чувства более простые, коротенькие, реакции быстрые. Какая, на фиг, рефлексия, когда надо бежать на работу? Но жизнь меняется, ты не можешь встать на пути паровоза, он тебя все равно задавит.

Я не избегаю прогресса и мобильником пользуюсь, но до Facebook не дошел и не хочу. Хватит с меня почты. Это отнимает время. А читать что-то в интернете? Читать мне есть что и без «Нью-Йоркера», я вот лучше Лескова почитаю. Ну новости я читаю там, конечно, но немного. Мрачные новости — удавишься, если будешь много читать. Некоторые журналисты ничего, нормально пишут. Но эти пишущие люди — у них, что ли, времени много? То, что пишут, иногда можно было бы сказать в четыре раза короче. Одна статья — одна мысль, так должно быть. Лаконично. А когда и это хочется сказать, и это хочется — получается как удар в подушку. Очень много интересного, но очень много неправды. Вообще у нас очень агрессивная журналистика, люди не выбирают выражений. Свобода выражения нужна, конечно, но в рамках допустимого. А у нас, к сожалению, нет меры. При советской власти мир был черно-белый и не выбирали выражений, сейчас этого вроде нет, но культуры как-то не хватает. Давать выход злобе — порождать ответную злобу. Если каждый будет ходить и двигать локтями — у других будут синяки. Поэтому нужна некая сдержанность.

Быть переводчиком — бизнес не для совсем молодых людей. Если человек в возрасте хотя бы 22—23 лет, то можно понять, способен он быть переводчиком или нет. Иногда бывает плохо, а потом прорезывается человек. А бывает сначала хорошо, а потом ничего не получается. Нехорошо и не получается — это понятно, потому что для перевода нужно иметь каменную задницу. Молодым без жизненного опыта тяжело переводить. Переводя, ты на себя примеряешь, можешь ты понять те или иные чувства или нет. Ну, скажем, у человека никто никогда не умирал из родственников. Конечно, он будет переводить по фантазии. Все пережить невозможно, но когда у тебя есть какой-то запас в организме, то достроить можно. Ну, мне трудно, допустим, себя представить на месте Раскольникова, но если бы я переводил, то можно было бы вообразить.

Переводить с русского на английский — если это не твой родной язык, никогда ничего не переведешь. Я не так хорошо язык знаю. Гораздо легче самому что-то написать, чем перевести с русского. Пушкина не могут перевести. Почему он не получается, не знаю. Плюс рифмы. Но лучше хоть как-то, чем никак.

Какие качества нужны переводчику? Просто должен книжки любить и страну, с языка которой он переводит. И, конечно, к родному языку трепетно относиться. Ну и то, что можешь сидеть один, без общества, — это уже дополнительно. Вот и все. Такого отбора — что этот способный, а этот безнадежный — нет. Кто это дело очень сильно любит и готов этим почти бесплатно заниматься, у него просто получится. Можно научиться делать это на каком-то нестыдном уровне. А людей, которые в самом деле для этого приспособлены, очень мало. Так всегда и везде. Обычно один-два человека на курсе. Просто сейчас этим экономически заниматься невозможно. Это не кормит ни в каком случае. Только маньяки могут переводом заниматься. У меня есть такие люди. Они работают в одном месте, а в свободное время переводят. А заработать этим нельзя — как профессия переводчик уже практически не существует.

Я лет 50 этим занимаюсь. А что я еще могу? Я больше ничего не умею.

Записала Юлия Рыженко

 Отправлено: 19.10.13 02:57. Заголовок: О, это должно быть и..

О, это должно быть интересно! Спасибо. почитаю.

 Отправлено: 03.11.13 12:21. Заголовок: Алфавит

Обучающая песенка русского алфавита:

 Отправлено: 05.11.13 05:18. Заголовок: Женя, спасибо за Гол..

Женя, спасибо за Голышева: очень интересное чтение.

Хотя и полный личных впечатлений, но достаточно системный обзор профессии.

Не совсем понятно, почему это экономически невыгодная профессия, ведь книг переводят уйму. Значит, потребность есть и источники тоже - может, я не в курсе, не компьютеры же это сейчас делают.

Скрытый текст

(про дословный перевод в Ворде анекдотов достаточно).

 Отправлено: 06.11.13 14:00. Заголовок: Очень понравился мон..

Очень понравился монолог Голышева. Я в свое время переводом художественной литературы на жизнь зарабатывала, так что мне его мысли особенно близки, наверное. Хотя мы переводили не классику, а детективы. вестерны, фэнтези. Интернет уже был, но слабый, позднее переводя тексты для телепроекта "Энциклопедия", я оценила возможности нормального интернета.
Что имею в виду? Ну, вот у автора упомянут какой-то фильм, роман, рекламный слоган. Без инета таки день в библиотеке. С гуглом несколько минут. Хотя и тогда, и сейчас многие не утруждали себя. И вместо уже привычного перевода названия или фамилии использовали свою версию. Ну, не принято у нас Our Little Town Уайлдера переводить как "Наш маленький город". Есть уже устоявшееся название "Наш городок". Мелочь? Наверное. Но если таких мелочей в книге много, то читать ее уже не тянет. Глаз цепляет все ляпы коллеги и удовольствие пропадает напрочь.
Несколько лет назад перестала даже пытаться смотреть фильмы в украинском переводе. Такое впечатление, что на наших студиях работают троечники-первокурсники.
Из любимых перлов (перевожу на русский).
Фильм "Высадка Черного ястреба". Два американских пилота ведут свои вертолеты над африканской пустыней. Один пилот другому:
- Смотри, они расстреливают штатских в 9 утра.
Я не сразу поняла, что они обсуждают, поэтому первая реакция была:
- А вы им разрешили только после обеда?
Потом посмотрела на экран, вслушалась, высказалась уже нецензурно. Какие 9 утра? Пилот явно говорил:
- Смотри, они расстреливают штатских на 9 часов.
Нормальный способ ориентации военных на местности без компаса. И переводчик этого не знает? И что он мне тогда 2 часа будет переводит в военном фильме? Просмотр закончила.
Второй фильм. "Дневник наемного убийцы". Рассказ этого самого убийцы о себе:
- Когда мне исполнилось 15, страна отправила меня в тренировочную школу.
Тут я взорвалась сразу. Страна? А не штат? В тренировочную школу? Малолетнего преступника? Может, все же в исправительную? Просмотр тут же закончился.

Что касается вашего недоумения, Olga. Да, книг переводят немало. Но! Классику заново крайне редко. Как правило, тиражируют старые переводы. А для перевода тех же детективов или дамских романов суперпрофессионалы не нужны. Им надо платить. И прилично платить. Проще использовать переводчиков уровнем пониже. Или вообще без уровня. Результат будет соответствующий, но этого уже мало кого волнует. Читатели проглотят. Но и издательство можно понять. Российским авторам платить можно еще меньше. Анонимный литературный негр под именем Фридриха Незнанского или никогда не существовавшей Марины Серовой получает за роман по чужому плану около 200 долларов. И никакой возни с правами, переводчиками и прочим. И опять же читатель купит.
Поэтому сейчас встретить действительно качественный перевод удается крайне редко. Мне вот не так давно повезло с циклом исторических детективов о Николя Ле Флоке. Автор Жан-Франсуа Паро, переводчик Елена Морозова. Перевод был настолько хорош, что я начала искать информацию о Морозовой. И тут можно снова вспомнить Голышева. Для Морозовой перевод скорее хобби. Она историк, специализируется на Французской революции, пишет для ЖЗЛ о Робеспьере, Марате. А если учесть, что действие романов Паро как раз в годы Французской революции и происходит... Но такой вот подарок читателю сейчас скорее исключение, а правило...

 Отправлено: 06.11.13 18:03. Заголовок: Спасибо Miss Betsy з..

Спасибо Miss Betsy за подробности.
Я совсем не из этого мира, но с большой благодарностью вспоминаю свою учительницу по переводу с английского на продвинутых курсах, которые я закончила перед отьездом из Москвы: было аж 3 предмета (перево, больше ориентированный на газетную периодику, чтение литературы и грамматика-стилистика с 3-мя разными преподавателями из Мориса-Тереза). Тем и живем...

 Отправлено: 06.11.13 18:19. Заголовок: Тоже руки чешутся от..

Тоже руки чешутся ответить, поскольку мне как раз этот предмет родной и близкий, но надо убегать. Постараюсь ближе к вечеру.

 Отправлено: 06.11.13 23:26. Заголовок: И не только о словах..

И не только о словах...

Чему учат в школе: ляпы в учебниках

 Отправлено: 07.11.13 00:47. Заголовок: Очень понравился мо..

Miss Betsy пишет:

цитата:

Очень понравился монолог Голышева. Я в свое время переводом художественной литературы на жизнь зарабатывала, так что мне его мысли особенно близки, наверное. Хотя мы переводили не классику, а детективы. вестерны, фэнтези. Интернет уже был, но слабый, позднее переводя тексты для телепроекта "Энциклопедия", я оценила возможности нормального интернета. Что имею в виду? Ну, вот у автора упомянут какой-то фильм, роман, рекламный слоган. Без инета таки день в библиотеке. С гуглом несколько минут.

Раньше для проверки реалий, имен собственных, исторических сведений и всего такого прочего в издательствах существовали редакторы. А сейчас... даже если кто-то значится, качество их работы – ниже плинтуса. Сами ничего не знают.

цитата:

Хотя и тогда, и сейчас многие не утруждали себя. И вместо уже привычного перевода названия или фамилии использовали свою версию. Ну, не принято у нас Our Little Town Уайлдера переводить как "Наш маленький город". Есть уже устоявшееся название "Наш городок". Мелочь? Наверное. Но если таких мелочей в книге много, то читать ее уже не тянет. Глаз цепляет все ляпы коллеги и удовольствие пропадает напрочь.

И даже если не коллеги, а просто переводчика... Я помню, как меня в начале 90-х годов в каком-то французском романе (или в квази-историческом, типа очередной «Анжелики»), убила «башня Несль». То есть переводчик не только не читал в детстве «Трех мушкетеров» - а может, и вообще никаких французских исторических романов, уже давно переведенных на русский язык, от Проспера Мериме до Мориса Дрюона, где не раз упоминается Нельская башня (если по-французски, то la Tour de Nesle), но и языка-то, с которого взялся переводить, толком не знает, иначе был бы в курсе, что в словах типа «Nesle», «s» перед согласной не читается и что впоследствии оно вообще выпало и над предшествующей ему буквой «е» поселилась «крышечка», то есть значок «accent circonflexe».

И примерно в то же время читала перевод романа «Скарлет». Ну, про это я уже когда-то писала... Книгу переводили три переводчика. Плохой, очень плохой и приличный. Но после того, как книгу таким образом перевели, никто ее уже не редактировал, никто «ляпы» не убирал, а вот прямо так взяли и напечатали. Поэтому там цвели буйным цветом такие «перлы», как «теща Скарлет» - вместо свекрови, некто, обозначенный как Вицерой, а также существовал загадочный персонаж по имени «Син», в третьей части превратившийся, естественно, в Шона, и там же, в третьей части, Вицерой (первый переводчик посчитал, очевидно, что это – имя собственное) обрел полагавшийся ему титул и стал, наконец, Вице-королем.

цитата:

Несколько лет назад перестала даже пытаться смотреть фильмы в украинском переводе. Такое впечатление, что на наших студиях работают троечники-первокурсники.

И они же работают в издательствах, редакциях журналов... Одним словом, везде сплошной непрофессионализм.

цитата:

Из любимых перлов (перевожу на русский).

Что и говорить, перлы – впечатляют...

цитата:

Что касается вашего недоумения, Olga. Да, книг переводят немало. Но! Классику заново крайне редко. Как правило, тиражируют старые переводы.

Так и слава Богу! А то новые «переводчики» такого бы нам напереводили...

цитата:

А для перевода тех же детективов или дамских романов суперпрофессионалы не нужны. Им надо платить. И прилично платить. Проще использовать переводчиков уровнем пониже. Или вообще без уровня. Результат будет соответствующий, но этого уже мало кого волнует. Читатели проглотят.

Кто-то проглотит, кого-то, прошу прощения, стошнит.

цитата:

Поэтому сейчас встретить действительно качественный перевод удается крайне редко. Мне вот не так давно повезло с циклом исторических детективов о Николя Ле Флоке. Автор Жан-Франсуа Паро, переводчик Елена Морозова. Перевод был настолько хорош, что я начала искать информацию о Морозовой. И тут можно снова вспомнить Голышева. Для Морозовой перевод скорее хобби. Она историк, специализируется на Французской революции, пишет для ЖЗЛ о Робеспьере, Марате. А если учесть, что действие романов Паро как раз в годы Французской революции и происходит... Но такой вот подарок читателю сейчас скорее исключение, а правило.

Это вообще чудо, что такие переводчики, которые знают не только язык, но и предмет, все еще встречаются, хоть и крайне редко.

 Отправлено: 07.11.13 01:02. Заголовок: Eugenia пишет: Рань..

Eugenia пишет:

цитата:

Раньше для проверки реалий, имен собственных, исторических сведений и всего такого прочего в издательствах существовали редакторы. А сейчас... даже если кто-то значится, качество их работы – ниже плинтуса. Сами ничего не знают.

Это да. Редактор у нас тогда был... Считай, что не было. Хорошо, что наши куски сводил один из нашей же переводческой бригады ух, а то было бы на уровне твоей французской неразберихи с именами.

Eugenia пишет:

цитата:

Это вообще чудо, что такие переводчики, которые знают не только язык, но и предмет, все еще встречаются, хоть и крайне редко.

Это точно. Потому так и радует эта рыба на нынешнем почти полном безрыбье.

Большинство глотает. Даже не пытаясь задуматься.

 Отправлено: 07.11.13 19:53. Заголовок: Со всем согласна - п..

Со всем согласна - переводы и в кино, и в книгах часто ужасны.. Темка серьезная, профи все меньше и меньше, все хотят по-быстрому и легкому срубить побольше денег.

Можно похулиганить в серьезной темке? Если что - уберите. Ну очень понравился анекдот по теме и на злобу дня . Серьезный человек прислал, между прочим.

Кафедра русского языка. Две доцентши, одна курит, вторая разгадывает кроссворд.
- Мария Ивановна, " Полный крах всех надежд " - шесть букв, вторая "и"... ?
Курящая долго думает, потом:
- Не может быть! в газете?
- Да.
- П...ц?!
- Подходит...
Входит завкафедрой, профессорша.
- Софья Марковна, вот вы доктор наук! " Полный крах всех надежд ", шесть букв, вторая "и"?
- П...ц! Однозначно!
- Ну не может же быть в российской газете - "п...ц"!
- Сейчас все может быть!
Входит аспирантка Машенька, юное невинное созданьице.
- Вот молодежь все знает! Машенька, полный крах всех надежд, шесть букв, вторая "и"! У нас только один вариант - "п..ц"!
Машенька краснеет до корней волос и шепчет:
- Фиаско.

 Отправлено: 07.11.13 20:37. Заголовок: Лен, :sm36: :sm54:..

Лен,

 Отправлено: 11.11.13 02:38. Заголовок: В продолжение темы п..

В продолжение темы переводов и их качества. Вот чувствовала я неладное, когда начала читать "Завещание Холкрофта" Ладлэма. Это политический детектив. И издательство вроде как приличное - Эксмо. Но переводчиков на 540 страниц почему-то целых 7. А у семи нянек... Да-да... Итак, героине предлагают ехать в Женеву через французские города Монтпилиер и Айвинон. Угу. Подозреваю, что Ладлэм имел в виду Монпелье и Авиньон. Вот так и переводят.

 Отправлено: 11.11.13 03:00. Заголовок: Miss Betsy пишет: п..

Miss Betsy пишет:

цитата:

предлагают ехать в Женеву через французские города Монтпилиер и Айвинон.

Ой, мамочки... Приличных слов нет. Особенно "порадовал" "Айвинон".

 Отправлено: 30.11.13 01:53. Заголовок: Для Tori по поводу и..

Для Tori по поводу изучения английского. Это мне присылают разные "полезные советы".

Сегодня мы подготовили для вас познавательную статью о том, как быстро изучить иностранные языки.

К сожалению, изучение языков достаточно дорогое удовольствие. Особенно, если вы учите язык вместе с преподавателем. Как сэкономить и получить хорошие знания?

Совет №1 Скучные занятия
Вам нужно обогатить свой словарный запас иностранных слов. Даже полиглоты и люди, имеющие природную склонность к освоению языков, признаются — их секрет в нудной зубрежке иностранных слов. Чем больше вы их знаете, тем лучше.

Совет №2 Читайте книги
Самый простой способ изучать язык — читать книги на этом языке. Этот способ хорош для тех, кто имеет хотя бы начальное знание языка. Выберите простую художественную книгу. Например, если вы учите английский, приобретите книгу Артура Конан Дойла «Приключения Шерлока Холмса». Она написана очень легко и понятно. Если вы имеете небольшое знание английского, вы будете читать книгу, поглядывая в словарь, читая каждую строчку, потом через строчку, потом один раз в абзац, а потом и раз на страницу. Секрет прост – автор использует в повествовании привычный для себя лексикон. Вы быстро привыкаете к нему и понимаете смысл книги без словаря.

Совет №3 Не бойтесь
Можно учить языки годами, готовиться, повторять, читать советы о том, как же нужно изучать языки. Но если вы будете бояться говорить, то у вас ничего не получится. Ищите собеседников, владеющих языком, который вы изучаете. Например, общайтесь на тематических форумах, в скайпе и везде, где будет возможность.

Совет №4 Кино — наше все
Начните смотреть фильмы на интересующем вас языке. Если вы только начали изучать язык, то вам помогут субтитры (текстовый перевод внизу экрана). Через несколько недель переходите на фильмы без субтитров. Вы сможете узнать, какие голоса у ваших любимых персонажей, вы услышите шутки и фразы, ставшие культовыми в оригинале. Это должно вас вдохновлять на просмотр все новых и новых фильмов.

Не забывайте также:
•Подпишитесь на блоги на интересующем вас языке и читайте их каждый день
•Если вы хотите ходить на курсы, то выбирайте преподавателей-носителей языка
•Путешествуйте! Если есть такая возможность — съездите в страну, язык которой вы учите. Это отличная практика
•На начальном этапе разгадайте в себе, что вам больше всего дается или нравится, и бейте по этой цели. Самое главное – не занимайтесь одним делом (например, только чтением). Старайтесь делать всё одновременно и понемногу.

 Отправлено: 23.01.14 15:50. Заголовок: Элен, огромное спаси..

Элен, огромное спасибо (сорри, что так поздно - проглядела)!
Совет №4 - самый классный, я нашла себе сериал о инспекторе Линли, с субтитрами. И получаю сразу несколько удовольствий - красивые натурные съемки, интересный сюжет, неторопливая внятная речь (я с трудом воспринимаю американский английский) и красавчик Натаниэль Паркер в роли инспектора с аристократическим происхождением.
P.S. И еще метод Пимслера помогает воспринимать язык на слух, это для меня самое трудное - не всегда понимаю, что именно произнесено/

 Отправлено: 23.01.14 16:44. Заголовок: Кстати, я тогда соби..

Кстати, я тогда собиралась и ответить и, как всегда, закрутилась...

Элен пишет:

цитата:

Совет №2 Читайте книги Самый простой способ изучать язык — читать книги на этом языке. Этот способ хорош для тех, кто имеет хотя бы начальное знание языка.

Тоже очень хороший совет! Главное - действенный. Когда мы приехали в Штаты, я начала действительно говорить по-английски только после того, как начала активно читать. Причем главным образом - всякую дребедень, которая покупалась на "гаражках" по 10 центов за штуку. Имена большинства авторов и названия книг забылись, но я по сию пору благодарна Стивену Шелдону и особенно Даниэль Стил! У нее словарный запас - ну, может, пара тысяч слов, но зато это именно те слова и выражения, которые люди употребляют изо дня в день в повседневной жизни. Потому что всяких более, так сказать, возвышенных и ученых слов у меня в голове, благодаря знанию других языков и многолетней практике печатания английских статей и монографий, было набито достаточно, а вот обычных разговорных сильно не хватало.

И совет № 4 - тоже прекрасный. Я, кстати, до сих пор ему следую. Иногда - чисто для самопроверки, а нередко - просто, чтобы точно понимать, чего они там говорят. Особенно, когда смотрю английские фильмы. Скрытый текст

Американский "инглиш" понимаю гораздо лучше, поскольку среди него живу.

 Отправлено: 23.01.14 17:10. Заголовок: Женя, спасибо за отв..

Женя, спасибо за ответ, я попробую Стил. Пока я пытаюсь читать интервью с актерами.

 Отправлено: 23.01.14 22:12. Заголовок: Tori, спасибо, я рад..

Tori, спасибо, я рада, что что-то оказалось полезным. Для меня самой самым актуальным явзяется совет "Старайтесь делать всё одновременно и понемногу". Причем не только при изучении языка.

Сама я учила язык всяко-разно, меньше всего по книгам и фильмам, как-то некогда было особенно - до сих пор читаю и смотрю ТВ урывками. Читала в основном "Ридерс-дайджесты" в каких-нибудь очередях (к доктору, в гос. учреждениях), их обычно полно бывает везде, во всех "залах ожидания". Иногда попадались "National Geographic" (обожаю этот журнал) или какие-нибудь журнальчики по здоровью и красоте. На работе читала спец. литературу по профессии, а дома не до чтения было вообще (в то время, когда надо было язык учить).

Но мне в свое время очень помогли курсы Илоны Давыдовой, не знаю, рекламируются ли они где сейчас. В свое время выложила за них нехилые деньги (по эстонским меркам) и даже специально ездила за ними в Ленинград, чтобы купить оригинал (не подделку) в фирме-представительнице. Я не особенно верю в обещанные там subliminal messages, которые, якобы, записывают язык на подкорку вне зависимости от твоего сознания (за что и деньги берут), но в любом случае это очень хороший курс разговорного (1-я часть) и литературного (2-я) американского (это было для меня важно, потому что в Канаде почти такое же произношение) английского.

Специального времени на изучение языка у меня и до Канады особенно не было, потому я просто навешивала наушники с этими курсами и занималась обычной домашней работой или слушала эти курсы по пути на работу. Так или иначе, но цель была достигнута - эти фразы и предложения прочно угнездились в голове и потом легко приходили на язык. А тут английский я добирала уже на работе, надо было зарабатывать, ходить на курсы было особенно некогда.

Казалось бы, программист - довольно молчаливая профессия, сиди себе и тыкай по клавишам, но нет - мне очень много приходится и слушать, и говорить на работе. И это хорошо. Первое время сидела молчаливая и испуганная, особенно боялась телефона, так как по нему быструю речь понимать труднее, но со мной всегда обращались очень терпеливо и доброжелательно, и постепенно я перестала всего бояться и, что называется, "въехала".

Всякие вечеринки, общение с коллегами вне работы, совместные ланчи помогли освоиться с разговорным языком. И путешествия тоже, конечно, мы начали ездить по стране через год после приезда. А муж два с лишним года учил язык на курсах, а еще ему мультики помогали. А папа сейчас помимо курсов читает юмор на английском - тоже считает, что это здорово помогает. Все идут в таком трудном деле, как изучение языка, своим путем. И чем раньше начинать его учить, тем лучше, дети запросто хватают язык "из воздуха".

 Отправлено: 24.01.14 19:56. Заголовок: Элен, про Илону Давы..

Элен, про Илону Давыдову, несколько лет назад очень много говорили, а сейчас поутихло.
Уверена, что если бы я оказалась за бугром, ,то начала бы говорить, а так вроде и нет необходимости, но желание не пропадает.
Учу сама, потихонечку. А заинтересовалась я после онлайн-курсов полиглота Петрова (мы обсуждали на старом форуме). Очень интересный человек, и хоть я и не стала болтать после 16 уроков, но в себя поверила.

 Отправлено: 24.01.14 19:59. Заголовок: Tori пишет: хоть я и..

Tori пишет:

цитата:

хоть я и не стала болтать после 16 уроков, но в себя поверила.

А это и есть самое главное!

Но вот в то, что можно начать болтать после 16-ти уроков, я не очень верю. Вернее, может, и можно, но и забудется так же быстро, как и пришло. У моего мужа так было с немецким "погружением".

 Отправлено: 24.01.14 21:01. Заголовок: Я для этой же цели р..

Я для этой же цели рекомендую романы и рассказы Ирвина Шоу - очень легкое и женское чтение.
"Богач, бедняк" очень рекомендую, да и все остальное тоже.
До детей было мое чтение на пляже и на любом отдыхе.

[url=http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A8%D0%BE%D1%83,_%D0%98%D1%80%D0%B2%D0%B8%D0%BD]Ирвин Шоу[/url]
Irwin_Shaw

 Отправлено: 10.02.14 14:40. Заголовок: К барьеру вызван я я..

К барьеру вызван я языковому… click here

Разговаривать с еще не родившимся ребенком на иностранном — не слишком ли это рано? Результаты экспериментов доказывают, что даже в первые дни после рождения младенцы различают языки, которые слышали в лоне матери. То есть учить языки никогда не рано. Но также верно и другое утверждение: никогда не поздно.

Научились уже,
как учиться

"Дети — замечательные лингвисты", писал Корней Чуковский в своей книге "От двух до пяти". Хотя и у детей не все просто. На полное освоение родного языка у человека уходит десятая часть его средней продолжительности жизни. Первые пять лет — на базовое знакомство с языком. Следующие пять — на узнавание языковых нюансов. И еще с десяток годков — на приобретение достаточного словарного запаса. Сегодня уже считается плохим тоном хвастаться (к примеру, в резюме) "знанием в совершенстве" даже родного языка: словарный запас каждого человека зависит от его профессиональной деятельности, поэтому нельзя объять необъятное (лексикон учителя, медика, инженера и т. д.). Кстати, доказано, что похожая ситуация у тех, кто знает несколько языков: часть слов они знают на одном языке, часть — на другом. Но чем большим количеством языков мы владеем, тем большим выбором слов располагаем.

Освоение иностранных языков тесно связано с общим уровнем развития родной речи. Поэтому, считают эксперты, учить малыша чужому языку следует не ранее чем с трех лет, лучше — с пяти, но не позже семи.

Наши чада, однако, продолжают знакомиться с чужой речью в основном в школьном возрасте, когда, как говорят специалисты, сенситивный период развития речи (подражания и словотворчества) уже закончился.

Ну а если человек уже даже не в школьном возрасте — тогда что, распрощаться с мечтой выучить иностранный? Согласно популярной еще недавно теории считалось, что после "нейрологически критического возраста" ни один человек не в состоянии полноценно изучить иностранный. Но сегодня этот тезис подлежит все большему сомнению. Не согласен с ним, к примеру, московский педагог Илья Франк, автор известного мультиязыкового интернет-проекта, текстами с подстрочником (билингвами) которого с благодарностью и удовольствием пользовалась сама.

Я начала знакомство с иностранными языками, по прежним меркам, поздно. Могла бы раньше, но, что называется, "ограничивали собственные рамки разума": кто учит языки в таком возрасте! Пока не наткнулась на факт из биографии Анны Ахматовой: она начала учить английский в 38 лет! Когда ее недоуменно спрашивали, зачем ей это теперь надо, отвечала, что хочет прочитать Байрона в оригинале (хотела убедиться во влиянии Байрона на Пушкина). "С осени 1927-го стала самостоятельно учить английский язык… через полгода читала Теккерея (c параллельным текстом на французском)", — писала в автобиографии поэтесса.

"Взрослый человек, вероятно, хуже запомнит слова и фразы, но зато он может быстро научиться читать написанное и помогать себе чтением, — считает Эрик В. Гуннемарк. — Взрослый изучает язык не так, как ребенок. Однако и он способен достичь неплохого уровня владения языком. В сущности, работа идет даже быстрее, поскольку есть опыт и привычка самостоятельно работать, есть знания, как учиться".

Владение двумя языками также помогает при изучении новых: люди уже знают, на что обращать внимание. И вознаграждаются за это сторицей. Необходимость делать выбор между несколькими лингвистическими системами приводит к тому, что у человека становится более развитой лобная часть мозга. Такие люди лучше других справляются, когда нужно быстро сделать выбор при наличии взаимоисключающей информации, они реагируют быстрее и правильнее.

Сегодня все более популярны курсы иностранных языков для пенсионеров. Доказано, что знание языков не только способствует большей креативности, но и помогает замедлить, а то и избежать старческих изменений.

Феномен Конрада

Джозеф Конрад Коженевский, гений английской прозы, был известен еще и тем, что никак не мог избавиться от своего сильного польского акцента. Так что ученые назвали разницу между отличным знанием грамматики и лексики и плохим произношением "феноменом Конрада".

Дело в том, что чтение, письмо и устная речь — это три разных умения. И на каждое из них нужно обращать особое внимание. Путь к устной речи — только устная речь. "Многие учащиеся, а иногда и учителя, полагают, что сначала нужно освоить чтение на иностранном языке — тогда и устная речь будет освоена. Но чтение — это пассивный навык. Чаще всего, научившись читать, люди на том и останавливаются и не доходят до следующей цели — устной речи", — пишет Гуннемарк.

Не следует бояться удивить собеседников страшным акцентом, считает он, показаться смешным при общении на иностранном языке. Чтобы избавиться от этого страха, нужно просто выражать свои мысли как придется. "Сначала говорим — потом думаем!" — такой совет я теперь часто даю начинающим. Однако при изучении языка уже на начальной стадии обучения гораздо важнее уделять внимание произношению звуков. "Необходимо с самого начала правильно поставить артикуляцию, чтобы потом не пришлось переделывать то, что уже вошло в привычку. Переучиваться будет сложнее".

Сегодня все более важным становится умение говорить на иностранном языке по телефону. В Европе очень популярны курсы обучения "телефонному английскому", есть самоучители с дисками. Но самый эффективный способ научиться говорить на иностранном (непосредственно или по телефону) — это, конечно, поездка в страну, где на нем говорят. Две недели изучения языка за границей могут стоить нескольких месяцев занятий дома.

Если нет такой возможности, можно для отработки произношения "играть в обезьянку" — подражать говорящим (слушая аудио), уделяя особое внимание звукам, слогам, интонации. Кстати, я сама так учила польский. Сначала просто слушала книгу Януша Вишневского "Одиночество в сети" в замечательном исполнении Магдалены Рушечки и Кшиштофа Банашека. Слушала, как музыку, общий поток слов (обычно выполняя какую-нибудь домашнюю работу), пока не стала различать отдельные слова, затем специфику звучания, повторяя произношение и интонации. Позже по этой же книге училась читать.

Считается, что меньше всего усилий требуется, чтобы научиться читать текст на иностранном языке и переводить его на родной, а научиться говорить гораздо труднее. И еще больше времени уходит на освоение письма, ибо это уже связано со сложными правилами грамматики. Лучше и быстрее всего овладеть письменным иностранным можно, переводя с родного языка на изучаемый. Кстати, по мнению выдающихся самоучек (к примеру, Луначарского), это наиболее эффективный способ изучения иностранного языка вообще.

Семья-билингва

До недавнего времени ученые считали, что у детей, воспитываемых на двух языках от рождения, лингвистические системы смешаны, и только в возрасте трех лет дети в состоянии их различить. Фред Генеси, профессор психологии университета МакГил в Монреале, с этим не согласен, аргументируя свою точку зрения тем, что, если бы языки были на самом деле перемешаны, малыши испытывали бы трудности с правильным использованием в разговоре каждого из них. Эксперименты же доказывают, что это не так. Маленькие дети с мамой говорят на одном, с папой — на другом языке. Кроме того, употребление разных слов или грамматики в одной фразе не означает проблемы с различением языков. Напротив, доктор Генеси доказывает, что так называемое перемешивание лингвистических кодов подлежит определенным грамматическим правилам и не является случайным, свидетельствует о хорошем знании обоих языков, поскольку только люди в полной мере "многоязычные" могут свободно сочетать разные лингвистические системы, благодаря чему передается больше информации, чем если бы они использовали только один язык.

Когда разговаривают "двуязычные" дети, оба языка активируются у них в мозгу одновременно, даже если разговор происходит на одном из них. Поэтому выбор делается из большего запаса слов. Многие родители боятся, что дети, воспитывающиеся на нескольких языках, начнут разговаривать позже, чем их "одноязычные" сверстники. Но их опасения беспочвенны: результаты 40-летнего исследования нейробиологов университета Йорк в Торонто позволяют утверждать, что для маленьких детей изучение двух языков по сложности не отличается от изучения одного. А в 1978 г. ученые Университета Конкорд в Монреале определили, что "одноязычные" дети выговаривают свое первое слово в среднем в возрасте 12 месяцев, тогда как "двуязычные" — в 11,2 месяца.

Однако следует учесть и то, что у "многоязычных" школьников (как и взрослых) хуже выходят тесты на словарный запас по сравнению с теми, кто знает только один язык, поскольку при проверках такого типа тестируется знание лексики только одного языка. Отметим также, что дети легко учат язык и так же легко его забывают. Ученые утверждают: чтобы ребенок в совершенстве овладел языком, он должен уделять ему как минимум 20% времени в течение дня.

Не все "двуязычные" дети будут "двуязычными" взрослыми. В 2007 г. лингвист Анник де Хоувер из университета Антверпен (Бельгия) определила, что наибольшие шансы освоить второй язык имеют дети, в семьях которых общаются не на том языке, на котором говорит большинство проживающих на данной территории. В таких семьях более 96% детей являются "двуязычными". А если один из родителей говорит дома на языке большинства, а другой — меньшинства, шансы на успех составляют только 75%.

Современные исследования показывают, что, хотя оба языка человека "двуязычного" занимают в мозге больший объем, чем у человека, владеющего одним языком, в то же время этот объем не является в два раза больше. Интересно и то, что, чем лучше мы владеем вторым языком, тем в большей степени он занимает те же самые участки мозга, что и первый.

За какие языки
нужно браться и как?

Существует около 5 тыс. языков, но только шесть из них имеют статус "мировых". Это, прежде всего, английский, используемый как родной язык либо как средство межнационального общения примерно 700 млн человек, испанский — более 300 млн, русский — тоже около 300 млн, арабский — более 200 млн, французский — более 250 млн и немецкий — около 200 млн.

Хинди и урду — языки межнационального общения, на которых говорят примерно 500 млн человек в Индии, Пакистане и других странах этого региона. Ну и, конечно же, в список важнейших языков мира входит китайский, на котором говорят около 1 млрд 200 млн человек. Португальским пользуются около 170 млн чел., на итальянском говорят 65 млн.

Полиглотом считается человек, знающий не менее 10 языков. Но есть и особо выдающиеся — к примеру, Евгений Чернявский (Москва) — 45 языков. Арво Ютилайнен (Хельсинки, Финляндия) — более 50 языков, Дональд Кенрик (Лондон, Великобритания) — более 60 языков, Пент Нурмекунд (Тарту, Эстония; 1905—1997) мог переводить примерно с 80 языков и говорил на многих из них. В одном из интервью эстонскому радио он сказал: "Каждый должен приложить все свои силы к тому, чтобы изучить так много языков, как только возможно".

Советы специалистов для изучающих языки сводятся прежде всего к правильной организации обучения. "Лучше лентяй, который умеет организовать работу, чем муравей, который лезет вслепую день за днем", — не помню, кто это сказал, но сказал правильно.

Должна быть вера в себя. Особенно необходима она на этапе, когда нужно впервые заговорить на чужом языке. Чем больше у человека веры в себя, тем обычно сильнее мотивация. Начать объясняться помогут знание 400–500 слов и сотня "речевых штампов" (повседневных выражений), которые нужно заучивать наизусть.

Важна поддержка окружения — к примеру, языковые группы. Кстати, посещая курсы английского, позже — немецкого, я отметила их "побочный" терапевтический эффект. Занятия в маленьком коллективе, в доброжелательной обстановке, в среде единомышленников (все хотели выучить язык), на позитивном материале (а на позитиве построены все учебные курсы) были для меня как глоток свежего воздуха в серых и однообразных рабочих буднях.

"Повторение — мать учения" — неотъемлемая часть успеха. Повторять следует как можно чаще, на улице и дома, ночью и днем. В первую очередь — слова и выражения, а также произношение отдельных слогов. Нужно быть постоянно в тонусе. Нельзя выучить язык и оставить его "про запас", чтобы когда-нибудь "потом" использовать. Илья Франк в своих книгах сравнивает изучение языка с подъемом на ледяную горку: "Либо с разбега вверх — либо неизбежно вниз. Как только мы прекращаем заниматься языком, сразу же начинаем сползать вниз, и это движение нарастает по экспоненте".

Лучший способ разобраться и удержать в памяти язык — учить ему кого-то другого. К примеру, своего ребенка. И тут важно следующее. Не надо смеяться, если ребенок скажет что-нибудь не так, — лучше повторить это, только уже правильно. При изучении задавайте ребенку больше вопросов, объясняйте, а еще — путешествуйте в страны, где говорят на этом языке.

Время — один из самых важных факторов: ухо должно "созреть". Поэтому не следует доверять рекламе всяческих курсов интенсивного обучения иностранным языкам. По мнению специалистов, только после 9 лет непрерывного изучения появляется полная уверенность в том, что язык останется в памяти навсегда.

 Отправлено: 17.02.14 22:46. Заголовок: Галя, спасибо, очень..

Галя, спасибо!
Я получаю кайф, когда перевожу и фраза получается не корявой. Читать мне определенно нравится больше, чем говорить.
От заучивания фраз по Пимслеру у меня челюсть болит .

 Отправлено: 18.02.14 02:25. Заголовок: Tori пишет: Галя, с..

Tori пишет:

цитата:

Галя, спасибо!

Да пожалуйста, Вика. Я и сама каждый день этот кайф ловлю, особенно, в устном переводе - работа такая теперь. Писать-то легче, есть время сосредоточиться и проверить себя. А вообще, читая статьи на эту тему, понимаю, что выбрала совершенно интуитивно правильный метод изучения языка. Самое главне - это мотивация. Ну, просто не могла и не хотела я быть в чужой стране дебилкой. А начала позже, чем Ахматова, в 40 лет, и с нуля.

И ничего, справилась - сдала экзамен Индустриальной торговой палаты (IHK), а это круче университетского диплома, так как перевод и устный, и письменный на оба языка. Письменный экзамен длился 6 часов - думала, сдохну. Ниччо, выжила! А задача была простая: не сдать на 1 (это наша "5"), чтобы всю оставшуюся жизнь не доказывать, что мой немецкий лучше, чем у среднестатистического немца. С устным было легче - пару артиклей мимо нот - и двоечка в кармане (наше "4").

Tori пишет:

цитата:

От заучивания фраз по Пимслеру у меня челюсть болит

Не ломайте челюсть, включите уши. Русский акцент очень приятен иноземному уху, гораздо лучше, чем итальянский, турецкий, французкий и даже английский. Личный опыт, поверьте.

 Отправлено: 18.02.14 02:50. Заголовок: Galina пишет: Самое ..

Galina пишет:

цитата:

Самое главне - это мотивация.

А вот это - 200%! Правда, писать по-английски я всё равно ужасно не люблю. Но приходится, никуда не денешься, жизнь заставляет.

цитата:

Русский акцент очень приятен иноземному уху, гораздо лучше, чем итальянский, турецкий, французкий и даже английский.

Да? Не зна-а-аю... Во всяком случае, в английском сильный русский акцент, все эти "зыс" и "дыс" звучат просто тошнотворно. Впрочем, сильный французский акцент тоже слушать не очень-то приятно. Правда, американцы молодцы, к нашим акцентам относятся спокойно. Мне один доктор даже сказал, что ему нравится сильный русский акцент, мол, моя бабушка так говорила.

 Отправлено: 18.02.14 21:18. Заголовок: Galina пишет: Сам..

Galina пишет:

цитата:

Самое главне - это мотивация. Ну, просто не могла и не хотела я быть в чужой стране дебилкой.

Аналогично! Оказавшись на рафтинге с иностранцами, стало стыдно, что забыла школьный немецкий и английский не знаю, а они и шпрехают, и спикают, и по-русски вполне. Не хочу больше позориться!

 Отправлено: 18.02.14 21:21. Заголовок: Девочки, про акцент ..

Девочки, про акцент успокоили - включу ушки !

 Отправлено: 18.02.14 22:44. Заголовок: Eugenia пишет: Да? ..

Eugenia пишет:

цитата:

Да? Не зна-а-аю... Во всяком случае, в английском сильный русский акцент, все эти "зыс" и "дыс" звучат просто тошнотворно.

Когда я слышу, как некоторые соотечественники говорят, меня тоже тошнить начинает. И дело не в акценте, а в безграмотном построении предложений и неправильном интонировании + слепое подражание местному саксонскому диалекту. Мне тоже не все звуки поддаются: "Ха" немецкое не могу произнести, как на перышко дунуть, и окончания "унг - юнг" в нос произносить забываю. Но когда человек правильно говорит, то акцент и мелкие ошибки никого не раздражают. Напртив, вызывает уважение и восхищение, что иностранец так освоил язык.

 Отправлено: 18.02.14 22:56. Заголовок: Еще бывает забавно к..

Еще бывает забавно, когда, узнав что ты родом из России, тебе говорят "Как вы хорошо говорите по-английски".
Ведь после стольких лет жизни в стране это совсем не комплимент.

 Отправлено: 18.02.14 22:58. Заголовок: Olga пишет: Ведь по..

Olga пишет:

цитата:

Ведь после стольких лет жизни в стране это совсем не комплимент.

Ага. Но все-таки понимаешь при этом, что человек хотел сказать тебе что-то приятное.

 Отправлено: 18.02.14 23:04. Заголовок: Eugenia пишет: Ага. ..

Eugenia пишет:

цитата:

Ага. Но все-таки понимаешь при этом, что человек хотел сказать тебе что-то приятное.

Вот именно хотели как лучше, а получилось... Их "small talk" меня всегда убивает своей никчемностью, какое-то сотрясение воздуха.

 Отправлено: 19.02.14 00:02. Заголовок: Olga пишет: Еще быв..

Olga пишет:

цитата:

Еще бывает забавно, когда, узнав что ты родом из России, тебе говорят "Как вы хорошо говорите по-английски".

Аналогично! И еще с ноткой удивления. Хотя... может, это и удивительно - ведь большинство наших так за 15-20 лет и не научились, еле шпрехают и спикают, а ферштэютЬ и андестендают и того меньше...

 Отправлено: 23.02.14 16:18. Заголовок: Грустное эссе Алекса..

Грустное эссе Александра Привалова:

О пиджин рашене

Люди пишут и показывают написанное — много людей. Рунет переполнен буквами. Социальные сети, форумы, чаты — и тексты профессиональных журналистов — и всяческая официальная писанина. Не знаю, прав ли был Уитмен2, говоря, что пишущий не может скрыть от читателя вообще ничего («Если ты любишь, чтобы во время обеда за твоей спиной стоял лакей, это будет видно в твоих писаниях»), но, уж насколько пишущий владеет языком, и впрямь скрыть невозможно. Так вот: владеют русским языком плохо, и с течением времени всё хуже. Чёрт с ней, с вечной путаницей между –тся и –ться или, там, с раздельным написанием не в самых диких местах (не людимый, не дуг). Это всё милые пустяки. Ясно видны куда более опасные эпидемии — если не пандемии.
Реклама

Популярные в сети собрания ляпов всё изобильнее представляют поначалу казавшийся неправдоподобным тип ошибок: из под тяжка, не на вящего, кричащих не столько даже о безграмотности, сколько о глухом непонимании смысла своих же слов. Особенно достаётся в этом отношении идиомам: мёртвому при парке, как Христос за пазухой, в ежовых рукавах и проч. Напомню: это пишут не дебилы и не гопники. Те даже и сейчас, когда «пишут все», в сети не пишут. Из-за кромов и пожимать плоды пишут обычные наши сограждане. Из этих бредовых трюков следует, что людей русскому языку не учат. Люди никогда не видят слов, не употребляемых повседневно; они случайным образом подхватывают их со слуха и повторяют, не слишком вникая. Их дети (младшие братья) бесформенные обломки перенимать со слуха уже не станут, и слова будут со свистом выпадать из употребления. Фразеологизмам совсем труба: филологи говорят, что им нельзя выучиться самостоятельно — им надо именно что учить, иначе они тоже через поколение останутся лишь в словарях, которыми никто и пользоваться не будет.

Доводится читать, что тут нет ничего страшного. Ну и что, мол, что в пушкинской строчке «Ямщик сидит на облучке» сегодняшний школьник понимает только глагол? Что в целом классе ни один человек не знает слов холщовый и пунцовый? Зато они всё знают про фандомы и лулзы. И глупо расстраиваться из-за утраты тех же ежовых рукавиц — появилось же хотели как лучше. Язык — дело живое, он всегда изменялся — изменяется и теперь; что-то отмирает, что-то приходит… По мне, потери тут выходят очень уж неравнозначны приобретениям. Я не верю, что нельзя усвоить слово лулзы, не выкинув наперёд из обихода холщового с пунцовым и сотни других слов (англичане не платили же за lulz утратой canvas и crimson). Я не хочу, чтобы тонули копившиеся от Гостомысла русские фразеологизмы, — это отрезает носителей языка от гигантского культурного пласта. Я не согласен, чтобы через десять лет в активном употреблении из всего русского языка осталась какая-нибудь тысяча слов (у отчаянных интеллектуалов — две тысячи), перенасыщенная англицизмами.

Оно конечно, скверно учат у нас не только русскому языку. Вот совсем недавнее: сказать, куда впадает Волга, смогли менее 60% опрошенных в МГУ и ВШЭ студентов-журналистов. Но с языком дело особое. Язык народа — это ведь и способ этого народа думать, это сложно переплавленная культура народа и его судьба. Почему сто тридцать уже лет мы повторяем тургеневское «ты один мне поддержка и опора»? Потому, что не знаем, так чувствуем: наш «великий, могучий, правдивый и свободный русский язык» и вправду главное, что нас держит и объединяет. «Нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!» Ну правильно. А теперь отдадим себе отчёт в том, что станется с народом, если язык обеднеет и сплющится. На пиджин рашене можно будет с равным успехом искать духовные скрепы и бороться за права личности — получатся пиджин-скрепы и пиджин-права пиджин-личностей. И решительно ничего хорошего.

Профессионалы, конечно, давно оценили надвигавшуюся беду. Всё чаще педагоги говорят о необходимости преподавать русский язык студентам — хотя бы гуманитариям, — чтобы пусть поздно, но восполнить школьные пробелы. Кое-где даже есть курсы «Русский язык и культура речи», но они факультативные — и сокращаются. А идеологи образования более склонны налаживать поголовное обучение английскому академическому письму. Да и защищать дипломы студентам, считают идеологи, надо бы по-английски — так лучше карьерные перспективы. Что таким макаром лет через двадцать не останется пишущих по-русски, никто не говорит, а возможно, и не думает. Или думает — но думает, что все проблемы, имеющие тогда возникнуть, легко разрешатся посылкой юношества на учёбу в иные земли.

Но и начальство понимает, что с русским языком что-то не так. Обеднение словаря наверху вряд ли кого-нибудь тревожит, но, видно, стало совсем уж некому ни написать внятную бумагу, ни правильно понять написанное. Именно поэтому начальство, рассудив, что выход из неприятного положения там же, где был вход, распорядилось вернуть в школу выпускное сочинение. Оно, может, и правильно, но этого мало. В школе нужно не столько вдалбливать орфографию, сколько учить детей пользоваться языком: говорить, понимать, писать, общаться. Как пишется трудное слово, можно в словаре посмотреть, но нет столь же простого способа выразить свою мысль — или даже иметь свою мысль, — если тебя этому не обучали. Сейчас же писать и понимать не умеет толком и многое множество егэизированных до полусмерти учителей. Ну а когда жестоковыйный Минобр выполнит свой новейший замысел, превратив педвузы в педтехникумы и резко сократив там объём преподавания специальных предметов, учителей, умеющих писать и общаться — и учить писать и общаться, — в России станет меньше, чем белых слонов. Да что учителей — людей!

Утешение могу предложить одно: никто не проиграл, пока никто не выиграл. Люди, которые хотят жить и работать в России, говоря по-русски, сохраняя и создавая свою идентичность, должны понимать: перестанем писать и общаться на настоящем русском языке, не на пиджине — рассыплемся. Эти люди могут не так уж мало: личное языковое развитие, обучение и воспитание своих и находящихся поблизости детей. Если их — нас — окажется достаточно, то, глядишь, великий и могучий-то и сохранится. Не на вящего.

 Отправлено: 15.05.14 15:15. Заголовок: Интересное интервью ..

Интересное интервью об изменениях в русском языке:

Язык 90-х: мифы и реальность

Лингвисты Елена и Алексей Шмелевы — о том, как менялся русский язык после смерти СССР

Анна Немзер

Свобода слова, данная нам с падением советской власти, ассоциируется в первую очередь со свободой языка СМИ, с отменой цензуры. Однако можно посмотреть на этот термин шире: верно ли ощущение, что в 90-е слово стало свободнее и разнузданнее, чем в тоталитарном обществе? Верно ли, что новая реальность потребовала множества новых слов? Верно ли, что быстрые и серьезные изменения, которые потрясали всю страну, сказались и на языке?

Лингвисты Елена и Алексей Шмелевы — о том, почему почти все эти ощущения не вполне верны, о мифах про язык 90-х и о том, что было на самом деле.

— 90-е — это опыт такой свободы, которой Россия ни до, ни после не переживала. Есть профанное ощущение, что этот опыт должен был проявляться на всех уровнях, в том числе — и на уровне языка. Так ли это сработало с языком?

Алексей Шмелев: Если иметь в виду языковые процессы, которые происходили в 90-е годы, можно говорить про две вещи: про мифы и про реальность. Мифы состояли в следующем: миф о появлении иноязычных заимствований, миф о вторжении уголовного жаргона и скверноматерной брани, миф о серьезных изменениях в газетном языке, миф об изменении речевого этикета. Понятно, откуда они берутся. Теперь — почему это мифы. Тут существенно понимать: имеем мы дело с изменениями самого языка или речи? Вообще если нечто, что считалось неправильным, начинает часто встречаться в речи, то это знак чего? Изменения способа говорить, изменения собственно языка, падения уровня владения языком или еще что-то другое?

Иноязычные заимствования действительно стали бросаться в глаза, но это изменение в жизни, а не в языке, потому что появляются новые явления, которые требуют наименования. Некоторые иноязычные заимствования тут же стали привычными — но тут все зависит от личных обстоятельств говорящего. Думаю, «блокбастер» для тех, кто много занимается кино, быстрее стало привычным, чем для меня. А для меня уже в середине 90-х годов нужно было усилие, чтобы вспомнить, что слова «грант» не существовало в 80-х. Ровно так же менялся язык во все времена: входил футбол в Россию в начале ХХ века — появлялось множество слов типа «бек», «хавбек», «голкипер».

Ваучер — в 90-е годы — приватизационный чек, который подлежал обмену на те или иные активы. Сейчас по большей части используется в туристическом бизнесе: ваучер — документ, по предъявлении которого турист получает набор услуг (трансфер, гостиницу, питание).

— Можем ли мы пройти по конкретным примерам и развенчать те мифы, которые вы упомянули?

А.Ш.: Повышение уровня грубости в речи государственных деятелей. Ясно, что чтение речей по бумажке и живая, спонтанная речь начальства в 90-е годы — это просто разные жанры. Есть все основания думать, что те из советских вождей, которые стали новыми начальниками, так же грубо разговаривали в неформальной обстановке и в 80-е годы, просто это не транслировалось. Тем самым это изменение в жизни, а не языковое явление. Это примерно как говорить, что изменился язык плаката, на том основании, что вместо плаката «Слава КПСС» висел плакат «У нас все можно купить».

— Миф об уголовном жаргоне?

А.Ш.: Криминальный жаргон стал входить в речь в 50-е годы XX века, с начала реабилитаций и возвратов из лагерей.

Елена Шмелева: Да — но в 90-е начинается новый процесс. В начале 90-х такие слова, как «стрелка», «разборка», «крыша», уже массово употребляются в разных стилях речи, но их произносили как бы в кавычках. За эти десять лет они превратились в почти немаркированные слова. То же самое — «бабло», «бабки». Это все-таки был полукриминальный жаргон братков. Слово «братки» сейчас произносится уже без какого бы то ни было закавычивания — это просто наименование определенной социальной группы. То есть условия функционирования языка влияют на язык — и под их воздействием он начинает меняться.

А.Ш.: Влияют — но также и способствуют распространению мифов.

Гумпа — сокращение от «гуманитарная помощь».

— Но ведь миф тут ничуть не менее важен, чем реальность, — во всяком случае, есть смысл его фиксировать. Так что давайте дальше о мифах и мнимых изменениях.

А.Ш.: Особенно видна мнимость изменений, когда говорим о речевом этикете. Еще один характерный миф: что вошло в употребление именование государственных деятелей по имени и фамилии, без отчества, а в радикальной форме этот миф звучит так, что вообще в обиход вошло использование имени и фамилии без отчества. Наименование по имени и фамилии — традиция XIX века, и в XX веке имя и фамилия всегда были традиционным именованием спортсменов и писателей. (Для писателя это менялось в тот момент, когда он включался в школьную программу: тогда он получал отчество.) Более того, государственных деятелей именовали ровно так, по имени и фамилии. В некрологах Сталину писали: «умер величайший деятель человечества Иосиф Сталин». Хрущев именовался «Никита Хрущев». А с середины 60-х годов в газетах стали использовать отчество. И за небольшой промежуток времени, с середины 60-х годов, можно считать, возникла новая норма официоза — и вот она-то в 90-е годы была расшатана, потому что советский официоз прекратил существование. Но это опять не совсем изменение. Существует легенда о слове «товарищ». Для XIX века это вполне нормальное обращение, но в неофициальной обстановке или в обстановке, которую человек хочет сделать неофициальной. Скажем, военачальник так обращается к солдату, как бы себя с ним сравнивая. Дальше это стало обращением социалистов друг к другу, потом, когда они взяли власть, оно стало официальным и довольно быстро было усвоено множеством людей. Примерно с 60-х годов оно начало восприниматься как советизм, от него началось отталкивание, и это закрепилось в 90-е годы. Но неверно, что это изменение 90-х годов: окраска его как советизма появилась в 60-е годы.

Дольчики — плотные шерстяные колготы с ярким рисунком. Сейчас в сети можно найти примеры употребления этого слова, но помнят его очень мало.

Е.Ш.: Изменение условий функционирования постепенно влияет на язык, но это сказывается позже. Это процесс глубинный, не самый заметный, постепенный — но это изменения в картине мира.

А.Ш.: Единственное реальное изменение — когда стала меняться оценка целого ряда слов, причем системно. Стало происходить то, что можно было бы назвать возвратом к дореволюционным нормам, но в том виде, в котором они представлялись новым носителям языка.

Е.Ш.: Например, начинают использоваться слова, которые помечались в словарях как устаревшие или как явления, не существующие в советском обществе. Скажем, «благотворительность — в буржуазном обществе: оказание частными лицами материальной помощи неимущим» (Словарь русского языка 1981 года издания).

А.Ш.: В конце 30-х годов слово «Россия» тоже помечалось как историзм, в русско-французском словаре 1939 года издания: «Россия — ист.».

Е.Ш.: И с другой стороны, наоборот, какие-то историзмы вернулись — «гимназия», «Дума», «лицей», «губернатор».

А.Ш.: При этом неверно было бы сказать, что восстановился язык XIX — начала ХХ века. Стали происходить изменения в соответствии с представлениями людей о том, как был устроен язык XIX века.

Капор — головной убор, но выглядящий иначе, чем капоры XIX века. Не шляпка определенной формы, а вязаная труба.

Е.Ш.: Кроме того, еще важный сдвиг: все слова, связанные с бизнесом, были до 90-х окрашены, за некоторыми исключениями, отрицательно: «деловой человек», «бизнесмен», «коммерсант». Сейчас это нейтральные слова.

— Или производные от слова «карьера» — «карьерист», «карьерный рост», которые тоже были отрицательно окрашены.

Е.Ш.: А прилагательного «карьерный» в этом значении вообще не было в словарях, был только «карьерный шаг лошади» и «карьерный песок». Это показатель изменений в картине мира. Кроме того, язык рекламы принес нам тезис «ты этого достойна» — то есть утвердилась идея, что хорошо что-то делать для себя. Тем самым слово «эгоист» утратило негативную окраску — появились магазин «Эгоист», журнал «Эгоист», одеколон «Эгоист».

А.Ш.: Можно сказать, что это происходит под влиянием западных ценностей, но аккуратнее было бы сказать — под влиянием представлений носителей русского языка о западных ценностях.

Е.Ш.: При этом заимствованные слова часто получают в русском языке не совсем то же значение, что в английском. Скажем, джипом у нас стала называться любая большая машина.

Появились вторичные заимствования: это слова, уже существовавшие в русском языке, заимствованные в прошлом или позапрошлом веке из французского, из английского, теперь освоенные уже в другом значении. «Деликатный» для русских — это характеристика тактичного человека, а стали писать: «деликатная стирка» или «деликатно розовый лак для ногтей».

Капуста (баксы, грины, зелень) — обозначение долларов.

А.Ш.: Это часть большого процесса — с начала XIX века и почти до конца ХХ века — сдвиг в сторону внимания к нюансам человеческих отношений, которое проявляется даже в финансовой среде: деликатный человек, щепетильный человек — и все это применительно к денежным отношениям. А дальше это стало размываться — слова стали либо уходить из языка, либо менять значение.
Стиль

— Можем ли мы говорить о стилистическом сдвиге в 90-е годы?

Е.Ш.: Высокий стиль четко ассоциируется с советским пафосом, и он вызывает сильное отторжение. И он уже до 90-х высмеивался в анекдотах, марксистские догматы были постоянным предметом для шуток: «Верхи не могут, а низы не хотят». Но в 90-е высмеивание стало повсеместным явлением.

Комок — коммерческий магазин (ср. с комиссионкой, которая существовала задолго до 90-х, но тоже не пережила 90-е годы).

А.Ш.: Многие штампы, надо сказать, уже и в советские времена воспринимались иронически — какие-нибудь «акулы империализма»...

Е.Ш.: Но тем не менее все-таки в 90-е годы этот стеб стал отрефлексированной реакцией, ответом на советский язык. Вот что интересно: анекдоты стали меньше рассказывать, но гораздо больше цитировать — отдельными фразами и по случаю. Политики стали это делать в своих выступлениях, ученые — в докладах. И это на самом деле изменение. Гораздо чаще стали использоваться неформальные обращения к аудитории или жаргонные слова. Раньше, может быть, кто-то мог позволить себе что-то подобное (была байка про Розенталя, который на двух подряд лекциях произносил: «Ну, тут без поллитры не разберешься»), но это все-таки скорее исключение.

Кооператив — слово, существовавшее и использовавшееся с XIX века, но в конце перестройки, возродившись в том же значении, что во времена НЭПа в 20-е годы, ставшее знаком 90-х.

А.Ш.: Стилистическая характеристика слова — это языковое явление. Есть два варианта: либо слово или выражение поменяло стилистическую окраску, либо сохранило. То, что государственный деятель может говорить «жевать сопли», не значит, что выражение «жевать сопли» поменяло стилистическую окраску, а говорит только об этом государственном деятеле. А бывает, что выражение меняет стилистическую окраску, тогда это языковое изменение. Прямо на наших глазах слово «тусовка» теряет жаргонную окраску, сейчас во многих словарях это слово уже не имеет стилистической пометы.
Утрата грамотности

— Существует распространенное мнение — может быть, это очередной миф, а может быть, и нет — об утрате грамотности по сравнению с советским временем. Верно ли, что этот процесс происходит — и имеет ли он отношение к 90-м?

Е.Ш.: Утрата грамотности постепенно происходит, потому что меньше читают.

А.Ш.: Это уже в XXI веке. Что мы можем отметить в 90-е годы — социально-поведенческий сдвиг: людям стало, как кажется, не стыдно делать ошибки.

Кусок — в значении «сто». (А также «штука» — «тысяча» и «лимон» — «миллион» — до деноминации. «Лимон» использовалось в этом значении в 20-е годы.)

— Мне казалось, что это все-таки напрямую связано с сетевым общением, где легкость и скорость коммуникации размывают представления о норме.

Е.Ш.: Это проявилось в 2000-е, но, вероятно, постепенно назревало. До некоторого времени казалось, что если тебе в статье поправили орфографическую ошибку, тебе как-то неприятно.

Слаксы — брюки свободного покроя из легкой ткани.

А.Ш.: А в 90-е годы мы с удивлением увидели, как молодой коллега делает презентацию, там ошибка, ему кто-то, смущаясь, на это указывает, и через какое-то время он делает доклад с той же самой презентацией и с той же самой ошибкой. Мы еще замечали, что при виде этой ошибки подпрыгивают люди нашего возраста. В Советском Союзе было представление о стандарте: существовал единый орфографический режим...

Е.Ш.: И довольно жесткий.

— Кстати, книжки, издававшиеся в 90-е, с тогдашним дефицитом корректоров, выходили с чудовищным количеством опечаток…

Е.Ш.: Это тоже могло менять ситуацию, конечно. То, что в книжке может быть написано неправильно, в советское время невозможно себе представить. Ну и в других сферах — размывание нормы, связанное с обстоятельствами: по радио и телевизору выступают не дикторы, а самые разные люди из разных регионов и разных социальных слоев. В советское время было представление о единой норме произношения. В каком-то смысле это почти привело к уничтожению диалектов. Учителя в школе поправляли учеников: не говори как твоя деревенская бабушка. Все дикторы говорили одинаково. А в 90-е постепенно появилось представление о том, что могут быть региональные варианты.

Шейпинг — вид ритмической гимнастики, особенно популярный в 90-е годы.

— Алеша, в ваших работах с Ириной Левонтиной и с Анной Зализняк про русскую языковую картину мира эта картина, которую вы и ваши коллеги описываете, кажется статичной. 90-е же довольно часто называют шальными или лихими. Возникает профанное ощущение, что этот образ — а точнее, эта речевая конструкция «лихие 90-е» — гораздо лучше вписывается в русскую языковую картину мира, чем пресловутая «стабильность».

А.Ш.: Тут нужно прочертить важную границу. Есть языковая картина мира как таковая, а в этой языковой картине мира есть еще преставления о том, как устроены русские. Это не большая часть языковой картины мира, а такой автостереотип: как устроены немцы, американцы — американцы такие деловитые, а французы галантные, но легковесные, а немцы аккуратные, а русским свойственны любовь к крайностям, широта души, лень, расчет на авось. Но это автостереотип русских, и я не уверен, что в действительности русская языковая картина мира поощряет лихость, а не стабильность.

У нас последняя книга называется «Константы и переменные русской языковой картины мира», и в ней очень много говорится о переменных и об изменениях, которые в языковой картине мира постоянно происходят. Правильнее так сказать: то, что произошло в 90-е годы, сильно поменяло русскую языковую картину мира по сравнению с предшествующим периодом. И эти изменения самые заметные, самые существенные, потому что они все идут в одном направлении.

 Отправлено: 15.05.14 18:00. Заголовок: О, запустила я темку..

О, запустила я темку. Большое спасибо за 2 последние статьи, это мне интересно, буду читать.

 Отправлено: 26.06.14 03:20. Заголовок: Очень интересное инт..

Очень интересное интервью в "Коммерсанте" с замечательным переводчиком Виктором Голышевым:

"Всё, что надо сказать, должно быть сказано ясно"

Одному из главных романов ХХ века, название которого стало синонимом тоталитаризма, исполнилось 65 лет. С автором русского текста романа поговорила Анна Наринская.

Ваш перевод "1984" вышел в 1988-м. К этому времени этот роман на русском уже существовал — пусть неофициально. Почему вы решили его переперевести?

Для меня это не был переперевод. То есть я понимал, что, наверное, перевод на русский уже имеется, но я никогда его не видел. А тогда я думал, что перевести и, главное, издать эту книгу надо срочно. Причем я боялся, что, может, и не успею — в том смысле, что окно этой свободы захлопнется, как это было при Хрущеве, который вроде бы дал всем вздохнуть, потом сам испугался и сдал назад, а потом его сняли. Я думал, и с Михаилом Сергеевичем так будет. И с ним действительно так и было — его действительно сняли, но свобода слова еще продержалась какое-то время.

То есть для вас этот текст был исключительно метафорой советской власти? Или вы все-таки держали в голове, что это Оруэлл выяснял свои отношения с лейбористами...

И с консерваторами — он вообще всем неугоден был...

Что он вообще-то писал во многом о возможном британском будущем?

Нет, конечно, для меня первым стимулом было то, что это так похоже на нас. Причем до мелочей — включая дефицит бритв и шнурков. А вторым, но не менее важным,— то, что герой там сопротивляется. Он пытается противостоять системе. А такой герой нам всегда интересен — будь это Остап Бендер или главный герой бергмановского "Лица". Оруэлл верит, что и в такой ситуации, при таком режиме можно остаться человеком.

А когда я книжку уже перевел и стал о ней, скажем так, задним числом думать, то мне вдруг стало ясно, что она ведь про любовь. А этого никто из нее не вычитывает. Там все, конечно, с этой любовью плохо в конце концов выходит, но она во многом всю эту историю держит. Единственное, что может дать бой (пусть даже проиграв в итоге) этому кошмару,— любовь. Но это я понял уже потом, по зрелому размышлению. Ну а когда читал, когда переводил — главное для меня, конечно, были эти параллели с советскостью. Только их нельзя было буквально втаскивать в текст — это бы убило универсальность Оруэлла.

То есть вы не стали переводить Оруэлла на советский язык? Думаю, когда ваш перевод вышел, это многих разочаровало — тех, кто хотел видеть в этом чисто антисоветскую пропаганду.

Да, тогда мне стали разные энтузиасты писать. Например, что оруэлловских скаутов надо назвать "шпионерами", но я ничего такого очевидно советского не хотел. Этот фельетон, злободневность,— это все очень быстро издыхает.

А что остается?

Остается актуальная на все времена книга. Говорящая о двух главных вещах, на которых держится тоталитарное государство, любое тоталитарное государство — не только советское и не только дошедшее уже до массовых репрессий. Промывание мозгов и страх.

И вот посмотрите, с первым — с промыванием мозгов — у нас сейчас дела обстоят отлично. Тут мы, мне кажется, вступили даже в более серьезную стадию, чем при советской власти. Тогда все было куда менее изобретательно — объявляли дежурно: "Опять бастуют горняки Рура" — и все. А сейчас выходит какой-то одутловатый ведущий в костюме, как-то странно, невпопад речи делает руками, и — вы не поверите — если я не выключу телевизор, то через полчаса я начинаю сомневаться: может, против нас действительно выступают фашисты с бандеровцами? Тут важно, что это не полное вранье, типа "через двадцать лет будем жить при коммунизме", а смесь специальным образом отобранных фактов и лжи. Изложенная уже практически оруэлловским новоязом. Потому что новояз — это, конечно, не конкретные слова, а некий уродливый язык, задача которого — ограничить мысль и довести ее до речекряка. И этот человек в телевизоре — он как раз в этом преуспел.

Ну или то, как Оруэлл описывает, что они там историю переписывают каждый день — меняют в нужную сторону концепцию прошлого. Тут уж судите сами...

Это первый фактор — промывание мозгов. А второй, вы говорите, страх.

Да, страх,— это перед пытками. Ну или что просто посадят. Сейчас этого у нас нет.

Ну страх бывает разный. Есть страх сесть в тюрьму, а есть страх, что тебя, например, выгонят с работы,— и это тоже страх. Или — и это у Оруэлла, безусловно, есть — страх, что за тобой следят, что ты всегда под колпаком.

Да, это удивительно, как он технические вещи предсказал. Там, например, есть телекран — телевизор, который дает возможность за тобой следить, устройство тотального слежения. Теперь это уже общее место, даже обсуждать неинтересно: вы пользуетесь мобильником, компьютером — и все, вы доступны соглядатаю.

И вспоминать по поводу этого оруэлловского Big Brother стало уже тоже штампом.

Да, потому что в "1984" про тотальную слежку в каком-то смысле все сказано.

Вообще у Оруэлла была какая-то, что ли, зацикленность на тоталитаризме.

Ну, во-первых, он был борец за права трудящихся. Причем настолько искренний, что он не подходил ни самим трудящимся, ни левым, ну и ни правым, конечно. А красными еще в молодости поперхнулся, еще сражаясь в Испании. Он же был членом ПОУМа (POUM: Рабочая партия марксистского единства.— Weekend), и сам видел, как два крыла партии друг с другом передрались и готовы были применять друга против друга жесточайшие репрессии. То есть конкретную механику этого он понял еще в Испании.

К тому же для него дело было не только в уровне содержания, но и в уровне выражения. У него есть эссе "Политика и английский язык", и там имеется множество примеров того, что политическое употребление вообще с языком делает, но пальма первенства принадлежит как раз красным: "Капиталистический спрут пропел свою лебединую песню". Оруэлл считал это неким выражением сути, конечно.

Потому что сам он был человеком очень ясной мысли. Это вообще в нем чуть ли не главное. И он эту мысль выражал без всякой красоты. Вот когда читаешь французов — там всегда какие-то метафоры, художество какое-то есть. Я вот, например, из-за этого даже Камю с трудом читаю. А Оруэлл этого не признавал. У него мысль очень четкая, он каждый раз точно знает, что хочет сказать. И никакого украшательства. И вся эта социалистическая метафорика была ему совершенно чужда. Все, что надо сказать, должно быть сказано ясно, как велел Витгенштейн.

При всем том Оруэллу можно бросить тот же упрек, который с легкостью бросают, например, нашей теперешней оппозиции. Мол, он только антиутопии писать, то есть критиковать умеет, а "конструктива", как сейчас говорят, никакого не предлагает. У него была идея построения мира? С чем она совпадала? С современной западной демократией?

Нет, думаю, она ему не очень подходила. И сомневаюсь, что у него была политическая программа. Ну кроме мелочей — что правду говорить надо, что людей истреблять не надо. Какая у трезвого человека вообще может быть программа? Главная задача — понять, что происходит. К этому надо стремиться. А это главная проблема — и главная проблема сегодняшнего дня: мы не понимаем, что происходит, совершенно. Не понимаем, откуда происходит то варево, в котором мы оказались. А Оруэлл умел не обманывать себя. Умел не быть рабом настроения — когда, в зависимости от него, то "все ужасно", то "да ладно, образуется". У него мозги существовали отдельно от этого дела. Оруэлл считал, что его цель — понять что происходит, а не рассказывать, "как надо".

Хотя под конец жизни он все-таки в таком стиле выступил. Он составил и отправил "куда следует" списки тех, с кем, по его мнению, не надо иметь дело,— те, кто, как он писал, были "розоватыми", вроде Чарли Чаплина. Он не то чтоб хотел, чтоб их посадили, но считал нежелательным, чтоб их публиковала британская пресса. Вот такой путь от участия в интербригадах к этому. При всей его трезвости. Не люблю цитировать Ницше, но, действительно, если смотреть в бездну, она станет смотреть в тебя.

 Отправлено: 27.06.14 20:20. Заголовок: Интересное интервью!..

Интересное интервью!
И даёт надежду, что к старому возврата не будет, раз его напечатали.
ЗЫ: "настолько искренний борец за права трудящихся, что не подходил даже самим трудящимся"

 Отправлено: 15.10.14 17:11. Заголовок: В помощь изучающим а..

В помощь изучающим английский.

170 английских глаголов, которые пригодятся в любом разговоре

 Отправлено: 15.10.14 17:28. Заголовок: Многие пословицы, ко..

Многие пословицы, которые мы используем сегодня в речи автоматически, появились сотни лет назад. Со временем они потеряли половину своего содержания, а вместе с ним и половину заложенного смысла. Вплоть до противоположного. Взято отсюда.

Вот как выглядели некоторые известные пословицы в своей первоначальной форме:

Ни рыба, ни мясо, [ни кафтан, ни ряса].
Собаку съели, [хвостом подавились].
Ума палата, [да ключ потерян].
Два сапога пара, [оба левые].
Дураку хоть кол теши, [он своих два ставит].
Рука руку моет, [да обе свербят].
Везет как [субботнему] утопленнику - [баню топить не надо].
Ворон ворону глаз не выклюет, [а и выклюет, да не вытащит].
Гол как сокол, [а остер как топор].
Голод не тетка, [пирожка не поднесет].
Губа не дура, [язык не лопата].
За битого двух небитых дают, [да не больно-то берут].
За двумя зайцами погонишься – ни одного [кабана] не поймаешь.
Кто старое помянет – тому глаз вон, [а кто забудет - тому оба].
Курочка по зернышку клюет, [а весь двор в помёте].
Лиха беда начало - [есть дыра, будет и прореха].
Молодые бранятся – тешатся, [а старики бранятся – бесятся].
Новая метла по-новому метёт, [а как сломается - под лавкой валяется].
Один в поле - не воин, [а путник].
От работы кони дохнут, [а люди – крепнут].
Пьяному море по колено, [а лужа - по уши].
Пыль столбом, дым коромыслом, [а изба не топлена, не метена].
Рыбак рыбака видит издалека, [потому стороной и обходит].
Чудеса в решете - [дыр много, а выскочить некуда].
Шито-крыто, [а узелок-то тут].
Язык мой – враг мой, [прежде ума рыщет, беды ищет].
Старый конь борозды не испортит, [да и глубоко не вспашет].
У страха глаза велики, [да ничего не видят].

 Отправлено: 25.10.14 22:14. Заголовок: Борис Акунин - об од..

Борис Акунин - об одном из величайших русских лингвистов ХХ столетия:

Поливанов

Жил-был на свете странный человек. Странный в том смысле, что к нему трудно было применить обычные параметры, по которым оценивают людей. О нем многие вспоминают в мемуарах – он производил яркое впечатление. На одних прекрасное, на других ужасное, но неизменно сильное. В любом случае, он, кажется, был несносен – как большинство тех, кто много о себе понимает. Раньше, всего каких-то сто лет назад, даже меньше, у нас в стране таких людей было много. Только они, как известно, и делают жизнь интересной.

Евгений Дмитриевич Поливанов был человеком не хорошим и не плохим, то есть и хорошим, и плохим. Может быть, он вообще не придавал значение нравственности – такое складывается впечатление, когда почитаешь про его чудачества. Или же у него была своя собственная этика.
Кажется, он легко брал чужое. И так же легко отдавал своё, иногда последнее. Вроде бы очень любил жену, но в то же время вроде бы имел и еще одну, которую тоже очень любил.

Виктор Шкловский, коллекционировавший ярких личностей, называл Поливанова «обычным гением». В известном романе Вениамина Каверина «Скандалист» Поливанов выведен под именем переводчика Драгоманова. «Его лингвистические работы по тонкости догадок человеческому уму почти непонятны, - говорят про Драгоманова коллеги. - Третьего дня он явился на лекцию, прошу извинения, в подштанниках. Его подозревают — и не без оснований — в тайной торговле опиумом. Берегитесь его!». Сам автор о Драгоманове-Поливанове пишет: «Его боялись. Все знали, что он наркоман, что у него темное прошлое неудачника, путешественника, игрока».

Реальный Поливанов плюс к тому был еще однорук. Положил кисть на рельс, и ее отрезало. То ли хотел что-то себе доказать, то ли был под воздействием каких-нибудь препаратов. Может, он лишился руки и как-то иначе, черт его знает. Во всяком случае, потом он умудрялся жить так, что никто его однорукости не замечал.

Наркоман? Да, причем тяжелый. Сначала кокаинист, потом прочно сел на героин. В бутырском медзаключении сказано: «3/к Поливанов, страдающий наркоманией, нуждается ежедневно в 2-х кратной инъекции героина».

Однако непохоже, что аддикция хоть как-то притупляла его необычайно острый и мощный интеллект. Возможно, как у Шерлока Холмса, только обостряла.

Поливанов всю жизнь интересовался сложным и необычным. Знал множество редких языков, сколько точно неизвестно. Одни пишут, что восемнадцать, другие что двадцать восемь.

Я с Поливановым свойственник по линии японского языка. Он – один из трех отцов-основателей, трех былинных богатырей российской японистики. Как только я начал всерьез интересоваться Японией, с шестнадцати лет, все время натыкался на этих трех чудо-самураев: Поливанов-Невский-Конрад, причем Поливанов среди них был вроде Ильи Муромца, самый могучий. Все трое были почти одногодками, все отучились на восточном отделении Петербургского университета незадолго перед мировой войной.

Евгений Поливанов был гениальным лингвистом, специалистом по диалектам. Вроде бы мирная ученая профессия, но вся его биография – сплошное цунами. То он жил в жуткой японской глуши с рыбаками, изучал их говор и тянул вместе с ними сети (одной-то рукой); то вроде бы работал на царскую разведку; затем вдруг оказался большевиком-подпольщиком, заместителем первого наркоминдела товарища Троцкого; как-то очень равнодушно ушел из партии («выбыл механически как пассивный»); в последние годы своей недолгой жизни был в городе Фрунзе профессором Института киргизского языка. Жил (в советские времена!) со слугой-китайцем. Ну, про героин я уже рассказывал. Может, из-за него и в Среднюю Азию переселился.

В годы Большого Террора всех богатырей отечественной японистики, разумеется, взяли, одного за другим.

Первым – эксцентричного Евгения Поливанова с его эстонской женой. Потом Николая Невского с его японской женой. Их дочку-полуяпонку взял на воспитание тихий Николай Конрад, но скоро добрались и до Конрада.

Конечно, объявили шпионами. Конечно, пытали. Поливанова и Невского расстреляли (жен тоже живыми не выпустили). Николай Иосифович Конрад, отсидев, потащил дальше на подломленных плечах отечественную японистику почти в одиночку. Его я не застал совсем чуть-чуть. Учился у его учеников, молодых японистов.

Господи, у нас не было ни одной отрасли науки, ни одного направления культуры, даже ни одного вида спорта, где чугунная, бездарная, тупая, бессмысленно жестокая сила не вытоптала своими коваными сапожищами всё самое яркое и живое. Именно за это я ее так и ненавижу, эту поганую «арестократию», какой бы аббревиатурой в каждый конкретный исторический момент она себя ни называла. За то, что всегда уничтожала людей, которые много о себе понимали – и ладила только с теми, кто понимает о себе мало. Именно такую страну, с приниженным, пришибленным, не вякающим населением они всегда и строили.

Гений, наркоман, чудак и почти сверхчеловек Евгений Дмитриевич Поливанов в годы, когда он много о себе понимал:



Он же, когда ему объяснили, что много понимать о себе не надо:



Из заявления з/к Поливанова от 1 октября 1937 г.:
«Прошу о прекращении тяжелых приемов допроса (физическим насилием), так как эти приемы заставляют меня лгать и приведут только к запутыванию следствия. Добавлю, что я близок к сумасшествию».

Иногда я думаю: было бы здорово, если бы мои представления о Том Свете оказались ошибочными. Пусть бы были и Суд, и Рай – и обязательно Ад. Обязательно.

На всякий случай, чтоб никто там, на Страшном Суде, не забыл, не перепутал:

Арестовывал Поливанова лейтенант госбезопасности Маргайтис. Вел следствие и мордовал сержант (!!!) Мальцев. К смерти приговорили диввоенюрист Голяков, бригвоенюрист Зарянов и военюрист 1 ранга Кандыбин.

Ну, а как звали главного начальника всех палачей, и так известно.

Скоро очередной День памяти жертв политических репрессий. В Москве и других городах будут читать имена расстрелянных. Я про это уже когда-то здесь писал. Приходите к Соловецкому камню, кто сможет. А кто не сможет – просто вспомните погибших.

Тех, кто арестовывал, пытал и расстреливал, тоже не забудьте. Это из-за них мы сегодня живем в стране, которая хуже, чем могла бы и должна была бы быть.

 Отправлено: 07.12.14 17:13. Заголовок: Очень интересная пуб..

Очень интересная публикация на сайте "Русская планета":

«Здесь, в Боливии, староверы прекрасно сохраняют русский язык»

Лингвист Ольга Ровнова рассказала РП про исконно русскую жизнь в самом центре южноамериканских джунглей

Это просто мечта фоторепортера: джунгли, «много-много диких обезьян» и на этом диковинном фоне — она, голубоглазая девушка в сарафане и с русой косой до пояса. А вот и деревня, где по улицам бегают белобрысые мальчишки в расшитых рубахах, а женщины обязательно убирают волосы под шашмуру — специальный головной убор. Разве что избы не бревенчатые, а вместо березок пальмы. Россия, которую мы потеряли, сохранилась в Южной Америке. Там после долгих скитаний нашли пристанище староверы в своем стремлении сохранить веру и жизненные устои предков. В итоге им удалось сберечь не только это, но и русский язык прошлых веков, за которым, как за сокровищем, в Южную Америку едут лингвисты. Старший научный сотрудник Института русского языка РАН Ольга Ровнова недавно вернулась из очередной, уже девятой по счету экспедиции в Южную Америку. На этот раз она побывала в Боливии, в деревне Тоборочи, основанной староверами в 1980-х годах. Мы расспросили ее о жизни русского языка на другом конце земли.

— Расскажите в двух словах, как вообще в Южной Америке оказались староверы?

— Их предки бежали из России в конце 1920-х — начале 1930-х годов в Китай от советской власти. В Китае они жили до конца 1950-х годов, пока и там не начали строить коммунизм и сгонять всех в колхозы. Староверы снова снялись с места и перебрались в Южную Америку — в Бразилию и Аргентину.

— А почему они перебрались в Боливию?

— Не все смогли прижиться в Бразилии на тех землях, что выделило им правительство. Это были джунгли, которые надо было выкорчевывать вручную, плюс почва имела очень тонкий плодородный слой — их ждали адски тяжелые условия. Поэтому через несколько лет часть староверов начала искать новые территории. Кто-то уехал в Боливию и Уругвай: здесь им тоже предложили участки джунглей, но зато почва в Боливии более плодородная. Кто-то узнал, что земли продают и США, в штате Орегон. Отправили делегацию на разведку, те вернулись с самыми благоприятными впечатлениями, и часть староверов переехала в Орегон. Но поскольку семьи у староверов большие и им надо много жизненного пространства, то из Орегона они со временем отправились в Миннесоту и дальше, на Аляску, где издавна проживало некоторое количество русского населения. Кто-то уехал даже в Австралию. Пословица «Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше» очень подходит к нашим староверам.
Старовер, или старообрядцы — это последователи религиозных течений в русле русской православной церкви. Их предки не поддержали богослужебную реформу патриарха Никона в 1650–1660-х годах. Раскол внутри церкви вызвал гонения на приверженцев старой веры и поставил страну на грань религиозной войны. И даже в XVIII веке за «совращение в раскол» полагалась смертная казнь. Спасаясь от репрессий, староверы уходили на окраины государства, преимущественно в Сибирь. Однако, несмотря на притеснения, они всегда составляли внушительную часть российского общества. Самые яркие фамилии среди купечества и промышленников второй половины XIX — начала XX века — это: Третьяковы, Рябушинские, Гучковы, Прохоровы, Морозовы, Щукины. Советская власть ненадолго дала староверам передышку, но с 1920-х годов начала приобщать их к новому образу жизни, что заставило одних староверов бежать за границу, других — в тайгу. Например, семья Лыковых ушла в Саянскую тайгу в 1930-х годах, где их случайно обнаружили геологи только в 1978 году.

— Чем они занимаются на новых местах?

— В Боливии и в Латинской Америке в целом — сельским хозяйством. В деревне Тоборочи, где мы были в этом году, они выращивают пшеницу, бобы, кукурузу, а в искусственных прудах разводят амазонскую рыбу паку. И знаете, у них хорошо это получается. Труд на земле дает им неплохой доход. Конечно, есть разные ситуации, но, преимущественно, латиноамериканские староверы — весьма зажиточные люди. В США ситуация немного другая — там часть семей работает на заводах и в сфере обслуживания.

— Какой он, русский язык латиноамериканских староверов?

— Это живой диалектный русский язык, на котором говорили в России в XIX веке. Чистый, без акцента, но это именно диалект, а не литературный язык. Налицо редкая ситуация: лингвистам хорошо известно, что в случае эмиграции люди теряют родной язык уже в третьем поколении. То есть внуки уехавших уже обычно не говорят на родном языке своих бабушек и дедушек. Мы видим это на примерах и первой, и второй волны эмиграции. А здесь, в Боливии, староверы прекрасно сохраняют язык: четвертое поколение говорит на чистом русском языке. В этот раз мы записывали мальчика 10 лет. Его зовут Дий, в школе он учится по-испански, но дома говорит на русском диалектном языке.

При этом важно, что язык староверов не законсервирован. Он живой, он развивается. Правда, в отрыве от России он развивается другим путем. В их речи очень много слов, заимствованных из испанского языка. Но они их встраивают в систему русского языка — лексически, морфологически. Например, автозаправку они называют «газолинка» от испанского слова gasolinera. У них нет словосочетания «сельское хозяйство», поэтому про себя они говорят: «Мы занимаемся агрикультурой, агрикульторы мы». И эти заимствования идут в их речи вперемешку с устаревшими словами, которые уже не встретишь в нашем языке. Например, дерево у них — лесина.

Эта ситуация характерна для всех староверов, живущих в Южной Америке. В то время как в США или Австралии ситуация обратная. Там уже второе поколение полностью переходит на английский. Например, если бабушка живет в Боливии, а внук — в штате Орегон или на Аляске, то они уже не могут общаться напрямую.

— А почему русский язык лучше сохраняется в Южной Америке, чем в Северной?

— Есть общая тенденция: чем богаче страна, тем более сильное влияние она оказывает на староверов — и экономическое, и лингвистическое. В том же Орегоне женщины вовлечены в экономическую деятельность. Как правило, они работают — в сфере услуг или на производстве. И, естественно, они сами активно учат язык страны пребывания. Дети ходят в англоязычную школу, смотрят телевизор на английском языке. Родной язык постепенно уходит.

В Латинской Америке не так. Задача зарабатывать деньги лежит полностью на мужчине. Женщины не обязаны работать и, следовательно, они меньше общаются с местным населением. Задача женщины — вести домашнее хозяйство и воспитывать детей. Они не только хранительницы очага, но и хранительницы языка.

Имеет значение и населенный пункт, где живут староверы. Здесь, в Боливии, староверы живут в своей деревне, полностью в своей среде. Их дети посещают школу, где им преподают на испанском языке, но что характерно: и в Боливии, и в Бразилии староверы стараются построить школу у себя в деревне — зачастую за свои деньги — и договариваются, чтобы к ним ездили учителя, вместо того, чтобы отправлять детей в чужую деревню или в город. Поэтому дети постоянно находятся в деревне, в которой — за исключением школы — везде говорят только по-русски. Кстати, и в России хранителями диалектов являются именно сельские женщины. Мужчины теряют диалект гораздо быстрее.
Староверы чтут традиции, а к достижениям прогресса относятся с осторожностью. Детей они до сих пор называют по святцам, поэтому по боливийским джунглям бегают маленькие Кузьмы, Киприяны да Марфы с Пелагеями. Одежду шьют преимущественно сами, традиционного кроя, а мужчины обязательно носят пояс. А вот с техническими новшествами у них отношения особые. Староверы не отказываются от хорошей сельскохозяйственной техники, у многих в домах есть интернет, но фотографировать себя разрешают очень немногим. Да и увлеченность молодежи гаджетами крайне не одобряют.

— Все-таки на диалекте какой именно местности говорят староверы?

— В основном они увезли с собой язык той местности, откуда бежали за границу. Например, в Эстонии, на берегу Чудского озера, живут староверы, когда-то пришедшие с Псковщины. И псковский диалект по-прежнему прослеживается в их речи.

Боливийские староверы попали в Китай через два коридора. Одна группа пришла в провинцию Синьцзян с Алтая. Вторая группа бежала из Приморья. Они перебрались через Амур и осели в Харбине, и в их речи есть отличия, о которых я скажу чуть позже.

Но что интересно, и синьцзянцы, и харбинцы, как они сами себя называют, в своей основной массе — это кержаки, потомки староверов из Нижегородской губернии. При Петре I они вынуждены были бежать в Сибирь, и в их речи прослеживается диалект Нижегородской губернии.

— А что это за диалект?

— Мне придется вам буквально в паре слов рассказать про русские диалекты. Есть две большие группы диалектов — Северное наречие и Южное наречие. Самые известные различия в произношении таковы: на севере «окают», а на юге — «акают», на севере звук [г] взрывной, а на юге — фрикативный, в слабой позиции произносится как [х]. И между этими двумя наречиями проходит широкая полоса среднерусских говоров. Они очень пестрые, но каждый взял что-то от Северного наречия, а что-то от Южного. Например, московский говор, который лег в основу русского литературного языка, — это тоже среднерусский говор. Для него характерно южное «аканье» и при этом северное взрывное [г]. Говор южноамериканских староверов — среднерусский, но он отличается от московского.

Они тоже «акают», но от северного говора они взяли, например, так называемое стяжение гласных, то есть они говорят «Така красива девка», «Таку красиву девку в жены взял».

— А есть ли различия в языке у разных общин американских староверов?

— Есть. И эти различия обусловлены не тем, кто в какой местности сейчас проживает, а тем, из какой части Китая они уехали в Америку. Хотя их речь очень похожа, но все же в речи синьцзянцев есть черты, которые вызывают усмешку у харбинцев. Например, синьцзянцы вместо звука [ц] говорят [с]. Вместо цыпленка у них «сыпленок», «сарь» вместо царя. А [ч] они произносят как [щ]: сынощек, щайник, лавощка. Это очень режет слух, особенно в начале общения. И харбинцы, у которых всего этого нет, считают свою речь более правильной, более похожей на российскую. Вообще для староверов очень важно осознавать свою близость к России.

— Кстати, а что староверы думают о нашем с вами русском языке?

— Они очень за него переживают. Они не понимают многих слов, которые появились в России за последние годы. Характерный пример, были мы в одном доме, а там к хозяевам приехали родственники с Аляски. Один из них спрашивает, на каком языке сейчас говорят в России. На русском, отвечаю я. «Какой же это русский язык, если они куфайку называют sweater!»

У староверов не в чести телевизор, но они все равно смотрят русские фильмы, а потом начинают задавать мне вопросы. Однажды меня спрашивают: «А что такое любовница?». Я им объясняю, а они говорят: «А! Так это по-нашему "ухажерка"!» Или девушка, которая очень любит готовить, посмотрев наши кулинарные форумы, спрашивает меня, что такое пирожные — «пироги знаю, и пирожки, а пирожных не знаю».

— Действительно, казалось бы, что староверы должны избегать всех этих современных технологий, однако они даже интернетом пользуются?

— Это не поощряется, но и не запрещается. В работе они используют современную технику: в полях у них — тракторы и комбайны John Deer. А дома — скайп, с помощью которого они поддерживают связь с семьей по всему миру, а также находят своим детям невест и женихов — в обеих Америках и в Австралии.

— Я как раз хотела спросить про браки, ведь для закрытых сообществ характерны близкородственные союзы и, как следствие, нарастание генетических проблем.

— Это не про староверов. Не зная генетики, их предки установили правило восьмого колена: браки между родственниками до восьмого колена запрещены. Они прекрасно знают свою родословную на такую глубину, всех своих родственников. И интернет им важен, чтобы находить новые семьи в условиях, когда староверы расселились по всему миру.

Впрочем, они допускают и браки с чужаками, при условии, что те примут веру и выучат молитвы. В этот приезд мы видели молодого человека из местных, который ухаживал за девушкой из деревни. Он очень интересно говорит: на диалектном русском языке с испанским акцентом.

— А в какой степени сами староверы владеют испанским языком?

— В достаточной, чтобы жить в стране. Как правило, лучше языком владеют мужчины. Но когда я с одной из женщин зашла в магазин и поняла, что моего испанского явно не хватает, чтобы объясниться с продавщицей, моя спутница оказалась очень бойкой переводчицей.

— Какова, на ваш взгляд дальнейшая судьба русского диалектного языка в Южной Америке? Будет ли он жить дальше?

— Мне очень хотелось бы приехать к ним лет через 20 и посмотреть, каким станет их русский язык. Конечно, он будет другим. Но знаете, у меня нет тревоги за русский язык в Боливии. Они говорят без акцента. Их диалект чрезвычайно живучий. Это совершенно уникальное сочетание архаики и инноваций. Когда им надо назвать новое явление, они с легкостью изобретают новые слова. Например, мультфильмы они называют словом «поскакушки», гирлянды лампочек — «помигушки», ободок на волосы — «одевашка». Они знают слово «кредит», но сами говорят «взять на выплатку».

Староверы очень широко используют метафоры для обозначения новых предметов или понятий. Например, я показываю мальчику на дерево в их деревне — это большое дерево с крупными душистыми ярко-красными гроздьями цветов. Спрашиваю: как оно называется? «Не знаю, сестра сиренькой зовет», — отвечает мне мальчик. Другие цветы, другой аромат, но похожая форма гроздьев — и вот тебе сиренька. А мандарины они называют «мимозкой». Видимо, за их круглую форму и яркий цвет. Спрашиваю у девочки, где ее брат. «Фадейка-то? Мимозку очишшат». Вон, мандарины чистит...

Не зная ничего о такой науке, как социолингвистика, староверы в Боливии делают ровно то, что надо делать, чтобы сохранить язык. Живут обособленно и требуют, чтобы в деревне, дома говорили только по-русски. И я очень надеюсь, что русский язык будет звучать в Боливии еще долго.

 Отправлено: 07.12.14 22:03. Заголовок: Ничего себе, куда то..

Ничего себе, куда только русских не заносило. . Спасибо, почитаю.
Здесь, в Канаде, тоже есть селения русскиъ староверов, где до сих пор дети в школах учат русский. У моей приятельницы невестка работает в такой школе. Здесь она, будучи преподавателем русского, нормальной работы найти не могла, и каким-то образом вышла на это селение недалеко от Эдмонтона, где ей предложили работу, и муж сумел там же устроиться на железной дороге. Школа частная, сами староверы ее и содержат. Детки очень приличные, чистенькие, одеты все как с иголочки, в школу ходят как на праздник. Мальчики в брюках, белых рубашках, с галстучкамми, девочки в платишках с фартуками, никаких штанов (привет нашей советской школе). Говорят исключительно культурно, она и сама за своим языком вынуждена следить. Школа начальная, правда, на старшую преподавателей русского не нашли, видимо. Но в семьях русский язык сохраняется, хотя, конечно уже, старорусский, так сейчас в России давно не говорят... Ну, собственно, как и украинский язык в Канаде - тоже уже далеко не современный, недавно приехавшие украинцы здешних понимают с трудом.

 Отправлено: 09.12.14 14:56. Заголовок: Женя, спасибо! О П..

Женя, спасибо! О Поливанове ничего не знала, только фамилию слышала.
И о староверах очень интересно, не ожидала, что они пользуются интернетом. Понравились их новые слова, и вспомнился недавний сериал о Распутине - у Машкова неплохо получается разговаривать на старорусском.
"Мимозку очишшат"

 Отправлено: 22.12.14 20:41. Заголовок: На сайте Colta.ru оч..

На сайте Colta.ru очень интересное интервью с переводчицей Еленой Баевской:

Елена Баевская: «Никто меня не заставляет переводить Пруста»

Елена Калашникова поговорила с лауреатом Премии им. Ваксмахера о новом переводе Пруста

— Расскажите, пожалуйста, о том, почему вы решили взяться за перевод романа «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста. На русском это произведение из семи книг есть — в версиях Адриана Франковского и Николая Любимова.

— Идея пришла после того, как я сравнила первую страницу французской книги с русскими переводами. Просто первую страницу. С чего мне пришло в голову сравнивать? Мои друзья обнаружили какие-то темные фразы в одном из переводов и спросили, что это на самом деле должно означать. Я убедилась, что и в одном, и в другом переводе это место не совсем понятно, и стала сравнивать с французским текстом — а там все понятно. Я решила посмотреть, а как вообще, и увидела, что первая фраза переведена не совсем точно у обоих, и тогда первый раз подумала: а не попробовать ли самой.

— А есть ли у вас объяснение, почему Адриан Франковский и Николай Любимов перевели первую фразу неточно?

— Есть. Видимо (то есть совершенно точно), оба переводчика, когда начинали работу, не имели общего взгляда на роман целиком, когда же текст переведен, глаз замылен и не видишь несоответствий. А роман «В поисках потерянного времени» — это такой интересный текст, в котором очень важно единство, и сам Пруст настаивал, что это не серия романов, а один большой роман. Он хотел, чтобы мы читали его с начала до конца, пусть не торопясь, но целиком и подряд.

— А сколько лет назад вы сравнили эти переводы и оригинал?

— Давно. Боюсь, это было уже двенадцать лет назад. Но не надо думать, что все двенадцать лет я только и сидела над этим переводом. За это время я сделала немало других, преподавала, что-то сама писала.

— Пруст — ваша самая главная работа за последнее время?

— Получается, что да. Я перевожу «Под сенью девушек в цвету», а впереди еще пять книг. Главный герой, рассказчик Марсель, говорит: «Я понял, что я должен написать роман, только хватит ли мне времени?» И я тоже задаюсь этим вопросом.

— Но вы, наверное, сразу им задавались?

— Ну да, но мы люди маленькие: как выйдет, так и выйдет.

— Когда вы решили переводить Пруста, вы в аспирантуру ради этого поступили, да?

— Да-да-да. Я впервые столкнулась с таким текстом, для которого у меня не хватало ширины обзора, нужен был взгляд на весь роман целиком, на эпоху. А чтобы написать требовавшуюся работу, мне пришлось очень много прочитать. У меня был огромный список, его мы вместе с моим научным руководителем составляли: произведения старших современников Пруста, то есть та литература, на фоне которой он начинал и стал сам писать.

— А какая у вас была тема диссертации?

— «Бутылки в Вивонне: интертекст рубежа веков в романе Пруста “В поисках утраченного времени”». Бутылки в Вивонне — это образ, который Пруст выдумал. Мальчики у него ловят рыбок с помощью прозрачных пузатых бутылок. Марсель гуляет вдоль реки и обращает внимание, что вода в реке и в этих бутылках — одна и та же, но то, что ее границы очерчивает прозрачное стекло, как-то ее меняет. Это, наверное, и есть образ интертекстуальности — то есть один текст в другом, одна вода в другой воде и прозрачная граница.

— Во время работы над диссертацией или/и переводом сделали ли вы для себя какие-то открытия — в тексте, в контексте эпохи?

— Да, конечно, еще какие для меня любопытные. Например, выяснилось, что когда Марселю Прусту было лет шестнадцать, он с огромным интересом читал дневники Марии Башкирцевой, которые тогда вышли во Франции, в каких-то воспоминаниях о нем передаются его восторженные отзывы, а читая, изучая и переводя роман, я натыкаюсь на довольно очевидные параллели с дневником Марии Башкирцевой. Я была очень рада, узнав об этом, это еще одна ниточка, привязывающая Пруста к литературе предшествующей и к России. А еще оказалось, что один из эпизодов романа интересно, поразительно совпадает с эпизодом из чеховской «Чайки», оба они относятся к одному времени и написаны примерно в одно время, и при этом абсолютно исключается, что Пруст мог знать о Чехове или Чехов о Прусте.

— А какой это эпизод?

— В «Чайке» Нина Заречная играет сцену из пьесы Треплева — молодого непризнанного автора, про которую всем ясно, что это подражание Метерлинку, даже на премьере «Чайки» говорили: «Боже, какой Метерлинк!..» И реакция зрителей в пьесе — Тригорина, Аркадиной, остальных — жутко негативная: какой декадент, как это все непонятно, глупо… У Пруста тоже эпизод с актрисой — тоже молодой, начинающей, амбициозной — Рашелью, любовницей Сен-Лу. Сен-Лу договорился со своей теткой — герцогиней Германтской, что он приведет Рашель и она сыграет в салоне сцену из Метерлинка, и вот она играет — и реакция такая же, будто Чехов и Пруст работали в одной комнате: какой декаданс, как это неумно, напыщенно, автор принимает нас за дураков?.. И даже роли одинаково распределены: Треплев приводит Нину к своей матери, Сен-Лу — к тетке, и у той, и у другой полный провал, но потом они становятся замечательными актрисами, и тут, и там любовь, но они не выдерживают этого испытания, и, наконец, Метерлинк. Получается, что Метерлинк — код эпохи, отцы и дети на рубеже веков хоть в России, хоть во Франции проверяли на нем друг друга. Есть еще детали, которые сейчас я уж не помню. Вот такие интересные вещи иногда попадаются.

— Как бы вы охарактеризовали части, переведенные Франковским и Любимовым? И в чем все-таки была ваша задача, кроме той, чтобы дать единый тон и цельный взгляд на роман?

— Вообще каждую великую книжку надо переводить заново раз в пятьдесят лет, потому что шедевры вроде как не стареют, а переводы стареют, любой перевод — это все-таки интерпретация, значит, нужны новые постановки, так сказать, новые переводы. У Франковского замечательный перевод, когда он начинал, роман еще не был до конца опубликован, и он его для русского читателя открыл, в сущности. Перевод Любимова — это 1960—1970-е годы, мы все уже знаем, что Пруст — классик, и Любимов его переводит как классика. Пруст, конечно, нам не современник, он — классик, но не в том смысле, а вообще он модернист, его интересно переводить как предтечу постмодернизма, ну а кроме того, хочется, чтобы читатель не спотыкался — во французском тексте все логично, четко, нет темных мест, Пруст за этим очень следил: такое возможно разве только из-за того, что роман не вполне окончен.

— А есть ли у вас предпочтения — перевод Франковского нравится больше, или наоборот, или в этом варианте вы цените одни фрагменты, а в том — иные, или у вас ровное отношение к этим переложениям?

— Ровное, и за те годы, что я сама вожусь с романом, оно сменилось на безразличное. Я боюсь читать эти переводы, чтобы не заняться невольным плагиатом, я от них отстранилась, поэтому спрашивать о них надо у всех, кроме меня. Мне как раз надо вырабатывать какое-то собственное звучание.

— А меняется ли со временем у вас отношение к этому тексту?

— Да-да. Ведь пока не начнешь переводить, из текста все не вычитаешь. Вдруг где-то на первой трети «Девушек в цвету» я почувствовала, что неудержимо меняется тон. К счастью, я осталась в контакте с прустоведом, руководителем моей диссертации, профессором Жозефом Брами из Мэрилендского университета. Мы с ним поговорили, и он сказал: совершенно верно, к середине «Девушек в цвету» тональность сильно меняется — Пруст уже полностью нашел свой голос, интонация становится менее литературной, более самобытной.

— Скажите, а какая у вас самая любимая часть романа и какие менее?

— Мне нравятся первый том и последний, которые Пруст первыми написал, они самые поэтичные. Нравятся «Германты», «Сторона Германта», потому что она самая смешная, такая сатирическая. Нравятся «Девушки в цвету», в них есть поэтичность и сатира. И пока плохо понимаю, зачем мне нужны «Содом и Гоморра», «Пленница» и «Беглянка», с ужасом о них думаю, но тем лучше — будем разбираться, авось разберемся.

— Вам не страшно было браться за эту огромную работу?

— Практика показывает, что деваться некуда: садишься и сидишь, пока что-нибудь не получится. Чувство такое, что не можешь себе позволить бояться, трястись, говорить: «О, какой ужас!» Все-таки какой-то профессионализм должен быть. Ну не получится — придет другой человек и сделает лучше, ничего страшного, на этом все и построено.

— Вы наверняка читали Пруста в переводе на другие языки?

— Да, но мне не уловить нюансов. Я довольно добросовестно пыталась проанализировать переводы на английский. Один сделан, когда роман не был еще полностью опубликован, другой — сейчас. Я могу сказать, что в новом переводе синтаксис более похож на французский, а какой поэтичнее, не знаю. Сами американцы — из тех, с кем я говорила, — хвалят больше старый, новый для них какой-то более холодный.

— Мне-то кажется, что у Франковского получилось поэтичнее, чем у Любимова.

— Очень может быть, но сейчас я не возьмусь об этом говорить, действительно много лет не перечитывала эти переводы. У самого Пруста текст очень поэтичный, есть ряд работ, где доказывается близость первого и второго томов к стихотворению в прозе как к типу письма, так оно и есть.

— Нет ли у вас чувства усталости, страха и обреченности, что эту работу надо доводить до конца?

— По-моему, такая обреченность была у Николая Михайловича Любимова, если верить Михайлову, который об этом пишет. Нет, потому что никто меня не заставляет переводить Пруста.

— Но разве вам — особенно теперь, когда часть работы сделана, — перевод романа не видится как некий внутренний долг?

— Да нет, это мое желание, если я чувствую, что устаю, — берусь за другой перевод. Я c удовольствием делаю что-то совсем другое и с тем большим удовольствием возвращаюсь к Прусту. Пруст очень психотерапевтический, таким он был и сам для себя, потому что жизнь у него была довольно тягостная — человек с живым темпераментом, любознательностью, веселый, ограниченный в силу болезни условиями существования, и, чтобы не впадать в отчаяние, ему надо было чем-то себя поддерживать, вот он и писал. Переводчика это тоже как-то поддерживает, так этот текст устроен — чтобы не выпивать соки, а как-то оживлять и давать энергию.

— Как по-вашему, во франкоязычном мире Пруст, скорее, в ряду классиков из разряда истории литературы или остается интересным для современных писателей и читателей?

— Ну, он классик, но это не значит, что его не читают. А вообще не знаю, я не социолог. Как-то прихожу я в музей Карнавале — хожу, смотрю интерьеры XIX века. В одном зале увидела то, что мне надо. Спрашиваю служительниц: «Можно сфотографировать?» — «Можно, только отключите вспышку». Я давай фотографировать два кресла. Они говорят: «А чем вас они так заинтересовали? Тут много чего есть». — «Понимаете, это точно такие кресла, как в салоне у госпожи Вердюрен, — с сюжетами из басен Лафонтена». — «А, ну да, это из “Любви Свана”». Значит, читали, хотя они не литературоведы, а служительницы в музее. Я была приятно удивлена. По-моему, читают Пруста студенты во всем мире, у них есть такие амбиции: а прочитаю-ка я Пруста! Я много таких случаев знаю и в Америке, и во Франции.

Флобера читают или не читают? Конечно, читают, даром что он классик. Мне тут недавно дикую историю рассказали про старушку-учительницу. Приходит к ней более молодая знакомая, дело происходит во Франции. Старушка спрашивает: «Как поживает Мирей?» — «Хорошо поживает, она дочку замуж выдала». — «А Катрин?» — «О, Катрин, бедная Катрин… Она развелась с мужем и так переживает». — «А как поживает Эмма?» — «Какая Эмма?» — «Эмма Бовари». Собеседница немножко обалдела: «Вы знаете, она умерла». — «Да что вы! От чего?» — «О, ужасная история: она отравилась». Спрашивается, что реальнее для этой учительницы — литература или жизнь? Похоже, литература все-таки реальнее. Мы бы сказали: «А как поживает Анна Каренина?» — «О, ужасно! Бросилась под поезд». — «Что вы! Какой ужас».

— Вы писали диссертацию в Мэрилендском университете. Много ли пишут работ у профессора Брами? Прустоведение, на ваш взгляд, востребовано в Америке?

— В Мэрилендском университете за все время было только две диссертации о нем. На конференции я не езжу, но когда смотришь программы разных американских конференций, видишь, что Пруста вполне изучают. Насколько это все глубоко и серьезно, я не знаю. Вообще в Америке есть университет — в штате Иллинойс, город Урбана-Шампейн, — в котором хранится вторая по объему коллекция рукописей Пруста, купленная в Париже Филиппом Кольбом, американским прустоведом, и привезенная в этот университет. Там крупный центр по исследованию Пруста, но чужих они не очень-то пускают.

— Вы туда хотели попасть?

— Один раз сделала попытку, еще когда не совсем понимала, что именно меня интересует, но меня мягко отстранили, и я поняла, что изучать Пруста легче в Париже. В Париже — пожалуйста, любую рукопись тебе вынесут, а теперь все рукописи у них оцифрованы. В Национальной библиотеке есть практически все рукописи романа, и я смотрела те альбомы, в которых они содержатся. Просто захотелось. Но в принципе лучше пойти в ИТЕМ — Институт текстов и манускриптов, там все рукописи оцифрованные, и ты не боишься на них чихнуть, их можно изучать — пожалуйста.

— То есть вы не только с копиями работали, но и с рукописями?

— Ну да, но я не могу сказать, что я уж так с ними работала, никакой я не текстовед, не текстолог. Мне просто хотелось ауру ощутить, я какое-то время посидела с ними, убедилась, что в текстоведении открытий уже не сделаю.

— Расскажите о своей нынешней жизни в Америке. Сколько вы уже там живете?

— Семнадцать лет.

— И говорите, что хотите вернуться?

— Да, конечно. Я это давно понимала, но сейчас ясно, что я доработаю в своем университете. Я люблю эту работу, и я ей вроде бы нравлюсь, но без работы не очень понятно, что мне делать в Америке. Америка — совершенно замечательная страна, которая вызывает у меня положительные эмоции, но другого своего места там, кроме работы, я не вижу. Наступает пенсионный возраст, и я знаю, что преподавать до бесконечности нельзя, есть какой-то обычай. Да и у меня самой силы ограниченны, мне же все-таки и переводить тоже хочется.

— Расскажите о курсах, которые вы читаете в Мэрилендском университете.

— Я преподаю то французскую, то русскую литературу, почти всегда композицию и стиль — французский и русский, перевод с английского на французский или с английского на русский. Ну а если кому-нибудь что-нибудь еще надо, я и это преподаю. Мои основные курсы — это письмо, перевод, литература.

— Студенты у вас в основном американцы уже в нескольких поколениях или, может, и русские?

— Вообще калейдоскоп. На французских курсах много ребят из Азии, Африки, франкофонных стран. Это очень смешно — они говорят по-французски, может быть, лучше меня и без акцента, то есть именно с акцентом, но не французским, а своих стран, а грамматику иногда не знают, на ходу ее надо доучивать, зато у них большая свобода выражения. А на русских курсах есть определенное количество эмигрантских деток. Их родители эмигрировали и решили: «Мы уехали в Америку. Зачем им теперь все то, что мы вывезли из России?..» А дети выросли и, допустим, на третьем курсе говорят: «Я хочу все-таки знать русский». Есть даже специальный курс — русский язык для русских.

— Для них русский язык все-таки родной?

— А как вы скажете, родной или нет — говорят свободно, букв не знают?.. С одной стороны, родной, с другой, мы долго учимся не путать «б» и «д». Долго учим правило: «жи» и «ши» пиши с буквой «и». Мы стараемся научиться за семестр писать бабушкам в Россию громадные письма. Кому-то это удается, кто-то застревает на «жи» и «ши», но это лучше, чем ничего. «Каникулы в Простоквашино» они и без меня смотрели, а, допустим, «Белеет парус одинокий» выучили уже под моим нажимом. Но это один такой курсик, на нем от пяти до десяти человек, с ними забавно.

— Как бы вы, исходя из своего преподавательского опыта, охарактеризовали американских студентов?

— Они очень цивилизованные — умеют себя держать и налаживать отношения с преподавателем. Вместе с тем очень ценят свое свободное время и не желают тратить его на дополнительные беседы с преподавателем. Вообще они не хотят сужать свой горизонт, им хочется совершенствоваться в избранной специальности, но и играть какую-то роль в любимом дискуссионном клубе, регулярно заниматься спортом в спортивном клубе, видеться с друзьями, и они вовсе не годятся на роль Мцыри — «Я знал одной лишь думы власть, одну — но пламенную страсть...». В их жизни всего должно быть много. Они мне, конечно, нравятся, но многое удивляет.

— И что, например, удивляет?

— Вдруг в них просыпается некая страстность и энергичность там, где не ждешь. Допустим, задаешь невинное сочинение по курсу «Композиция и стиль» на тему «Расскажите про какую-нибудь несправедливость», и вдруг на меня выливается поток эмоций, и примеры такие интересные. В таком-то научном центре поставили эксперимент: разослали документы вымышленных людей в разные фирмы, где есть вакансии. Все строго одинаково — дипломы, образование, только у одних «соискателей» типично «белые» имена, у другие — «черные», и оказалось, что гораздо чаще на интервью приглашали тех, у кого типично «белые» имена. «Как это несправедливо! Это же расизм! Мы должно что-то делать, чтобы эту ситуацию изменить». Или про несправедливое отношение общества к трансвеститам: «Это такие же люди, как все остальные, их нельзя унижать, над ними нельзя глумиться. Вот такой был случай… Я предлагаю чаще говорить о них по телевизору, в прессе». Я совершенно не подумала бы, что подобная тема волнует этих сытых и благополучных, вполне белых, вполне правильной ориентации ребят и девочек, но пепел Клааса вдруг начинает стучать в их сердца.

— А какой у вас в Америке круг общения?

— Или работать на полной ставке в университете, как я, или иметь какой бы то ни было круг общения. Круг общения — это мои милые коллеги, конечно. Очень дружелюбная и интернациональная среда. Допустим, кабинет у нас на троих — молодой итальянец, преподаватель итальянского, молодая женщина из Израиля, преподаватель иврита, а третья я — с французским и русским. Так и общаемся — интересно, на инязе куча народу отовсюду. Я преподаю на двух кафедрах — на французской и русской.

— И сколько лет вы там преподаете?

— Сейчас скажу. Я защитилась в 2007-м, наверное, с 2008-го. Вначале предложили один курс, потом два, сейчас у меня полная нагрузка.

— Как вы совмещаете преподавание с переводами? Сколько у вас в неделю часов в университете?

— Шестнадцать часов преподавания плюс проверка работ, ответы на бесчисленные имейлы и всякое прочее. Ну как это совмещается? За преподавание платят зарплату, на нее я живу и перевожу, вот примерно так и совмещается. Плохо, конечно, совмещается, но…

— Вам же в России заказывают еще переводы?

— Заказывают, но Пруста нельзя делать быстро: либо медленно — ну, я лично могу только так, — либо ничего интересного не получится.

— Но вам ведь заказывают и другие тексты…

— Да, и я иногда их беру, но, конечно, не по экономическим соображениям, а когда захочется, однако и гонорары не мешают, это всегда приятно.

— Каких авторов за то время, что работаете над Прустом, вы перевели?

— Совсем недавно Наталия Самойловна Мавлевич привлекла меня к книжке, которую делала. Это интереснейшая история советского диссидентства, написанная французской женщиной-историком Сесиль Вессье, ученицей Элен д'Анкосс, умнейшей дамой, решительной и храброй. Мне показалось, что книжка эта будет очень ко времени, и я сделала кусочек вместе с еще одной переводчицей, потому что книжка очень толстая. Примерно в то же время я перевела еще книжку по психологии, Франсуазы Дольто, вместе с Марией Исааковной Брусовани. Это помогает переключиться, отдохнуть от высокого штиля. Прошлым летом сделала «Якорь милосердия» Мак-Орлана — маленький, но чудный роман.

— Как вы видите свою жизнь в России? Вернетесь в Петербург?

— Ну да, мой город — это Петербург. Переводить буду. Может быть, опять какую-нибудь студию перевода затею, как раньше. Именно как творческий семинар. Я бы очень этого хотела.

— То есть вы собираетесь в Россию в следующем году?

— Думаю, скорее года через два. Тут еще зависит от того, сколько я выдержу этот довольно напряженный режим и сколько университет меня выдержит. Пока вроде есть какой-то отзыв со стороны студентов; если бы я чувствовала, что его нет, то это превратилось бы в муку.

— Сколько на сегодня у вас переведено книг Пруста?

— Одна книга, включающая в себя три части. «Девушки в цвету» состоят тоже из трех частей, я первую никак не домучаю. Вся надежда на лето. Этим летом Прустом я совершенно не занималась, поэтому и получилась такая пауза.

— А вообще вы каждый день переводите?

— Стараюсь, но сейчас это для меня роскошь. Пока я не начала преподавать, у меня было очень четкое расписание — от забора до обеда. Садишься с утра и переводишь, пока в голове еще что-то есть.

— Что из вами переведенного среди главных ваших любовей — тексты, авторы?..

— Бодлер, наверное, — стихотворения в прозе и дневники, Готье — «Мадемуазель де Мопен», главное — «Сирано де Бержерак» Ростана, стихи Лафорга…

— Какой вам видится на сегодня ваша переводческая судьба? Были тексты, которые вы хотели перевести, но по каким-то причинам за них не брались, или вы их перевели, но не издали и есть ощущение горечи?

— Нет, ну какая горечь?.. Переводчику хорошо: ему никто не может запретить переводить любой текст. Вообще это замечательная работа, которой можно заниматься, только если ты ее любишь. А если ты ее любишь — вот и награда за труды.