Отправлено: 03.12.13 22:21. Заголовок: Клуб любителей истории

Открываю тему для тех, кто любит историю.

 Отправлено: 03.12.13 22:31. Заголовок: Я тут на фейсбуке у ..

Я тут на фейсбуке у Ольги Бакушинской углядела любопытный тестик, называется "Ще не вмерла Украина?". Прошла его, к своему удивлению, довольно успешно (на один вопрос не ответила, самый первый который).

Результат: "Вы — кошовий отаман

Свой курень вы с чужим не перепутаете, вокруг пальца вас не обведешь."

Хочу мужу ссылочку послать, это же он у нас на Украине родился, должен знать!

 Отправлено: 14.12.13 20:06. Заголовок: Дочитываю первый том..

Дочитываю первый том "Истории Российского государства" Б.Акунина - "От истоков до монгольского нашествия".



Очень хорошо написано и, вообще, интересно изложено, хотя, конечно, разобраться во всех этих Святославах-Мстиславах-Изяславах сложновато.

Но, по крайней мере, какой-то порядок в голове установился. И стало, наконец, понятно, что такое Галицкая Русь, кто такой князь Даниил Галицкий (про которого я знала только, что он основал Львов) и почему, например, Иеремия Вишневецкий в "Огнем и мечом" называется "воевода русский". Потому что в школе, сколько я помню (давно это было...), нас учили про Киевскую Русь и про Новгород, а про западную часть тогдашней Руси едва ли вообще упоминали. Конечно, это моя проблема, но изо всех великих князей доордынской Руси я более или менее знала про Ярослава Мудрого (благодаря, главным образом, книге Ант.Ладинского "Анна Ярославна - Королева Франции) и по чуть-чуть про Владимира Красное Солнышко, Андрея Боголюбского, ну, и про Александра Невского (но это уже позже). Так что спасибо Борису Акунину, что он взялся за такую нелегкую задачу, как популярное изложение русской истории нормальным языком.

К "Истории" еще прилагается в качестве дополнения роман "Огненный перст", посвященный той же эпохе.



Его мы тоже купили, но я еще не читала. Я вообще про допетровскую Русь не очень люблю. Что-то, конечно, читала, но очень давно.

За последние лет десять - только роман Э. Борнхеэ "Князь Гавриил, или Последние дни монастыря Бригитты". И то исключительно потому, что по этой книге снят фильм "Последняя реликвия", но, к сожалению, в экранизации отражен практически только один эпизод из этого большого и многопланового романа. Я помню, как наша преподавательница нецецкого языка на третьем курсе возмущалась, посмотрев фильм: она в юности прочитала эту книгу. А мы никто не читали и даже про нее не слышали, поэтому фильмом бурно восхищались. Главным образом, естественно, Алексанлром Голобородько...

А с другой стороны, где же нам было взять эту книгу... Нет, ну, в нашей библиотеке я ее-таки обнаружила - издано в Таллине в 1972 году, причем издано ужасно, бумага - хуже газетной и крошечный тираж. Правда, в годы перестройки исторические романы Эдуарда Борнхеэ начали переиздавать, вот, например, одно издание, и надо полагать, тираж был уже побольше.

 Отправлено: 14.12.13 22:10. Заголовок: Julia пишет: А наск..

Julia пишет:

цитата:

Акунина скачала, собираюсь почитать. Я тоже, с сожалению, про это время знаю на уровне - Киевская Русь, Новгород, Александр Невский... А насколько это популярное изложение истории? Эта книга больше учебник или Акунин добавляет что-то в своём стиле приключенческое?

Я бы сказала, популярное в том смысле, что легко читается. Ничего приключенческого там нет. Всё строго научно, основано на сохранившихся документах (главным образом, естественно, летописях и хрониках), и никаких фантазий "от себя" Акунин не добавляет. Если существует несколько версий какого-то исторического события, он излагает их все, не отдавая предпочтения ни одной. Нет, ну, может, конечно, сказать, что какая-то них представляется ему наиболее вероятной, но всегда излагает причины такого мнения. И как по мне, эта книга вполне могла бы служить учебником истории для старших классов или даже для вузов. Может быть, не для исторических факультетов, но для филфаков - вполне.

 Отправлено: 15.12.13 04:30. Заголовок: Значит, Акунин претв..

Значит, Акунин претворил в жизнь свои намерения переписать нашу историю. Я, помнится, прочитав об этом впервые, выразила сожаление, что лучше бы он продолжать писать свои увлекательные романы, но если у него одно другому не мешает, то тогда ладно. Копаться глубоко в исторической науке я не особо люблю, так что не уверена, что буду читать книгу по истории, но новый роман прочитаю обязательно. Спасибо за наводку!

В монастыре Святой Бригиты в Таллинне я была, очень красивое место. И фильм, конечно, помню.

 Отправлено: 15.12.13 04:38. Заголовок: Элен пишет: Значит, ..

Элен пишет:

цитата:

Значит, Акунин претворил в жизнь свои намерения переписать нашу историю.

Не, Лен, почему "переписать"? Не переписать историю, а написать книгу по русской истории. По крайней мере, его читать интересно. Там, кстати, много иллюстраций, вообще, очень красивое издание, правда, у меня от глянцевой бумаги глаза больше устают.

 Отправлено: 15.12.13 05:01. Заголовок: Я помню, он в том св..

Я помню, он в том своем интервью (где-то на старом форуме) говорил, что история наша (древняя, российская) написана-де из рук вон плохо и очень скучно, и он в скором времени намерен это исправить. Что я и назвала про себя словом "переписать". Но смысл отрицательный в это не вкладывала, в том смысле, что он намерен факты исказить.

 Отправлено: 19.01.14 20:06. Заголовок: Очень понравилась вч..

Очень понравилась вчерашняя передача "Не так" - встреча с Борисом Акуниным:


История Российского Государства

С.БУНТМАН: Добрый день. В Новом году – новые серии программы «Не так». И мы решили начать от основания вообще, даже от Гостомысла практически мы решили, потому что сегодня мы будем с Борисом Акуниным. Добрый день.

Б.АКУНИН: Здравствуйте.

С.БУНТМАН: Говорить о книге «История Российского государства». И даже есть хорошие вопросы. Я думаю, что плохие вопросы, а также вопросы всевозможные о ловле блох и других, более крупных животных... Это, наверное, продолжалось с момента выхода книги, наверное, по всем азимутам, то есть со всех сторон, наверное, вас, потому что я очень много всего слышал.

Б.АКУНИН: Не со всех сторон, а с двух сторон.

С.БУНТМАН: С двух сторон?

Б.АКУНИН: Да. С одной стороны, это, так сказать, историки-любители, уважаемая мной весьма пассионарная часть публики. Ну, если вы ходили когда-нибудь на исторические форумы...

С.БУНТМАН: Бывал.

Б.АКУНИН: ...вы представляете, какие страсти там кипят.

С.БУНТМАН: Бывал, да.

Б.АКУНИН: Там все друг на друга обрушивают сарказм, цитируют, давят друг друга наукообразием, источниками. Им отвечают точно так же, другими источниками, другими единообразиями.

С.БУНТМАН: Ну, иногда это полезно бывает, но не всегда.

Б.АКУНИН: Да. Ну, во-первых, я всегда знаю, что профессиональный историк – человек не пассионарный и не категоричный. Особенно человек, занимающийся древней историей, потому что там всё в таком тумане, на каждую точку есть другая точка зрения.

Потом я, поскольку я дилетант и не профессиональный историк, то я об этом, в общем, позаботился и мою рукопись вычитывали очень серьезные специалисты, доктора наук именно на предмет ловли блох и ляпов. Выловили их, надо сказать, немало. Я с благодарностью всё это выловленное перенес.

Вторая, еще более громкая категория – это такие, профессиональные патриоты земли русской из тех, что ходят на Русские марши и всё такое прочее. Ну, с их точки зрения я кто? Я либерал, я белоленточник.

С.БУНТМАН: Да.

Б.АКУНИН: Да еще и грузин.

С.БУНТМАН: Да.

Б.АКУНИН: Как я смею своими шашлычными пальцами касаться великой русской истории. Этой публике у меня не было вообще никаких шансов понравиться. Что бы я ни написал, они объявили бы это русофобией.

С.БУНТМАН: Ну, надо было только схватить за хвост, когда была явная подтасовка. Явная подтасовка – придумали вашу цитату.

Б.АКУНИН: Да что бы я ни написал. Если бы я написал, ну, я не знаю, Волга впадает в Каспийское море, они бы сказали, что это страшная русофобия, потому что, ну, не может великая русская река впадать в какое-то чучмекское море. А если она туда и впадает, то не чучмеку про это писать, потому что я не испытываю боли в сердце за Россию и за русскую историю.

С.БУНТМАН: И за Волгу, которая впадает в это их море. Ну вот. Хорошо. Но здесь есть у нас ряд вопросов, ряд вопросов симпатичных, которые я хотел бы задать. Кстати говоря, мне бы очень хотелось, чтобы вы задавали побольше вопросов, потому что если мы устроим такой междусобойчик симпатичный с Григорием Шалвовичем здесь, то я думаю, что вряд ли это будет интересно, поскольку я сразу должен сказать, я – сторонник этой книжки и считаю ее чрезвычайно полезной, нужной.

И как точку отсчета, вот, вы считаете какой-то ступенькой для того, чтобы дальше изучать? Потому что знаете, куда я. первое, полез? Когда я запутался в ваших войнах русских сегунатов, это же то, что там получается с мельчайшими князьями, которые все друг друга убивают, все друг другу приращивают, я полез восстанавливать генеалогическую таблицу, все-таки, кто чей сын, чей внук. Вот это чрезвычайно нужно. Но мне кажется, что точно так же и другой человек должен пойти, если он хочет что-то изучить досконально, как ему кажется. Это точка отсчета.

Б.АКУНИН: Конечно-конечно. Это главная моя задача – вызвать интерес к истории, да? Не научить истории, даже не ее рассказать, а вызвать к ней интерес. Но люди, которые и так интересуются историей, им моя книга будет, я думаю, не очень интересна.

С.БУНТМАН: Почему?

Б.АКУНИН: Ну, потому что им многое читать будет просто скучно. Они это знают. Вот, это очень, на самом деле, трудный жанр, вот такого рода эссеистика. Он в англоязычной литературе называется «making sense of» там что-нибудь. То есть попытка разобраться в чем-то сложном. Не знаю, Making sense of квантовая физика. Вот, у меня эта книжка – по жанру это making sense of russian history, да? Можно выразиться грубее: эта книга – это история России для чайников, и при этом написанная чайником. Да? Потому что я не специалист, я не профессионал, я не профессиональный историк, я им не стал в результате работы над этой книгой.

Вот, я сейчас работаю над вторым томом. Если вы начнете меня гонять по хронологии первого, я думаю, что я уже поплыву.

С.БУНТМАН: И уже сами не восстановите все замысловатости, которые были во время и после падения Киева.

Б.АКУНИН: Вы знаете, я считаю это неудачей первого тома.

С.БУНТМАН: Почему?

Б.АКУНИН: Потому что мне многие жалуются на то, что во второй половине, где описываются, действительно, мутные события периода феодальной раздробленности после смерти Ярослава Мудрого, ну, люди теряются, им становится скучновато. Это значит, что я слишком утонул в деталях.

С.БУНТМАН: Может быть. Кстати говоря, есть такой факт, да.

Б.АКУНИН: Это очень важная задача – вовремя остановиться. Вот, разница между тем, что делаю я, и между профессиональным историком, выражаясь упрощенно, вот какая. Его объект – это деревья, а мой объект – это лес, да? То есть историк рассматривает дерево, его фактуру, лесной участок максимум и часто за этими деревьями он не видит леса. Я должен видеть весь этот лес целиком, это значит, что я должен всё время оставаться на высоте птичьего полета. Если я приближаюсь слишком близко, я рискую. Я рискую тем, что дерево окажется очень интересным, что я начну слишком много про это рассказывать своему читателю и он потеряется в этом лесу.

С.БУНТМАН: Но всё равно нельзя не отмечать разные деревья, характерные деревья соответствующими табличками «А вот смотрите, какой интересный дуб. Он характерен для всего этого дерева – тут таких еще 523, но этот самый большой», скажем так.

Б.АКУНИН: Видите ли, в чем дело? Это всё устроено не совсем таким образом. Я про это очень много думал. Это самое трудное – подача материала, да? Есть формула для того, чтобы делать такого рода литературу. Она обозначается тремя латинскими буквами – EID. И это значит, она должна быть Entertaining, увлекательная, I – она должна быть Informative, информативная и D – она должна быть Deep, должна нести какие-то глубинные смыслы.

Ну, понятно, что для автора главный стимул, главная мотивация – это смыслы, которые в этом он пытается найти для себя, это то, что им движет. Может быть, мы потом про это поговорим.

С.БУНТМАН: Да-да-да, обязательно.

Б.АКУНИН: Но главная часть – это часть информативная, это тот набор информации, который нужно донести до читателя. И если впереди не будет стоять буква E (увлекательность), ты эту информацию до читателя не донесешь. Нельзя писать мне было историю так, как это делал, допустим, Соловьев, который вываливал огромное количество фактов, да? И сейчас я думаю, обычный читатель, а особенно еще не интересующийся историей, просто утонет и не станет читать.

С.БУНТМАН: А в ком не утонет, кстати говоря, из наших вот таких, столбовых историков, тех, которые вехи отмечают?

Б.АКУНИН: Ну, я думаю, что во всех сочинениях профессиональных историков точно утонет, потому что они написаны, в общем, не для широкой публики. Во всяком случае, максимум для публики, интересующейся историей. Они написаны, ну, в первую очередь для студентов. Студент – существо подневольное. Хочешь не хочешь, чтобы сдать экзамен он должен всё это учить. Мой читатель – пташка вольная, он от меня улетит и я останусь со всеми своими Рюриковичами никому не нужный и не интересный. Поэтому я всё время об этом помню.

И у меня структура... Я всё время себя осаживаю, я всё время себя останавливаю, чтобы не углубляться в детали. Я стараюсь отсекать лишнее и не обязательное, хотя иногда бывает очень нужно. И еще там по всему тексту петитом разбросаны вставные небольшие куски, где дается такое увеличение каких-то интересных фактов и персонажей. Оно не является обязательным, но это такие гвоздики, которыми приколачивается читательская память – на них держится, собственно говоря, вся эта ткань.

С.БУНТМАН: Ну, конечно. Конечно. Да, да.

Б.АКУНИН: Так же, как картинки...

С.БУНТМАН: Врезки такие вот – это очень интересно как раз.

Б.АКУНИН: Это вот такая технологичная очень вещь.

С.БУНТМАН: Хорошо. Значит, увлекательно. Знаете, в чем еще упрекают, чего ждут? Вот смотрите: «А в чем оригинальность?..» Я напоминаю наш телефон +7 985 970-45-45. «А в чем оригинальность вашей концепции вот того леса, за которым вы не теряете деревьев?» И сразу упрек из интернета: «Вот у вас все ваши концепции можно найти в XVIII-XIX веках. Это уже отстало от современного состояния истории», - здесь считают.

Б.АКУНИН: Это, с одной стороны, совершенно справедливый упрек, во-вторых, абсолютно не по адресу. У меня эта книжка со всех сторон обложена десятью предисловиями, где объяснено, что здесь никаких, во-первых, не будет... Здесь не будет ничего нового. Я рассказываю не просто старые факты, но факты совсем старые. Я не включаю сюда гипотез последнего времени. Например, вы не найдете здесь интересной, но, на мой взгляд, мало проработанной гипотезы о русском каганате, государстве, которое, может быть, существовало еще раньше, чем Киевская Русь. Потому что я не хочу морочить этим своему читателю голову – пусть гипотеза сначала устоится.

С.БУНТМАН: Захочет – выйдет на это.

Б.АКУНИН: Захочет – пускай читает. Значит, что почему я делаю? Причины, как всегда бывает у писателей, вполне личные, да? Я, вот, человек, который всю жизнь живет в нашей стране, и у меня есть там свои мировоззрения, у меня есть свои представления о том, что такое хорошо для страны и что такое плохо. С моей точки зрения, главная проблема России – это непрекращающийся вечный, извечный конфликт между государством и населением. Вот, у нас государство и население всегда в нашей стране относились друг к другу с недоверием. В этом корень всех наших проблем. Именно поэтому не грех быть незаконопослушным, не грех воровать у государства. В этом причина коррупции, того-сего, пятого-десятого, да?

До тех пор, пока вот этот барьер не будет преодолен, ничего не случится. Я хочу понять, прежде всего, для себя, почему так? Почему такие отношения между обществом и государством? И именно поэтому я пишу не просто историю России. История России...

Историй много, на самом деле. Есть вещи, материи очень приятные. История культуры, например, история технического прогресса, история мысли, да? Я пишу именно политическую историю, историю власти.

С.БУНТМАН: То есть это, действительно, история Российского государства.

Б.АКУНИН: Да. Вы не найдете там ничего ни про чудесные фрески и иконы, ни про литературу. Про религию только в том аспекте, где это касается, так сказать, политики и государства.

Кроме того, в каждом томе есть некий, так сказать, главный вопрос, ответ на который я хочу найти. В первом томе меня интересует, а как вообще и почему образуется государство? Вот, не было ничего, а возникло государство. Как возникло Русское государство, Российское государство? Почему? И второй вопрос – почему это государство, несмотря на все свои несовершенства, оказалось таким прочным, таким живучим, таким стойким? Почему каждый раз, когда оно терпело крах, оно возрождалось и становилось еще сильнее? В этом есть секрет, в этом есть тайна – я хочу ее понять.

С.БУНТМАН: Да. Я напоминаю, Борис Акунин. И вот здесь спрашивают «Вам не кажется, что ваша история просто просится на издание мультимедиа с гиперссылками, интерактивностью, аудио-видео, интерактивными картами?» У меня будет еще дополнительный вопрос с этим.

Б.АКУНИН: Просится. Очень просится. Это моя мечта. Я говорю про это с издательством, буду говорить еще, так сказать, со всеми. Ну, это просто очень сложная, дорогостоящая вещь. Но я надеюсь, рассчитываю на то, что, может быть, после там второго, третьего, четвертого тома, возникнет большой интернет-портал ИРГ – история Российского государства, где можно будет собрать все ресурсы, где можно будет дать линки на все библиотеки, где можно будет собрать там мультимедиа. Там могут быть какие угодно разделы. Просто моя мечта.

С.БУНТМАН: А стержнем будет, собственно, книга, да? Стержнем.

Б.АКУНИН: Да нет.

С.БУНТМАН: Нет?

Б.АКУНИН: Книга моя там будет одним из экспонатов.

С.БУНТМАН: Одним из экспонатов?

Б.АКУНИН: Конечно-конечно. И даже и не самым важным.

С.БУНТМАН: А может ли?.. Еще другой вопрос. Она может быть более компактной как книга? Это предусматривается, как с романами это делается, например?

Б.АКУНИН: Что вы имеете в виду?

С.БУНТМАН: Ну, например, издание, скажем, подешевле.

Б.АКУНИН: А, будет-будет-будет. Будет издание... Значит, это первое издание. Во-первых, оно жутко дорогое, потому что оно цветное. Вы видите, какое оно тяжелое, потому что это глянцевая бумага, она печатается в Италии, всё такое прочее. Для меня это было важно и, по-моему, издана она хорошо, мне нравится.

С.БУНТМАН: Она очень хорошо издана, только, вот, для меня как для всякого с проблемами со зрением отсвечивает периодически.

Б.АКУНИН: Да, меня это тоже раздражает, но тогда пострадали бы картинки. Может быть, мы что-нибудь с этим придумаем. Будет издание не такое дорогое, тоже с иллюстрациями и с картами, но с черно-белыми и на бумаге попроще.

С.БУНТМАН: Да. Ну, можно такие, когда там 4 или 5 есть у карт, чтобы всё различалось.

Б.АКУНИН: Не, ну там будет со штриховкой и так далее.

С.БУНТМАН: Великий принцип штриховки есть просто пятью способами.

Дальше. Вот, что здесь?.. Что касается увлекательности. У меня интересный получился со мной фокус. Я историей всегда интересовался и интересуюсь до сих пор. Я тоже не историк, тоже любитель истории, которую пытаюсь передавать другими способами – там, в передачах и так далее, в проектах наших.

Но здесь я очень благодарен книжке тем, что она во мне снова пробудила. Во мне было очень большое какое-то детское отношение к отечественной истории. Меня мама всё время водила, я читал книжки Шторма там и так далее. И снова прочитав на звук удивительное слово «свенельд», например, у меня всё заиграло. Вот это может быть даже и у взрослого человека, потому что она вполне взрослая, с одной стороны. А с другой стороны, это книжка, которую вполне могут читать молодые люди.

Б.АКУНИН: Слушайте, Сергей, про вашу передачу. С кем? У вас неделю назад была передача с Игорем Данилевским?

С.БУНТМАН: А это был повтор.

Б.АКУНИН: А...

С.БУНТМАН: Это был повтор старой передачи.

Б.АКУНИН: Это было поразительно. Я ехал в машине, за рулем, я включил «Эхо Москвы», что со мной часто бывает, и услышал вашу передачу. Вы обсуждали отношения церкви и московских великих князей.

С.БУНТМАН: 4 года назад, по-моему, да.

Б.АКУНИН: Ну вот ее повторяли. А я как раз в этот день писал эту главу, и я просто, так сказать, заслушался, потому что мне всё это... Мне очень интересно, во-первых, было, так сказать, соотнести свои суждения с суждениями специалиста. И кое-что мне там пригодилось. Я как раз писал про этого Митяя, Митрополита эту детективную историю, которую вы здесь обсуждали. Только я обиделся – вы его обозвали тут мордатым?

С.БУНТМАН: Да.

Б.АКУНИН: Это несправедливо. Там написано в летописи... Поскольку это свежо и я сохранил это в памяти, там написано «Лицом красен и рожаем саном», что означает «красив лицом и осанист». Ну, правда, в XIV веке, я думаю, что мордат и красив – это были синонимы.

С.БУНТМАН: Да. Ну, это одно другому не мешает, да-да-да.

Б.АКУНИН: Потому что «добрый» - это значит толстый, а «худой» - значит плохой.

С.БУНТМАН: Ну, да, да, да. Да. Что потом у нас осталось «Хорошего человека должно быть много». Ну вот. И, действительно, вот этот интерес. Они становятся какими-то... Очень многие из нас, между прочим, вот если они не переходят в какой-то такой выспренний патриотизм, так как лучше описано многое другое, то лучше знаем, если так перевернуть Блока, лучше знаем Дожа, чем Калиту, честно говорю. Потому что много лучше написано. Потому что там многие в юности трепещут... Я уж не говорю о всех прекрасных романах от Дюма, Вальтера Скотта и так далее. ...трепещут от Дрюона и вот от этого прекрасно знают лучше всего... Что из Франции знают? XIV-й век. XVII-й век из Дюма, XIV-й из Дрюона.

Б.АКУНИН: Вы знаете, до революции русскую историю образованные люди знали лучше, потому что в гимназии лучше были просто гимназические учебники. Учебники, по которым учился я, советские были просто чудовищные.

С.БУНТМАН: Ну, их вообще... Кстати говоря, учебники, по которым мы учились в свое время, эти учебники вообще нельзя было читать. Я читал их заранее и откладывал навсегда. Это просто это ужасно, это убивало всё.

Б.АКУНИН: Ну и сейчас, значит, эта, конечно, концепция единого учебника тоже как-то не внушает.

С.БУНТМАН: Да, не внушает никакого доверия. Мы сейчас с вами разбежимся на 5 минут, а потом продолжим. И вот здесь поступило уже достаточно много ваших вопросов, на которые надо будет ответить, я так думаю. И здесь всё пытаются у вас выяснить, какие во втором томе будут повести? Потому что сопровождают еще и повести (для тех, кто не знает, скажу) про людей с отметиной через все века, которые они проходят у нас.

Ну что ж, давайте прервемся и сейчас после новостей мы продолжим с вами.

НОВОСТИ

С.БУНТМАН: Мы продолжаем. Программа «Не так», мы говорим об истории Российского государства. Борис Акунин у нас в гостях. Задавайте свои вопросы, как вы это и делаете. Господин Космоплетов нам пишет... Ну, конечно, сразу обрушился, что зря вы так про каганат. И дальше пошел большой...

Б.АКУНИН: Да-да. Бертинские анналы, ну да.

С.БУНТМАН: Ну да. И так далее. Но зато господин Космоплетов пишет другое, гораздо более интересное. Оказывается, он знает девицу, которая, благодаря циклу о Фандорине, докатилась до русской классики XIX века. И желает, чтобы тоже докатились до истории.

Б.АКУНИН: Да, до Ключевского хотя бы, да?

С.БУНТМАН: Ну, почему? Замечательно читать Костомарова.

Б.АКУНИН: Я Платонова, например, очень люблю.

С.БУНТМАН: Вот, Костомаров – просто там оторваться невозможно. Сколько бы раз ни читал, оторваться невозможно. Человек очень по-разному пишет. Когда он пишет историю, это великолепно. Когда он пишет рецензии на спектакли, их исторически разбирая, это чудовищно просто. Ну, вот, всяко бывает.

Дальше. «Что вы подразумеваете под словом «государство»?»

Б.АКУНИН: Под словом «государство» я подразумеваю государство. Я подразумеваю иерархическую политическую систему, которая управляет страной.

С.БУНТМАН: Вот именно. То есть здесь управляет страной государство, но не страну в целом.

Б.АКУНИН: Нет, нет.

С.БУНТМАН: Вот это государство, общество...

Б.АКУНИН: Нет-нет. Причем, в России государство и страна сейчас находятся в состоянии враждебности.

С.БУНТМАН: То есть это система управления, способ, система управления, некое согласие временное хотя бы. Или силы.

Б.АКУНИН: Да, да, да. И это для меня еще... Вообще вся эта работа для меня очень интересна, потому что у меня есть своя система взглядов, свое мировоззрение, та, которая у нас сейчас называется либеральной. Разница между либералами и государственниками сводится, собственно говоря, к очень простой вещи – к вопросу приоритетов.

С точки зрения государственника люди страны должны служить государству. Причем, там в особенно тяжелых случаях государство доходит до экстремальных каких-то вещей. Либералы – это люди, которые считают, что государство должно служить людям. У либералов тоже есть экстремальные люди, которые, так сказать, сакрализуют вот это. То есть с одной стороны идет сакрализация государства, с другой стороны сакрализация прав человека. Когда нет чувства меры, и то, и другое превращается в нечто...

С.БУНТМАН: Кстати, в лучших воспоминаниях, которые были, например, Сергея Трубецкого о переломных моментах, о русской революции, вот это ценно тем, что он очень подробно пишет о земстве и государстве. И, вот, когда, как он видел, в феврале это абсолютное земство с разрушением всего. А дальше большевики снова сделали, восстановили государство и очень жесткое и кошмарное тогда восстановили. Вот, опять с перехлестом в сторону государства. Так что здесь... Здесь, действительно, это, вот, восприятие государства.

Теперь обоснование. Вот, я скажу тем, кто не читал. Я правильно понимаю, что в каждом, в особенности в том тумане, который есть у нас в XVII-м, в IX-м веке, в части X-го века, у нас очень туманные все истории, и тут... Мне, например, очень понравилось, что вы с той же самой Ольгой все 4 мести древлянам, а потому что там могло быть по-настоящему, на самом деле, исходя из каких-то хотя бы фактов.

Б.АКУНИН: Это меня больше всего занимает. В древней истории я читаю про факты, прежде всего пытаюсь понять: это факты или это легенда? Может быть, я ошибаюсь, да? Но если я прихожу к какому-то выводу, я объясняю читателям, почему я пришел к такому выводу и читатель может со мной не согласиться.

Второй этап, я пытаюсь осмыслить. Вот, о’кей, я считаю это фактом. Почему это случилось? Какие уроки можно из этого извлечь? Я отношусь к истории совершенно не так, как относятся авторы единой концепции. У меня функционально иное представление об истории.

Меня вообще очень раздражает, когда к истории (а у нас это было практически всегда) относятся как к средству идеологического воздействия или просто воспитания молодежи. В таких ценностях, в сяких ценностях. По-моему, это неправильно.

История... Почему никто не воспитывает молодежь при помощи математики или физики? История...

С.БУНТМАН: А, казалось бы, там всё так стройно, хорошо.

Б.АКУНИН: Да. История – это наука. Это наука про то, как обращаться с собственной страной, как извлекать уроки из ошибок, как извлекать уроки из побед. И если у человека туманное, лакированное, сиропное представление о собственной истории, он таким вырастет, он эти ошибки будет совершать снова и снова.

И дело даже, вот, не только в этом. С моей точки зрения, историю как, впрочем, другие предметы, в школе надо преподавать с главной целью вот какой: даже не научить, а заинтересовать предметом. Вот, учебник истории должен быть такой, чтобы ребенку хотелось самому читать про историю. Пускай он даже там не запомнит, что там в каком году было. Но если у него останется к этому интерес...

То же самое относится, допустим, к преподаванию литературы. Не обязательно вбить в голову, что там красной нитью проходит в романе «Преступление и наказание». Приучить ребенка читать, получать удовольствие от чтения литературы. Всё, этого достаточно.

С.БУНТМАН: Да. Потом очень странные появляются... Вот, если любить там лакированного какого-нибудь правителя любого, любить лакированного и почетать его как-то всерьез, это одно. А, вот, я, например, с детства, благодаря тому же Шторму, я страшно любил Святослава. Мне было очень жалко и я возмущался, когда из его черепа сделали чашу. Я плакал горючими слезами. Но он был бандит. Он был такой бандит, воин такой, нормальный воин того времени.

Б.АКУНИН: Да. Я сейчас... Хоть мы с вами говорим про первый том, мне интереснее сейчас говорить про следующую эпоху, потому что я работаю над вторым томом.

С.БУНТМАН: А следующую эпоху вы как? Вы остановились перед...

Б.АКУНИН: Я остановился на 1225 году.

С.БУНТМАН: Вы остановились на Калке.

Б.АКУНИН: Да.

С.БУНТМАН: Вы остановились фактически на Калке. И дальше идет...

Б.АКУНИН: Дальше идет период татаро-монгольского владычества.

С.БУНТМАН: Нехорошо, теперь это не полагается так называть.

Б.АКУНИН: Это вопрос татаро-монгольского ига мы можем обсудить отдельно – это очень интересно. Я сейчас про это знаю уже много. Я думаю, что я закончу то мне так, как обычно заканчивают этот период в 1380 году, когда Русь формально освободилась.

С.БУНТМАН: Да. Картиной попирания.

Б.АКУНИН: А несколько раньше, когда закончилась фактическая зависимость, и московские великие князья стали, на самом деле, независимыми от Орды.

С.БУНТМАН: А это примерно к какому году это?

Б.АКУНИН: Ну, я думаю, что я остановлюсь на 1362 году, на конце правления Василия Темного, потому что Иван Третий – это совсем другая эпоха. Это возрождение государства, возрождение величия, и я думаю...

С.БУНТМАН: То есть на этой гражданской войне.

Б.АКУНИН: Вот, как закончится гражданская война, произойдет независимость Русской Православной Церкви. Вот на этих событиях, скорее всего, я...

Что касается ига и споров о том, называть игом, не называть игом. Значит, у меня сейчас такое сложилось твердое представление, что иго монгольское было, но было оно с исторической точки зрения недолгим. Иго – это вот когда удавка на шее, не вздохнуть, страна находится в режиме оккупации. Это продолжалось примерно четверть века.

С.БУНТМАН: Вот, начиная с 37-го года примерно.

Б.АКУНИН: С 38-го года, да. И до тех пор, пока не передоверили сбор дани на Руси русским князьям. И, собственно говоря, страна превратилась из оккупированной территории в вассальную область Золотой Орды и, значит, стала существовать совершенно в другом режиме.

Если говорить о людях и об отношении к людям, для меня во втором томе другой внутренний мотор, то, что я хочу понять. Меня интересует соотношение случайного и не случайного в истории. И меня интересует роль личности в истории. Вот, собственно говоря, главный предмет моего исследования, я буду возвращаться к этому вновь и вновь.

В этой связи меня тоже там ждали некоторые личные удары.

 Отправлено: 19.01.14 20:06. Заголовок: И окончание: С.БУНТ..

И окончание:

С.БУНТМАН: Удары? То есть кто-нибудь рухнул в ваших глазах?

Б.АКУНИН: Ну, да. У меня изменилось сильно отношение. Я стал гораздо лучше относиться к Александру Невскому, чем раньше, и стал гораздо хуже относиться к Дмитрию Донскому.

С.БУНТМАН: Так. А почему к Александру Невскому?

Б.АКУНИН: Значит, я Александра Невского... Что такое для нас Александр Невский? Александр Невский для нас – это победитель шведов на Неве и немцев в Ледовом побоище, да? Значит, ну, были гораздо более серьезные битвы между русскими и немцами, гораздо более масштабные, чем Ледовое побоище. Были другие герои в этой борьбе, ну, например, псковский князь Довмонт. Гораздо более, так сказать, масштабный, интересный полководец, чем Александр Невский.

Но на самом деле, главная заслуга Александра Невского в русской истории вовсе, оказывается, не в победах над немцами, а в том, что это, благодаря в значительной степени его усилиям, Русь перешла из режима ига в режим автономии. Ему хватило мудрости и выдержки выстроить так отношения с Золотой Ордой, что страна получила возможность возрождения. Ну, это... Это тяжелая заслуга.

Дмитрий Донской, наоборот, сильно меня расстроил, потому что мы все находимся под воздействием очень красивой истории про Куликовскую битву, да?

С.БУНТМАН: Да, блестящий победитель Мамая.

Б.АКУНИН: Да, и, действительно, блестящая победа. Но как же он после этого всё совершенно чудовищным образом спустил. Потому что разгром, который устроил Тохтамыш, вернул Русь, ну, примерно, вот, на 100 лет назад отбросил. И в конце XIV века после Дмитрия Донского страна, ну, вот, Московия оказалась в жалком совершенно состоянии. То есть итог правления этого князя, как я сейчас вижу, катастрофический.

С.БУНТМАН: А вот скажите, вот то, что здесь вторая часть в первом томе, где, конечно, несколько теряется нить из-за того, что много всего происходит одновременно и здесь за всеми и не уследить, и вот тот самый лес и деревья получается. Здесь в начале второго тома как этого избежать?

Б.АКУНИН: Значит, мне здесь пришлось несколько поменять ход изложения. Для того, чтобы понимать, что происходило на Руси в этот период, я предлагаю танцевать не от Руси, а от Орды. Потому что Русь в это время – это провинция Золотой Орды. В первый период Золотая Орда при этом является чем-то вроде генерал-губернаторства, столица которого вообще находится далеко отсюда. И вот это... У меня каждая там часть будет построена так: я сначала описываю события в метрополии, что происходит при дворе великих ханов и ханов Золотой Орды, и тогда становится понятно, почему и что происходит на Руси.

Естественно, я очень лапидарно описываю события при дворе великих ханов. Более подробно, но не очень, при дворе ханов Золотой Орды. И подробно события в интересующей нас области. И когда ты так делаешь, то мне самому многое становится как-то... Встает на свои места.

С.БУНТМАН: Да. Скажите, вы навсегда оставили, скажем так, юго-запад? Или он появится где-нибудь в XVII веке, в XVI-м у нас? Запад?

Б.АКУНИН: Надо понимать про историю этого периода, что здесь есть 2 Руси, существующие в разных режимах. Просто одна из них называется Великим княжеством литовским. На самом деле, это русская земля, где живут русские люди, где православная церковь, где те же самые князья, потомки Рюрика еще в значительной степени правят. И есть Русь, которая постепенно группируется вокруг Москвы, Северо-Восточная Русь. И я довольно большую главу посвящаю событиям в Великом княжестве литовском просто для того, чтобы было понятно, когда возникают потом там Ольгерды или Витовты, откуда они взялись и кто они такие.

С.БУНТМАН: Да. А то очень часто в тех же учебниках получалось, что разные страны и народы возникают за 5 минут до столкновения с ними просто.

Б.АКУНИН: У меня там есть часть, которая называется «Соседи», где я описываю события, которые в это время происходят, допустим, в Прибалтике с орденами, да? Или, там, когда в Финляндии там с шведами. Великое княжество Литовское. Потому что, ну, иначе трудно в этом разобраться. Здесь организация и подача материала, пожалуй, было самой трудной задачей.

С.БУНТМАН: Да. Пожалуй, так. Повести будут? Тоже 3 штуки?

Б.АКУНИН: Я думаю, что их будет 2 и они будут побольше, потому что читатель не любит короткой формы.

С.БУНТМАН: Ну да. Только окунулся и уже, извините меня, финал, да.

Б.АКУНИН: Думаю, что их будет 2. Одна будет из периода завоевания и она будет про татар. А вторая будет из конца этого периода.

С.БУНТМАН: Понятно. Потому что здесь так... Кстати говоря, вот здесь возникла полемика. Если вернуться к первому тому, возникла здесь полемика про Рюрика, Олега и его последователей. Вообще мне, кстати говоря, мне очень понравилось и еще очень важно было прочитать и повесть тоже, потому что сразу входишь... Первую из повестей. Сразу входишь, между прочим, не в ответы, а в вопросы сразу входишь про варягов и про окрестности Новгорода, и кто таков Рюрик, и кто такой Олег, и кто такой Аскольд, между прочим, и кто такой Дир, и есть ли он вообще на свете.

Вот, как вы подходили к этому, все-таки...

Б.АКУНИН: К повестям? Или к истории?

С.БУНТМАН: ...если вернуть к этой вещи, взаимодействию истории и повестей? Здесь многое становится яснее в подходе через повести, кстати говоря.

Б.АКУНИН: Ну, в повести я вел себя совершенно безответственно, я фантазировал. Потому что что там было на самом деле, никто не знает, как бы там ни бились на исторических форумах и какие бы версии ни отстаивали. Я чувствовал себя здесь совершенно свободным. Это практически фэнтези, «Игра престолов», что-то в этом роде.

У меня там Рюрик – это исторический реальный персонаж, так же, как Олег, которого зовут, на самом деле, Хельги, да? Так же, как этот самый Аскольд, Дир. С моей точки зрения я его делаю одним персонажем, потому что в истории это какие-то сиамские близнецы неразлучные, живут вместе, погибают.

С.БУНТМАН: Да, да. Это всегда. Вот, замечательный Кий вдруг.

Б.АКУНИН: Которого, скорее всего, вообще на свете не было.

С.БУНТМАН: Да. Но там получилась некая... Вот это как раз очень здорово, то, что мы начинаем понимать, что, вот, есть нечто... Вот, какой-то трепещущий. Вот, я это к тому, дорогие друзья, я просто говорю, может быть, слишком много. Потому что мне очень важно понять самому, что вот здесь существует какой-то трепещущий Киев, вот этот перевалочный пункт, существует проблема порогов, существует проблема, то, что вы в интернете прожужжали нам все пространства, про волоки, про всё, что касается пути из варяг в греки. И вот это решается и как в изложении таком, историческом, так и в фантазиях на тему.

Б.АКУНИН: Фантазия преследует моя одну единственную цель – чтобы человек, прочитав весь вот этот винегрет, который я там сочиняю, захотел узнать, а как там, все-таки, было на самом деле, и стал бы читать мою историю Российского государства. А если нет, то хотя бы в Википедию или что угодно, и узнал бы, как оно было или предположительно было в истории. Тогда задача этого исторического моего беллетристического сборника будет полностью выполнена.

С.БУНТМАН: Здесь вопрос. Ну, здесь про профессиональное. Разные профессиональные историки. Вот, какое для вас самое интересное мнение было о первом томе?

Б.АКУНИН: Вы знаете что? Мне больше всего, я уже говорил, нравится история в изложении Платонова – это уже XX-й век. Очень жаль, что он ее не закончил. Впрочем, ни один из этих историков не... У нас нет ни одной авторской полной, насколько я понимаю, истории России, к сожалению.

С.БУНТМАН: Надо сделать. Вот, поэтому надо сделать.

Б.АКУНИН: Ну, у меня-то будет другое – у меня всё равно же это будет научпоп, это будет совсем другое. Ну, я думаю, что сейчас это, впрочем, уже и невозможно. Поскольку история стала настоящей наукой...

С.БУНТМАН: История стала очень...

Б.АКУНИН: ...сейчас не будет профессионального историка, который сможет написать там как Карамзин всё с самого начала и до самого конца. Карамзин, конечно, для меня свет в окошке абсолютно, потому что, ну, во-первых, это беллетрист, популярный беллетрист, который написал очень популярную историю, которую читали все, вплоть до светских барышень. Во-вторых, она совершенно замечательно написана. С нашей точки зрения, этот витиеватый слог сейчас читать тяжело. Тогда... Это было до того, как появилась элегантная эта минималистская проза Пушкина и Лермонтова. Это было как раз то, что нужно.

С.БУНТМАН: Пушкин сделал замечательную попытку писать историю. Она у него получилась невероятно четкой, иногда слишком концентрированной как в заметке про Петра.

Б.АКУНИН: История пугачевского бунта замечательно написана.

С.БУНТМАН: История пугачевского бунта изумительно написана.

Б.АКУНИН: Вот бы, если бы Пушкин написал бы историю России, вот это было бы...

С.БУНТМАН: Ну, извините.

Б.АКУНИН: (смеется) Нет, не извиню. Не извиним.

С.БУНТМАН: Не надо было выходить из себя по разным поводам, надо было... Да.

Б.АКУНИН: Вот, Карамзин, с одной стороны, находился в очень выигрышном положении, потому что тогдашняя публика русской истории не знала вообще. Она знала римскую историю, греческую историю (я имею в виду образованную публику), русской не знала. Поэтому она читала про какого-нибудь Мстислава Удатного и говорила «Ах, боже мой, что там дальше?» С другой стороны, он находился в тяжелом положении, потому что он был казенный человек, он был историограф и он был статский советник, да? То есть ему нужно было...

Пушкин, если это, конечно, его авторства, как вы помните, написал очень злую эпиграмму на Карамзина: «В его истории изящность, простота доказывает нам без всякого пристрастья необходимость самовластья и прелести кнута».

С.БУНТМАН: Да, и прелести кнута.

Б.АКУНИН: Что, кстати говоря, несправедливо. Про необходимость самовластия справедливо, про прелести кнута – у Карамзина этого нету.

С.БУНТМАН: Вот здесь всё сомневаются удрученные люди, что в нашей истории, если ее не лакировать, что в ней ничего не получается ни вдохновляющего, ни интересного...

Б.АКУНИН: Ой, какая это неправда.

С.БУНТМАН: Мне кажется, это полная неправда.

Б.АКУНИН: Послушайте, я еще из второго тома вынес для себя очень важное, я бы сказал, революционное открытие про русскую историю. Мы все так любим ныть по поводу того, какие мы несчастные и сколько всякого злосчастья обрушивается на нашу страну. Я вынес твердое убеждение, что Русь, Россия – страна очень везучая. Причем, в какие-то моменты абсолютные чудеса ее спасали от полного уничтожения, да?

Вот, например, события самого конца XIV века после разгрома Руси Тохтамышем, когда всё собранное Москвой начинает разваливаться, когда дань еще больше, чем при Мамае, когда всё сожжено, разорено. Сидит в Орде Тохтамыш, такой self-made-man, очень сильный полководец, очень сильный вождь и кажется, что страна уже не поднимется. Происходит подряд 3 чуда безо всякой, что называется, нашей заслуги. Во-первых, сначала приходит Тимур и уничтожает Тохтамыша, и Русь получает возможность к возрождению. То есть Тимура в этом смысле можно считать освободителем Руси. (все смеются)

С.БУНТМАН: Да.

Б.АКУНИН: Во-вторых, Тимур идет на Русь для того, чтобы ее изничтожить. Тимур – это даже по тем временам жесточайший завоеватель, особенно жестокий к неверным, он – меч ислама, он оставляет после себя пирамиды из человеческих голов. Он идет на Русь. Армия у него самая сильная в мире. И тут происходит второе чудо – Тимур ни с того, ни с сего поворачивает и уходит назад в степи. Чудо Владимирской Божьей матери.

А потом через 4 года происходит третье чудо. С другой стороны идет Литва, Витовт, выдающийся полководец с огромной армией воевать на Золотую Орду, которая ослаблена. Если он победит, разобьет Золотую Орду и посадит туда своего ставленника, то, в общем, у московских князей нет никакого шанса – ясно совершенно, что Русь станет литовской.

С.БУНТМАН: Да.

Б.АКУНИН: И хотя у Витовта очень сильная армия, татары ее разбивают. Литва ослабевает. Опять-таки, чудо, в котором нет никакой нашей заслуги. И я так сейчас начинаю думать, что и в дальнейшем чудесные события в русской истории происходили снова и снова.

С.БУНТМАН: Ну, тут же мне стали присылать вплоть до 41-го года.

Б.АКУНИН: Ну да. Или в 12-м году там необычно суровая зима, ну и так далее. Так что у нас нет никаких оснований жалеть себя и унывать.

С.БУНТМАН: Ну, унывать вообще не стоит никогда. Когда нам ждать, скажите, пожалуйста? Когда ждать второго тома?

Б.АКУНИН: Ну, я надеюсь, что он выйдет осенью.

С.БУНТМАН: Осенью, да? Ну что ж, я предлагаю внимательно изучить. А когда, скажем так, более доступное издание может быть?

Б.АКУНИН: Я думаю, что где-нибудь через полгода примерно. Обычно такой бывает зазор по издательским делам.

С.БУНТМАН: Так что, друзья мои, я вам скажу, что это... Если у вас оказались вот эти лишние деньги... Да, она дороговата. Но мне кажется, что это то, что остается насовсем, это можно читать и перечитывать по много раз и детям давать.

Спасибо большое.

Б.АКУНИН: Спасибо.

С.БУНТМАН: Борис Акунин, и мы читали первый том в ожидании второго и соответствующих повестей. «Название книги-то скажите». «История Российского государства», дорогие друзья. Спасибо. Спасибо всем, до свидания.

 Отправлено: 20.01.14 22:15. Заголовок: Жень, благодарствую...

Жень, благодарствую. Я хоть еще до первого тома не дошла - нету тут пока, но почитать будет интересно. И папе тоже, он собирается осваивать Акунина (сейчас активно погружается в язык и читает мало).

 Отправлено: 21.01.14 03:18. Заголовок: Женя, спасибо за бес..

Женя, спасибо за беседу с Акуниным. Я про передачу "Не так" даже не знала. Только как-то очень серьезно книгу обсуждали. Похоже, если я до книги доберусь, во всех этих исторических событиях запутаюсь.

 Отправлено: 31.01.14 17:31. Заголовок: Как обещала (в теме ..

Как обещала (в теме "День за днем", публикация Дмитрия Орешкина в "Ежедневном журнале"


Ленинградская блокада как божья роса

Патриоты богоспасаемого Отечества отличаются удивительной способностью выставлять себя дураками даже там, где без этого можно было обойтись. Вот всей моськиной сворой накинулись на «Дождь» и «Дилетант» за оскорбивший их тонкую натуру вопрос о возможной сдаче Ленинграда.

Вопрос не нов. Патриотизму ничуть не мешает, как никакие вопросы не мешают истине. Нормальным людям вообще свойственно спрашивать. Что плохого, если есть чем ответить по существу? Вот если нечем – тогда беда. Но не России и не патриотизму – а сплоченному коллективу, привыкшему кормиться объедками при царской кухне и потому поднимающему восторженный или негодующий лай всякий раз, когда дело касается вноса-выноса духовных скреп.

Впервые тема была затронута около четверти века назад замечательным писателем-фронтовиком Виктором Астафьевым. Не знать об этом может разве что селигерская фауна. Ну и еще, возможно, министр культуры. Есть у нас такая почетная профессия: ничего не знать о великой войне, о великом народе, о великой литературе. А главное — другим не давать.

Самое грустное, что вопрос-то вообще мимо темы. Поводом для страстных разборок он кажется лишь в советском сознании, которое выведено пытливыми лубянскими мичуриными и кулибиными в закупоренной информационной колбе. К услугам всего прочего человечества есть академический десятитомник, полный военных документов гитлеровской эпохи: Germany and the Second World War. Оксфорд. В частности, том 4 касается войны с СССР .

Про Ленинград, вкратце, там вот что. (В интернете полной версии нет, читать надо на бумаге.)

7 сентября 1941 г. немцы взяли Синявинские высоты. 8 сентября овладели Шлиссельбургом и замкнули Ленинград в полукольцо, с юга отрезав от Большой земли. Но форсировать Неву и двигаться дальше к Финляндии не стали. Уже 5 сентября, через 2.5 месяца после начала войны, генерал-полковник Гальдер, глава Генштаба и автор плана «Барбаросса» подводит черту под стратегическими задачами Вермахта на данном направлении: «Наша цель достигнута». Назавтра, 6 сентября, Гитлер выпускает Директиву № 35. Ее смысл прост: если Ленинград будет взят, немцам придется кормить население и нести за него ответственность. Поэтому Ленинград НЕ БРАТЬ! По предвоенным данным, численность жителей, включая пригороды, превышала 3 млн человек. Не иголка, чтобы спрятать в стогу военной неразберихи. В последующие 2-3 недели военная бюрократия Рейха активно обменивается соображениями о том, как быть с осажденным городом.

21 сентября Департамент внутренней безопасности Главного командования вермахта (обратите внимание – вопрос рассматривается уже службой тыла) предлагает фюреру несколько вариантов действий. Один из них: обнести город проволокой под напряжением с охраной из автоматчиков; выпустить женщин, стариков и детей; мужчин оставить и изолировать. Дабы обезопасить тыл от эксцессов. Впрочем, замечают авторы доклада, вариант не слишком хорош, потому что среди голодающих (славян?) возникнут эпидемии, которые могут перекинуться на охраняющих (арийцев?). Поэтому есть смысл рассмотреть альтернативный подход — подавить очаги сопротивления и уйти, оставив город финнам. Пусть, что хотят, то и делают. Ответственность с Германии снимается.

От такого заманчивого предложения, однако, финское руководство вежливо уклонилось: мол, наши прежние территории (с некоторой компенсационной прибавкой) вплоть до Невы возьмем с удовольствием, а вот от Ленинграда увольте. Хорошо бы его куда-нибудь того… Переместить. Еще раз обратите внимание — в сентябре 1941г. они обсуждают ленинградскую проблему исключительно с организационной, хозяйственной и политической точек зрения. Военными аспектами фюрера уже не грузят: боевая задача выполнена, оставшееся — дело техники. Если Финляндия согласится забрать город — ради бога. К сожалению, она тянет резину и явно предпочитает, чтобы немцы сами проделали самую грязную часть работы. Нехорошо.

Отсюда третий возможный способ действий: объявить, что, «поскольку Ленинград оборонялся подобно вооруженной крепости, его население следует рассматривать как военную цель, город герметически изолировать и обратить в пыль артиллерийскими обстрелами и бомбежкой». Ну, а потом развалины скинуть хоть тем же финнам. Вариант тоже неважнец, Германия опять получается крайней…

Бедные фашисты, вот над какими гуманитарными проблемами они ломали свои арийские головушки осенью 1941г. 12 октября командование вермахта, опираясь на опыт боев в Киеве, выпускает общий приказ, прямо запрещающий германским частям входить в городские кварталы Ленинграда (а заодно уж и Москвы). Велено долбить на расстоянии, вдумчиво и без суеты.

Итак, еще раз: осенью 1941г. фашисты на основе директивы № 35 и докладной записки от 21 сентября нащупали устраивающее их решение. Ленинград НЕ БРАТЬ. Балтфлот (вполовину уменьшившийся за время бегства из Таллина) изолировать; блокаду держать жестко, но экономно. Обстреливать регулярно, но без фанатизма. Активные операции перенести на группы «Юг» и «Центр». Туда же отправить большую часть артиллерии и авиации. Горожане тем временем пусть голодают, мерзнут, умирают и вообще чувствуют себя как дома — им после революции и коллективизации не привыкать. Превращать город в пыль не стоит труда. Достаточно разбомбить Бадаевские склады с провиантом. А уж как там т. Сталин дальше будет разбираться со своим населением — его дело. Над немцами не каплет.

В общем, действительность оказалась даже гнусней, чем мог предположить В. Астафьев. Он исходил из своего фронтового опыта (отнюдь не способствовавшего державным восторгам) и из той информации, которую власть допускала до народа. Как и все советские люди, принимал за аксиому, что Гитлер жаждал взять город. Лез, лязгал зубами, заходил в лоб и с флангов, силой и хитростью. Но несгибаемый Сталин (или великий советский народ?) с угрюмой жестокостью (или с отчаянным мужеством?), не считаясь с потерями, Ленинград ему не отдавал. Бил и бил по жадным оскаленным зубам — прикладом, кулаками, мерзлыми детскими трупиками — всем, что под руку попало...

— Так было надо, товарищи, — утирая скупую слезу рукавом дорогого пиджака, скорбит официальная пропаганда. — Любой ценой удержать город Ленина!

— Врете, твари! Сначала просрали все, что можно, отдали Питер в заложники, а потом русский народ ложись и брюхом вас прикрывай, — возражают люди с мучительным фронтовым опытом. — Хоть бы детей, гражданин начальник, пожалели…

И правда: даром, что ли, сталинский любимец Ворошилов (тот самый, что ходил гоголем и намеревался воевать малой кровью, могучим ударом, на чужой территории) 11 сентября был тихо снят с должности командующего Ленинградским фронтом и отправлен поглубже в тыл. Военно-стратегический провал на Северо-Западе был полным и очевидным.

Но в руках власти оставался мифологический инструментарий. А это главное.

С содержательной стороны вопрос о «сдаче» Ленинграда чудовищно пуст. Как содержательно пуст и вопрос, креститься ли двумя перстами, тремя или одним. Но с идейной стороны он столь же чудовищно важен и судьбоносен. По крайней мере, для тех, кто намерен усидеть на вертикали.

Сдать город в техническом смысле слова было некому — за отсутствием желающих его взять. Гитлеру Ленинград был не интересен. Он даже не считал нужным тратить боеприпасы на его «превращение в пыль». Лишний раз пачкаться не хотелось ни немцам, ни финнам. Да и зачем, если процесс замечательно идет сам собой под руководством большевиков?

Эта отвратительная правда никаким боком не бросает тени на подвиг защитников Ленинграда. Но она кое-что говорит об устройстве нашего верховного вранья и духовных скреп. Этим она и страшна для вертикали. Одно дело героическая оборона под руководством мудрого вождя и великой партии, и совсем другое — беспомощное угасание за расчетливо спланированным гитлеровцами санитарным кордоном. Когда даже невозможно дотянуться до горла врага, чтобы сдохнуть не от голода, а в бою.

Военные архивы Германии (советские, впрочем, тем более) нам всем, включая Астафьева, были недоступны. Так почему бы сегодня Министерству культуры, вместо того чтобы пафосно возмущаться в «Твиттере», не организовать их добросовестный и полный перевод на русский? Весьма поучительное получилось бы чтение.

Это книги очень дорогие — как и положено для серьезных академических изданий. Рассчитаны на специалистов, на университетские библиотеки и аналитические центры. По карману далеко не каждому. Небось, не патриотические дешевки г-на Мединского для ширнармасс и не Краткий курс истории ВКП(б). Вот и помогли бы нашему многострадальному населению повысить культурный уровень за счет госбюджета. Хоть раз в жизни. Хоть один четвертый том, где про СССР. Ради простого человеческого уважения к народу и его праву знать настоящую историю самой страшной своей войны. А?!

Нет, о чем это мы… С кем это мы… С теми, кто на протяжении вот уже четырех поколений, сыто похрюкивая, насилует и фальсифицирует историю (о, эти вымаранные страницы в Энциклопедии и в школьных учебниках!), воспоминания героев (о, эта «Малая Земля»! о, этот Жуков!), собственную валюту (о, этот деревянный рубль!), науку (о, языкознание! О, Лысенко и кибернетика!), хозяйственную статистику, судебные приговоры, результаты выборов, свидетельские показания — а вот теперь уже и диссертации? С профессиональными патриотами, короче?

Право, не стоит. Им все, что не раскалывает череп — божья роса. «Папа Римский выступает против? А сколько дивизий у Папы Римского?» Вертухайские поскребыши повторяют то, чему их учили отцы и деды: выдумывают извращенную реальность и учат народ в ней жить и гордиться. Технология нехитрая: выдрать из приличного источника кусок, серпом и молотом загнуть в нужную сторону, заклеить дыры соплями и газетой «Правда» — и пустить в СМИ под видом солидной цитаты. Либо прямого исторического факта. Чтобы простодушные мальчики и девочки потом патриотично разносили это фуфло по интернету уже бесплатно, ссылаясь как на истинный документ.

В частности, по русскому сектору сети бродит фрагмент доклада того самого Департамента внутренней безопасности вермахта от 21 сентября с вариантами решения «ленинградского вопроса». При той милой разнице, что кусочек, где сказано «обратить в пыль» (чаще встречается перевод «сравнять с землей»), подается не как одна из альтернатив, предложенных Гитлеру подчиненными, а как его окончательный верховный вердикт. Хотя в действительности его выбор был проще, эффективней и гнусней. И (что самое главное!) унизительней для сталинских стратегов. Именно поэтому нам его не сообщают. Мягко впаривая вместо этого мобилизующую фальсификашку.

Страх как интересно получается. Значит, какой-то умелец пропагандистского цеха это говно изобрел, согласовал с начальством, отыскал подходящую цитатку, любовно подрезал-подретушировал, воткнул парус с долькой лимона, присыпал сахаром и с чувством профессиональной гордости спустил на воду. Может, даже всплакнул напоследок: большому кораблю большое плаванье. Столько души вложено! Красиво плывет…

Очень, очень любопытный объект для научного анализа. Устойчивая субкультура фальсификата. Нечто вроде подземного клуба жуликов, грибница, которая тайными нитями тянется от Ленина-Сталина к Дзержинскому-Менжинскому, Ежову-Берии и далее по всем пунктам. То там, то здесь пробиваясь на поверхность яркими пахучими грибами. Главный электоральный фальсификатор, главный культурный брехунок, главный манипулятор по части веры Господней… Все крепыши — как на подбор. Все оттуда. Не говоря уж про обильное семейство мухоморов, заполонившее ТВ-ящик и готовое к прорыву в последнюю свободную нишу на «Дожде».

Воистину, уникальная цивилизация. Другой такой, целиком основанной на извращении смыслов, с абсолютно сбитой системой норм и ценностей, кроме сталинского СССР, пожалуй, и не найдешь. Божья роса кипит и булькает. Массы глотают и захлебываются от восторга. А потом, когда холст на потемкинской деревне сгнивает дотла, удивляются: ведь был же великий и могучий!! Ведь все же трепетали!! Ведь невозможно же!!

Ах, милые мои. От кочевых варваров Чингисхана тоже все трепетали. Они тоже были великие свободолюбивые воины с равенством и братством на знаменах. Очень демократичные такие ребята, вполне искренне уверенные в исторических преимуществах своей системы. Но победила в итоге оседлая, городская, буржуазная, частнособственническая цивилизация, миллионом корыстных корней связанная с землей, ландшафтом, со своей частной территорией и частным делом. Только такое и возможно! Если, конечно, верить своим глазам и реальным фактам, а не сказкам подслеповатых акынов из великого прошлого.

Подсадить на мухоморы огромный, достаточно сильный и культурный народ, кастрировать, оболванить, милитаризовать, сорвать с насиженных мест и протащить через три голода, две большие войны и кучу маленьких, дотла разорить сельское хозяйство и демографическую базу и еще заставить этим гордиться — это действительно надо было поработать. Конечно, немного жаль Россию, которую в процессе Великого Похода трижды зачищали от людей, способных шевелить мозгами, а заодно и от нормальных представлений о чести и совести. Но тут уж ничего не попишешь: раз государство рабочих крестьян, значит, рабочих и крестьян. Кухарка, так кухарка. Извращение, так извращение.

Такое быстро не лечится. Если лечится вообще.

На честный вопрос о реальных итогах, ответственности и цене Великого Похода победоносным вождям ответить нечего. Поэтому они всегда идут другим путем: устраняют тех, кто спрашивает. Содержа и натаскивая ради этого свору шариковых и (что важнее) элитный клуб привилегированных псарей. Ну, и кухарок тоже. Что же тут странного? Все по сценарию. С вполне ожидаемым концом.

Что касается Ленинграда, то с ним тоже все довольно очевидно. Большевики получили страну с двумя европейскими столицами, а сдали с одной азиатской. По-варварски гипертрофированной, централизованной, бюрократизированной и унитарной. Москва-80 — чисто Пхеньян сегодня. Только за последние 25 лет что-то понемногу стало возвращаться к норме. Города, слегка потеснив вертикаль, начали подниматься на четвереньки. Но ничего! Вот сейчас грибная Контора опять наведет свой централизованный порядок и загонит их назад под лавку. Чтоб не получилось, боже упаси, как на Украине, где города и горожане стали о себе слишком много понимать.

Пусть лучше будут нищими, глупыми и послушными. И наслаждаются победным дребезжанием сталинских акынов.

Когда все это в очередной раз развалится, виноват, конечно, будет Гитлер. А также Астафьев. И еще ТВ «Дождь» с журналом «Дилетант». Кто же еще?!



Volume 4: The Attack on the Soviet Union. Horst Boog, Jürgen Förster, Joachim Hoffman, Ernst Klink, Rolf-Dieter Müller, and Gerd R. Ueberschär. Translated from the German by Dean S. McMurry, Ewald Osers, and Louise Wilmott. Translation Editor: Ewald Osers . Clarendon Press 1,444 pages | 27 maps, numerous line figures and tables | 234x156mm | Hardback | 19 November 1998. Price: £236.00

 Отправлено: 31.01.14 23:14. Заголовок: Спасибо, Женечка. Ин..

Спасибо, Женечка. Интересно и познавательно...

 Отправлено: 31.01.14 23:24. Заголовок: Ксеньчик, пожалуйста..

Ксеньчик, пожалуйста! Мне Орешкин вообще давно импонирует. У него всегда только факты и анализ.

...И я тут еще со вчерашнего дня Твардовского вспоминаю:

Но все, что было, не забыто,
Не шито-крыто на миру.
Одна неправда нам в убыток
И только правда ко двору.

"Неудобные" вопросы непременно надо задавать. И доискиваться до ответов.

 Отправлено: 13.05.14 04:23. Заголовок: Eugenia пишет: Я ту..

Eugenia пишет:

цитата:

Я тут на фейсбуке у Ольги Бакушинской углядела любопытный тестик, называется "Ще не вмерла Украина?". Прошла его, к своему удивлению, довольно успешно (на один вопрос не ответила, самый первый который). Результат: "Вы — кошовий отаман Свой курень вы с чужим не перепутаете, вокруг пальца вас не обведешь."

Честно скажу - я тыкала пальцем в небо и получила результат:

Вы — гетьман

Вы определите птицу по оперению, даже если она не долетит до середины Днепра.

 Отправлено: 13.06.14 02:12. Заголовок: С огромным удовольст..

С огромным удовольствием прочитала стенограмму передачи "Обложка" по Юлиной ссылке, про новый фильм Леонида Парфенова. И поняла, что этот текст мне хочется взять сюда целиком. Скрытый текст

Невероятное количество опечаток там было, я что-то поправила, но, боюсь, не всё.

А.ПЛЮЩЕВ: Добрый вечер, в эфире «Эхо Москвы» программа «Обложка-1», у нас в гостях Леонид Парфенов, Софико Шеварднадзе и Александр Плющев его принимают. Леонид Парфенов, в связи с завтрашней премьерой фильма «Цвет нации».

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: За пять минут до окончания Дня России фильм выйдет в эфир.

Л.ПАРФЕНОВ: За 10. 23.50. Но у меня есть подозрение, что там все немножко поплывет. Потому что там будут, очевидно, какие-то прямые включения, трансляции. Думаю, что это все-таки переползет в послезавтра, но надеюсь, ненамного.

А.ПЛЮЩЕВ: В общем, около полуночи.

Л.ПАРФЕНОВ: Да. Но я буду в 23.50 на стреме.

А.ПЛЮЩЕВ: Это редкий случай, когда мы представляем фильм на телеканале, но мы его посмотрели, и я поймал себя на мысли, что мне трудно будет о нем разговаривать. Потому что когда вещь тебе нравится, когда ты восторженно воспринимаешь что-либо, то построить…

Л.ПАРФЕНОВ: Всегда есть вопросы – как вы дошли до жизни такой, каковы ваши творческие планы, какие задачи ставили перед собой, были ли интересные вещи или курьезные вещи во время съемок.

А.ПЛЮЩЕВ: Вот именно на мастер-класс я и рассчитывал.

Л.ПАРФЕНОВ: Так всегда. Потому что снимаешь десятки объектов, и каждый раз обязательно районная газета – ну, там вроде бы событий никаких, а тут есть все-таки новость: вот уже третий день тут околачивается какая-то московская съемочная группа, чего бы не взять интервью. И там обязательно: представьте ваш проект, каковы ваши творческие планы и были ли курьезные случаи во время съемок.

А.ПЛЮЩЕВ: Тогда представьте ваш проект.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: И скажите, он был снят уже давно, - почему в эфир он выходит только 7 месяцев спустя после премьеры?

Л.ПАРФЕНОВ: Ну, все-таки настоящая премьера завтра. Это телевизионный формат. По счастью, теперь техника такая – мы на «ред» перешли два фильма назад, что можно показывать и в кинотеатрах тоже. Раньше это было невозможно, не то было качество. Поэтому это все-таки основной показ. Это фильм, предназначенный для эфирного просмотра, или для компьютерного – все равно это малый экран, телеэкран.

Документальное кино вообще падчерица эфирная, тем более, когда фильм 1 час 15 минут, - непонятно, куда ставить. Для того, чтобы поставить в будний день, обычный, для этого нужно, например, снять «Вечер с Ургантом», а на это надо каналу решиться и найти день, когда это было бы уместно. Он там дважды стоял, но не получалось. В общем, до Нового года не получилось, и тут я понимал, что дальше с Олимпиадой не получится. Да и слава богу, потому что не в Олимпиаду это смотерть. Она бы заслонила скромную музу.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: То есть, это технические проблемы?

Л.ПАРФЕНОВ: Да, что касается представления проекта – был Сергей Михайлович Прокудин-Гурский, пионер мировой цветной фотографии. Всего их тогда было двое – Адольф Митте, который изобрел этот способ и русский химик, который сильно его улучшил – во всяком случае, сделал свои пластины, они были более чувствительными, значит, была меньше выдержка и более непосредственная фотография.

1900 цветных негативов, которыми мы сейчас располагаем, которые известно. Поскольку это картинка того же качества и сейчас, это единственный способ сегодняшними глазами, - не через патину старых черно-белых фотографий, дрыгающейся кинохроники, а вот так, как сегодняшнее изображение, увидеть тогдашнюю Россию и сравнить.

Собственно, наше было дело сравнивать. Потому что если вы возьмете черно-белую фотографию Карла Буллы, Петербург начала 20-го века, - это все другое. И поставить сюда цветной нынешний Невский проспект – так все с самого начала другое, и сравнивать нечего, что сравнивать квадратное с зеленым? А тут, когда картинка как в прошлом году зеркалка, - просто Инстаграмм, он просто фиксировал объекты, абсолютно инстаграммовский жанр. То тогда можно объезжать и смотреть, что осталось от той страны, которую он зафиксировал.

Это называлось «Коллекция достопримечательностей Российской империи», он сознательно ездил и фиксировал: вот мы такие сейчас.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: А вашей задачей было сравнивать?

Л.ПАРФЕНОВ: Мне кажется, что журналистика всегда, даже если это столетней давности события, она все равно рассказывает про сегодняшний день. Иначе это неинтересно. Мы же не научно-популярный: вообще была цветная фотография до Революции. Ну, была, и что? Это инженерный факт, а не общественный.

Мне давно хотелось, это было мною выношенное высказывание о том, что мы живем в третьей стране в течение ста лет. И мы произошли от второй этой родины, а это позапрошлая родина, которой мы прямо никогда не касались, потому что 75 лет слишком велик разрыв. И по принципу «Мой дед видал, как царь едал», историческая эстафета не передается.

Потому что если девочки в деревне Топорня носят вот такие сарафаны – этого не будет в 30-м году уже, всего-навсего через 11 лет, - после Великого перелома, после коллективизации. Не будет, потому что не будет такой легкой промышленности, не будут выпускать такие яркие одежды, они не будут так жить, так работать, иметь такой доход – ничего не будет. Эти цветные сарафаны – это производное от их образа жизни.

Мы просто не можем себе представить, что это была за жизнь, если русская одежда могла быт фиолетовой с бордовыми аппликациями – Антонио Марас нервно курит в стороне по сравнению с деревней Топорня 1909 года. Вот про это.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы говорите, что мы живем в третьей стране. И вывод какой из фильма? Мы должны об этом сожалеть, что-то сделать?

Л.ПАРФЕНОВ: Не знаю. Можно по-разному к этому относиться Мы должны просто назвать вещи своими именами. Мы живем в эпоху, когда у нас, увы, не ценится, - на западе очень ценится, в Европе очень ценится, - не ценится подлинное. Вот мы поставили храм Христа Спасителя, но это не тот храм Христа Спасителя, который был тогда. Это недостроенный Дворец советов, многолетне функционировавший бассейн Москва – это тоже нельзя выкинуть. Нельзя, не получится. Вот «тик-трак, я в домике, здесь мы не играли». Вот тут был черновик жизни, - какой черновик? 75 лет, несколько поколений сошло в могилу. Какой черновик? Это мы в чистовую проживали, это нельзя сбросить, не получится рассказать, что нынешний "Военторг" это тот же "Военторг", который был, только еще лучше, чушь это собачья. Это такой лужковско-батуринский взгляд, как они всегда говорили про Венецию: бываешь в городе, страшно представить, в каком состоянии находится. Это подлинное.

Нельзя достроить Колизей и сделать из него торгово-развлекательный комплекс. Так и это. Нельзя. Крохинская церковь может стоять только руинами, памятником. Как кирха в центре Берлина, - вот след бомбардировок. Даже Франукирхе в Дрездене восстановили, но подлинные камни поставили отдельно, они другого цвета. Они показывают: это у нас, увы, новодел, а это – подлинник.

Третья Россия – просто мы должны это понять. Нам, увы, не склеить, мы можем это только холить, лелеять и беречь и как-то зафиксировать чтобы хотя бы больше ни один камень не упал. А у нас сплошь да рядом они продолжают бестрепетно сноситься, и говорят: так лучше же стало, смотрите, какая теперь парковка под гостиницей Москва. И мы считаем, что это Щусев? Да он в гробу перевернулся уже 150 раз от этой постройки со стеклопакетами.

А.ПЛЮЩЕВ: Немножко сверну от темы Родины и перейду к теме близкой мне, технологической, потому что с этой точки зрения фильм совершенно фантастический. Сначала приземленный вопрос – каков бюджет фильма?

Л.ПАРФЕНОВ: Это является коммерческой тайной. Не моей. Моя бы воля, я бы всегда все сообщал.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Это дороже, чем ваши другие фильмы?

Л.ПАРФЕНОВ: Это гораздо дешевле, чем «Глас Божий», в котором было 28 ролей, где Табаков играет Цветаева, а Евгений Миронов Николая Второго, Пикассо до Первой мировой войны Петр Налич, а после Владимир Познер, - конечно, там это было дороже.

Здесь, конечно, по пост-продашну это самый дорогой, наверное. Потому что все эти вхождения внутрь старой фотографии, или переходы из тогдашнего состояния в сегодняшнее, - вот чего стоит - к вашей исторической родине обращаюсь, - каких трудов стоит войти внутрь фотографии, где упаковывают «Боржоми», взять бутылку и вынести ее из кадра, объясняя, что тогда дистрибьюция была поставлена великолепно, конечно, но дороги были плохие и транспорт гужевой. Поэтому каждая бутылка «Боржоми» должна была быть упакована в солому, вся завернута соломенными салфетками.

По счастью, в связи со столетием разлива «Боржоми», они сделали реплики – такие литровые бутылки, какие были до революции, и нам подарили. Мы привезли. А песок, который совпадает с боржомским песком, - мы как пользовались? – вода и земля не изменились, поэтому можно траве 2013 года подойти к траве 1913, - в этом никакой беды нет. Вот песок 1911 г., подходящий к боржомскому. мы нашли, когда снимали в Карелии, на турбазе, на которой жили, когда объясняли, как водопад Кивач изменил свое течение. И там же, кстати, нашли мостки, которые сгодились для разводного моста в Вытегре, где он первый раз снял – чтобы туча была и отражение тучи в воде, чтобы все поместилось в кадр.

Это же все делалось впервые. Впервые на белом свете человек мог увидеть сиреневый цвет. Не в живописи, объективно переданный. Очень много таких случаев: а получается ли огонь, получается ли радуга, а как выглядит снег – он все время ставил еще и эти задачи.

А.ПЛЮЩЕВ: Текущая вода. Я это смотрел на компьютере, и у меня была возможность остановить и отмотать, посмотреть еще раз.

Л.ПАРФЕНОВ: Поскольку монтируется тоже на компьютере, поэтому мы не должны оставлять заусениц и не должна была быть видна склейка. Там все заподлицо замазано.

А.ПЛЮЩЕВ: Я отматывал, чтобы удостовериться, точно ли я это увидел, или нет. Потому что часто, когда вы ходите по фотографиям, возникает ощущение, что все остальные тоже живые.

Л.ПАРФЕНОВ: Это такая проработка, вот эти стеклянные негативы давали такую проработку, что когда стоит эта огромная пожарная команда в Вытегре, человек 30 в кадре.

А.ПЛЮЩЕВ: Я подумал, что это инсталляция.

Л.ПАРФЕНОВ: Можно хоть на брандмауэр дома развешивать – это же стекло. Пикселей в нашем понимании нету. И когда я кому-то показывал кадры, то люди говорили: вы там ряженых расставили, и они там у тебя ходят. Вопрос, кроме того, что меня туда гладко вписали, вопрос в том, что так Прокудиным было снято - что городской голова, жандарм, этот немец, Евгений Оскарович Шульц, командир этой команды, - мы же часть из них идентифицировали.

А.ПЛЮЩЕВ: По всему фильму есть такая штука: когда показывают очередной кадр. Сравнивая его с тем местом, которое было снято, - это само по себе фантастически здорово было сделано, потом он начинает разрушаться и показывается, какой он сейчас есть, и приходит в то состояние, в котором он есть. И весь фильм точно такой же. Сначала ты смотришь достижения начала века, а потом понимаешь, что все это фактически утеряно. Не только технологии, а Россия. Технология просто фиксирует.

Л.ПАРФЕНОВ: Ну, конечно, это огромная проблема – деградация городской среды и масса русских городков, которые прожили века и века, и смысл существования которых теперь утрачен. Я помню с этим Белозерском при советской власти уже была эта проблема. А где тут градообразующее предприятие? И вот ему там навязали какое-то отделение питерского «ЛОМО», но теперь его уже и нет, - непонятно, что делать

Как из Великого Устюга выходили отважные мореплаватели, которые достигали Америки? Сейчас хоть на турецкие курорты, дай бог, чтобы из Великого Устюга ездили. Была другая энергия. Не было ни федеральных, ни региональных трансфертов, ни социального обеспечения, ни зарплаты в сегодняшнем понимании, ни пенсии, - и все жило, и по 6-7 человек детей в семье было. А теперь все это зарастает лесом, просто-напросто.

Прежде всего, самое страшное – это зарастание лесом, просто как Анкгор-Ват какой-то зарастает старая Россия.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Вам кажется, что это национальная характеристика, или вы нашли то же самое в Грузии, Киргизии?

Л.ПАРФЕНОВ: В Таджикистане. Знаете, нет. Тут проблема еще в том, что - ну, в Грузии из-за Сталина, очевидно, было какое-то особое благоволение.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Ну, не из-за Сталина.

Л.ПАРФЕНОВ: В Грузии так методично и целенаправленно никто храмы не взрывал.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Может быть, люди?

Л.ПАРФЕНОВ: В Средней Азии этого вообще боялись, я много про это читал - как советская власть страшно боялась рецидивов басмачества, - так это называлось. Поэтому с исламом всерьез не воевали. Все-таки тот каток, который прошелся по Центральной России, ни по какой другой части бывшей Российской империи так не прошелся.

Ну, чтобы топить игумений, старух в проруби – как настоятельниц Годецкого монастыря, - ну, таких ужасов никто не знал. Ну, Китай может быть только. Но это совсем другая история.

Но это касается не только этих городов. Там есть важный для меня эпизод, - хотя как наследие Прокудина-Горского это не очень ценный снимок, поскольку негатив не сохранился. Есть открытка, я ее использую – вид на Мойку. С одной стороны Юсуповский дворец, а с другой Лютеранский собор, который был в советское время переделан в ДК работников связи. То есть, шпиль снесли, понавесили балкончиков, идейные барельефы, - все это теперь осыпалось, потому что, конечно, все это было чушью такой, гипсовой, и все это опять в ужасном состоянии находится.

Но хорошо, - можно новоделом, как храм Христа Спасителя, - поставить лютеранский собор. А где лютеране-то? Это была раньше Заневская часть, где было очень много немцев-ремесленников, - я там привожу пушкинское из «Онегина»:

И немец, хлебник аккуратный,
В бумажном колпаке не раз,
Уж открывал свой «вас ист даст».

И аптекари были, и Карл Булла, уже упомянутый, знаменитый фотограф, - было огромное количество немцев, потому что это был вообще космополитский город, такой Лондон, Нью-Йорк, Вавилон, и никто не думал, что это угрожает русской идентичности. На Невском проспекте, который называли проспектом веротерпимости, как известно, с этой стороны Казанский собор, а стой стороны лютеранский, католический и армянский. И никого не беспокоило, что у инородцев у нас на центральной трассе три храма, а православный один – даже в голову никому не приходило.

Понимаете, этого уклада жизни не будет. Это утрачено. Была цивилизация, а мы не можем даже понять, какой она была, как они жили, где все эти немцы жили. Они что, между собой по-немецки говорили, что «открывал свой вас ист даст»? Что ему говорила кухарка в ответ, как они жили веками, поколениями, тут помирали, делали карьеру, играли свадьбы, рожали детей. И первый русский словарь составил немец, Владимир Даль. А Олег Даль был его наследником, потомком. Все это до нас долетело – ну, Костя Эрнст немец остзейский, ну, еще Рихтер.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: То есть, архитектурная память определяет наш быт? Если бы мы эти памятники сохранили, мы иначе бы жили?

Л.ПАРФЕНОВ: Нет, жизнь изменилась. Памятники тоже производное. При том укладе жизни Петербургу требовался кафедральный лютеранский собор. Вот и все. А потом его снесли, и мы не понимаем, даже если восстановим - а где лютеране? Инструкция по применению этой страны утрачена. А прачечные в Петербурге были китайские. А извозчики – сплошь ярославские, держали такую мафию, видать, на кэше сидели ребята. И проводили своих депутатов в питерскую гордуму.

Вот «не слышно шума городского, над Невской башне тишина» - Невская башня – это городская дума у Гостиного двора, это часы над Невским проспектом. Мы не знаем этого уклада жизни.

А.ПЛЮЩЕВ: Спрашивают о других фильмах про Прокудина-Горского, - изучали ли вы их.

Л.ПАРФЕНОВ: Да, есть фильмы ВВС. Знаете, они как-то все напирали на само чудо цветной фотографии до революции. Я согласен, это чудо. И вообще Россия – единственная страна в мире, систематически снимавшаяся в цвете до Первой мировой – фактически это 19 век. Первая мировая война покончила с тем уютным миром для Европы, как известно, она была особым потрясением.

Но мне кажется, что все-таки без этого смысла я бы не мог - просто рассказывать про фотографии. Это не вопрос, они чудо, но мне кажется, что глядя на эти снимки естественное желание поехать и посмотреть, как в этих местах сейчас. По журналистике без этого шага этого не может быть.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Что у вас осталось по окончании проекта - что преобладало – чувство утраты, сожаления, что-то приобретенного?

Л.ПАРФЕНОВ: Для меня лично какого-то приобретения. Конечно, я знал про коллекцию Прокудина-Горского, но подробно не входил. А тут я пересмотрел все 1900. Я читал много лет, как с энтузиазмом занималась много лет пропагандой профессор Гаранина – она самая первая стала писать. Потом была публикация в 1978 г. портрета Льва Толстого, знаменитого, цветного, - к сожалению. Тоже нет негатива. Это жило, специалисты про это знали. Мне было важно высказывание про третью страну, про то, что мы другая Россия.

И для самого мне было очень важно, что первый раз я так много снимал свою родину, нынешнюю Вологодскую, тогдашнюю Новгородскую область. Это юг Олонецкой губернии и восток Новгородской. Потому что первая его царская экспедиция – после того, как он показал Николаю II фотографии, ему дали транспорт, он поехал на пароходе «Шексна», это был нынешний Волго-Балт, тогдашняя Мариинская водная система. И он там подробно, ничего не пропуская – Вытегра, Белозерск, дальше Топорня встретилась, - снял в деревне.

Тут мне было очень важно и эти утраты я особенно понимаю. Там-то мне понятно, я - не заставший ни одного цвета, кроме немаркого, я понимаю, что такое в Вологодской области носить такие наряды.

А.ПЛЮЩЕВ: Прервемся ненадолго на выпуск новостей и вернемся в студию.

НОВОСТИ

А.ПЛЮЩЕВ: Продолжаем программу. Наши слушатели выражают вам сочувствие - показ фильма пойдет одновременно с Чемпионатом мира по футболу.

Л.ПАРФЕНОВ: Всегда что-то одновременно происходит. Ну, как быть? Времена, когда по всем программам шла программа «Время», по счастью, прошли.

А.ПЛЮЩЕВ: Именно поэтому они спрашивают, можно ли будет его потом где-то посмотреть.

Л.ПАРФЕНОВ: Думаю, что конечно, найдутся охотники, которые скачают, да мы и сами разместим в каком-то качестве, конечно, дальше будет жизнь в интернете. Но поскольку я прошу вас поддержать просмотр, поскольку интернет денег не собирает, а если рейтинг совсем маленький – каналу все-таки невыгодно, живем мы все все-таки эфирами.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Как вы относитесь к тому, что этот фильм именно в День России будет показан?

Л.ПАРФЕНОВ: А почему в день России не может быть что-то проблемного? У нас богатая и во многом трагичная история, в ней разное бывало. Я родину люблю не меньше, а от этого, может быть, даже больше и пронзительнее – от понимания утрат, которые случились в той же деревне Топорни в 50 километрах от моей родины, верх по течению Шексны. Мне это близко, это все мое, у нас семья была репрессирована – раскулачили сначала, потом прадеда расстреляли. Так что все эти утраты мне понятны. Без этого у меня родины нет. Родина это не только полет Гагарина и швыряние знамен к Мавзолею. Кроме побед у нас и другие были вещи.

 Отправлено: 13.06.14 02:13. Заголовок: Окончание: А.ПЛЮЩЕ..

Окончание:


А.ПЛЮЩЕВ: Сегодня читал то, что написала о вашем фильме Юля Навальная в «Фейсбуке», она назвала кино очень патриотическим. Хотя мы привыкли, что патриотическое кино у нас совсем другое.

Л.ПАРФЕНОВ: Да, часто это бывает. Вот в связи с фильмом «Глас Божий» очень много я получил именно этих откликов – что надо же, настаивая на том, что русские - европейцы, получается, что это патриотично. Почему-то привычнее выстраивать патриотизм от отрицания Европы и противопопоставления западу. Мне кажется, что страшно патриотично и огромную гордость вызывает тот вкус купцов-старообрядцев, Щукина и Морозова, которые собрали такие фантастические коллекции, не побиваемые ни тогда, ни сейчас, гордость и Пушкинского музея и Эрмитажа, когда никто этого не чувствовал и не понимал, в них это представление о красоте жило раньше, чем - даже Гертруда Стайн продала «Девочку на шаре», она была первой хозяйкой. Ее купил тогда Иван Морозов – это замечательно, этим надо гордиться.

Гордиться нужно разным, в этом и счастье. Шутка, которая встречается хорошо любой аудиторией: нету нас никакой единой России, кроме той, что неспроста пишется в кавычках. Я убежден, что это великое счастье России, что мы разные, и что как о всякой империи в прошлом, да и в настоящем, огромное количество разных национальностей, входя в русскую цивилизацию, внесли вклад в нее как русские. Рихтер же не немецкий пианист, Исаак Дунаевский писал, в том числе, и русские народные песни, и Блантер - такой же, очень русский композитор, написал «Катюшу».

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Я подумала сейчас про Окуджаву.

Л.ПАРФЕНОВ: Да. Это вопрос этого особого вклада, который можно внести. Большинство русских классиков, может быть за исключением Гончарова и Некрасова, в этническом отношении не чистокровные русаки, но они чувствовали русскость как родное. Вот это главное. Раньше было по вероисповеданию – по той этике, которую ты разделяешь, которую ты несешь. Поэтому гордиться надо тем, что мы разные.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Но фильм про то, что та историческая Россия, которой мы сейчас так гордимся, ее больше нет.

Л.ПАРФЕНОВ: Вообще гордиться можно только тем, что сделал ты сам. А гордиться тем, что деды Гитлера победили уже 70 лет назад, - ну, а мы-то ту при чем? Давайте что-то делать. Писать на «ауди» «Спасибо деду - за победу». «Трофейная», - ну, так родные мои, так и будем на трофеях жить? Давайте все-таки тачку сделаем такую, какой можно было бы гордиться, а не то, что дед до Берлина дошел. Если на машинах побежденных победители должны ездить, а на своих не хотят, так чего ж?

А.ПЛЮЩЕВ: Получается, что мы должны влиться в некую предложенную нам культуру, российскую или западную?

Л.ПАРФЕНОВ: Почему – влиться? Что, финны потеряли себя в Европе. Или итальянцы? Они что, похожи друг на друга? Нет. Но мы же не храним деньги в Сычуаньском народном банке, не ходим в сари, - какие мы азиаты? Владивосток, уж совсем далеко в Азии находящийся город, – как он выгялдит? Он выглядит, как пост-социалистический город Восточной Европы. Мы же все равно европейский Владивосток там построили. Рабочие кварталы Владивостока чем отличаются от рабочих кварталов Познани? Да ничем не отличаются. Блочные дома, в не лучшем состоянии находящиеся. Как говорил Тургенев? Конечно, русская утка немного другой породы, чем остальные европейские утки, но все-таки она утка и дышит легкими, а не жабрами, как рыба. Вот не рыбы мы.

Конечно, мы восточная сторона Европы, ясно, что особый уклад, но, как говорил основатель Пушкинского музея Цветаев: «Несчастная мы страна, у нас своей античности нет». И очень переживал – поскольку мы в античности и в Возрождении не принимали участия, – просто нас не было в это время на континенте, то надо теперь слепки собрать, чтобы ребята, которые новые Иваны вырастают, - а он был поповский сын из деревни, из Дроздова. На медные копейки выучился, стал профессором Болонского университета. Важно, чтобы они видели, что мы из этого корня вышли. Поэтому надо собрать в Москве, чтобы все были лучшие - лучший алтарь, а тут итальянский дворик, здесь у нас будет Давид, а тут рыцари, - у нас все будет, чтобы все видели. А дальше у нас было уже и свое, дальше мы участвовали в этом европейском концерте, в этом оркестре, играли своей скрипкой.

Что созданного в русской культуре не является европейским по формату? Поэзия, роман, живопись. Как Матисс восхищался русскими иконами и потом написал «Разговор», и говорил – Боже, вот, это чистая краска и отсутствие объема, - наплевать на перспективу, важно только чувство, - он давал об этом интервью, когда приехал к Щукину и поехал в Третьяковскую галерею смотреть иконы, пробыл там целый день.

Так что ну как, мы европейская страна христианской цивилизации. Чего тут? Как из этого можно выпрыгнуть, как выпрыгнуть можно из биографии и отменить факт крещения 988 года.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Многие поспорят, что между православием и европейским христианством целая пропасть.

Л.ПАРФЕНОВ: И между лютеранством и католичеством пропасть большая - аж резали друг друга в Варфоломеевскую ночь. Ну и что? И все равно. Покажите мне человека, который не носит итальянский костюм из этих патриотов? Покажите мне, наконец, я очень хочу увидеть его в маоистской тужурке. Что же в полуфренче тогда не ходить? Ну, будьте последовательны, слезьте с немецих машин, учите детей в Сычуаньских университетах.

А.ПЛЮЩЕВ: Я смотрел фильм, будучи в гостях у тех самых финнов, которые не потерялись в Европе, и когда улетал, там посмотрел проект РЖД современный, а прилетев, проект дореволюционный. Там была та же история. И смотрите, что мы точно не потеряли – государственное участие в подобного рода проектах.

Л.ПАРФЕНОВ: Знаете, и тогда было тоньше, чем еще учит эта история – Прокудин-Горский не получал от государства денег, это даже в голову не приходило ни государству, ни ему. Было такое частно-государственное партнерство.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Он на свои средства все делал?

Л.ПАРФЕНОВ: Было решено, что государство поддерживает, чтобы такое было, чем мы можем поддержать, какие у вас затруднения, профессор? - Вот затруднение такое, что надо бы на месте и проявить – для того, чтобы знать, что получилось. Поэтому он денег не получал, а получал транспорт - потому что на пароходе была лаборатория, и они окучивали города последовательно. Сняли Вытегру – проявили сыновья, вклеили контролечки черно-белые, едут дальше. И останавливались на пересъемку, если к утру выяснилось, что не получилось. И этим не зависели от расписания. Но ему принадлежали авторские права, он выпускал видовые открытки самые первые, цветные, вот такие: «Привет из Ялты», «Привет из Выборга» - кстати, он много Финляндию снимал – кстати, 16-го я там буду показывать.

Но он не на казенных, никаких отпилов и откатов, ничего. Только поддержка. И это было нормально, что это частная инициатива, никто не рассматривал это, как государственную задачу.

А.ПЛЮЩЕВ: «Леонид, вы в «Намедни», в блестящих фильмах о Пушкине, Гоголе с такой любовью говорите об утерянной русской цивилизации. Неужели это наша Атлантида или есть к ней путь через культурные воспоминания? То, что вы делаете, – через покаяние. Какие вы еще видите пути?» - спрашивает Михаил из Москвы.

Л.ПАРФЕНОВ: Ну, конечно, что-то достроить задним числом можно. И конечно, и музыка, литература, да, они – как говорил Сталин? - что русский язык обслуживал империалистическую Россию так же, как он обслуживает социалистическую. Это все так, хотя это другое состояние. И при советской власти нам все время рассказывали про всех русских классиков, как они страшно боролись с царизмом. Если почитать в наших учебниках, то прогрессивность их заключалась, главным образом: Пушкин – создал, Гоголь – разоблачил, Толстой - отобразил, Тургенев - выразил, Маяковский – воспел, Бунина не было, Есенина пропускаем. А про Блока прочитайте сами мелким шрифтом - это у Райкина было когда-то. Так что даже это мы умудрялись не так использовать. Не говоря уже о том, что Пушкин вообще вернулся только в 37-м году - вот в этот странный юбилей. А до этого он был знаменем эмигрантской-белогвардейской культуры.

Что-то, конечно, достроить можно задним числом. Но мы в это время не жили, - вот, в чем дело. У меня есть какие-то сундуки вологодские, какие-то есть расписные шкафчики. Но я не жил среди этого, мне это не досталось, это я потом купил, уже взрослым человеком, лет 10-15 назад всего-навсего, - это совсем другое. Оно родное, но не мое, мне это от дедушки-бабушки не могло перейти, к сожалению, потому что так у нас было.

Так что что-то достроить можно, но не надо выдавать фейк за… сказать, что так и было - нет, так не было. Надо вещи называть своими именами и различать подлинник от подделок.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Всем хочется принадлежать к подлиннику, никто не хочет быть фейком.

Л.ПАРФЕНОВ: В Италии или Франции эта преемственность есть. У нас, увы, не было. Это действительно третья страна.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы сколько снимали этот фильм в России по времени?

Л.ПАРФЕНОВ: Никогда не делаешь только один проект. Ну, год, даже чуть побольше реализация заняла.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: И местные с большим интересом отнеслись к вам. Наверняка вы им показывали эти фотографии, - какая у них была реакция?

Л.ПАРФЕНОВ: Был один мужик возле Вытегры, который помнил, как сгорела церковь 27-главая, деревянная – в 1963 году, по пьянке спалили. Но она уже столько лет стояла никакая, и там бомжи ночевали, и, в конце концов, они ее спалили. Ну и как-то так – а что теперь делать? К сожалению, самая распространенная реакция, когда снимаешь в регионах, а я очень много снимаю, - а чёй-то вы приехали? А зачем? А что у нас? Вот прям с Москвы так и перлись? Да хоть почто? А, так из-за этого ехали? Люди этой ценности не чувствуют, и это самое горькое. Ты даже не можешь им объяснить. Они начинают подозревать – может, что-то в этом есть, что, типа, Москва не поленилась сюда, к нам. Но сами они… и это лишнее свидетельство того, что они это не чувствуют своим, они этим не гордятся.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Не чувствуют, или это чувство безразличия, которое было присуще тем людям, при которых разрушались эти храмы, и они их не пытались сохранить.

Л.ПАРФЕНОВ: Конечно. Теперь это уже дети и внуки тех, они уже не застали это в том состоянии, им непонятно, чем гордиться, в чем ценность. Вот именно – это прерванность. Это может быть только так: ты вырос, и это здесь стояло. Или ты маленьким был, тебя за ручку водили, говорили: вот смотри какая, такой больше нигде нет, только в нашем Белозерске.

Если этого нет, то в 40 с лишним озарение о том, что - 16 век, вы говорите? И не перестраивалась с того времени? – нет, это не снизойдет. Или это надо уж очень большую работу над собой провести.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Я чуть про другое – про чувство безразличия. Оно наверняка было и тогда, когда рушили и взрывали.

Л.ПАРФЕНОВ: Это тоже странно. Конечно, у нас были и антоновское восстание, и разные другие вещи, но странно, что - да, конечно, были страшные репрессии, ужасный каток большевизации, и да, советская власть вроде бы предоставляла какие-то новые карьерные возможности, и миллионы людей переселились из деревни в город, прошла урбанизация, они почувствовали себя другими, отринули всю эту деревенскость – какие-то половики, расписные шкафики бабкины – нужна «хельга» ГДРовская, - это тоже все понятно. Это было везде, но как-то не развратило ту же Восточную Европу, окончательно она оказалась не осоветчена, она довольно легко сбросила.

С другой стороны, 45 лет это разница большая, и конечно, там не был таким оголтелым уже большевизм. Но сейчас причины, почему так было, уже не столь важны - какие мы сейчас судьи тем, кто рубил кресты на церквях, - их уже нет никого. Уже нам дальше с этим жить.

А.ПЛЮЩЕВ: Восстанавливать лютеранскую церковь в Петербурге, наверное, не имеет смысл, но имеет ли смысл возвращать негативы Прокудина-Горского из библиотеки Конгресса?

Л.ПАРФЕНОВ: Во-первых, где находится подлинник, неважно. Случай с фотографией - это же не живопись, - они на самом деле лежат в интернете, и это лучше. Во-первых, Библиотека Конгресса купила это у наследников. Во-вторых, нашей стране это было ненужно все эти годы ни разу и никогда. Ну, воспроизвели портрет Льва Толстого. А так, - ну сплошные лавки по продаже опиума для народа, - что там снято-то? Что можно было снять в любом уездном городе? Прежде всего, какой-то кафедральный собор, главную церковь, что возвышается над всем? – все его пейзажи, - это огромная крестьянская православная страна с яркими сарафанами и мужиками в розовых рубашках.

Невероятные рудокопы на Урале – есть там бригада, 15 мужиков сидят, пятеро в розовом, двое в салатовом, трое в красном, синие в горох – они же домой не бегали, не переодевались. Как тут были, углем своим занимались, так он их и щелкнул.

А.ПЛЮЩЕВ: Я еще обратил внимание на лица людей. Обычно, когда смотришь черно-белые фотографии начала века. У каждой эпохи свои лица. Это вообще отдельная история.

Л.ПАРФЕНОВ: Мне так не кажется. Думаю, что все-таки все, что вокруг контекст другой и то, что одежда совсем другая – взять девочку, которая им была снята отдельно, - такая нарядиха в Топорне – вот представьте такое лицо. Да, гладко убраны волосы, что бросается в глаза – макияжа нет никакого. Но это сейчас вполне хипстерский прием, когда макияжа нет. Оденьте ее в футболку, джинсы, и будет она выглядеть студенткой РГГУ – чистое, ясное лицо, не грубое, свежее. Нет, мне не кажется.

Люди взрослые – да. Особенно, конечно, мундир менял, - конечно, там больше достоинства. Там есть трудовая династия в Златоусте снятая, там старик-приказчик, сын-инженер и дочка-учительница по виду, скорее всего. Там видно совсем другое: это городская чистая публика, как они себя уважают, они это несут. Потому что они не простодушно смотрят на фотографию, они знают, как фотографироваться, все-таки это 1910-е годы, им все понятно, они хорошо одеты, шляпка, пиджак выходной, все прекрасно.

То, что у Платонова было: «до мещанки тебе еще долго расти и учиться нужно», - когда мещанами обзывали при советской власти. А он понимал, какие до революции были мещане, вот эта чистая публика, для которой Молоховец книжки издавала миллионными тиражами. Это знаменитое: Если внезапно нагрянули гости, нет ничего проще: возьмите баранью ногу...», - и дальше.

С.ШЕВАРДНАДЗЕ: Мы с Сашей сошлись в мнении, что это ваш лучший фильм. Кстати, те, кто его видел, тоже так считают. А вы как считаете?

Л.ПАРФЕНОВ: Нет. Они очень разные. Мы сделали до этого две таких огромных доку-драмы – «Зворыкин-Муромец», где Зворыкиным был Сергей Шокуров, и «Глас Божий», где 28 ролей. И это был совсем другой тип фильма, их нельзя сопоставлять. Мне это очень дорого. Наверное, я больше не буду снимать докудраму, во-всяком случае, третью докудраму подряд я очень не хотел снимать. И хотя мы там как бы сделали под это, но мы из этого не делали приема. Мне хотелось просто, чтобы была как будто бы черно-белая хроника, а в ней люди смотрят цветные фотографии, проецируемые на экран. Прокудин-Горский так их показывал.

А.ПЛЮЩЕВ: Как вас, человека, которого время от времени причисляют к «пятой колонне», - как ваши фильмы попадают на Первый канал, а с другой стороны, как вас, человека, фильмы которого идут на Первом канале, воспринимают в этой «пятой колонне»?

Л.ПАРФЕНОВ: Знаете, меня это точно не заботит. Если это кого-то заботит, пусть он и заботится, что касается Первого канала, то я могу только благодарить Константина Эрнста и Светлану Колосову, директора документального вещания, которая очень надежной партнер и с которой все 10 лет, что я не работаю в текущем эфире, все мои фильмы были только на Первом канале, и никто больше мне никогда ничего не предлагал. Да и я больше никому ничего не мог предложить – ну, не было никаких открытых дверей, в которые я мог бы зайти и сказать: «Знаешь, будет 200 лет Гоголю, - как я сказал когда-то Эрнсту, - вот, об этом помнишь только ты, начинай. Это было в 2007 г. - это пригодится, чем будем удивлять?» - будем снимать в его итальянской квартире. Только я добьюсь, чтобы можно было туда влезть, и я приду к тебе договор заключать. Все. Я пришел, показал, и теперь этим будем удивлять. Вот и все. Никаких дургих вещей.

А.ПЛЮЩЕВ: Завтра, в 23.50, на Первом канале смотрите новый фильм Леонида Парфенова «Цвет нации», о чем сегодня шла речь. Спасибо большое.

Л.ПАРФЕНОВ: Спасибо вам большое.

 Отправлено: 25.06.14 22:55. Заголовок: У нас тут нет отдель..

У нас тут нет отдельной темы для Бориса Акунина. Так что текст из его ЖЖ возьму сюда. Уж очень интересная история. И герой неординарный.

Ответ на часто задаваемый вопрос, или Хорошо быть беллетристом

Знаете, в чем разница между героем-суперменом из жизни и из литературы?


Кто ответил: «В том, что в жизни героев-суперменов не бывает» - ошибся.
Правильный ответ: «В литературе герои-супермены всегда выходят сухими из воды, а в жизни - погибают». Потому что сколько веревочке ни виться - всякая фортуна в конце концов иссякает; и потому что Господь Бог – не беллетрист, а автор серьезный, Он туфты не терпит. Комарику, даже самому храброму, со злодеем-пауком не справиться и Муху-Цокотуху не спасти. Таков закон природы.

Вот вам самый что ни есть настоящий герой и практически супермен. Полюбуйтесь на красавца:



Это капитан Френсис Кроми, британский подводник. Вылитый Грегори Пек, правда?



Недавно, для очередного фандоринского приключения, мне пришлось углубиться в историю ранних субмарин. Как это часто со мной бывает, я увлекся, далеко ушел от темы и прочитал две толстенные книги про подводные баталии Первой мировой войны.
Какие там судьбы, какие характеры!
Моряки-подводники той эпохи были еще отважнее авиаторов. Летчики по крайней мере погибали быстро, на свежем воздухе, а экипаж субмарины чаще всего ждала мучительная, медленная смерть от удушья. И никакого почетного погребения – так и оставались гнить в консервной банке, под толщей воды.
На подводных лодках и просто плавать-то было очень опасно, а люди умудрялись еще и воевать.
Наш отечественный подводный флот находился в зачаточном состоянии и ничем выдающимся не отличился. Главными морскими акулами проявили себя немцы, ну и англичане тоже лицом в грязь не ударили.
В 1915 году капитан Френсис Кроми прорвался на своей убогой «Е-16» через контролируемые немцами проливы в Балтику – чтобы защищать Кронштадт и Петроград от атак кайзерского флота. Там (то есть, здесь) молодой капитан до конца войны и оставался.

Кроми был смельчак, сорви-голова. К тому же ему отчаянно везло. Обратите внимание, что на верхней фотографии половина орденов русские, в том числе «Георгий» и «Владимир» с мечами. (А медали «Королевского гуманного общества» за спасение утопающих, не видно, хоть имелась и такая. Герой – он и в мирное время герой).
Капитан Кроми утопил восемь вражеских транспортов, а в ноябре пятнадцатого отправил на дно бронепалубный крейсер «Ундине» - элегантно, без лишнего зверства: почти все немецкие моряки остались живы.
К концу боевых действий на Восточном фронте Кроми командовал всей британской подводной флотилией. Когда Советская Россия капитулировала, обязавшись передать боевой флот немцам, Кроми не подчинился и взорвал свои субмарины.
Назначенный военно-морским агентом (по-современному - атташе) в красный Петроград, этот человек действия не сидел сложа руки. Он не столько занимался дипломатией, сколько готовил антисоветский переворот. С точки зрения британцев русские большевики были предателями, изменившими союзническому долгу, и церемонничать с ними было нечего. (Ленин, конечно, совершил ужасную ошибку, сдавшись немцам за несколько месяцев до их краха. Если бы не позорный Брестский мир, вся история нашей страны сложилась бы по-другому. Но не буду отвлекаться. Я ведь пишу не про политику, а про супермена).
Заговорщик из Кроми получился довольно неуклюжий. Он попался в сети ЧК, которая повела с англичанином сложную агентурную игру. Но 31 августа, после того как правые эсэры убили Урицкого и стреляли в Ленина, Советы решили извести всю «контру» под корень, не миндальничая.
Наплевав на дипломатический иммунитет, отряд чекистов ворвался в здание британского представительства. Пока сотрудники жгли компрометирующие документы, капитан Кроми в одиночку отстреливался из двух «браунингов» - и, кажется, продержался достаточно, чтобы все бумаги сгорели.
Вообще-то в реальной жизни, в отличие от кино, если один человек затевает перестрелку с целой командой, его быстро убивают. Потому что в ответ на одну пулю летит десять или двадцать. Но Кроми метко стрелял не только торпедами. Он свалил трех чекистов, а потом был убит. Потому что жизнь – не кино и не роман.
Эх, если бы эту сцену описывал беллетрист, героический капитан обязательно уцелел бы. Ка-ак подпрыгнул бы, зацепился бы за портьеру, перемахнул на подоконник, все время продолжая палить из пистолета, да вышиб ногой стекло, да – во двор, в вихре осколков. А там, внизу, конечно, лежало бы какое-нибудь сено. Скок на забор, кувырк на улицу, и поминай как звали.
Но храброму капитану прострелили его отчаянную голову, и он упал, и его увезли в морг.

Это я всё к чему пишу?
К тому, уважаемые читатели, что я – не суровый Господь Бог, а беллетрист, и у меня супермены почем зря не погибают. Мало ли что Фандорину стреляли в голову? Разве супермены от такой ерунды погибают?

 Отправлено: 31.07.14 03:27. Заголовок: Сто лети назад начал..

Сто лети назад началась Первая мироваЯ война... На сайте "Газета" - публикация Тамары Эйдельман (учителя истории и дочери Натана Эйдельмана):

«Людям в истории войн не место»

Тамара Эйдельман о том, почему каждый второй россиянин не знает, кто с кем воевал в Первую мировую

Более половины россиян не смогли назвать причины начала Первой мировой войны, сообщает ВЦИОМ. Каждый второй не знает, кто с кем воевал. Только 9% опрошенных сказали, что войну начала Австро-Венгрия, остальные грешат на Британию, Францию и США. С вопросом, как изучают Первую мировую войну в школах и что изменилось за последние десятилетия, «Газета.Ru» обратилась к преподавателю истории московской гимназии №1567 Тамаре Эйдельман.

Ответ очень прост: не изменилось практически ничего. Ну разве что статью Ленина «Война и российская социал-демократия» больше не цитируют, хотя я продолжаю ее внимательно изучать. Пусть дети знают, как дедушка Ленин «желал поражения собственному правительству» и хотел превратить «империалистическую войну в гражданскую». Но это так, замечание в сторону.

А в целом никаких принципиальных изменений нет.

Война, которую на Западе называют The Great War, Великой войной, чье окончание все еще продолжают отмечать, в нашей стране, как это ни дико звучит, почти никого не интересует.

Конечно, ей посвящено несколько (немного) параграфов в учебниках, приводятся карты важнейших сражений, рассказывается о том, как война повлияла на экономику России — вот, пожалуй, и все.
Ян Левченко о том, как начиналась Первая мировая и почему она не стала последней
Столетний маятник

Мало того, изучение войны по-прежнему разорвано на две части: предполагается, что дети должны знакомиться с ней с помощью учебников как по отечественной, так и по всеобщей истории. В результате в учебниках по истории России событиям на Западном фронте уделяется не слишком много внимания, что вроде бы логично, ведь есть же история всеобщая. Есть-то она есть, только учителя всегда на ней экономят — часов не хватает. В результате такие важнейшие для европейской истории события, как, например, битва под Верденом или сражение на Сомме, не привлекают особого внимания учеников.

Что касается роли России в Первой мировой войне, то здесь по-прежнему основной пафос заключается в том, что в 1914 году наша страна «спасла своих союзников», вступив в войну до завершения полной мобилизации. Вроде бы как пожертвовала собой ради неблагодарных французов и англичан. Об этом говорится и пишется очень давно и повсюду, от учебников до «Августа 14-го» Солженицына. Вот только если бы мы имели возможность внимательнее изучать военные действия во Франции, да и вообще войну в комплексе, то, наверное, поняли, что, «спасая французов», Россия спасала и саму себя.

Ведь вся суть немецкого блицкрига как раз заключалась в том, чтобы быстро расправиться с Францией, а затем все силы сосредоточить на России.

Мысли о том, что Россия, сорвав блицкриг, помогла не только союзникам, но и себе, я не видела ни в одном учебнике.

Другая особенность нашего школьного подхода к Первой мировой войне — она вдруг как-то неожиданно и совершенно непонятно для школьников обрывается на конце 1916 года. Можно подумать, что как раз в этот момент война и закончилась. Понятно, что при изучении российской истории мы дальше начинаем рассказывать о бурных событиях 1917 года. Россия в 1917-м практически не воюет. Фронт стоит и постепенно разваливается. Короткая попытка летнего наступления закончилась неудачей. О чем тут говорить? И опять — о том, что происходило на Западе в 1917–1918 годах, написано в учебниках по новейшей истории.

Все верно, но в результате в восприятии школьников возникает тяжелый перекос. Вот Россия воевала-воевала, а потом вроде бы как перестала. Но разве можно понять политическую ситуацию 1917 года, не вспомнив, что все события в России разворачивались на фоне продолжавшейся войны?

И еще одна вещь — очень распространенное мнение, которое разделяют как школьники, так и взрослые, что к 1917 году Россия проигрывала войну. Эта иллюзия закрепляется тем, что в учебниках сначала подробно рассказывается об экономических проблемах, о страшном военном, политическом и экономическом кризисе 1915 года… А что было потом? Ну да, Брусиловский прорыв, вот и все. Но ведь к концу 1916 года экономические проблемы уже решались, фронт стабилизировался и, что самое главное, уже стало ясно, что Германия не выдерживает войны на два фронта и вот-вот рухнет.

Вот этой мысли — о том, что в 1917 году Россия находилась в стане победителей, которые должны были вот-вот закончить войну, — этого мне очень не хватает в наших учебниках.

Большевики в своем стремлении к власти сыграли на естественном желании людей как можно скорее установить мир. Но ведь если бы Россия не вышла из войны в 1917 году, то и война в целом могла закончиться раньше. Не было бы страшных сражений 1918 года, не было бы сотен тысяч лишних смертей. Не получилось. Почему бы об этом не поговорить? Поговорить, конечно, можно, но раздробленность сведений в учебнике мешает, путает школьников, сбивает их с толку.

Есть и еще одна особенность, характерная, увы, для изучения практически всех войн. Все внимание уделяется прежде всего технической стороне войны. Первая армия двигалась из пункта А в пункт Б, вторая из пункта Б в пункт В и так далее. От стрелочек на картах, дат и цифр рябит в глазах. И в этом отношении Первой мировой повезло еще меньше, чем другим.

Героев 1812 года мы хоть каких-то знаем, о людях Второй мировой много и часто пишут. А кто сражался на фронтах Первой мировой войны?

Наверное, традиция неупоминания этих людей сложилась еще во времена, когда нельзя было говорить о подвигах тех, кто потом воевал в составе белой армии или ушел в эмиграцию. А может, дело не только в этом.

Курс преподавания истории в школе продолжает концентрироваться прежде всего вокруг политической и экономической истории — людям здесь не место, если они не политики или генералы.

Понятно, почему в нашей стране так мало и редко вспоминают о Первой мировой войне не в юбилейные годы. За этой войной последовало столько тяжелых и трагических событий — революции, Гражданская война, военный коммунизм, коллективизация, сталинский террор. Поневоле начинаешь уделять этой теме не так уж много места, жертвуя какими-то подробностями ради других тем. Это тоже понятно. Недостаток времени — вечный предмет жалоб учителей.

Но если бы можно было изучать войну более комплексно, не отрывать события, происходившие в России, от того, что было на Западе, не сводить всю суть войны к передвижению армий, а говорить с детьми о людях на войне, то насколько сильнее и глубже они смогли бы прочувствовать тот ужас, который обрушился на Европу в 1914 году. Прочувствовать и, может быть, сделать выводы о том, что такое война и почему ее нельзя допускать.

Автор — заслуженный учитель России, член правления межрегиональной общественной организации «Объединение преподавателей истории», преподаватель истории московской гимназии №1567

 Отправлено: 01.08.14 02:55. Заголовок: Сто лет с начала Пер..

Сто лет с начала Первой мировой войны.

Александр Блок

Петроградское небо мутилось дождем,
На войну уходил эшелон.
Без конца – взвод за взводом и штык за штыком
Наполнял за вагоном вагон.

В этом поезде тысячью жизней цвели
Боль разлуки, тревоги любви,
Сила, юность, надежда... В закатной дали
Были дымные тучи в крови.

И, садясь, запевали Варяга одни,
А другие – не в лад – Ермака,
И кричали ура, и шутили они,
И тихонько крестилась рука.

Вдруг под ветром взлетел опадающий лист,
Раскачнувшись, фонарь замигал,
И под черною тучей веселый горнист
Заиграл к отправленью сигнал.

И военною славой заплакал рожок,
Наполняя тревогой сердца.
Громыханье колес и охрипший свисток
Заглушило ура без конца.

Уж последние скрылись во мгле буфера,
И сошла тишина до утра,
А с дождливых полей все неслось к нам ура,
В грозном клике звучало: пора!

Нет, нам не было грустно, нам не было жаль,
Несмотря на дождливую даль.
Это – ясная, твердая, верная сталь,
И нужна ли ей наша печаль?

Эта жалость – ее заглушает пожар,
Гром орудий и топот коней.
Грусть – ее застилает отравленный пар
С галицийских кровавых полей...

 Отправлено: 01.08.14 23:49. Заголовок: Женя, спасибо! Всег..

Женя, спасибо!
Всегда интересна была эта тема.
Хорошо, что сейчас стали больше говорить об этой войне, надеюсь и после юбилея не забудется. Сегодня, например, в новостях показывали открытие памятника героям на Поклонной горе.